Sagrada de Família

АХТУНГ Джен, а не романтика. Просто предупреждаю. Теплый закатный свет золотистой пыльцой оседает сквозь толщу воздуха и ложится на мебель цитрусово-витражными полосами. Сквозь открытое окно долетают смутно чьи-то голоса и шелест бескрайних лимонных рощ, и пахнет в комнате дорогим черным кофе, спелыми апельсинами и крепким табаком… И самую малость — кровью и порохом. И алкоголем. Савада Тсунаеши полулежит в кресле, вытянув ноги, взглядом уставившись куда-то в пустоту. Курит медленно, смакуя ядовитый дым. На полу — уже несколько пустых бутылей из-под спиртного. В руке — еще одна, только начатая. Савада Тсунаеши принял стратегическое решение надраться. Для нервов полезно. Во всяком случае, для его нервов. Не в одиночку надраться, разумеется. В одиночку ведь — алкоголизм. А у него алкоголизма нет. Наверное. — Да уж, мелкий. Твой зоопарк кого хочешь доведет до тика, — глубокомысленно подводит Занзас и прикладывается к своей склянке. … А если пить не с абстрактным «кем-то», а с алкоголиком? Это считается алкоголизмом? Савада тяжело вздыхает и затягивается. — А знаешь, что самое неприятное? — спрашивает он у собутыльника немного заплетающимся языком. Занзас (еще только начавший пьянеть ввиду закаленности организма) поднимает то место, на котором вместо шрама должна была быть бровь. — Что я даже злиться на этих тварей не могу. Головой понимаю, что их сжечь за такое мало, но черт возьми… — снова вздыхает Тсунаеши. Делает глоток. И внезапно взрывается: — Нет, ну вот на кой ляд он полез к этим треклятым перевозчикам?! Зачем?! Ладно, Куро, с ним все ясно, у него весеннее обострение… — Сейчас август, — как-то меланхолично поправляет Занзас. — Значит, осеннее, — сигаретой отмахивается Савада, кривясь. — Какая разница вообще, мы ж про Куро говорим, — и Занзас согласно кивает, немного выпячивая челюсть. Они снова прикладываются, и Савада продолжает: — С Ламбо тоже понятно, хотя и не слишком ожидаемо… Впрочем, с нашим-то воспитанием… А ведь говорил мне Хаято, что надо быть жестче… Лицо Десятого Вонголы принимает какое-то одновременно и болезненное, и виноватое выражение, и Занзас закатывает глаза. — Ты достал уже, мелкий, со своим «надо — не надо». Носишься со своими, как курица с яйцами, чуть ли не задницы им подтираешь. Самому-то еще не надоело? — тычет он в него пальцем. — Сказал человек, ночами подтыкающий Потрошителю одеяло, — издевательски поднимает Савада бровь. — Это было всего один раз! — тут же возражает Занзас. — И мы тогда прятались после задания в гребаных лесах в Канаде. В минус тридцать! А эта креветка синекровная во сне крутится как пропеллер… — Да-да, — невозмутимо поддакивает Савада. — Конечно. Они смотрят глаза в глаза секунд тридцать, прежде чем Занзас, раздраженно цыкнув, откидывается назад на спинку и прикладывается к склянке. — Всё равно, ты слишком загоняешься. Сколько твоей корове сейчас? Пятнадцать? Как раз гормоны шалят, жопа ищет приключений, и думать тянет не головой, а головкой. Плюс наличие генератора не-очень-хороших-идей прямо под боком… Они делают еще по глотку, потом еще, и еще, и наконец Небо Вонголы, обдумав кое-как чужие слова, перестает сильно хмуриться. — Твоя правда. Мы в этом возрасте тоже много всякой херни творили… Мы тогда только связи заключили, помнишь? Нам от ощущений крышу к чертям снесло… Дева Мария, какой же пиздец мы устроили… — прикрывает он лицо ладонью. Занзас давится виски и заходится низким, гортанным смехом. — Нет, серьезно, Зан, ты вообще можешь сейчас, повзрослев, поверить в то, что мы в четырнадцать голов просто взяли, ворвались в сраный зал коронации и в буквальном смысле усадили мою задницу на трон? Ты, блядь, можешь вообще в это поверить?! — раскидывает Савада руки. Несколько капель вылетают из бутылки и приземляются прямо на ковер, но никто этого не замечает. — А ведь мы даже не поняли тогда, отчего отец так взбесился! — Да-а… Хотя, если подумать, ему явно было с чего, — фыркает Варийский босс. — Меньше недели без сознания в медблоке повалялся, выходишь на белый свет, и тут узнаешь такое… Я удивлён, почему он нас мочёными розгами не выдрал. — От шока, наверное, забыл, — жмёт плечами Савада и делает еще один глоток. — Пожалуй, — подумав, соглашается Занзас, и донышком протягивает бутыль: — За наши уцелевшие спины. — За наши уцелевшие спины, — повторяет Тсунаеши под звон стекла. И ненадолго воцаряется тишина. Новые пузыри выплывают из недр деревянного секретера и заменяют опустевшие старые. — И вот если Ламбо и Мукуро я могу понять, — внезапно продолжает Савада, зажигая новую сигарету. — То как там оказался Кея… Для меня тайна, покрытая мраком. Понимаешь, Кея! Не Такеши, не Риохей (хотя от них я такого тоже не ожидаю, но все-таки). Даже Хаято я мог бы понять. Но Кея?! — возмущается он, забавно поднимая брови. — А сам-то он как это объясняет? — подается вперед Занзас. Савада набирает воздуха, разводит руки, но вместо того чтобы ответить, несколько секунд просто мотает головой. — Никак, — выдавливает он наконец, роняя руки. И поясняет: — То есть, вообще никак. Только молчит, смотрит виновато и стоически терпит мои уговоры. — Уговоры, — презрительно тянет вариец. — Какой же ты все-таки, Савада… Пойми ты наконец, что у тебя на поводке выводок адских химер, а не дворовых собачек. Их не холить и лелеять надо, а дрессировать, причем жёстко и без поблажек, а ты… Уговоры… — Ну не могу я силой, Зан. С кем угодно, только не с ними… Нет, если уж совсем никак будет, то боюсь, придется… Но пока ведь у нас получается мирно сосуществовать! — снова разводит руки Тсунаеши. — Мирно, мирно, а потом спустя десять лет они тебе такой вот перформанс устраивают… Спорю на мои жалкие ошметки интуиции, что через годик та же корова выкинет тебе такое коленце, что придется не просто силой вопрос решать… А, — машет на него вариец. — Черт с тобой. Твоя семья, твои порядки. — Говоришь так, будто мы кровью не братались… — улыбается Савада и было уже тянется за новой бутылью… За дверью доносятся быстрые и довольно тяжелые, чеканные шаги, и тяжелая дверь распахивается с такой силой, что бьётся о стену. — Мы закончили, — громогласно объявляет вваливающийся в комнату Скуало. Скуало с уставшей, но мрачно-довольной рожей. Скуало с волосами, забранными в куль на затылке, и одетый в черный боевой спецкостюм. Скуало с полностью окровавленным клинком. — Вижу, с этим сектором вы давно разобрались, — кисло замечает он и неодобрительно косится на кучу опустевших бутылок на полу. — Есть такое, патлатый, — подтверждает Занзас, убирает в кобуры всё ещё лежащие на столике пистолеты и с головой ныряет в бар-секретер. Выгребает наружу все оставшиеся бутылки (ровно пять штук), часть берёт сам, часть отдает заинтересованно смотрящему Саваде. — Можем идти, — объявляет он, Тсунаеши подтверждает кивком, и все ввосьмером: три человека и пять священных изделий стеклодувного завода с горящей водой внутри — слегка покачиваясь, двигаются к выходу из комнаты. Теплый закатный свет ложится на мебель цитрусово-витражными полосами и золотистыми бликами играет на темно-багряных лужах крови. Сквозь открытое окно долетают смутно голоса пиротехников, минирующих постройку, и мирный шелест бескрайних лимонных рощ, и пахнет в комнате дорогим чёрным кофе, спелыми апельсинами и крепким табаком… — Давненько я не выбирался на задания, Зан, — довольно подмечает Тсунаеши, перешагивая мертвое тело. — Совсем забыл, как это хорошо помогает развеяться… …И самую малость — кровью и порохом. И алкоголем. *** — …Ты что, пьян? — доносится из телефонной трубки голос бывшего аркобалено Солнца. — Нет, что ты. Я стекл как трезвышко, — со смешком отвечает Савада. — Раз травишь тупые шуточки, значит, точно пьян… Постой, разве ты сейчас не на переговорах с Сальтоформаджо? По делу этих трёх недоразвитых идиотов? — Они не идиоты, отец, просто ошиблись. Бывает… — на этих словах стоящий от него справа Занзас начинает почему-то ржать, аки дикая лошадь. Наверное, тоже пьян. — Это что, Занзас? Не отпирайся, я узнал этот мерзотный смех. — Эй! — вклинивается было оскорбленный в лучших чувствах вариец… Но его просто не замечают. — …Только не говори, что вы приехали на переговоры и там напились, — почти шипит Реборн в трубку. — Ну, формально мы напились после того как переговоры провалились, — сдаётся Савада. В трубке наступает молчание. — То есть… Вы приехали на вражескую территорию. Провалили переговоры…- мертвенно-спокойным голосом перечисляет киллер. — Так-то они с самого начала задумывались как провальные… — Заткнись! — срывается Реборн. — Молчу, — тут же затыкается Вонгола. — Так вот… Вы приехали на вражескую территорию. Провалили переговоры. Судя по тому, что рядом с тобой Занзас, вы устроили зачистку. И судя по времени, вы никак не могли ее закончить до того, как начали пить… Я прав? — Прав, — послушно согласился Савада. — Вы просто взяли и напились прямо на вражеской территории прямо во время миссии по зачистке. — Ага, — снова соглашается Савада, и на этот раз кивает для убедительности, как если бы собеседник мог его увидеть. — Да ладно тебе, отец. Мы все продумали, плюс моя интуиция… Нам ничего не угрожало. — … Где-то впереди Скуало, как самый громкий, орёт: «Раз, два, три!», и раздается оглушительный взрыв, а после доносится грохот рушащихся стен. А из трубки доносится непереводимая игра слов. — …Вернетесь — выпорю. Обоих!