POV Ханджи
Я чувствовала себя на пороге великих открытий! Буквально летала, смотря сквозь прутья решетки на прикованную к стене Энни. Когда она отошла от транквилизаторов и открыла глаза, я подумала, вот оно! Наконец-то! Сколько всего я смогу узнать! Естественно я была на нее зла, ненавидела, ведь она перебила пятую часть Разведотряда, хотелось двинуть ей по морде чем-нибудь потяжелее. Но жажда знаний, то, что она могла ответить на все вопросы, перебивали злость и ненависть. Но, сколько бы Эрвин и я ее ни расспрашивали, сколько бы Ривай ей ни угрожал — все было без толку. Несмотря на то, что мы были в глубоком подземелье, и она не могла бы стать полноценным титаном — пытать мы ее все равно не могли. Любое ранение — и она могла частично превратиться, обрушив на нас потолок. Ривай из-за этого всего был в бешенстве, ведь эти допросы в перспективе могли продолжаться до бесконечности, а ответов не будет, это понимали все мы. Эрвин и я были разочарованы. Нужно придумать, как выудить из Энни информацию, мыслей пока никаких не было. Угрюмая девочка смотрела на нас исподлобья, упорно молчала, казалось, ей было уже все равно на то, что происходит. Допрос продолжался до пяти утра, мы ничего не выяснили. Караульным остался отряд Мике. Я же решила проверить как раненые. В медотсеке было уже спокойно. Самых тяжелых оставили в Каранесе. Все, кто добрался до Штаба, живы и, скорее всего, с ними проблем не будет. Я выдохнула и только теперь поняла, насколько устала. Вышла из больнички — столкнулась с Микасой: — Привет, Микаса, как чувствуешь себя? — Майор, простите, времени нет. — В пять утра то? Спала бы уже… — Я за врачом. С Лисой все не очень. Я проснулась от странных звуков, думала сначала, что говорит во сне. Но все равно подошла, а она вся горячая, пыталась разбудить — не выходит, бредит, мечется, — Как же так-то? Приехали в Штаб, все нормально было. Сама лично проверяла, знаю, что Лиса та еще притворщица. Говорит, что все хорошо, а на деле… Врач осмотрел Алису в ее с Микасой комнате, сказал, что нужно срочно в медблок, температура 40,6 от отравления химикатами оставляла мало шансов. Видимо, девочка глотнула той воды больше всех. Я сама взяла ее на руки и понесла. А я уже уговорила Эрвина взять девочек в мой отряд. Командор все надеялся, что Ривай на них запрос сделает, но…понимая их отношения и случайно услышав, что этот говно Чистоплюй наговорил Алисе…решил отступиться. Такая талантливая девчонка. Но тут я даже и не представляю, что можно сделать. Хотя доктор сказал, что шансы небольшие, но есть. В медблоке вижу Ривая, склонившегося над Гюнтером и разговаривавшего с одним из врачей. Чистоплюй нечитаемым взглядом провожал меня до кровати у дальней стенки, куда я и положила Алису. Над ней сразу начали суетиться врачи и медсестры. Девушка периодически стонала, звала маму, папу и брата. Вот так всегда, сколько бы ни было лет солдату, в бреду он чаще всего зовет либо родителей, либо любовников. Чаще родителей. Мы с гордостью говорим, что не дети, но в таких ситуациях ищем их поддержки, где бы они ни были. Микаса сидела на стуле рядом с Лисой, поджав ноги и опустив голову: — Если бы я раньше проснулась… — Вряд ли что что-то бы изменилось. В отравлениях таким дерьмом температура может подскочить мгновенно, — поправила у Алисы прядь волос. — Это еще что за представление подыхающего лебедя? — ледяной голос принадлежал Риваю, неотрывно смотрящему на Алису. Даже я, привыкшая к грубости Капрала, малость прифигела. — Представление? Ты издеваешься? — рыкнула на него Микаса. — Почему на ты? У своей подружки нахваталась? Будешь завтра круги нарезать вокруг Штаба. Ранение у тебя несерьезное, и этому не помешает. Мне кто-нибудь ответит на воп…? — договорить он не успел, Микаса с рыком, сверкая ненавидящим взглядом, вылила на голову Капрала полную утку с ее содержимым. А я подумала, что да, нахваталась. — Ты бесчувственный урод! Жестокий гавнюк, который не видит дальше собственного носа. Да как ты смеешь? Без Алисы, точнее друг без друга в том лесу мы вряд ли бы выжили! Мы друг друга спасали. А ты посмел ее обвинять в моей возможной смерти. Еще и в возможной смерти титанши обвинял! А сейчас снова ехидно шутишь над ее состоянием? Издевательства над ней удовольствие такое доставляют? Ненавижу тебя! — обычно сдержанная и уравновешенная Микаса с такой яростью смотрит на Капрала и орет на него, что мне даже стало страшно. Но наша спящая принцесса продрала свои прекрасные изумрудные глазки и слабым, но уверенным и спокойным голосом выдала: — Микас, не трать свое время и нервы на это сраное канапе без палочки. А то еще утащит в лес, будет строить из себя добренького и всего такого хорошего и изнасилует еловой веткой и ежиком. Со мной реально все будет хорошо, я обещаю, я ведь всегда обещания исполняю. А тебе нужно успокоиться, покушать и поспать. Ты же и сама еще в себя не пришла. А выживу я обязательно, как минимум ради того, чтобы портить жизнь нашему самовлюбленному кактусу вида «Капралиус Обыкновениус», а порчу я ему жизнь, как показывает практика, одним только своим существованием. Все, пиздуйте отсюда, господа. Не надо мешать людям работать, а я спать хочу, я болею, — услышав эту тираду, я внезапно успокоилась. Пришло четкое ощущение, что с моей Алисонькой все будет в порядке, и мы вместе будем исследовать титанчиков и ловить их разумные особи! Как она Ривая-то, канапе, кактус! Еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. А он стоит бледный и пристально смотрит на нее, даже и не сказал ничего… Странно, может что-то между ними действительно есть? Мы с Микасой вышли из медблока, последнее, что я там видела — это как Ривай разговаривает с лечащим врачом Алисы.end POV Ханджи
POV Ривай
Как там сказала эта сраная кошка? Недоверие и злость все погубят, разрушат? Точно не помню. Она в очередной раз была права. Но каково мне было видеть, как мимо нас с огромной скоростью несется титанша, рожа все перекошена, побита, кто ее так отделал? Как Эрен внезапно издает «боевой клич» и, игнорируя приказы, как сраный заяц скачет за ней следом. Мой отряд — за ними. Кулак Эрена врезается в титаншу, и тут я вижу двух девчонок, обеим явно плохо. Понятно, за кем так увлеченно гналась титанистая мымра. Но как они умудрились так ее отделать? Алиса, мать твою, опять в каком ты виде! Когда девочки рассказывали, что с ними произошло — стало еще фиговее. Действовали слишком рискованно, абсолютно ненормально, все как будто базировалось не на здравом смысле, а на слепой удаче. Да она просто играется со смертью, то в салочки, то в прятки! Инициатор, как и следовало ожидать, Алиса. Кто еще мог до таких абсолютно ебанутых тактик додуматься? Только ненормальная, которая как раз и была в количестве одной штуки. Перед глазами промелькнули лица убитых товарищей, Фарлан, Изабель…когда Лиса не захотела со мной разговаривать — я сорвался. Сказал все, что думаю, хотя понимал, что был неправ, говоря все это и в подобных тонах, когда девчонка в таком состоянии и еле на ногах держится. Ее слова оказали на меня эффект холодного душа, но она тоже во многом была неправа.***
Прошло четыре дня, как мы вернулись из вылазки. Леонхарт так и не заговорила, естественно, мы же не можем к ней гребаные пытки применять, даже бить нельзя, не дай Боже хотя бы частичная трансформация произойдет! Ситуация отвратная, угрозы не помогают, как бы я хотел избить ее до полусмерти, вмять ее рожу так, как сделали Лиса с Микасой, заманив титаншу к скале. Раздражает, когда ничего не можешь сделать, на Алису у этой гадины явно зуб. Один раз, когда Леонхарт услышала имя Лисы от Ханджи, рассказывающей о состоянии девушки, то заржала как сумасшедшая в голос, и сказала, как же рада, что кто-то исполнит желание за нее. Я чуть не наплевал на правила, и не разгромил решетку. Недавно Арлерт предложил использовать психологические пытки. О них мы ничего не знаем, весь научный отряд и сам Эрвин активно ищут информацию. Возможно, придется обращаться к Закклаю по этому вопросу. Отчеты ему уже отправлены, и неизвестно, каким будет его решение касательно титанши. На второй день Алису перевели в отдельную палату. Температура была настолько высокой, что у нее был дикий бред. Людей к себе не подпускала, огребали все: от Эрвина и Ханджи до Аккерман и меня. Даже я признаю, Лиса и температура — это опасно. Но я все-таки смог спеленать ее в одеяло и перенести в кровать. Я сам не понял, как остался в палате до самого утра. Я смотрел на нее и вспоминал, как умирала от болезни мама. Ощущение полнейшей беспомощности еще несколько дней не покидало меня, прямо как тогда, когда я был маленьким. Ебаное дежавю. Такое ощущение, что с того утра, когда мы целовались, прошли месяцы, а то и годы. То счастливое мгновение так и осталось мгновением, и прошлого не вернуть. Лиса, не будь идиоткой, выздоравливай и просыпайся уже наконец. И ты совсем не портишь мне жизнь. Я много об этом думал, ты для меня как яркий вихрь в моей жизни, наполняющий цветами мир. Твои эмоции, чувства и слова как ураган или смерч, они не знают границ, они сметают любые преграды, в том числе и выстроенные мною. С тобой я снова начинаю чувствовать что-то помимо тоски и боли, как будто просыпаюсь от затяжного кошмара, и наконец ощущаю спокойствие. Даже когда мы ссорились, я это ощущал. Не уверен, что тогда мне это нравилось, я сопротивлялся. Но больше не хочу. Давай, дурочка, просыпайся, мы конечно очень разные, но может что-то и получится. Лишь бы ты сама этого хотела. Лис, я хочу твое тело, но и твою душу я хочу забрать себе тоже, твои эмоции, твою улыбку, твой смех… Я хочу забрать себе все, что является тобой. Но и взамен хочу отдать ни меньше. Для меня это ново, раньше пытался отрицать, слишком ненормальным мне эти желания казались, слишком сильными. Но Алиса, смотрю вот на тебя, и понимаю, что без твоего желания я ничего получить не смогу, иначе маленький красноволосый ураганчик может и меня смести со своего пути. Или я случайно снесу ее. Так Лиса, чего же хочешь ты? На пятый день Лисе начало становится лучше, но в себя пока не приходила. Как будто просто спит с таким умиротворенным лицом, что хочется то ли врезать, то ли обнять. Все вздохнули с облегчением, короткое перемирие с Аккерман, начавшееся после первого дня болезни Алисы, явно закончилось, она снова начала смотреть на меня волком с явным желанием придушить. То ее братца обидел, то ее драгоценную подружку. Точно родственница Кенни, может информатор сможет это узнать… Эрвин провел параллели с нападением на Алису в Тросте и желанием титанши ее прикончить. Отвратительная ситуация, где же им девчонка успела дорогу перейти? Связались с нашим информатором, выдали задание найти всю возможную информацию на бывших кадетов из 104 выпуска. Работает информатор со своими людьми гораздо лучше любых ищеек, он был одним из моих подчиненных в свое время. Я ему более-менее доверяю. Но вот сколько займет поиск информации неизвестно. Пока же у меня появился повод побыть рядом с ней дольше, Эрвин боялся, что на девчонку могут снова напасть, поэтому приставил охрану, работаем посменно. Оклемается — с ее навыками возможно охрана и не понадобится. Хотя это только мнение Эрвина. Как она объективно сможет одна с тем же Бронированным справится? Подозреваю, что он хочет использовать Алису как приманку. Я отпустил Петру и Оруо. Эрда, как всегда, оставил дежурить на входе в медблок, была уже глубокая ночь, тревожить покой больных не хотелось. Сам — в палату к Алисе. Спит, зараза. Еще и одеяло с себя скинула. И какой дебил притащил ей такую пижаму? Облегающая майка на бретельках, короткие штаны до коленок…сглотнул, еле поборов желание прикоснуться. Укутал в одеяло, как младенца, сел на стул, а она спросонья обняла меня за талию, положив голову и грудь мне на колени. Третирует меня даже во сне, улыбается, уютно, глажу девушку по щеке и волосам. Сам заснул. Проснулся, аккуратно положил Лису обратно на кровать, укрыл одеялом и поцеловал в макушку. Вышел буквально на десять минут, дав Эрду задание глаз с медблока не спускать. Возвращаюсь — смятое одеяло на кровати, стул валяется на другом конце палаты, открыто окно, развиваются шторы, и Лисы нигде нет.end POV Ривай
POV Алиса
Болит все тело, горячо, чьи-то руки, чьи? Ханджи? Ощущение невесомости. Бесконечный сон, состоящий из боли, обрывков воспоминаний, чьих-то голосов, прикосновений. Гладят по волосам — голова меньше болит, пытаюсь схватить чьи-то большие, добрые и нежные руки, такие знакомые. Грубый голос, который меня успокаивает. Тянусь к нему всем сердцем. Не уходи. Но он здесь — а потом его нет. Метания в огне, дышу огнем, ужом извиваюсь на адской сковороде. Потом холод, как будто даже мои вены замерзают во льдах. В какой-то момент чувствую облегчение. Лихорадочные сны отступают, приходят новые… Я маленький ребенок, папа дает мне семейный кулон с изумрудом: — Алиса, запомни. Этот кулон является ключом от нашего храма и библиотеки. Только имея этот кулон ты сможешь открыть их. Не потеряй, береги его. — Конечно, папа, — и лезу к нему на руки целоваться, а папа смеется. Мне лет десять, я с Фабианом танцую бальные танцы. Фабиан учтив и прекрасен, я не просто танцую, я лечу под выбранный моим другом ритм. Прямо как ветер! Сижу на полу библиотеки и читаю очередную книжку. В последнее время буквально подсела на фантастику. И вдруг персонажи с красочных картинок оживают, я сама нахожусь в сказке. Добрый китайский дракон показывает из книжки свою морду, обнюхивает меня, мне весело, я смеюсь! Сажусь к нему на шею, и мы взмываем в облака. Мы пролетаем сквозь пещеру, дом, игнорируя плотность стен. Добрый дракон показывает мне разные страны, города, животных и моря, чудеса мира. А когда наступает ночь, мы летим к звездам, танцуем под ритм их жизни, и сами становимся ярким созвездием. Тот же дракон прикован в пещере, смотрит на меня своими малахитовыми глазами, говорит: — Освободи меня, маленькая Звездочка. Тогда все духи, наконец-то смогут вернуться в этот мир. Найди меня, Алиса! Проснись! — сказал он громко. И я проснулась. Палата. Поворачиваю голову влево, лунная дорожка, светило высвечивает такую знакомую фигуру, прислонившуюся к подоконнику боком. Как красиво. Четко очерченные скулы и нос, смоляные волосы как будто сияют под светом Луны. Рельефная мускулистая грудь, большие руки, которые так и хочется поцеловать. Невозможно оторвать взгляд. Я завороженно наблюдая за Риваем, он поворачивает голову ко мне, смотрит спокойным и теплым взглядом. Не выдерживаю — и бегу к нему в объятия. Да, это мои объятия…сильные и бесконечно любимые…любимые…черт, я же уже проснулась, что такое в голове самой себе ляпаю? Ну и по фиг, катись оно к черту. Мне хорошо. Сама целую, запуская руку в мягкие волосы, гладя Ривая по спине. Мужчина отвечает страстно, целует и прикусывает губы, проводит губами по щекам, скулам, вискам и ключицам. Черт! И все-таки да, бесконечно любимый, и когда только все успела? Вроде хотела жизнь ему портить… — Алиса, родная, — Ривай берет меня за голову, отстраняет от себя, смотрит пристально в глаза, при этом крепче прижимаясь бедрами, — Проснись! Я проснулась, все та же палата. Разочарованно вздохнула. В палате кругами ходит кошка, черная. Смотрит на меня голубыми как небо глазами: — Алиса, проснись, найди его! И вот я снова проснулась. Надеюсь, что окончательно. Та же палата, прекрасно. Открыла окно, вдохнула чистый летний воздух. Хорошо! С удивлением обнаружила, что чувствую себя вполне неплохо. Но есть сильная слабость. Только вот жрать охота пиздец как. Видимо под «Найди его» кошка имела в виду бутерброд. Еле-еле нашла тапочки и халатик, случайно опрокинула стул, неловко попыталась ногой его поставить на место, в итоге случайно его пнула, он отлетел от меня в другую часть комнаты. Блять! Ладно, пофиг, надо пожрать, иначе мой желудок сожрет сам себя. Тихонько прошмыгнула мимо пациентов в общей палате. Приоткрыла дверь, смотрю — Эрд нервно круги наворачивает по холлу. Ночь, может на свидание девушку ждет, решила не мешать и не создавать компрометирующих ситуаций. Осторожно прошмыгнула мимо, предвкушая, как мои зубы коснуться офицерской колбасы, а именно на нее я и рассчитывала. Хочу бутерброд с чаем, хотя можно и просто с водицей. Мррррр…жрааатенькииииии. Бежала я к кухне, а в глазах «водили хороводы» одни бутерброды. Хммм…а в кладовой кто-то есть. Я слышала, что каждый разведчик хоть раз в жизни, да совершал налет на офицерскую кладовую с едой, так что теоретически это мог быть любой. Последовательно представила более молодых Ривая и Эрвина, оседлавших мешок картошки и жрущих офицерские сардельки да так, что хруст стоит. Гыгы…ладно, и кого же я вижу? Конечно Сашу! Такое ощущение, что сто лет не виделись. Она подлетела и обняла меня, на губах были крошки: — Лиса, я так рада, что ты проснулась! Мы уже думали все, — параллельно она начала делать бутерброды. — Что, все так плохо было? — Саша медленно протягивает мне бутерброд. — Естественно, температура высоченная, бред какой-то несешь, мечешься на кровати. — Спасибо за бутерброды, Саш, — перед нами выросла горка бутеров Сашиного изготовления. Она как в еде может быть молниеносна и стремительна, так и в ее приготовлении. Кстати готовит просто пальчики оближешь, главное следить, чтобы во время готовки ингредиенты пошли в блюдо, а не в Сашу. Бутерброде на третьем я поняла, что объелась, желудок стал тяжелым и довольным. А еще до меня дошло, что вообще-то после отравлений мне бы бульончик с кашкой кушать, а не жирную колбаску. Сашка сосредоточенно уминала бутеры, меня это зрелище умилило. — Кстати пока ты бредила, умудрилась несколько человек немного прибить. — В смысле? — Ну из самого эпичного — это Эрвин, он с фингалом ходит теперь, и Капрал — прям в губу ты его БАЦ, — я аж воздухом подавилась, интересно, а последствия будут? — Что еще я такого натворила? — Да, в общем-то и ничего. Жан кстати теперь в отряде Ривая, Гюнтеру на восстановление после ранения понадобится не меньше, чем полгода. Бедный Жан, теперь ходит весь нервный и понурый. Капрал его и в хвост и в гриву гоняет, — мы громко заржали, учитывая прозвище парня, последняя фраза была очень в тему. — Саш, вроде идет кто-то. — Не, тебе кажется, — и продолжила кушать. Я же нашла наконец бутыль с компотом, попила, взяла бутер и только вонзила в него свои зубки, как дверь кладовой резко отлетела в стороны и сорвалась с петель. На пороге возникло чудное видение, источающее смертоубийственную ауру. Мы с Сашей синхронно икнули. — Петра, тащи Брауз к Очкастой, пусть она с эти троглодитом разбирается, — Петра прошелестела мимо меня, успев наскоро обнять, и повела Сашу из кладовки. — Петра, без нежностей к этой мелкой заразе. — А ты, — указующий перст злобы был направлен на меня, — Да по хуй! — Воплощенное в человека зло подошло ко мне, закинуло на плечо и поволокло, — сил сопротивляться у меня не было, все-таки я болела. — Ривай, давай остановимся. Я пить очень хочу, пожааалуйста, водички, — зло злостно на меня посмотрело, мученически вздохнуло, но остановилось рядом с ведром с колодезной водой, наполнило кружку и терпеливо дождалось, пока я напьюсь. Какое сердобольное зло! И опять потащило меня в неизвестном направлении. Молча. Я думала, что потащат меня все-таки в медблок. Но нет, меня притащили в риваевское логово, молча запеленали в одеяло: — Через пять минут вернусь, не будет тебя здесь — найду и следующей твоей остановкой будет болото, в котором я тебя заживо похороню, — бросил он. Закрыл входную дверь на два замка и засов, утопал в ванную. Меня его угрозы не особо впечатлили. Наевшись, размякнув и испытывая сильную слабость после болезни, меня гораздо больше интересовала подушечка и одеялко. Но это было до того момента, когда этот гад выполз из ванной. «Вот сука!» — подумала я. Просторные штаны, а верха то и нет, лунный, мать его, гребаный свет придавал открывшейся картине эротичности и некой мистичности. Наверное в такой атмосфере в древних храмах совершались обряды жертвоприношения девственниц. Ведь надо им сначала насладиться видами на местных Аполлонов в лунном свете! Как красиво… Так и хочется прикоснуться к его рельефной груди и рукам. Грррр… Алиса, оставь эти мысли! Мне даже нравились его шрамы, обильно покрывающие грудь, живот, руки. Интересно, где заработал то? Раны явно несвежие, кинжалы, мечи и даже пулевые… Бля, оно приближается к кровати, что оно хочет со мной сделать? Укрываюсь под одеялом. Притворяюсь гусеницей и стремительно ползу к выходу из комнаты. Чуть не навернулась гусеничка с кровати, падение пресекли, уложили в начальную позицию. А сука усмехается, выдернул часть одеяла на себя, обнял, крепко прижал к себе, аккуратно и нежно поцеловал так, как если бы я была фарфоровой и хрупкой. — А теперь спи, дура, — я посмотрела в его глаза и поняла, что не столько не могу, сколько просто не хочу сопротивляться, думать о том, кто из нас кому что сказал. Все это сейчас не важно. Важен только этот человек, его руки, нежность, поцелуи…все, что связано с ним. А остальное — да катись оно к черту колбаской. Поэтому сегодня, хотя бы сегодня… Я обняла его в ответ, наши ноги переплелись. Ривай поцеловал меня в макушку. Стало тепло и уютно, очень уютно. Полцарства за эти руки! Отрубить и носить с собой! Пока я засыпала то, чувствовала, как Ривай поглаживает меня по спине. Нежные, почти неуловимые движения его пальцев будоражили, но ещё больше успокаивали, в его руках сейчас был весь мой мир.