Сквозь различия и неочевидное

Арсений перестаёт убираться у себя в покоях, хватаясь за место на груди, где должно быть сердце. Его словно поразили стрелой, она глубоко засела, но не торчит из тела, мешая, а растворилась, превратившись в приятное тепло. Оно расползается по всему телу и заставляет Арсения улыбаться. Этого чувства он давно не испытывал, последний раз такое произошло почти сто пятьдесят лет назад. Попов пугается такого сравнения, ведь дама сердца, что сразила его тогда, была неподражаема настолько, что долгое время никого и ничего Арсений не желал искать. А сейчас его как встряхивает от того, что он ощущает. Это осознание застигает его врасплох настолько сильно, что Попов забывает, о чём думал ранее. Арсений откладывает тряпку в сторону, усаживается на кровать и восстанавливает хронологию событий. Началась ночь с серости за окном, погода совсем не располагала выбираться наружу. Хорошо хоть к середине ночи укрепилась уверенная прохлада. Светских бесед тоже не запланировано на сегодня, даже отец в спокойствии после трапезы, у себя обитает и читает. Ну да, хоть в этом похожи. Арсений недоумевает, что-то пошло не так. Привычные дела: разобрать часть полки с книгами, протереть везде пыль, поразмышлять на тему свободы и счастья, добраться до окна, которое выходит на лес, посмотреть на него и улыбнуться. Вот здесь что-то не так! Арсений углубляется дальше. Он вспоминает, что вчера ночью, как и обычно, препирался с Шастуном. Всё в порядке вещей: они перекидывались подколами, граничащими с оскорблениями. Почти, уже рядом! Шастун оказался красноречивее и явно выиграл в этой схватке умов. И Арсений не стал возмущаться, он просто сказал «Ну вот же, Шастун, есть что-то в голове значит. А то что на ней только глаза красивые носить, правда?». В груди снова теплеет. Арсений жмурится и прикладывает руку к сердцу. Да, оно не стучит физически, но словно колотится в ушах. Уши. У Шастуна они забавные, большеватые, но милые. А ещё ему бы сказать что-нибудь прямо так, шёпотом, чтобы он дёрнулся немного, может даже оскалился и оттолкнул. А может... порывисто прижал бы к себе и тихонько рыкнул в ответ. – Ох, чёрт, – выдыхает Арсений, поражаясь этому пониманию, – я влюблён в Антона. И тут же прикладывает пальцы к своим губам. Попов растерян, потому что... что? Он же вампир из древнего клана, наследственность, все дела. А Шастун – оборотень, волчара и хамло. Не один десяток лет они препираются, хаят друг друга. Да как так вышло-то? Арсений вскакивает с места и ходит по комнате туда-обратно. Но это несносное тепло никуда не девается. Так, нужно успокоиться. Что с этим можно сделать? Вариантов не особо много, но самый первый, что приходит в голову, это пойти немедленно к Шастуну и вывалить на него свои переживания. Без ругательств, без оскорблений. И пусть делает с этим, что хочет. Зато за те несколько секунд замешательства Арсений и поймёт, это он так с ума сходит или же, всё-таки... это правда что-то стоящее. Маловероятно, но лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Арсений немедля поправляет на себе одежду и выходит из покоев. Он торопливо спускается по лестнице, убирая пряди в чёлку на лбу, наверняка со стороны выглядит суетливо, но заботит это меньше всего. Почти у самого выхода Арсений сталкивается с отцом. Тот его одаривает взглядом с ног до головы. – Что стряслось, сын мой? – Голос отстранённый, но сказать по чести, граф Попов старший немного удивлён наблюдаемым. – Выглядишь взбудораженным. – Ничего, отец, – держится спокойно Арсений, – мне... нужно проветриться. Ещё один внимательный взгляд и короткий кивок. – Что же, ступай, коли нужно, – отпускает его граф, отступая в сторону на шаг. – С вашего позволения, – Арсений учтиво склоняет голову и прошмыгивает в приоткрытую дверь. И не замечает, как глава клана подозрительно поднимает бровь. Арсений торопится, ему кажется, что у Шастуна терпения не хватит его ждать, ведь обычно они собираются раньше, чтобы «полязгать ножами» друг на друга. Попов преодолевает крутой поворот, огибает заросли куста, и вот уже показывается излюбленное место встречи. – Смотрите-ка, кто явился! – Антон выглядит бодрым, довольным и готовым к очередной словесной битве. Арсений вздыхает с облегчением, привычка человеческой жизни, которая никогда его не покинет. Он успел, а значит сможет сделать самый рисковый шаг за последние несколько десятков лет. – Вампирский зад, ты заставил меня ждать, – подтрунивает Шастун, разводя руками, – а если б дуэль, ты тоже бы опоздал? Негоже так поступать со своим визи... вазиви... да бля, визави. Арсений идёт вперёд, точно на Антона, не сворачивает. Его цель – как можно скорее ощутить близко Шастуна, остальное – совершенно не нужные детали, которые он обдумает как-нибудь позже... завтра или никогда. Арсений прерывает какую-то ещё мощную фразу, обхватывая лицо ладонями и прижимаясь к приоткрытым губам в поцелуе. Он вкладывает всё, что пережил за эти годы с Шастуном: злость, разочарование, обиду, но больше всего здесь дребезжащего ощущения, что наконец-то он может себе позволить целовать Антона так откровенно. Руки скользят выше, Арсений ими обвивает шею, жмётся ближе, стремясь поделиться тёплым ощущением в груди, соприкасаясь с другой через несерьёзные слои ткани. Сейчас его точно прервут, вот сейчас, когда от желания пропихнуть язык в рот максимально глубоко Арсения почти разрывает. И вопреки всем опасениям оборотень обхватывает его за талию мягко, нерешительно прижимает к себе и сам первым оглаживает языком зубы, очерчивает кончиком клыки, будто уверяется, что целуется именно с вампиром. Это отрезвляет, поэтому Арсений отстраняется опуская взгляд, тем самым упираясь лбом в лоб Антона. Ему... стыдно? Нет, его смущает собственная решительность и откровенность. Если бы он мог краснеть – то по цвету стал бы пунцовым. Он закусывает губу и избегает взгляда Антона. А потом до него доходит, что тёплые руки оборотня всё ещё на его талии, лоб, кажется, убирать не собираются, а в груди – Арсений успел соскользнуть одной ниже – под пальцами очень быстро бьётся сердце. – В этот раз твоя взяла, граф. Арсений потрясён, он поднимает глаза на Антона и видит, что тот растерян и губы, что только что целовали его в ответ, готовятся изогнуться в улыбке. Погодите... давайте все замедлимся и, кому необходимо, подышим. Все эти касания совсем не похожи на желание прерваться. – Я... это не битва, Антон... – И пальцы на руке сами сжимаются, так хочется ещё помять эти волосы. Интересно, они такие же наощупь, как и шерсть в волчьем обличии? Антон выглядит ещё больше сбитым с толку. Он хмурит брови, смотрит прямо в глаза, перебирает пальцами ткань рубашки на пояснице, но не понимает. Арсений задерживается в этом ощущении, позволяет себе раствориться в тепле рук. Это такое восхитительное чувство – быть окутанным мягкостью тепла. – Ты мне понравился сразу. Почему-то произнести такие слова даётся с трудом, шёпотом, словно те могут разрушить всё вокруг. – Подожди, как это возможно? – Антон находит в себе силы произнести что-то, и этим что-то оказывается вопрос, по мнению Арсения странный. – Почему? – следует за этим уже логичный вопрос, Арсений смотрит в глаза Антону, не отрываясь, вдруг там что сумеет прочесть в эти секунды. – Ну потому что... – Шастун с видимым трудом подбирает слова. Вампирский аристократизм предчувствует, что в речи просто обязана присутствовать нецензурщина, поэтому Арсений просто ждёт. Хотя нет, не просто, почти с нетерпением. – Лучшая защита – это нападение, – изрекает Антон, но продолжает поглаживать по спине, даже чуть похлопывать, будто подбадривая, – я и кинул в тебя претензии прежде, чем ты успел бы меня поддеть за неуклюжесть. Арсений смеётся, не может удержаться, укладывается от смеха щекой на плечо оборотня. Антон его не отстраняет, теперь точно похлопывая между лопаток. – Ну и что ты угиениваешься? – Однако, голос оборотня звучит хоть и весело, но растерянно. – Да ну это смешно, – остаётся в том же положении Арсений, подуспокаиваясь, – ты был такой убедительный в своём... негодовании. Я же поверил! Хвалю, вот хвалю. А говорил, что не актёр. – Ну нет, – наконец-то поддерживает смех Антон, – только ты по сотне раз на дню напоминаешь всему живому и мёртвому, что ты актёр. Арсений посмеивается и только сейчас преодолевает себя. Он отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Такие они залипательные, конечно. Это тот самый цвет, который с первого взгляда и не определишь. Нужно время, чтобы точно распознать и определить все оттенки. Пока Попов с вампирской внимательностью наблюдает за коричневыми крапинками, Антон, похоже, собирается духом. Не зря же он сейчас приоткрывает рот, в попытке что-то сказать, но не даёт и выдоху выйти, сжимая губы. – Мы пример для подражания, – Арсений произносит это как философ, познавший глубочайшую из тайн мироздания, – так много лет цапаться и не надоесть друг другу. Шастун усмехается, тоже, кажется, ловя момент единения. Арсений лишь сейчас ощущает, как ему этого хотелось. Настолько остро и царапуче крепко, что он утыкается в шею оборотня и глубоко вдыхает приятный запах кожи. Враньё всё про противность псиную! Антон ещё и вымытый чисто, будто на свидание собирался... что? – Антон Андреевич, – растягивает гласные Арсений, – а вы на каждую нашу стычку так намываетесь? А то благоухаете пуще цветка в поле! Шастун и сам теперь угиенивается, запрокидывая голову назад. Рассмешить предположением? Ну всё, Арсений запишет это в лист умений. Как же приятен смех Антона, когда он не стёбный. – Не на каждую, – вздыхает оборотень, приобнимая крепче, – сегодня просто совпало. Знаешь, как я был расстроен, что придётся идти к тебе таким сияющим? – Могу себе представить, – поддерживает «неискренний» тон Арсений, – уж лучше весь мокрый и потный, чтобы футболка к телу липла... Вампир не успевает это остановить, он облизывает губы быстрым движением и, да, разумеется, это не укрывается от взгляда Антона. Он чаще дышит и, глаза, оттенок которых и без того сложный, утемняется от нахлынувших... чувств? Арсений подаётся вперёд, приближается к лицу, поглядывая на губы. Ещё не было в его долгой жизни так, чтобы он только взглядом молил поцеловать себя. А Антона он не постеснялся бы упрашивать, может даже провоцировать, игриво ускользать от прямых попыток впечататься со всей силы. – Не надо... так, – откуда-то у Шастуна есть силы не поддаться искушению, – мы только зарыли топор войны. – А примирительно миловаться? – Арсений строит глазки, притворяется невинным, хлопает ресницами как героиня любовного романа и надеется, что сработает. – Чтобы выработался рефлекс на «поссорились-потрахались»? – О, боги, да этот оборотень ещё и рассудителен. Арсения это неожиданно возбуждает. – Нет, твоё графское сиятельство. Не для того ты решил показать мне свои чувства, чтобы на адреналине раз переспать. Поверь, я как собака всё про условные рефлексы знаю. Арсений всё ещё не догадывается, как можно одновременно смеяться и возбуждаться, но с ним это происходит сию же секунду. И Антон точно чувствует степень заинтересованности им бедром. Он бы настаивал бы и дальше, если бы не уверенный, пресекающий действия взгляд. – Предлагаешь поступить по-джентельменски? – сдаётся вампир, ведь он ощущает тоже, сколько сил прикладывает оборотень, чтобы не сорваться. Попов гордится Шастуном, точно. Они до этого дожили. – Да, у нас было столько ссор в никуда, а нормального свидания не было. Так что Арсений, можем ли мы пройтись по этому лесу как-нибудь и пообсуждать, ну не знаю, что было бы нам интересно? Лицо Антона выражает глубочайшую задумчивость. Похоже он с трудом представляет, о чём им разговаривать, если до этого времени находились только различия. Но Арсений воодушевляется этой идеей. – Я согласен, – и в подтверждение чуть сжимает обхваченное плечо, улыбается, – надо разгрести мелкие графские дела, а после будем гулять и разговаривать. – Схема – идеал, – заключает Антон, перехватывая пальцы вампира и вдруг совсем аккуратно прижимается губами к кисти, – тогда, нам сто́ит обменяться телефонами, чтобы договориться о предстоящей встрече. – За столько лет так и не выяснили этой информации, – хихикает в перерывах Арсений, доставая из заднего кармана штанов чудом захваченный с собой смартфон, – хотя, лично же приятнее. – Да, намного приятнее, – таким низким голосом проговаривает Антон, что Арсений улыбается и томно поглядывает в ответ. Впервые за долгое время, прощаясь с кем-то, Арсений ощущает всем телом предвкушение новой встречи. *** – Дмитрий, я рассчитываю на понимание и ответственность, – заключает Попов-старший, – нам придётся потерпеть друг друга до тех пор, пока мы не найдём способ противостоять объединению ковенов. – Я понимаю и принимаю условия, Сергей Александрович, – Позов чуть кивает в знак уважения, – мои парни тоже из-за этих сумасшедших не в самом выгодном положении. Если они узнают про приступы ярости, тогда никому лучше не будет. – Можете не беспокоиться, – уверяет глава клана, – нетерпимость к вампирскому роду гораздо сильнее, чем ярость. – Как скажете. – А что тут происходит? – Арсений выходит на лестницу, оглядывает беседующих, а после и всю стаю одного из них. – Я знаю, уже предугадываю, что ты будешь не в восторге, но я всё решил, – говорит Попов-старший, – это стая уважаемого Дмитрия. Они согласились обеспечить нам спокойствие и защиту от местных ведьм, поскольку... Арсений дальше не слушает. Он находит взглядом Антона и едва сдерживает улыбку. Тот тоже выглядит довольным. С примирения им так и не удалось встретиться. Во время режима ссор всегда находились лишние полчаса жизни, чтобы славно поругаться, а как только появился потенциал на настоящие отношения, так все резко их захотели с разных сторон. Да и вся суматоха с этими ведьмами не прибавляет романтики. Отец уже всех из клана предупредил, письма почти совами разослал, чтобы были осмотрительными. А сам очень мудро втихую перетаскивает вещи в другое поместье. Арсений привык так называть дома, где он обитает, не осуждайте его. – ...посему они будут охранять нас, пока мы здесь, – заканчивает глава клана, переводя взгляд на сына. – Что ж, это весьма целесообразно, отец, – кивает Арсений, собирая огромное количество недоумённых взглядов, – надеюсь, что волчьи гости буду соблюдать приличия и не оставлять шерсть повсюду. И замолкает. Арсений не понимает, почему все молчат, а отец едва ли не (так бы сказал скорее Шастун) в ахуе. – Сын мой, тебе не дурно? – молвит глава клана. – С чего бы мне хворать? Я же таким не страдаю многие годы. – Среди стаи раздаются одобрительные смешки. – Твоё решение сейчас очень нам на руку. Уважаемый Дмитрий и его стая обеспечат нам спокойствие, а мы в свою очередь уменьшим беспорядочное блуждание оборотней без присмотра по лесу, ведь все будут здесь. Попов-старший взмахом руки отпускает всех, а сам отводит в сторону Арсения. – А как же твоё бунтарство и дух противоречия? – Не унимается глава клана. – Папенька, это и правда хорошая идея. Спасибо, что ты додумался до этого. А сейчас, если ты не против, я понаблюдаю за тем, как происходит волчье распределение. Хочу знать всё до мелочей. Сергей Александрович ещё более удивлённым взглядом провожает сына. «Что-то здесь нечисто», думает он и берёт метлу, чтобы отвлечься на пыль в углу коридора. Это понятнее, чем внезапное одобрение Арсением его действий. *** Разумеется Антон оказывается в самом близком к особняку секторе. Арсений не может налюбоваться на вид, открывающийся с балкона, когда ночью Шастун подтягивается на ветке. Негодяй, он ведь знает, что вампир на него во все глаза смотрит и облизывается. Особо места уединиться нет, пока отец дома, а стая в непосредственной близости, им нельзя даже дышать по направлению друг друга. Арсений гордится тем, что сумел урвать несколько секунд, прижав оборотня к стволу дерева и, снова нарушив все правила приличия, засосал «ебучего Шаста». Тот в него тоже вцепился как клещ, впечатал так сильно, что перехватило бы дыхание, коль оно было вампиру надо. Но сладость момента прервали приближающиеся голоса стаи, так что Арсений как в драматичном сериале, сбежал к себе в обитель. Ситуация с ведьминскими происками ухудшалась с каждым днём. Арсений отхватил тревожности даже, поэтому заменитель крови стал настаивать на ромашке. Ну мало ли, вдруг получится успокоиться. На вкус, к слову, так себе. Арсений сильно засиделся дома, но разрешения покидать его не было. Позов сурово наказал «не высовываться». Попов начал переживать, что ещё немного, и он забудет как выглядит его Антон. Время тянется как назло медленно, и начинает казаться, что вампир навеки здесь закрыт. *** – Чё такой кислый? – Макар прикладывает кулак к плечу друга, усмехаясь. – Да ничё, – отмахивается Антон, глядя на неприступную крепость, отделяющую его от волнующего человека. Точнее, вампира... но ведь когда-то он был человеком. Такие размышления немного отвлекают от тоски. – Что, не пускают тебя к твоей принцессе? Шастун оглядывается на Илью. А после цокает языком, матерится тихо. – Палевный я, конечно, – кивает сам себе Антон. – Я тя умоляю, брат. Ты на него такими голодными глазами смотришь, что невозможно не догадаться. – Озвучивает очевидное Макар, упирая руки в бока. – Позу похрен, Андрей вроде смирился. Журавль, походу просто верить не хочет. А вот Джабрик... бля, видел бы ты, как он втирал Диме, что ты неправильный во всех смыслах. Это было даже смешно, правда. – Пусть не завидует, – посмеивается Антон, усаживаясь удобнее. – Вот именно. А то ему ушастые не дают, он и пыжится. – Что? – не понимает Шастун. – Что? – Хлопает глазами Макар. – Джабрик к тебе и так, и эдак, и шутки гейские шутит, а ты вон... клыкастого какого-то выбрал. – Пиздец, – озадачивается Антон, – и не замечал я потому, что видел только Арсения. И вижу. – Так вот и иди к нему. Цветов нарви там, внимания урви, через окно к нему залезь. Романтика, всё такое. – А как же?.. – Я прикрою. Беги давай. Влюблённый волк уже не хищнег, – поднимает важно палец вверх Макар. – Безумно можно быть первым, – подхватывает мысль и жест Антон и стремится тут же припомнить, где в лесу видел красивые цветы. И, казалось бы, за те несколько минут отсутствия, не могло произойти ничего катастрофического. Антон радуется как ребёнок собранному букету. Синие цветы, Арсению может понравится. И подходя к первому сектору он видит, что Илья лежит без сознания у самых ворот. – Бро? – Толкает его в плечо Антон, а затем чует присутствие магического, мигом хмурит брови. – Арсений! Он бежит со всех ног прямо к особняку, по пути только больше злясь, когда видит вырубленных Журавля, Андреева, Джабраилова и даже Позова. Это же как? Как случилось такое? Что за заклятье массового поражения? Антон подбегает к крыльцу, видит, что дверь открыта с ноги, мчится как можно скорее внутрь. – Кровосос поганый! – Верещит ведьма, кидаясь заклинаниями в уворачивающегося Арсения. – Ну против моего самого главного заклятья ты не устоишь. Будешь умирать в объятьях священного огня, пока мерещиться будет твой идеал! – Ну-ну, дамочка, – Антон легко трогает ведьму за плечо, та вздрагивает и отпрыгивает в сторону, – вы это зря. У графа нет идеала точно. – А ты откуда взялся вообще, псина? – кидает она недовольно. – Я всех окрутила фантазиями... – Меня таким не проймёшь. А теперь, я, пожалуй, смею атаковать вас... Тренировки не прошли даром: Антон чётко видит, хорошо чует, а самое главное отслеживает каждую секунду нахождение Арсения, который тоже принимает участие в этой битве. Они синхронно обездвиживают взбесившуюся ведьму. – Вдвоём на одну меня?! – Чтобы точно и наверняка, – почти мурчит Арсений, пока Антон быстро скручивает шею. Песок, на который распалась ведьма, приходится подметать. Антон пребывает в странном нервном состоянии, поэтому избегает взглядом вампира. *** Разобравшись с прахом неожиданной гостьи, Арсений подходит к Антону и обнимает его. И это так странно, его оборотень был смелым, когда боролся с той... а сейчас подрагивает. Но он такой тёплый, такой приятный наощупь. – Ты в порядке? – Спрашивает вампир, поглаживая по плечу и между лопаток. – Я испугался за тебя, – признаётся Антон, смотря в пол пустым взглядом, – ты бы смог за себя постоять, но я... это произошло очень быстро. На секунду представил, что со мной было, если бы я нашёл тебя здесь полностью мёртвым... Арсений обхватывает ладонями лицо Антона и заглядывает в глаза. – У неё и правда нет столько сил, чтобы меня завалить, – говорит, а после усмехается придуманному Арсений, – зато есть у тебя. Антон приободряется сразу, глядит в ответ с тёплой улыбкой. А после обнимает крепко, дыша быстро. Попов доволен, сумел и успокоить, и рассмешить. А ещё он улавливает запах крови. Одну из тёплых рук приходится отстранить, чтобы удостовериться, что... – Тебя ранили. – Как чётко подмечено, граф, – говорит Антон, – это царапина. Само заживёт. – Ну уж нет, – Арсений берёт всё в свои руки и усаживает оборотня на ближайший диван, – сиди здесь, я сейчас. Он слышит вдогонку «Арс, ну ладно тебе, не надо...», но остановить его ничего не сможет. Возвращается Попов с регенерационным зельем. Он молча приступает к обработке раны, иногда поглядывая на то, как Антон реагирует на боль. – Вот и первое свидание, – проговаривает себе под нос Попов, цепляя краем глаза улыбку Антона. Только кожа на руке окончательно затягивается, как оборотень тут же заключает вампира в благодарные объятья. На какое-то мгновение возникло ощущение, что они замрут так навечно. – Есть хочешь? – Арсений нарушает тишину первым. Вроде и невпопад, странно и несвоевременно. – Да. – Удивляется Шастун, отстраняясь и глядя прямо. – А как ты?.. – По глазам понял, – усмехается Арсений, сжимает руку, намекая подняться и следовать за ним. – Я бы слона съел, настолько я голодный, – заключает Антон, ведясь вглубь особняка. – Ну, слонины не обещаю, но имеется еда на случай, если вдруг в этой обители появятся смертные гости, – пожимает плечами Арсений. – Вот как, – задумывается оборотень вслух, – если кровь закончится, то... Арсений глядит на него осуждающе, следом указывает рукой на один из барных стульев, чтобы присел и не маячил. – Нет, конечно. Наоборот, это повод подружиться с людьми, оказать им теплый приём в случае необходимости. Мы же не звери какие-нибудь. Антон смеётся в голос. – Ясно, это мы волки невоспитанные... – Вот именно из-за таких додумываний мы с тобой и не развивали нашу симпатию много лет, – прерывает предположение Арсений, беря нож в руку. – Давай помогу, – вызывается Антон, как на него кладётся свободная рука. – Сиди, – произносит ниже обычного Арсений, – ты отдыхаешь пока. А то будешь тут рожать ножи... И валится со смеху. Сколько Арсений служил в театрах, сколько прорабатывал свою речь, а опростоволосился на таком простом слове. Антон хохочет вместе с ним, утыкаясь в плечо. – Рожать... ножи, – высоким голосом повторяет Антон, – это, знаешь... ты будешь как мать драконов... – Только ножей, – быстро кивает Арсений, морщась от развитой шутки, – и буду такой «Дети мои, порежьте того, кто обращается к нам без уважения». Так и продолжая нашучивать, Арсений успевает зачистить несколько картошин быстро, нарезать и закинуть в сковороду. Во время нарезки мяса Антон выпадает из обшучивания, концентрируясь на том, чтобы мать ножей не порезался. Арсений только больше посмеивается. – Слушай, а как после вампирского обращения тебе на вкус человеческая пища? – спрашивает Антон, прерывая восторги приготовленным для него. – Странно, – морщится Арсений, потягивая кровь из трубочки, – не улучшает точно. Овощи безвкусные, мясо и рыба как резина, особо ароматное и свежее для людей – для меня как постоявшее на солнце мясо. Не надо мне этого, в целом. – Каждому своё, – пожимает плечами Антон, с заметным удовольствием жуя едва хрустящую картошку, – при этом готовишь ты просто восхитительно. – Никакой магии, просто запомнил, сколько чего нужно добавлять и в каких пропорциях, а дальше дело техники. – Арс, – Антон откладывает вилку и обхватывает пальцы вампира, – а расскажешь, как тебя обратили? Арсений в принципе ожидал этого вопроса. Разве в начинающихся отношениях не важна искренность? Важна. Значит честно ответит на поставленный вопрос, приоткрывая завесу его прошлого. Того и гляди Антон поймёт для себя что-то, что покажется ему «слишком для вампира»... – Если это травмирует – не рассказывай, – Антон молчание расценивает по-своему, поэтому даёт заднюю. – Мне слишком много лет, такие вещи не могут меня травмировать, – Арсений сжимает пальцы оборотня коротко, тем самым поддерживая, – знаешь, именно поэтому меня в клане долгое время не принимали. – Предполагаю, любого наследника недолюбливают, – делает вывод Антон, Арсений одобрительно кивает. – Это само собой, не будь такого, все вампиры жили бы чинно-мирно, не выставляя огромных амбиций. Тут ещё интересный момент. Папа любил мою маму, даже несмотря на то, что она смертная. Антон слушает так внимательно, что Арсению немного неловко. – Учитывая физиологию вампиров, понятно, что при подобном устройстве тела, то, что даёт жизнь, находится в состоянии анабиоза. – То есть проще говоря, спят усталые сперматозоиды, – подхватывает Антон, при этом только кратко усмехаясь. – Верно, – поднимает палец вверх Арсений, радуясь, что Шастуну не приходится всё разжёвывать, – чтобы случилось зачатие, моего отца нужно было бы разогреть до человеческой температуры, а такое настолько маловероятно, что почти неправда. Но, видимо, мама была ведьма, либо их чувства были такие сильные, но им удалось... – То есть, Сергей Александрович – твой настоящий отец? – Глаза Антона округляются от удивления широко. Арсений и этим любуется. – Да, матушка родила меня, как говорила, здорового и очень радостного мальчика. Не вампира, естественно. Сама она не хотела становиться бессмертной, потому что представляла скучную жизнь в вечности, осточертелые привычки и супруг, на которого глаза устали бы глядеть столетиями. Поэтому отец не стал настаивать, о чём иногда сильно жалеет. – Она сделала свой выбор, – подбадривает Антон, и Арсений ему за это благодарен. – Да, и осуждать её за это никто бы не посмел. А вот я точно знал, ещё когда мне было лет восемь, я просил папеньку «сделать меня вечным». Но он всё твердил, что дождаться надо того самого возраста, в котором я хочу остаться насовсем. Я порывался и в шестнадцать, в двадцать зафиксироваться. Даже думал просить обращения у другого вампира из клана... Антон вдруг напрягается, смотрит так, будто Арсений сейчас исчезнет. Он чувствует, наверное, понимает, что такая просьба весьма личная, а с тем, кто даёт покровительство, точно должна быть связь. Попов пугается того, что сквозь года оборотня ранит ревностью. Поэтому вампир заключает его в доверительные объятья, прижимаясь лбом к другому, глядя точно в глаза. – От него я получил только опыт, а после жёсткий выговор от отца, что я мужеложец, – Арсений посмеивается, гладит Антона по загривку, безмолвно намекая, что и сейчас им остался, – злился недолго, он вообще отходчив. Всего-то пару лет разговаривал односложно. Поднятые брови и сдерживаемая улыбка. Арсений, кажется, начинает понимать без слов. Антон ещё отходчивее. – И того, я дождался своих двадцати восьми, тогда отец снизошёл и обратил меня. Правда, в нём появилась излишняя опека, будто я не перестал быть юнцом. Антон посмеивается, оглядывает с ног до головы. Арсений прямых взглядов никогда не смущался, но почему-то именно от оборотня это ощущается так приятно и сладостно. То самое чувство тепла затапливает грудь, снова влечёт приблизиться, хотя он и так уже обнимает Антона. Ты ему ещё на колени усядься и облепи руками. Нет, рано, первое свидание, так нельзя. Зато можно переплестись пальцами с другими, так тепло, что в груди, будет медленно перекатываться ниже и просачиваться в Антона. Так, сдерживаем себя и не шутим про секс хотя бы минуту. – А ты как стал мохнатым? – Отличная идея! Теперь Шастун увлечётся рассказами и не будет так сильно хотеться на него сесть. – Не брился пару месяцев, – шутит Антон, и Арсений тут же подхватывает его, искренне посмеиваясь. Оказывается, не нужно слишком сложных конструкций, чтобы его развеселить. – На самом деле я не думал становиться, у меня не было выбора. – Позов очень хотел, чтобы ты стал частью его стаи? – Предполагает Арсений, на что получает кривую усмешку. – Да и он желанием не горел меня обращать. Соврал, выбор был, либо остаться на всю жизнь овощем, либо обрести способности. Я один из добровольцев тестовых полётов на самолётах. Пилот из меня не вышел, как ты видишь. Вздох сожаления от Антона ранит где-то в области груди то, что возможно является остатками души вампира. – С удачей у меня, конечно, так себе. Друг моего прошлого говорил, что «тебе, Шастун, везёт как утопленнику». – Краткая улыбка. Взгляд в стену. – Он был почти прав. Самолёт мой рухнул в болото. Так что почти правда. Арсений уже порывается его успокаивать, как Антон приободряется, тянет к себе переплетённые руки и оставляет поцелуй на тыльной стороне кисти вампира. И если бы тот мог краснеть, то покрылся бы розами с ног до головы. Арсению целовать руки никто не решался в прошлом. Столько было любовниц и любовников, особенно вторых, но едва ли кому приходило в голову его так нежить. – Но на грани жизни и смерти мне так захотелось влюбиться, Арс. Застопорили меня в двадцатилетнем возрасте. Понятно, что у оборотней всё равно происходит старение, медленнее, но происходит. А я за эти немного лет смертной жизни успел только прикипеть к одному товарищу и тут же его потерять… Арсений думал, что не ревнивый. И его жизненное утверждение про «кто не ревнует, тот не занимается страстным сексом» – это всего лишь способ отличиться в разговоре. Но даже вскользь упомянутый какой-то там даже потенциальный парень заставляет напрячься. Поэтому он вплавляется в Антона объятием, забывая про все условности первого свидания. – Ну чего ты? – Слегка непонимающе глядят на него, поглаживая свободной рукой по плечу. – Ты с ним тоже… соперничал? – Арсений держится, не выдаёт своего волнения, но вполне возможно, что Антон его поймёт прямо сейчас и будет над ним смеяться. – С ним… нет, он как-то стал просто приятелем. Он не смог лететь в тот день, ногу подвернул. Я вызвался. Слушай… – Антон на секунду задумывается. – И правда. Я ведь из лучших побуждений и энтузиазме вызвался полететь вместо него. Получается, я забрал его смерть. Знаешь, вышел бы отличный романтический жест, если бы не его смерть следом. – Вас как выкашивало, – замечает Арсений, не удерживаясь, оставляя прохладный поцелуй под челюстью. – Да хреновые самолёты были, есть мысль, что мы были запланированными расходами. – Не надо так про себя. Ты ценен, Антон. И как бы это эгоистично не звучало сейчас, – Арсений садится ровно и смотрит точно в глаза, – эта смертельная случайность привела тебя к нашему знакомству. И к тому же… ты теперь со мной. Арсений чувствует момент, именно сейчас нужен поцелуй. Антон усмехается, сдерживая, наверняка, шуточку на тему их взаимной ревнивости и собственничества, а затем плавно и быстро прижимается губами к другим в аккуратном поцелуе. Арсений тает от этого, устраивает руки на плечах, вжимается плотнее, попутно придвигая впритык их стулья. Он позволяет себе даже выдохнуть в губы с тихим стоном, за что ему в ответ оседает на коже обжигающий полурык. Ощущать себя принадлежащим кому-то так приятно. Но это не просто кто-то, это его оборотень, тот самый Шастун. Его Антон. В одно из мгновений, когда Арсений почти готов вытащить его из-за стола и увлечь в свою опочивальню для весьма приятного продолжения, по кухне проходит отец с невозмутимым выражением лица. Арсений пугается до чёртиков, отстраняется от Антона и во все глаза наблюдает за тем, что будет делать глава клана, уличив очевидное нарушение устоев и законов. И поражается до самых недр себя, когда видит, что тот абсолютно спокойно забрал какие-то закатки и направился к выходу. Напоследок важно произнося: – Вы продолжайте, не отвлекайтесь, я уже ухожу. И выходит Попов-старший из особняка совсем, да так быстро, что только звук закрытой двери слышится. Антон тоже выглядит офигевшим, Арсений глядит на него, а в следующую секунду оба заливаются смехом. – Я, конечно, ждал знакомства с твоим отцом, но чтобы оно так быстро прошло… – Хохочет Антон, заваливаясь на стол. – Представляешь, – успокаивается первым Арсений, – от папеньки это почти благословение. А банки с пресервами он забрал, походу, чтобы отметить наш союз с твоей стаей. Антон продолжает смеяться, пытаться отдышаться. Арсений на него любуется. Не факт, что отец одобряет их связь, но надо отдать ему должное, что сейчас он оставил их наедине не просто так. Мол, пользуйтесь моим радушием, пока есть возможность. Поэтому Арсений вновь притягивает к себе Антона, целует и, как и хотел, усаживается ему на колени, оплетая собой. Возбуждение возвращается быстрее, чем можно было себе представить. Уже меньше чем через минуту, Антон сжимает ладонями ягодицы так жарко, что Арсений почти задыхается от нахлынувших ощущений. Он постанывает, притираясь сквозь одежду, чем заставляет оборотня едва не в голос зарычать. Арсений подхвачен на руки и унесён в свою комнату. Антон его укладывает на постель и тут же возвращается к очень горячим касаниям. Вампирская настороженность уходит, позволяя согреться в жарких объятьях своего оборотня.