ID работы: 10375186

Секрет моего друга

Слэш
NC-17
Завершён
27
RubyOry бета
Размер:
62 страницы, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
27 Нравится 5 Отзывы 8 В сборник Скачать

Я хочу узнать его

Настройки текста
      Одна из главных причин по которым Джерард не смог бы посещать любого другого терапевта кроме Дока в основном заключалась в том, что тот не давал ни малейшего повода сомневаться в своей заинтересованности лечением. Джерард успел сменить множество разных мозгоправов со времени своего переезда в Нью-Йорк, так что точно знал насколько это редкое качество. Чаще ему встречались практикующие специалисты сидящие перед пациентом в белых просторных кабинетах, в своих наглухо застегнутых блузках и рубашках, кивали головой в такт со словами и спрашивали одно и тоже: «И как вы себя при этом чувствовали?». В какой-то момент Джерард стал замечать, как в их головах будто включалась огромная безжалостная сортировочная машина, отсеивающая его слова по разным маркированным папкам «повышенная тревожность», «чувство вины» и «суицидальные мысли», а позже, следуя давно изученным алгоритмам, подбирали фразы для ответа. С таким же успехом он мог позвонить матери и поболтать с автоответчиком.       Зато слушать и понимать умел Док, и Джерард понял это ещё с первого дня посещения «Центра Оказания Психологической Помощи и Консультационных Услуг». Его кабинет никогда не выглядел холодным и белым, словно стены морга. Цветы в горшках, картины на стенах, плотные шторы из лоскутного шитья, при помощи которых легко можно было окунуть помещение в уютный полумрак, вазочки с конфетами, раскрытая книга на журнальном столике… Возможно благодаря обстановке, а может быть и потому, что сам Док умел к себе расположить, каждый прием ощущался словно визит к старому другу, который рад будет услышать о твоем здоровье за чашечкой чая.       Так что Джерард не стеснялся и выкладывал на чистоту все, что было на душе. Всё про свою повышенную тревожность, про чувство вины и про суицидальные мысли. Но в этот раз ему предстояло сказать нечто, за что ему действительно было стыдно.       — Извините, Доктор, но мне кажется, что терапия не помогает, — честно выдал он, глядя в глаза немолодому мужчине, сидящему напротив. Глаза, от уголков которых тянется паутинка тонких морщин — явный знак того, что человек может и любит много улыбаться.       — Почему же ты так думаешь? — спокойно спросил Док, не выказав ни единого признака замешательства или разочарования.       — Мне кажется… мне кажется, что я будто бы тону, — сбивчиво начал Джерард, — словно бы вот: я поступил в университет, вхожу в первую двадцатку лучших студентов, это не вершина, но, для меня, я думаю, это неплохо. Я не пью и не принимаю ничего запрещённого уже два года. Я не пытаюсь покончить с собой. Но, иногда, мне снова снится это, понимаете? Будто бы… будто я вот-вот войду в свою квартиру, ну, я говорил вам, что арендовал бывшее складское помещение над магазином… так вот, мне снится будто я открываю дверь, вхожу внутрь, но внутри совсем нет моих вещей, там… там дом моих родителей, пахнет дезинфектором для рук, гудит вентилятор, мама разбирает покупки на кухонной тумбе… я вижу все это так чётко, будто действительно стою там, а затем мама зовёт Майки по имени, мы выходим во двор и… и видим там это.       Док молчит и внимательно смотрит на Джерарда своими ясными глазами, будто видит его мысли насквозь. Джерард испытывает стыд. Конечно он не должен был говорить, что терапия не помогает. Он вообще не должен был приходить сюда отнимать у этого человека время. Он не должен был даже рождаться на свет, куда уж там все остальное. Он не заслужил всего, что имеет, он должен был умереть давным давно, тогда в саду, это тоже должен был быть он.       — Понимаете, эти сны, они… они… — снова продолжил Джерард, словно пытаясь оправдаться за свои слова.       — Они возвращают тебя туда, откуда ты начал, — подытожил Док. — Как думаешь, сколько в среднем занимает терапия? Ну, для обычного человека с обычными проблемами? Нет и никогда не будет точной статистики, вот мой ответ. Это потому, что все люди уникальны и каждый несёт на себе свой собственный крест и даже его размер и тяжесть никак не связаны с тем, как долго ему придётся исцеляться. Кто-то приходит сюда и сразу же уходит. Кто-то остаётся на пару лет, кто-то будет общаться с врачами всю оставшуюся жизнь. У телесных ран есть срок заживления: у порезанного пальца — несколько дней, а у сломанной ноги — несколько месяцев. В случаях когда травмируется душа — все обстоит гораздо сложнее.       Из-за аномальной для начала июня жары в кабинете работал кондиционер и Джерард немного ерзал в кресле, когда под его плотную толстовку пробирались ласковые потоки прохладного воздуха.       — С тобой и твоей семьёй приключилась страшная трагедия, не каждому дано испытать подобное в жизни, — продолжил Док, дав Джерарду некоторое время на раздумья над предыдущими словами. — Ты страдаешь не только из-за своей потери, но и из-за чувства вины, не дающего тебе покоя. Ты считаешь, что раз ты — «плохой человек», то с тобой не может и не должно случаться что-то хорошое. Ты считаешь, что как только ты ошибёшься, то все вокруг раскроют твой обман и хлипкая опора построенная, как тебе кажется, на лживых представления о тебе, рухнет. Но суть в том, Джерард, что не бывает на свете плохих и хороших людей — есть люди, которые совершают ошибки. И если ты считаешь, что совершил нечто плохое, то так оно и есть, для того и существует совесть, чтобы указывать нам на вещи, которые мы делаем неправильно. Главное помнить, что наша работа здесь и сейчас заключается не в том, чтобы заставить тебя думать, будто ты «хороший человек». Мы должны постараться научить тебя верить в то, что на одной ошибке твоя жизнь не заканчивается. — Док выдержал еще одну паузу, не прерывая зрительного контакта, а затем добавил: — и я вижу, нам предстоит долгий путь.       Джерард вышел за дверь кабинета 207 в совершенно ином состоянии, нежели тогда, когда он только вошёл внутрь. Док всегда производил на него особое впечатление. Его методы сильно отличались от стандартных схем поведения квалифицированных психотерапевтов его уровня, за что он получал много разной критики от коллег по цеху. Обычный сеанс с Доком Джерард, как правило, ассоциировал если не с разговором с любящим родителями (ну, таким, каким Джерард представлял такой разговор, если бы у него были любящие родители), то, возможно, с исповедью у священника.       Впереди у него однозначно было большое поле для работы над собой, а также целое лето, жаркое нью-йоркское лето, за которое в его жизни может произойти все, что угодно.

***

      Джерард никак не может определиться, стоит ли ему брать холодный фраппучино или все же предпочесть нормальный человеческий напиток. Джерард думает, что для того чтобы носить плотную закрытую одежду в такую погоду, да еще и в середине июля, нужна веская причина, собственно, как и для того, чтобы покупать горячий кофе.       Джерард одет в поношенные бриджи с просто неприличным количеством карманов и серую толстовку, которая уже полностью пропиталась запахом измученного жарой тела, но думает он об одежде другого парня.       «Почему он не захотел показывать руки? Наверняка там шрамы или следы от уколов, но, черт возьми, как будто здесь вообще кто-то не имеет подобной проблемы», — думает Джерард.       — Джерард Уэй? — раздается знакомый женский голос за спиной.       — С утра им был, — невесело усмехается он, заранее понимая, что шутка обречена на провал.       Перед ним коротко стриженная девушка, учившаяся на курс младше него. Когда-то она здоровалась с ним в буфете, но однажды (он, к своему стыду, не заметил, когда именно) просто перестала мелькать перед глазами. Через некоторое время он совершенно случайно узнал, что ее едва откачали от передозировки снотворным.       — Я просто хотела сказать спасибо, знаешь… не представляю, чтобы я вообще сейчас делала, если бы ты не привел меня сюда…       Она говорила тихо и медленно, явно нервничая. Она рассказывала о том, что планирует восстановиться на том же курсе, с какого ее отчислили из-за прогулов, но только на следующий год, чтобы убедиться в том, что терапия подействовала. Она рассказывала о семье и о том, как родители ее бесконечно поддерживают, о том, как тяжело было объяснять им причины своего поступка и как важно находить с близкими общий язык.       В общем-то, она говорит важные и правильные вещи, вот только мысли Джерарда сейчас очень далеки от обдумывания ее проблем.       — Ты ведь не слушаешь, да? — она издает нервный смешок, вероятно, более громко, чем планировалось и замолкает.       — Что ты, нет, конечно же, нет, разумеется… я очень рад, что тебе становится лучше! — преувеличенно восторженно оправдывается Джерард, но вскоре понимает, что это заявление не возымело должного эффекта. — Слушай, извини, но у меня… выдался очень странный денек, поговорим в другой раз, ладно?       — Да… да, конечно, — неправдоподобно бодро откликается она, зачем-то изобразив дружеский жест, стукнув его по плечу, — конечно, поговорим в другой раз.       Она уходит, и Джерард с ужасом думает, что, возможно сейчас вполне мог обрушить все то, что смогла восстановить в ее поврежденном затяжной депрессией сознании терапия, буквально в один миг, проявив подобное равнодушие. Он знает, что поступает неверно, отсылая эту девушку прочь, но просто не может сейчас волноваться ни о ком другом, кроме человека, которого знает всего без году неделю.

***

      Джерард впервые замечает его в тот день когда, по собственной недогадливости, забредает в переполненный «Старбакс». Он понимает, как влип, только когда замечает, что стоит в очереди как-то уж очень долго, а народ все не прекращает прибывать — может их фирменный сорт помола и переоценен, как минимум, доллара на три, жители одного из крупнейших мегаполисов страны не привыкли размениваться на стаканчики, на которых не будет красоваться логотип известного бренда. Джерард благополучно дожидается своего обжигающего горло американо, но на очереди длиной с китайскую стену его проблемы не заканчиваются. В кафе совершенно нет свободных мест. Мало того, в кафе, в котором совершенно нет свободных мест, целый столик, рассчитанный на четверых, полностью занимает всего один человек.       Небольшое пространство столешницы украшают четыре пустых стаканчика из-под среднего размера напитка и один наполовину полный, что красноречиво свидетельствует о том, что парень провел в кафе не один час. Джерард сначала поддается внутреннему голосу раздражения, упорно втолковывающему ему, что наглец, способный занять столько места в час пик и неприкрыто показывать, что уходить он не намерен, должен, как минимум принести глубочайшие извинения каждому несчастному работяге, чей дальнейший день напрямую зависит от того, сколько кофеина ему удастся поглотить за время краткосрочного обеденного перерыва. Дальше Джерард вспоминает, что ему самому этот кофеин необходим так же, как и всем этим людям, но еще важнее то, что у него-то времени еще вагон и главной целью его визита в это заведение была возможность его скоротать.       «Ну что же», — думает он, — «Док ведь говорил, что мне надо знакомиться с новыми людьми».       Джерард, не долго раздумывая, подсаживается к парню в темном свитшоте и перчатках без пальцев (это в середине-то июня), который в довершение образа прячет лицо за обложкой «Привет, меня зовут Джеффри Дамер»*. У Джерарда нет сомнений, они легко найдут общий язык.       — Ничего если я присяду? — спрашивает он, словно не ожидая отрицательного ответа.       Вместо стандартного «да, конечно, садитесь», брошенного небрежным тоном человека, не имеющего достаточно причин, чтобы проявить бестактность, парень вздрагивает, словно бы его только что выдернули из полудремы. Он быстро окидывает взглядом прибывающие толпы и, оценив ситуацию, выдает:       — Извините, я пересяду за стол поменьше, — и уже собирается подняться с места.       — Не парься, тут больше нет свободных столов, — перебивает его Джерард и снова оглядывает парня с головы до ног. Тот, издав сконфуженное «оу» неловко присаживается обратно, снова скрываясь за мутно-коричневой обложкой — не обращай на меня внимание.       Джерард хмурится, все, что ему надо — это глоток животворящей жидкости, что обязана была помочь компенсировать недостаток сна на фоне интенсивной учебы, прежде чем придет время приема у доктора. Только скоротать свободные часы за чашечкой крепкого кофе, ему вовсе не нужны проблемы, но он все же не оставляет своих мыслей о знакомстве.       Парень напротив поглощен чтением или, что более вероятно, делает вид, что содержимое книги безмерно интересно, ведь пальцы его напряжены, а спина его приобрела неестественно прямой угол наклона. У парня явно крашеные волосы, блестящее колечко в губе и то самое сосредоточенное выражение лица, с которым главный объект школьного буллинга ждет, что вот-вот из-за угла вывернет пара верзил и отберет его завтрак. Они с Джерардом наверняка очень легко могли бы найти пару-тройку тем для разговора, хотя бы на фоне общего опыта.       — Привет Джеффри… — выдает он против своей воли, лишь потому, что шутка кажется ему достаточно смешной, чтобы игнорировать твердо ощутимую завесу смущения, окутавшую их дальний столик на четыре персоны.       К полнейшему ужасу Джерарда тот реагирует совершенно никак, за исключением лишь выразительно приподнятого изгиба брови. Джерард чувствует, как напряжение растет, он точно понимает, что мешает человеку заниматься своими делами, но повисшая между ними неловкая тишина становится невыносимой и ему ничего не остается кроме как продолжить свои попытки.       — Интересная книга? — снова начинает он, правда, голос его звучит чуть тише и слегка более напряженно, чем ему этого бы хотелось.       Отсутствие какого-либо отклика больно бьет прямо в центр сплетения социальной тревожности — наследие тяжело протекающей в школьные годы социализации, которое Джерард вынужден носить с собой словно гирю, привязанную к ногам. Он уже не сомневается в том, что не раз будет вспоминать перед сном все подробности этого феерического провала в попытках завести разговор с незнакомцем, и, что вероятно, ему придется теперь покинуть эту кофейню навсегда, перестать посещать этот район города, а то и вовсе переехать в другой штат, но решается на последнюю попытку.       — Так… ты значит, своего рода, фанат? — произнести это «как бы невзначай» тоном не получается, наигранность и отчаяние так и сквозит в каждом звуке вылетающим из его рта и Джерард уже всерьез раздумывает о том, как поселится в маленькой деревушке где-нибудь на Аляске, где никто не знает его имени и не сможет осудить за этот самый неловкий в мире односторонний разговор, как парень напротив неожиданно убирает книгу от лица, складывая ее пополам, зажав между страниц большой палец.       — Я? Нет… то есть, я не один из их чокнутых фанатиков, — говорит он, потрясая в воздухе «подлинной историей серийного убийцы», словно это должно подтвердить его слова. — Просто интересуюсь, вот и все.       — … Интересуешься, это значит, хочешь узнать, как люди доходят до такого или… как правильно утилизировать расчлененное тело? — с радостью подхватывает Джерард, с облегчением почувствовав, как моментально распустился внутренний тревожный узел, стоило тому только начать разговор.       — Хмм… а вот ответ на этот вопрос пусть навсегда останется для тебя загадкой, — и он, откровенно озорным взглядом упершись Джерарду прямо в глаза, неожиданно подмигивает.

***

      Джерард еще некоторое время слоняется по коридорам небольшого малоэтажного здания, попивая свой чудовищно противный на вкус фраппучино и как бы случайно каждый раз прокладывая свой путь около кабинета номер 207, но, не расслышав изнутри ни слова, неизменно проходит мимо. Иногда он доходит до буфета, от которого на несколько метров тянет запахом свежей выпечки, но ничего не покупает. Его организм просто не может сейчас тратить драгоценные ресурсы на переваривание пищи, так как все они без остатка уходят на противодействие тревожным мыслям. В какой-то момент он останавливается у большого конференц-зала, чтобы послушать лекцию какой-то известной психологини, вещающей в поддержку подростков, переживших травлю в сети, но довольно скоро обнаруживает, что любая подобная речь, произнесенная кем-то кроме Дока, не может возыметь над ним совершенно никакого эффекта.       После окончания лекции, он помогает волонтерам убирать складные стулья — здесь его знают все и знают давно, так что подобные просьбы стали для Джерарда частью повседневной рутины. Почти все волонтеры являются студентами, здесь вообще очень много активной молодежи, и Джерарду нравится находиться в обществе этих позитивных и целеустремленных людей, готовых тратить свое время на помощь таким как он совершенно бесплатно. Ему вообще нравится думать, что в этом мире полно людей, желающих искренне и бескорыстно помогать кому бы то ни было.       Правда, сейчас он не может сосредоточиться ни на чем другом, кроме бесконечных вопросов, беспорядочно роящихся в его уставшем мозгу.       Большинство подростков и молодых людей, обращающихся в «Центр Оказания Психологической Помощи и Консультационных Услуг», приходят сюда добровольно, но что же касается тех, кого сюда приводят родные или друзья, то они почти всегда ведут себя подобным образом — сопротивляются терапии и отказываются признавать, что у них вообще есть какие-либо проблемы.       Джерарда не должно удивлять его поведение, он видел это очень много раз и проходил через это сам. Такое поведение, буквально, описано во всех брошюрах и учебных пособиях как типичное, Джерард лучше всех знает, что все происходящее в порядке вещей.       Но было что-то такое в том, как напряглась его спина, как обычно до крайности ироничный взгляд стал тяжелее свинца. Ох, Джерард тогда, к своему стыду, искренне обрадовался, что таким взглядом смотрят не на него.

***

      Парня из кафе, как вскоре выясняется, зовут Фрэнк (фамилию тот называть отказался), и он большой завсегдатай похожих заведений. Джерард то и дело случайно встречает его в этом районе, по пути на прием, но чаще он сам специально заходит за неоправданно дорогим кофе в тот самый «Старбакс», где почти всегда застает его за чтением очередного байопика или детективного романа в каком-нибудь дальнем углу.       — … понимаешь, это ведь очень важная мысль! То есть, когда мы надеваем на них ярлык «чудовищ», то будто бы снимаем с себя определенную ответственность… как если бы все это было делом рук какого-нибудь инопланетянина, и никто не мог не предугадать и остановить или, тем более, никто не мог бы оказаться на этом месте сам, но очень важно понимать, что этим чудовищем может оказаться никто иной как твой тихий вежливый сосед и ты даже не узнаешь об этом, пока в один прекрасный день не заметишь, как на его ровно стриженую лужайку наряд полиции выносит вонючие черные мешки…       — О, мой сосед по лестничной клетке как-то упоминал, что коллекционирует выброшенных на помойку «Ферби», как думаешь, какой у него шанс оказаться психованным убийцей? — шутливо ответил Джерард, на очередную «маньячную» тираду Фрэнка, которой тот непременно разражался, как только появлялась возможность вставить слово в разговоре.       — Ну, пока нет никакой точной статистики, в которой была бы представлена кривая зависимости страсти к коллекционированию стремных детских игрушек по отношению к потенциалу стать убийцей, но, я уверен, социологам всего мира давно стоит объединиться, чтобы решить раз и навсегда уже этот вопрос, — как будто бы совершенно серьезно ответил парень, сидящий по другую сторону кофейного столика, но тут же прыснул от смеха, едва не расплескав свой напиток. — О боже, то есть ты сейчас говоришь мне, что какой-то утырок из соседней квартиры однажды просто подошел к тебе и спросил, не хочешь ли ты поглядеть на его коллекцию помойных «Ферби»?!       — Ну, за исключением некоторых деталей, все так и было…       — Запирай дверь на ночь и смотри в оба! — уже расхохотался тот, и Джерард с удовольствием отметил, что смех у парня просто невероятно заразительный, а голос неожиданно высокий, почти как его собственный, начинает резать уши писклявыми нотками, когда тот, сильно увлекшись рассказом, переходит на повышенные тона.       Они вели подобный разговор уже не в первый раз, с тех пор как Джерард повстречался с Фрэнком, он сначала стал первым завсегдатаем «Старбакса», а затем завел привычку заглядывать во все местные забегаловки, так как основной объект его интереса регулярно менял дислокацию: «Если я буду приходить куда-то каждый день, то меня там запомнят», — отвечал он на вопросы. Почему он не хочет оставлять следы в памяти приветливых бариста, Джерард спрашивать не стал тем более, что сильнее всего его волновало то, почему парень его возраста просиживает все свое время в кафе вместо того, чтобы посещать учебное заведение. С другой стороны, парниша с черным лаком на ногтях не в меру увлеченный серийными убийцами едва ли мог бы быть достаточно популярным и успешным среди одноклассников, так что не стоило удивляться тому, почему ему не слишком-то хочется проводить время в школе, Джерард не понаслышке знает, как жестоки могут быть дети к тем, кто хоть немного от них отличается, так что осуждать панковатого подростка за прогулы не спешил. Плюс ко всем прочим его опасением он подозревал, что у него, вероятно, не все так уж гладко складывается и с родителями, но об этом судить было трудно, так как Фрэнк не имел склонности распространяться о личном. Джерард даже пару раз как бы случайно упоминал о том, как полезно порой бывает высказать все накопившиеся обиды, а еще лучше сделать это в присутствии квалифицированного психотерапевта, но Фрэнк лишь небрежно отмахивался, мол, он вообще чувствует себя отлично и его стиль жизни — лишь следствие его осознанного выбора.       О возрасте своего нового знакомого Джерард сделал выводы еще в тот момент, когда впервые его увидел, и в сказку, надо отметить, весьма правдоподобную, о том, что тот вылетел из колледжа за плохую посещаемость и теперь берется за любую работу за которую хоть что-то платят, особо не верил. Хотя пару раз и заставал Фрэнка в одном из его любимых кафе с серьезным видом клацающего по клавиатуре потрепанного жизнью лэптопа, но никак не мог допустить, что этот парень вообще мог бы оказаться старше среднестатистического ученика выпускного класса.

***

      Не то чтобы Джерард не замечал странностей раньше, но, во всяком случае, это были странности, которые можно было бы списать на известные (как Джерарду казалось) обстоятельства. Не ходит в школу? Ну, наверняка его там задирают. Торчит в кафе целыми днями? Так это же прямо указывает на то, что дома ему некомфортно. Пьет по семь порций кофе за день? А это потому что его давно бы выгнали, не заказывай он что-нибудь ежечасно. Трудности в общении со сверстниками, тяжелые отношения с родителями и необычайное пристрастие к кофеину — ничего такого, что бы Джерард раньше никогда не встречал… например, у своего брата.       Но однажды по пути на очередной сеанс к Доктору Джерард, который как раз спешил обрадовать нового знакомого — по одному из местных телеканалов прошел слух в городе объявился ныне действующий серийный убийца — он понимает, что Фрэнка нет ни в одном из его излюбленных заведений, как не было в прошлый раз и позапрошлый… Он посещал ЦОППиКУ трижды в неделю и в двух из трех раз обязательно натыкался по дороге на Фрэнка. Тот обычно выбирал место у окна или такое, чтобы можно было разглядеть его еще с улицы. Но бывали и такие дни, когда Джерард, не застав своего нового знакомого ни в одном из местных кафетериев, просто заказывал себе случайный напиток и проводил свободное время в подготовке к экзаменам. Однако же Фрэнк никогда раньше не пропадал больше чем на пару дней, но вот уже подходила к концу неделя со времени их последней встречи, и Джерарду, возможно, было весьма неловко признаться в этом, но уже начинал скучать.       Он мог бы списать это исчезновение на то, что парень, наконец, помирился с родителями или, что более вероятно, нашел друзей получше, чем странный знакомый из Старбакса. Он мог бы придумать любое оправдание на этот счет, включая похищение инопланетянами, но из головы по-прежнему не шла история с девушкой из его колледжа, так что дружелюбное подсознание, пораженное хронической тревожностью, как полагается в таком случае, подсовывала ему худшее, на что способно его высокоактивное воображение художника. Они были знакомы всего ничего, и Джерард знал об этом парне ровно столько же, сколько знает о том, как готовить рыбу Фугу (спойлер: немного), но он мог поклясться, положив одну руку на «Parklife»**, а вторую на «Blur»***, в том, что привязался к забавному парню, слишком много думающему о серийных убийцах.       Именно в следствии этой странной привязанности Джерард, практически не отдавая себе отчета, почти каждый день посещал тот самый район, где обычно располагался Фрэнк: то просто прогуливаясь вдоль домов, то просиживая недолгие часы перерывов между занятиями в кофейнях, где их встречи наиболее часто имели место быть. Он обещает себе, что при встрече обязательно спросит его контакты, он хочет предложить ему пойти куда-нибудь вместе, он надеется снова его увидеть. Потому что с Фрэнком так легко говорить, потому что Фрэнк такой остроумный и загадочный, потому что Фрэнк, совершенно определенно ему нравится.       Но со времени их последней встречи проходит все больше дней, и Джерард уже начинает задумываться, не многовато ли он хочет от парня, случайно встреченного им в переполненном кафе. То есть, если бы он хотел продолжать с ним общаться, то наверняка спросил бы его номер мобильного, верно?       Однако когда наступает момент их следующей встречи Джерард в миг забывает все свои предположения и в последнюю очередь думает об обмене емейлами.       Потому что Фрэнк, черт возьми, просто лежит в этой чертовски неудобной позе и совершенно не шевелится. Смертельно бледный, он развалился на бетонном покрытии, опершись спиной на одну из дальних лавочек в самом укромном уголке маленького сквера. Этот тенистый участок находится прямо во дворах между двумя высотными зданиями, удобно скрывая его от шума и суеты четырехполосного шоссе, там, где с этим не справляются посадки из декоративного шиповника. В этом небольшом сквере было достаточно много мест, в которых можно было бы надежно спрятаться от чужих глаз, а потому это небольшое на вид пространство давно облюбовали влюбленные парочки, желающие приятно скоротать вечер вдвоем и граждане без определенного места жительства, предпочитающие в такую погоду ночевать под открытым небом. Фрэнк же явно пришел сюда не за тем и не за другим. Все его состояние говорило о том, что едва ли его разморило жарой за очередным документальным чтивом, больше это походило на последствия солнечного удара, если, конечно, у парня не было других причин падать в обморок прямо на улице.       Первым делом, Джерард проверяет, дышит ли Фрэнк, так как его неестественный болезненный вид, впервые так бросившийся в глаза, наводит его на очевидную и чертовски пугающую мысль. Когда, при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что грудная клетка парня легонько вздымается под тканью объемной толстовки, тот все же, на всякий случай, ощупывает область около сосцевидной мышцы на шее в поисках пульса и, только почувствовав слабое биение жилки под пальцем, наконец, позволяет себе выдохнуть. И в ту же минуту достает мобильник и звонит в скорую.       Фрэнк же по-прежнему не просыпается, когда Джерард трясет его за плечо и когда позволяет себе дать ему парочку легких пощечин, он не реагирует на это совершенно никак. Просто лежит так, свесив голову набок, слегка приоткрыв рот, будто бы просто прилег поспать после тяжелого дня. Его рюкзак лежит около той же скамейки раскрытый, словно бы он упал с высоты, рассыпав свое, такое предсказуемое содержимое вокруг. Джерард подбирает и отряхивает книги, бережно укладывая их обратно, затем ставит рюкзак на скамью. Он честно хотел бы сделать тоже с Фрэнком, но точно помнил, что в экстренных ситуациях при оказании первой помощи ни в коем случае нельзя сдвигать пострадавшего с места до приезда скорой. Не то чтобы у парня перед ним где-то мог бы обнаружиться открытый перелом или еще что-то, что подходило бы под описание «экстренная ситуация», но Джерард так чертовски напуган, он совершенно не может сейчас рисковать.       Когда карета скорой помощи наконец выезжает на бетонное покрытие сквера, распугивая мирно прогуливающихся по дорожкам голубей, Джерард уже обкусывает все ногти на левой руке.       Он отходит в сторону, чтобы не мешать людям в униформе откачивать парня, и принимается бесцельно прохаживаться около места происшествия. Док говорил, что лучший способ избавиться от внезапно навалившихся неконтролируемых тревожных мыслей — это совершать простое монотонное действие, для которого понадобилось бы все доступное внимание, например, ходить по кругу и считать шаги. Джерард настолько отдается этому занятию, что в тот момент, когда перед его глазами оказывается белый именной бейдж, ему требуется пара секунд на возвращение к реальности.       — Вы в порядке? — спрашивает женщина в светлой униформе, стоящая перед ним, заставляя его судорожно соображать ответ.       — Я в поряд… то есть, в каком смысле Я в порядке?.. А ОН в порядке?! — выходит чуть менее связно и чуть более экспрессивно, чем он задумывал, но судя по всему, свою мысль он донес.       Женщина в форме чуть отходит в сторону, чтобы Джерард мог видеть как Фрэнк, мигая осоловелыми глазами, пытается воспринять то, что втолковывает ему еще один человек из команды неотложки. Наконец, он немного успокаивается.       На вопрос о том, друг он или родственник парню, Джерард немного сконфуженно отвечает, что друг, ведь сейчас не время вдаваться в подробности их странного знакомства. К этому моменту в голове у него возникает тысяча и одна версия произошедшего, начиная с того, что парня могли вырубить ударом по голове, чтобы ограбить, заканчивая скрытой опухолью мозга, о которой тот мог не знать, но после недолгого осмотра, врачи с уверенностью заявляют, что причиной его маленькой комы является ни что иное как… обычное переутомление. Женщина с белым бейджем, имя на котором Джерарду никак не удается прочесть, объясняет, что такие состояние частый случай среди молодежи, дескать, те отдают учебе столько сил и времени, что забывают поесть и поспать вовремя.       Фрэнку делают укол «оздоровительных витаминов» и настоятельно рекомендуют пойти домой, хорошенько выспаться и пообедать, прежде чем карета скорой помощи отбывает из парка, оставляя двоих парней на растерзание заинтересованным взглядам любопытных зевак. Первое же, что делает Джерард, когда Фрэнк порывается заговорить с ним и поблагодарить — протягивает визитку ЦОППиКУ.

***

      Между тем, около двери кабинета для личной терапии номер двести семь по-прежнему тихо. Джерард прекрасно понимает, что так и должно быть, ведь звукоизоляция в помещении важна для сохранения врачебной тайны. Он уже не скрываясь сидит напротив большой дубовой двери, в мучительном ожидании хоть каких-нибудь новостей от Дока и Фрэнка.

***

      Уговорить Фрэнка посетить «Центр…» было ох как непросто, ведь тот совершенно не считал, что с ним может быть что-то не так. Парень уверял его, что отлично себя чувствует, что может слегка и подустал за последнюю неделю, но в целом ест и спит в нормальном режиме, но едва ли Джерард теперь мог поверить ему. Сейчас он отчетливо мог различить следы истощения во внешнем виде юноши — кожное раздражение между пальцев и в уголках губ, как и едва заметные пигментные пятна явно свидетельствовали об авитаминозе, в то время как о причине появления огромных синих кругов под глазами трудно было не догадаться. Странно было осознавать, что он просто напросто не обращал достаточно внимания на болезненную бледность и заметно выступающие на веках красные прожилки — очевидные симптомы переутомления.       Джерард тогда оплатил ему приличный обед в том кафе, внимательно проследив, чтобы тот оставил тарелки пустыми, и принялся рассказывать о вреде подобного образа жизни и важности поддержания своего иммунитета, но Фрэнк оказался не больно-то впечатлен.       Он с большим аппетитом расправился со всем, что заказал ему Джерард, но сделал это с таким видом, будто бы он нашкодивший ребенок, обиженный на то, что родители его отчитали, но слишком голодный, чтобы бунтовать против угощения.       — … Так… на всякий случай еще раз, как на счет того, чтобы посетить групповой семинар Дока? Нет, ты сначала послушал бы его, прежде чем…       — Не-а, нет, ни за что, — заявляет Фрэнк с набитым ртом, — если я услышу, как какие-нибудь богатенькие детишки будут жаловаться на то, что их папа мало гладил по головке в детстве, и теперь они выросли закомплексованными и грустят по понедельникам, честное слово, меня стошнит прямо там.       — Фрэнк… — Джерард хотел бы рассказать ему, что «Центр…» посещают люди из разных слоев общества, и что расстройство личности это не шутки и не придурь скучающих богачей, желающих привлечь к себе внимание. В сущности Джерард уже давно убедился в том, что такие болезни не выбирают людей по статусу или по наличию свободного времени, они просто напросто врываются в твою жизнь, разрывая в клочья все то, что раньше ее наполняло. Но вместо поучительной лекции он почему-то спрашивает. — Кто это по-твоему «богатые детишки»? Я?..       — Те, кто могут позволить себе кофе из «Старбакса» трижды в неделю, — спокойно отвечает тот, подтверждая тем самым худшие опасения Джерарда — этот парень далеко не в порядке. — На меня не смотри, это, практически, единственное, что я могу себе позволить.       — Так… в таком случае, знаешь… — чуть медля, продолжает он, мысленно подсчитывая, во сколько ему обойдется эта выходка. — К черту открытые лекции и групповые сеансы, я устрою тебе личную встречу с Доком. Вот увидишь, он поможет тебе.       Лицо Фрэнка снова становится пасмурным, он снова упирает чуть раздраженный взгляд прямо в Джерарда, но все же отвечает.       — Ты… я, получается, должен тебе, ну, за то, что помог мне в парке и за обед, так что… я сделаю, как ты скажешь.       Джерарду требуется время, чтобы осознать, что Фрэнк просто согласился на его условия, и его не требуется больше уговаривать, так что некоторое количество секунд протекает в неловком молчании.       — Хорошо… тогда, мне понадобится номер твоего мобильного, ну, чтобы договориться о времени и все такое, — говорит довольный собой Джерард, с интересом наблюдая как Фрэнк снимает блокировку со своего смешного кнопочного телефона левой рукой.

***

      Фрэнк прибывает на место немного раньше заявленного срока, так что они с Джерардом некоторое время просто болтают у кофейного автомата, рассказывая друг другу какую-то незначительную информацию о том, как они провели последние дни. Разговор получается немного натянутым, так как Джерард уже просто не может не обращать внимания на состояние его нового друга, который, к тому времени, выглядит не просто плохо, а чертовски невероятно плохо. Это, наверняка, и со стороны показалось бы странным любому, кто присмотрелся бы поближе к тихо щебечущей странной парочке, один из которой выглядит так, будто готов отдать концы прямо на этом самом месте, но вместо этого бодро рассказывает о том, как какой-то добрый человек позволил тому погладить его собаку, будто именно это сейчас по-настоящему стоило внимания.       Джерард из-за всех сил старается не смотреть на часы каждую минуту и, в целом, делает вид, что вообще ничего не ждет, а пришел сюда просто потому, что захотелось. Они болтают еще некоторое время, пока на мобильник Джерарда не приходит уведомление о том, что их сеанс скоро начнется. Он приглашает Фрэнка войти сквозь начищенные стеклянные двери «Центра…» так, будто бы ему только что пришло это в голову, просто так, абсолютно без причины. Яркий дневной свет отражающийся от обилия стеклянных поверхностей мягко обволакивает все пространство, проистекая из огромных панорамных окон в фойе. По глянцевому полу то и дело снуют молодые люди с пропусками на шеях — волонтеры, помогающие персоналу заботиться о гостях. Среди парней и девушек здесь много тех, у кого можно заметить декоративное колечко в носу или тату, выглядывающую из-под рукава. Но их разноцветные волосы вымыты и уложены, модные рваные джинсы недавно выстираны, а на лицах блестя ровными рядами зубов, играют сытые и здоровые улыбки. Здесь на диванах разбросаны цветастые подушки и пледы, повсюду раскиданы кресла-мешки, но кое-где люди сидят и на ковровых покрытиях. Это место не похоже на больницу, а сотрудники не похожи на врачей, но вся эта нарочитая небрежность, как вероятно должно было казаться, присущая молодежи, для которой и задумывалось это заведение, выглядела до неприличия искусственной, словно отдавала рафинированным блеском.       Джерард никогда не обращал на обстановку много внимания, пока не привел сюда Фрэнка. Его волосы были далеки от хорошей укладки, да и помыть бы их не помешало однозначно. Колени на его рваных (возможно, рваных не специально) джинсах вытянулись от долгой беспрерывной носки, рукава толстовки потемнели и скатались, а ремни на лямках рюкзака поистрепались настолько, что своим видом заставляли беспокоиться о том, как бы все его содержимое не было опрокинуто на пол сию же секунду.       Док, коего среди коллег прозвали ДокторАнтиСмерть за его повсеместно известную компанию по предотвращению подростковых суицидов, встречает их в одном из просторных светлых коридоров на пути к кабинету. Он непринужденно и бодро здоровается с Джерардом и протягивает свою крупную загорелую ладонь Фрэнку, когда тот, и до этого чувствовавший себя немного не в своей тарелке, становится еще более сконфуженным, пожимая ее. Док, невысокий коренастый мужчина в рокерской бандане и черной майке безрукавке под фланелевой рубашкой, уж точно не должен выглядеть неестественно, кто угодно только не этот славный человек. Но Джерард по причинам, которых он сам себе объяснить не может, все еще не чувствует уверенности, что все пройдет гладко, будто бы Фрэнк мог просто сбежать отсюда в любую минуту.       Однако вся их троица все же проходит в кабинет для личной терапии номер двести семь, где Джерарду приходится взять себе дополнительный стул, когда Док разрешает ему остаться. Вообще-то они заранее договорились, что он будет присутствовать. Обычно такие сеансы проводятся один на один, но в некоторых случаях, например, когда в качестве гостя оказывается несовершеннолетний, пришедший по рекомендации, а не по собственному желанию, допускается присутствие в кабинете родителей или опекунов, чтобы снизить уровень стресса. Джерард не стал просить Фрэнка привести родителей или кого бы то ни было еще — он-то как раз и подозревал, что именно ближайшее окружение парня, скорее всего, является непосредственной причиной такого плачевного состоянии.       Док спрашивает его о делах, о том, как он себя чувствует. Фрэнк отвечает неохотно, будто бы делает одолжение, но также, его лицо никак не покидает выражение скепсиса, словно бы он заранее уверен в неизбежном провале всей этой затеи. Они с Доком сидят друг напротив друга, обмениваясь репликами, в то время как Джерард расположился у стены возле входа, чтобы не мешать разговору.       — Так, я вижу, парень, ты выглядишь немного уставшим, — мягко констатирует Док так, будто Фрэнк не выглядит словно свежий эксгумированный труп, — давно последний раз хорошо отдыхал?       Фрэнк неопределенно пожимает плечами и отвечает вроде: «был слишком занят».       — Понимаю, тебе, наверное, много всего задают на дом? В старших классах всегда тяжело, экзамены, выбор колледжа…       — Я давно закончил школу, — моментально отрезает Фрэнк, недоверие отражается на его лице только сильнее.       — Правда? И сколько же тебе лет?       — Двадцать один, — спокойно выговаривает он, не дрогнув ни одним мускулом, так что Джерард даже на секунду не сомневается в правдивости сказанных слов, удивляясь только тому, как молодо тот выглядит.       Но Док только снисходительно усмехается.       — А на самом деле? — добродушно осведомляется тот, заставляя брови Фрэнка ползти к переносице.       — Восемнадцать… — чуть менее уверенно произносит он.       — Ну, это, по крайней мере, уже чуть ближе к правде. И так, давай-ка мы с тобой поговорим о погоде? Что ты думаешь об этой аномальной жаре?       — Противно. Все вокруг потные и воняют, — безапелляционно заявляет Фрэнк, давая понять, что ему не нравится эта тема, пока Джерард борется с желанием обнюхать свою одежду «неужели он про меня…».       — Да? А сам ты как себя чувствуешь? Не хочется окунуться в ледяной бассейн с головой?       — Если вам нравится фантазировать о мокрых восемнадцатилетних мальчиках в бассейне, то я лучше пойду отсюда, — неожиданно весело заявляет Фрэнк.       Док только смеется в ответ, он совсем не обижен и не смущен, ведь Фрэнк — далеко не первый «трудный случай» в его карьере, наверняка ему приходилось слушать и не такое.       — Не беспокойся, такое не в сфере моих интересов, — беззлобно отшучивается тот. — Я женат на прекрасной женщине, наши дети сейчас примерно твои ровесники. Так что, тебе не жарко во всем этом? — он делает неопределенный жест в сторону Фрэнка, вероятно, имея в виду плотную толстовку или перчатки без пальцев, наверняка поглощающих достаточное количество солнечного света, чтобы испепелить его кожу под ними.       В качестве ответа снова посмурневший Фрэнк выразительно приподнимает бровь.       Они болтают о каких-то посторонних вещах, будто бы старые знакомые, встретившиеся между стеллажами с консервами в Волмарте, которые давно потеряли связь друг с другом и теперь вынуждены заполнять неловкое молчание пустыми фразами, потому что правила приличия не дают им просто разойтись в разные стороны, вместо того, чтобы устраивать театральное представление категории «б» перед стеллажом с консервированным горошком. Джерард уверен, Док преследует какую-то определенную цель, он, наверняка, пытается разговорить Фрэнка с помощью неких приемов, изученных им на многолетней практике общения с депрессивными подростками. Джерард уверен, сколько сеансов бы на это не понадобилось, он обязательно поможет Фрэнку выбраться из того, что привело его к такому плачевному состоянию.       Док сидит, прижав тыльную сторону ладони к губам и опершись локтем на ручку мягкого кресла, идентичного тому, на котором взгромоздился, поджав под себя ногу в, наверняка, не самом чистом ботинке, Фрэнк. Напряжение возрастало и Джерард никак не мог объяснить причину своего нехорошего предчувствия даже себе, но предпочитал думать, что это ни что иное, как очередная ловушка, подстроенная его неправильно функционирующим сознанием, создающая ложное впечатление, что вот-вот что-то пойдет не по плану.       И все действительно идет наперекосяк и Джерард, как ему кажется, замечает это слишком поздно, когда спина Фрэнка напрягается, а лицо будто бы превращаются в каменную маску с плотно сжатыми губами, и, боже правый, как же Джерард не завидует тому, на кого обращен его взгляд.

***

      С тех пор как Док мягко намекнул Джерарду, что ему бы не помешало прогуляться, проходит, по меньшей мере, часа три, если тот уже не потерял способность определять время окончательно. Это в три раза больше срока, заявленного для установочной встречи, которую — храни господь доброту этого искреннего во всех проявлениях человека, чей чуткий нрав не позволил ему брать деньги с и без того не слишком обеспеченного безработного студента — Док согласился провести совершенно бесплатно, без лишних оформлений и занесения в базу данных. Все это время Джерард покорно ждет хоть какого-нибудь сигнала. Его желудок не видел нормальной пищи с самого раннего утра, большая часть его домашней работы по необходимому для зачета проекту, вероятно, так и останется невыполненной, но все о чем он может сейчас помышлять крутится только вокруг происходящего в кабинете напротив, особенно сейчас, когда ему кажется, будто бы он слышит один чертовски странный звук.       Еще через некоторое время, когда чертовски необъяснимо странный звук повторяется, Джерард не выдерживает и легонько стучится в дверь, а через секунду быстро открывает ее, не дождавшись ответа.       Док по-прежнему сидит на мягком кресле, упершись в колени теперь обоими локтями, и пристально смотрит в тот угол, в котором не далее как несколько часов назад сидел Джерард. Теперь этот небольшой складной стул занимает Фрэнк, глаза которого так сильно опухли от слез, что меньше всего походили на слезы облегчения. Джерард сначала не верит тому, что видит.       — Почему вы заставили его плакать?! — выдает он быстрее, чем успевает остановить вопрос уже слетающий с языка.       Этого не может быть, это какая-то ошибка, это же знаменитый ДокторАнтиСмерть, в любую минуту готовый помочь любому несчастному договориться со своей головой, что же могло такого случиться за этот промежуток времени в этом небольшом приватном кабинете, черт возьми, Джерарду нужны ответы. Он все еще смотрит на человека в бандане перед ним, которой, по какой-то неизвестной причине не смог совершить чудо для этого бедного парня так же, как совершил однажды для самого Джерарда.       — Тебе стоит пойти в полицию, — заявляет этот мужчина, неотрывно глядя на растирающего по щеке соплю Фрэнка, словно бы Джерард ничего не говорил и словно бы его вообще здесь нет, — чем быстрее ты это сделаешь, тем легче это пройдет.       — Какого черта, — чуть тише и гораздо более зло спрашивает Джерард, пока Фрэнк все еще скулящий в углу продолжает причитать: «нет, нет, я никуда не пойду, вы меня не заставите».       — Думаю сейчас вам лучше уйти, — просто заявляет Док, и Джерарду не нужно лишнее время на раздумья, когда он мягко поднимает Фрэнка под локти и выводит из проклятого всеми богами и самим Джерардом кабинета номер 207.

***

      Уговорить Фрэнка зайти к нему домой оказывается слишком просто, так что Джерард тут же отчитывает его, ведь: «где твоя чертова осторожность, маленький ты фанат маньяков, а что если бы я оказался чокнутым любителем мальчиков помладше», но тот лишь спрашивает, есть ли в его доме душ и горячая вода. Фрэнк выглядит слишком помятым и слишком усталым, чтобы с ним можно было о чем либо спорить или даже просто разговаривать, так что они не без труда ловят такси и проводят всю дорогу до Джерардовой квартиры в гробовом молчании. Может быть, Джерард и хотел бы поболтать, например, о слухах о появившемся в городе убийце, но эта тема не сулит никаких позитивных исходов и подошла бы вероятно в более разряженной обстановке, во всяком случае, Джерард думает, заговорить об этом стоило бы, когда Фрэнк успокоится окончательно.       Тот уже не плачет, а просто молча смотрит в окно, на проезжающие мимо автомобили, и Джерард понимает, что парень сейчас находится в том самом приятном моменте забвения, всегда наступающем после того, как хорошенько проплачешься. Он так же молча дает ему насладиться этим кратким мигом спокойствия.       В такой же тишине они входят в маленькую квартирку над плачевного вида обувным магазином, в которую сквозь крохотное оконце едва проникает солнечный свет. Джерард быстро отправляет Фрэнка в свой маленький душ с просто возмутительно слабым напором, отдавая ему в придачу охапку из более или менее чистой одежды из собственного гардероба, потому что, видят боги, то, что носит Фрэнк, надо не просто стирать, а скорее тотально дезинфицировать в каком-нибудь отделении по устранению опасных биологических отходов. Только через некоторое время он вспоминает, что в его доме нормальной еды нет и не было уже очень давно, так что просто заказывает пиццу из местного ресторанчика и старается не думать о том, что после сегодняшних трат на дорогу до дома и обед он, скорее всего, будет голодать как минимум неделю перед получением стипендии.       Он долго ходит из угла в угол по своей обделенной лишними квадратными метрами жилплощади, то и дело, подбирая с пола мятые листы бумаги. Находит как минимум три незаконченные баночки из-под туши, после потери каждой из которых он бежал в ближайший канцелярский за новой порцией, не надеясь уже никогда больше отыскать старую в своих предэкзаменационных завалах. «Какая расточительность, » — думает он, закрывая колпачком изрядно подсохший маркер, закатившийся под прикроватную тумбочку. Эти попытки занять себя хоть чем-то, наконец, прекращаются, когда Джерард закрывает дверь за курьером и, обернувшись к своей крохотной норе, за которую он, совершенно очевидно, сильно переплачивает арендодателю, к собственному немалому удивлению, обнаруживая, что такой чистой она не выглядела даже в тот день, когда он впервые сюда перебрался. Черт побрал бы его хроническую нервозность, но в такие моменты она оказывалась удивительно полезной.       Когда Фрэнк, наконец, выбирается из душевой (Джерард старается не думать о том, сколько будет стоить оплата водоснабжения за этот месяц) тот успевает принять более или менее неподвижную позу на маленьком кресле переростке, честно старающемся сойти за приличный диван и делает вид, что все это время сосредоточенно подпиливал жестоко обкусанный ноготь на левой руке. Парень не говорит ни слова, просто складывает свою грязную одежду аккуратными стопочками в полной до краев корзине для белья. Джерард лишь успевает подметить боковым зрением, что тот надел только футболку с коротким рукавом, проигнорировав честно одолженную ему из чистой солидарности к чужим секретам или комплексам тонкую олимпийку.       Когда же он соизволяет перевести взгляд на стоящего рядом Фрэнка, его сердце, он мог бы поклясться чем угодно, на некоторое время перестает биться.       Джерард не сдерживает рваный выдох. Миллион мыслей проносятся в его голове сотни раз в секунду, когда он понимает, что пялится слишком откровенно, но ничего не может с собой поделать, так как просто не способен отвести взгляд.       — Однажды я накоплю достаточно денег, чтобы закрыть их татуировками, — просто говорит Фрэнк самым невозмутимым тоном, словно бы разговор идет о маленьких родимых пятнышках, а не о явных следах попытки суицида.       Множество маленьких ровных, нанесенных практически идеально параллельно друг другу, что исключает случайность в их происхождении, бледных маленьких шрамов, пересекают оба его предплечья бесчисленное количество раз соприкасаясь и нахлестываясь друг на друга, искажая вид человеческой кожи до неузнаваемости. Эти шрамы ему знакомы, они были сделаны не для того чтобы убить, только чтобы ранить тело, это очевидно. Но и эта жуткая картина меркнет на фоне двух чудовищно длинных полос, по одной на каждой руке, тянущихся от запястья до локтя практически не прерываясь.       Джерард думает, что у него не было никакой необходимости делать их такими длинными, тем более сразу на обеих сторонах, хватило бы одного хорошего надреза, он достаточно давно общался с людьми приходящими в «Центре…», чтобы не знать таких подробностей. Джерард думает, что сотворить с собой такое — это что-то выходящее за пределы человеческих возможностей в принципе. Но, к сожалению, Джерард точно знает, что человек способен искалечить себя любым, трудновообразимым способом, находясь в состоянии аффекта, ведь перед ним сейчас нет ничего, чтобы он никогда в своей жизни не видел… например, у своего брата.       Поэтому Джерард просто отворачивается, собирая в кулак все свои эмоциональные силы, чтобы оставаться таким же невозмутимым внешне.       — Оу, это хорошая идея, — говорит он, не позволяя своему голосу дрогнуть не единожды, пока его сердце колотится где-то в области глотки, рискуя прорваться сквозь хлипкую человеческую плоть и вывалиться прямо на только что тщательно очищенный от мусора пол.       Фрэнк, сначала стыдливо попытавшийся оседлать узкий подлокотник, все же присаживается рядом, на тот небольшой край свободного места возле Джерарда и, о пресвятые боги, он точно не должен чувствовать себя так неловко только от того, что их бедра и колени практически соприкасаются на том небольшом пространстве мягкой диванной подушки.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.