Demi Lovato – Heart Attack
5 курс
Пятый курс был худшим. Я думала так про каждый год в Хогвартсе, потому что каждый из них начинался с более сложных приключений, чем предыдущий. Но факт оставался фактом: пятый курс пока что был худшим на моем опыте. Он начался с того, что я стала видеть пророческие сны. Сначала я решила, что это поможет мне бороться с Волдемортом, но Дамблдор и Стайлс (особенно Стайлс) объяснили мне, что дело обстоит иначе. Если я могу заглянуть в голову Темного лорда, это значит, что он может сделать то же самое. А ещё это значит, что Волдеморт может манипулировать моими мыслями. Когда он осознаёт нашу связь, он может предлагать мне неправдивые сценарии. Подставить меня. Привести в ловушку. И поэтому мне нужно учиться противостоять этому. Так что теперь я проводила два часа в неделю в кабинете Зельеварения, занимаясь очередными унижениями. Раньше Стайлс издевался надо мной в контексте зелий, теперь же он вышел на новый уровень. Теперь он мог прорваться в мои мысли. Увидеть все самое сокровенное. То, чем я не хотела делиться. И сопротивление стоило мне всего на свете. Но на этом издевательства не кончились. В этом году у нас появился новый преподаватель Защиты от Темных искусств. В этот раз на службу в Хогвартс поступила сотрудница Министерства магии, Долорес Амбридж. Казалось бы – госпожа Амбридж работала в той сфере, где с Темной магией сталкивались чаще всего. Она могла поделиться с нами важной информацией, своим опытом. Она решила этого не делать. Вместо этого она приняла решение учить нас только тому, что даёт учебник. Не больше. Ни шага в сторону. Никакой практики – слишком опасно. По ее словам, нам никогда не пригодится этот предмет в реальной жизни. Как говорила Амбридж, нам вполне хватит теоретических знаний. Только вот я не собиралась мириться с этим. Защита от Темных искусств – один из самых важных предметов в наших жизнях. Особенно сейчас, когда угроза Волдеморта становилась сильнее с каждым днём. Что, к слову, Министерство тоже отрицало. Так что я пыталась бороться с глупым строем Долорес Амбридж. Сопротивлялась, как могла. За что я получала отработки. И сейчас я пришла на урок Леглименции сразу после этой чертовой отработки. Моя правая ладонь болела. Она уже перестала кровоточить, но боль была просто невыносимой. У Амбридж была какая-то волшебная (неудивительно) ручка. Она заставила меня писать на бумаге одну фразу, раз за разом.Я никогда не буду врать.
И чем больше я писала эту фразу, тем сильнее она выводилась на моей ладони. Порез за порезом. Я привыкла к боли с самого детства. Я не привыкла, что боль причиняют мне преподаватели. А теперь мне ещё нужно было пройти через пытку чтением мыслей. Стайлс направил на меня заклинание. Я сконцентрировалась. А потом случилось то, чего я совсем не ожидала. Я уже испытывала такое ощущение, но не настолько сильно. У профессора Стайлса получалось прорываться в мои мысли, но лишь на мгновения. Как правило, он не мог узнать из моих мыслей ничего такого, что уже не знал. Но сегодня я изначально была не в настроении. Сегодня я была не в себе, потому что мне достался отвратительный преподаватель Защиты, потому что она пыталась утвердиться за мой счёт, потому что она сделала мне больно. И у меня перед глазами проскочил весь сегодняшний вечер. Я снова увидела, как Амбридж читает мне лекцию о том, что я мешаю ей преподавать. Что я несу в массы неправильное мышление. Увидела, как она просит меня прийти к ней на отработки. Я словно снова побывала в ее жутком розовом кабинете. И снова почувствовала, как на моей руке выводится надпись. А потом я снова оказалась в кабинете Зельеварения, но на этот раз профессор Стайлс смотрел на меня с таким пугающим выражением на лице, что мне вдруг стало стыдно за то, чего я не делала. Мне приходилось раз за разом напоминать себе, что я ни в коем случае не была виновата. Я не заслуживала отработок. Амбридж отказывалась видеть очевидное и просто отыгрывалась на мне. Но после того, как на моей руке появились шрамы (казалось бы, мне что, не хватало шрама на лбу?), стало сложно верить в собственную правоту. – Что произошло? – произнес профессор Стайлс так тихо, что у меня по всему телу прошли мурашки. Таким тоном он разговаривал, только когда очень сильно сердился. И на своей памяти я не так уж много раз очень сильно сердила Стайлса. Такого никто не хотел. Никто не был до конца уверен, что Стайлс не применит к ним Авада Кедавру. – Ничего, – пробурчала я. Я сильнее вцепилась в свою палочку. Может, он не до конца понял, что увидел? Может, если я не буду показывать ладони, он не поймет? – Грин… – Все в порядке. Он в два шага сократил между нами расстояние и схватил меня за руку. От соприкосновения у меня по всему телу прошли мурашки. Стайлс никогда близко не подходил к своим ученикам и уж точно никого не трогал. Это было против его природы. Профессор Зельеварения всегда дистанцировался. Я знала, что он пару-тройку раз таскал меня на руках (например, выносил из Тайной комнаты, а еще помогал привести меня в чувства после того, как я грохнулась в обморок при виде дементоров на третьем курсе), но все эти разы я была без сознания. О контакте мне потом рассказывал Найл. Сейчас, когда он взял меня за руку, у меня почти что перед глазами потемнело. Это было так странно, непривычно, что я даже не сориентировалась. Позволила ему раскрыть мою ладонь. Мужчина со свистом втянул в себя воздух. – Это она сделала? – практически прорычал он. У меня защипало глаза. Соберись, Шарлотта, – скомандовала я самой себе. – Не хватало еще разрыдаться перед Стайлсом. Мне было так обидно за то, что произошло. Мне надоело, что вся волшебная Великобритания раз за разом скидывала на меня все проблемы. Мне хотелось быть обычной школьницей. – Чисто технически, – пробормотала я, отводя взгляд. Я быстро моргала. – Не она, а ее заколдованная ручка. Мне показалось, что я услышала, как у Стайлса скрипнули зубы. – Пошли, – он потянул меня за руку в сторону кладовки. Так и не отпустил. – Это надо срочно залечить. Он оставил меня около двери в кладовку и где-то с минуту агрессивно гремел там склянками. Затем профессор Зельеварения снова вернулся в кабинет, расставил склянки на своем столе и снова попросил мою руку. – Что ты сделала? – спросил он коротко, натирая мою ладонь какой-то мазью. Начало щипать, но не сильно. – Несколько раз предлагала устроить практические занятия, – прошипела я. – Знаешь, что? – Стайлс спросил это так громко, что я подпрыгнула. – Мне плевать, что ты сделала. Ни одно нарушение правил не заслуживает физических наказаний. Он поставил банку с мазью обратно на стол с таким звоном, что ей впору было бы разбиться. Я открыла рот, чтобы ответить, но слов не нашла. Да и не успела найти, потому что мужчина продолжил негодовать: – Как она вообще смеет так себя вести со школьниками… Гарри Стайлс за меня заступался. Такого никогда не случалось. От этого плакать захотелось только сильнее. Я попыталась сдержаться. Правда попыталась. Никто бы и ни за что не одобрил плачущую спасительницу мира. Тут даже повода до слез особенного не было: да, мне порезали руку за то, что я пошла против преподавателя. Со мной случалось и похуже – вспомнить хотя бы прошлый год и Турнир Трех волшебников, в котором меня почти что принесли в жертву Волдеморту. Но почему-то то, что произошло с Амбридж, ранило больше всего. Наверное потому, что было слишком нечестным. У меня против воли вырвался всхлип. Стайлс, который в этот момент потянулся за бинтами, замер на полпути. Я с ужасом осознала, что сделала. Чтобы сделать все еще хуже, я поспешно вытерла глаза. – Я ее убью, – решительно заявил Стайлс, бросая бинты обратно на стол и выхватывая из кармана пиджака свою палочку. Я не успела даже сориентироваться, как мужчина направился к выходу из кабинета. Он шел так быстро, словно трансфигурировал свои ботинки в какие-то скороходы. – Не надо! – жалобно крикнула я, когда все-таки сориентировалась. – Пожалуйста! – Она не имеет права применять насилие к ученикам, – прошипел преподаватель Зельеварения, который и сам, как я хорошо знала, каждую секунду рабочего дня мечтал избить своих школьников. – Я все скажу Дамблдору, а потом… – Я не хочу, чтобы вас из-за меня уволили! Я поверить не могла, что, во-первых, Стайлс, казалось, серьезно относился к своему намерению убить Долорес Амбридж, и, во-вторых, я только что и правда призналась в том, что не хотела, чтобы профессора Зельеварения выгнали из Хогвартса. Стайлс вопросительно изогнул бровь, и я, кажется, покраснела. – Если вы ее убьете из-за меня, вас выгонят, и ваш уход будет на моей совести, – пожала плечами я. – И что ты предлагаешь? – Я поговорю с Найлом, Олли и Льюисом, – пожала плечами я. – Мы как-нибудь ей отомстим. Как всегда делали. На что можно было сто процентов рассчитывать, так это на то, что мои друзья найдут способ разыграть ненавистного профессора. Все эти годы от розыгрыша Стайлса их сдерживала только я, утверждавшая, что профессора Зельеварения на самом деле было, за что уважать. А уж если я скажу им, что сделала Амбридж, моих друзей будет не остановить. – Хорошо, – наконец, кивнул Стайлс. – Но я об этом ничего не слышал, поняла? Я кивнула. Мне захотелось улыбаться, но я решила, что это уже слишком. Мужчина вздохнул и вернулся ко мне. Снова взялся за бинты. Бурю удалось избежать.Сейчас
Чарли
Когда мы отправлялись на поиск крестражей, в глубине души я понимала, что это займет очень много времени. Но тогда мне было сложно представить такое далекое будущее. Я мыслила настоящим. Так что тогда я даже не думала, что буду справлять Рождество в палатке в неизвестном мне лесу. Но так случилось. – Иззи, – сказала я, разливая чай. Рождественский ужин мы проводить не собирались, но мы хотели забрести в какую-нибудь магловскую деревню и хотя бы украсть себе тортик. Нужно было хоть чем-то себя порадовать. – Мм?.. Она все еще читала сказки Барда Бидля. Я не знала, как она еще не сошла с ума. Как бы мне ни нравилось перечитывать книги, подобное чтиво вряд ли было чем-то захватывающим, к чему хотелось возвращаться раз за разом. Девушка считала, что тот треугольник что-то значил. Она верила, что, если прочитает сказки достаточное количество раз (миллион?..), до нее дойдет смысл рисунка. – Я знаю, что ты не одобряешь, – мы говорили на эту тему много раз. И пока с нами еще был Луи, и когда он уже от нас ушел. Каждый раз решение было одинаковым: от меня все только и ждут, что я там появлюсь. Так нельзя. – Но я подумала еще раз, и мне кажется… Нам все-таки нужно наведаться в Годрикову впадину. Одно только имя деревушки, в которой я появилась на свет и в которой вся моя жизнь пошла под откос, посылало волну мурашек по всему моему телу. Я никогда там не была. Меня никогда не пускали. Иззи закрыла книгу, взяла свою чашку с чаем и вздохнула. Я знала, что последует: она скажет, что тоже думала над этим. – Я тоже над этим думала. А потом повторит, что это слишком опасно. Волдеморт наверняка оставил там охрану. Едва мы там появимся, нас схватят. Хорошо, если мы сможем выбраться. Хорошо, если живыми. Так разговор шел раз за разом. – Мне кажется, ты права. Я так широко распахнула глаза от удивления, что Иззи даже захихикала. Она знала, какого ответа я ждала. Разговоры о месте моего рождения стали уже этакой традицией со своим форматом. Они всегда одинаково начинались и одинаково заканчивались. – Что? – продолжила улыбаться Ришар. С тех пор, как мы пустились в бега, Иззи больше не красилась и в дизайнерские вещи не одевалась. Это было логично: мы путешествовали по лесам. Во-первых, ее никто не видел. Во-вторых, у нас просто не было времени на все это. И только сейчас я понимала, какой же Иззи была… юной. Ненамного старше меня. Не так уж давно закончила школу. Без косметики мы могли сойти за ровесниц. Она была такой же, как и я. А раньше казалась такой… самодостаточной молодой женщиной. – Я тоже над этим много думала! – повторила Ришар. – У нас ведь все равно нет идей, где искать, так? Эта буквально единственная. Я кивнула. – Я думаю, можно попробовать. Тем более, – она замялась. – Сегодня ведь Рождество. Наверняка Пожиратели празднуют дома, с семьями. Картина показалась мне такой абсурдной, что я прыснула со смеху. – Предлагаю выдвигаться, когда стемнеет, – продолжала Иззи. – Темнота будет еще одним нашим помощником. Я еще раз кивнула. Я ненавидела темноту, но с началом войны стала относиться к ней иначе. Все, что могло меня скрыть, было моим другом. Темнело рано, так что мы упаковали все наши вещи уже в четыре часа. Я помогла Иззи затолкать все в ее бездонную сумочку, она перекинула ремешок через плечо и посмотрела на меня. – Готова? От вопроса перехватило дыхание. В нашей поездке, с одной стороны, не было ничего особенного: мы просто собирались посмотреть на городок, в котором я родилась восемнадцать лет назад. Я не помнила о нем абсолютно ничего. С другой стороны… Это место было тем, где моя жизнь пошла не так. Если бы не Волдеморт, если бы не война, моя жизнь была бы другой. Каждые каникулы я бы навещала любящих родителей. К нам бы присоединялись Лили и ее муж – Зейн. Может быть, даже с детьми. Было так не по себе от мысли, что я впервые увижу место, где все могло бы быть иначе. – Да, – выдавила я. – Готова. В голове пронеслась мысль: как же жаль, что с нами нет Гарри. С ним мне было легче переживать такие времена. Его ненормальное желание меня вечно защищать и ограждать сейчас бы мне очень пригодилось. Мне так надоело полагаться только на себя. – Ручку, – Ришар протянула мне руку и хитро улыбнулась. Она не знала, о чем я думала, и пыталась разрядить атмосферу. Девушка наверняка тоже чувствовала себя некомфортно. – Да, миледи, – постаралась навесить на себя приветливую маску я. В ту же секунду, что нас закружило в трансгрессии, в голове пронеслась мысль: И когда это все только закончится?Иззи
На самом деле, я не думала, что поездка в Годрикову впадину была хорошей идеей. Не поймите меня неправильно: я и правда думала, что мы сможем там что-то найти. Не крестраж, конечно, но ценную информацию наверняка. Но мне казалось, что этим в свое время должен был заняться, например, Стайлс. Или кто угодно. Без Шарлотты. Я сомневалась, что девушка сможет выдержать подобную поездку. Нет, она, конечно, не умрет, но ее и так достаточно помотала жизнь. Что может стать, если она постоит на месте, где убили всю ее семью? Даже мне было не по себе от перспективы, что уж говорить о Грин. – Как пусто, – заметила Чарли, оглядываясь. Мы «появились» за каким-то зданием, – наверное, пабом, – и только сейчас вышли на главную улицу. Несмотря на то, что уже наступил вечер, самое время для начала «жизни», на улицах никого не было. – Конечно, – кивнула я. – Рождество. Все наверняка сидели дома, праздновали с родными. Или в пабе с друзьями. Я снова подумала о Луи и Гарри. Не то чтобы наше с Грин празднование было пределом мечтаний, но мы хотя бы были вместе. Чего я не могла сказать о мужской части нашей компании – у этих идиотов не было никаких друзей кроме меня и Чарли. Сколько бы Томлинсон ни возражал, а они с Гарри и правда были очень похожи. Два нелюдимых идиота. Прямо напротив нас, в каких-то метрах ста, стояла церковь. Свет в ее окнах не горел, и выглядела она не рабочей. – Там, наверное, есть кладбище, – голос Шарлотты заставил меня вздрогнуть. Она смотрела туда же, куда и я. И думала о том же, о чем и я. Она хотела найти могилы родителей и сестры. – Пошли? – спросила я, вяло улыбнувшись. Я совсем не понимала, как стоит себя вести в подобной ситуации. Я даже подумать не могла, что мы в ней окажемся. В моем воображении к могилам семьи Шарлотту вел Стайлс. В конце концов, его с этой семьей связывало намного больше, чем меня. Да и с Грин у них отношения были ближе, чем у кого-либо. На улице сильно похолодало, и шел снег. Мне пришлось плотнее закутаться в пальто. Я не рассчитывала на такие холода, когда нас собирала. Кажется, это была первая холодная зима в Великобритании за многие годы. Сейчас, когда вокруг никого не было, мы решили снять мантию-невидимку. В конце концов, вдвоем под ней было тесновато. Да и все равно мы обе были под действием Оборотного зелья. Нас бы ни за что не узнали. Мы просто уже привыкли маскироваться сильнее, чем нужно. Мы молча перешли дорогу и направились к церкви. Под ногами хрустел белый, сияющий снег – благодаря ему было сложно поверить, что уже наступила ночь. Он освещал все вокруг своим блеском. Как и церковь, кладбище было маленьким. И выглядело оно так, словно на него уже давно никто не приходил. Вероятно, здесь уже не делали новые захоронения. – Давай разделимся, – сказала Грин. Выглядела она совсем поникшей, и это было понятно. Я не представляла, каково это: не только расти без родителей, но и не иметь в жизни никаких родительских фигур. Возможно, подобную роль и занял Дамблдор, но ведь это случилось, только когда Шарлотте исполнилось одиннадцать лет. Грин была одним из самых несчастных людей, которых я знала – на втором месте в моей голове шел Гарри. И даже несмотря на свою нелегкую судьбу, на свою сумасшедшую историю и на дикое давление со всех сторон в столь юном возрасте, Чарли оставалась жизнерадостной, приветливой и любящей. Она была моей героиней. Я бродила между могилами, останавливаясь у каждой: все надгробные камни были такими старыми, что имена с первого взгляда на них разобрать было практически невозможно. Честно говоря, я не думала, что семья Чарли захоронена здесь, но проверить все равно стоило. Щеки уже щипало от холода, но мы продолжали искать. С того самого момента, как мы прибыли в Годрикову впадину, мое настроение сменилось: сначала я согласилась на поездку только потому, что нам все равно было нечего делать в Рождество, но сейчас мне начинало казаться, что здесь и правда что-то было. Словно в ответ на мои мысли я услышала оклик Грин: в ее голосе звучало что-то между испугом и волнением, и я насторожилась. Инстинктивно схватившись за палочку, которая лежала в кармане моего пальто, я пошла на голос девочки, которая выжила. С Шарлоттой все было в порядке, и я выдохнула от облегчения. Я становилась очень дерганной, и я не знала, когда это пройдет (и пройдет ли вообще). – Что такое? Нашла? Девушка перевела взгляд на меня, а потом на камень. Еще раз. Отрицательно покачала головой. А потом прошептала: – Посмотри. Я нахмурилась и подошла ближе к девушке. Дыхание вырывалось из моего рта паром. Мне хотелось вернуться в теплый Хогвартс. Посидеть перед камином со Стайлсом и обсудить, как же нас достали дети, которых мы учим. А не вот это вот все. Я перевела взгляд на надгробие, и тоже ахнула. Камень был старым, настолько стершимся, что имя на нем было едва различимо, а даты – и подавно. Чарли сбросила с камня большую часть снега, но он все равно был под ним почти погребен. Я приблизила лицо к камню и прочитала:Игнотус Певерелл
Прямо над именем в камне был вырезан тот самый треугольник, который я видела в сказках Барда Бидля. И создавалось впечатление, что треугольник был новее, чем надпись на камне. – Это же оно? – в голосе Чарли звучала нотка надежды, которая меня даже удивила – раньше девушка не проявляла никакого энтузиазма по отношению к историям Барда Бидля. И она, и Луи, и Гарри считали, что Дамблдор оставил мне книгу «просто так». – Да, – прошептала я. У меня и самой сердце колотилось с безумной скоростью: я не знала, что все это значило, но это определенно был какой-то прогресс. Или хотя бы связь с книгой: в конце концов, теперь это был не случайный рисунок. – Ты знаешь, кто это? – спросила Грин. – Игнотус Певерелл? Сердце ухнуло. Потому что мой ответ был совсем не таким обнадеживающим, как Шарлотта, наверное, ожидала: – Нет, – покачала головой я. – Но я взяла с собой много книг. Как только разобьем лагерь, начну поиски. Грин кивнула. Затем она повернулась и обвела взглядом городок, который нас окружал. – Как ты думаешь, их дом все еще здесь? Она не говорила «мой», и это было логично. Она ведь совсем не помнила свою жизнь в доме с родителями и Лили. – Пошли, посмотрим.Чарли
Честно говоря, я ожидала большего. Нет, Годрикова впадина выглядела точно так же, как я представляла после просмотра кучи семейных фотографий. Дело было не в городке. Я думала, что, если когда-нибудь сюда попаду, на меня нахлынут эмоции. Грусть, досада, тоска, одиночество – все, что угодно. Я была уверена, что не смогу здесь выдержать и часа, настолько все вокруг будет кричать: «Здесь был дом, которого тебя лишили». Ничего из этого не случилось. То ли потому, что за последние несколько лет я пережила столько кошмаров, что убийство родителей, которое я не помнила, перестало быть самым страшным. То ли потому, что наши с Иззи постоянные побеги, мысли о войне и груз всего мира просто лишили меня способности нормально чувствовать. Я чувствовала только пустоту внутри. Она не покидала меня с того самого момента, как мы уехали из Хогвартса. Дом моей семьи был на месте. А перед ним стояла табличка:На этом месте от руки Волдеморта погибла семья Грин – семья, верно служившая добру и волшебному миру. Их младшая дочь, Шарлотта, стала первой волшебницей в истории, которая смогла пережить Смертельное заклятье. Этот дом, полностью скрытый от маглов, был сохранен в изначальном виде как напоминание о том, что насилие может сделать с человечеством.
Мерлин, уже прошло целых пятнадцать лет. А рана от того, что меня лишили семьи, была все такой же свежей. На табличке были прикреплены записки. Десятки. И все они говорили примерно одно и то же:Шарлотта, где бы ты ни была, мы с тобой. Долой Сами-знаете-кого, Чарли Грин, мы в тебя верим! Будущее за Армией Дамблдора.
Я невольно задумалась, что бы сказали эти люди, если бы им пришлось выбирать между мной и Волдемортом перед Пожирателями. Большая часть из них наверняка сразу бы перебежала на другую сторону. Люди, как правило, ценят свою жизнь больше, чем общее благо. Сердце сжалось от мысли, что никто не знал, какую роль в битве играл Гарри. За него никто не болел и не переживал потому, что он был знаменит как Пожиратель смерти. Пожиратель, ответственный за образование нового поколения волшебников. Чистокровных волшебников. Боковым зрением я заметила движение, и мгновенно вцепилась в палочку в кармане пальто. Ришар повторила мое движение – наше внимание значительно обострилось за время жизни в бегах. К нам медленными, шаркающими шагами приближалась пожилая женщина. Она пристально смотрела на меня, и, когда наши взгляды встретились, у меня в голове щелкнуло: я видела эту женщину на фотографиях, которые мне удалось выцепить за годы поисков хоть какой-то информации о родителях и сестре. Да, на тех фотографиях она была моложе, но я все равно смогла ее узнать. – Мисс Бэгшот? – спросила я осипшим от волнения голосом. Все это время мне словно не верилось, что мы попали в город моего детства. Я ничего в нем не помнила, а потому даже не могла толком по нему скучать. А Батильда Бэгшот была настоящим звеном во всей этой истории. Знаменитая волшебница, автор учебников по истории, близко общалась с моими родителями, была частым гостем в нашем доме. Наверняка даже помогала Лили с домашними заданиями или отчитывала ее за неумелость. Батильда кивнула. Она была почти такой же пожилой и умудренной как Дамблдор. Что-то мне подсказывало, что она понимала, с кем разговаривала. Она наверняка чувствовала, что перед ней стояли люди, прячущиеся за Оборотным зельем. А кто мы такие было нетрудно вычислить по тому, у какого дома мы стояли. Батильда подняла руку и поманила нас за собой. Мы с Иззи переглянулись: все это было так странно. Еще минуту назад ее даже рядом не было, а сейчас она, что? Приглашала нас к себе домой? – Почему она молчит? – прошептала Иззи. Мы двинулись за Батильдой, потому что не пойти было невозможно. Когда тебя звала за собой легенда магического мира, лучше было заткнуться и послушаться. – Не знаю, – пожала плечами я. Сердце колотилось где-то в горле. Неужели я была в каких-то минутах от того, чтобы узнать что-то важное? Было видно, что Батильда нас ждала. – Наверное, чтобы не привлекать внимание. Мы молча шли за пожилой волшебницей, и я видела, что Иззи не выпускала палочку из руки ни на секунду. Эти месяцы научили нас подозревать всех вокруг во всем на свете. Доверять лишь единицам. Да и Батильда правда была странным персонажем: несмотря на ее роль в жизни моей семьи, на ее выдающуюся биографию, она стала одним из «информаторов» Риты Скитер. Предполагалось, что Батильда Бэгшот билась с нами на одной стороне, но это не помешало ей рассказать скандальной журналистке жуткие сплетни о Дамблдоре, которые та потом опубликовала. Какими бы правдивыми те сплетни ни были, я не считала действия Батильды правильными: стоило оставить свои истории при себе. Скитер не была человеком, достойным этих знаний. Дамблдор не заслужил такого обращения с собой. Мы все совершаем ошибки, но далеко не все спасают мир. А Дамблдор спасал его почти каждый день одним своим существованием. Чего не скажешь ни о Батильде Бэгшот, ни о Рите Скитер. И все же колдунья нас явно ждала. Она знала, кто стоял около дома Грин. Она выглядела так, словно ей было, что нам сказать. А что, если Дамблдор оставил меч ей? – пронеслось у меня в голове. Мое сердце сразу же забилось в миллион раз быстрее. Да, в этом был смысл. Батильда общалась с Дамблдором. Совершенно точно была на нашей стороне. Жила рядом с домом моего детства. Кому оставить меч, если не ей? – Что, если у нее меч Гриффиндора? – прошептала я еле слышно, но для Иззи хватило. – Я тоже об этом думаю, – ответила она так же тихо. – Я не знаю, Чарли… Иззи всегда во всем сомневалась. В этом был свой плюс: ее привычка помогала мне мыслить критично. Но сейчас, по-моему, сомнений быть не могло. Все кусочки пазла встали на место. Медальон, который висел у меня на шее, вдруг начал пульсировать. Неужели почувствовал, что его скоро уничтожат? Реакция крестража придавала мне сил. Дом Батильды хоть и был жилым, но мало отличался от дома моей семьи. Он был таким же постаревшим и хилым, что наводило на мысль: насколько в своем уме вообще была Батильда Бэгшот? Она осознавала, в каком доме жила? За то время, что мы шли за ней, она ни разу не обернулась, зато мы с Иззи озирались, как ненормальные. Не могли перестать думать, что из-за угла в любой момент может выпрыгнуть Волдеморт. Внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи: свет почти не горел, помещение освещали свечи. Мебель была старой, потрепанной. На всех поверхностях лежал толстый слой пыли, а в углах красовались паутины. Мерлин, а что, если Батильда уже давно сошла с ума? В таком случае мы опоздали. От нее ничего не добьешься. Я видела, как поморщилась Иззи при виде такого беспорядка. Я ее не осуждала: девушка любила чистоту. Ее кабинет в Хогвартсе был эталоном красоты. – Мисс Бэгшот, – начала я, удивившись звуку своего собственного голоса. Мы так долго шли в тишине, что я уже и забыла о том, что могла говорить. Атмосфера вокруг в целом напоминала какой-то нереальный мир. – У нас совсем мало времени, нам просто нужно кое-что у вас узнать… Батильда покачала головой из стороны в сторону, и мы с Иззи нахмурились. Почему она молчала? Она вообще могла говорить? В голове промелькнула жуткая мысль: что, если Рита Скитер с ней что-то сделала, только чтобы Батильда больше ни с кем не делилась своими знаниями?.. Колдунья что-то промычала и снова махнула рукой: следуй за мной. Иззи тут же встала рядом, но Батильда замотала головой. Ришар нужно было остаться здесь. Девушка нахмурилась. – Чарли… – начала она. – Иззи, – покачала головой я. – Все будет в порядке. – Мне это не нравится… – Слушай, – я кивнула на старуху, которая стояла в проходе и все еще выжидающе на меня смотрела. – Она такая дряхлая, что я с ней, если что, справлюсь. Девушка лишь поджала губы в ответ, но выбора у нас не было: Батильда явно не была расположена к переговорам, и единственным способом узнать, что же такое она хотела нам сказать, было пойти за ней. А Иззи она ничего говорить не собиралась. Я пошла за пожилой волшебницей, продолжая подмечать, в каком же ужасном состоянии находился ее дом. Женщина давно не убиралась, и все вокруг пропахло старостью. Слои пыли были такими толстыми, что я начинала сомневаться, что Батильда даже перемещалась по дому. Неужели у нее не было родственников? Или если были, что же между ними такого произошло, что они не помогают ей? Батильда шла к лестнице, ведущей на чердак. В моей голове пронеслось: хранить меч Гриффиндора на чердаке? Что за бред… Я махнула головой: никто бы в жизни не стал искать меч у Батильды Бэгшот. Дамблдор знал, что делал. Лестница на чердак была узкой и хлипкой. Я просто понадеялась, что она не развалится прямо сейчас. Чердак оказался еще грязнее, чем сам дом. На нем не было света, и мне пришлось воспользоваться Люмосом. Люмос не показал мне ничего, что я хотела бы увидеть: чердак Батильды Бэгшот можно было описать только словом «кавардак», что, кажется, можно было применить и к ее психическому состоянию. Повсюду валялись вещи, слои пыли были почти размером с наваленный хлам. – Мисс Бэгшот, – мой голос дрожал, и я себя обругала: Грин, нужно себя контролировать. Ты в нескольких шагах от того, чтобы получить главный артефакт для борьбы с Волдемортом. Нужно держать марку. – Вы должны мне что-то передать, правда? Бэгшот повернулась и посмотрела на меня таким странным взглядом, что я испугалась, что она совсем не в себе. Что, если она даже не вспомнит, что должна сделать? Или, например, куда вообще спрятала меч? Рита Скитер, что ты сделала? Я заметила, что Батильда обращала больше внимания на огонек на моей палочке, чем на меня. Я откашлялась и повторила: – Вы что-то должны мне передать? Она отвела взгляд от моей волшебной палочки, посмотрела на меня каким-то странным взглядом и спросила: – Ты Грин? Мое сердце забилось намного быстрее. И крестраж вдруг занервничал сильнее. – Да, – ответила я. Во рту пересохло. Я была близка к мечу. Мерлин, неужели уже сегодня мы сможем уничтожить крестраж? – Хорошо, – кивнула она. У меня вдруг закружилась голова, а перед глазами на мгновение потемнело. Шрам заболел так сильно, что мне показалось, что я раскалываюсь надвое. В глубине души я уже понимала, что происходило. А потом я увидела другую обстановку. Я не знала, где я была, но я услышала холодный, высокий голос: – Держите ее. Я сделала шаг назад, ахнув. Перед глазами снова появился чердак Батильды. Женщина все так же смотрела на меня. Пристально, не сводя глаз. Я прошептала: – Мисс Бэгшот, профессор Дамблдор что-нибудь для меня оставил? Времени оставалось совсем мало. Волдеморт узнал, где я. Нужно действовать. Срочно. – Вон там, – она кивнула на какую-то груду хлама в углу. Она что, хранит меч Гриффиндора в куче хлама? Я несколько мгновений всматривалась в кучу, но потом краем глаза я уловила движение. У меня были годы тренировок. Я реагировала мгновенно. Стоило мне уловить малейшее изменение в атмосфере, как я крепче схватилась за палочку и повернулась к Батильде, готовая атаковать в любую секунду. Но я была не готова к тому, что я увидела. Ни в одной вселенной. Батильда находилась в процессе какой-то трансформации. Она превращалась в змею. Нагайна. Сердце ухнуло вниз. Я замешкалась на пару мгновений, а Нагайна уже метнулась в мою сторону. Я вскрикнула и попыталась увернуться, но ей удалось меня задеть. Плечо окатило волной обжигающей боли. Я споткнулась. Держать ее, – командовал голос Волдеморта в голове. Крестраж на груди пульсировал так, что, кажется, шевелил ткань моего свитера. Я с трудом оставалась в сознании. Мне было страшно. Мне было больно. Мое сознание норовило пропасть, направиться куда-то еще. Оно стремилось к Волдеморту. – Чарли! – крик Иззи был таким пронзительным, что вернул меня в реальность. Он стал моим спасательным кругом. Все происходило быстро, за считанные секунды, но мне казалось, что время замедлилось. Мимо пролетела вспышка красного света. Змея, которая ползла ко мне, пролетела мимо и ударилась в стену. Я встала на колени, а потом на ноги. И тогда до меня донесся хруст. Я с ужасом посмотрела под ноги и поняла, что я встала на свою палочку. Из груди вырвался стон отчаяния и чистого ужаса. Палочка. Шрам болел так сильно, что я не могла видеть и думать. Меня словно поливали раскаленным железом. Я сжала челюсти, наклонилась и схватила палочку. Я починю. Потом. Иззи починит. Она мастерица Трансфигурации. – Иззи! – крикнула я. Я не видела, где она. Чья-то рука коснулась моего предплечья. Я знала, что это была Ришар. Но я ничего не видела. Не могла. На чердаке было темно. Шрам болел. Я услышала шипение, потом Ришар выкрикнула заклинание. Раздался звон. Она промазала и разбила окно. Я находилась в аду. И все вокруг меня горело. – Надо уходить, – простонала я. – Он… идет сюда… Я подмечала мир вокруг меня отрывками. Я заметила, как Иззи повернулась ко мне и посмотрела на меня полными ужаса глазами. Во мне что-то щелкнуло. Нужно уходить. Срочно. Я схватила Иззи с такой силой, что, думаю, на ее руке останутся синяки. Мне было наплевать. Я бросилась к окну. Почувствовала, как осколки разбитого стекла режут мне кожу, но мне было уже все равно. Я чувствовала, что он рядом. Если бы только Гарри был с нами, – подумала я. Он бы все решил. Он бы знал, как действовать. Мы трансгрессировали прямо в воздухе. Мне показалось, что я услышала разочарованный крик. Темнота трансгрессии не прошла, и я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, я лежала в палатке. На кровати. Я замычала, и этот звук отдался эхом боли в моей голове. Мне захотелось снова потерять сознание, только чтобы не чувствовать боль во всем теле. – Чарли? – обеспокоенный голос Иззи. Я снова замычала, нахмурилась и открыла глаза. Бывшая преподавательница Трансфигурации смотрела мне прямо в глаза. Ее лицо покрывали мелкие царапинки, которые она наспех заживила. Через пару часов не останется и следа. – Сколько… времени? – Восемь утра, – ответила Ришар. – Ты была без сознания. Я кивнула и, издав что-то, похожее на скрип, села. Несколько секунд комната передо мной расплывалась, но потом я взяла себя в руки. В голове кружили сотни непонятных воспоминаний, но за одно я уцепилась с ужасом. – Моя… палочка? Лицо Иззи так помрачнело, что мне расхотелось знать ответ на мой вопрос. – Я уже пыталась ее починить, – пробормотала девушка. – У меня не вышло. Мне очень жаль. Смысл ее слов дошел до меня с первого раза, но я отказывалась его понимать. – Ты уверена? – спросила я. Мой голос был хриплым от усталости. Я боялась представить, как я выглядела. – Ты же мастер, может вспомнишь еще какое-то заклятье… – Чарли, – покачала головой Иззи. – Я попробовала все, что могла. Палочку нельзя просто взять и заклеить. Магия так не работает. Я опустила голову и вздохнула. Мне так не хотелось плакать, но я была на грани. Я знала, что имела в виду Иззи. Знала еще до того, как вообще задала вопрос: Найл сломал свою палочку на втором курсе, кое-как заклеил и мучился с ней еще год, потому что она отказывалась работать так, как следовало. Палочки нельзя было починить. Но можно было надеяться. Я втянула в себя воздух, зажмурилась, чтобы только не расплакаться, и сказала: – Спасибо, что пыталась. Я это ценю. Я знала, что Ришар смотрела на меня полными сожаления глазами, что она хотела мне помочь и поддержать, но прямо сейчас мне хотелось остаться одной. Спрятаться. Больше никогда и ни с кем не разговаривать. Гарри бы знал, что делать. – Крестраж? – спросила я, желая только направить мысли в любое другое направление. Я не хотела думать о Гарри. Слишком больно. А мне и так плохо. – Я его убрала, – ответила Иззи. – Мне кажется, после сегодняшнего нам обеим стоит от него отдохнуть. Я была такой слабой и уставшей, что не могла и не хотела спорить. В чем смысл? Все и так было хуже некуда. Мы все еще не знали, где находится меч Гриффиндора – единственный доступный нам способ для уничтожения крестража. Более того, нас почти поймал Волдеморт, и теперь все знали, что я не сбежала из страны (вероятно, Пожиратели на это надеялись). Мы не только ни на шаг не приблизились к нашей цели, я еще и умудрилась сломать собственную палочку – единственное, что делало меня достойным соперником Волдеморта. Без палочки я никто. Сил на слезы не было. – Все наладится, – улыбка Ришар была такой вялой, что становилось ясно: она и сама себе не очень-то верила. – Ложись спать. Что я и сделала.