Окажи мне услугу: Возвращение домой

      По пути в свой новый старый дом, в котором, даже во времена своей молодости не особо любил появляться, только и успел, что заскочить в банк по дороге да оформить крупный денежный перевод на основной расчётный счёт Агентства, по свершении которого окончательно уверился, насколько же сильно увяз в проблемах, связанных со спасением жизни всего одного невиновного, а после всю дорогу размышлял над одним единственным вопросом: как же Одасаку удавалось присматривать за столькими сиротами и не привлекать внимания вышестоящих? Только подъехав к чёрному стеклянному зданию «Mori Corporation» и с печальной улыбкой выбравшись из автомобиля, чью дверь услужливо открыли за него снаружи, осознал, что подобная работёнка совсем для него не годится. Определённо, резать и стрелять, вселять ужас врагам и страх подчинённым — вот она, его стезя и натура. Такая прямая, холодная и неприкрытая и, несмотря на всеобщее мнение, простая донельзя. Но даже в эти, сплошь покрытые тьмой будни чуждой всему человеческой души сумел проникнуть тот единственный луч света, который направлял его по сей день, призывая помогать другим.       «Подкинул же ты мне работы, Одасаку», — горько усмехнулся он про себя, задрав голову кверху в бесполезной попытке достать взглядом до верхнего этажа ныне главной достопримечательности Йокогамы и порта. Конечно, разглядеть что-либо отсюда не представлялось возможным, но эта данность не отменяла факта, что где-то там, в своём кабинете, его дожидался иной «луч» и вектор его жизни — тёмный, непонятный, безумный. Осаму до сих пор не мог определиться, какую же роль в его бытие сыграл Мори Огай, как сложилась бы или не сложилась его жизнь, не прибери тот к рукам подростка, отчаянно пытавшегося покончить с собой, и, главное, какую роль этот некогда подросток сыграл в чужой жизни. Кем он стал для него? Учеником? Правой рукой? Лучшим исполнителем? Любовником? Или же просто игрушкой, чтобы время от времени тешить собственное самолюбие?       Чего же этот человек хочет сейчас?       Пройдя в здание и вызвав специальный лифт, ведущий прямиком до нужного ему этажа, стоя в ожидании, припомнил минувший парой часов ранее телефонный разговор: Мори знал и о Хишикаве Сатору, и о визите своего протеже в Агентство. И кто же мог ему рассказать?       О пленнике знали как минимум Акутагава с Хигучи да Накахаровские подчинённые, но вот о плане спасения подростка через Агентство знал только один человек — Чуя. Вывод о таком неприкрытом сливе информации боссу своим же бывшим напарником складывался сам собой. Как дважды два. И если от предстоящей встречи с Огаем делалось не по себе, то от мысли, что его вот так, подобным образом, наверняка без малейшего зазрения совести предал человек, которому на поле боя можно было доверить собственную безопасность и жизнь, и вовсе становилось дерьмово. Саднило что-то такое где-то в груди, и дать тому описание было на редкость проблематично, но в то же время до банального просто: одно только слово приходило на ум — «плохо».       «Если пойдёшь туда, будет очень плохо», — продолжали всплывать слова Рампо, вот уже в который раз за последние дни. В тот день слова эти были восприняты как данность, но вскользь, без полного понимания особого значения и смысла, в них вложенных. И как только он допустил мысль, что с лёгкостью сумеет справиться со всеми невзгодами, которые непременно обрушатся на него в мафии? Тем более, когда предупреждение было получено не просто от абы кого, а от лучшего в мире детектива. Пускай Эдогава Рампо самолично так себя окрестил, это не отменяло его правоты.       За этими размышлениями, прибыв на тот самый этаж, шагая по коридору медленно, словно школьник в кабинет директора, оттягивая неизбежное, он таки добрался до пункта назначения. Представился охране согласно регламенту безопасности и, дождавшись, когда те отворят двери, с уверенностью и невозмутимостью шагнул внутрь, тут же краем уха прислушавшись, как хлопок затворившихся за спиной створок, ознаменовав начало конца, отрезал все пути отступления.       — Здравствуй, Дазай-кун, — послышалось из глубины неприлично огромного кабинета. Мори Огай, как и всегда, сидел за столом, уложив подбородок на сцепленные в замок руки, и с улыбкой, неотрывно, подобно питону, наблюдал за новоприбывшей жертвой, которую вот-вот намеревался заглотить.       Стандартное приветствие и очередное отсутствие в помещении чертовки Элис, которую Осаму никогда не переносил, казались делом обыкновенным, ничем не грозящим и не сулящим ничего плохого. Однако, если бы кто-то принялся анализировать поведение босса Портовой мафии с подобной стороны, то глубоко и критически бы ошибся — с этим человеком выработать какую-то конкретную линию поведения было невозможно. Наверное, потому они вдвоём однажды и «сошлись», если их не всегда понятные самим себе отношения можно было бы обозначить подобным словом.       Не заставляя ждать, Осаму, постаравшись сделаться на лицо спокойным и незаинтересованным, как поступал в более юные годы, подошёл ближе и остановился на почтительном расстоянии, за несколько метров, притом немного нервничая по совсем уж нелепому поводу: куда деть руки? Ранее он действительно мог позволить себе небрежно сунуть их в карманы брюк или плаща, но то бывало в те моменты, когда боссу нечем было «крыть». В иные дни, когда ситуация меж ними накалялась, плащ обыкновенно скрывал все детали, но сейчас какого-то прикрытия на нём совсем уж не было. Убрать за спину? Глупо и, к тому же, демонстрирует чувство вины. Перед собой? Отражает нервозность. Оставить по швам? Неуютно, беззащитно, смиренно. Даже такие мелочи в предстоящем разговоре играли значительную роль.       Остановившись на последнем варианте, силясь выказать нечто, должное походить на уважение, да попытавшись расслабиться, напустить на себя бесстрастный вид, поприветствовал в ответ:       — Давно не виделись, Мори-сан, — фраза не то чтобы почтительная, скорее взывающая к их общему прошлому, когда босс Портовой мафии был для Осаму больше другом, собеседником, наставником, нежели начальством.       — Действительно, — подтвердил он как обычно, будто бы и не было того звонка. Но радоваться было непозволительно рано, потому что дальше Огай решил перейти прямо к делу: — Прошла неделя, Дазай-кун. И я действительно старался не беспокоить тебя, дать работать, как ты и просил, — нахмурился, всем своим видом давая понять, что попытка воззвать к тому хорошему, что между ними было, провалилась с треском. — И чем же ты занимался всё это время? — а вот это был явный укол в сторону его так не вовремя проснувшейся жалости к чужим пленным.       Похоже, сгладить ситуацию не выйдет, даже несмотря на последнюю проведённую совместно ночь. Захотелось сделать глубокий вдох-выдох, сбросить это повисшее напряжение и засевший в конечностях предательский холод. Но вместо этого он, прекрасно понимая, что лучше всего будет предоставить отчёт о проделанной работе здесь и сейчас, чуть наклонил голову, глядя прямо в неестественно аметистовые глаза:       — Судя по результатам экспертизы найденных в притоне Сурибачи препаратов, есть основания подозревать производителей из Китая, — начал он, чувствуя себя аутсайдером, поскольку Чуя часами ранее наверняка докладывал боссу всё то же самое. — По заверению Като-сенсея из научно-исследовательского центра, цены на диаморфин, несмотря на не самое высокое качество изготовления, всё ещё неприлично занижены. С учётом того, что, опять же, по нашим наблюдениям, в процессе поставки, доставки и оплаты участвует множество лиц, то затраты на всю операцию явно превышают показатели прибыли. Это наводит на следующую мысль — целью данной кампании не являются деньги. Какая эта цель на самом деле — судить пока сложно, однако, учитывая, что точкой старта всего процесса являются тайники на территории порта, подконтрольного непосредственно мафии, есть подозрения, что эта самая цель — мы — Портовая мафия, — на последних словах почти передёрнуло. И когда он только вновь начал ассоциировать себя с частью здешнего преступного мира?       — Сегодня я всё это уже слышал, Дазай-кун, — продолжал удерживать взглядом Мори, но словами своими ни капли не удивил, и уж тем более врасплох застать не сумел, вызвав на лице только лишь снисходительную улыбку:       — Понимаю. Чуя, верно?       — Тебе есть, что добавить? — продолжил босс серьёзно.       Похоже, придётся выкладывать на стол все карты и все свои соображения.       — Весь процесс довольно хорошо организован: так, что комар и носа не подточит. Участники — сплошь представители бедных слоёв населения, жадные до денег и не обладающие стоящей информацией, — начал он, не очень радуясь тому, что волей неволей приходится возвращаться к теме спасения Хишикавы. Но, раз уж начал, стоило закончить и перейти к другим вопросам скорее, дабы сместить вектор внимания: — Есть, правда, среди них и некий одарённый с пока что неизвестной мне способностью, — Мори приподнял бровь в удивлении, и Осаму тут же уловил невербальную реакцию: похоже, Чуя до одарённого не додумался, что, в общем-то, сомнительно. Ну да ладно, с этим разбираться предстоит позже.       — Одарённый? — переспросил он.       — Я выставил своих людей в порту в качестве наблюдателей. И среди всего наиболее странным нам показался процесс так называемой передачи препарата от поставщика курьеру. Способ всё тот же: тайники и закладки, после чего наркотик расходится по всему городу. Если перейти к сути всей странности, то, как такового, контакта поставщика с тайником не было. Пакетики с веществом неведомым образом появляются в них ровно за несколько минут до прибытия на место курьера. Телепорт это или иллюзорное экранирование, или ещё что — выяснить методом наблюдений пока не удалось.       — Так, может, пора переходить к действиям?       — Принесёт лишь вред, Мори-сан, — не удержавшись и хмыкнув, развёл руками Осаму. — Слишком большой риск потерять тайники, а за ними и нити к разгадке.       — Одними наблюдениями тоже ничего не решишь, Дазай-кун. Так и каковы же твои действия? Чуя-кун, например, отрядил бойцов проверять всех наших китайских друзей в городе и порту.       — Я уже в курсе. Позже влезу в его материалы и ознакомлюсь с результатами, — неприкрыто пояснил он план своих действий, и Мори несильно рассмеялся, правда, не совсем разрядив обстановку.       — Это больше на тебя похоже, — сказал он, когда немного успокоился и, уложив руки ладонями на стол, откинулся на спинку кресла. — Но почему ты, Дазай-кун, сам не переходишь к действиям? Я рассчитывал, что ты будешь более всех заинтересован в поимке виновных и подтверждении этим своего статуса правой руки.       Действительно, как ни крути, а Мори был прав. Хоть Осаму и не планировал задерживаться на новом месте надолго, но стоит только вспомнить, насколько низки его важность и значимость в глазах лидеров подконтрольных группировок, не говоря уже о прочих членах самой Портовой мафии, которые либо шептались за его спиной, либо не знали о его существовании вовсе, всё же, в конце концов, собственное эго было немало задето.       — Что и говорить о вашем с Чуей-куном соревновании? — меж тем вставил босс. — Он в самом деле намерен занять твоё место подле меня. И совсем скоро я уже не смогу игнорировать его заслуги перед мафией, — это была явная попытка всковырнуть старую рану, поддеть, заставить вспомнить об их вечном с Чуей противостоянии со дня первого знакомства.       И вправду, в шахматной партии, что разворачивалась на глазах в их беседе, это был неплохой ход с его стороны. Однажды столкнув их лбами, заставляя снова и снова работать в команде, Мори Огай пользовался этим чувством соперничества между ними, подталкивая каждого становиться всё лучше, сильнее, хитрее, изобретательнее. А когда Осаму грозился помереть на очередной миссии, неприкрыто намекал, что в случае его смерти, Чуя тоже погибнет, и тогда мечта о двойном самоубийстве, наконец, исполнится. На подобные методы шантажа поддаваться никак не хотелось, но иного пути попросту не существовало. Кто вообще захочет совершать двойное самоубийство с этим типом? Хреново, конечно, но здесь нехитрые манипуляции босса работали безотказно.       Прекрасно понимая, к чему шёл разговор, но не желая сдаваться на милость победителя, с издёвкой уточнил:       — Боюсь, как только Чуя узнает о своих новых обязанностях правой руки, — хмыкнул он, — то от вашей империи и камня на камне не останется, Мори-сан.       Мори недобро нахмурился и замолчал.       Разумеется, Осаму знал, что Огая интересует лишь он один, и всякие должности тут ни при чём, но удержаться от колкости не сумел, да и не шибко-то ему хотелось от неё удерживаться. Маленький укол в чужую сторону мог и наверняка обернётся лишними проблемами в скором времени, зато сколько удовольствия лицезреть реакцию.       — Не стоит давить на меня, босс, — добавил он деловито, пока его сверлили взглядом. — Черепаха в гонке с зайцем приходит к финишу первой, и план, как добраться до финиша, у меня уже есть.       — И в чём же он заключается? — голос его всё ещё был серьёзен, достаточно для того, чтобы стало ясно: слова про обязанности правой руки просто так пропущены не были, а Осаму придётся поплатиться за грязный намёк на отношения Огая со своими лучшими помощниками.       Тем не менее, всё это — обмен информацией по делу, колкости, давление и шантаж, фразы, призванные воскресить в памяти былое — самая что ни на есть игра на двоих. Игра, в которой ты ходишь по краю пропасти, одним неловким движением и словом рискуя сорваться, но адреналин, упрямство и упорство подбивают двигаться дальше. Именно поэтому Мори задал вполне обыденный вопрос так, что у Осаму вновь перехватило дыхание, а в ногах появилась слабость. Конечно, ему было страшно. Страшно потому, что до конца неизвестно, чем кончится этот разговор и как кончится то, что за ним последует. Он не любил боль и не любил проигрывать, но в эту минуту на всей скорости уже летел в пропасть, где спасительного дна, возможно, и не было. Так почему бы не придать себе ускорения, только бы, наконец, уже долететь до конечной точки?       — Маленькая хитрость, — только и ответил он, после чего смолк в ожидании.       Прошло ещё некоторое время, прежде чем Огай осознал, что его некогда лучший исполнитель не намерен раскрывать все свои карты и, деланно обречённо вздохнув, потянулся к ящику стола, откуда вскоре выудил пару скреплённых меж собой листов.       — Не хочешь портить интригу, верно? — взглянул он на Осаму и, чуть помедлив, перевёл взгляд на распечатки. — Хорошо, оставляю за тобой решения по поводу расследования. Но, — сказал он так, словно всё обсуждаемое до сего момента не имело значимости, — я видел твой перевод.       Распечатки полетели на стол, а Мори вновь откинулся на спинку кресла.       — Крупная сумма на счёт Вооружённого Детективного Агентства, — подтвердил он все опасения. — Что скажешь, Дазай-кун?       Подобно провинившемуся ребёнку, захотелось отвести взгляд, но он сумел удержать его на месте одной только силой воли, и, под конец, даже выдавить из себя некое подобие смелой улыбки. Всё же, главное в общении с тем, кто сильнее тебя, пусть и в данный момент, это — не выказывать страха, даже если плещет он через край. Страх его через край не плескал, но чувство опасности всё-таки охватило целиком и полностью — они приближались к кульминационной точке.       — Я думал, вы выдали мне карту под личные расходы, Мори-сан, — улыбнулся он невинно, как будто переводы кровно заработанных на сторону врага являлись нечто самим собой разумеющимся.       — Ты уверен, что сейчас стоит юлить?       «Как будто с вами это возможно», — так и подмывало парировать.       — Чуя-кун сообщил, что захваченного им курьера ты просил передать под твою опеку, — вот и оно, понял Осаму, кульминация всего разговора. — А после — этот перевод, — разумеется, Мори обо всём догадался: слишком простая схема. — Объяснишь свой порыв?       — Нет никакого порыва, Мори-сан, — поспешил он ответить скорее, дабы у собеседника не сложилось обманчивого впечатления, что кое-кто, вместо полного признания вины, выдумывает себе оправдания. — Чуя совершил глупость, когда украл с улицы подростка. И я…       — И ты, — перебил он, — вместо устранения ненужного свидетеля, решил подвергнуть нашу организацию риску, передав его на сторону?       Вот та самая, ключевая, фраза: «подвергнуть организацию риску». Ни единого более упоминания о переводе, ни единого слова о сотрудничестве конкретно с Агентством, даже упрёка в спасении человеческой жизни слышно не было. Мори был взбешён совсем не этими факторами, а именно угрозой существованию организации, которую они вместе выстраивали заново после многих лет упадка и разрухи под руководством бывшего, слетевшего с катушек босса.       — Неужто вы думаете, что я был настолько небрежен, что мог подвергнуть мафию риску? — улыбнулся он, проанализировав чужие слова и поняв, по какой части стоит выстраивать защиту стороны обвинения.       — По словам Чуи-куна, курьер утверждал, что работает на нас, и если он расскажет всё то же самое Агентству, как думаешь, к чему может привести результат твоей жалости?       Вот же. Чуя и здесь постарался, взболтнув боссу лишнее. Информацию, что захваченный курьер работал на якобы Портовую мафию, Осаму планировал придержать, в особенности после того, как узнал, что ребята с бывшего места работы крайне заинтересованы в поисках пропавшего Омури Такао, и тем более после того, как самолично подкинул им зацепку в виде его одноклассника, Хишикавы Сатору. Плохо дело. Стоило бы как-то успокоить начальство.       — Агентству, как удалось выяснить, поручили схожее дело. В частности, расследование по поводу пропажи одного из курьеров нашего неведомого предпринимателя. Но даже если Хишикава-кун, переданный мной, разболтает всё, что знает, детективы не смогут вмешаться в это дело напрямую, как не смогут привлечь полицию и Особый отдел. Не только из-за концепции «Трёх времён», — добавил он после небольшой паузы, — но также потому, что взялись за предложенную мной работу и уже получили плату. Разумеется, работа, которую я им поручил, не совсем легальна.       — Ты подставил Агентство? — с искренним удивлением переспросил Мори.       — Не совсем. Скорее, помог наладить финансовое положение, — признался Осаму честно и, откровенно говоря, нагло, поскольку под «налаживанием финансового положения» подразумевал тот самый перевод денежных средств Огая.       — Ты больше не работаешь на них, Дазай-кун, — упрекнул тот угрюмо, — а в твоих планах слишком много допущений. Скажу прямо: я недоволен твоими новыми методами работы.       Ещё бы в мафии ими был хоть кто-то доволен. И не сказать, что он сам был ими доволен, ведь без жалости избавляться от свидетелей, жертвовать подчинёнными, выкидывать весь отработанный материал было куда проще и надёжней. Так что здесь босс был прав как никогда — в последние годы Осаму делает слишком много допущений, порой позволяя ситуации развиваться самой по себе, а себе самому — плыть по течению.       — Но вы продолжаете доверять мне, Мори-сан, — чуть ухмыльнувшись, ответил он в защиту нового себя.       — Разве? — приподнял тот брови в наигранном удивлении. — Именно твои методы, вернее, твоя жалость, Дазай-кун, вынудила тебя вернуться в мафию. Прежний Дазай-кун непременно бы нашёл решение или отдал на откуп Ёсано-кун. Но ты, зная, что ждёт тебя здесь, всё равно поступил так, как поступил. Не жалеешь?       — Думаю, вне зависимости от ответа, вы заставите меня пожалеть.       Огай зло усмехнулся и, опёршись ладонями о поверхность стола, тяжело поднялся с места:       — А вот привычка бросаться в омут с головой осталась при себе…       «Вот и всё», — подумалось ему, когда внутри нечто, должное быть сердцем, ухнуло вниз, тело словно онемело, а сам он только и смог, что сглотнуть разом скопившуюся во рту слюну да смотреть, как Мори Огай с не самой приятной улыбкой медленно к нему приближается.       Шаг. Второй. Так намеренно неспешно, специально, чтобы усилить момент ожидания казни. Ведь знал, что для Осаму именно ждать своего наказания — всегда страшнее, чем его принимать, потому что все мысли, крутящиеся в голове со всем неистовством, в эти секунды достигали апогея своей скорости, раз за разом подкидывая новые и новые вариации несчастливого будущего их обладателя.       Когда Огай подошёл и застыл на неприлично близком расстоянии, руша всякие понятия о личном пространстве и всё с той же улыбкой оглядывая его, сначала сверху вниз, а после, посмотрев прямо в глаза, белый шум в голове усилился в разы, заглушая все посторонние звуки, слабо доносящиеся из людского муравейника где-то там внизу. Даже собственных мыслей уже не было слышно. Только голый, неприкрытый страх перед продолжением.       Мори смотрел так ещё целую минуту, прежде чем вновь криво ухмыльнуться и, быстро потянувшись к Осаму рукой, ухватить его за галстук, резко наклонив к себе. Сухие губы коснулись его, и он, наконец, заставил себя чуть приоткрыть рот, целуя в ответ медленно, лениво, словно на автоматизме. В голове до сих пор ничего не было, кроме того самого шума, мешающего думать и вообще что-либо предпринимать самостоятельно. Он даже не понимал, сколько уже это длится, так и стоял истуканом, пока хватка на галстуке не ослабла, и его не отпустили, возвратив в вертикальное положение.       — Сегодня ночуешь со мной, — донеслось откуда-то словно сквозь глухую стену, разрушая это дурное состояние транса. Но смысл произнесённого долетел ещё медленнее, и как только удалось понять, о чём речь, Осаму захотелось взвыть от безысходности и жалости к себе.       «Только не это», — пронеслось в голове. Одно дело секс, пускай жёсткий, со связыванием, с игрушками, с избиением, в конце концов — он стерпит всё. Но оставаться после всего на ночь, спать в одной постели, греться о чужое тело, слышать чужой запах, а наутро вновь увидеть это самое лицо, которое издевалось над тобой минувшим вечером, и понимать, что ты весь пропах этим человеком — это невыносимо. А речи о нормальном сне и быть не могло.       Он только сейчас вспомнил, что, вообще-то, не спит вторые сутки, но адреналин и страх забили даже сонливость.       — Оголяйся, Дазай-кун, — раздалось следом, выбивая из нерадужных мыслей, отчего непроизвольно даже дёрнулся, позже молясь всем богам, чтобы эта оплошность собственного разума и тела осталась незамеченной.       «Оголяйся, Дазай-кун», — эхом отдавалось в голове, пока он дрожащими не то от страха, не то от недосыпа или собственного, стремительно развивающегося на фоне стресса, алкоголизма руками ослабил галстук, сняв через голову, повесил на спинку ближайшего кресла пиджак, а сейчас кое-как справлялся с пуговицами.       «Оголяйся, Дазай-кун», — прозвучал очередной отголосок, и Осаму, осознав, почему услышал эти слова именно сейчас и именно здесь, через плечо обернулся назад, обратив, наконец, внимание на излишне пустующий сегодня стол начальства, который в данный момент очищался от прочего хлама собственным же владельцем.       Не «Проходи в спальню, Дазай-кун», не «Прими душ, Дазай-кун», а «Оголяйся» прямо в этом кабинете. Всё ясно: сегодня Огай хочет трахнуть его на своём рабочем столе. А потом, раз приказал ночевать, трахнуть ещё где-нибудь в квартире. И откуда только силы берутся?       Этот вечер будет чертовски длинным.       — Ты закончил? — с очевидной усмешкой окликнул Мори, вынудив развернуться уже полностью. — Тогда, прошу, располагайся, — произнёс он не менее ядовито, следом в приглашающем жесте поведя рукой. Сам, однако, был всё ещё в одежде.       Ничего не ответив, лишь смерив начальство недобрым взглядом, в довершение чуть дёрнув губой в недовольстве, прошёл к обозначенному месту и, обойдя со стороны, тут же, помимо несменяемого годами селектора, заприметил на столе какие-то листы.       — Убрать забыли, Мори-сан, — кивнул он на распечатки, нутром чувствуя, как тот довольно осматривает его со спины.       — Не забыл, Дазай-кун, — на грани слышимости, чуть хрипловатым голосом шепнул тот на ухо, оказавшись ещё ближе, чем думалось вначале, и вызывая неприятные мурашки, галопом пробежавшие по шее. Следом Огай, не дав времени на ответ, грубо взял его за волосы и наклонил так резко, что, согнувшись пополам, Осаму щекой приложился к бумагам, сразу узнавая в тех информацию о переводе денежной суммы в Агентство, его переводе. — Хочу, чтобы ты понимал, за что получаешь своё.       — Мори… сан, — только и произнёс он с трудом, продолжая чувствовать сильное давление чужой руки на своём затылке.       — Не переживай, — сказал он с таким утешением в голосе, будто оно могло бы подействовать. — Тебя всегда приходилось учить. И метод кнута в твоём случае работает лучше, не так ли? Расставь-ка ноги пошире, — добавил погодя, лёгким шлепком ладони по внутренней стороне бедёр заставив подчиниться.       «Значит, предыдущая ночь была пряником», — усмехнулся про себя Осаму, не пойми для чего продолжая рассматривать цифры на распечатке и стараясь абстрагироваться от всего, что происходит позади. Старался до того момента, пока не услышал знакомый лязг бляшки ремня, и не понял, что «метод кнута» в Огаевской интерпретации не является просто красивой фигурой речи.       — Повторяетесь, Мори-сан, — решил огрызнуться он напоследок, приправив снисходительной усмешкой, прежде чем Огай, как в первую их ночь за прошедшие годы, со свистом рассёк ремнём воздух, оставляя на только недавно поджившей заднице новый кровоподтёк. Сам же удар был настолько неожиданным, что Осаму даже вскрикнуть не успел, только дыхание спёрло и в голове зазвенело.       — Лежи смирно, — посоветовал босс ласково, замахнувшись снова.       — Гх! — вырвалось само собой, когда невыносимо адски защипала спина, а после, участок, на который пришёлся удар, и вовсе онемел. Видимо, на этот раз одной только задницей ограничиться не выйдет. Оставалось надеяться, что кожу не рассечёт — не хватало бинтами ещё и тело заматывать.       Мори продолжил, и когда ноги уже начали подкашиваться, переставая держать, он всё ещё вновь и вновь наносил удары, казалось бы, от души, не щадя и усмехаясь после каждого жалостливого, болезненного вскрика. Боль затмевала сознание, перед слезящимися глазами без конца мелькала чуть размокшая распечатка с информацией о денежном переводе, зло напоминая ему о последствиях спасения Хишикавы, и только крепко сжимаемые им руки, и ногти, впивающиеся в ладони, помогали хоть немного от неё отвлечься.       Перемежая удары с ласковым, успокаивающим поглаживанием ладонью вдоль позвоночника, Огаю удавалось кое-как удерживать его в сознании, а после небольших передышек для обоих, тот принимался лупить дальше, выбивая из головы вообще какие-либо мысли, кроме той, что расстраивать босса и впредь — не стоит того, ведь «метод кнута» на себе он испытывать больше не хочет.       — Ну что, Дазай-кун? Материал усваивается? — когда череда ударов прервалась, с несильной одышкой вопросил он, но, не услышав ответа, нашёл в себе силы на ещё один замах.       — Да… Мори-сан, — кое-как выдавил Осаму почти сразу, про себя молясь, чтобы это избиение закончилось. Но, не удержавшись, превозмогая боль и жмуря глаза, стараясь выровнять дыхание, решил дополнить: — Правда, раньше мне ваши методы обучения нравились больше.       И тот, разом остановившись на очередном взмахе, чуть подождав, должно быть, любуясь своим художеством на онемевшей и чёрт знает как теперь выглядящей спине, с усмешкой произнёс:       — Как пожелаешь. Тогда, — задумчивая пауза, — перейдём к следующему уроку, — с этими словами он явно не без труда оторвал задеревеневшие от напряжения руки своего ученика от стола и, заведя их за спину, споро принялся стягивать меж собой всё тем же орудием пыток.       Следующий урок, да? Будет ли он хуже или лучше того, что завершился только что? Так или иначе, пока Мори возился с его руками, можно было позволить себе небольшой отдых, продолжая лежать лицом на чёртовой распечатке и просто ни о чём больше не думать. Пока ещё это хотя бы возможно.       — Не засыпай, Дазай-кун, — попросил он почти нежно, сразу же касаясь холодными и скользкими пальцами анального отверстия и, смазав ими всё вокруг, кажется, на совесть, легко протолкнул один внутрь до упора, вызывая внутри неприятный, жгучий дискомфорт.       Пара движений взад-вперёд, и к первому добавился второй. Входил тот туго, растягивая вход сильнее, но благодаря смазке всё же проник внутрь без особых усилий с чьей бы то ни было стороны. Пока Мори двигал внутри пальцами с большей амплитудой, нежели чем простое «туда и обратно», стараясь растянуть его хорошенько, он послушно пытался расслабить зад, дабы процесс прошёл быстрее и принёс больший результат. А когда к двум добавился третий, больно практически не было, скорее уж просто неприятно. Но, в отличие от первых двух, с третьим Огай затягивать не стал и, вытащив пальцы, протянул их к лицу Осаму со словами:       — Слижешь? — на что получил демонстративный ответ, когда голова его протеже, лежавшая на столе, приподнялась и отвернулась в другую сторону. — Я думал, ты усвоил урок, — с лёгким недоумением сказал он, поскольку раньше все его извращенческие предложения получали исключительно положительную реакцию.       — Я не собираюсь это слизывать, Мори-сан, — спокойно произнёс Осаму, всё ещё стараясь держать голос ровным, и, помедлив, пояснил: — Вот если бы я принял душ… — и хотя слова давались с трудом, он всё же попытался вложить в них некоторое безразличие и, может даже, непокорность.       — Хм, привереда, — прозвучал довольный смешок, и пальцы, поднесённые ко рту уже с другой стороны, исчезли из его поля зрения.       Послышался шорох одежды и уже в следующее мгновение Осаму почувствовал, как Огай, проведя меж ягодиц членом, приставил головку ко входу. Глубоко и мерно вздохнув, постарался расслабиться полностью, позволяя члену проникнуть внутрь как можно безболезненней, но всё равно, даже при должной растяжке, давление на стенки прохода казалось непозволительно сильным, заставляя мышцы сжиматься время от времени против его воли, вынуждая Мори судорожно вздыхать при каждом следующем спазме, и чем дальше он проникал, тем сложнее было контролировать собственное тело.       — Расслабься, Дазай-кун, — попытался успокоить Огай, нежно проведя по спине, по наверняка оставшимся на ней красным полосам, и, чуть подождав, неторопливо подался назад, шумно выдыхая воздух вместе с Осаму.       Сиюминутное облегчение от освобождения заднего прохода долго не продлилось, поскольку в следующий момент, так же неторопливо, тот снова двинул бёдрами, крепко сжимая вновь искалеченные ягодицы, сводя и разводя их в стороны: наверняка любовался, как плавно член входит в зад своего протеже; наслаждался моментом, пока сам протеже лишь претерпевал, покорно лёжа грудью на влажном от пота столе.       Очередной новый толчок, не шибко резкий, но мощный и уверенный, выбил из груди некое подобие стона, который точно не остался незамеченным даже несмотря на то, как сильно стискивал Осаму зубы. А в довершение, лёгкий смешок и очередное поглаживание от шеи до поясницы с переходом крепкой хватки на ягодицу подтвердили эту догадку.       «Сейчас распалится», — вдруг стало понятно, так как именно стоны и крики всегда являлись для Мори спусковым крючком, позволяя чувствовать собственное выигрышное положение и, разумеется, превосходство над всеми теми, кто под него ложился. И ошибки тут не было: уже через пару ленивых движений он принялся набирать темп, вынуждая дышать чаще и притом всё равно стараться контролировать собственные дыхание и болевой порог. Первое время выходило неплохо, ему удавалось сохранять молчание, лишь изредка, неаккуратными судорожными вздохами, невольно выбившимися слабыми стонами давая понять, что нет, ему не всё равно, и его телу не всё равно тем более. Но к моменту, когда в кабинете начали раздаваться шлепки бёдер о зад, а внутри всё горело, растянутые против воли мышцы ныли, когда Огай наклонился ниже и, ухватив за волосы, потянул его голову на себя, заставляя больше думать о том, как бы он их не выдрал, Осаму больше не мог себя сдерживать. Рот открылся сам собой, из горла вырывались вскрики, но всё же, как только он пытался захлопнуть челюсти, стоны продолжали вырываться из груди.       Это издевательство тянулось некоторое время, и когда Мори резко отпустил его, голова ничком опрокинулась вниз, достаточно больно ударившись краем брови о лакированную поверхность стола, вынудив зашипеть. А как только первая волна неприятной боли и лёгкого головокружения спала, он вдруг осознал, что задыхается. Задыхается так, как если бы решил уйти из жизни через повешение — Огай крепко сжимал за его горло, перекрывая доступ к кислороду, а звуки, что доносились до него через вновь возобновившийся в голове шум и непонимание ситуации, практически панику, на поверку оказались собственным сипением, свистом воздуха, который проникал через горло в лёгкие в те моменты, когда ослабевала хватка, когда Мори делал очередной толчок.       Воздуха не хватало, голова нещадно кружилась, в глазах давно потемнело, а зад раздирало на части. Он уже почти не слышал ни собственного шипения, ни удовлетворённых стонов и вздохов за спиной, но понимал: ещё немного, и точно потеряет сознание, а там… Он не хотел умирать. Не так. Не под Мори Огаем, который, словно какую-то надоевшую хозяину псину, душил его прямо во время секса, на который и пойти пришлось по принуждению, от страха и безысходности. Не этого хотел Дазай Осаму. Не этого…       — …ри-сан? — послышалась сквозь мутную пелену собственного сознания спустя бог знает сколько времени и, как только появилась возможность, ему удалось со свистом и хрипом резко вдохнуть спасительный воздух. Вдохнуть так, что стало больно в груди, а лёгкие словно огнём загорелись — Огай отпустил его. — Мори-сан? — послышался очередной взволнованный возглас, кажется, по селектору.       — В чём дело? — это уже был голос самого Мори, раздражённый, чуть с одышкой, но человеку по ту сторону телефона этого было не разобрать.       — Накахара-сан назначил вам встречу на это время, — отозвался, очевидно, его личный секретарь, пока Осаму, продолжая лежать на столе рядом со злополучным селектором, пытался прийти в норму, но всё ещё позорно находился с членом в заднице.       «Чуя?» — дыхание перехватило вновь непроизвольно, и он закашлялся, пытаясь одновременно с тем понять, что происходит.       Чуя сейчас стоит по ту сторону двери, когда он сам здесь, разлёгся на столе босса с голым задом, с трудом приходя в себя и ловя внутри всё новые отголоски волнения и страха: их с Чуей разделяет всего лишь какая-то дверь. Реши тот войти, и тайна, которую они хранили с боссом на двоих столько лет, вскроется, а за ней вскроется и сам Осаму, от стыда и позора.       — Совсем забыл, — произнёс меж тем Мори, достав пальцем до кнопки связи, как только кашель его протеже поутих. — Пять минут, — отдал он приказ и убрал руку с аппарата.       — Старческая деменция, Мори-сан? — не удержался от колкости Осаму, слыша, с каким трудом и хрипом дались ему эти слова, вслед за которыми в очередной раз, но уже в назидание, последовал грубый толчок, вырвав болезненный стон.       — У тебя есть пять минут, Дазай-кун, — произнёс он строго, отступив на шаг, выйдя из него и, судя по шороху одежды, тут же натягивая на себя штаны. Следом почувствовалось прикосновение чужих горячих рук к своим, стянутым до этого момента ремнём: Мори ловко его развязал и, потянув за голое плечо, вернул Осаму в вертикальное положение, насколько это было возможно, потому что зад и поясница болели так, что волей-неволей приходилось сгибаться. — Подождёшь меня в спальне? — лукаво намекнул он, кивком головы указав на кресло с одеждой, а сам тем временем, уже вытащив упаковку салфеток из ящика, обтирал ими пот с лица да поправлял выбившиеся из нехитрой причёски пряди тёмных волос.       Быстро рассудив, что затягивать с просьбой-приказом смерти подобно, Осаму и впрямь кинулся к креслу и, на ходу похватав всё то, что попалось ему на глаза, поспешил к спасительной двери. Спасительной, потому что Чуя за ней его не увидит, но в то же время эта дверь отрезала всякие пути отступления вообще.       Хлопок, вещи на пол, и вот он уже прислонился ухом к двери, пытаясь услышать хоть что-то, происходящее по ту сторону.       Шаги.       — Доброго вечера, босс, — и вправду Чуя. Слышно слабо, но голос его звучал как обычно спокойно и уверенно — вряд ли он чего заподозрил.       — Здравствуй, Чуя-кун, — голос Огая на удивление такой же ровный, как в самый обычный день, когда сам Осаму до сих пор отдышаться не мог. — Есть новости по героину?       — Пока в процессе, — отрезал тот и, по всей видимости, не дождавшись ответной реакции, перешёл к другому вопросу: — Я по поводу группировки с Хоккайдо. По драгметаллам, и… — Чуя как-то внезапно смолк, и, спустя несколько секунд, недовольно произнёс: — У вас тут придурок Дазай побывал?       Пришлось прижаться к двери ещё крепче, пока сердце в груди и кровь где-то в ушах предательски заглушали все звуки своим биением. Как он это понял? Осаму же точно забрал все свои вещи. Для верности сейчас даже оглянулся на ту кипу шмотья, валяющуюся рядом с ногами: так сразу и не скажешь, все ли вещи на месте, но не мог же он что-то забыть? Точно ведь всё забирал.       Впрочем, уже неважно. Он продолжил вслушиваться.       — Как ты это понял? — задал тот же вопрос Мори, и Чуя следом незамедлительно ответил:       — Весь кабинет провонялся, — Осаму даже сквозь дверь почти увидел, как тот скривился, фыркнув, лишь в следующее мгновение поняв, что запах, тем более запах парфюма, и дважды тем более запах секса — действительно тот самый элемент, который просто так из комнаты не изгонишь, даже если хорошенько, на совесть, всё проветрить. — А ещё… — сказал Чуя и замолчал.       И что это за «ещё» такое, увидеть ему было не дано, но, может, Мори сможет прояснить ситуацию.       — А, это, — голос Огая звучал уверенно и смешливо, что, хоть и немного, но успокаивало. — Дазай-кун попросил поставить укол. Забыл, должно быть.       Укол? Забыл? Что забыл? Что за чушь? Он ещё раз оглянулся на свои вещи. Брюки, пиджак, рубашка, галстук, обувь, бельё, бинты. Всё, вроде бы, на месте. Разве что… Бинты. Он взглянул внимательнее, но со своего положения сложно было сказать, все ли его повязки на месте и не забыл ли он какой-нибудь мелкий кусочек на том злополучном кресле. Может, завалился на пол?       — Вот как, — хмыкнул Чуя, прерывая чужой процесс осмотра одёжки, но дальнейший разговор, сколько ни пришлось вслушиваться, окончательно и бесповоротно перетёк к деловым обсуждениям. Самому же Осаму оставалось только ждать окончания этого по истине спасительного для него разговора, прежде чем Огай вернётся и продолжит свои измывательства.