Окажи мне услугу: Возвращение домой

      После того, как эти двое оставили его в палате одного, и впрямь удалившись прочь после фразы о необходимом отдыхе, Осаму, оставшись, наконец, в покое, выдохнул с облегчением, а потом раскрыл глаза и, нервно усмехнувшись, уставился во всё ещё плывущий потолок. Сердце вновь пустилось вскачь, но ненадолго, уже вскоре принявшись успокаиваться, о чём свидетельствовал продолжавший бесконечно сообщать все изменения пищащий кардиомонитор. Сложно было представить, с насколько глупым выражением и дурацкой улыбкой он сейчас пялился в белоснежный потолок, совсем не видя белизны перед глазами, поскольку весь фокус внимания был устремлён на одно только слово, не покидающее мысли с момента, как он остался в тишине: «повезло».       Как же ему повезло, что чёртов Чуя так вовремя ворвался в палату. И как же сейчас Осаму особенно был благодарен бесцеремонности этого парня, который влетел сюда, даже не постучавшись, не испросив дозволения войти у Мори по ту сторону двери, хотя совершенно точно знал, что тот находился внутри. Иначе, зачем бы примчался такой запыхавшийся?       «Запыхавшийся», — вдруг остановился он мысленно на этом слове.       И правда, почему это Чуя ворвался в палату с таким диким видом, будто бы пожар случился, когда, на деле, его доклад по операции, с которым и явился к боссу, никакой ценной информации в себе не нёс? Хотя и сам Чуя позже успокоился. Причём, довольно быстро. И вот это уже было странно.       Но об этом ему, может быть, предстоит подумать позже. Сейчас же сопоставлять факты дальше и делать выводы Осаму уже не хотелось, ведь, даже несмотря на эту маленькую странность, чувство своей «везучести» не покидало, перебивая собой все мыслительные процессы.       В конце концов, ему повезло не только с Чуей, ему повезло ещё и в том плане, что больная голова, получив временное спасение от Огая, решила заработать в полную силу, разом сложив все известные по расследованию детали в чёткие выводы, умаслив Мори настолько, что он, переключившись в режим нежности и благодарности, оставил его в покое до поры до времени. Не появись Чуя в нужный момент, страшно было даже представить, чем для Осаму могло окончиться это свидание в больничной палате. Даже руки подрагивали от одной только мысли, а к горлу вновь подкатывал тошнотворный комок переставшего быть контролируемым, после последней их совместной ночи, страха. Страха, заглушить который помогало лишь чёткое понимание, что и с расследованием, и с Огаем пора было кончать.       Пока не было известно, что же полезного по их общему делу сможет предложить Чуя, проанализировав полученную только что информацию о нападении и заговоре, но в тот момент Осаму знал наверняка, что опровергнет любые его предложения любыми возможными способами, чтобы провернуть своё дело. Намётки будущего плана в голове крутились давненько, сделавшись ещё чётче во время допроса пленённых на складе участников заговора и практически полностью утвердившись в секунду, когда Огай, несмотря на состояние своего протеже, потребовал оказания этим самым протеже некоторой услуги. Тогда, помимо страха, Осаму захлестнула ещё и ярость.       Сейчас же, после ухода этих двоих, и страх, и ярость несколько схлынули, вернув сознанию ясность и практический подход к задуманному, но и, ко всему прочему, добавив значительную часть сомнений касательно способов реализации этого самого задуманного. Если судить откровенно и трезво, сомнения были те ещё, и, возможно, стоило бы плюнуть на соревнование с Чуей и подарить ему шанс всё решить самому.       Да, верно, после ухода этих двоих, помимо страха и ярости, испарилась ещё и решимость. Разумеется, Осаму уже успел так самоуверенно сообщить Мори о наличии в его голове идей по разрешению ситуации, но в данный момент все его идеи казались слишком уж рискованными, как для мафии в целом, так и для него лично. И если он всё же отступится, даст Чуе возможность показать себя, то, без всяких сомнений, после будет расплачиваться с Огаем собственным задом за собственную бесполезность как исполнителя. Не говоря уже об уязвлённой гордости из-за проигрыша бывшему напарнику, которому, по сути, уже проиграл тогда, на складе, позволив перенять командование и вывести себя из-под огня. А ещё он проиграл потому, что…       Прибор вновь запищал в мгновение, когда дыхание перехватило от воспоминаний поистине позорного «падения» в собственных глазах, и от этого где-то в груди в очередной раз разрослась волна сожалеющей, сжигающей боли, которую он тут же постарался унять вместе с сердцем, покуда в палату не примчался медперсонал.       Не время об этом думать сейчас. Сейчас у него оставалось время только на проработку уже готового плана, а ещё лучше, на подготовку нового, который не был бы таким отчаянным и притом позволил бы одержать победу над Чуей. Хоть какую-то победу… Но и прежде всего, для начала, ему всё же и впрямь необходимо было хоть немного поспать. И поспать не столько ради отдыха, сколько ради того, чтобы отвлечься от всего произошедшего, а ещё лучше — забыться вовсе.       И даже несмотря на захлестнувшие его переживания, провалиться в сон ему удалось довольно-таки скоро, позволив всем волнениям отступить и затаиться в небытие, пока и разум, и тело погрузились в долгожданный покой.       Но и после пробуждения, уже кажется, на следующий день, к нему так никто и не пришёл. Осаму честно ждал, когда же, согласно негласной договорённости «об отдыхе до следующего дня», Мори нагрянет в палату, но с приближением вечера становилось яснее, что и сегодня к нему никто не придёт. Разум же, всё это время снедаемый очень свежими, не хотевшими затихать воспоминаниями о проваленной операции и раздумьями о плане раскрытия личностей лидера и участников заговора, постепенно переключался на воспоминания иного толка: острая резь в районе печени, запах такого знакомого парфюма и пота где-то над головой, сварливый гонор бывшего напарника тут же, над ухом, и резкая слабость в теле, причиной которой было вовсе не ранение.       Что это, чёрт возьми, было?       Именно этим вопросом снова и снова задавался Осаму, отказываясь верить в то, что знает ответ. Верно. Он уже тогда, в тот самый момент понял, что именно ощутил. Ощутил то, чего не ощущал никогда прежде. И никогда ощущать не желал. А ныне потерял покой. Где-то в глубине души всё ещё таилась крохотная искра надежды, что его отпустит, что всё, произошедшее с ним — лишь минутное помутнение, слабость на фоне кровопотери или ещё что, но никак не… это. Дать своим чувствам название — означало признать их, а признать их — означало принять поражение. Полное, бесповоротное, окончательное.       Он всеми силами старался отвлечься, даже не думать обо всём этом, дабы не накручивать и не топить себя дальше в возникшей проблеме, словно в болоте, но чем упорней пытался переключиться на что-нибудь ещё, тем болезненней было внезапно, снова и снова, возвращаться к наболевшей теме. На третий же день рука сама тянулась к телефону всякий раз, как только уныние и стыд накрывали с головой: он буквально готов был вызвать сюда Мори лично, чтобы тот, хотя бы временно, забил его голову рабочими вопросами. Но на этот ход всё же не решался, неизменно останавливая себя мыслью, что забить голову Мори может и не рабочими вопросами вовсе. Не стоит.       Всё это время самоистязания хоть как-то, но вполне неплохо разбавлял снующий туда-сюда медперсонал, с которым Осаму пытался завести разговор, хоть и отвечали ему с явной опаской и неохотой, и только доктор Като приходил поболтать время от времени. Разговоры «ни о чём» помогали, но стоило тому уйти по своим делам, как мысли об одном человеке возвращались с удвоенной силой, ввергая в новые глубины отчаяния и жалости, а после и ненависти к самому себе. В какой-то момент времени Осаму отчаялся настолько сильно, что уже всерьёз подумывал поделиться хоть с кем-то, хоть бы и с Като своей проблемой. Не напрямую, конечно. Намёками. Он даже сумел бы сделать так, что тот и не догадался бы о причинах волнения своего постоянного пациента, но, однажды встретившись с доктором вновь, напрочь отринул эту мысль, заменив её другой — в конце-то концов, он что, не сумеет сам во всём разобраться? Не то ли гордость взыграла, не то ли злость на свою слабость, но собственное достоинство пока ещё не позволяло опуститься на такое дно.       Так он думал ровно до наступления следующего, четвёртого дня, а потом всё началось заново, будто и не было внутри той, взращённой гордостью и злостью, независимости от обстоятельств. Зато пришло понимание того, что Осаму, как много ни было у него связей с людьми в реальной жизни и даже в подполье, не имел в этот самый необходимый момент хоть одного человека, того единственного, с кем мог бы поделиться столь неординарной жизненной проблемой. Возможно, таким человеком для него был Одасаку, но и его он потерял уже очень и очень давно.       Продолжая грызть себя изнутри, уже ближе к обеду он всерьёз начал задумываться над статистикой редких случаев самоубийств пациентов в палате, способах реализации и шансах на успех. Даже принялся анализировать обстановку и подмечать в округе всё то, что могло бы ему пригодиться, как слух неприятно резанул звонок мобильного телефона.       Предустановленных мелодий на каждый контакт не было, потому с первой секунды невозможно было определить звонившего, и это, в свою очередь, добавило ещё больше раздражения к и без того расшатанному психическому состоянию.       Прослушав противную трель ещё с несколько секунд, всё же дотянулся до телефона, испытав уже ослабшую, но всё-таки неприятную боль в правом боку, а увиденное на экране имя вызвало некоторое замешательство, заставив нахмуриться, но всё же принять вызов:       — Доброго дня, Ацуши-кун, — поздоровался нарочито весело, взаправду искренне радуясь возможности отвлечься от опостылевших дум.       — Доброго, Дазай-сан, — послышалось на том конце и впрямь голосом его ученика, но каким-то нервным, скомканным. Впрочем, для Ацуши это было обычным делом.       — Что-то случилось? — предположил Осаму спустя время, когда понял, что по ту сторону продолжения разговора не намечалось, и откинулся на подушку, приняв полусидячее положение.       — Да нет… Я просто… — начал мямлить тот, но, с шумным вздохом явно собравшись, решительно затараторил: — Как вы, Дазай-сан? Вы тогда получили ранение, и мы хотели забрать вас, но Чуя-сан не позволил, но вы…       — Всё в порядке, Ацуши-кун, — перебив, постарался успокоить Осаму, испытывая что-то похожее на светлые чувства от того, что хоть кто-то с прежнего места работы, наконец, поинтересовался его состоянием. Обыкновенно же ему просто желали сдохнуть поскорее.       Но, вместе с беспокойством одного его ученика, в голову пришла и другая мысль, которая не приходила всё это время, забиваемая переживаниями о своих позорных чувствах к бывшему напарнику: от второго, а точнее, от первого из его учеников ничего не было слышно вот уже четвёртый день. Как-то совсем уж не похоже на Акутагаву, который обыкновенно крутился возле своего учителя всякий раз, как этот самый учитель попадал в больницу. Что, в общем-то, случалось довольно-таки часто.       Неужели тоже получил серьёзное ранение? Или же дело было в другом? Скажем, в чувстве стыда из-за того, что не успел спасти от ранения его? Стоило бы выяснить это позже.       — Куникида-сан не хотел, чтобы я звонил вам… — меж тем продолжил Ацуши. — Ведь вы теперь в Портовой мафии. Но это как-то…       — Должно быть, из-за прослушки, — сразу определил Осаму причину нежелания «звонить» ему на личный номер. Поверить же в то, что от него отвернулось Агентство только потому, что он теперь в мафии, являлось глупостью. Уж кто-кто, а детективы явно не из того теста слеплены. — Не стоит так переживать, Ацуши-кун. Мори-сан всё равно уже в курсе, что вы были на том складе.       — …Хе-хе, — нервная усмешка послышалась спустя пару секунд. — И как вы так спокойно можете об этом говорить, Дазай-сан?..       — С этим я сам разберусь, — постарался как можно убедительней ответить он, понимая, что уж Мори-то точно спросит с него за внезапную помощь Детективного Агентства, которым, к тому же, теперь известно и о заговоре. И последнее было совсем уж нежелательным элементом в этой истории. По крайней мере, лично для Мори и его репутации как босса мафии. — Вам удалось продвинуться в своём расследовании? — дополнил он вопросом, из-за которого, собственно, детективы и оказались вовлечены во всё это.       — Эм, Дазай-сан… Я… — вновь замялся Ацуши, определённо не решаясь что-либо рассказывать, или же не будучи уверенным, имеет ли он право обсуждать дела своей организации с кем-то вроде Дазая Осаму, ныне действующим исполнителем столь опасной организации, как Портовая мафия.       — Куникида-кун неподалёку? — решив, что давить на не так давно вступившего в Агентство человека не стоит, уточнил он почти сразу же. Уж полномочный заместитель директора точно сомневаться не станет и либо пошлёт его, либо же, вероятней всего, захочет всё обсудить.       — Д-Да, но как вы?..       — Можешь передать трубку? — в очередной раз перебив его, всё же постарался убрать из голоса нервозность и грубость, хоть и, признаться честно, старая-новая работа определённо доводила его до подобного эмоционально нестабильного состояния. А может, дело было в Огае, но, что более вероятно, и не в нём вовсе. Совсем не в нём. — Нам стоит обсудить случившееся, — пояснил он решительней, прогоняя очередное наваждение, которое ныне, словно издеваясь, преследовало неотступно.       — Секунду… — на том конце послышался шорох, шаги, скупые объяснения Ацуши, а потом откровенная ругань, явно намеренно заглушённая закрытым рукой на телефоне микрофоном.       — Дазай? Это ты? Какого чёрта там произошло?! И почему ты хочешь что-то обсуждать по телефону?! — похоже, Ацуши успел довести до начальства всю суть предстоящего разговора. — Ты представляешь вообще, сколько раз Ёсано-сенсей сделала «это» с нами?!       Так вот она, истинная причина гнева Доппо. Похоже, не один только Осаму получил неприятную рану, требующую врачебного вмешательства. Разве что, хотя бы в этом случае, судя по отзывам пациентов Ёсано, ему самому несказанно повезло со способностью, позволяющей всякий раз избегать их участи. Да и кроме того, что доктору Агентства, ради полного излечения, приходилось доводить больных и раненых до полусмерти, за этим самым доктором ещё и наблюдалась неожиданная кровожадность в этих процессах: до полусмерти она доводила не просто жестокими методами, но ещё и по нескольку раз подряд. Такой вот садизм. Так что уж в этом плане Куникиду можно было понять. И, быть может, даже чуть-чуть пожалеть.       — Дай, угадаю! По три раза на каждого? Исключая Ацуши-куна, разумеется, — сразу же выдал Осаму, так же, как и Доппо, опустив всяческие приветствия и вежливые беспокойства о здоровье друг друга.       — Что? Как ты?.. — ошарашенный притихший возглас непонимания разом сбросил весь запал очередного бывшего напарника, меж тем и пыл остудив. Вот теперь можно было поговорить и о деле.       — Сказал же, что угадаю, — с усмешкой пояснил он, ничуть притом не соврав. — И так, Куникида-кун, вы получили хоть какие-то ответы по своему расследованию?       — Ничерта мы не получили, кроме ранений и проблем с Ёсано-сенсей, — выдали в прежней грубой, привычно ворчливой, но уже без нервов, манере. — И ты не ответил на мои вопросы, Дазай.       Осаму на это лишь только тяжко вздохнул. Отвечать на подобные вопросы, ответы на которые являлись вполне очевидными, да и в принципе ответа не требовали, ему хотелось мало. Но всё же, в конце-то концов, это был Куникида, и без ответов этот разговор дальше явно не продвинется. Если припомнить, то Доппо, по части ослиного упрямства, временами был способен посоперничать даже с Чуей.       «И снова Чуя», — промелькнуло в мыслях внезапное раздражение на то, что, даже отвлёкшись на этот телефонный звонок, он всё равно нашёл секунду вспомнить об этом человеке. Но злобы из-за этого на самого себя уже не испытывал, потому что, валяясь в больничной койке вот уже четвёртый к ряду день, банально выдохся на все эмоции, кроме тупого гнетущего отчаяния и, временами, самобичевания.       В порыве этого же отчаяния и доли усталости захотелось взвыть или, на худой конец, застонать, понимая, что, пробудь он в палате хоть ещё немного, и сойдёт с ума. Но, вместо столь выдающей для собеседника реакции, лишь с силой провёл рукой по лицу, одновременно чувствуя под пальцами успевшую уменьшиться под повязкой гематому. Хоть одна приятная новость, душу, по правде говоря, не греющая.       Постаравшись отогнать от себя очередные бредовые мысли явно нездоровой головы, отдёрнул руку от лица и, вздохнув ещё раз, заговорил:       — Я уже сказал Ацуши-куну, что о вашем присутствии на том складе Мори-сану уже известно. Поэтому не вижу более смысла скрывать наше общение. Скорее наоборот, Куникида-кун, стоит обсудить всё сейчас, пока ещё существует такая возможность, — постарался как можно серьёзней и лаконичней пояснить Осаму, откровенно стремясь перейти, наконец, к сути.       — Хочешь сказать, что позже тебе этого не позволят? Проблемы? — несмотря на заданные вопросы, содержавшие в себе верный ответ, взволнованности в голосе по ту сторону не было ни на йоту, зато определённо звучала настороженность и опаска. И действительно, Мори Огая, несмотря на его временами придурковатую привязанность к собственной способности, стоило опасаться не только Агентству, но даже его любовнику.       «И так было во все времена», — вдруг осознал Осаму, только теперь задумавшись о том, как вообще столько лет сумел проработать под руководством этого человека, притом почти не испытывая особых сложностей в коммуникации и постели. Во всяком случае, так было до гибели Одасаку. Потом же всё переломилось.       — Определённо, — усмехнувшись внутренней дилемме, уже совсем невесело ответил он, понимая, что проблемам совершенно точно быть, и, пока Доппо не завёл тему об этих проблемах ещё дальше, продолжил: — Что касается вопроса «что это было?»… Как сам думаешь, Куникида-кун? Что это было?       — Ты это всерьёз?       — Ответь.       — Это… заговор, — чуть помедлив, выдал тот, даже голос снизив до полушёпота, будто бы кто-то посторонний мог его подслушать. Хотя, если телефон Осаму в самом деле прослушивается, то и эти меры предосторожности ситуации не помогут.       — И это верный ответ, Куникида-кун. Честно говоря, когда я попросил сидеть вас тихо, то всерьёз рассчитывал, что вы получите ответы на свои вопросы и перестанете доставлять мне проблемы своими преследованиями, но…       — Дазай… — прорычал Доппо, перебивая, явно недовольный последними услышанными словами, и Осаму, не дав тому времени разразиться какой-нибудь новенькой гневной отповедью, чуть повысил голос, сразу же перебив в ответ:       — Но, раз уж всё пошло не по плану, я любезно готов с вами всем поделиться. Хотя, думаю, большую часть ответов должен был предоставить Хишикава-кун. Ты же помнишь того паренька, которого я просил вас защитить как пострадавшего от действий одарённых?       — Героин… — вновь приглушённо ответили ему, словно и впрямь, они не по телефону говорят, а в городском закоулке на тайной шпионской встрече. — Да, тот пацан рассказал, что работал на Портовую мафию курьером-закладчиком по наводке Омури Такао, дело о пропаже которого поручили нам. И работал вполне успешно, пока вы его не отловили.       — Ах, это же Чуя! — вдруг озорно вырвалось само по себе. — Вечно куда-то спешит и совершенно не думает головой, — дополнив, следом же поймал себя на мысли, что всё, только что им сказанное, было сказано безо всякого злорадства. Ему определённо, совершенно точно необходимо скорей выбраться из палаты и проветрить мозги, дабы вытравить из них непонятно как образовавшееся подобие хорошего отношения к злобному пёсику Огая.       — Так и какого чёрта, Дазай? Хочешь сказать, что нанимали этих пацанов не вы, а те крысы на складе, которые захотели скинуть босса мафии с трона?       — Ты отлично соображаешь, Куникида-кун! — протянул в ответ довольно. — По правде говоря, расследуя это дело о героине в Йокогаме по просьбе Мори-сана, я оставлял некоторый процент вероятности на то, что наркодельцы, развернувшие бизнес, на поверку окажутся членами мафии, но вот заговор — это что-то новое.       — И что тебя так обрадовало, идиот? — неожиданно проворчал Доппо, и Осаму тут же поймал себя на том, что действительно улыбается, а голос его, пожалуй, звучит излишне удовлетворённо. Да и кроме того, он в самом деле давно не испытывал такого азарта и злого предвкушения перед началом интересной игры, в которой подписался принять участие в момент, когда вскрылись все подробности его расследования — а именно, когда Кимура Акио на складе раскололся о заговоре прежде, чем успел назвать имя своего главаря. Но так, признаться, было даже интересней.       Запасной план, который он рассчитывал выдать за основной, подобно ненужному мусору только что мигом ушёл на задворки памяти и забылся, а всё, что ему оставалось теперь — это начать приготовления к реализации плана настоящего. Начать уже сейчас, с этой телефонной беседы. Оставалось лишь дождаться ключевой фразы от Доппо. Точнее, просьбы.       — И что ты прикажешь нам делать? — не получив пояснений внезапному веселью, продолжил разговор тот. — Если ты всё ещё не окунулся в прошлую жизнь окончательно, то должен понимать, как важно Агентству раскрыть это дело, чтобы вернуть доверие властей и населения… Но вмешиваться в дела мафии мы не можем, — Куникида сделал паузу и вздохнул, твёрдо подведя итог всей беседы: — Нам необходимо знать, за кем стоит исчезновение парня.       «Вот и оно, как и ожидалось», — ухмыльнулся молча Осаму, в ответ же выдав давно озаботивший его вопрос, когда, посетив общежитие Агентства перед поездкой на склад, не обнаружил там одного из способнейших детективов, которому хватило бы минуты на сопоставление фактов и раскрытие дела:       — А как же Рампо-сан? Неужели не поможет?       — Рампо-сан в отъезде, — на расстоянии было видно, как Доппо устало потирает брови и морщит от безысходности лоб.       Однако ответ не удивил. В случае с Эдогавой Рампо, командировки по всей Японии и дальше — были делом частым и оттого привычным. В противном случае, все остальные оперативники не смогли бы расследовать дела самостоятельно и зваться детективами, сделавшись лишь боевой мощью организации на случай конфликтов.       — Вот как… — вновь ухмыльнулся Осаму, внутренне торжествуя от того, что, при нынешнем положении вещей, у Агентства не оставалось иного выбора, кроме как всё-таки попросить о помощи, а скорее даже намекнуть о ней бывшему коллеге. — В таком случае, Куникида-кун, я помогу всё устроить, — добавил он довольно, чем вызвал резонный вопрос:       — Но? — прозвучало так, словно на том конце и без его тона заранее ожидали подвоха — неудивительно, учитывая, сколько лет они вдвоём проработали в напарничестве.       — Но мне потребуется помощь. А если точнее: помощь потребуется дважды.       — Вижу, ты уже всё продумал, Дазай, — очередной усталый с ноткой раздражения вздох. Так похоже на Доппо. — Что от нас требуется?       — Не так быстро, Куникида-кун. Позднее я пришлю указания, — в этот момент дверь в палату снова пшикнула и уже начала отъезжать в сторону. — Мне пора, — быстро проговорил он, тут же завершая звонок и, сжав телефон в ладони, положил перед собой на постель.       «Как же вовремя», — отметил Осаму, когда на пороге его опочивальни, как это помещение окрестил доктор Като, показались Мори в своём неизменном облачении с накинутым поверх халатом и, неожиданно, Чуя, вошедший следом. — «Его тут только не хватало», — нахмурился он, мигом приготовившись запустить на полную свой приобретённый навык контроля сердечного ритма, откровенно благодаря судьбу, что однажды ему в голову вообще пришла идея попытать удачу с таким методом самоубийства.       — Не рад видеть нас, Дазай-кун? — пройдя вглубь помещения с убранными за спину руками, с фальшивой приторной лаской спросил Мори, чуть наклонившись вперёд с лукавым прищуром, пока на лице Чуи за его спиной отражался самый скептически-подозрительный настрой, завершающийся вздёрнутой сомнительно бровью и руками, упершимися в бока. В больничном халате всё это смотрелось весьма комично.       — Самочувствие что-то резко ухудшилось, Мори-сан, — постаравшись расслабить мышцы лица и выдавить ответную фальшивую улыбку, произнёс Осаму, мимоходом прислушиваясь к работе треклятого кардиомонитора. Благо, тот пока не выдавал всем присутствующим возникшего внутри не то приятного, не то поганого волнения.       — С кем-то говорил? — в том же тоне продолжил Огай.       Ожидаемый вопрос.       — С девушкой, Мори-сан, — ответ заставил того снести эту вежливую улыбочку с лица.       — Ага, конечно. Какая дура на тебя поведётся? — с максимальным пренебрежением, на которое только был способен, вклинился Чуя, пока Мори, стоя впереди, спиной к нему, нахмурился, как минутой ранее сам Осаму.       — Есть одна, — усмехнувшись в ответ, перевёл хитрый взгляд на ошалевшего враз Огая и, пока тот, как и должно, восприняв всё сказанное на свой счёт, приходил в себя, решил продлить его замешательство совсем уж откровенным бредом: — Что такое, Мори-сан? Вы же не рассчитывали, что я не найду вариант получше?       Последнее слово было выделено особенно сильно, и тогда, после сказанного, в помещении нахмурился третий, последний человек: Чуя явно мало что понимал, но вздёрнутая в недовольстве с самого порога бровь так и не опускалась, кажется, намертво застыв уголком в самой высокой точке, демонстрируя теперь нечто схожее с недоумением.       Ну, в самом деле, мало ли какие секреты могут быть между боссом и его правой рукой, о которых тот не должен быть в курсе? Взгляд же Чуи в это время вполне резонно метался между ними двумя, заставляя Осаму только больше нервничать. В хорошем смысле, по крайней мере, для него.       Его захватывал уже не только азарт и предвкушение, зато целая смесь, настоящий дикий, природный водоворот из всевозможных эмоций, вкупе захватывающих дух, перебивая дыхание. Там были и волнение, и страх, и злорадство, и наглость напополам с чувством отмщения, гадливость и веселье, облегчение от окончания ожидания, чуточку безрассудства, но главное — неконтролируемая, сколь бы он ни пытался взять всё под контроль, радость от появления конкретного человека в этой палате. Всё вкупе сводило с ума, и только с невозможным для себя старанием он продолжал удерживать сердечный ритм в норме.       — Что-то хорошее случилось, Дазай-кун? — с усилием выговорил Огай искренне любопытствующим голосом, на лицо, правда, оставаясь крайне недовольным.       «Хорошо, Мори-сан. Так и надо», — лукаво улыбнулся Осаму, понимая, что и тот с трудом сдерживает кое-что внутри — а именно, чувство собственничества, зародившееся в день, когда пока ещё врач Портовой мафии обнаружил у подобранного им подростка неплохие умственные и аналитические способности, тут же предпочтя взрастить и направить их в выгодное для себя русло.       — Признайтесь, Мори-сан: вы решили меня тут законсервировать и свести с ума от скуки? — напрочь разрушив начавшую гнести атмосферу, резко переключился на наигранно недовольный тон, заранее угадывая реакцию начальства — недоумение и чуточку подозрительности. — В конце концов, почему так долго? Четыре стены и Като-сенсей, и это всё, что я лицезрел всё это время! А вы знаете, сколькими способами можно совершить самоубийство, будучи прикованным к постели? Я уже приметил тут парочку вещей, так что…       — Я, походу, слишком сильно стукнул его головой, босс, — отозвался Чуя, поравнявшись плечом с Огаем, пока Осаму продолжал бормотать под нос всевозможную чепуху про способы самоубийства. Опыт в этом деле у него был богатый.       — А-а, я понял, почему вы бросили меня, — продолжил нести чушь уже громче, сам до конца не отдавая себе отчёт, не то ли он намеренно, из чувства злости, нервирует Мори, провоцируя, не то ли действительно радуется хоть какому-то разнообразию живого общения. — Это Чуя слишком долго думал над стратегией поимки заговорщиков? Не удивлён, это же Чуя, в конце концов. Наверняка захотел получше подготовиться, чтобы победить в придуманном им же соревновании, — ворчливо пробормотав на грани слышимости, искоса поглядывал на объект своих измывательств.       — Тебя ещё раз приложить? — не сдержался объект, сжав руки в кулаки и порывисто шагнув вперёд, и впрямь, подобно злобному псу, крепко сжав зубы. Но всё же, стоило отдать ему должное — сумел довольно долго продержаться беспристрастным к монологу «больного».       — Я решил отменить ваше соревнование, Дазай-кун, — попытался вернуть к реальности их двоих Мори нейтральным тоном, хоть нахмуренное лицо и выдавало его настроение с головой, чем вызывало лишь всё ту же наглую ухмылку и внутреннее удовлетворение от собственной мерзостности в исполнении этого маленького концерта, который, по сути, являлся невнятным порывом души, добравшейся, наконец, до новых живых собеседников.       Разумеется, позже Осаму с лихвой придётся расплатиться за все свои выходки, но эта реакция стоила того, особенно когда вот уже столько времени никого донимать не приходилось. Да и кроме прочего, пока что трогать его Мори не станет. По крайней мере, на это и был расчёт, покуда он несёт откровенный бред и старается выглядеть не особо вменяемым. Огай же тоже не дурак, и совать свой нос, или кое-что иное, в разворошённое осиное гнездо не рискнёт, пока окончательно не выяснит причин подобного поведения. А поскольку при всём этом представлении присутствовал и Чуя, с которым у его протеже самые не лучшие в мире отношения, намёки про наличие девушки и «варианты получше» должны были показаться Мори слишком уж рискованными для намеренной провокации.       Да, Чуя оказался здесь как нельзя кстати, автоматически сделавшись гарантом того, что Осаму не стал бы подвергать риску собственную репутацию в его глазах, даже чтобы вывести своего старого-нового любовника, отношений с которым явно не желал, на выдающие и компрометирующие положение дел эмоции и реакцию. Так, во всяком случае, должен был думать любовник.       — Я никогда и не равнялся на это соревнование, Мори-сан, — вздохнув, произнёс он максимально небрежно, решив всё же перейти к делу. — И без того ясно, что все эти дуэли и соревнования — лишь попытка Чуи обратить на себя внимание, ведь за пять лет вы так и не сподобились отдать ему моё место правой руки.       — Ах ты, ублюдок, — Чуя явно накалялся, готовый вот-вот разразиться молниями на всю палату, а точнее, силой гравитации, пока сам Осаму, кажется, начал возвращать своё внутреннее «я» в относительную норму. Норму, что была до случившегося на складе.       — Ну, хватит, вы двое, — уже твёрже произнёс Огай, смерив поочерёдно каждого негодующим взглядом и тем самым заставив умолкнуть. — Дазай-кун, поскольку Като-сенсей настоятельно рекомендовал подержать тебя тут подольше, было принято решение провести совещание в узком кругу здесь же.       «Узкий круг и совещание. Довольно любопытные формулировки», — подметил он про себя с издёвкой.       Конечно, когда Осаму подписался на возвращение на старое место работы, и он, и Огай прекрасно понимали, что суть этой добровольной жертвы кроется в плачевном положении Агентства, которое следовало откупить от претензий Портовой мафии по части возвращения долга в лице доктора Ёсано. А также оба знали, что, до некоторых пор, новому-старому исполнителю лучше сидеть тихо и подчиняться, не дёргаясь. И этим негласным, установленным меж ними правилам приходилось добросовестно следовать. Именно по этим причинам он и оказался вписан в этот «узкий круг».       Разумеется, Мори не понаслышке знал, на что способен его протеже даже будучи загнанным в угол, однако, похоже, он и сам оказался настолько плотно заперт в ловушке с этим заговором, что решился довериться только двоим своим ведущим исполнителям, с которыми уже прошёл и огонь, и воду, и кое-что похуже. Правда, быть уверенным в таком положении дел относительно босса на сто процентов не приходилось. Огай, конечно, не Достоевский, но тоже серьёзный противник, пойди хоть что-то не по плану.       — Чуя-кун, — обратился Мори позднее, так и не отведя недовольного взгляда от объекта своего раздражения, откинувшегося на больничную подушку, — ты первый.       — Да, босс.       — Очень интересно, — не преминул ядовито добавить Осаму, успев уловить, как нервно дёрнулся кое-чей синий глаз, хотя и большей ответной реакции не последовало. Сдерживается.       — Если взять в расчёт всё то, что нам удалось выяснить, то становится очевидным, что одарённые заговорщики хорошо скрываются и не желают быть обнаруженными. Если их действительно двое, и они работают в паре, то слишком осторожно и профессионально, не оставляя следов. Я проверил базы данных, — на этом моменте Осаму устало закатил глаза от мысли, что додумался до того же давным-давно, — и никого с похожими способностями в городе не появлялось уже с десяток лет. Считаю, нам лучше заняться крысами внутри организации, и поэтому...       — Переходи уже к делу, Чу-у-я, — протянул он, уже нажав на значок запуска игры на телефоне, не сумев-таки сдержать старый добрый порыв подначить напарничка.       — Я тебе сейчас кляп организую, ублюдок Дазай, — прервался тот в своём монологе, но, взглянув на Мори — как краем глаза успел заметить «ублюдок Дазай» — быстро угомонился. — В общем, до сих пор непонятно, кто может оказаться крысой, но, так как все нити ведут к Центру по работе с зарубежными партнёрами, думаю, лучше организовать слежку нашими самыми проверенными людьми за этим Центром и его сотрудниками.       — Китайский героин, новенькие в городе одарённые, возможно, прибывшие из-за рубежа, Кимура Акио — сотрудник Центра и так далее, — скучающе перечислил Осаму, не дожидаясь распоряжения на соответствующее обсуждение от босса. — Но с чего ты взял, Чуя, что среди нас есть эти самые «проверенные люди»? Если ты не заметил, Мори-сан созвал лишь нас двоих. Значит ли это, что он доверяет нам? Или же он просто доверяет нам чуть больше, чем остальным? — Чуя в этот момент перевёл глаза на Огая, но неуважения неверным взглядом или ещё какой неосторожной мимикой лица не выдал. Сам Мори же продолжал невозмутимо таращиться на жителя этой палаты, так же никоим образом не выдавая ни сомнений, ни замешательства из-за услышанного.       — Говоришь, крысой может оказаться любой? — додумался Чуя.       — Ты сам это сказал: «до сих пор непонятно, кто может оказаться крысой», — пояснил Осаму, постаравшись изобразить на лице если не невозмутимость, то хотя бы деловитое снисхождение, довершив всё дело лукавой ухмылкой. Но, пока нарочная пауза до неприличного не затянулась, в том же довольном тоне продолжил: — Именно, Чуя. Крысой может оказаться даже самый доверенный член мафии. Но твоя идея плоха не поэтому… — добавил под конец, уже нажимая пальцем виртуальную педаль газа в мобильной игре. — Всё дело в самой мафии.       — Мафии?       — Пока я валялся в отключке, вы провели проверку и обыск всего Центра. Как думаешь, как быстро информация об этом распространилась и по остальным нашим подразделениям? Чёрт! Проиграл! — выдал он возмущённо, когда навороченный автомобиль врезался в препятствие и разбился.       — Дазай-кун, можешь быть серьёзней? — устало вздохнул Мори, когда телефон был отправлен в недалёкий полёт на одеяло перед собой.       — Я веду к тому, Мори-сан, что, после этих проверок, все крысы и в других подразделениях затаятся, удалят всё ненужное с рабочих компьютеров, почты и смартфонов, после чего сделают вид, что являются самыми преданными вашими подчинёнными. В общем и целом, вы уже упустили шанс взять предателей в тот момент, когда начали шмонать Центр по работе с зарубежными партнёрами.       — А как насчёт… — начал Чуя, но Осаму, предугадав наиболее вероятный ответ, перебил самым будничным тоном, для пущей убедительности вздёрнув вверх указательный палец:       — Внедрить кого-то внутрь тоже не выйдет. Только не после случившегося. Сейчас наши заговорщики воспользуются тактикой Мори-сана, — перевёл он взгляд с Чуи на того и улыбнулся. — Попросту перестанут набирать рекрутов, чтобы не допустить проникновения шпиона.       В палате враз установилось напряжённое молчание. Осаму продолжал смотреть прямо в глаза Мори, пока тот в ответ сверлил его своим цепким взглядом. Чуя же, в недовольстве сложив руки на груди и опершись на одну ногу, вторую отставив в сторонку, всем видом демонстрировал нечто между усталостью и тяжкой мыслительной деятельностью. И это действо могло продолжаться бесконечно, пока один из них не поднял ключевого, но вполне ожидаемого вопроса:       — В таком случае, Дазай-кун, может быть, нам стоит нанять Агентство для этого дела? — выражение лица Огая с серьёзного резко преобразилось в довольно-ухмыляющееся. Пусть Осаму и знал, что эту тему рано или поздно поднимет кто-то из этих двоих, но то, каким тоном — тоном победителя — были произнесены эти слова, заставило насторожиться в ожидании слов дальнейших. — Разве не твои бывшие коллеги как раз специализируются на подобных делах? К тому же, они как раз присутствовали во время проводимого тобой допроса и теперь должны быть в курсе нашего положения. Что скажешь?       Всё произнесённое — никак не предложение, зато чистой воды сарказм. Однако между слов явно виделись намёк и тщательно скрытый упрёк в том, что Осаму определённо должен был знать о присутствии детективов на месте встречи и даже самолично дозволил им там остаться. И эти намёк с упрёком являлись очередными свидетельствами тому, как же сложно работать сообща — ну почти сообща — вместе с собственным учителем. А сложно потому, что с Мори, спустя столько лет совместной работы, не пройдут истории о чистой случайности, по которой детективы оказались в засаде на складе, или же о банально безалаберной неосведомлённости провинившегося исполнителя о ведущейся слежке. Здесь, даже если попытаться, и его немалый актёрский талант с навыками убеждения не помогут, какую бы невероятную чепуху в своё оправдание он ни выдумал.       Оставалось лишь, сдавшись, прикрыть глаза и вяло улыбнуться, прежде чем открыто признать поражение в этой маленькой битве, но не войне.       — Вы правы, Мори-сан. Агентство теперь в курсе ваших, — на последнем слове прервался и, на секунду приняв извиняющийся, виноватый вид, поправился: — Простите, в курсе наших проблем. Детективы могли бы помочь, но… — добавил он с ответным сарказмом, решив поддержать Огая в задуманной им игре, но после, сделав паузу и оскалившись, с откровенно наглой улыбкой докончил начатую фразу: — боссу Портовой мафии не пристало просить помощи у кого-то другого. Тем более, у недавнего врага. Не так ли, Мори-сан?       Всем только что сказанным Осаму, конечно, признал это своё «поражение», но будто бы он мог позволить себе по-настоящему сдаться и покаяться в грехах, не кольнув напоследок побольнее, словно бы Мори действительно осмелился пойти на такой шаг, как просьба о помощи.       — Хорош юлить, идиот, — теперь уже и Чуя решил встрять в этот нарочито-издевательский с двух сторон диалог и прямо озвучил волновавший, скрытый за намёками и саркастическими высказываниями, вопрос: — Какого чёрта детективы забыли на складе?       — А, это… — очередная фальшивая нотка непонимания, и с ответом ждать не заставил: — Просто хотел подсобить Куникиде-куну в его расследовании. Так, по старой памяти.       На лицах двоих людей напротив застыло каменное выражение: очевидно, что поначалу от подобного честного и неприкрытого откровения оба опешили настолько, что даже усомнились в услышанном, но позднее, явно не дождавшись ответов иного плана или хотя бы признания в том, что Осаму над ними так подшутил, почти одновременно нахмурились. Такой вот эффект неожиданности от главного лгуна мафии. Стоит сказать правду, и реакция остальных поразит воображение.       — То есть, Дазай-кун, ты открыто признаёшь, что хотел помочь врагу? — оклемавшись, первым подал голос Огай, продолжая хмуриться уже не столько от недовольства, сколько от непонимания истинных мотивов своего протеже, который, судя по его же рассказу, попросту решил помочь бывшим коллегам по старой памяти. Ясное дело, в такое сложно вот так просто поверить.       — Разве у нас не перемирие? — теперь недоумевать должен был Осаму, хоть выказанное недоумение не должно было показаться Мори искренним. Игра продолжалась.       — Не валяй дурака! — и снова выпалил Чуя, разозлившись, совсем не понимая всей прелести взаимного обмена любезностями, и уже порывался продолжить фразу потоком из ругани, когда был вовремя остановлен вздёрнутой кверху ладонью Огая, сразу же сомкнувшейся в кулак, призвав таким образом замолчать.       — Мы позже обсудим это, Дазай-кун. Наедине, — и принять серьёзный вид пришлось уже ему самому, как обвиняемому, пока внутри меж тем разгоралось неочевидное волнение, образовавшееся из смеси страха за своё физическое состояние после будущих «обсуждений» и ещё кое-чего невнятного, больше похожего на азарт и капельку злости.       Чуя после этих слов как-то нервно дёрнулся, чем ненароком обратил на себя внимание Осаму, и тут же покосился скептическим, подозревающим взглядом на Огая. Как бы только ни о чём не догадался.       Кто-кто, а один из главных исполнителей мафии в лице Накахары Чуи являлся скорее мощной ударной силой, нежели великолепным стратегом и игроком, умеющим скрывать своё истинное отношение к положению вещей. Но даже в это мгновение его задумчивый взгляд и недовольная мина говорили о многом: о том, например, что сказанные боссом слова не пролетели мимо ушей, а, наоборот, заставили о чём-то задуматься. О чём бы это?       Тут же в памяти всплыл инцидент, когда Осаму, трусливо сбежав из рабочей квартиры Огая под утро и направившись в кафе на первом этаже здания «Mori Corporation» в поисках людного места, так поспешил, что плюнул даже на то, чтобы обмотать шею бинтами. Шею, на которой, после бурной и малоприятной ночи накануне, образовались синяки. Синяки эти образовались не только на ней, но и много где ещё, и, в частности, на лице, которое успел рассмотреть даже бывший напарник. Да, уже тогда Чуя предположил, что отделать так хорошо его мог только Мори Огай. И сейчас этот задумчивый взгляд, метнувшийся с Мори в сторону единственной в палате койки, был направлен не в глаза больного, а блуждал в области его шеи и, как раз, лица.       От собственных подозрений о возможных догадках бывшего напарника сделалось дурно и дыхание перехватило, но удержать ритм биения сердца он сумел, после чего, дабы сменить эту тему для всех, раскрыл рот, выдав:       — Почему бы нам не вернуться к основной проблеме, Мори-сан?       — Есть предложения? — ключевые слова были озвучены сразу же, давая понять, что тот и сам не прочь прекратить играться с огнём да перейти к делу, которое сейчас волновало его всего более.       — Разумеется. Иначе, зачем бы я вам понадобился в мафии? — лукавую улыбку на лицо удалось вернуть с трудом, но скрытый намёк Огай всё-таки уловил. Должен был уловить. Однако, несмотря на брошенную Осаму последнюю шпильку, всё-таки смолчал. — Но, Мори-сан, боюсь, мой план не придётся вам по вкусу.       — Я весь внимание, Дазай-кун, — теперь и на его лицо вернулась та самая, выжидающая, фальшиво-учтивая улыбочка, знаменуя начало деловой рабочей беседы.       И ещё бы ей не вернуться, когда на кону стояла собственная репутация, место босса и, быть может, даже жизнь. Решив, однако, закончить словесную дуэль на этом моменте, Осаму поспешил начать:       — Как я уже сказал, мы все здорово напортачили. Не только Чуя со своими проверками Центра, но, увы, даже я со своей провалившейся операцией.       — Надо же, он умеет признавать и свои косяки, — пробубнил тот под нос с ядовитым хмыком, продолжая стоять со сложенными на груди руками, словно обиженный пацан, которому слова не давали, но сдержаться который всё равно был не в силах.       — То есть ты, Чу-у-я, своего косяка тоже не отрицаешь? — не выдержав, послал тому очередную за всю встречу снисходительную ухмылочку.       — Продолжай, Дазай-кун, — а вот Огаю явно не терпелось услышать задумку своего протеже. Впрочем, и задумку-то Осаму планировал раскрыть лишь отчасти.       — Продолжаю. Как я уже упомянул, из-за наших ошибок, Мори-сан, заговорщикам теперь не осталось иного выхода, кроме как затаиться на неопределённое время и никого нового в своё окружение не впускать. А время такого застоя может быть очень и очень долгим. Если взять в расчёт тот факт, что на их стороне работают как минимум двое одарённых, способных, не высовываясь, продолжать распространять героин по всей Йокогаме, то, при таком раскладе, ваша репутация в глазах правительства и Особого отдела покатится вниз. Покатится стремительно, поскольку вы, даже со всеми своими ресурсами, попросту ничего не сможете сделать. Ни одарённых вычислить, ни даже того, кто за всем этим стоит. Вам останется разве что периодически пресекать и срывать поставки, отлавливая курьеров на улицах. Но это будет уже не один и не два подростка. Вы должны понимать, что пока ещё правительство и полиция могут закрывать глаза на их исчезновения, но уже вскоре и это станет невозможным. К слову, одно из таких дел об исчезновении подростка как раз и скинули на Агентство.       — Ближе к делу, Дазай-кун, — несмотря на всё сказанное ранее, на все подначки, намёки, сарказм и взаимные издёвки, Мори ныне олицетворял саму стойкость и доверие, готовый продолжать слушать. Вот, что делает с людьми осознание их плачевного и крайне невыгодного положения. Даже с такими людьми, как Мори Огай.       — Вместо того чтобы ждать очередной возможности схватиться за торчащую в этом деле ниточку или обнаружить зацепку, я предлагаю действовать с точностью да наоборот: предлагаю подтолкнуть заговорщиков к действию.       — Каким образом?       — Помочь им предпринять попытку переворота, конечно, — единственная улыбка в помещении сейчас красовалась на лице Осаму, пока Огай, сложив руки на груди так же, как и Чуя, через мгновение поднёс одну к лицу, зажав подбородок двумя пальцами и задумавшись на полминуты прежде, чем хмыкнуть.       — Допустим, Дазай-кун, — ухмыльнулся он в ответ даже излишне по-доброму, чем дал понять, что, в принципе, видит зёрнышко смысла в столь отчаянном и рискованном плане. Разумеется, как и предполагалось, ему вряд ли пришлась по вкусу эта идея, но вот в этот раз высказывать сомнений он не стал, да и это поспешили сделать за него:       — Босс, вы это серьёзно?! — Чуя аж на шаг ближе подступил, гневно и порывисто разведя руки в стороны в непонимающем жесте, а искренне удивлённое, недоумевающее выражение лица выдавало даже не то, что недоверие к Осаму, но и неверие в то, что Мори так запросто мог поддержать столь безумную идею.       — Дазай-кун всегда отличался нестандартными подходами к выполнению моих поручений, — не обратив взгляда в сторону возмущённого карликового исполнителя, продолжил буравить взглядом Мори. — Не мог бы ты пояснить подробней, Дазай-кун?       — На вашем месте, Мори-сан, я бы не стал интересоваться подробностями.       — Отчего же? — недоумение констатировала вздёрнутая бровь.       — Дело в наблюдателе, — пояснил Осаму, но, вскоре сообразив, что здесь кое-какие подробности всё же потребуются, начал: — Если этот одарённый-наблюдатель существует, и может видеть происходящее на расстоянии, то почему нельзя предположить, что он может ещё и слышать нас? Скажем, прямо в эту секунду.       Очередная волна затишья в обдумывании всего им сказанного завершилась довольно быстро:       — Хорошо. Тебе что-нибудь понадобится? — вот так легко и просто это было сказано. Легко и просто получено разрешение на реализацию плана. Жаль, что разрешение это не отменяло будущей встречи с боссом «наедине». Что-что, а путать личное с делами этот босс не любил.       Вздохнув из-за приближения собственной незавидной судьбы, Осаму ответил тем же простым и деловым тоном:       — Ничего не нужно. К тому же, я уже начал приготовления, Мори-сан.       И ведь и в самом деле начал, ещё с первого дня в палате будучи уверенным, что Огай, даже при самых гениальных и невероятных предложениях Чуи, чего и быть-то во вселенной не могло, примет именно план действий Осаму. Примет без требований о предъявлении пояснений, потому что так он поступал всегда. И, признаться честно, до сих пор до конца не было известно, почему Мори поступал именно так. Не то ли доверял гению своего протеже, не то ли отдавал предпочтение так называемым сюрпризам, когда этот протеже всякий раз его удивлял. А может, и всё это вместе.       Так или иначе, Осаму своего добился.

***

      Выпроводить этих двоих удалось с трудом. В частности потому, что Чуя, после согласования Мори не озвученного до конца плана действий по реализации переворота, ещё некоторое время пытался отговорить того от этой идеи. В ход шли и максимально вежливые призывы к благоразумию командования, и даже обвинения его, Дазая Осаму, в возможном предательстве. Впрочем, с последним Чую можно было понять: для него, как и для всех остальных членов мафии и Агентства, блудный исполнитель принял решение вернуться на старую дорожку только для того, чтобы защитить одного из своих коллег. Отчасти то являлось правдой, но, даже знай Чуя немного больше — о плачевном состоянии Агентства и о роли Осаму в жизни босса Портовой мафии — понял бы, что ныне его заклятый с юношеских лет соперник связан по рукам и ногам, да и дёргаться не может.       И, пока тот выговаривал Огаю все свои соображения, сам блудный исполнитель улыбался откровенно и нагло, как обычно. Но улыбки его были лишь напускной, защитной реакцией для внешнего мира. Внутри же рушились небоскрёбы. Рушились, как полагается, с грохотом и шумом, обваливая на внутренние органы невыносимую тяжесть отвратительной к себе жалости напополам с ненавистью. Но самыми большими кусками на душу ложились слова его напарника, который настолько давно и хорошо его знал, что сумел предположить даже то самое предательство. И если раньше на эти слова было бы плевать, то после прошедших событий всё изменилось. Изменилось, когда вот этот самый человек, рискуя жизнью, которую так ценил и которой так дорожил, поднял его с пола склада, зная, что сила гравитации не сможет их защитить, и упорно тащил к выходу.       Даже возразить и подначить в ответ сил не оставалось. Только улыбаться, держать дыхание ровным и молча глотать все оскорбления и обвинения, которыми сыпали на всю огромную палату. Не говоря уже о сердечном ритме, удержание которого на столь долгое время прямо пропорционально ухудшало самочувствие.       Особенно остро он ощутил подкосившееся здоровье после того, как остался один, и когда с трудом, трясущимися, непослушными пальцами сумел напечатать SMS-сообщение доктору Като, чтобы тот принёс чего-нибудь успокаивающего, а заодно прихватил лист бумаги, ручку и конверт.       Таблетки, которые удалось проглотить не с первой попытки да ещё и облиться походя, с трудом прошлись по пищеводу, делая общее паршивое состояние ещё паршивей, а чёртова ручка после них всё равно не хотела держаться ровно, делая почерк похожим на писанину старого деда-маразматика с таким же старческим тремором. Оставалось надеяться, что получатель разберёт текст.       Уже запечатанный конверт он держал перед собой ещё добрую половину часа, нещадно проминая некогда плотную бумагу пальцами, превращая ту в мягкую и податливую. Мял, не решаясь, стоит ли вообще продолжать? Продолжать задуманное, подвергнув всех своих знакомых серьёзному риску, поставив на кон всё. Подставиться и пожертвовать собой ещё раз. Наверняка в последний раз.       Он мог бы плюнуть на всё это, сбежать, оставив все дела как есть, и никогда больше не возвращаться. А где-то там, уже вдалеке отсюда, тихо распрощаться с жизнью, ни о чём не жалея. Разве мало он сделал для Портовой мафии, Агентства, Йокогамы и её жителей, Японии и мира? Почему он вообще продолжает?       «Помогай людям. Так ты станешь хоть чуточку лучше», — слова умирающего на руках друга, которые крутились в голове бесконечно, словно мантра, уже померкли с годами, постепенно превратившись в просто слова, не приносящие с собой ни понимания, ни облегчения, ни, тем более, ответов.       Ответов, почему он должен продолжать, более не было. Обещания, данные Мори или же Агентству, тоже не имели под собой веса. Будто бы он хоть когда-то придавал собственной болтовне веса! Так и подмывало выбросить письмо в окно, рухнув вслед за ним же. Но что-то всё же останавливало.       «Ты как? Живой? Да чёрта с два я дам тебе так просто сдохнуть, придурок!», — вот оно то, что, перекрывая последние слова Одасаку, отдавалось внутри, отголосками проходясь по всем нервным окончаниям, заставляя дрожать и сгибаться от беспрестанно сбивающегося дыхания, заставляя ненавидеть себя за слабость всё больше с каждым следующим воспоминанием. Совсем на него не похоже. Будто болезнь подцепил, от которой теперь никак не отделаться. Как же это раздражало.       Чтобы сбросить наваждение и не уплыть окончательно в пучины отчаяния и самокопания, резко зажмурился, мотнул головой и, переведя дрожащее дыхание снова, словно только что марафон пробежал, ухватил телефон, всё теми же трясущимися пальцами с трудом набрав нужный номер:       — Хигучи-кун? — произнёс он спустя пару длинных гудков, постаравшись вложить в голос всю свою прежнюю бодрость и почти что жизнерадостность. — Как здоровье? Вы выбрались со склада?       — Д-Дазай-сан? — удивлённый возглас прервался невнятным мельтешением, которое разобрать у него не вышло. — Да! Всё хорошо! — нарочитая бодрость была сыграна хуже, чем играл её он, но пояснение этому пришло со следующими, отдалёнными от микрофона словами:       — Это Дазай-сан?.. — голос явно принадлежал Акутагаве, но, несмотря на некоторое от телефона расстояние, звучал достаточно устало, чтобы по эту сторону можно было сделать предположение о возможных полученных его подчинёнными ранениях. Это могло объяснить и то, почему за четыре дня его так и не навестили.       «Правда, будь я в Агентстве, никто так же бы не поинтересовался моим самочувствием», — пронеслось в голове между делом, стоило припомнить, как часто он, пропадая днями, всё же являлся на работу и не встречал притом ни возгласа удивления, ни вопроса из любопытства. Разве что от Ацуши что-то вроде того можно было временами услышать.       — Ты можешь двигаться, Хигучи-кун? Нужна помощь, — произнёс он решительней, согнав с лица глупую ностальгическую улыбку, продолжая прожигать взглядом помятое письмо в руке перед собой.       — Да! Сейчас же буду! — выдала та и, попрощавшись, спешно бросила трубку, даже не призадумавшись, по-видимому, о субординации.       По прошествии ещё долгих получаса в ожидании, словно Хигучи ехала к нему по пробкам из дома, дверь в палату отъехала и, в противовес догадке о заторенности дорог, явила истинную причину столь долгого путешествия и столь быстро протёкшего по телефону разговора.       Сама Ичиё выглядела не так плачевно: всего-то рука в гипсе и пару пластырей на лице. Ничего особо страшного и требующего внимания. Зато тот, кто явно задержал её приход сюда, совершенно точно увязавшись следом, выглядел куда печальней: Акутагава на костылях с переломом ноги, с той же, что у Хигучи, переломанной рукой и, на манер внешнего вида своего учителя, замотанным набок лицом. Но, кроме травм, на лице до кучи красовался самый грустный в мире, опущенный в пол взгляд, который, кажется, подниматься не планировал.       — Неплохой видок, Акутагава-кун! — поприветствовал Осаму весело, когда тот вздрогнул от собственного имени. Неужели и впрямь чувство вины? — Кажется, я пропустил часть веселья, когда отрубился.       — Дазай-сан, я… Прошу простить, что не смог защитить вас, — Рюноске попытался изобразить нечто вроде поклона на девяносто градусов, но костыли подмышками явно не позволили ему этого сделать должным образом.       — Акутагава-сенпай! — воскликнула взмыленная из-за долгого путешествия Хигучи, робко попытавшись коснуться его, наверняка чтобы вернуть в вертикальное положение, но вовремя остановилась, не рискнув продолжить.       — Дазай-сан, я… — не обратив на подчинённую внимания, решил взяться за старое тот, но был перебит уже собственным начальством:       — Не стоит, Акутагава-кун. Главное, что все мы живы, а Хигучи-кун пострадала меньше остальных. Разве не прекрасно?       — Как… вы себя чувствуете, Дазай-сан? — претерпев волну еле заметного смущения, постаралась перевести тему она, и Осаму позволил ей это сделать, ответив:       — Прекрасно, Хигучи-кун. Есть ещё пострадавшие?       — Наш отряд… Многие погибли, многие ранены, — тот же взгляд в пол, что и у Рюноске. Похоже, она более всех прочих действительно переживала за смерть своих людей. Хорошая черта для командира и очередное удивление для Осаму на тему, как же кто-то вроде неё затесался в мафию. Удивительное сочувствие. — Вы что-то хотели, Дазай-сан? — добавила она, когда ответа так и не последовало.       И тогда Осаму, вспомнив, зачем вызывал, вновь взглянул на письмо в руках.       Сейчас он подводил черту, ведь, если отдаст письмо, то переступит её, сделав чертой и точкой невозврата. Пожалуй, самый тяжёлый выбор на его памяти. Тяжелее всех решений, принятых им в этой жизни. Но всё-таки, был ещё шанс отступить.       Он взглянул в окно, за которым сгущались тяжёлые синие тучи, а море где-то вдалеке темнело в преддверии шторма. Кто-то сказал бы, что это чертовски плохой знак, предупреждение, предзнаменование конца, но Осаму никогда не верил в присказки. Скорее, тёмная вода и небо вдалеке, сливающееся с горизонтом и грозящее вот-вот разразиться молниями, намекали, что затеянное им действительно опасно, но, похоже, стоит свеч.       Зрелище завораживало, вынуждая потратить на любование минуту-другую, но вместо этого он, в очередной раз переведя дыхание, взглянул на злосчастный конверт и, собравшись с духом, протянул его в сторону посетителей:       — Доставьте в Агентство.