The Score – Can You Hear Me Now?
3 курс
Поезд вдруг остановился, и мы с Найлом нахмурились. «Хогвартс-экспресс» ушел с платформы девять и три четверти около трех часов назад, и мы с Найлом на правах уже давних учеников (третий курс, как-никак) заняли целое купе на нашу небольшую компанию: я, Хоран, Льюис и Олли. К нам несколько раз пытались присоединиться другие ребята, но мы всех бесцеремонно прогоняли. С однокурсниками сидеть не хотелось, а все младшекурсники, как правило, только таращились на шрам на моем лбу и мешали нам разговаривать, потому что постоянно задавали мне глупые вопросы. А ты помнишь, как выглядит сама знаешь, кто?А шрам болит?
Когда ты убьешь сама знаешь, кого?А как часто шрам болит?
Последние три часа мы обсуждали все, что произошло с нами за лето: Льюис с родителями летал в Америку и много чего видел. Он показывал нам фотографии разных достопримечательностей, а мы только охали да ахали. Найл и Олли еще периодически задавали Льюису глупые вопросы о разных деталях на фотографиях, потому что магловская жизнь для них была чем-то диковинным. Найл провел лето дома и все время играл с братьями в квиддич. Он хотел быть лучшим игроком в команде Гриффиндора. Хотел забрать кубок у Слизерина, потому что в Слизеринскую команду в прошлом году взяли какого-то очень богатого и очень популярного Эйдена Байерса, и Найла это бесило. – Эти дурацкие аристократы, – шипел Хоран. – На дух их не переношу. Наша команда просто обязана утереть им нос. Семья Олли была очень богатой, так что лето они провели в своем втором доме во Франции. Загорали, ели деликатесы, отдыхали. Я же… Я провела лето у Дурслей. Я практически не выходила из дома, читала учебники, которые заказала для нового учебного года, пряталась от Дадли, который очень любил надо мной издеваться: сумасшедшая «волшебница» (вся семья все еще считала мои способности психическим отклонением) в очках. Столько поводов посмеяться надо мной! Я готовила, убиралась, старалась никому не попадаться на глаза. Считала дни до того момента, как мы с Патриком вернемся в Хогвартс и забудем о том, что в нашей жизни существует это семейство. Еще несколько лет, – продолжала твердить я самой себе. – И я стану совершеннолетней. Я смогу жить там, где захочу. Так, как захочу. Я больше никогда их не увижу. Всего несколько летних каникул, и я буду свободна. – Что такое? – нахмурился Найл, поднимаясь со своего места. Я последовала его примеру и выхватила волшебную палочку из-за пояса джинсов. Я не знала, что «Хогвартс-экспресс» вообще мог останавливаться. – Поезд сломался? – слышала я голоса других наших однокурсников. Все уже вылезли из своих купе. Хотели знать, что случилось, и как скоро это исправят. Все наверняка только и мечтали о приветственном ужине в Главном зале. – Пытаемся выяснить, – кажется, Макгонагалл. Окна запотели. Я обратила внимание, что Олли нарисовал на нашем что-то неприличное. Льюис одобрительно захихикал. Мальчики, – пронеслось у меня в голове. Мне совсем не нравилось то, что происходило. Я не понимала, что именно случилось («Хогвартс-экспресс» мог сломаться? Тут был машинист? Я путешествовала этим способом далеко не первый раз, но так мало о нем знала), но мне казалось, что происходило что-то нехорошее. – Там словно кто-то в поезд заходит, – сообщил Олли, который стоял, прижавшись лбом к стеклу. Рядом с его неприличным шедевром теперь красовался еще отпечаток его лба. Мое сердце начало колотиться с удвоенной силой. Я еще не успела до конца прийти в себя от встречи с Василиском в прошлом году. Неужели еще какой-то кошмар? Нет, спасибо. – Пойду, посмотрю, что творится в коридоре, – сказал Найл. Он потянулся к ручке в нашем купе, но открыть его не успел, потому что это сделал кто-то еще. Я перевела взгляд на дверь и ахнула. Передо мной стояла фигура. Она была одета в темный плащ. Капюшон натянут на лицо, и я не могла видеть, кто скрывался под ним. Почему-то казалось, что лица под капюшоном нет и вовсе. Глупость какая-то. Да ведь?.. Посетитель громко дышал, и его дыхание звучало хрипло, нездорово. Так, словно мертвый ожил, – в голове промелькнула не самая приятная мысль. Когда посетитель увидел, что я на него смотрела, он поспешно убрал руку обратно в рукав, но я все равно заметила, что его кожа была мертвенно-синего оттенка. Сначала у меня внутри все похолодело. Перед глазами поплыло. Потом я услышала голос Найла: – Чарли! И все вокруг потемнело. Когда я снова открыла глаза, надо мной было лицо профессора Стайлса. – Слава Мерлину, – буркнул он. Выглядел он как всегда: весь в черном, длинные кудрявые волосы распущены, на лице – недовольное выражение. Учебный год еще не начался, а профессора Зельеварения уже все достали. Я несколько раз растерянно моргнула. За Стайлсом виднелся Найл. Мой друг выглядел очень встревоженно. Где-то неподалеку я слышала голоса Олли и Льюиса, хотя разобрать то, что они говорили, у меня не получилось. – Что случилось? – прохрипела я. Мой голос и в лучшие времена нельзя было назвать очень мелодичным, но сейчас он и вовсе звучал ужасающе. – Какие-то козлы… – начал было Найл, и Стайлс ответил одновременно с ним: – Мы их накажем самым строгим образом. Я нахмурилась. В сознании все еще было очень мутно, и мне было тяжело цепляться за мысли. Я вспомнила, что «Хогвартс-экспресс» казался мне сломавшимся, но сейчас он снова двигался. Починили? Или тогда остановка все-таки была спланированной? Я поняла, что лежала в своем купе. Меня уложили на кресла, и Стайлс сейчас сидел рядом со мной. Мне захотелось поежиться. – Профессор Стайлс, – услышала я чей-то голос. Перед глазами все расплывалось, и до меня дошло, что на мне не было очков. Я надеялась, что они хотя бы не разбились и не сломались. Денег на новые и времени их купить у меня не было. – Пошел вон отсюда, – отрезал мужчина, не поворачиваясь к дверям. – Профессор Стайлс, мы же просто пошутили! – Кто же знал, что она такая впечатлительная! – Я тебя сейчас придушу, – прошипел Найл и рванулся вперед. Олли и Льюис преградили ему дорогу. Кого бы Хоран ни хотел избить, при профессоре этого делать все-таки не стоило. – Мы с вами поговорим, когда вернемся в Хогвартс, – ответил Стайлс. Он говорил тем самым холодным тоном, который никому не хотелось слышать направленным в свою сторону. Такой тон значил, что профессор Зельеварения уже был на грани. Еще немного, и он пошлет в тебя Аваду. – По вашей милости Слизерин начнет год с минус сотней очков. – Профессор Стайлс! – Молчать! Здесь были Слизеринцы? Я никогда не слышала, чтобы Стайлс так разговаривал со своими любимцами. – Я обязательно поговорю с профессором Дамблдором о вас, – мужчина поднялся и поправил пиджак. С моей позиции лежа таким образом он казался просто огромным. Устрашающим. – Очень надеюсь, что вас хотя бы отстранят от учебы на полгода. А еще лучше – отчислят. Это был профессор Стайлс, которому совершенно точно не стоит переходить дорогу. Слизеринцы что-то забормотали, но, кажется, решили уйти, пока их декан не убил прямо на месте. Мужчина повернулся к Хорану: – Пусть еще полчаса отлежится и может идти, куда хочет. С этими словами он вышел из купе. Я слышала, как два мальчишеских голоса, которые до этого пытались ворваться к нам, продолжали донимать его уже в коридоре. Стайлс только отвечал им тем же рассерженным голосом. – Что случилось? – повторила я. Олли, Найл и Льюис заговорили в один голос. Причем мне показалось, что все трое рассказывали историю с абсолютно разных углов. Только минут через десять рассказа и после полусотни наводящих вопросов я смогла восстановить историю. Несколько Слизеринцев решили пошутить. Они переоделись в дементоров и пустились по поезду всех пугать. Больше всего напугать хотели именно меня, потому что Слизеринцы ненавидели Гриффиндор в целом, а меня – в частности. Никто из этих идиотов не рассчитывал, что я упаду в обморок от испуга. Сейчас, когда мои друзья пересказывали мне историю, мне и самой казалось какой-то полнейшей глупостью, что я на нее так отреагировала. Но в тот момент я была полностью уверена, что на нас напали, что мне вот-вот настанет конец… Когда я упала в обморок, Найл бросился за преподавателями. Первым он, конечно же, встретил профессора Стайлса, который уже с палочкой наготове несся наказывать тех, кто устроил переполох в «Хогвартс-экспрессе». Профессор Зельеварения всей душой ненавидел розыгрыши. Они часто происходили именно на Гриффиндоре, и в тот момент Стайлс, скорее всего, мечтал в очередной раз накричать на ненавистный ему факультет. К его же удивлению оказалось, что виноват его родной Слизерин. И что пострадала я. – Он так перепугался, когда узнал, что тебе стало плохо, – в голосе Олли звучало удивление. – Я и подумать не мог, что Стайлс способен на подобные реакции. Я тоже, – проскочило в голове. – Ну, в общем, потом он перенес тебя на кресла, – продолжал рассказывать Найл. Мои щеки вспыхнули. Стайлс носил меня на руках? Как неловко… Профессор Зельеварения постоянно критиковал меня за то, что я попадаю в проблемы и сама себя калечу. И вот опять. Хотя, если подумать, тут я все-таки не была виновата. – А потом нашел тех, кто нас разыграл: их к тому моменту уже поймала Макгонагалл. Слышала бы ты, как он на них орал! – Я не знал, что Стайлс может кричать на своих любимчиков, – покачал головой Льюис. – Я думал, он их по головке погладит. Я могла только отвечать «я тоже» у себя в голове. Я проучилась у профессора Стайлса целых два года, но так и не поняла, что от него ждать. Какой он на самом деле. То он казался мне одним из моих главных помощников, то он наказывал меня практически ни за что. – Он назначил им отработок на полгода! – Олли ликовал. Олли ненавидел Слизеринцев больше кого-либо в Гриффиндоре. Я подозревала, что за этой ненавистью стояла какая-то личная история, но делиться ей наш друг пока что не хотел. – Они так визжали от возмущения! – Сколько я была в отключке? – выпалила я. – Где-то минут сорок, – ответил Хоран. – Стайлс успел тебя уложить, найти злоумышленников, наорать на них, вернуться и привести тебя в чувства. Я закрыла глаза. Мне было очень стыдно. Как, почему я вообще так отреагировала на глупый детский розыгрыш? Я прошла через столько страшного, что испугаться Слизеринцев в мантиях – просто стыдно. Профессор Стайлс встал на мою сторону. Он мог бы рассмеяться и назвать меня слабачкой – я бы даже не возмутилась. Он был бы абсолютно прав. Только ненормальная упала бы в обморок от обычного розыгрыша. Но профессор решил, что неправы его студенты. Почему-то мне стало очень приятно. Я подавила улыбку. Еще не хватало, чтобы мои друзья подумали, что я улыбаюсь от мыслей о Гарри Стайлсе.Сейчас
Без своей палочки я чувствовала себя… голой. Уязвимой. Практически беспомощной. Мы с Иззи все так же меняли место нашего лагеря каждый день. Все так же по очереди дежурили и штудировали книги, дневник, думали, где же можно найти пресловутый крестраж. На время моих дежурств Ришар всегда одалживала мне свою палочку, и это должно меня было радовать – в конце концов, я снова могла колдовать, – но этот жест доброты делал все только тяжелее. Я дежурила в ночь. Раньше я даже и подумать не могла, что соглашусь на такое: сон был для меня чем-то священным, чем-то, без чего я просто не могла обойтись. Сейчас ложиться спать было страшно. Я знала, что в ту же секунду, что моя голова коснется подушки, меня настигнут мысли. Я буду прокручивать в голове все, что произошло за последние месяцы. Сначала я вспомню, как мы поругались с Луи, какие противные вещи он говорил. Потом я обязательно напомню себе, что ввязала своих друзей в такую передрягу, из которой они, возможно, даже не выберутся живыми, и что я себя за это презираю. Я начну паниковать, что из крестражей у нас все еще только медальон, и что даже это достижение ничего не значит, потому что мы понятия не имеем, как его уничтожить, а, значит, ни на шаг не приближаемся к победе над Волдемортом. А после всего этого я обязательно вспомню, что Стайлс меня не любит. Что все это время в моей душе теплилась искорка надежды, что он испытывает ко мне что-то, похожее на симпатию, которая со временем может развиться в нечто большее, но Гарри ее потушил одним коротким разговором. Я буду думать о том, что мне сказала Иззи – что на самом деле Гарри меня любит, – и обмусоливать в голове каждый момент, что я проводила с ним наедине, пытаться найти там подтверждение словам Ришар. И я не смогу найти это подтверждение. На этом моменте я либо погружусь в тревожный сон, полный кошмаров, либо так и не смогу уснуть вообще. Я ненавидела ночи. Поэтому я дежурила каждую ночь. Мы с Иззи договаривались дежурить по четыре часа, а потом меняться, но я часто давала ей поспать подольше. Мне была невыносима одна мысль, что придется снова проходить через кошмар, который у меня ассоциировался со сном. Первое время Ришар меня оговаривала, но потом бросила. Поняла, что меня все равно не исправить. Сейчас я сидела на улице, около входа в нашу палатку, тепло одетая и закутанная в плед. Я могла бы остаться в палатке, но стены давили. Мне хотелось подышать свежим воздухом. Я смотрела на карту мародеров уже часа полтора. Изучила каждый ее миллиметр и пришла к заключению: в два часа ночи Гарри Стайлса не было в школе. Ни в подземельях, ни в Главном зале, ни в кабинете, ни в покоях, ни в кабинете директора. Нигде. Он был где-то еще. В голове роились миллионы мыслей, которые я там видеть совсем не хотела: Собрание у Волдеморта?Может, он на свидании?
Что могло случиться так поздно? Почему он не был в своей комнате? Он всегда уходил в свои покои около полуночи.Что, если он нашел себе новую Кэролайн Фейн?
Гарри уже знает о том, что произошло в Годриковой впадине?Я не переживу, если у него кто-то появится.
Меня бесило, что мои мысли раз за разом возвращались к теме его личной жизни. Она меня совсем не касалась: Гарри ясно дал понять, что ему на меня наплевать. Кто бы у него ни появился, это не моя конкуренция. Просто потому, что я не была конкуренцией.Ты слишком маленькая. Ты даже близком не стояла с девушками, с которыми он встречается. Он любит Лили.
Меня бесило то, как сильно меня волновала личная жизнь Стайлса. Мне нужно было думать совсем о других вещах. Где меч? Где крестражи? Где сейчас Волдеморт, и сколько он знает о нас? Я злобно сложила карту и убрала ее в рюкзак. Мне пора переставать таращиться на эту вещицу каждую ночь. Сегодня – последний раз. Я бросила рюкзак в палатку, вылезла обратно и села, смотря прямо перед собой. Лес был темным, но тьма меня больше не пугала. Вокруг меня было слишком много кошмаров, чтобы бояться простой темноты. Я сомневалась, что задремала, но я совершенно точно морально отключилась, потому что, когда где-то за деревьями появилось свечение, я дернулась так сильно и резко, что практически потянула спину. Я вцепилась в палочку Ришар, которая освещала Люмосом лишь маленький отрезок вселенной передо мной. За деревьями совершенно точно кто-то двигался, и, судя по цвету свечения, это был патронус. Мы со Стайлсом так много времени убили на это заклинание, что я могла узнать его повсюду. – Какого… – прошептала я, поднимаясь. Мозг отключился. Вероятно, мне стоило намного чаще спать и лучше питаться – в конце концов, я пропускала большую часть приемов пищи, потому что у меня попросту пропало чувство голода. И теперь у меня не было сил ни на что. Ни моральных, ни физических. Патронус. Неужели кто-то отправил нам сообщение? Я осторожно ступала между деревьями, приближаясь к свечению. Оно было совсем рядом. Я вышла из-за дерева и с трудом подавила вскрик, который захотел вырваться из груди. Передо мной стоял олень. Патронус-олень. Точно такой же, как был у Гарри. – Гарри?.. – прошептала я дрожащим голосом. В этом мире существовало немного патронусов, которые я могла узнать в одно мгновение. Патронусы Найла, Олли, Льюиса и Саманты, потому что я помогала им научиться этому заклинанию весь пятый курс. Мы проводили так много времени за этим колдовством, что выучили своих помощников в деталях. И патронус Гарри Стайлса. Потому что в один прекрасный вечер его олень провел в моей спальне несколько часов, передавая сообщения своего хозяина. Потому что я была безнадежно влюблена в этого человека. Я знала каждое его движение. Каждую черточку его внешности. Я представляла, что он скажет на ту или иную реплику. Конечно же, я знала, как выглядел его патронус. Мерлин, он что, хочет мне что-то сказать? – пронеслось в голове, и сердце замерло: что такого могло случиться, что Стайлс захотел отправить патронус с сообщением? Это же опасно. Я быстрее зашагала в сторону оленя. Как только наши с ним взгляды встретились, патронус вдруг сорвался с места и побежал дальше. Мне потребовались немалые усилия, чтобы сдержать разочарованный вскрик: да что такое? Почему ты от меня убегаешь?! Я постаралась себя успокоить: наверное, Гарри хотел передать мне сообщение лично. Чтобы никто, даже Иззи, не подслушал. А поэтому патронус и уводил меня подальше. Мерлин, что могло случиться? Я ускорила шаг. На улице было безумно холодно, но я не чувствовала мороза. Я спешила за патронусом. Что, если он приведет меня к Гарри? Мысль была идиотской. Нормальная, не влюбленная и не тоскующая Шарлотта Грин это понимала. Но этой Шарлотты Грин во мне оставалось все меньше и меньше. Чертов патронус не останавливался, и мне хотелось проклясть Стайлса. Что он творил? Зачем? Что такого он пытался мне поведать, что нельзя было сделать это при Иззи? Чарли, твои чувства взаимны, – прогремел в голове голос Ришар, и я поспешно дернула головой, отгоняя от себя эту мысль. Нет. Иззи ошиблась. Нет смысла пытаться убедить себя в обратном. Я так торопилась, так старалась не упустить из взгляда бежавшего оленя, что, когда он вывел меня на опушку, я даже не сразу поняла, что наше путешествие окончилось. Я нервно, даже дико, начала озираться. В голове пульсировала мысль: где Гарри? Мне понадобилась минута, чтобы понять, что хозяина патронуса здесь не было. И еще минута, чтобы осознать, какой же жалкой я ухитрилась стать всего лишь за год моей жизни. В центре поляны, на которую меня вывел патронус, располагалось заледеневшее озеро. Патронус стоял на самом берегу, и его свечение отражалось в кристально чистом льду, тем самым подсвечивая само озеро. – Что ты хочешь мне сказать? – спросила я, делая шаг к патронусу. Олень наклонился и стукнул копытом. Он молчал. Что мне сделать, чтобы он заговорил? Именно в этот момент я наконец-то обратила внимание на странное ощущение в области груди. До этого я думала, что я бежала так быстро, что у меня заболело сердце. В этом не было ничего удивительного, учитывая то, как сильно я переживала и сколько ледяного воздуха я вдохнула. И только сейчас я поняла, что это было не мое сердце. Это был крестраж, который висел у меня на шее. Он пульсировал почти так же сильно, как когда почувствовал приближение своего хозяина. Только в этот раз пульсация была иной. Как будто бы… напуганной. Я нахмурилась. В голове начинала формироваться мысль, за которую я еще не могла ухватиться. Олень стоял и больше не пытался от меня убежать. Это значило, что мы дошли туда, куда он хотел. – Озеро?.. – с растерянностью спросила я. Крестраж у меня на груди бился в чем-то, похожем на панику. Почему он так боялся Гарри Стайлса? В этом не было никакого смысла. – Что может быть в озере? Патронус был не настоящим животным, но я все равно приближалась к нему аккуратными шагами, словно боясь спугнуть. Часть меня даже хотела протянуть ему руку, познакомиться, добиться доверия – прямо как нас учил Хагрид на третьем курсе. Где Гарри? Я вспомнила, что он был не в Хогвартсе. Где он? Почему он отправил своего патронуса? – Что ты хочешь мне сказать? – спросила я тихим голосом. Изо рта вырвалось облачко пара, и только в этот момент я вспомнила о том, как же холодно было на улице. Сердце колотилось в бешеном ритме. Где Гарри? Что происходит? Почему его патронус молчит? Что мне нужно сделать, чтобы он заговорил? Я подошла практически вплотную к патронусу, и он все еще стоял, смотря мне в глаза. Он совершенно точно ждал от меня какого-то действия. Я понятия не имела, какого именно. И в этот момент я вдруг обратила внимание на озеро. Я не знала, что конкретно привлекло мое внимание, и почему это не случилось сразу, но сейчас я впервые взглянула на озеро по-настоящему. Оно было небольшим, полностью покрытым льдом. Лед был таким чистым, что становилось ясно: в округе никто не жил, никто не успел загрязнить водоем. Сквозь лед можно было бы днем увидеть все озеро насквозь, но я почему-то могла сделать это и сейчас. Сначала я подумала, что это происходит благодаря свечению патронуса, но быстро поняла, что причина была не в этом: что-то светилось на дне озера. Я поправила очки – иногда я так скучала по линзам, которые носила последние полгода в Хогвартсе, но сейчас ими пользоваться я не могла, – и присмотрелась. Я ахнула. На дне озера лежал меч. Это совершенно точно был меч Гриффиндора: что еще за меч мог валяться на дне Мерлином забытого озера, да еще и к тому же охраняться патронусом Гарри Стайлса? Гарри был здесь, – пронеслось в голове. Он наверняка спрятал здесь меч, а потом отправил своего патронуса, чтобы показать мне место. В ту секунду я не думала: выбора у меня не было, и я даже не стала бы над ним раздумывать. Я положила палочку Иззи на снег и стала раздеваться. Я могла бы прыгнуть в ледяную воду полностью одетой, но это бы мне ничем не помогло: одежда бы только усложнила мой спуск, да и к тому же мне хотелось вернуться к чему-нибудь теплому после заплыва по зимнему озеру. Воздух был таким холодным, что казалось, что он режет мне кожу. – Иначе меч нельзя было передать, – недовольно прошипела я, оставшись в одном белье. Я взяла палочку и направила ее на лед, чтобы разбить его. В ту секунду мне было абсолютно наплевать на то, простужусь я или нет. Меч Гриффиндора был прямо передо мной. Всего лишь пара минут, и он будет моим. Мы с Иззи сможем уничтожить чертов крестраж, который принес нам столько проблем. Помнишь, как ты так же сиганула в озеро перед Стайлсом? – прошептало мне на ухо сознание. Я бы обязательно захихикала, если бы мне не было так холодно. – Или как Стайлс на четвертом курсе почти в истерике подбирал тебе способы справиться с заплывом на Турнире? Тогда, на четвертом курсе, помощь Гарри казалась мне настоящим кошмаром. Мне было стыдно, что я ничего не могла сделать сама. Сейчас, четыре года спустя, мне было тепло вспоминать о тех днях. И я понимала, что слишком много на себя тогда брала: мне было всего четырнадцать лет. Почему я думала, что смогу справиться с таким масштабным испытанием сама? Мерлин, я бы сейчас не отказалась от советов Гарри и его постоянной помощи. – К черту, – прошипела я. Я постоянно окуналась в воспоминания, и это ничем не помогало: прошлое уже не вернуть. Я никогда не смогу вернуться в «счастливые деньки» четвертого курса. Нужно было ценить их раньше. И чем дольше буду откладывать заплыв, тем тяжелее мне будет: будет все холоднее и страшнее прыгать в озеро. Плавать я не любила и за минуту совершенно точно не полюблю. Я вдохнула побольше ледяного воздуха (ощущение было таким омерзительным, словно меня ударили ножом изнутри), зажмурилась и прыгнула в воду. Вода была такой ледяной, что на мгновение показалась мне обжигающей. Я распахнула глаза, и мне было так плохо, меня со всех сторон словно бы тыкали иголками, что мне изо всех сил пришлось сдерживать вдох. Я видела меч. Он был прямо передо мной, но все равно далеко – под водой я двигалась намного медленнее, чем в реальной жизни. Я раз за разом вспоминала Турнир трех волшебников. Это были одни из тяжелейших и худших месяцев моей жизни (если не считать, конечно же, тот ужас, что происходил со мной сейчас), потому что я чувствовала себя слабее и глупее других участников. Потому что за мной постоянно следили (куда уже больше?) и обвиняли в том, что я была лгуньей: каким-то образом влезла туда, куда мне нельзя, и строю из себя жертву. Как всегда. Типичная Шарлотта Грин. Почему я так медленно плыла? Неужели холод делал сложнее даже мое передвижение? Меч был прямо передо мной. Мне оставалось только протянуть к нему руку, и он будет моим. Время вокруг замедлилось. Я знала, что была под водой считанные секунды, потому что у меня еще не закончился воздух, а сдерживать дыхание надолго я все равно не могла. Пальцы коснулись холодного металла меча (или он не был холодным? Может только вода была холодной? Существовал ли холод в принципе?), как что-то изменилось. Воздух в легких кончился за секунду, и я с трудом подавила нервный вдох. Если вдохну – наглотаюсь ледяной воды, и сделаю только хуже. Нужно выбираться. Я слишком долго распиналась. И только я захотела поплыть наверх, как я поняла. Воздух кончился не потому, что я слишком медленно действовала. Воздух кончился потому, что что-то вцепилось в мою шею и теперь душило меня. Я заметила это не сразу и из-за нервного напряжения, и из-за того, что вся заледенела и в целом ничего не чувствовала. Я метнулась в сторону, думая, что просто запуталась в какой-нибудь растительности, которую не сразу заметила. Давление никуда не делось. Более того, оно даже усилилось. Легкие начали гореть. Мне очень хотелось вдохнуть. Я знала, что этого делать нельзя. Я протянула руку к шее, желая избавиться от дурацких водорослей, которые меня душили. До этого момента я все еще верила, что меня душили водоросли. Мои пальцы коснулись разгоряченного металла, и я захотела вскрикнуть, но вовремя опомнилась. Крестраж. Меня душил крестраж. Душа Волдеморта понимала, за каким артефактом я нырнула. И она не собиралась позволять мне им завладеть. Какая же я дура. За семь лет моей магической карьеры я успела натворить сотни глупостей. Я ставила под угрозу свою жизнь, а потом получала выволочки от Гарри, который раз за разом повторял, что нужно было просто попросить о помощи его. Я много раз подвергала риску и своих друзей, но они шли на это более-менее осознанно. Из-за моих глупостей погиб Лиам. Но самой большой ошибкой в моей жизни грозил стать этот самый заплыв в ледяном озере с крестражем на шее. Мерлин, почему я не оставила его на берегу? Здесь же все равно никого нет! Легкие были словно в огне. Мне так хотелось вдохнуть. Что подумает Иззи? Как она меня вообще найдет? И палочка ее здесь, со мной. Мне хватило мозгов оставить Ришар в полной беспомощности. Перед глазами потемнело. Гарри бы меня точно убил. Мысли в голове двигались со сверхзвуковой скоростью. Я успела обругать себя за каждый шаг, который сделала в этой жизни. Я успела до смерти перепугаться за Иззи, потому что она и впрямь останется совсем одна. А потом кто-то схватил меня за талию и потащил вверх. Вокруг меня существовали только тьма, холод и пожар в груди. Меня бросили на что-то твердое. Я резко вдохнула, и холодный воздух ударил по горящим легким ледяным кинжалом. – Идиотка! – послышался голос. Давление на шее на мгновение стало практически невыносимым, а потом пропало. Зрение вернулось. Я села, все еще глубоко дыша, втягивая в себя воздух с хрипами, и схватилась за шею. Крестража на ней не было. Я начала бешено озираться и увидела, что крестраж лежал в снегу, в паре метров от меня. Цепочка была порвана. Кто-то сорвал адское украшение с моей шеи. Сознание возвращалось в тело постепенно. Я начала дышать нормально. Я начинала чувствовать, какой же холод стоял вокруг меня. – Ты в порядке? – у меня перед глазами появилось лицо Луи, и я ошеломленно икнула. – Меч… – прохрипела я, все еще держась за шею. Я чувствовала ссадины. У меня будет шрам. Как будто бы на лбу не хватало. – Вот, – Луи показал мне свою правую руку. В ней он держал меч Гриффиндора. – Это…? – Да, – я закивала. До меня медленно начало доходить, что я сидела насквозь мокрая, в одном белье, на январском снегу. – Живо одевайся, – приказал Томлинсон. Он махнул палочкой, и меня обдало волной теплого воздуха, которая, впрочем, несильно мне помогла. Мужчина протянул мне мои штаны и свитер, и я подумала, что еще никогда в жизни так не радовалась своей одежде. – Нужно… – зубы стучали, и меня это бесило. – Нужно его уничтожить. Луи перевел взгляд на крестраж, который лежал на снегу, и кивнул. Он наклонился, схватил медальон и направился к ближайшему камню. Я поспешила за ним. – Я его открою, – услышала я свой голос. Я не могла поверить в то, что происходило. Луи вернулся. У нас был меч Гриффиндора. – А ты бей. Понял? – Как ты его откроешь? – На змеином, – грустно усмехнулась я. Мое знание Парселтанга совсем не пригодилось мне, когда мы повстречались с Батильдой. Она не говорила тогда только потому, что Иззи бы сразу узнала змею. А вот я – нет. Потому что мне досталась эта тупая способность говорить на змеином. Иззи сразу бы догадалась, и поэтому Нагайна меня увела. – Но ты должен ударить сразу, ты понял меня? Луи кивнул. Я села на корточки рядом с камнем. Прошептала слова, которые пришли на ум сами собой: со мной так случалось всегда, когда я пыталась использовать Парселтанг. Эта способность передалась мне от Волдеморта, и я ее ненавидела так же, как шрам на лбу. Медальон открылся. Преподаватель Защиты занес меч, чтобы нанести удар по крестражу, когда атмосфера вокруг словно бы поменялась. – Я ведь тебя никогда не любила, – голос Иззи был таким отчетливым, словно она стояла прямо перед нами. Словно это действительно говорила она. С единственной разницей в том, что Ришар здесь не было. Мы оба это знали. Наверное. Я заметила, как Луи поджал губы. Мне захотелось закричать. – Ты был просто перевалочным пунктом. Пока я не подберусь к Стайлсу. Не уговорю его, что у них с Грин нет будущего. Я нахмурилась. Что за мысли у Томлинсона были такие? Крестраж же повторял его мысли. Луи думал, что Гарри ко мне что-то испытывал? Почему?.. Я опешила лишь на мгновение, но и этого мгновения хватило, чтобы сбить Луи с намеченного пути. Решительность, с которой он занес меч еще пару мгновений назад, угасала. – Я его уже почти убедила. Ты мне больше не нужен. – Луи… – начала я. – Волчонок. Я зажмурилась, а потом крикнула: – Луи, бей! – Никому не нужный паренек, – голос Иззи был совсем другим. – Даже родители отказались, потому что никому не нужна псина. – Луи, это иллюзия, – мое сердце колотилось с бешеной скоростью. Нужно было что-то сделать. Как-то докричаться до Томлинсона. Показать ему, что Иззи – иллюзия. Настоящая Ришар сейчас спит в нашем лагере. И она наверняка опять плакала перед сном, потому что безумно скучает по своему Луи. – Всю жизнь тебя бросали и снова бросят. Потому что ты ничтожество. – Луи! – крикнула я. Голос Иззи из крестража словно бы становился сильнее, громче. Получал все больше и больше власти над нами. – Луи, она не настоящая! Томлинсона словно выдернуло из транса. – Давай! Мужчина снова занес меч и опустил его на камень с такой яростью, что я вскрикнула и отпрыгнула в сторону – мне показалось, что он может меня задеть. В воздух поднялась дымка. Медальон выглядел так, словно он… Умер. Томлинсон стоял, смотря на камень. Его взгляд был потерянным. Я вскочила с корточек и бросилась ему на шею. Мне очень хотелось расплакаться, но я держалась. Не для себя так для других. – Ты такой молодец, – прошептала я, отстраняясь. Луи смущенно улыбнулся. – Ты его уничтожил! – Почти нет… – раздраженно выдохнул он и покачал головой. Я знала, что он наверняка вспоминал то, что случилось. Что он нам наговорил, когда последний раз носил этот дурацкий крестраж. – Ей не нравится Гарри, – сказала я, чувствуя, как щеки начинают гореть. Я не любила обсуждать Стайлса с Луи. Потому, что у этих двоих была какая-то вечная вражда. И потому, что мне было совсем неловко. – Никогда не нравился, – я сглотнула. Мне не хотелось говорить дальше, но сказать нужно было. Чтобы еще раз не случилось то, что случилось. – Я говорила с ней об этом. Я старалась не вспоминать тот разговор со Ришар после бала в честь дня Святого Валентина. Это было до жути неловко. И мне до сих пор было дико стыдно, что я могла решить, что Иззи могла быть заинтересована в Гарри: она знала, что он нравится мне. И она души не чаяла в Томлинсоне. – Тебя там не было, – продолжила я, краснея все гуще и гуще. На таком холоде мне было жарко. Удивительно, правда? – Но видел бы ты, как она изумилась и даже обиделась, что я могла предположить, что… – я не стала говорить «что она станет вешаться на мужчину, в котором заинтересована я». Вместо этого я сказала: – Что она хочет быть с кем-то кроме тебя. Луи тяжело вздохнул, закрыл глаза и покачал головой. – Гарри сказал мне все то же самое. Я изумленно приподняла брови. В смысле – Гарри? Уже не «Стайлс»?Он видел Гарри?
Я не успела задать эти вопросы – и, честно говоря, не думала, что это стоило делать, потому что Томлинсон только опять взбесится из-за моей одержимости преподавателем Зельеварения, – потому что Луи добавил: – Я еще тот идиот, да? Я не смогла не улыбнуться. Я видела, что моему бывшему преподавателю было стыдно за свои поступки. Я не держала обиды. – Главное, что ты вернулся, – улыбнулась я. Томлинсон сказал много плохих вещей в нашу последнюю встречу, но я могла его понять: он был под действием крестража. Он в своей жизни натерпелся столько, что было неудивительно, что он так много думал не о том, о чем стоило бы. И мы все устали. Наше путешествие здорово выматывало. – Пошли в лагерь, – сказала я. Я наклонилась и взяла разбитый медальон. Когда я так делала раньше, сквозь все мое тело проходили волны энергии. Словно в меня добавили какую-то другую частичку: депрессивную, неуверенную в себе, обреченную. Сейчас ничего не произошло. Я могла с тем же успехом просто взять любое из украшений Иззи. Крестраж был уничтожен. Окончательно и бесповоротно. Я одновременно и хотела, и не хотела, чтобы Волдеморт это почувствовал. С одной стороны, мне нравилась мысль, что ему было больно. Я хотела, чтобы человек, который сломал мою жизнь, страдал. С другой стороны, если он поймет, что кто-то вышел на охоту за крестражами, он может усилить защиту. Или даже перепрятать их. Мне такое было совсем не нужно. До лагеря мы шли молча. Каждый думал о своем. Я не знала, о чем размышлял Томлинсон, но я не могла перестать думать, что он виделся с Гарри.Я тоже хочу увидеться с Гарри. Хотя бы краем глаза на него глянуть.
– Чарли! – голос Иззи прозвучал так громко в тишине леса, что я даже поморщилась. Потом вспомнила, что мы с Луи так шумели, что, если бы здесь кто-нибудь и был, нас бы уже давно нашли. В лесу совершенно точно никого не было. Ришар выбежала из нашего убежища и бросилась мне на шею, что-то причитая. Я заметила, что она дрожала: то ли от холода, потому что выбежала она в одном свитере, то ли от испуга. Я разобрала то, что она говорила, не сразу: – Я проснулась, а тебя нигде не было!.. Я так испугалась, Чарли!.. Кто так делает? Почему ты не оставила записку? Где ты была? Я не успела даже рот открыть, чтобы ответить, когда девушка повернула голову и увидела своего парня. Она тут же выпрямилась, нахмурилась и сказала: – А он тут что забыл? Луи тут же покраснел. Он наверняка в своем возвращении страшился только разговора с Иззи. Я знала, что она его простит. Он – нет. – Я… – мужчина неловко улыбнулся дрожащими губами, а потом показал ей меч и разбитый медальон. – Вернулся. Ришар широко распахнула глаза. – Это..? – она резко втянула в себя воздух, словно потеряв возможность говорить. – Да, – кивнула я. Я все еще не могла поверить, что за какой-то час наша жизнь, наши поиски крестражей так резко поменялись. Еще час назад мы пребывали в отчаянии, не знали, что делать дальше. Носили на себе этот чертов крестраж, который все делал только хуже. И вот… мы на шаг ближе к цели. Иззи несколько раз моргнула, а потом сказала: – Быстро идите в палатку. Тут слишком холодно. И все мне расскажете. Ришар усадила нас в кухне, забрала у меня свою палочку (Луи удивленно на меня посмотрел, а я только прошептала: «моя сломалась») и принялась готовить нам чай. Только в этот момент, когда мы смогли спокойно сесть и выдохнуть, я поняла, что сильно замерзла и безумно устала. – Но кто бросил меч на дно? – нахмурилась Иззи, садясь за стол. – Тот, кто вызвал патронуса, – ответил Луи. Он все еще избегал взгляда своей девушки, словно боялся, что она его за один взгляд может избить. – Гарри… – прошептала я. Я не знала, хотела ли я быть услышанной или нет, но меня услышали. – Почему ты так решила? – повернулся ко мне Томлинсон. – Это его патронус. – Не может быть. – Почему ты так думаешь? – нахмурилась я. – Потому что я был у Стайлса в начале декабря. Он понятия не имел, где меч. Иззи удивленно уставилась на Луи: как и я, она не ожидала, что Томлинсон по своей воле согласится встретиться с Гарри один на один. – Может, нашел? – предположила я. Я звучала по-детски. Мне просто очень сильно хотелось, чтобы Гарри был здесь, рядом. Чтобы он пришел и избавил меня от всех моих проблем. – Не думаю, – покачал головой Луи. – Но кто тогда? – Мне кажется, – влезла Иззи. – Что это уже совсем неважно. Главное, что у нас есть меч, и что мы уничтожили крестраж. – Это Луи сделал, – вставила я. Иззи перевела взгляд на своего оборотня. Несмотря на то, что девушка буквально плакала из-за него каждый вечер и хотела, чтобы он поскорее вернулся, сейчас она злилась. Наверняка вспомнила каждую деталь их последнего разговора. – С тобой мы еще поговорим, – процедила она и встала. – Я пошла спать. Томлинсон пусть дежурит. И ушла в свою комнату.