Чёрно-белый

Рука Чимина изменнически дрожала. Он не мог заставить себя сделать ещё шаг, ещё один чёртов шаг к двери. Той самой, за которой находилась крыша многоэтажного дома, где вчера он стоял на парапете. Чимин всё же находит в себе силы, он больше не будет слабым, он больше никогда не заплачет из-за Юнги, он дал себе слово. Железная дверь, с неприятным скрипом, открывается. Ветер резко дует в лицо Чимина, оттого юноша прикусывает щёки с внутренней стороны, пытаясь игнорировать дрожь, что пошла по телу. Взгляд встречается с ненавистными, но такими красивыми цвета изумруда глазами. Они равнодушны, и это вновь неприятно бьет Чимина под дых, но он не показывает виду, и продолжает спокойно стоять, посреди крыши, игнорируя воспоминания вчерашнего события, что мелькают страшными картинками перед ним. — Слишком долго. Не мог сбежать с последнего урока? Пронизывающий до боли взгляд Мина, хлещет похуже ветра. Чимин жмурится, пытаясь подавить в себе тянущееся чувство внизу живота, которое медленно образовывалось, как стая бабочек, постоянно дёргающихся внутри, из-за медового цвета кожи Юнги, его глаз, волос, и всех этих оттенков, которые невероятно прекрасно сочетались в нём. — Что застыл? Это же твоё любимое местечко… Сердце Чимина ёкает от слов Мина, который даже и не представляет, какие события были вчера на этом самом месте, и что блондин бы отдал всё, что угодно, чтобы сейчас оказаться, как можно дальше отсюда. Но темно-русый парень не замечает этого, он, отвернувшись, идёт ближе к другому краю, где возле перил, лежит удобный, упругий матрас, в хорошем состоянии. — Иди сюда. Коротко бросает Юнги, когда ему удалось мягко приземлиться на странное ложе. Чимин даже не шелохнулся, какой-то страшный ужас, тихой скользкой змейкой скользил по его позвоночнику, не позволяя шевелиться, дабы не спугнуть земноводное животное, что ужалит от любого неповиновения. Юнги хмурится. Он не любит повторять дважды. — Я сказал: иди сюда. Нет. Только не здесь. Только не на этой крыше. Где Тэхён вчера так горько плакал. Где блондин всеми чертями проклинал темно-русого, прощаясь из-за него с жизнью. Юнги превращается в холодный лёд за секунду. Его взгляд обретает нечеловеческую жёсткость. Глаза темнеют. Чимин ошибочно боялся змеи внутри себя, а должен был бояться той, что сейчас медленно встаёт, вытягивая шею, накапливая в каждой вене своего тела смертельный для блондина яд. Мин бесшумно оказывается возле парня. Его жёсткие руки хватают безвольные тонкие запястья и с силой сжимают их. Чимин скулит от боли, из-за чего Юнги лишь сильнее шипит, и жестоко толкает парня к углу. — Я не хочу, я не буду… Слышишь? Не трогай меня! Безнадёжно кричит блондин, которого без спроса жёстко кидают на матрас, нависая сверху. Юнги всё равно, даже если Чимин будет умолять, он просто хочет трогать его выпирающие ключицы, запускать руки в светлые волосы, слышать его сладкие звуки стонов, он просто хочет его. И ещё– Мин злится, поэтому он игнорирует слабые попытки худого паренька отбиться от его мощных рук. — Пожалуйста, не надо… С оглушительным лязгом распадётся стержень, что пытался вырастить в себе Чимин. Его взгляд полон мольбы, он устремлён к глазам цвета жизни, но они сейчас непоколебимы, они почему-то всем наперекор символизируют смерть. Грубые пальцы Юнги быстро заламывают тонкие руки Чимина над его головой. Пытаясь словить воздух, школьник слабенько выворачивается под нависшим телом темно-русого. Бесполезно. Жалкая попытка. Держа одной рукой запястья жертвы над головой, а другой начиная беспардонно расстегивать чужие брюки, Юнги животно облизнул обветренные губы. И в какой-то момент, Чимин ненавидит весь созданный природой цветной мир, может быть как раз в тот, когда он оглох от собственного болезненного вскрика, чувствуя, как грубо в него вошёл твёрдый, сухой член. Или в следующий, когда игнорируя его начинавшие нарастать всхлипы, Юнги продолжал увеличивать темп, не заботясь о боли блондина, смотря на него сверху, показывая его беспомощность и слабость перед ним. Как бы там не было, но Чимин ненавидит этот мир, и себя, совершенно ошибочно появившегося на свет. Он перестаёт делать ничтожные попытки - сопротивляться. Руки, теряющие силы, обмякают в грубой хватке, тело перестаёт бороться, мирясь со своей участью. А слёзы коварно скатывается к уху парня. *** — Теперь ты будешь жить здесь, со мной. Беззаботно произнёс Чонгук, открывая дверь в свой номер, и пропуская вперёд Тэхёна. Тот даже слишком послушно вошёл внутрь. — О, и ещё кое-что, я хотел забрать твои вещи, но нашёл только кучку аккуратно сложенного мусора, поэтому я прикинул твои размеры и послал одного из моих служащих за новыми вещами для тебя, мой человек не должен ходить в обносках. Снимая туфли с пряжками, говорил брюнет. — Ты был у меня дома? С ужасом в глазах спросил Тэхён. — Если эту халупу можно назвать домом… — А мой отчим? — Ты про пьяную свинью в углу? Думаю, она не будет против этого, мы славно поболтали… Вспоминая что-то приятное и одновременно мерзкое, лицо Чонгука приобрело удовлетворённое выражение. Красноволосый немного недоверчиво посмотрел в глаза Чонгука. Он сдался, опустил голову, снимая неприлично поношенные кроссовки и прошёл вглубь коридора, вспоминая, где должен сделать поворот в гостиную. Губы Чонгука украсила привычная для них ухмылка. Ноги инстинктивно последовали за красной макушкой. — Я смотрю, ты сегодня не такой упёртый. У тебя есть расписание поведения? Тэхён проигнорировал выпад брюнета, усаживаясь напротив телевизора, и пытаясь понять, как включить эту штуку. Чонгука задело равнодушие. Он привык быть в центре внимания, и только этот несносный Тэхён, будто имел иммунитет к его очарованию и харизме, от которой обычно тащились девушки и не только. Он обиженно встал перед плазмой, загораживая Тэхёну любые попытки обзора. Красноволосый наконец поднял взгляд. — Что? Я живу теперь с тобой, не перечу, дал тебе этот дурацкий шанс, чего ты ещё от меня хочешь? Довольно зло отреагировал Тэхён, пытаясь отвязать от себя надоедливого брюнета. А тому, только и нужен был сигнал. Рука Чонгука вытянулась чуть вперёд и вниз, оказываясь перед серыми широко распахнутыми глазами. Красноволосый скептически посмотрел на протянутую ладонь. Он ни за что не примет руку от этого типа. Он просто не может терпеть его самодовольную рожу, чёрные скучные волосы, крепкие плечи, дурацкую ухмылку. Мысли перебирают недостаток за недостатком, а рука предательски тянется вверх, накрывая чужую ладонь своей. *** — Ну и какого чёрта? Намджун поворачивает голову в сторону водителя, направляя голос, как можно точнее. — У Хосока внеплановая командировка, он пытался дозвониться до тебя, ты не взял, поэтому я просто заехал за тобой без предупреждения. — Почему на его машине? — Я подумал, так для тебя будет привычней… — Оу, ты хорошего о себе мнения, раз решил, что умеешь думать. Грубо осёк Джина пепельноволосый, отворачивая голову к окну, пытаясь уловить теплоту в свете уходящего солнца, чтобы понять: сейчас будет пленительный закат, который раньше, так обожал Намджун. Сокджин досадно смотрит на дорогу, пытаясь успокоить неловкость в своих движениях. Он уже десять раз пожалел, что согласился помочь своему парню, хотя… Будто бы он смог отказать. — И надолго это? — Что? Встрепенувшись переспрашивает Джин, удивлённо поворачиваясь к старшему брату Хосока. — Его командировка. Терпеливо и устало объясняет Намджун, потерявшему смысл разговора Джину, ничем не отличавшегося в этот момент от его учеников. — Он сказал две недели, но это не точно, может пораньше, если всё будет хорошо. Слова даются Джину с трудом, потому что он уже знает, каков будет следующий вопрос. — И ты, вероятно, дружелюбно согласился помогать мне, вместо него? Это был риторический вопрос, так что неудачная тишина напряжённо повисла в машине. — Мне всегда было интересно, почему у тебя так много свободного времени? Я бы предположил, что ты безработный, но твоё материальное состояние в порядке, очень даже в порядке. Богатенькие родители? — Я предпочитаю называть это состоятельной семьей. — Так и знал… Довольно почесывая подбородок, слегка улыбнулся Намджун. Джин замер, смотря на такую короткую, почти неуловимую эмоцию, которая теперь надолго отпечатается в его памяти. — Я заказал кальгуксу на ужин, тебя устроит? — Кальгуксу? Это моё любимое блюдо, конечно меня это устроит, как давно я его не ел. Непростительно мило обрадовался Намджун, чуть подергивая руками, смыкая пальцы между собой. Сокджин, заворожено наблюдая, улыбается. Он давно уже знал, что обожает есть Намджун, он даже знал его любимый фильм, стиль одежды, музыку, книгу и цвет. Джин знал о нём неприлично много, пытаясь скрывать это в себе, хотя жгучее желание продемонстрировать это Намджуну, чтобы тот заметил его, всегда поднималась в нём при любом удобном случае. И вот сейчас, глядя на такое счастливое лицо взрослого мужчины, с одновременно сексуальным углом подбородка, острыми скулами и чарующими ямочками, в которых хочется умереть, Сокджин понимает, что так неправильно, но безысходно по уши влюблён в брата своего парня. И что с каждой минутой, он всё глубже и глубже тонет, тонет глубоко, тонет без возможности на спасение, тонет в этих неприлично прекрасных ямочках. *** — Нет? — Нет. Твёрдо ответил Тэхён, стоя перед огромной аркой, ведущей ко входу ресторана для элиты. — Ну и почему? Это же романтично… Почесывая голову, интересуется Чонгук, глядя в непоколебимые серые глаза, полные протеста. — Я не хочу туда, мне там не нравится. Брюнет прыскает со смеху, услышав такой детский ответ. — Ты там даже ни разу не был. Не переставая смеяться, говорил Чонгук. Его смех, был очень однотонным, словно звучала лишь одна длинная нота. Он был очаровательным и ужасно заразительным для Тэхёна, потому ему пришлось поджать губы, сдерживая улыбку, что хотела вырваться на лице. — Ну и что? Там все снобы, как ты. Я уверен в этом. Складывая руки накрест, говорил красноволосый, смотря куда-то через улицу. Чонгук остановивший непрерывный смех, замер. Чувство согревавшей его радости, появилась в нём невольно, не спрашивая. Брюнет смотрел на красные волосы, с которыми играли лучи солнца, превращая их в огонь. Этот огонь ничего не сжигал — он согревал… Он и не знал, что огонь может быть таким. — Куда ты хочешь? Только скажи… Очень нежно сказал Чонгук, сам не веря своему голосу. Но почему-то с Тэхёном, он не мог говорить так, ни с кем другим, только с Тэхёном, который с нелепыми красными волосами, странными губами, родинкой на лице, прокрался внутрь Чонгука, занимая пустое место, которое будто специально создано для него. Рука Кима метнулась вперёд, указывая пальцем через дорогу. Чонгук проследил за направлением, округлив удивлённо глаза. — Заброшенный парк? За ним даже не следят, там уродливо, всё заросло и… Он не договаривает, смотря в серые глаза, отдающие оттенком голубого. Тэхён надувает губы, продолжая смотреть на Чонгука. И тот кивает, соглашаясь на всё, что угодно, что ему предложат эти пухлые губы. Солнце медленно садилось, оповещая жителей с приходом апреля. Пурпурные оттенки пастели непослушно ложились на небе. Маленькие, свежие, зелёные листья, что уже вылупились из почек, покрывали дерево своим огромным количеством. Чонгук шёл, глядя куда-то вниз, на свои ноги. Он был в своих мыслях, всё в его организме бурлило, как при белой горячке, и сотни терзаний осаждали его голову. Почти невесомое прикосновение к плечу, сравнимое с покалыванием электрического тока, вырвало Чонгука из себя. — Это ведь кедр, вечнозелёное дерево, да? Голос Тэхёна звучит восторженно, его настроение вновь обрело веселье. Чонгук смотрел на красноволосого, даже не глянув в сторону растения. Он удивлялся, как человек, так быстро менял своё поведение. Он вообще человек? Казалось, Тэхён вообще не из этого мира, и об этом говорило многое. — О, какие они маленькие, Чонгук, посмотри, это же муравьи. Подскакивая к кусту восхитился Тэхён, присев на корточки. Брюнет закатил глаза, будто его задевало то, что интерес Тэхёна был гораздо больше направлен к этим маленьким существам, чем к нему. — Ой, они несут такой большой лист. Чонгук, Чонгук, подойди сюда, только посмотри. Брюнет готов даже прыгнуть с обрыва в этот момент, если бы только, так просто и привычно, его имя снова прозвучало шершавым голосом Тэхёна. Он покорно усаживается плечом к плечу красноволосого. Муравьи правда несут большой лист, совсем не обращая внимания на великанов, смотревших на них. Их жизнь течёт привычным для них образом. Чёрные спинки блестят, отражаясь от последних лучей, ножки быстро семенят. Два муравья очень слаженно и мирно несут ношу, помогая друг другу. И это кажется, так увлекающе любопытно Чонгуку. Он никогда раньше не замечал, что жизнь есть не только здесь, в этом огромном мире, который он часто презирал, но она есть и тут, вокруг него, в маленьких мирках этих животных, которым не придавал значения брюнет, что жизнь всегда была вокруг него, в этих новых почках, кедрах, только распустившихся весенних цветах, розовом небе, что ему стоило только повернуть голову и он оказался бы в полном оттенков мире. Поэтому он снова поворачивает голову, подтверждая свои наблюдения. Долго смотрит на Тэхёна, который внимательно, с детским восторгом следит за муравьями. Встречается с серыми глазами, которые наконец поворачиваются к нему. И он находит в них ту самую жизнь, она не зелёного цвета. Люди врут, когда говорят, что зелёный - цвет жизни. Потому что сейчас, Чонгук понимает одно: он обожает серый, потому что именно в нём он видит бескрайнюю жизнь. Тэхён приоткрывает рот, пытаясь что-то спросить, а Чонгук бесцеремонно припадает к странным, пухлым губам, сминая их бережно, аккуратно, пробуя на вкус жизнь. *** Чимин плачет, нет, он не хнычет, не ревёт, он обессилено плачет. Его лицо пусто от всех эмоций. Только слёзы, непрерывно скатывающиеся по нему, говорят о признаках того, что Чимин не кукла, послушно лежащая на матрасе. Юнги нервно курит. Его челюсти опасно сомкнулись, будто примагнитившись друг к другу, и он не способен разомкнуть их, чтобы выбросить хоть одну язвительную мерзость. Голова темно-русого поворачивается к Чимину. Тот всё также лежит, в том же положении, что оставил его Юнги около часа назад. Слёзы равнодушно, почти дьявольски продолжают скатываться с лица блондина, а Мин смотря на это, проклинает себя, за то что до сих пор зачем-то сидит тут, и никак не может заставить себя подняться, чтобы уйти к чёрту. Юнги вновь протяжно затягивает сигарету, выпуская дым вверх, затем поднимается, скидывает с себя куртку и кидает в сторону Чимина. Тот не реагирует. Тогда Мин подходит и садится рядом. Его руки тянутся, чтобы поднять мальчишку. — Не. Трогай. Меня. Хрипло, чётко, спокойно и сурово выговаривает каждую букву блондин. И руки Юнги замирают на полпути. Он впервые слушается, а не подчиняет. Немного заторможено, темно-русый парень застывает от такого непривычного каменного голоса, всегда хрупкого Чимина. — Я ненавижу тебя. Говорит Чимин, закрывая глаза, чтобы вновь не встретиться с зеленоглазым взглядом, чтобы не позволить себе потерять бдительность из-за многокрасочности мира, рядом с Мином. И сейчас Юнги не вздыхает, как обычно, сетуя на капризы блондина, которые никогда не воспринимались им всерьёз, сейчас он слышит, ощущает всю реальность этой ненависти, что сам породил в нём. И от этого осознания, больно царапает стенки сердца какое-то чувство, что так яростно подавлял в себе Мин. Он поднимается, глядя на закрытые глаза Чимина, которые невероятно красивы, когда смотрят на него с вожделением. Потому что он видел эти глаза: они карие, карие, с медовым ободком вокруг зрачка, и чуть желтоватые ближе к середине. И Юнги отворачивается, понимая, что больше эти глаза не взглянут на него так, как прежде, что теперь они будут полны лишь чувством скользкой неприязни.