More Than Words

Little Mix — The Cure

Я сидела в Главном зале и читала книгу по Зельеварению, которую мне дал Гарри. Совет по восстановлению школы (в него входили деканы факультетов, Стайлс, Ришар и Томлинсон) был уверен, что школа сможет принять детей уже первого сентября. Да, могут возникнуть какие-то трудности, но, в общем и целом, все должно быть готово к новому учебному году. Поскольку мы с Гарри решили, что с нового учебного года я буду работать его ассистенткой, мне нужно было начинать потихоньку готовиться. Гарри, конечно, сказал, что я могла учиться всему по ходу, но мне нравилось быть готовой. Тем более, мне все равно было больше нечем заняться, пока мой парень работал. Так что я сидела в Главном зале, уплетала кофе с булочкой и читала уже десятую главу. Книга рассказывала о том, какие зелья необходимо знать начинающим волшебникам (и на каком этапе их образовательного процесса), как правильно учить, все такое. Методика Гарри так не выглядела, но я была рада, что он пытался донести до меня важность правильного преподавания. — Извините? — женский голос, внезапно зазвучавший рядом, заставил меня подскочить. Я повернулась. Рядом со мной стояла женщина лет тридцати. Она была одета во все черное, темные волосы убраны в высокий хвост. Ее кожа была по-аристократски белой, а лицо обладало такими идеальными линиями, что я мгновенно начала завидовать. — Да? — Вы ведь Шарлотта Грин? Я сглотнула. Женщина рассматривала меня с такой пристальностью, что мне стало не по себе. Началось. — Да. — Меня зовут Джемма Ренье. — Очень приятно, — настороженно кивнула я. — Я бы хотела с вами поговорить… — Ой, — я встрепенулась. Сердце начало быстро колотиться. Я мельком осмотрела Главный зал: никого из знакомых тут, к сожалению, не было. Некому подмигнуть, подать знак, что меня нужно срочно вытаскивать. — Простите, но если вы репортер, мне придется срочно доложить директору, правила есть правила… Если бы это было нарушение каких-либо других правил, я бы закрыла глаза. Но журналистов из Хогвартса Гарри прогнал из-за меня. И мне все еще было некомфортно с ними общаться. — Нет! — агрессивно замахала руками моя новая собеседница. — Нет-нет-нет. Мерлин, я не подумала. Надо было представиться с девичьей фамилией. Я нахмурилась. — Меня зовут Джемма Стайлс. Мне кажется, что вы… — она откашлялась. — Ты встречаешься с моим братом. Я широко распахнула глаза. А потом и рот. Поняла, что мне совсем нечего сказать. Сестра Гарри? Сестра Гарри. Та самая, про которую я не слышала ничего хорошего? Часть его семьи, которая разбила ему сердце наряду с моей сестрой? Мерлин. У меня закружилась голова. — Пожалуйста, можно мне с тобой поговорить? В голосе Джеммы слышалась грусть и искренняя мольба. Я несколько раз растерянно моргнула, а потом все-таки кивнула. Махнула волшебной палочкой, и перед нами появились две новые чашки кофе. Хотя, впрочем, при таком разговоре я не отказалась бы от чего-нибудь покрепче. Джемма села рядом, вздохнула и сказала: — Я приехала сюда сразу же, как в газетах появились сообщения о финальной битве и том, что Хогвартсу нужны волонтеры по восстановлению. — Откуда? Я внимательно ее рассматривала. Джемма не выглядела так враждебно, как я нарисовала ее в собственном воображении. Было странно думать, что эта женщина приложила руку к разрушению Гарри Стайлса. — Из Франции, — ответила сестра Гарри. — Мой муж француз, я переехала туда сразу же, как вышла замуж. Мы живем в Париже: я, Пьер и наша дочь. Но объявления о поиске волонтеров выходили по всей Европе, поэтому мы приехали сразу же, как смогли. — А как же работа? Я не знала, что Хогвартсу стремилось помочь так много людей. Это было очень приятно. — Всем желающим помочь восстановлению школы-героя дали отпуска, — пожала плечами Джемма. — Но мне было плевать. Я как только увидела имя своего брата в газетах, готова была даже уволиться… — Извините, — начала было я, но женщина поспешно добавила: — Ты. Если можно, давай на «ты». Я кивнула. — Что ты хочешь от Гарри? — сразу перешла к делу я. Это были такие странные ощущения. Джемма выглядела очень добродушно, было сложно соединить этого человека с той самой сестрой Гарри, про которую он мне рассказывал. Но я помнила все его рассказы. Помнила, как его мать над ним издевалась, подговаривала сестру подыгрывать, а Гарри чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Недавно Гарри признался, что тоже считал нас с ним семьей. И для защиты своей семьи я была готова на все. — О, — Джемма потупила взгляд. Она все неловко ерзала, словно ей и правда было неудобно от сложившейся ситуации. Я же впервые за долгое время почувствовала свою власть и силу. Гарри не нужна была защита. Он был взрослым мужчиной, который прошел через столько испытаний, что было бы просто глупо пытаться отрицать его стойкость. Но, если я могла хоть немного облегчить его мучения, я была готова на все. — Я хотела бы поговорить с братом, — пробормотала Джемма. — Я не говорила с ним уже очень много лет. — Было незаметно, что ты хотела общаться. Джемма поморщилась, словно я ее ударила. Я не любила ругаться с людьми. Но сейчас мне казалось, что этот человек заслуживал то, что я говорила. Чтобы твои косяки тебе не припоминали, не стоит относиться к другим, как к мусору. — Я ошиблась, — прошептала Джемма. — И у меня было много лет, чтобы это обдумать со всех сторон. Я очень хочу это все сказать Гарри. — Ошиблась? — переспросила я. — Любой ребенок слепо верит родителям, — покачала головой Джемма. — Когда моя мама говорила мне, что Гарри плохой, я верила. Повторяла за ней, как себя вести. Я заерзала на месте. Я не думала об этом в таком ключе. — Я начала понимать, что веду себя неправильно, только лет в пятнадцать. Но на тот момент Гарри сам уже не хотел идти на контакт. И я продолжала думать, что так ему и надо. Сестра Гарри закрыла глаза и покачала головой. — Наша мать специально настроила нас друг против друга. Мне безумно жаль. Жаль всех лет общения с братом, которые я потеряла. В ее голосе сквозила боль. Такая боль могла быть только искренней. Такие эмоции нельзя было сыграть. — Я пыталась найти Гарри все это время, но сначала он был постоянно окружен журналистами, а потом пропал… Я покраснела. Никто не знал, куда мы с Гарри делись на месяц. Я просто кивнула. — А сейчас его тяжело выцепить. Я снова кивнула. Слов почти не было. Стайлс был очень занят. Школа уже шла к финишу по перестройке, и сейчас все занимались еще и кадровыми вопросами, переработкой учебных программ, поиском спонсоров… По вечерам Гарри искренне пытался отвлечься и не грузить меня своими проблемами, но любой вопрос все равно сводился к работе. Я знала, как ему тяжело. Но я была совсем не против говорить на эти темы. Я готова была на все, только чтобы Гарри чувствовал себя лучше. — Я боюсь, что он меня даже видеть не захочет, если я к нему подойду, — продолжала Джемма. — И я надеялась, что, может быть, ты сможешь с ним поговорить, уговорить… Я уже поняла, к чему она клонила. Я прикусила губу. Была ли я в том положении, чтобы лезть в жизнь Гарри? В конце концов, вопрос его семьи был очень личным. Все, что я знала об их взаимоотношениях, я выпрашивала из него либо неделями, либо узнавала случайно. С другой стороны… Джемма выглядела практически разбитой. Так, словно она и правда хотела все наладить. Она признала свою ошибку. Любой, кто признал свою ошибку, заслуживал право на то, чтобы его выслушали. А Гарри нужно было разобраться со своими проблемами. Посмотреть им в лицо. — Хорошо, — кивнула я. — Я с ним поговорю. Шанс поговорить мне представился, когда я зашла к Стайлсу в конце рабочего дня. Мы не ходили ужинать в Главный зал, всегда проводили время вдвоем: либо в его кабинете, либо в нашей квартирке, либо где-нибудь в немагическом Лондоне. — Гарри? — я подождала, пока он выпьет бокал вина. Хотела, чтобы он немного расслабился после тяжелого рабочего дня. Разговор было заводить сложновато. Стайлс слишком не любил говорить о своей семье. — Мм? — Со мной сегодня кое-кто поговорил. Гарри нахмурился. — Что, в школу пробрались журналисты? — тут же насторожился он. — Я их… — Нет-нет-нет! — покачала головой я. — Хотя это была и моя первая мысль, когда она ко мне подошла. — Она? — Твоя сестра. Она в школе, среди волонтеров. Гарри так широко распахнул глаза, что я могла бы легко рассмеяться от того, как комично он выглядел. Если бы только вся ситуация не была такой пугающей. Точно ли я правильно поступала? Я не любила лезть в жизни других людей. Им было виднее, как себя вести. Но речь шла о Гарри. — Быть не может, — наконец, выдавил Стайлс. — Я смотрел списки волонтеров. Я бы ее увидел. — Она сейчас с фамилией мужа. Гарри замолчал. Внимательно меня рассматривал. Его пальцы крепче вцепились в бокал с вином. Я видела, насколько некомфортно ему было говорить о прошлом. Оно было слишком травмирующим. Гарри никогда не говорил со мной о том, что делало мне больно. Мы, например, ни разу не обсуждали битву с Волдемортом. — Что ей было нужно? Я покраснела. — Она… она хочет с тобой поговорить. Извиниться. — Исключено, — тут же отрезал Гарри, и у меня по всему телу прошли мурашки. Кажется, последний раз таким тоном он со мной разговаривал чуть ли не на пятом курсе, когда между нами еще были четко прочерченные границы. — Нам не о чем говорить. — Гарри, мне кажется… — Чарли, нет. Я поджала губы. Когда он так упрямился, во мне пропадала вся жалость. Мне хотелось, чтобы он перестал вести себя, как ребенок, и взглянул на ситуацию рационально. — Слушай, — я вздохнула. — Не думай, что я тебя не понимаю. — Если бы Дурсли вдруг решили перед тобой извиниться, ты бы стала их слушать? — тут же спросил мужчина, ставя меня в тупик. Это был очень неожиданный вопрос. И в какой-то мере даже философский. Приняла бы я извинения Дурслей? Эти люди были единственной семьей, которую я помнила. Мои родители и сестра погибли, когда я была слишком маленькой, и я ничего не помнила о том, каково это: жить в любящей семье. Дурсли изводили меня с детства. Если бы не настойчивость Дамблдора, у меня бы даже не было собственной комнаты: я бы так и жила в каморке под лестницей, считала там пауков и думала о том, какой могла бы быть моя жизнь. Дурслей принудили взять меня под свою опеку, и они не уставали мне об этом напоминать. Они не стали мне приемной семьей. Они относились ко мне как к прислуге. Я должна была готовить, убирать, улыбаться и никогда им не мешать. Если бы они извинились, что бы я делала? Я не знала, осознавали ли они, как по-свински себя вели. Дядя Вернон, думаю, точно не осознавал. Тетя Петунья? Может быть. В конце концов, когда-то давно она любила свою сестру, мою маму. Просто точно так же, когда-то давно, тетя Петунья сильно обиделась на волшебный мир за то, что они не захотели ее к себе брать. Дадли… он был слишком избалованным, чтобы понимать, что его поведение неправильно. В каком-то смысле история Гарри была такой же. Его не принимала и не любила собственная семья. Гарри было даже тяжелее: Дурсли не были моими настоящими родителями, в то время как Стайлса отказывалась любить родная мать. — Если бы Дурсли решили извиниться, — ответила я, тщательно подбирая каждое слово. — Я бы их выслушала. Я не говорю, что я бы их простила, заметь. Я не думаю, что я бы смогла. Но я постоянно думаю о том, как они себя вели и почему. И если бы они захотели объясниться и извиниться, я дала бы им шанс. Хотя бы для того, чтобы поставить точку в собственной голове. Чтобы больше никогда к этой теме не возвращаться. Гарри внимательно на меня смотрел несколько мгновений. Водил пальцами вверх-вниз по бокалу вина. — Ты правда считаешь, что мне стоит с ней поговорить? Несколько мгновений я не отвечала, потому что вопрос Стайлса снова поставил меня в тупик. Он нечасто со мной советовался. И еще реже — на личные темы. — Мне показалось, что она и правда сожалеет о том, что произошло, — честно ответила я. — И уже поэтому я считаю, что тебе стоит ее послушать. Заодно сделаешь выводы для себя. Гарри помолчал, а потом сказал: — Хорошо. Гарри и Джемма условились встретиться следующим вечером за ужином. Когда я сообщила об этом Джемме, она страшно обрадовалась: начала хлопать в ладоши, сказала, что надеется, что в следующий раз на встречу придем я и вся ее семья, что мы сможем как следует познакомиться. Мне, конечно, льстило, что Джемма так серьезно ко мне относилась: выходило, что она приравнивала меня к нынешней семье Гарри. Но еще я знала, что ее мечта, вероятно, не сбудется: Стайлс, когда соглашался с ней встретиться, не выглядел, как человек, который готов простить ей все грехи и начать с ней с чистого листа. Мне казалось, что Гарри поступит так, как и сказал мне: выслушает свою сестру и больше никогда с ней не увидится. Я не осуждала его решение. Гарри с его кровной семьей не связывало ничего хорошего, и ничего плохого в том, чтобы больше с ними не взаимодействовать, я не видела. И я очень гордилась тем, что он все-таки решился на встречу. Я теперь боялась только, что встреча на него плохо подействует. Вчера, когда я его уговаривала, мне казалось, что я приняла верное решение. Сейчас, в половину одиннадцатого ночи, когда Гарри до сих пор не вернулся домой, я переживала. Что ему могла сказать Джемма? Что, если она все-таки притворялась искренней, а я не поняла? Что, если она сделает ему больно? Мне нужно было настоять и пойти вместе с Гарри. Да, это его личная проблема, но я переживала, что он не сможет с ней справиться. Мне следовало подождать его где-нибудь неподалеку. Я пыталась отвлечься. Читала книгу по Зельеварению, которую дал мне Стайлс. Не понимала ничего из того, что там написано. Потом я достала очередной любовный роман, который прикупила в магловском книжном во время одного из наших с Гарри свиданий. Тоже ничего не поняла, потому что просто не могла сконцентрироваться. Я попыталась прибраться в покоях Стайлса. Это, как правило, делали домашние эльфы, но Гарри имел привычку разбрасывать вещи, пока он работал, и поэтому уборка требовалась уже к вечеру того же дня, что эльфы убрались. Уборка мысли тоже никак не привела в порядок. Потом я услышала, как открывается дверь, и мое сердце замерло. Вернулся. Я бросила книгу, которую держала в руках (мысленно поморщилась: кажется, это было какое-то старое издание, которое даже читать нужно было, резко не дыша, чтобы только ничего не повредить), и бросилась к входной двери. Гарри смотрел на меня, не отрываясь. Выглядел он как-то помотанно: словно не в ресторан с сестрой ходил, а весь день бегал по рабочим совещаниям, решал, что ему делать со школой. — Ну, что? — промямлила я, понимая, что у меня пропал голос. Гарри не ответил. Он в пару шагов сократил расстояние между нами и обнял меня так крепко, что выбил мне весь воздух из легких. Он прижался щекой к моей макушке и стоял молча около минуты. Просто обнимал меня. Я стояла, прижавшись щекой к его груди. Слышала, как быстро билось его сердце. Потом Гарри сказал: — Спасибо тебе. Я несколько раз озадаченно моргнула. — За что? — За то, что стала моей семьей. У меня остановилось сердце. Потом захотелось плакать. Каждый раз, когда в разговоре даже мельком возникало, что у Стайлса не было нормальной семьи до того, как в его жизнь ворвалась я, мне хотелось выть от отчаяния. Гарри отстранился и посмотрел на меня. Его глаза искрились такой искренностью, что у меня захватило дыхание. Я любила этого человека больше всего на свете. Я была готова на все, что угодно, только чтобы показать, как много он для меня значил. — Все так плохо прошло? — спросила я дрожащим голосом. Гарри ухмыльнулся, и у меня отлегло от сердца. Если он мог улыбаться, значит, чувствовал он себя не совсем паршиво. — Совсем не плохо, — ответил он. — Даже хорошо. Я нахмурилась. Вопрос задать не успела, потому что Стайлс продолжил: — Я просто понял, что Джемма за много лет успела стать мне никем. Мне стало лучше, потому что она извинилась, но моей семьей она не была никогда. Я не знаю, получится ли с ней что-то. Я кивнула. Я понимала его чувства. Если бы Дурсли извинились, я бы тоже не знала, что буду с этим делать. Было бы приятно, что они осознали свои ошибки. Но после всего, что они сделали, я бы вряд ли смогла построить с ними доверительные отношения. — Шаг за шагом, — кивнула я. — Я очень горжусь тем, что ты сделал. Улыбка Гарри стала шире. Его руки все еще лежали на моей талии. Они чувствовались там так правильно. — Ты делаешь меня другим человеком, — сказал он. — И ты — все, что мне нужно. Он наклонился, чтобы меня поцеловать, и я поняла, что его чувства были абсолютно взаимны. Кроме него мне никто не был нужен.