Тебе здесь не место

Затхлость. Духота. Голубые языки пламени, которые в очередной раз неконтролируемо щекочут изголовье кровати. Даби снова рискует подпалить ее, хотя она и без того больше похожа на уголь, укрытый грязной дырявой простыней и голым одеялом без наволочки. Он открывает глаза. Во рту — точно кошки насрали. Сушит и от этого тяжко дышать — побочки пламенной причуды или последствие двенадцати лет курения? Он открывает глаза и комната не сразу формируется перед стагнирующим сознанием. Все, что он чувствует — тепло руки. Черт. Он выдергивает кисть и человек, которой ее держал, совершенно не сопротивляется резкости. Даби поднимается. У кровати — задремавший Хоукс. Ну, теперь-то уже и он проснулся. — Какого черта я тут делаю? — С чего бы начать. В вашей «общаге» нет кроватей, но по счастливой случайности — у тебя все же есть, куда завалиться. «Тога». — И здесь ты живешь? — снова этот тон свысока. Будто с ним разговаривает врач, а Даби — отказывающийся от лечения больной при смерти. Смотреть на Кейго сейчас больнее, чем разговаривать. Он снова осматривается, хотя уже сделал это раз сто, пока ждал пробуждения злодея. Он смотрит на пыльныые стекла окна и выдыхает. — Сам как думаешь? — Навевает воспоминания. Звон бутылок, пара шприцов — для разнообразия. Порошок и пустые пакетики. Листы бумаги с каракулями, которые не разобрать — на японском ли? Старый доживающий свой век телевизор и рухлядь вместо кровати, на которой лежит он — до ужаса похожий на отца и до облегчения — совершенно другой человек… Которого также не спасти. Но хочется. Очень, блять, хочется. — Почему ты здесь? — Честно? — Кейго встает с места и от этого протяжно скрипит стул, как старье, найденное на помойке. — Сам не знаю. — Потому что ты герой и никого не можешь бросить в… Нет, к черту. Ни в какой я не беде. Ты здесь по воле случая и приказу сверху. Тебе не должно быть дела до временных пешек в вашей игре. Просто цепляйся за информацию и передавай ее, как хороший мальчик. — Боже, как же у тебя насрано. — Да, тут не отель. — Я про твою голову, придурок. — Ой, — саркастично подает темноволосый. — Может, ты и злодей, но… Знаешь, все люди заслуживают спас… Помощи. И для этого не надо быть профессиональным героем. — Ты ведь у нас идеалист, кхх… Дай пачку, — Даби указывает пальцем в сторону: зрение все еще плывет полосами белого шума на экране и Кейго нехотя следует его просьбе. — Если тебе нет дела до себя и своей жизни, — Кейго морщится и вновь смотрит в окно, из которого не видно неба — только старое здание напротив и десяток окон, ведущих в такие же полузаброшенные квартиры-притоны. — Тогда почему присоединился к Шигараки? Они борются за свою правду, они мотивированы и заряжены на перемены, пусть в глазах общества это — чистое злодейское безумие, — Хоукс выделяет «злодейское», выражая свое несогласие. В ответ Даби выражает похуизм. — Не знаю. Редкая честность — жемчужина на дне моря его души. От этого Хоуксу не по себе. От этого Даби тошно. — Одиночество — сильная мотивация. — Говоришь о себе? — на это Кейго лишь улыбается: Даби, бросающийся в омут отрицания, ему гораздо ближе. Дурацкий, но в нем гораздо больше жизни, чем в его искренней версии. Это неправильно, но иногда иллюзию хочется обозвать надеждой. — Ага. — Нравится шайка Шигараки? — Все, кроме засранца, едва не испортившего мои ботинки, — смех. Короткий и хриплый от вездесущего дыма. Смех, который разряжает обстановку и вместе с тем — бьет под дых. — Готов поспорить, ты живешь в шикарном замке за городом. Но расстояние ведь не проблема для пернатого героя? — Что правда, то правда. Но не думай, что так было всегда. Разве это можно назвать домом? Недоразумение, гараж, нет. Хижина. Город безнадежно далеко, а вместе с ним — человеческая цивилизация. Ты на обочине мира, ты за толстым стеклом, а по ту сторону — миллионы таких же, как ты. Ничем не отличающихся. Но ваши судьбы никогда не пересекутся, просто потому, что ты — Таками. Червь, который питается разлагающейся плотью. Конечно, если повезет: отец редко оставлял что-то своему сыну, поэтому иногда приходилось импровизировать… — Чего застыл? — спрашивает Даби, срывая с себя одеяло и убирая пепельницу на прикроватную тумбу. — Да так. Ностальгия, — хмыкает Номер два. — Разве может быть ностальгия по дерьмовому детству? Рыбак рыбака. Снова. Их судьбы перетасовали, сплели, перепутали: один рос в роскоши и не знал, что такое голод, пока другой — был в шаге от того, чтобы, как настоящая птица, дорваться до червей. Папаша любил шутить на эту тему: «Ты ведь птица — так соответствуй». Сейчас же этот нищий пацаненок живет в сказочном доме, который бы уделал собственность многих актеров категории «А». Даби же — окунулся в нищету с головой. Смешно получилось. Кейго отворачивается и прикладывает ладонь к стеклу. Стоит ему только отвести ее — вся серая. От оседающего дыма или пыли. Или грязи? И этим мы дышим. И этим мы живем. — Раз уж у меня в гостях сам Номер два, я приму душ. Негоже все-таки… — Ага, — перехватывает его реплику Хоукс, не оборачиваясь. Огромные апартаменты в двадцать пять лет никогда не перечеркнут атмосферу бедности, в которой ты задыхался в детстве. Сейчас, увидев то, как живет одна из ключевых фигур ПФО, Номера два настигла суровая реальность, от которой он долгие годы со слезами на глазах пытался убежать. Да, люди все еще так живут. «Как ты посмел об этом забыть? Избалованная мразь». Кейго сжимает кулак и, не сразу заметив застывшую слезами влагу на щеке, проводит по ней рукой, отчего на лице остается серая полоса. Что это было? Вихрь на улице нашел способ пробраться сквозь неотпирающееся окно? В противном случае, отчего перья Хоукса кружили в апокалиптичном танце, подражая снежным хлопьям? Или все же — россыпи ядерной зимы? Он сопротивляется до последнего, но рано или поздно это должно было случиться. Схватить за горло, ударить по голове молотом, вынудить упасть на колени, столкнуться лбом с никогда не работающей батареей и смыть невыплаканными слезами прошлого. Отчаяние. Боль. Несправедливость. Неравенство — все, о чем успел забыть «золотой мальчик», вечный стажер Геройской комиссии. Бедность. Нищета. Наркотики — как единственный ключ к побегу из реальности. Эскапизм, апатия, уныние и тоска — по жизни, которая была, или которой никогда не будет. «За что?» Ты положил годы на это. Спас тысячи людей. Обезоружил сотни подлецов и разорвал стальные объятия цепочек мафий, но это — капля в море. Это не изменило сути. Спасенные люди возвращаются в дома-развалины. Благодарные матери — торопятся на другой конец города в надежде выцепить еду подешевле. Дети, с горящими глазами расспрашивавшие про твои крылья — к родителям, которые не стесняются в выражениях, зато когда дело касается воспитания и выражения любви — скупятся, как отпетые скряги. Хоуксу хочется исчезнуть. Борьба с ветряными мельницами — вот что такое эта ваша геройская система. «Добрые» дяди против «злых». Причуда против причуды — бесконечная постановка, отвлекающая от реальных проблем, до которых никому уже давно нет дела. Вышедший из душа Даби спотыкается о немую сцену — герой Номер два, никогда не унывающая пародия на Всемогущего в теле смазливого k-pop-артиста, который упал на колени и сжимает рот — лишь бы его не услышали, а тем временем стаи перьев кружат по комнате вальсом отчаянной предсмертной агонии. — Хоукс… Ну и разъебало же тебя. — Я ненавижу их. Правительство. Полиция. Судебная система. Налоги. Законы. Устои. Традиции. Правила. Жестокость. Несправедливость — окровавленным шарфом укрывает шею, и вот уже медаль душит тебя петлей, а ты, как дурак, до последнего улыбаешься, пока холод серебра не перекроет тебе кислород окончательно. Крылья опадают. Конец сцены. «Ты меня пугаешь». — Я хочу, чтобы все закончилось. — Что именно? — Я хочу уничтожить эту систему. — Звучит, как план.