***
Джерард все также продолжает оправдывать свою академическую стипендию, буквально, кровью и потом добывая себе лучшие оценки. Может он не так хорош в рисовании, как считал, когда впервые попытался подать документы в университет, может, ему не суждено сыскать на этом поприще хотя бы мало мальское признание, он будет стараться изо всех сил, так он решил. Кроме того, те крохи, которые он получал, за то, что ходил за преподавателями по пятам, выпрашивая возможность пересдать предмет на более высокий бал, были сейчас так необходимы ему, чтобы не искать подработку или, не дай боже, не просить деньги у матери. Арендная плата снова выросла, что заставило его отказаться от большей части трат на психотерапию. Джерард все еще ходил на открытые лекции и посещал некоторые групповые занятия, но от личных встреч с Доктором пришлось отказаться, хотя, не то чтобы сейчас он сильно хотел оставаться с ним наедине. Тот, что удивляло еще больше, так очевидно избегал случайных контактов, продолжая улыбаться своей «не учи меня жизни, шкет» добродушной улыбкой и пожимая ему руки в столовой. Он спрашивал, как у него дела, и Джерард отвечал, что у него все хорошо и что как только у него снова появятся свободные деньги, он обязательно оплатит остальную часть сеансов. Они продолжали ломать комедию и игнорировать невысказанное даже после того, как Джерард попытался напрямую спросить о том, что случилось между ним и Фрэнком во время их первой и единственной встречи, но тот лишь нарочито небрежным тоном ответил что-то вроде: «на меня так злобно не пялились подростки, с тех пор как я сказал племяннице, что ей придется закончить колледж, прежде чем укатить в тур со своей группой. Кстати, сейчас она успешный юрист». На этом все их откровения закончились. Кроме всего остального, в «Центре…» появился один весьма примечательный новичок. Не то чтобы это было каким-то особенным событием, люди приходили в ЦОППиКУ за помощью и уходили, получив ее, так что трудно было иногда отследить кого-то кроме таких завсегдатаев вроде Джерарда, которым психотерапия, вероятно, нужна будет пожизненно. — Видел того парня… ну, который… пришел к нам недавно? — спрашивает у него однажды Рэй, местный волонтер, с которым Джерард был знаком дольше всех. — Того… с повязкой? — немного помявшись отвечает тот, ведь никому не хочется указывать на чью-то травму вот таким некультурным образом, однако имя человека, о котором шла речь, никак не приходило на ум ни одному из участников диалога. — Да… слышал, что он оставил дом бывшей жене, которая пыталась его убить, это просто нечто. — Ага, золотое сердце, — не задумываясь, согласился Джерард. Он-то как раз узнал об этой слезливой истории из первых уст на групповом сеансе, но останавливать готового с удовольствием перемалывать сплетни приятеля не спешил. — Так вот… слышал еще, что его уволили с завода… ээ… не помню какого назначения… из-за производственной травмы, он, вроде как, лишился пальцев за станком… ох, наверное, мне не стоит пускаться во все жуткие подробности, прости, — неловко замялся тот, только что вспомнив, что напротив сидит тяжелый пациент с повышенной тревожностью, но после того как Джерард с равнодушным видом махнул рукой, продолжил: — и тогда его жена решила получить страховку с его жизни, типа, раз уж он больше не может обеспечивать ее работая, то хотя бы посмертно оставит ей деньги. Поражаюсь этому цинизму. Ему еще повезло, хотя, наверное, нельзя так говорить, но он мог бы лишиться жизни, а не глаза, верно? Меня теперь остро волнует этот вопрос, ну, о том, сколько вообще страданий способен вынести один человек и не сломаться? — Мхм, — многозначительно ответил Джерард, — да, это просто поразительно. Причина, по которой Джерард задумался об этом парне больше, чем о ком-либо еще, кого он встречал в «Центре», в основном состоит в чувстве вины, которое неизбежно возникает в случаях, когда встречаешься с кем-то, кто успешно разгребает свои очевидно тяжелые проблемы, пока ты не можешь справиться со своими собственными, как ему кажется, гораздо менее существенными. А потом он засовывает это «вот-посмотри-как-он-улыбается-несмотря-ни-на-что-а-ты-все-продолжаешь-ныть» чувство куда подальше, только потому, что Док дал ему твердую установку не сравнивать себя с другими Зато девушка с младшего курса неожиданно перестает появляться в «Центре…», и Джерард совершенно точно вменяет это себе в вину хотя бы потому, что никак не может забыть про тот им же слитый разговор. Но к его большому облегчению, когда он выходит на связь с одной из ее однокурсниц, та снимает с его плеч бремя совести, рассказывая, что они переписываются каждый день, и что с ней все хорошо, за исключением того, что ей пришлось срочно уехать к родителям, так как у ее мамы обнаружили рак. То есть, это ужасно, Джерард понимает, но все же эта новость дарит ему небольшое облегчение, которое тут же снова обрастает виной, ведь: «как ты можешь успокоиться только потому, что она страдает не из-за твоего поступка, ты плохой, плохой человек». И он просто живет с этим, потому что вот так его пораженный тревожностью мозг работает. Ни одно из вышеперечисленных событий, в общем-то, не выбивается из его обычной рутины, включая бесконечно грызущее его чувство собственной неполноценности, которое он давно тащит на себе словно бы он был мореплавательным судном, у которого заклинил механизм, отвечающий за подъем якоря и тот бесконечно цеплялся за все подряд, не давая ему продвинуться вперед хоть на вполовину так же как другие корабли. В целом, у Джерарда дела обстояли, так же, как и всегда. За исключением того, что в его небольшой квартирке теперь поселился маленький гремлин по имени Фрэнк. Они никогда не обсуждали друг с другом это спонтанное решение, даже когда поехали забирать его вещи из камеры хранения в одном из самых дешевых и убогих на вид хостелов Нью-Йорка (о мои боги, Фрэнк, неужели ты не мог найти место получше во всем чертовом огромном мегаполисе, в котором бы тебе не пришлось делить комнату с десятью людьми, а душ едва ли не с целой футбольной командой?), куда, по словам девушки со стойкой регистрации он заселился за неделю до похода в «Центр…». Он просто остается жить на его крошечном диванчике, и Джерард ничего с этим не делает. Вероятно, потому что он сам, в общем-то, не против. Возможно, ему просто нравится то, что рядом с ним перманентно находится человек, чья жизнь представляет собой еще большую мусорку, чем его собственная. На самом деле, как выясняется по прошествии некоторого времени совместного проживания: Фрэнк — та еще заноза в заднице. Он не похож на типичного чистюлю, но его выводит из себя мысль о том, что Джерард может просто не мыть за собой посуду сутками накапливая ее в раковине до тех пор, пока не закончится вся чистая, или то, что он может спокойно спать в своей кровати (технически: матрасе, уложенном на деревянные ящики), не используя никакого постельного белья. Но, как Джерард уже знает из своего обширного опыта посещения различного рода мозгоправов, люди, стремящиеся упорядочить все вокруг себя, часто пытаются этим компенсировать бардак в их собственной голове. Так что он просто позволяет ему критиковать свой образ жизни столько, сколько ему вздумается и старается посильно оказывать содействие в наведении порядка в его дремучей студенческой лачуге. А еще, что тоже выясняется по прошествии некоторого времени, Фрэнк терпеть не может быть кому-то за что-то обязанным, а тем более не терпит, когда ему приходится принимать помощь «за просто так». Вероятно поэтому, Фрэнк всегда домывает за Джерардом все эти горы посуды, через раз таскает его простыни (да, теперь он спит на простынях) в ближайшую прачечную. Джерард прекрасно понимает это чувство неловкости, когда тебе кажется, будто ты злоупотребляешь чьим-то гостеприимством и пытаешься хоть как-то оплатить чужое неравнодушное отношение, помогая по дому, так что и в этот раз Джерард просто позволяет ему делать все эти вещи, ради их общего душевного спокойствия. Единственное, чего Джерард действительно не может ему позволить — это разделить с ним арендную плату. И еще одна вещь, которую Джерард узнает со временем — у Фрэнка действительно есть работа. Но, увы, за сочинение рекламных лозунгов для магазина нижнего белья, хоть и очень дорогого, платят не так уж и много. Так что, когда тот заикается об аренде, Джерард пресекает эти попытки на корню. Правда, он все же благосклонно разрешает Фрэнку оплачивать некоторые бытовые расходы за двоих, ведь он все же не настолько хорошо учится, чтобы на его стипендию можно было бы содержать сразу два голодных рта.***
В целом, жизнь Джерарда шла своим чередом, хотя новый сожитель все же внес некоторое количество хаоса в устоявшуюся рутину. Как правило, Фрэнк не имел привычки досаждать ему в дневное время, будучи занятым, по большей части, своими книгами, которые, как оказалось, он одалживал в местной библиотеке, как раз в том районе, где произошла их первая и многие последующие встречи. Шумными и требующими активности делами вроде уборки тот занимался в отсутствие Джерарда, до поры даже стеснялся смотреть при нем телевизор. Однако со временем стеснительность отступила. Джерард же неожиданно для себя понял, как минимум, две вещи. Первая заключалась в том, что, к его большому удивлению, постоянное нахождение в обществе симпатичного ему человека скорее снижает уровень повседневного стресса, чем повышает его. Начиная от ленивого перебрасывания подколами за утренним кофе, заканчивая задушевными разговорами по вечерам, этот странный и милый парень все время находился в непосредственной близости, в любой момент готовый заглушить своим смехом поток негативных мыслей в многострадальной голове. Словно Джерарду, наконец, выдали альпинистское снаряжение, и он только сейчас осознал, что все время до этого карабкался по отвесной скале без страховки. Второй же недавно осознанной им вещью оказалось то, что Фрэнк находился в не меньшей беде, чем он сам. Тот не особо-то откровенничал с ним о своей жизни, но из того, о чем он все же рассказывал, Джерард смог установить, что парню просто некуда было идти. Сбежал ли он от тиранов-родителей или лишился своих опекунов в результате какой-то трагедии, из его слов понять было невозможно, тем не менее, становилось ясно, что каким бы способом тот не оказался предоставленный сам себе в таком юном возрасте, это определенно оставило серьезный отпечаток в его сознании. Когда Джерард впервые привел его в свой дом, то думал, что Фрэнку сразу же станет лучше, как только он примет душ, наестся и выспится. Однако не все оказалось настолько просто. Если днем парень старался вести себя тише воды и ниже травы, вполне в этом преуспевая, то в темное время суток ему это удавалось реже. Порой Джерард открывал глаза среди ночи и прислушивался. Всхлип. Тишина. Еще один. Он аккуратно встал с кровати и присел на край маленького диванчика, на котором, неудобно скрючившись, обычно ночевал его новый сосед. — Хей, как ты? — шепотом спросил Джерард, слегка дотрагиваясь до подрагивающего плеча парня. Когда его глаза, наконец, адаптировались к темноте, он не без грусти отметил, что вся простынь около подушки покрылась мокрыми следами от слез. — Я не могу закрыть глаза, — хриплым ото сна голосом произнес Фрэнк. — Все время вижу это… я просто… не могу себя заставить… — Хэй, все в порядке… что бы ты не видел, знай, что оно нереально, и сейчас ты в безопасности, — постарался утешить его тот, но вызвал лишь новую волну всхлипов, — если хочешь… знаешь… ты всегда можешь поделиться со мной… Но Фрэнк лишь замотал головой в качестве ответа. Джерард просидел у его постели довольно долго, пока не удостоверился, что тот окончательно провалился в сон, такой же тревожный и беспокойный, как и каждый раз до этого. Утром он застал его за приготовлением омлета. «Счастливый брак, прилежные дети, дом — полная чаша — именно так соседи видели жизнь этой семьи со стороны», — вещал натренированный на нужные интонации голос диктора, — «и едва ли кто-нибудь мог предположить, что творится за стенами уютного коттеджа, до того дня, когда на тихих и мирных улицах произошла чудовищная трагедия…» — Ох, прости, разбудил? — всполошился Фрэнк, поспешно убавляя громкость телевизора. — А?.. не, — прервавшись на продолжительный зевок, ответил Джерард, — мне в любом случае надо идти на пары. Что ты смотришь? Опять свои убийства? Сделай погромче. «Когда мы зашли на второй этаж то испытали настоящий шок», — задыхаясь от слез, рассказывала девушка с экрана: — «все стены, потолок и даже столы и подоконник… все было в крови…» — Ты разве сегодня учишься? — буднично спросил Фрэнк, ставя на стол тарелку с завтраком и кружку крепкого черного кофе. Со своей порцией он давно разделался, о чем свидетельствовало недавно вымытое плоское блюдце на сушилке у раковины. — Кое-какие занятия перенесли со следующей недели, так что у меня будет довольно загруженный день… »… Ее тело было уже холодным, но я не мог перестать звать ее по имени в слепой надежде, как будто бы она могла вернуться с того света, если я очень попрошу…» — Вот дурак, — безапелляционно заявил Фрэнк: — чем больше двигаешь тело до приезда полиции, тем сложнее будет потом искать улики, это все знают, а они там все место преступления истоптали. — Ладно тебе, у людей горе, они об этом еще даже не думают, — привычно одернул его Джерард. — Преступника же нашли в любом случае, да? Он невольно задумался о том, как вел себя в худший из дней в своей жизни… пожалуй, Фрэнк бы и его отчитал за нерациональность, если бы видел тогда, что с ним творилось. На маленьком экране подержанного телевизора, который тот урвал за бесценок у соседа, переехавшего из дома напротив, мелькала не правдоподобная имитация сцены преступления — по сути, просто актриса с отбеленной кожей, лежащая на полу и щедро облитая бутафорской искусственной кровью, на вид больше напоминавшей клюквенный соус. Джерард видел такой в своей тарелке в скромной кофейне около зеленого сквера, том самом, где однажды обнаружил Фрэнка в состоянии обморока. Конечно же, реальный труп в жизни выглядит совсем не так. Лежащий без сознания Фрэнк гораздо больше напоминал ему настоящего мертвеца, нежели то, что предпочитали показывать в документальных фильмах. Мышцы человека, более неспособного управлять своим телом, расслабляются, меняя привычные очертания, ничем не поддерживаемая челюсть отвисает, а кровь — густая венозная кровь — имеет более глубокий и темный оттенок пока вытекает из организма, прежде чем засохнуть страшными бурыми пятнами на теле. Джерард знает это, потому что он это видел. — Я прогуляюсь, — бросил Фрэнк между делом, накидывая Джерардову олимпийку. Несмотря на удушающую жару тот не мог позволить себе разгуливать с жуткими шрамами на показ. — Встретить тебя после учебы? — Да, подождешь меня в той милой кафешке за углом, ну, возле парка? Там по субботам скидка на чизкейк с клюквенным сиропом, — ответил Джерард, собирая кусочком тоста остатки омлета, к его удивлению, чертовски вкусного. Фрэнк уже успел выскочить за порог, так что трудно было понять, услышал ли тот его просьбу, но спустя полсекунды в дверной проем протиснулось озорно улыбающиеся мальчишеское лицо. — А ты знаешь, кто еще любил клюквенный соус?***
Не так долго проблема арендной платы терроризировала пораженный тревожностью мозг Джерарда, прежде чем над его кошельком назрела другая, более серьезная. Однажды после одного особенно трудного дня на учёбе он, готовый душу продать за пятнадцать минут под хорошим напором из горячей воды, обнаружил разлившуюся по плиточному покрытию крошечной ванной, небольшую лужицу. Выглядела она не настолько большой, чтобы можно было переживать за сохранность потолка обувного магазина, но, как он вскоре заметил, вода в ней продолжала прибывать, стекая тонкой прерывистой струйкой по длинной напорной трубе, ведущей к смесителю. Несмотря на то что после длительного выяснения отношений, арендодатель согласился снизить плату за квартиру до прежней цены, так как именно во столько он оценил стоимость починки подтекающей трубы, саму проблему он предоставил решать Джерарду, его собственными силами. К слову, у того совершенно не было никаких идей относительно того, как устранить этот крошечный водопад совсем не декоративного назначения. Сделав пару звонков, то понял, что будет очень трудно совместить вызов сантехника на дом с хотя бы относительно безбедной жизнью на этот месяц, так что оставалось уповать на свои собственные навыки по починки водопроводных труб. Которых у Джерарда, разумеется, не было и в помине. Однако, предотвратив очередной разрушительный нервный срыв, в маленькую квартирку над магазинчиком вернулся вдоволь нагулявшийся Фрэнк. Он кинул быстрый оценивающий взгляд на течь, а потом такой же на находящегося в расстроенных чувствах Джерарда и, на удивление спокойно, пожал плечами. — Делов-то, сейчас все починю, — будничным тоном заверил он, закопавшись с головой в свой огромный походный рюкзак, откуда он через некоторое время извлек слегка помятую женскую прокладку, — десять капель, очень полезная в хозяйстве вещь. Зачем-то он взял её за края и развернул мягкой стороной к лицу Джерарда так, как фокусник показывает купюру, чтобы убедить зрителей в том, что она настоящая. После этого он бережным движением отклеил маленькую бумажку с липкой стороны и аккуратно обернул её вокруг трубы плотным кольцом, склеив кончики друг с другом. — На часик хватит, а за это время я как раз управлюсь, — заявил он в ответ на скептический взгляд Джерарда. А затем подошёл к гипсокартонному углу в другом конце комнатки и немного сдвинул одну из сторон в аккурат посередине. Джерард, который и не знал до этого, что внутри этой небольшой конструкции есть что-то кроме пустоты, с немалым изумлением наблюдал за тем, как тот придирчиво осматривает три одинаковых краника, а затем определившись с выбором, поворачивает один из них до упора. — Ну вот, подачу воды я перекрыл, — объяснил Фрэнк свои действия, — теперь, — серьезным тоном продолжил он, обращаясь уже непосредственно к Джерарду: — не спускай глаз с течи, там в трубе еще осталась вода. Я скоро вернусь. Едва ли он имел в виду то, что Джерарду действительно необходимо следить за наспех прикрытой прорехой в трубе, не отводя взгляд, то тот, на всякий случай, именно так сначала и поступил. Он смотрел на нее, примерно, минут пятнадцать, прежде чем понял, как глупо выглядел бы, если бы Фрэнку приспичило вернуться в дом сию секунду. Так что к моменту возвращения Фрэнка, он успел сварить свежий кофе и вымыть оставшуюся от завтрака посуду: две плоские тарелки с остатками панкейков, сковородку и небольшую пластиковую емкость, в которой тот замешивал тесто. Все же, Джерарду казалось довольно странным то, что Фрэнк умел отлично готовить, ответственно относился к уборке и точно знал, что делать с протекающей трубой. Он начал размышлять об этом еще в первую неделю пребывания этого странного мальчишки в его квартире, когда тот ошарашил его вопросом о том, как давно он относил в стирку свою крохотную оконную шторку, хотя, если честно, Джерард, вообще, даже и не задумывался о том, что ей требуется стирка. Конечно же, само по себе стремление поддерживать жилище в чистоте и порядке не было чем-то подозрительным, но не слишком-то вязалось с образом беспризорного подростка-панка. — Так ты внимательно за ней следил? — спросил Фрэнк с порога. — В смысле, за течью? — А?.. Что?.. Аа… — только и смог выдать Джерард, успевший снова погрузиться в свои мысли, — глаз не спускал. Хочешь кофе? Тот лишь отмахнулся в ответ по пути в ванную комнату. Там он вынул из большого бумажного пакета с логотипом какого-то хозяйственного магазина несколько небольших цилиндрических предметов и что-то, что Джерард мог идентифицировать как гаечный ключ, только благодаря своим обширным знаниям в области мультипликации. Было легко представить, как такой увесистой металлической штукой получает по голове кот Том от своего заклятого врага — мышки Джерри. — Раз уж ты пока не занят, можешь пока принести мне полотенце какое-нибудь, не особо нужное, — распорядился Фрэнк, снова осматривая поврежденную трубу. — Испорчена не сама труба, только одно крепление прохудилось, это значительно упрощает задачу. Можешь бросить полотенце на пол, вот здесь? Джерард повиновался и с готовностью пристроил только что найденную старую драпировку, которую он уже давно переквалифицировал в половую тряпку, с интересом ожидая, что нового мог рассказать ему его сосед о починке сантехники. — Вот… сейчас я раскручу старую гайку, и тогда оттуда начнут стекать остатки воды, так что не пугайся… ее не должно быть много, — снова отрапортовал Фрэнк. Он быстрым движением снял прокладку с поврежденной части трубы, и небольшая струйка снова возобновила свой ток. Джерард внимательно следил за его манипуляциями с гаечным ключем в надежде получить бесценные знания, которые, как известно, все «нормальные» мальчишки получали еще в детстве, помогая своим отцам по дому или обучаясь этому на специализированных школьных занятиях, пока их подруги изучали способы приготовления обеда на пять персон. Увы, Джерард ни разу за все время своей учебы в школе не забил ни один гвоздь и не выточил ни одну деталь, так как все эти вещи его мало волновали, а записаться на курсы по домоводству для него означало получить пожизненную подписку на издевательства от его токсично маскулинных одноклассников. И вот теперь, он пожинал плоды своего отношения к бытовому труду, не имея никаких толковых навыков выживания. Неожиданный вскрик вызволил Джерарда из пучины самобичевания, в которую он по обыкновению впадал каждый раз, стоило ему задуматься о чьих-то чужих навыках и достижениях. Мерно стекающая непрерывным потоком маленькая струйка превратилась в настоящий фонтан, после того как Фрэнк ослабил крепление труб. Джерард успел отскочить с пути неумолимо мчащегося потока, но вот Фрэнк, стоявший к трубе вплотную, не смог сделать тоже самое и так и повалился на пол, сбитый с ног напором воды. — Повезло что она не горячая, — констатировал Джерард после окончания взволнованной матерной тирады от его друга. — Как ты? — Я?! …Пха… Ха… омерзительно. Я был уверен, что внутри осталось совсем немного и слишком резко повернул… а, неважно… После того как Джерард помог ему подняться, парень без стеснения избавился от мокрой майки и бросил ее на пол к импровизированному полотенцу. Он не особо-то стеснялся своего тела, да и шрамы тоже показывать не боялся, однако, только когда они с Джерардом были наедине — в других же обстоятельствах Фрэнк терпел бы прикосновение влажной ткани к телу сколько угодно, но не стал бы разоблачаться на глазах у посторонних. Самого Джерарда задело лишь слегка, одно мокрое пятно растекалось по краю растянутой домашней футболки и отчасти по брюкам. Отплевавшись и вдоволь наматерившись, Фрэнк вновь взялся за свое дело. Джерард старался оказывать ему посильную помощь, но, по большей части, просто откровенно пялился на то, как двигаются острые лопатки под бледной кожей. На боках парня все еще без труда можно было заметить борозды между рёбрами, а потрепанные жизнью джинсы держались на нем исключительно благодаря двум лишним дыркам пробитым в ремне, который, если честно, давно надо было заменить. Но несмотря на это невооруженным глазом можно было увидеть, что пребывание в доме Джерарда идёт ему на пользу: лицо парня уже не выглядело таким осунувшимся, как перед разговором с Доком, с шеи и запястий исчезли следы трупных пятен, покрывавших его тело из-за долговременного отсутствия здоровой пищи, слегка ушли темные круги под глазами, но только лишь от части. И все же, им еще было над чем работать. Фрэнка все еще вполне можно было спутать с ожившим мертвецом или, во всяком случае, с тяжелобольным человеком. — Слушай, я все хотел спросить… — Джерард хотел бы начать издалека, но не смог придумать, как грамотно вывести разговор в нужное русло, так что просто вывалил свой вопрос на голову парня, увлеченного своим делом: — откуда ты знаешь, как чинить трубы? И как готовить панкейки?.. Ты знаешь столько полезных штук, будто бы всю жизнь только и занимаешься домашним хозяйством. Сначала, я подумал, что ты ребёнок неблагополучной семьи, не обижайся, ну, знаешь о тех, которые сбегают из дома из-за побоев или пьянства или… в общем, ты понял о чем я. Так кто научил тебя со всем управляться? Фрэнк молчал, но, хотя Джерард и мог видеть только его затылок, было ясно как день, что парень его услышал. Это было заметно потому, как напряглась его спина и потому, как его руки чуть замедлили темп работы. Джерард знал, что это не лучшая тема для разговора, потому как Фрэнк каждый раз перенаправлял русло разговора, стоило тому задать хоть один неудобный вопрос о его прошлом. Тем не менее, любопытство оказалось сильнее уважения к чужим тайнам. — Моя семья… мои родители, — заговорил Фрэнк, не прекращая работу, — они всегда были немного старомодны, ну, знаешь… отец зарабатывал деньги, стриг лужайку и чинил вещи, пока мама занималась уборкой и готовкой и все такое. Они не делили только моё воспитание. И когда они развелись, перед обоими встала проблема — они разделяли обязанности так долго, что забыли о том, как обеспечивать себя самостоятельно. Они не были достаточно молодыми, чтобы снова учиться чему-то с нуля, так что я помогал маме вкручивать лампочки в доме и латать крышу, а потом приезжал к папе на выходные и готовил ему обед и ужин по маминому рецепту… короче, ты понял. Когда меня не было рядом, отец разогревал эти стремные маленькие пицци из «Волмарта», а мама затыкала подтекающий кондиционер прокладками. То что чего-то не умели, не делает их хуже. Я не ребёнок неблагополучной семьи, не думай так о моих родителях. — Оу, извини что сказал это, — стушевался Джерард, все еще оглушенный внезапной откровенностью. Честно говоря, он ожидал что тот снова уйдет от разговора, как и всегда, — это многое объясняет. Он не стал спрашивать, почему тот жил где попало, когда говорил о родителях с такой теплотой. Сам факт того, что он упоминал их в прошедшем времени, наталкивает на определённые мысли, однако, Джерард совершенно точно знал, что с Фрэнком ничего и никогда не бывает просто и однозначно. — Вот, принимай работу, хозяин, — неожиданно бодро заявил Фрэнк, отходя в сторону и показывая Джерарду результат своего труда. На полу ванной комнаты все еще разливалась мелкая лужица, не пожелавшая впитаться в небрежно наброшенное на неё полотенце, а теперь к этому антуражу еще и добавились разбросанные инструменты и испорченный водой бумажный пакет. Зато на старенькой потемневшей от времени напорной трубе красовалась новая, отливающая хромированным блеском гайка. Она с виду плотно прилаживала друг к другу две части трубы, но на фоне древней ванны Джерарда казалась такой неестественной и чужеродной, благодаря своим полированным граням. — Её хватит надолго, но сама труба, да и вообще, все здесь, на ладан дышит. Рано или поздно все равно прорвёт, — поспешил разочаровать его Фрэнк. — Ты, кажется, предлагал кофе? — Да, сейчас согрею… надеюсь, что с самой трубой уже будут разбираться другие жильцы. Ну, когда я стану известным художником и переберусь жить на манхэттен, — хохотнул Джерард на выходе из ванной. — И кстати, спасибо тебе. Не знаю, что бы я вообще без тебя делал. — А что я бы делал без тебя?.. — услышал он себе в спину, но слова были произнесены так тихо, словно не предназначались для чужих ушей.***
Джерард никак не мог перестать думать о том, что же все-таки было не так с этим парнем. Фрэнк не мог спать — ему постоянно снились кошмары, о содержании которых можно было только догадываться по спонтанным бессвязным вскрикам среди ночи. Фрэнк не имел дома, по крайней мере, утверждал так, не посещал никакое учебное заведение, работал только дистанционно и полулегально, без оформления договора и прочей бумажной волокиты. А также испытывал почти болезненный интерес к тому, что, как он недавно выяснил, обобщалось емким названием «настоящие преступления». То есть, в общем и целом, Джерард понимал, что это увлечение, кстати, вполне популярное среди таких «странных» ребят вроде него самого, еще ни о чем не свидетельствует, но ввиду общей загадочности личности его нового друга стоило иметь это нестандартное хобби в виду. За такими мыслями он все чаще заставал себя среди дня, сидя на очередной лекции либо прогуливаясь по коридорам «ЦОППиКУ» в ожидании начала группового сеанса. — Вы Джерард Уэй, верно? — окликнул его смутно знакомый голос, как раз прервав очередной поток размышлений касающихся личности Фрэнка. — Ах… ну, да, это я, — неловко отозвался он, старательно пытаясь припомнить имя человека, с которым он вместе посещает групповые занятия. — Вам чем-то помочь? — Ох, нет, если вы сейчас заняты… простите, что отвлекаю, — произнес тот, отколупывая пальцем кусок какой-то потрепанной жизнью бумажной обертки. — О, нет-нет, вы меня нисколько не отвлекаете, — тут же засуетился Джерард. Мужчина на вид среднего либо зрелого возраста с изможденным, расчерченным тонкими полосками морщин лицом флегматично взирал на него своим единственным уцелевшим глазом. — В таком случае, заранее извините, если я лезу не в свое дело, — продолжил тот, убедившись, что собеседник его внимательно слушает, — так вышло, что я слышал, будто вы заботитесь о бездомном подростке, это правда? — О… Эээ… да? — промямлил Джерард, лихорадочно соображая от кого этот человек мог получить такие сведения, ведь он не то чтобы распространялся направо и налево о своих подвигах, особенно учитывая насколько странным все это вероятно показалось бы стороннему слушателю. В «Центре…» у него не было неприятелей, скорее наоборот, он всегда был на хорошем счету у местных сотрудников и волонтеров, однако, это не значит, что его репутация не могла рухнуть в любой момент. Особенно если бы кому-то показалось, что тот просто воспользовался беспомощным положением едва ли совершеннолетнего парня в беде, потому что был падок на мальчиков помладше. Так что об этой странной выходке (а именно так для себя Джерард именовал свое решение помочь Фрэнку) он мог сообщить, наверное, только Доку. Но разве это не попадало под понятие «врачебная тайна»? — Со мной этим поделился ваш приятель, — словно прочитав мысли Джерарда, ответил мужчина и неожиданно поднял руку, чтобы очертить полусферу вокруг головы, — ну, тот, что с прической. — А, это многое объясняет, — мгновенно успокоился парень. Конечно, он легко мог рассказать Рэю что угодно, тот был удивительно легок в общении и чесать с ним языками за чашечкой кофе было просто поразительно приятным занятием. В целом, Джерард бы не удивился, даже если бы узнал, что случайно выболтал ему реквизиты своей кредитки. — Не знаю, насколько это уместно с моей стороны, давать какую-либо оценку вашему поступку, — ненавязчиво продолжил мужчина, — но, если позволите высказаться, я считаю что вы — по-настоящему благородный человек, раз помогаете тем, кто оказывается в беде несмотря на то, что сами находитесь в затруднительном положении. — Оу. Ахх?.. Спасибо? — слегка удивленно выдал Джерард. Он не в полной мере понял, что именно тот имел в виду под «затруднительным положением», но услышать похвалу оказалось настолько приятно, что к бледным щекам парня прилила краска. Особенно приятно было слышать положительные отзывы о решениях, которые сам Джерард считал сомнительными. — Это не все, — с той же монотонной интонацией и непроницаемым лицом продолжил доброжелательный мужчина. — С вашего позволения, я передам вам кое-что… мои кулинарные способности, конечно, далеки от идеала, но, все же, я тоже когда-то был студентом так что, могу понять, насколько важной может быть материальная поддержка в это непростое время, так что, — он протянул Джерарду бумажный сверток, на деле оказавшийся приятно пахнущей свежей выпечкой: — примите, пожалуйста, от меня это скромное угощение. Рассыпавшись неловкими сбивчивыми благодарностями, Джерард принял спонтанный подарок и поспешил удалиться, в надежде осмыслить это странное происшествие.***
— Черт, ну и денек у меня выдался, — заявил Джерард с порога, — каких только людей не бывает на свете. — О, ты заходил в пекарню? Пахнет вкусно, — поинтересовался Фрэнк, откладывая книгу, чтобы поприветствовать парня. — Не-а, не поверишь, мне это отдал чувак из центра, просто так, задарма. — Тебе все-таки стоило бы зашить брюки, а то люди уже начинают подавать тебе милостыню. Джерард сразу же принялся осматривать одежду и, к своему ужасу, действительно заметил, что шов на его отнюдь не новеньких джинсах слегка разошелся. — Вот чееерт, и я ходил так все время? Как давно ты заметил? — Не парься, я зашью, — невозмутимо отмахнулся Фрэнк, и Джерард даже не стал возражать. Сейчас он скорее вспорол бы себе вены швейной иглой, сгорая от стыда, чем выдал бы мало-мальски ровную строчку, — так кто твой таинственный благодетель? — Да так, странный чел с групповой терапии… Оох… это же просто разогретые мини-пиццы из супермаркета, я прав? — фыркнул Джерард, когда Фрэнк помог ему избавить угощение от бумажной обертки. — Фрэнк? — Джерард снова окликнул его, к своему удивлению обнаружив, что парень просто застыл над прозрачным пластиковым контейнером, гладя на его содержимое как на второе пришествие. Если бы речь шла не о полуфабрикатных мини-пиццах, то он решил бы, что Фрэнк чего-то испугался. — Фрэнки?.. — А?.. Ох, извини, задумался, — встрепенулся тот, словно бы Джерард вырвал его из глубокой пучины мрачных мыслей. — Знаешь, когда-то я часто ел такие по выходным, хе-хех, так… кто, говоришь, тебе это дал? Джерард намеренно встретился с ним взглядом, в надежде прочесть в глазах парня ответы на вопросы, коих за время их знакомства накопилось великое множество. Однако лицо Фрэнка приняло то самое серьезное сосредоточенное выражение, какое всегда появлялось на нем в моменты, когда кто-то пытался выспросить у него что-то личное, так что едва ли можно было понять, о чем он думает в этот момент. — Просто знакомый с групповой… никак не припомню имени, а что? — Ничего, — тут же оттаял Фрэнк, — так мы сегодня ужинаем этим? Или я приготовлю что-то съедобное?***
Скоро Джерарду оказалось совсем несподручно тратить время на спонтанные размышления о причинах и мотивах тех или иных поступков его странного подопечного. Впрочем, и для посещения «ЦОППиКУ» едва ли мог обнаружиться свободный час — экзаменационная неделя, финишная прямая перед успешным окончанием триместра, была в самом разгаре, так что, как любой уважающий себя студент, он в приступе лихорадочной активности разгребал все то, что откладывал на последний момент все прошлые месяцы. Главным образом он должен был закончить целый холст к среде и сдать эссе ко вторнику и, пожалуй, уже давно закончил бы и с тем и с другим, если бы правильно расставил приоритеты, вместо того чтобы беспорядочно метаться от одного задания к другому. Но, увы, сосредоточиться на чем-то одном никак не выходило, поэтому, в конце концов, он остался сидеть в окружении тюбиков с масляной краской и раскрытого ноутбука с начатым текстом. — Нет, так ты ничего не добьешься, — сухо констатировал Фрэнк, глядя на это безобразие со своего крошечного диванчика. — Спасибо, сам-то я не догадался, — съязвил Джерард, чувствуя, как внутри его сознания поднялась приливная волна самоненавистнических мыслей, угрожая смыть без остатка те малые остатки мотивации, которые с трудом удавалось сохранить до этого времени. — Не за что, так вот, слушай, — проигнорировав грубый тон, снова начал Фрэнк: — ты все равно не сможешь успеть все и сразу, так зачем перегружаться? Вот скажи мне, что будет, если ты провалишь сроки? — О, тогда меня точно выпрут или просто не зачтут мне триместр, лишат стипендии и всех привилегий отличника, мне нечем будет платить за квартиру, так что придется жить на улице, а бездомных никто не берет на работу, так что придется сдавать стеклотару чтобы выжить… и… и… — на одном выдохе выдал Джерард, пытаясь цепляться за едва уцелевшие остатки мыслей, после того как их накрыло метафорическим цунами ужаса перед будущим. К его пущему возмущению, Фрэнк только покачал головой, практически не скрывая иронической усмешки. — Что, правда? Из твоего университета выгоняют студентов за одну-две не сданные работы? Тебе не зачтут все эти месяцы упорной работы, потому что ты просрочишь пару заданий? А даже если так, я, вообще-то, все еще получаю какие-то деньги и смогу некоторое время оплачивать аренду из своих запасов, но, я уверен, что до этого не дойдет, потому что жизнь не заканчивается на одной ошибке, понимаешь, чел? — совершенно покровительственным тоном заявил он. — И да, на двух тоже. Тем более что преподаватели знают, какой ты старательный студент, так почему бы им не дать тебе шанс все исправить в случае провала? Так что передохни немного, а потом просто займись тем, что кажется тебе наиболее интересным, вот что я тебе посоветую, как опытный прокрастинатор. И не вздумай драматизировать, будто бы весь мир только и ждет, что ты вот-вот оступишься, чтобы сбросить тебя в пропасть из-за малейшей оплошности. — Пфф… — фыркнул Джерард, чувствуя, как на смену беспокойства встает некоторое подобие уверенности в собственных силах. Его всегда удивляло то, как быстро Фрэнку удавалось успокоить его разрушенный тревогой разум, даже казалось порой, что пара слов этого парня вполне может заменить месяц постоянных посещений кабинета Дока. — Хорошо, ты прав. Мне нужен отдых. — Ага, давно пора было это признать, — согласился тот, — а то ты только ешь, спишь и учишься. Вот вообще не удивлен, что ты начал тормозить. — Как грубо, — беззлобно одернул его Джерард, перебираясь с пола на диван, — что смотришь на этот раз? Это про убийцу из апельсиновой рощи? Опять? — Да… на этом канале постоянно крутят этот выпуск. — И тебе не надоедает? — Ммм… я смотрел его несколько раз, — невпопад ответил Фрэнк, устраиваясь так, чтобы им обоим можно было разместиться с комфортом. »… Мы иногда замечали за ним странности, но никогда ничего такого, что выходило бы за рамки обыденного. Наши игры были жестокими, потому что наше детство было жестоким…» — Я заметил, что они всегда это говорят, — начал Джерард только для того, чтобы хоть как-то завязать диалог и, наконец, выбросить учебу из головы хоть на минуту, — что, дескать, они никогда ничего такого не замечали. Типа, твой родной брат долбит животных головой об асфальт, и ты такой: «оу, это было жестко» и просто живешь дальше? Типа, эти времена, когда поход к психологу был офигенной стигмой, такие пфф… — О да, чертовски жалко собаку, — тут же подхватывает Фрэнк, — но, согласись, даже если замечаешь звоночки, то вряд ли соберешь все воедино, особенно, если находишься с человеком в непосредственном контакте, — с умным видом сообщил он, а после, растянул губы в такой карикатурной злодейской улыбке, что Джерард уже готов был услышать признание в убийствах и поедании сотни невинных младенцев. — Как там поживает твой сосед с кучей Ферби в квартире? Это же тот тип, что живет напротив, я правильно понимаю? — О, кстати о нем, недавно видел, как он тащит домой эту жуткую хрень с облезлым мехом с ближайшей свалки. Думаешь, стоит зарепортить его в полицию? — Я думаю, если этого не сделаем мы, то этим точно должен заняться арендодатель. Воняет из его лачужки как из вселенской клоаки, — хихикнул Фрэнк. — Пф, если этот тип терпит меня со всем этим запахом растворителя, — на этих слова Джерард потянулся назад и накинул крышку на пахнущий ацетоном флакончик, — то и на этого парня тоже вряд ли обратит внимание. — А ты бы сдал его, если бы он был, например, твоим другом? — спросил Фрэнк как бы невзначай, но слегка понизив голос, выдав этим свое волнение. — Знаешь, в конце этого выпуска, — продолжает он, не дав Джерарду время на ответ, — брат Бернарда Джайлса, ну, после всех этих душещипательных «как жаль, что я не понял раньше» и «сколько жизней можно было бы спасти, если бы мы заметили», говорит «после всего, я смог простить его», а его сестра — «это все еще мой брат, и я люблю его». То есть, я это к тому, что как они могут после всего, что он натворил?.. Типа, я знаком с концепцией «второго шанса заслуживает каждый», но где-то ведь должна быть грань, после которой человек не может рассчитывать на то, что его примут таким, какой он есть? — Мне кажется, — немного удивившись тому, как быстро разговор скатился в такое серьезное русло, ответил Джерард, — это даже не про то, кто заслуживает «второго шанса», а кто — нет, дело не в этом. Просто… для этого и существуют родные люди. Не обязательно родные по крови, но и твои ближайшие друзья, твои наставники, те, в общем, с которыми ты формируешь связь на протяжении всей жизни — это те люди, которые будут на твоей стороне, даже если ты совершишь что-то несоизмеримо ужасное, понимаешь? И пока у человека есть такие люди, готовые простить и понять его, чтобы он не совершил, у него есть шанс остаться человеком. Джерард, разумеется, подумал о своем брате. Конечно же, он не мог о нем не подумать. Майки Уэй, его мелкий хмурый братишка, которого люди обычно считали закрытым и необщительным, но ровно до того момента, пока ему не представлялась возможность раскрыть свой настоящий характер. Его брат, с которым у них было столько общего, с которым они столько времени проводили вместе… да, Джерард определенно мог бы простить ему все что угодно. — Оу, какая глубокая мысль, — с серьезным видом подтвердил Фрэнк, — надеюсь, у твоего соседа тоже есть такие люди, готовые простить ему этот запах помойных Ферби. На этих словах Джерард не выдержал и прыснул от смеха. Оставшуюся часть хронометража выпуска передачи они просидели молча. В конце серии брат и сестра «убийцы из апельсиновой рощи» слово в слово повторили то, что ранее процитировал Фрэнк.***
По окончании последнего экзамена Джерард возвращался домой в прекраснейшем из настроений, хотя и давала о себе знать бессонная ночь. Не спал он, в общем-то, не столько из-за подготовки, сколько благодаря расшатавшимся за тяжелый триместр нервам — под конец всех своих страданий он даже собирался отказаться сразу от двух предметов, но, к его большому удивлению, не просто успешно сдал их, а даже смог набрать практически максимальное количество баллов. Такой результат действительно стоил всех предшествующих испытаний. Но главным поводом для веселья стало неожиданно накрывшее его осознание того, что год был успешно закрыт, а значит, впереди оставалось море свободного времени перед переходом на следующий курс. — Фрэнки? — позвал он, царапая дверь ключом в нетерпеливом ожидании момента, когда сможет, наконец, поделиться счастливыми новостями. — Джерард?! — услышал он испуганное восклицание из глубины квартиры. — Вот черт, я ждал тебя только через час. Предчувствуя неладное, Джерард легонько толкнул дверь, ожидая столкнуться с чем бы то ни было, чем мог бы заниматься подросток, находясь в наедине с собой. В кухонной части квартиры, то есть, буквально в углу, который так называется потому, что в нем находятся холодильник и старенькая мини-духовка — наследство его бабушки, не так давно отошедшей в мир иной — царил необычный для его убогой лачужки беспорядок. Смутные подозрения Джерарда было усилились, пока в нос его не ударил стойкий, ни с чем несравнимый запах, значительно проясняющий ситуацию. — Фрэнк, ты что, готовишь мне торт?! — воскликнул Джерард, как только тот появился, наконец, в поле зрения. — Вообще-то, он должен быть уже готов, но я не рассчитал время и слишком поздно начал, — объяснился он, критически оглядев башенку из коржей на плоской тарелке, — дай мне минут пятнадцать и… — Ты… ты хочешь сказать, что это вроде сюрприза в честь успешного завершения года? — забывая слова от волнения, спросил Джерард — уж слишком приятное чувство будила в нем мысль, что кто-то так старается поддержать его успехи. — Но откуда ты знал, что я все сдам? — О, да я не секунды в тебе не сомневался, — невозмутимо ответил Фрэнк, а затем наклонился к холодильнику и извлек оттуда средних размеров ящик, наполненный пивными банками, — но все равно, это определенно надо отметить! — Ох… Эмм… Фрэнки… — с сожалением в голосе произнёс Джерард, ожидая увидеть, как в зеленоватых глазах погаснет огонек энтузиазма, — мне жаль, но я… эээ, как бы это сказать… в завязке. — О, — встрепенулся Фрэнк и перевёл взгляд на напитки, которые держал в руках, — оу… окей, тогда никакого пива, только торт и пицца. — Извини, мне стоило предупредить тебя, — продолжал Джерард, проходя внутрь, — теперь вот ты потратил деньги… стоп, ты и пиццу заказал? — Не парься, — как обычно отмахнулся тот, — это мне надо было спросить. И да, одним сладким сыт не будешь. — Хотя… — многозначительно протянул Джерард, когда его голову посетила одна удивительная мысль, — думаю, мы могли бы выпить по одной. — Эмм, Джерард, — теперь настала очередь Фрэнка чувствовать себя неловко, — если ты из-за меня, то не надо… — Не-а, не из-за тебя, много чести будет, — хихикнул Джерард, предчувствуя, как возрастает его уверенность в себе. — Я просто… я подумал, что, ну, я не пью уже третий год как. То есть вообще совсем не пью. И, хоть первое время мне и было тяжело, но последние годы мне действительно кажется, что мне не надо сдерживать себя, чтобы не надираться. То есть, даже когда человек полностью отказывается от того, чем был одержим, эта вещь ведь все еще контролирует его жизнь, только иначе, понимаешь? Сам Джерард уже давно начал задумываться об этом, особенно отчетливо увидев разницу, когда перестал избегать попоек с сокурсниками (на которых пил, конечно, только кока-колу, но все же) и прятать от себя наличные, чтобы не потратить их на спиртное. — Это я к тому, что разница между нормальным и ненормальным отношением к алкоголю не в том, чтобы пить и не пить, наоборот, это, скорее две крайности равноценно находящиеся на одном конце спектра нормальности, тогда как на другом — способность контролировать то, сколько ты пьешь, вот я о чем, — подкрепил свою мысль Джерард и, неожиданно обнаружив в себе странное желание быть просто до абсурда честным, продолжил, — тем более, рядом с тобой я чувствую себя увереннее всех на свете. На этих словах он поймал до смешного удивленный взгляд Фрэнка, который в свою очередь, снова опустил глаза на емкость с пивом и поднял их обратно на Джерарда. — Ох, окей, — немного обескуражено выдал тот, вынув из ящика четыре бутылки и убрав остальное в холодильник, — если потеряешь контроль — я буду рядом.***
Несмотря на то что все экзамены на этот учебный год были позади, Джерард чувствовал, что сдал этим вечером еще один тест, причем на отлично и без особой подготовки. Он просто понял, что, наконец, готов к тому чтобы поставить точку в их с алкоголем тяжелых отношениях. Вечер проходил на ура, впрочем, даже не слишком отличаясь от их с Фрэнком обычных посиделок — они болтали обо всем подряд, Джерард с удовольствием делился с ним концептами выдуманных историй, которые, как он мог надеяться в своих самых смелых мечтах, когда-нибудь станут сценариями для серий комиксов, конечно же, когда он выпустится из университета и прокачает свой навык, и найдет себе подходящее издательство… Фрэнк же предпочитал рассказывать истории вполне реальные, которые, как правило, так или иначе, крутились вокруг убийств. Когда же идеи обоих иссякли — а случилось это не раньше наступления поздней ночи — Джерард сделал для себя совершенно удивительное открытие. Вторая открытая им сегодня бутылка еще хранила в себе добрую половину своего содержимого и, что удивляло еще больше, ему даже не особо-то хотелось ее допивать. — Труп, — буркнул Фрэнк, поймав направленный на бутылку взгляд Джерарда, — тебе на «П». — Пришелец, — не задумываясь, ответил тот, стараясь поудобнее устроиться на застеленном покрывалом матрасе. К примечательным вещам также относилось и то, что Джерард не краснел и не потел все время, пока Фрэнк сидел напротив, уложив между его ног свои, согнутые в коленях, находясь всего в метре от лица Джерарда. Ну, почти не краснел, ничего такого, чего сам бы он не смог списать на аномальную жару. — Цианид, — произнес тот по слогам, придвинувшись еще ближе. — Дьявол, — ответил Джерард, тоже подаваясь вперед. Этот раунд уже длился довольно долго, возможно потому, что в этот раз ставка была весомой — проигравший должен был отнести на мусорку коробки из-под пиццы. — Любовь, — неожиданно выдал Фрэнк, не прерывая зрительного контакта, чем заставил сердце Джерарда, судя по его ощущениям, сделать кувырок назад, больно стукнувшись о стенки грудной клетки, выбивая из окончательно залившегося краской парня остатки хмельной веселости. — Фрэнк? — Кровь. А, погоди, тебе же на «В»… — засуетился Фрэнк, на что Джерард только фыркнул, — о, точно, ты просто позвал меня, я понял. Очень смешно. Так чего тебе? — почти обиженно спросил он, когда Джерард, наконец, перестал хохотать. — Хех… оох… просто хотел спросить… почему ты так зациклен, ну, — парень неопределенно взмахнул руками в воздухе: — на всем вот этом вот… нет, я не хочу звучать как зануда, я знаешь ли сам когда-то, — Джерард не был уверен, уместно ли будет здесь сказать «в твоем возрасте», — был буквально одержим смертью, мне все мои школьные годы постоянно высказывали за мой стиль одежды, вкус в музыке и то, как я вообще смотрю на мир… смотрел… короче, ты понял меня. Я имею в виду, не боишься, что бездна посмотрит в ответ? — О, это что, позитивная психология? Типа, думай о хорошем и твой рак задницы излечится сам собой? — на этот раз рассмеялись оба. — Нет, пфф, мы здесь не на лекции по мотивации, я, конечно, хожу к терапевту, но пока еще не значит, что я совсем чокнутый. — Представьте то, чего вы хотите, а теперь поставьте эту цель на пьедестал и уверенно идите к ней… — исказив свой голос до неузнаваемости, передразнил Фрэнк, — а теперь купите мою книгу с другой бесполезной брехней всего за девятьсот девяносто девять долларов и, если добавите еще столько же, получите диск в подарок… — Ладно-ладно, разошелся, — отсмеявшись, постарался успокоить его Джерард и, присмотревшись к сидящему напротив парню, не без удивления отметил, что тот как раз не постеснялся опустошить обе бутылки и выглядел намного пьянее, чем он сам. — О, да ладно, ты же любишь все эти длинные монологи о причинах и следствиях, со всеми этими фразами вроде «одержим смертью», «бездна посмотрит в ответ» и «лучше синица в руке чем два пальца в заднице», — Джерард встряхнул головой, пытаясь припомнить, когда вообще говорил последнее, — и все такое… хотел бы я набить себе такую фразочку. Где-нибудь на груди под реалистичным черепом, окруженным цветами, и чтобы там обязательно было разбитое сердце… или что там сейчас модно среди твоих товарищей студентов. — Я даже знаю из чего вышла бы отличная тату! — поддержал его предложение Джерард, намеренно позволяя тому снова уйти от темы. — Закрой глаза и не двигайся. — Надеюсь, что когда я открою глаза, то не найду себя пристегнутым наручниками к батарее, — хихикнул тот, выполняя данные ему поручения. Джерард постарался совершить как можно меньше телодвижений, чтобы не будоражить замершее перед ним тело, пока поднимал с пола маркер, жестоко брошенный засыхать после окончания очередного экзамена. — Надеюсь, что когда я закончу, то тебе не захочется пристегнуть меня наручниками к батарее, — пробормотал он еле слышно. Так как в комнате было темно, Джерарду пришлось наклониться почти вплотную к сцепленным на прижатых к груди коленях рукам. Лицо Фрэнка находилось совсем близко, так что по пояснице Джерарда забегали мурашки, когда его обдало жаром мерного глубокого дыхания где-то над ухом. Он старался, как мог, не нарушать тишину, казавшуюся практически интимной, а потому двигал лишь кистью руки, аккуратно вырисовывая шрифтом букву за буквой, и замирал на несколько секунд, когда пальцы Фрэнка начинали подрагивать от прикосновения холодного кончика маркера. Он не торопился, сначала слегка касаясь кожи, а затем обводил каждый знак по нескольку раз, возможно из перфекционистской потребности выполнить работу как можно лучше, возможно из не желания быть тем, кто прервет эту нежную тишину. Как и можно было ожидать, ее нарушил Фрэнк. — «Книжный червь»? Оригинально, — констатировал он, приблизив свою голову настолько, что прислонился носом ко лбу Джерарда. Тот же в ответ остановил всякое движение и замер, глядя перед собой на сомкнутые пальцы, теперь украшенные витиеватым готическим шрифтом. — Ты правда меня таким считаешь? — Я мог бы написать там «фанат маньяков номер один», заметь, — отшутился Джерард, однако, не отстраняясь и даже пытаясь как бы невзначай придвинуть голову ближе к теплым губам, — ты все время проводишь за книгами и прерываешься только на свои жуткие передачи по «TLC» и «ID»*. — А ты все время учишься, — веско возразил тот, на что Джерард был готов ответить колкостью, пока не заметил, как тонкий рот напротив растягивается в игривой улыбке, — я бы написал на твоей руке «задрот». Джерард нелепо хихикнул, не отдавая себе отчет о том, почему так остро ощущает сейчас всю степень их взаимопонимания и близости, как духовной, так и физической. Они оба снова замерли, не решаясь разрушить нечто хрупкое, что зародилось между ними не так давно, а сейчас оформилось и окрепло под воздействием алкоголя, приглушенного света уличных фонарей, едва пробивающихся сквозь плотные шторы, и тепла июльской ночи, готовой укутать собой любые тайны, которые они сегодня могли бы поведать друг другу. Джерард все же решился на отчаянный шаг и поднял голову, желая встретиться с губами Френка, но он совершенно не ожидал, что тот, поддавшись моменту, проделает тоже самое, и от несогласованного движения оба парня неуклюже столкнулись носами. Неловкость растекалась в воздухе, как нефтяное пятно по водной глади — неумолимо и разрушительно, но когда они спустя пару мгновений оклемались и, наконец, смогли преодолеть то смущение, которое за считанные секунды возникло между ними, липкое чувство стеснения отступило, потому что все, чего хотел один, находилось прямо напротив него. И когда Джерард потянулся во второй раз, то, он наученный уже горьким опытом, слегка приобняв Френка за шею, наклонился к нему и невесомо скользнул по его рту, предчувствуя, что вот-вот переступит черту, к которой неосознанно подбирался весь последний месяц и… — Джерард? — спросил Фрэнк, замерев на месте, вынуждая Джерард тоже попридержать свои поползновения. — Фрэнк? — ответил тот, внезапно осознав, что все это время держал глаза закрытыми в ожидании поцелуя. — Ты проиграл, — жарко выдохнул он прямо в лицо Джерарда, — иди, выбрасывай мусор. На этих словах Фрэнк отстранился назад и откинулся на кучку нестиранного белья лежащего у изголовья. Несмотря на то что с его лица не сходила озорная гримаса, было как день ясно то, что этой фразой он дал понять, что некоторые барьеры в их отношениях пока не могут быть преодолены так просто. Когда Джерард возвратился в квартиру после того, как выполнил свою обязанность проигравшего и избавился от коробок из-под пицц, он обнаружил Фрэнка, мирно спящего на его матрасе.***
Ночью Джерарда преследовали вязкие тягучие сны в которых они с Фрэнком занимались тем, к чему не отважились переступить наяву. Один контекст сна сменялся другим, сцены становились все более откровенными, и влажная, удушающая жара поздней июльской ночи ни капельки не помогала справиться с растущим напряжением, как и тепло исходящее от лежащего рядом тела. Он пару раз вставал, проверяя, открыто ли маленькое оконце и спокойно ли спит Фрэнк. Еще пару он поднимался с постели, чтобы выпить воды, после чего осторожно укладывался на противоположный край матраса, чтобы снова провалиться в жаркое марево приятных, но смущающих снов. Так он промаялся почти до самого рассвета, пока картинка в его подсознание не сменилась на более тревожную — он спал и видел, как Фрэнк заходит в ванную комнату в попытке найти там лезвие от бритвы, что Джерард спрятал давным-давно под раковиной. Он старался уговорить его не делать чего-то, что во сне никак не хочет облекаться в слова, но совершенно однозначно не являющееся чем-то нормальным и приемлемым. Джерарду хотелось бы отвлечь его, выпроводить из комнаты и запереть ее на ключ, он хочет уложить его на постель и заставить все глупые мысли о побеге из реальности покинуть голову Фрэнка, но, когда он, наконец, выходит за дверь, сцена снова меняется. Фрэнка больше нет в его поле зрения. Теперь нет и маленького диванчика, и старого матраса в углу, нет древнего телевизора, купленного на дворовой распродаже. Перед ним сейчас — родительский дом, деревянная мебель кухни, Донна Уэй, разгружающая бумажный пакет с покупками, напевая себе под нос, запах санитайзера для рук, который ей посоветовала купить соседка, тихо бубнит ведущий прогноза погоды из ее спальни. Джерард молча смотрит на всю эту ненавистную обстановку. Ему не кажется это странным, как часто бывает во снах, что одно место перетекает в другое, но его почему-то очень тревожит отсутствие кого-то очень важного, кого-то, кто точно должен быть здесь. Пока Джерард теряется в догадках по поводу своего беспокойства, Донна, очевидно, что-то ему говорит. — … не откликается, я его зову-зову, а он, наверное, заткнул уши наушниками и в ус не дует, — проворчала она. — Джерард? Ты-то хоть меня слушаешь? — Его нет в комнате, в подвале тоже, — ответил Джерард, сам толком не понимая, о чем говорит. — Ты вообще видела, чтобы он приходил со школы? — А мне почем знать, — пожала плечами Донна, — вы, дети, приходите и уходите, и не считаете необходимым мне об этом сообщать. Сходи, проверь в саду, что ли. Джерард нутром чувствует смутную тревогу, пока идет к задней двери по просторному коридору, словно вот-вот случится что-то ужасное, и он как может медлит, прежде чем открыть ее и войти в их маленький неухоженный задний дворик, чей вид сейчас, спустя столько лет вызывает у него мучительные спазмы ужаса и скорби, он почти касается изящной дверной ручки с давно стершейся позолотой и… Просыпается от громкого вскрика и тут же, практически инстинктивно разворачивается в сторону Фрэнка. Тот весь покрылся испариной и метался по матрасу так, будто пытался вырваться из чьей-то хватки, раскидывая руки и ноги. Один удар бесконтрольно выброшенной в сторону конечности приходится прямехонько Джерарду в челюсть, так что он, следуя протоколам, составленным в его мозгу еще в ту ночь, когда тот впервые был разбужен негромкими всхлипами со стороны диванчика, не без труда перехватил оба мечущихся запястья и оплел судорожно дергающиеся ноги своими. В такой неудобной позе он старался удержать тихо дергающегося Фрэнка, чтобы тот не смог ненароком себе навредить. — Тшш, хей, Фрэнки, это всего лишь сон, — вкрадчиво объяснял Джерард, не имея ни малейшего понятия о том, слышит ли его парень или нет, — то, что ты видишь — нереально… Спросонья он не слишком-то хорошо соображал, но точно мог определить, что ситуация выходит из-под контроля, особенно когда проснулся настолько, чтобы расслышать, как заходится в бешеном ритме сердце в грудной клетке у него под ухом. Джерард чувствовал, как напрягаются мышцы под его руками, как отчетливее проступает рельеф рубцов на коже Фрэнка. Тот судорожно глотал ртом воздух, издавая отрывистые громкие звуки, иногда походившие на слова, но толком разобрать хоть что-то никак не выходило. Его голова металась по подушке, зубы были стиснуты настолько, что Джерард всерьез боялся за их сохранность. Так они пролежали довольно долго, пока тело Фрэнка медленно, понемногу переставало биться в панических конвульсиях. В какой-то момент, Джерард не смог точно определить в какой, стало достаточно тихо, чтобы его снова начало клонить в сон, но затишье не продлилось достаточно долго, для того чтобы он смог заснуть. Очередной толчок вырвал его из дремоты уже тогда, когда первые блеклые солнечные лучи уже пробились в комнату сквозь крошечное оконце, благодаря которым Джерард смог рассмотреть испуганное лицо на соседней подушке. Глаза Фрэнка были открыты, а взгляд, остекленевший и рассредоточенный, очевидно, направленный внутрь его сознания, в котором, Джерард был уверен, сейчас творились страшные вещи. — Отпусти, пожалуйста, — тихо и сипло попросил Фрэнк, заставив Джерард вздрогнуть и быстро разжать затекшие уже было пальцы. Он мог только надеяться, что не оставил на израненной коже еще пару синяков в придачу. Пока Джерард приходил в себя, сбрасывая остатки тревожного цепкого сна, Фрэнк сел, потирая запястья, и снова уставился перед собой. — Все в порядке?.. — подал голос Джерард, когда понял, что тот не собирается говорить. Фрэнк не ответил. Голова Джерарда казалась тяжелой, но, вероятнее всего, причиной было скорее отсутствие нормального сна, чем выпитая накануне бутылка пива. Однако именно алкоголь тот склонен был ставить в вину состояния Фрэнка, точнее, его явному усугублению. — Фрэнки, поговори со мной, — снова попробовал он, с гораздо большим отзвуком мольбы в голосе, чем то, на которое он рассчитывал. — Я собираюсь… я должен уйти, — не поворачивая голову и не меняя позу, ответил тот. — Фрэнки, если ты думаешь, что мешаешь мне или что… — Нет, дело не в этом, — парень замотал головой, словно это должно было придать словам больший вес, — ты не понимаешь, мне нельзя здесь с тобой оставаться, я могу причинить вред… — Ты не причинил мне вреда до сих пор, — перебил его Джерард, — и если честно, пока что ты принес в мою жизнь только хорошее… — Нет, ты не понимаешь, — снова засуетился Фрэнк. — Ты не знаешь, кто я на самом деле, Джерард, ты должен понять — я опасен. По моей вине погиб человек… — Ох, Фрэнки… — теперь пришла очередь Джерарда качать головой, — уж поверь мне, я знаю каково это жить с чувством вины, застилающим глаза. Такое случается, когда мы теряем кого-то близкого, нам кажется… кажется, что если бы мы были внимательнее, если бы присмотрелись получше и вовремя заметили неладное, — на этих словах Фрэнк сделал попытку прервать Джерарда, но тот остановил его жестом, — нет, Фрэнки, пожалуйста послушай, это важно. Важно, потому что я знаю, что ты чувствуешь… дело в том, что… не знаю, рассказывал ли я тебе, скорее всего нет, но… я потерял младшего брата. У нас, знаешь ли, никогда не было идеальных отношений в семье — отец ушел за сигаретами когда Майки было восемь, ну, а мама всегда была себе на уме и вспоминала про нас только когда соседи жаловались на громкую музыку. В школе ни у кого из нас толком не было настоящих друзей и все такое, но зато мы были друг у друга. Несмотря на разницу в возрасте, мы всегда были на одной волне, общались, словно сверстники и нам всегда этого хватало. А потом… ну, ты, наверное, уже догадался — я с головой ушел в себя и свои проблемы, хотел быть кем-то, кем быть не мог, и от того страдал, связался с плохой компанией, начал злоупотреблять… всяким. Я тогда оставил его одного, со всеми его проблемами, которые, как я понял слишком поздно, были не только у меня. Даже больше, я оставил его и забрал все те крохи маминого внимания, что мы едва получали вдвоем, понимаешь, со мной работали учителя и школьный психолог, за меня боролось столько людей… а за Майки не боролся никто. Даже я. Он… всегда был тихим, пока я страдал показательно, он отвечал «все в порядке» на любой мой вопрос, и я, как полный идиот, завидовал этому «в порядке», существующему только на словах. А потом мы нашли… я нашел его в саду, на заднем дворе, — Джерард аккуратно взял руки Фрэнка и перевернул их ладонями вверх, — с двумя продольными ранами по одной на каждой руке. Фрэнк смотрел на него влажными от слез глазами, не мигая. Солнце уже наполовину вышло из-за горизонта, и теперь в бывшем складском помещении было достаточно света, чтобы разглядеть подрагивающие мокрые ресницы и кожное раздражение на уголках губ, заметно утихшее за то время, пока Фрэнк спал под крышей и ел каждый день. Его бледная кожа приобрела почти нормальный здоровый оттенок, а круги под глазами значительно уменьшились. Он все еще сильно не досыпал, но теперь ему не надо волноваться о том, чтобы прятать свои вещи от десяти его соседей по комнате, не надо кочевать от кафе до кафе, боясь, что его, странного парня в слишком теплой для нью йоркского лета одежде, заказывающего по пять чашек кофе за раз, просто выпрут за дверь, чтобы не пугать остальных посетителей. Джерард с ужасом думал о том, что этому милому и остроумному парню и дальше придется скитаться по улицам, голодать и считать копейки, если тот откажется и дальше принимать его помощь. Он не может позволить себе допустить это снова. — Так вот о чем я… Иногда мы склонны вменять себе в вину вещи, к которым имеем гораздо меньше отношения, чем нам кажется. Спустя все это время, я начинаю думать, что, возможно, не смог бы ничего сделать, даже если бы знал, как все это закончится. Теперь я думаю, что, возможно… что он умер тогда, чтобы я мог исправиться и продолжать жить. Ужасно самовлюбленно, ты скажешь, да? Но это уже случилось, и… я просто думаю, что если буду становиться лучшей версией себя с каждым днем… если однажды смогу помочь другому одинокому парню, попавшему в беду, то его смерть не будет напрасной, что думаешь? Так позволь мне помочь тебе, Фрэнки, расскажи мне все, что у тебя на душе, я готов слушать. — Черт возьми, Джерард, это так ужасно… то, что случилось с твоим братом, и… я так соболезную, но… — Фрэнк огляделся вокруг себя, словно бы в поисках путей отступления, а через минуту испустил судорожный вздох, очевидно осознав, что этого разговора ему уже не избежать: — мне так жаль, но… но если я все расскажу — это разобьет тебе сердце, Джерард. Поверь мне, ты сам захочешь выгнать меня отсюда и больше никогда не вспоминать обо мне. Потому что… Ох… не обижайся, но моя вина гораздо очевиднее твоей. Понимаешь ли, я неправильно выразился, никто из моих близких пока не умер… надеюсь… ты… ты не сможешь помочь мне, ведь я не тот… я не «одинокий парень в беде», я не жертва, которую надо спасать, а антагонист своей истории, — сказал Фрэнк, по-прежнему глядя Джерарду в глаза со смесью страха и решимости. Для большего эффекта он поднял ладони, от которых расходились мелкие паутинки шрамов, пересекаемые длинным толстым рубцом, — я убийца, Джерард… я сделал это своими собственными руками. Джерард слукавил бы, если бы сказал, что его сердце не дрогнуло с болью, когда он услышал то, что в тайне подозревал, но боялся признаться в этом даже себе. Ему, конечно, нужно было быть честнее с самим собой, ведь это именно то, чего следовало ожидать, но он все же знал Фрэнка достаточно, чтобы дать ему еще один шанс. Возможно, он мог дать ему сколько угодно шансов. — Тогда расскажи мне об этом, — заявил Джерард, снова взяв руки Фрэнка в свои, — как, за что, а главное кого. В подробностях. Не волнуйся, Фрэнки, просто доверься мне, и я буду на твоей стороне, какую бы ужасную правду ты мне не решил мне открыть.