цепи сансары.

      Это лето, в отличие от предыдущего, выдалось довольно жарким; не хотелось даже дышать, настолько жара их доконала. Хотелось только положить себя на лед, чтобы хотя бы немного охладиться.       Нет, конечно, они могли зайти в дом, где миссис Уизли использовала заклинание, чтобы температура была более выносимой; но в таком случае Зарксиса и Луну пришлось бы оставить на растерзание жаре, и это выглядело несколько… неприятно. К тому же в доме было не сильно уютно: меньше всего им всем хотелось что-то делать в присутствии миссис Уизли. Пришлось пожертвовать прохладой ради душевного равновесия: миссис Уизли активно не одобряла их тренировки, потому что их проводил Зарксис, но Руфус как-то сумел договориться, чтобы мать не сильно чехвостила их за общение с «ребенком несчастий».       Единственным более-менее бодрым человеком был как раз Зарксис: Лео, раскинувшийся на траве в позе звезды, повернул голову и пронаблюдал, как очередная растаявшая карамелька исчезла в этом загребущем рту. Чисто теоретически, Зарксису столько сладкого было противопоказано — и так лицо все обсыпало на фоне роста и перестройки гормонального фона, а он докидывал дров в этот котел, не в силах отказаться от своих любимых конфет. Но, судя по тому, сколько он съел, эта проблема волновала его меньше всего — если волновала вообще.       Поляна, на которой все они проводили время, была широкой и находилась в низине; так что им даже повезло — тут было хоть немного прохлады. Со стороны слышалось, как деревянный меч разрезает воздух — Элиот даже в жару не забрасывал тренировки, все еще мечтая сравняться с Зарксисом; Гарри с горящими глазами внимательно наблюдал, положив свой меч на колени. От искреннего восторга брата Лео даже невольно улыбнулся — наконец напряжение, терзавшее       Гарри все эти почти три месяца, сошло на нет.       В этом году он должен был ехать в Хогвартс вместе с Роном, чтобы поступить на первый курс. Это означало, что Лео до Рождества останется один на один с Дурслями, и это напрягало и Гарри, и Элиота; Лео вполне мог постоять за себя и сам, но его мнение не учитывалось. Такая своеобразная забота вводила в ступор — о Лео никогда особо не заботились, это была его обязанность как личного слуги сына Дома Найтрей; но сейчас не было господина и слуги — они прожили без этого семь лет, без границ высшего общества, и теперь могли проявлять свою привязанность без боязни быть осужденными за это. Не то чтобы раньше их это волновало, учитывая отказ Элиота брать в слуги ребенка другой благородной семьи в пользу безродного лохматого сиротки, но. Но все же им не стоило забывать о границах. Сейчас не было ни границ, ни осуждения, и потому Элиот в открытую мог говорить, что боится.       Лео улыбнулся, вспоминая этот разговор, когда они втроем сели на пол и пытались придумать, как ему выживать в этом доме четыре месяца. Ничего особо умного не придумали, но Гарри предложил остаться в доме семьи Уизли — если миссис Уизли позволит, конечно. Деньги на свое содержание у Лео были — целый сейф, оставленный им с братом их родителями, погибшими супругами Поттер, так что это не было проблемой. Но миссис Уизли, как оказалось, позволила бы Лео остаться и без оплаты его проживания, но все же лучше пусть он сам обеспечит себя тем, чем будет питаться. Они с Гарри и Элиотом и так объедали семью Уизли две недели уже второй год подряд.       В прошлом году Элиот приехал после экзаменов и с порога огорошил родителей и кузенов тем, что последние две недели августа они проведут у семьи его друзей — разумеется, страшных-страшных магов, которые маленьких детей засаливают и едят, — и потом вместе поедут на вокзал, откуда домой Гарри и Лео, в целом, смогут добраться самостоятельно — или их подбросят родители этих друзей. Когда миссис и мистер Дурсль попытались оспорить такое решение своего драгоценного чада, «драгоценное чадо» очень веско и доходчиво объяснил, почему надо поступить именно так: во-первых, Вернону и Петунье не придется их везти самостоятельно и пересекаться с волшебным миром, который они не смогли полюбить даже после того, как их старший сын оказался магом, а, во-вторых, самому Элиоту будет проще с заданной на лето домашней работой. С трудом, но Петунья, уже сталкивавшаяся с Хогвартсом из-за сестры, все же согласилась.       На лето после второго курса Элиота и близнецов поступило повторное приглашение в Нору, и вот они были здесь — всяко спокойнее, чем в доме номер четыре по Тисовой улице. Тут хотя бы тебя не попрекают за одно только существование.       — И все же, — проговорил Руфус, поднимая взгляд от книги — за два года зачитанной почти до дыр; Лео перевернул голову в другую сторону, чтобы видеть Руфуса и показать, что он слушает. — Мне все это мало нравится, — сказал он, закрывая книгу и тяжело вздыхая — самому уже поднадоело за это время читать и перечитывать, в надежде найти что-то новое. И хоть бывший герцог Барма тянулся к знаниям и информации, бесполезная трата сил на то, что он не может понять, достала его даже сильнее, чем нравоучения матери об общении с Зарксисом.       Лео согласно промычал — а что еще он мог сделать в такой ситуации? Он и сам читал Алису в Стране Чудес несколько раз, но нашел ничего, что бы там не разглядел Руфус.       Зарксис облизал пальцы, съев последнюю конфетку, и встал, закинув руки за голову; щелкнул позвоночник, и Зарксис издал блаженный стон, хрустнув еще и плечами. По близнецам, валяющимся в обнимку с мечами неподалеку, было заметно, что они хотели пошутить про старость, но одного взгляда светло-голубого глаза хватило, чтобы уже открытые рты захлопнулись обратно. Даже если Фред и Джордж не верили россказням про детей, приносящих несчастья, Зарксис был достаточно грозным и опасным, чтобы бояться его даже без взгляда красного глаза.       — Итак, мои дорогие, — промурлыкал Зарксис и хлопнул в ладоши, — пора спать.

—————~۩۞۩~—————

      Сначала, когда дети попадали на землю, Лео испугался. И очень захотел придушить Зарксиса за такую неожиданность. Мог бы и предупредить, что собирается использовать сонное заклинание, а не просто молча провернуть это с пакостливой улыбкой и потом с ней же уворачиваться от меча взбешенного Элиота, испугавшегося за Гарри. Выглядело это, на самом деле, довольно забавно: несмотря на явное превосходство Зарксиса, Элиот все же был крепче (генетика Лавгудов сделала из Зарксиса субтильную спичку почти без мышечной массы, в отличие от Элиота, который унаследовал крепость отца — и нет, речь не про ожирение) и потому смог пару раз попасть Зарксису по рукам концом меча — все же в детском теле Зарксису, прожившего в теле двадцатипятелетного почти половину века, было более чем неуютно, и только поэтому Элиот смог его задеть.       Сейчас он с угрюмым видом и сложенными на груди руками покорно двигался вслед за Зарксисом, замыкая их цепочку «утят» — слишком уж их процессия походила на то, как мама-утка ведет своих птенцов. Лео ему искренне сочувствовал и подбадривал заранее, потому что их противостояние явно не закончится одной полудракой: Элиот все еще мечтал превзойти одного из лучших мечников, которых когда-то знала Риверра. И лучше бы деревянный меч попал Зарксису по голове — может, дело сложится, и он начнет вести себя нормально. Эх, мечты-мечты.       Зарксис завел их куда-то в чащу — в несколько километров от Норы, где их или следы магии — не на простой же разговор их потащили как можно дальше — не заметят. Чуть в глубине что-то блестело от солнечного света, привлекая внимание; Зарксис подошел первым и достал из кустов часы — те самые, что служили им средством связи, а сейчас, очевидно, послужат и порталом — потому что за обычным сообщением не надо было бы красться так далеко, будто они сбегали из тюрьмы. Впрочем, внимание миссис Уизли было не сравнить с тюремным. Потому что миссис Уизли была страшнее.       Лео заинтересованно склонил голову в бок, позволяя прядям спасть с лица и открыть чуть больше кругозора. Интересно, а кому принадлежали эти часы? Зарксис и Руфус были здесь; может, это Джека или Освальда? Но зачем они им понадобились, еще и в такой секретности? Лео хмуро свел брови, насупив нос; он ничего не понимал, и это ему не нравилось. Элиоту, судя по его скептичному виду, тоже. Зарксиса, протянувшего им часы с милейшей улыбкой, это, кажется, забавляло. Лео честно пообещал себе придушить это клоунское чучело одной темной ночью. Чисто в профилактических целях.

—————~۩۞۩~—————

      Как он и думал, часы оказались порталом: они перенесли их в сад какого-то особняка, прямо к роскошным дверям с узором из металла; в центре узора на каждой двери была полная печать нелегального контрактора.       Понятно. Портал был настроен на дом Леви — больше особо некому было такое делать, насколько понял Лео за два года досконального изучения этого мира.       В этом мире не существовало ни контракторов, ни Цепей — люди сами пользовались малой толикой сил Бездны, называя это магией. Элиот, видевший золото успокоившейся Бездны, вернувшейся к своему изначальному состоянию, рассказал, когда вернулся: при использовании магии золотой свет плотнее облеплял мага и концентрировался на палочке и где-то на диафрагме, где, видимо, было расположено ядро, наполняющееся золотом Бездны и позволяющее колдовать. Но этот знак существовал — использовался как родовой знак давно вымерших Певереллов наравне с другим знаком — треугольником, в котором были заключены круг и линия. И сейчас, когда никто, даже аристократия, не особенно в это вникал — ведь и сам Лео это узнал от Элиота, получившего доступ к запретной секции библиотеки Хогвартса и прочитавшего книгу о древних родах и древней магии, — сейчас этот знак никто не использовал, боясь проклятия рода, связанного со смертью.       Леви, пережившему свою смерть трижды, было глубоко плевать, что кто-то этого знака суеверно боится. Его и так стороной обходили: слишком он был эксцентричен даже для магической аристократии.       Леви изучал древнюю первородную магию — ту самую, которой пользовались и Певереллы, и основатели Хогвартса. Его все интересовало еще с собственного сидения за партой и потому после окончания седьмого курса он подался в Париж, в расположенный там самый лучший магический университет — которых в Англии не было и в помине, кроме Академии Аврората — очевидно, Леви совершенно не нужной. В Париже он отучился семь лет и вернулся домой лучшим студентом кафедры истории древней магии, сразу став самым востребованным в ученой среде (единственным подобного рода) специалистом: магические Рода занимали очередь на месяцы вперед, чтобы попросить Леви разобраться с древними артефактами, книгами, рукописями, назначение которых было утеряно слишком давно, чтобы нынешнее поколение могло хотя бы немного понимать, что и для чего использовать. Леви стал своего рода реставратором магии — и именно благодаря этому выжил во Второй магической войне с Волдемортом.       Зарксис, узнавший все от Джека и Освальда, пересказывал эту информацию с очень широкой сахарной улыбкой, в которой концентрировалось желание убивать. Лео, впрочем, его поддерживал.       — Ну что же, — сказал Зарксис, закрывая часы, — добро пожаловать в особняк Баскервиллей.

—————~۩۞۩~—————

      Лео помнил Сабрие — старую роскошь и гомон голосов, разговаривающих с давно истлевшим в водах времени акцентом; и пусть это были не его воспоминания, а Освальда, Лео завладел ими, когда душа Освальда треснула в нем — и рассыпала часть воспоминаний по сознанию. Приятного было мало: все воспоминания были тихими и кровавыми, и слишком сильно отдавали Бездной.       Лео увидел Трагедию Сабрие от первого лица. И совсем немного — светской жизни алых жнецов. Но даже этого хватило, чтобы понять, что сейчас они находятся не в доме английского аристократа: весь интерьер, вся неброская роскошь, вся атмосфера — все кричало о том, что это уничтоженное в Сабрие и воскрешенное здесь поместье рода Баскервиллей. И от этого невольная тоска по их жизни в том мире впилась своими шипами в горло.       — Добро пожаловать! — радостно воскликнул знакомый голос, и, резко обернувшись, Лео увидел его — Оза Безариуса с косой через плечо, ровной нечитаемой улыбкой и взглядом, похожим на тихую гладь воды.       Джек.       — Проходите, — он отошел чуть в сторону, приглашающе отведя руку в сторону открытой двери дальше по коридору.       Зарксис, Руфус и Элиот последовали за этим жестом без лишних вопросов; проходя мимо Джека, Зарксис отдал тому часы — улыбка на лице, так похожем не Оза, стала чуть мягче.       Лео с сомнением посмотрел на Джека, но послушно пошел следом за всеми. Хоть Элиот и объяснил, что Джек сейчас не опасен, Лео это совершенно не успокаивало. Он помнил реки крови, и крики, и страх, и боль от предательства; и потому не мог спокойно относиться к этому человеку. Даже если сам Освальд, по рассказам старших, вполне спокойно жил с этим… чудовищем под одной крышей.       За приоткрытой дверью была гостиная; а еще Леви, копающийся в бумажках, и медитирующий над чашкой чая Освальд, из чуть длинноватых волос которого Алиса — или Альис? — заплетала маленькие косички. Вторая близняшка сидела на противоположном диване, играясь с ушами плюшевого черного кролика.       Дверь хлопнула, и Алиса — скорее всего это была она — отвлеклась от прически своего дяди; вторая тоже подняла голову. Яркое полуденное солнце отразилось в их глазах сапфиром.       — И в чем смысл? — поинтересовался Элиот, складывая руки на груди. — Зачем мы вам понадобились?       Леви поднял голову от бумаг не сразу — будто завис на несколько секунд, — а когда поднял, Элиот поежился от того, насколько темными были круги под фиолетовыми глазами.       — Кое-кто хотел с вами поговорить, — Леви махнул рукой в сторону и снова уткнулся бумажки.       Элиот и Лео непонимающе переглянулись: вроде все из того мира были здесь — или нет? Был ли кто-то еще?       — Рад вас видеть, — раздался голос, и они вздрогнули, когда из соседней комнаты показался светловолосый юноша в обнимку с какой-то книгой. У него была ясная теплая улыбка, которой тот обычно улыбался Гилберту.       На них смотрели алые глаза Оза Безариуса.