Золотой Век: Восход

      Стык ноября и декабря не лучшее время в году, даже, казалось, в таком прекрасном месте, как Италия. Но еще хуже это стало во время войны. Применение ядерного оружия и несколько биологических катастроф изменило климат планеты. Теперь морозы под минус двадцать пять стали не редкостью на просторах половины Евразии и Северной Америки, а суровой действительностью, как сменяющая их жара под плюс тридцать пять. На Апеннинах было немного лучше, если не считать того, что приятный субтропический средиземноморский климат дополнился снежными зимами с температурой до минус двадцати.       Метель уже третий день держала в заложниках Вечный Город. Купола древних церквей, древнеримские руины и небольшие улочки были завалены белыми барханами сугробов. На автострадах во всю работала спецтехника, пытаясь расчистить бесконечно засыпаемые дороги. Лишь немногие черные точки людей периодически мелькали средь кварталов, большинство же предпочитало остаться в тепле родных домов, тем более все этому располагало. Воскресенье всегда был выходным днем, а с властью «Общества» вернуло свое сакральное значение заповеданного Богом выходного.       Из терминала римского аэропорта вышла девушка в сером пуховике, черных брюках и сапогах на маленьком каблуке, ее красивые рыжие волосы спадали чуть ниже плеч, выбиваясь из-под белой вязаной шапки. Она аккуратным жестом поправила очки и пошла к парковке, где ее уже ждало такси. С собой у нее был только один чемодан и небольшая черная сумка, в которых, обычно, носят телефон, паспорт, документы и еще что-нибудь по мелочи.       Она села в машину и открыла соцсети на телефоне. За самой интеллектуальной жвачкой в виде забавных видео с котятами или «откровениями» очередной жертвы пластической хирургии девушка старалась подумать о тех причинах, что привели ее в это пасмурное позднеосеннее утро в Вечный Город. Их было не то, чтобы сильно много, в частности письмо отданное ей лично в руки полицейским прямо в тот момент, когда она отчитывала одного из официантов на улице у заднего входа в ее ресторан.       Все упиралось в ее закадычного друга, которого она несколько дней назад видела в прямом эфире после того, как не могла до него дозвониться два дня к ряду. И она молчит о том, что он обещался прийти к ней на годовщину свадьбы.       Машина остановилась у площади Святого Петра, перекрытую в честь какого-то неведомого ей события. Девушка вышла и, ловко перемахнув через проволочную ограду, пошла по направлению к Собору, пока не увидела примостившегося у колонны кудрявого молодого человека, смотрящего в небо и пускающего кольца сигаретного дыма. Несмотря на свое не самое лучшее зрение, девушка быстро его узнала и сменила направление своего движения. — Где эта тварь?! — довольно громко, но без истерики спросила она парня. — Где этот носатый любитель самоварного золота и дешевых понтов?!       Молодой человек посмотрел на источник звука и, немного вглядевшись широко улыбнулся. — Здравствуй, Настя, — протянув ей руку, поздоровался он. — Антон, я шесть часов летела с пересадкой через Минск и Цюрих по соседству с какой-то орущей девчонкой только потому, что этой звезде голубых экранов трудно позвонить и сразу выслушать, куда я его пошлю!       Делагарди удивленно посмотрел на нее. — Он тебе не сказал?       Тот покрутил головой. — Все понятно… — протянула она, поправив очки. — Отведи меня к этому деятелю больших и малых жанров.       Антон затушил сигарету и, сделав жест следовать за ним, пошел в сторону одного из входов во Дворец. Анастасия не смотрела, где и как они шли. Она устала с дороги и единственного, чего ей хотелось — лечь в кровать и выспаться. Еще безумно хотелось есть.       Они остановились у больших дверей, из-за которых доносились чьи-то голоса. — Давай здесь подождем, — сказал Насте Антон. — Сейчас не лучший момент… — Не лучшим моментом будет, если надену тебе на голову картинную раму, испортив какое-нибудь произведение искусства! — рявкнула Настя и открыла дверей. Увиденное повергло ее шок. На нее смотрели четыре пары глаз: Зенон с идеальной укладкой в голубой шелковой сорочке, широких бежевых брюках, удлиненном прямом бордовом бархатном пиджаке и в классических туфлях на широком высоком каблуке; и богемного вида дама с темными под каре волосами в полуприлегающем атласном платье с закрытыми плечами и мундштуком в руке. — Здравствуйте, мадам Зенон, — неловко поздоровалась Анастасия. — Я могу поговорить с сыном или нас и будут бесконечно прерывать? — с какой-то вязкой претензий брезгливо сказала дама. — Кабинет главы государства — проходной двор?! — Вы можете идти, матушка, — отчеканил Марк, повернувшись к ней. — Есть дела государства, которые требуют моего внимания.       Она с вызовом посмотрела на него, но не нашла никакого отклика во взгляде его каре-зеленых глаз. Поджав губы, она быстрым шагом прошла мимо Антона и Насти и хлопнула за собой дверью. В этот момент с Марка спала вся аристократическая выдержанность и статность. Он, ссутулившись, тяжелым шагом прошел от окна до стала и упал в свое кресло. Подняв голову и поймав взгляд уже совсем ничего непонимающей Насти, он, сделав указательным пальцем, на котором красовался массивный золотой перстень с большим сапфиром, жест, приглашающий сесть напротив. — Вы останетесь с нами, мсье Делагарди? — с неявной надеждой в голосе поинтересовался он. — Сожалею, ваше превосходительство, есть дела, требующие моего внимания, — на одном дыхании ответил он и вышел.       Зенон глухо проскулил и с громким стуком уронил голову на стол. — Долго вы так? — с нотой интереса спросила Настя. — Третий или четвертый день… сбился со счета… — сделав неопределенный жест рукой, сказал он. — Не самый долгий период драмы… — протянула она. — Рассказывай.       Зенон повертел головой, громко выдохнул и пустился в рассказ, предварительно разлив им обоим чай по чашкам… Он, не скрывая никаких подробностей, говоря о событиях последних дней. Повесть получилась весьма эмоциональной и немного сумбурной. Заканчивал он ее уже на повышенных тонах. — Да… — протянул она, подлив себе немного ароматного чая. — Слава Богу, что вас никто не видел… Я боюсь представить, чтобы тогда с тобой было! Хотя, ладно ты! Это была бы не самая страшная твоя выходка на публике. Но Антон… Как? — Черт его знает, если честно, — Марк сложил руки в замок. — Оно все как-то навалилось… Резко… — Mirari me non desinis*, — протянула она сокрушенно. — Sed hoc fatuo melius non est … — Cur in Latinam vertas? * — неловко ответил Марк, вспоминая слова. — Novissimo tempore hanc linguam locuti sumus, universitatem relinquere voluisti*. — Et post duos menses peperi filium. Omnia memini*, — хмыкнула Настя. — Malo colloquia nostra inter nos servare. Certus esne quisquam nos audire? Mater tua, verbi gratia? * — Certe non! Haec Vaticana est, et captivus sum. Quid cum Antonio acturus sit nescio. De hisce praesidiis quid acturus de re publica nescio*, — ответил Марк. —Ideo vocavi te. Potes adiuvare…* — In tua necessitudine cum Antonio non possum adiuvare, — покачала она головой. — Et ego adiuvabo cum praesidentia*. — Quare? * — удвиленно спросил Марк — Ne, quaeso, rationes meas habeo*, — отмахнулась она. — Scitote me mutasse in extremo tempore consilia*.       Настя тяжело посмотрела на друга. — Твои личные проблемы никто не решит. Наберись мужества и поговори с ним. — Знаешь, я боюсь… — Ты говорил нам вещи и похуже, когда твоя мать улетела, — отрезала она. — Будет хуже, если все недопонимания и обиды копятся, как снежный ком. — Да дело не только этой в наших отношениях с Антоном, — махнул рукой Зенон. — Все это президентство, понтификат, теперь еще и мать… Что дальше? Заговор иллюминатов-рептилоидов?! Я уже ничему не удвилюсь… — Не впадай в крайности, — жестко сказала Настя. — Все разрулим. — Спасибо, — улыбнулся Марк. — Серьезно, спасибо, что согласилась помочь. — Сына в лучшую школу пристрой и мужу что-нибудь найди, — отчеканила она. — У меня семья. — Твоему Герберту губернаторство Земли пойдет? — что-то набрав в компьютере, спросил он. — Ничего серьезного, синекура, просто делай то, что говорят и ходи с важным видом. — Ему это идеально подойдет! — ухмыльнулась она. — Сына в лицей при Ла Сапиенце устрою, — продолжил Марк. — Сразу к поступлению готовиться будет. — Отлично! — Вы можете идти, мадам Катлер, — деланно официально сказал ей Марк. — Я отправил вам на рабочую почту всю имеющуюся отчетность. Посмотрите, что можно сделать. Завтра доложите мне и Директории. — Да, ваше превосходительство, — подыграв другу, сделала книксен девушка и направилась к двери. — Vincere! * — хмыкнула она у самой двери. — …aut mori …* — протянул Марк, как только закрылась за ней двери.       За дверью Катлер ждал Антон, опершийся спиной о стену и сложивший руки на груди. Девушка придирчиво его оглядела и, перенеся центр тяжести на левое бедро, встала напротив упершись руками в бока. — Я не понимаю вашей болтовни на латинском, да и неинтересно мне, — примирительно подняв руку, сказал он. — Этот властолюбивый дурак может делать, что захочет, мне уже нет до этого дела. — Вы оба дураки, — покачала она головой. — Он мне все рассказал. — Может, он поведал, что произошло у Браверманна?!.. — начал было Антон. — Ты ожидал другого? — холодно оборвала его Катлер. — Это Марк! Он любит власть! Эти интриги и кабинетные разборки — вся его жизнь! А ты вместо того, чтобы как-то поддержать, так по-скотски поступаешь! — Я с ним мотался через полмира… — Постоять рядом и подержать за ручку, когда за вас все разрулила какая-то левая баба — это не поддержка, Антон. — Еще скажи, что ты решила остаться из-за его грустного, как у нашкодившего кота, взгляда! — Не только… — как-то неуверенно сказала Настя.       Делагарди тут же понял, что сказал что-то не то. — Отведи меня в мой кабинет… — сказала она.       Антон тут же указал рукой в нужное направление и пошел впереди. Они шли через длинные светлые галереи, расписанные мастерами Ренессанса и уставленные различными произведениями искусства. Она не могла не отметить, что бывшие многие годы музейные помещения снова начали приобретать лоск парадной резиденции. В некоторых местах вдоль стен появились длинные диваны, столики, шкафы и трюмо в стиле Второй Империи. Между окон стояли массивные вазы с различными деревьями и цветами: от незатейливый фикусов и гераней, до апельсинов. Катлер улыбнулась. Она любила природу: гулять теплым вечером по цветущему саду, иногда ей нравилось устроиться с книжкой в тенях какого-нибудь старого дуба и насладиться погружением в чарующий мир литературы. После появления сына она вспомнила молодость и парк стал одним из мест для активного отдыха с ребенком. Теперь же ей предлагают работать в окружении зелени и шедевров мирового искусства. Воистину, судьба любит пошутить! — Расскажешь, что произошло на годовщине? — прервал ее размышления Антон. — Марк не спросил… — с грустной иронией протянула Настя. — Хотя после возвращения его мамаши, я бы тоже на его месте туго соображала, — отмахнулась она. — Да, как обычно — дерьмово. Когда я получила смс от Марка, да, он мне скинул весь компромат на вашего Яксли, с подписью: «Если не выйду на связь, опубликуй через неделю», — как видишь, на связь вышел, мы с Гербертом уже были в ресторане, — она ухмыльнулась. — Очень оригинально: вести ресторатора в ресторан, причем плохой…       Она подвинула горшок с орхидеей на подоконнике и уселась на него, бросив взгляд на бушующую за окном метель. Антон устроился рядом с ней и положил руку ей на колено, Настя чуть дернулась от неожиданности, она не сильно любила подобные жесты, но ничего предприняла. — Поругиваться начали уже там, — продолжила она, — потом я получила смс от Марка и уехала, послав его, Герберта, куда подальше… — она напряженно поморщила лоб. — У тебя есть жвачка или леденец?       Делагарди пробежался по карманам и ловко достал из пиджака пачку дешевой мятной жвачки какой-то местной фирмы, название которой он не запомнил, а с упаковки оно стерлась. Катлер благодарно кивнула и отправила пластинку себе в рот. — Домой он вернулся в жопу пьяный… Он меня ударил и… Я переночевала на работе, — нехотя закончила Настя. — Хорошо, что Арно был у мамы и не видел всего произошедшего.       Делагарди молча повернул голову к окну. Он знал, что у подруги проблемы с мужем, только до сегодняшнего дня не понимал масштаба бедствия. Настя, в основном, делилась этим с Марком, а тот, стоит отдать ему должное, не имел привычки распространяться о личном своих близких. — Почему ты с ним не разведешься? — глухо спросил Антон. — Он же… — Антон, у нас ребенок! — устало огрызнулась она. — Я, честно, боюсь. Сам знаешь, как на разведенок смотрят, как о них говорят в обществ… «Неженщина», «Блудница»… А тут… Муж дерьмовый, но… Это лучше, чем поганое клеймо, от которого даже наше «Верховное Божество», когда станет Папой, отмыть не сможет.       Антон повернулся и посмотрел ей в глаза. — Я, может, поэтому и согласилась на предложение нашего «политичного гения», — хмыкнула она. — Как он там назвал это: «Государственный секретарь по вопросам экономики и генеральный контроллер финансов»? Воистину, неиссякаемая фантазия у человека… Я хочу сменить обстановку. Может, если мы займемся чем-то более крупным, это поможет? Мы будем больше заняты, будем реже видеться… — Это все понятно, но, скажи мне, зачем ты попросила сделать этого ублюдка Губернатором Земли? — страдающе спросил Антон. — Ты все-таки подслушивал, — укоризненно сказала она.       Делагарди ничего не ответил, просто показал SMS-ку от «Самовлюбленной Сволочи»: «Антон, сделай приказ о назначении Насти на должность Госсекретаря и ее муженька на Губернатора Земли. Образцы найдешь в общей папке» и три целующих сердечком смайлика в конце. От приторности она скривила забавную брезгливую физиономию. — Как ты его терпишь?.. — А ты? — Легко и непринужденно, как и ты.       Антон улыбнулся. — Ладно, покажи, что мне там выделил Марк и иди строчи свои бумажки. — Пошли.       Антон спрыгнул с подоконника и повел ее дальше. Они прошли через еще несколько залов, где еще продолжался ремонт и в конце концов оказались у больших дверей, на табличке рядом с которыми было выгравировано: «Анастасия Аполлония фон Катлер, государственный секретарь по вопросам экономики и генеральный контроллер финансов». За дверью скрывались не очень большие, но и не маленькие апартаменты. Первой комнатой был просторный кабинет, обставленный в позднем классическом стиле: на стенах висели незамысловатые сельские пейзажи из коллекции Ватикана, на высоких окнах были светлые занавески, не был чем-то необычным и большой резной светлый стол с креслами в стиль кабинета и компьютером в правом крайнем углу. В дальнем углу комнаты была дверь, ведущая в спальню — большую комнату, со стоящей у окна двуспальной кровати с балдахином, рядом с которой стоял небольшой столик на ажурных ножках, у другой стены, так, чтобы кровать не отражалась в зеркале был туалетный гарнитур в стиле Регентства, на окнах висели темные занавески с едва заметным цветочным узором. Дверь напротив окон вела в ванную. Ничего необычного в ней не было: отделка мраморной плиткой с античным узором, пол с подогревом и небольшим ковриком у ванной и сама купальня — большая круглая джакузи с парой десятков массажных режимов, как приятным дополнением.       Настя обошла под пристальным взором Антона свой кабинет, потом заглянула в каждую комнату и вернулась обратно. — Не Марковы палаты из шести, вроде, комнат… — Куда ему столько? — ехидно спросила Настя. — Он там себе обустроил спальню, библиотеку, ванную, личные кабинет, приемную, гостиную… — А комнату для грязи он не забыл?       Антон улыбнулся. Настя обошла стол и расположилась в кресле, по-хозяйски забросив ногу на ногу и накинув пальто на спину. — Мне нравится, — весело сказала она. — Передай вашему дизайнеру, мои благодарности. — Мы с ним не разговариваем… — протянул Антон.       Настя про себя отметила, рост своего «Верховного Божества» от попыток всюду устроить триумф вульгарщины с позолотой до учета чьих-то вкусов и даже неплохих интерьерных решений. — Это зря, — ультимативно сказала она. — Добра не будет, если продолжите вести себя так. — О чем ты?.. — Ты меня понял, дважды повторять не буду, — отрезала она. — Давай потом поговорим, Марк сразу же кучу всего навалил. Хочу побыстрее все разгрести и лечь спать.       Делагарди сочувственно посмотрел на подругу, Катлер же только указала рукой на дверь, он чуть. Собственного особого желания продолжать беседу с Антоном у нее не было. Она прекрасно знала, во что это превратиться — по кругу пойдут жалобы на Марка, на его самоуправство, потом начнет вспоминать старые обиды. Ей это было не интересно. А вот последняя СМС-ка от президента с содержанием: «Я все отправил. Накидай тезисно, что нам с экономикой делать. Убальди завтра Директорию собирает, будем это обсуждать. Прости, что поздно!». Раздался протяжный вой и нецензурная брань. «А ты не мог раньше сказать?! Недели так за две?! Составить план экономической реконструкции — не обещать всем вселенского счастья!», — напечатала она ему в ответ. «Прости…», — меньше, чем через полминуты пришел ответ и стикер с грустной мультяшной совой сразу за ним.       Немного просидев в попытках загипнотизировать компьютер написать план самому, она, выгрузив реестр готовых к возвращению или вернувшихся компаний, отчеты о состоянии государственных счетов и откопав пару планов развития еще довоенного периода приступила к работе. Список возможных инвесторов оказался скудным: техногиганты Huawei и Samsung с их вечно что-то делящими генеральными директорами Вероникой Вонг и Кристиной Пак, автоконцерны Mercedes-Benz и Fiat, модный сверхгигант Versace и мегаконцерн Borisov Transnational Interspace Corporation, в чей круг интересов входило все от ресурсодобычи до химической промышленности, атомной энергетики и банков. Немного, но хоть что-то. С кем-то из ключевых фигур она была опосредовано знакома, через Марка: с Эли Версаче они дружили, он был на всех ее модных шоу; с Вероникой Вонг они, то ли долго враждовали, то ли их связывал бурный роман, с чего и началась вражда первой с мадам Пак, они обе претендовали на него; про других он рассказывал, что они пересекались на приемах и светских мероприятиях.       Особое положение среди всех занимал скандально известный олигарх Федор Алексеевич Борисов, разрывающий шаблон магната подобного масштаба. Он не был толстой старой акулой бизнеса, наоборот молодой модельной внешности шатен с большими голубыми глазами, украшающий периодически своим обнаженным до трусов телом глянцевые журналы. Унаследовав империю своего отца Алексея Ивановича Борисова, он заметно расширил ее и неоднократно грозил заняться еще и строительством космических кораблей. Настя слышала о нем из рассказов Зенона очень немного, но крепко запомнила, что холостяк и мечта всех женщин Солнечной системы бесконечно «играет постановку в непринужденном жанре лицемерия и фальши».       Она и не заметила, как, копаясь в документах, делая компиляции разных программ, постановлений и выводя схематичные планы финансирования тех или иных проектов, лежащих на самой поверхности, наступила глубокая ночь. Мадам Катлер всегда отличалась особым трудолюбием и усидчивостью. Если перед ней ставили задачу, она была готова сутками не спать, чтобы ее выполнить. Это приводило к хроническим мешкам под глазами и бледности кожи на лице, ловко маскируемым косметикой или убирающихся кремами и гелями для умывания. Но даже она не ожидала такой отдачи сегодня. «Может, правда, засиделась на мели, а тут сразу что-то крупное?», — подумала Настя, внося последние правки.       Сохранив последнюю редакцию, она встала из-за стола и пошла в спальню. Шелк пижамы и пастельного белья казался ей чем-то чуждым, будто не для нее. Слишком дорого. Усталость взяла все же свое, отогнав мысли о социальном положении, и Настя переоделась и легла на кровать, почти сразу провалившись в сон.       Утро после глубокого сна без сновидений ее встретило не с будильником, а с хлопка двери. Она тяжело поднялась и открыла глаза, пытаясь нащупать очки на прикроватном столике. У двери стояла молодая горничная, судорожно что-то изображая у входа. — Ты кто? — сонно спросила Настя. — Его превосходительство ждет в своих комнатах к завтраку, — на одном дыхании выпалила она и снова скрылась за дверьми.       Катлер несколько раз моргнула, покрутила пальцем у виска, оделась и направилась к президентским покоям. От вчерашней метели не осталось и следа. На улице сквозь тучи начало проглядывать яркое, но уже по-зимнему холодное солнце. Пройдя через несколько галерей и спросив дорогу у одной служанки, веселой полной дамы с большими губами и короткой стрижкой, поднявшись по нескольким лестницам, она оказалась перед двойными дверями, у которых стояли два солдата в парадной форме с плазменными автоматами. — Госсекретарь Катлер к президенту Зенону, — формально отчеканила она.       Один из мужчин, повторил ее слова в рацию, через несколько секунд из нее раздался приказ: «Пустить!». Солдат открыл дверь и пропустил девушку вперед. Комнаты президента поразили ее своей изысканностью: диваны, шкафы, столики, и оттоманки в стиле зрелого барокко, дополненные в некоторых местах бюстами римских императоров и портретами Пап гармонично сочетались с росписями Ренессанса.       Она прошла еще два зала: библиотеку и гостиную, — рассматривая их, будто это часть музея. В третьем зале, самом большом, в центре стол длинный стол на двенадцать персон, а вдоль окон тянулись турецкие диваны, повторяющие ниши у них, на полу лежал огромный персидский ковер. За столом сидел Зенон во вчерашнем своем одеянии и его матушка в домашнем черном платье на запах, убранными в пучок, украшенный золотой с рубином заколкой, черными волосами и длинными ожерельем на шее из мелких жемчужин. — Привет, — тихо поздоровалась она с другом. — Мадам Зенон, мое почтение.       Дама благородно кивнула. Настя быстро села рядом с другом и швейцар, все это время стоявший у мраморного вазона подле портрета Иоанна XXVII, последнего понтифика старого папства, накрыл перед ней: поставили две тарелки с поджаренными колбасками и шарлоткой и чашку с чарующе ароматным турецким кофе. — Мы обсуждали интерьеры, — сказала дама, закурив сигарету. — Мама, здесь Ватикан, здесь не курят, со времен папы Иоанна Павла II. — А еще не пьют и не трахаются, — язвительно ответила она. — Не строй из себя святошу, тебе не идет. — Мама имейте хоть немного уважения… — Если бы хоть кто-то в этом месте знал значение этого слова, — бросила она. — Как был хамом, так им и остался… — Мама, у нас с Настей очень важные государственные дела, — выдавил он из себя доброжелательную улыбку. — Оставь девушку в покое со своими интригами… — Мама, — тяжело оборвал он ее, — я вас прошу.       Дама встала из-за стола, гневно взглянула на сына и пошла в сторону входных дверей. — Если тебе не трудно, избавь меня в будущем от таких сцен, — стоически сказала Настя. — Мне неприятно. — Не могу гарантировать, — качнув головой ответил Марк. — Мадам Екатерина с нами надолго. И ее многое шокировало по прилету. — Что именно? — Знаешь, светской львице с Марса пришлось вспомнить Апостольский Символ Веры, хотя бы на общем, не говоря уже о латыни, «Отче Наш…» уже на латыни, ну, и предоставить документы, подтверждающие лояльность. — Так это же все в базе данных Госуслуг: социальный рейтинг, приписное к приходу, отчеты о посещении церкви, ну, и что там еще? Уведомления об уплате налогов? — Она с Марса, ее паспорт уже года два, как не действителен. Актуализацию мы же не делали… Зачем? — Марк и Настя одновременно усмехнулись. — А ты сама знаешь о правилах въезда и выезда. — Угу, — кивнула Настя. — Либо по приглашению, либо при подтвержденной лояльности Церкви епископом или двумя гражданами с высшей лояльностью. — Ну, вот, бедная Элеонора два часа торчала на пропускной космопорта, чтобы эту психичку пустили, а не развернули вместе с лайнером, — закончил Марк. — Как выяснилось, фамилия «Зенон» — очень распространенная, как и имя «Марк».       Настя чуть посмеялась и приступила к завтраку. Натуральные мясо, фрукты и овощи, чай и кофе стоят очень дорого, она как ресторатор это прекрасно знала. Такие продукты было тяжело купить. Обычно, заказы на них расписывались на пару-тройку месяцев вперед, то же, что продавалось в супермаркетах было самой обыкновенной биомассой, которой придали нужную форму, консистенцию и вкус, но не сделали такой же ароматной и питательной. Химия всегда и везде химия. Не умер с голоду и то уже неплохо, а чтобы вкусно и здорово питаться имей честь быть при деньгах или связях в паре пищевых компаний. Катлеры имели и то и другое. Стол у них дома был скудный, зато все свежее и живое, а не продукты перегонки биологических отходов во что-то приличное.       Зенонов завтрак ее, безусловно порадовал, в особенности сочное свежее мясо. Сама Настя была девушкой, не сильно поддерживающей последние столетия модный образ Дюймовочки, съедающей в день одно зернышко. Она считала, что, если есть, то есть сытно и вкусно. Хорошая наследственность и любовь к активному образу жизни, в частности длительным летним походам и зимним лыжам, позволяли при этом не набирать лишнего. Для завистливых соседок и собственных официанток — это вместе с рыжими волосами и зелеными глазами было явным признаком ведьмачества. — Так и будем молчать? — спросил Марк, когда швейцар поставил перед ним плошку с яйцами всмятку. Не очень эстетично, зато много. — Я думаю, чем тебе мозг вынести, — спокойно ответила Настя, кладя на поджаренный белый хлеб кусок филе семги. — Зачем? — Я уже знаю, что ты мне будешь выносить мозг своей мамашей, Делагарди вчера вынес тобой, — откусив больше половины, спокойно сказала Настя. — Для вселенского баланса, мне надо вынести его тебе и нашему любителю устраивать драмы, но ты, Святейшество, ближе. — Я еще не… — Раз откликаешься, значит будешь «Святейшество». — Настя! — А будешь взбухать, станешь «Несвятейшеством». — Аргумент.       Вновь повисла пауза, прерываемая разве что характерными звуками. — Ты подготовила проект? — Да. —Прокатит? — Если только твои бывшие не перегрызутся. — В смысле «бывшие»? — Зенон, не ломай комедию! — Вероника Вонг и Кристина Пак — не мои бывшие. То, что они всячески пытались меня соблазнить, не говорит, что у нас что-то было. — Это прекрасно, но мои самые черновые подсчеты, сделанные в ночи без единой чашки кофе, говорят, что нам нужны вложения на десять триллионов лир…       Зенон подавился колбаской и неприятно прокашлялся. — Сколько?.. — Ну, смотри, я сюда заложила: восстановление энергетической инфраструктуры, электростанций там, ЛЭП и прочее; транспортной системы; городов, — начала перечислять она. — Ты вообще представляешь масштабы разрушений? — Образно. — А это не образно, это очень вещественно, — она громко поставила графин с апельсиновым соком перед собой. — Хорошая новость: это при плане реконструкции на три года. На вскидку это самый оптимальный срок. Если твои казначейские отчеты не врут, то есть очень хорошая новость, мы сможем покрыть порядка двух третий за счет бюджетных вложений через прямые инвестиции, различные программы территориального развития и прочую хрень, которую можно легко либо составить под конкретную задачу, либо скатать из прошлого. Но одна треть… около четырех триллионов лир… — А если растянуть по времени? — Время — деньги, больше времени — больше инфляция — больше денег по сметам и по факту, — отчеканила Настя. — Три года на то, чтобы все запустить. Это то время, когда будут восстанавливаться полноценно деловые связи, рынки ценных бумаг и прочее. Не успеем, вылетим в трубу или будем жить в вечном долгострое. Зенон, поджав губы, кивнул. — А что ты говорила про моих бывших? — неопределенно спросил он. — Эти самые три триллиона можно перекрыть частными инвестициями, заодно создав точки роста на будущее, — ответила она. — Но есть два камня преткновения: кому-то ты мог лично перейти дорогу, как самый публичный и скандальный из всех политиков «Общества»… — Я предпочитаю эпитет «одиозный»… — Да мне пофиг, что ты там предпочитаешь, я по факту говорю, — отрезала она. — А второе… — Катлер выдержала театральную паузу. — Огромное количество различных постановлений, в частности в налоговой сфере. Знаешь, трудно, когда функции главного налогового агента делят: Департамент Финансов, Департамент по Делам Связей с Колониями и Межпланетной Коммерции, Департамент Экономики и Федеральное Казначейство. — Не напоминай, в этой сложносочиненной схеме путаются все, — натужно ответил Марк. — Работает и… работает. — Если одобрят, займешься реорганизацией, — пожав плечами сказала она. — А чей-то ты здесь рекомендовалась? — с напускным недовольством спросил Марк. — Президент здесь… — Да, ты, — перебила его она. — Но если хочешь, чтобы я работала с тобой, то потрудись исполнять мои просьбы и пожелания, раз они так созвучны твоим обязанностям. У тебя нет плана, ты за… Сколько? Неделю? Не потрудился сверстать самый базовый черновик реформ, убив на это дня два-три, которые ты пустил на активные страдания по Антону, нелегкости судьбы и прочей ерунде!       Зенон стушевался. — Дорогой мой человек, я не фея-крестная, которая будет делать за тебя и Делагарди всю работу, пока вы разбираетесь со своими отношениями, мамашами и прочей нечестью. Мы либо работаем, либо можешь свернуть документы о моем назначении в трубочку, засунуть себе в одно место и звонить бронировать мне обратный билет до Москвы. — Ладно, хорошо, будем думать… — чеканя каждое слово, ответил Зенон. — Ты доела? — Да, а что? — ответила Настя, залпом допив остаток уже подстывшего кофе. — Нас через двадцать минут ждет Директория, — сказал Зенон. — Ты готова? — Это не должно быть страшнее, чем отчитываться перед налоговой за год…       Зенон встал, поправил пиджак и, сделав Катлер жест рукой пошел к выходу. Солдаты у дверей встали по стойке смирно, отдали честь главе государства и направились за ним и Настей. У девушки это вызвало щемящее чувство беспокойства. За ними безмолвными тенями следуют два амбала с автоматами. — Расслабься, — мягко сказал ей Марк. — Я тоже не сразу привык. — К такому сложно привыкнуть…       Зенон пропустил ее ремарку мимо ушей и погрузился в свои мысли. Они спустились на этаж ниже и, пройдя через несколько парадных приёмных, небезызвестных станц Рафаэля, куда только принесли еще упакованную в чехлы ампирную мебель, они оказались в уже законченном Зале Константина. В углах просторного помещения были расставлены по два кресла, скорее всего для охраны или журналистов. В центре стоя большой белый круглый стол с голографическим проектором с пятью креслами при нем.       Тут же, как за Зеноном, Катлер и их сопровождением захлопнулась дверь, им на встречу со своего места пошел кардинал Убальди. — Ваше высокопреосвященство, — почтительно поклонился Марк, Настя повторила за ним. — Господин президент, — благожелательно расползся в улыбке Кардинал, подставляя руку под поцелуй. Марк и Настя друг за другом сделали это. — Храни вас Господь! — благословил он их. — Начну сразу с дела… Это, я полагаю, мадам Катлер? — Да, ваше высокопреосвященство, — бодро ответила девушка, — Анастасия Катлер это я. — Я люблю смелых, — ответил кардинал ей, усаживаясь на свое место и предлагая это сделать собеседникам. По его жесту солдат, карауливший все это время у двери, притащил Насте кресло. — А где ваша правая рука, господин президент? — У него есть некоторые срочные дела, — ответил Марк. — Моего внимания требует большой спектр вопросов, но я не везде могу поспеть. — К примеру замещение поста Госсекретаря по Военным Делам, — подметил Убальди. — Я полагаю, вы уже определись с кандидатом. — Весьма…       Не успел он договорить, как вновь раздался звук раскрывающихся дверей. Марк обернулся и увидел шедших в их сторону Михайловича в сопровождении адъютанта и о чем-то переговаривающихся Гворгяна и Эстебана. Последний подмигнул ему, садясь рядом с Катлер. Убальди встал со своего места. Раздался щелчок запуска записи на камерах по периметру. — Раз все в сборе, давайте начнем, — величаво произнес Убальди, когда все заняли свои места. — Во-первых, хочу нас всех поздравить с окончанием боевых действий. Война почти закончена, осталось только обсудить условия соглашения с губернаторами Луны, Марса, Венеры и Дальних Территорий. Также важно обсудить послевоенное восстановление и возвращение к мирной жизни, — почти как проповедь говорил он, описывая в воздухе круги рукой. — После недавнего совещание с примасом Земли достопочтенным архиепископом Парижским Серторием и нашим достопочтенным аббатом де Клерво, — кивнул кардинал в сторону Амвросия, — я принял решение о восстановлении Великого Римского Понтификата во главе с нашим нынешним президентом Марком Эмилием Зеноном. Его коронация пройдет на кануне Рождества в согласии с древними традициями нашей Церкви. — Благодарю ваше преосвященство за столь высокое доверие. Я полагаю, на этом приветственная часть закончена, — доброжелательно сказал Марк, поднявшись с кресла и чуть поклонившись. Кардинал одобрительно посмотрел на него и кивнул. — Однако существуют вопросы, требующие скорейшего рассмотрения Директории и уже заложенные в сегодняшнюю повестку дня. Я хочу вынести на рассмотрение достопочтенных директоров следующие назначения: Анастасии Аполлонии фон Катлер на пост Государственного Секретаря по Вопросам Экономики и Генерального Контроллера Финансов, Натаниэля Густава Яксли на пост Государственного Секретаря по Военным Делам, и Герберта Иеронима фон Катлер на пост Губернатора Земли, — читая заранее заготовленные предложения с планшета, говорил Марк. — Если кандидатура Яксли и даже мсье Катлера, — Арсен кинул многозначительный взгляд на даму, — не вызывает никаких вопросов, то вот мадам Катлер… — протянул он, строго поджав губы и мерно отстукивая ритм ручкой от планшета, — указ о вашем назначении вызывает вопросы. У вас есть что предложить нам? — Да, мсье директор, — не очень уверенно ответила она. — По поручению господина президента была начата подготовка плана реконструкции Земли. Согласно моим черновым расчетам, оптимальным сроком на комплексное восстановление было бы три года. Бюджет располагает… — За счет чего вы планируете достичь подобных результатов? — прервал ее Геворгян. — Коротко и по факту, мадам, не надо тратить наше время.       Лицо Насти на долю секунду исказила гримаса неописуемого раздражения. Она и так волновалась, а тут еще этот любитель спортивного питания решил докопаться. — Мой план строится вокруг восстановления действовавших до войны научно-промышленных кластеров в Арктике и Тундре и гражданско-промышленных кластеров в крупных агломерациях. Они были созданы еще во времена Всемирного Союза, когда только начиналась колонизация Луны. Там мы располагаем развитой инфраструктурой, пусть и потрепанной войной, но все же… — Я вас понял, — вновь остановил ее Арсен. — Кластеры… Сам думал в этом направлении. А как вы предлагаете это финансировать?.. — Я думаю, что лучше всего вкладывать в стартапы, которые готовы взять на себя ответственность по управлению сложными цепочками производства и городской жизнедеятельности. Также можно привлечь капиталы тех, кто готов вернуться на Землю, разместить здесь свои штаб-квартиры и центральные офисы, — уже совсем уверенно ответила. — Как вы собираетесь добиться последнего? — чему-то своему улыбнувшись, спросил Арсен уже без намека на издевку. — Вряд ли кто-то из «Большой Десятки» согласиться вкладывать деньги в развалины по доброте душевной. — Для всех, в том числе для корпораций «Большой Десятки», кто будет заниматься восстановлением планеты, я бы предложила ввести пятилетний льготный налоговый период и создать систему государственных субсидий и иных возможных привилегий, тем более три из них уже начали процесс релокации, — уже без тени сомнения ответила она. — Собственно, три года на восстановление, два на получение сверхприбылей. Еще можно в этих кластерах реализовать ряд больших федеральных проектов, опять же под ответственность бизнеса, но с помощью и субсидиями со стороны Правительства. — Браво, мадам, — несколько раз хлопнув в ладоши, подытожил Арсен. — Я удивлен, вашей подготовкой. Впервые за последние полтора года кто-то сказал что-то, кроме воды о стимуляции роста и привлечении инвестиций, непонятно как и откуда. Мы с вами мыслим в одном направлении. Государственные вложения и работа с экономическими агентами, опора на то, что уже есть… Мне будет с вами приятно работать, — доброжелательно улыбаясь продолжил он. — Уважаемые члены Директории, господин президент, я одобряю это назначение.       Убальди посмотрел на Зенона, потом на мадам Катлер, затем обвел взглядом Амвросия и Михайловича, последний покачал головой, чуть опустив прикрыв глаза. — Я тоже не против, — сказал он больше себе под нос.       Марк распылался в довольной улыбке. — Я знал, что ты справишься, — шепнул он ей на ухо. — Скажи спасибо, что нашла в себе силы вникать в эту муть полночи, — прошипела она в ответ. — Мы были в шаге от того, чтобы остаться круглыми дураками.       Зенон снова поднялся места. — Благодарю досточтимых директоров за удовлетворение моего предложения, — начал он, — но есть еще один вопрос, который надлежит обсудить. Я предлагаю приступить к разработке комплексного проекта административных преобразований. За время Войны в управленческом аппарате накопилось огромное количество противоречий, для достижения целей устойчивого развития требуется масштабная реорганиция нынешних бюрократических институтов. — Директория рассмотрит любые конструктивные предложения президентской администрации, — деловито ответил Убальди. — Мы также готовы принять участие в их разработке, если потребуется необходимость.       Зенон сел на место. Вновь поднялся Убальди. — На том официальную часть я объявляю закрытой, — произнес он, молитвенно сложив руки перед собой.       Вновь раздался хлопок, означающий выключение камер. Регент тяжело упал в кресло. — Теперь к важному… — тяжело проговорил он. — Экономика — хорошо, разбирайтесь, однако мы сегодня получили послание от Планетарной Ассамблеи. Они готовы принять наше правительство при том условии, что мы заключим конституционное соглашение… Они хотят, понятно, чего, большей либеральности. И выборов. Свободных и честных. — Мы могли бы договориться… — протянул Амвросий. — С этими недобитками? — злобно огрызнулся до того молчавший Михайлович. — Я не буду… — Мы не потянем новый виток войны, — оборвал его Арсен. — Нет денег, нет ресурсов… — У нас прекрасные солдаты, и достаточно кораблей, чтобы захватить Луну, — перебил его Максим. — Но нас задавят, — покачал головой Арсен. — Наш флот слаб, мы не сможем справиться с армадами Марса и Венеры. — Арсен дело говорит, — вставил свои пять копеек Амвросий, важно подняв палец вверх. — Это будет самоубийство. Люди устали, все хотят мира. Если мы его не дадим, его добудут без нашего участия. Надеюсь, никого не надо просвещать, как это будет сделано?       Настя вздрогнула и перестала слушать. Она с опаской посмотрела на друга. Ей точно не нравилось, куда заходит разговор. Только одна война кончилась, теперь другая… Зенон поймал ее взгляд, он со звуком выдохнул. — Губернаторы же будут на моей коронации? — аккуратно спросил он у чего-то доказывающего в это время Михайловичу Эстебана. — Да… — обернувшись и чуть замявшись ответил он. — Во всяком случае, они все подтвердили свое присутствие. — Мы можем провести неформальные переговоры на празднике после. Можно для прикрытия устроить бал, — продолжил Марк. — Пусть будет побольше громких имен и толстых кошельков, в таком обилии светских сплетен будет не очень сложно аккуратно поговорить за закрытыми дверями. Обменяемся мнениями, кто и на какие уступки готов пойти и будем плясать уже от этого. Потом я отправлюсь на Марс к заседанию Ассамблеи, где проведу уже свои собственные переговоры. — Бред! —пылко отреагировал Михайлович. — Слишком высок риск провала. Это чистая авантюра, Зенон. — Вы, мсье главнокомандующий, можете не волноваться, у меня есть некоторые… связи, — жестко ответил ему Марк. — Я смогу продавить все, что будет необходимо.       Только кардинал Убальди молчал, наблюдая со своего места за развернувшейся дискуссией. Все замолчали, ожидая его решения. — Мы ничего не теряем, — разведя руками, сказал он. — Я доверюсь тебе, Марк, но запомни, если не справишься… Тебя твои дружки с Марса не спасут. Будешь здесь и под трибунал пойдешь со всеми нами. — Можете не беспокоиться об этом, — ответил Марк.       Убальди хитро улыбнулся. — Раз мы все решили, то давайте заканчивать, — устало проговорил Арсен, звучно захлопнув блокнот. — Мадам Катлер, я вам на почту отправлю свои наработки, надо будет обсудить это более детально, в менее… натянутой атмосфере.       Девушка кивнула. — Раз мы пришли к соглашению и по этому вопросу, то и смысла кого-то держать я не вижу, — резюмировал Убальди. — Амвросий, ты поможешь нашему президенту в его интригах с Ассамблеей. На этом все. — Кардинал, — окликнул его притихший Михайлович, — зайдите через часа полтора ко мне. Есть кое-что, что я бы хотел обсудить тет-а-тет.       Через несколько минут Марк и Настя оказались в более приватной обстановке. Только безмолвные караульные у дверей не позволяли сказать, что они одни. Их присутствие нисколько не помешало Марку, тихо выругавшись себе под нос, будто спросонья потянуться. — Ты крутая, Настя! — чуть улыбнувшись сказал он. — Мне чтобы доказать Арсену, что я не ничтожество, пришлось выбить из двух компаний «Десятки» партию гуманитарных грузов. Я был уже почти готов молить на коленях, когда они согласились… — Да я треть импровизировала! — воскликнула она, сняв очки и положив их на стол. — Еще раз так меня подставишь… — Знаю-знаю… — хмыкнул он. — Слушай мне одной показалось, что Убальди на «закрытой» части, все заранее срежиссировал? — заинтересованно спросила Настя. — Все это было… Слишком уж просто. Ты предложил, а он даже для приличия не поворчал. Больше что-то выяснял и возмущался Михайлович, а не мсье Регент. — Знаешь, я не знаю почему, но кажется он ко мне… не подобрел, стал адекватнее относиться, — манерно заломил руки Зенон. — «Новость» эту я ему сообщил вчера утром, когда пришли письма от Ассамблеи, касательно мирного урегулирования. Вместе с формальными поздравлениями с назначением и окончанием боевых действий, прислали и новую пачку требований касательно уже федерального урегулирования. Я передал их ему, и мы придумали, как это красиво для всех обыграть. — Зачем? — Больше всего, Умберто боится лишиться власти, чтобы это не произошло, он должен иногда давать понять, кто тут главный, — Марк чуть наклонил голову в бок. — Мое назначение и так подпортило его имидж вершителя судеб. Надо было отыграться. — Ты же, вроде, всегда говорил, что готов пойти на все, лишь бы избавиться от этого «мерзкого старикашки»? — язвительно ухмыльнулась Катлер. — Что сейчас изменилось? — Они уже сцепились за власть, — расплывшись в улыбке, как у чеширского кота, низким голосом сказал Зенон. — Амвросий хочет занять место Убальди, Убальди хочет удержать его, ему помогает Михайлович, плевавший в целом на мелкие дрязги, только Геворгян?.. Я не знаю, что хочет он. Говорит мало, только по делу, но, если что не по его, очень сильно надавит финансово. У него огромный опыт в управлении… Если бы не он, мы бы давно остались без средств и тех остатков экономики, что у нас есть. — Хочешь, чтобы я втерлась к нему в доверие и выложила все на блюдечке? — отзеркалила выражение лица друга Настя. — Лучше работай с ним над Реконструкцией, — покачал головой Марк. — Если что узнаешь, говори, но сама на рожон не лезь. Я-то их боюсь, а от тебя они избавятся и разведут руками, мол, это совершенная случайность, она сама поскользнулась и упала, неудачно ударившись головой, как жалко девочку. — Поняла…       Марк откинулся на спинку кресла и о чем-то задумался, Настя принялась собирать вещи в небольшую кожаную сумку под питона. — Ты сегодня домой или здесь переночуешь? — как бы про между делом спросил Марк. — В смысле домой? — Для тебя подготовлена резиденция по моему приказу, — ответил Марк, положив перед ней ключ-карту, — Ну, точнее ее начали готовить, как только я написал тебе. Знал, что ты вряд ли откажешься с учетом всех… тонкостей. В общем, не хочу лишний раз ковырять твои душевные раны. Надеюсь, дом понравится.       Настя вопросительно посмотрела на друга. — Не надо из меня строить законченного эгоцентрика, хоть я он и есть, — закатил глаза Зенон, театрально подняв руку. — Как только увидел твое лицо, сразу понял, что на годовщине у вас с Гербертом что-то стряслось. Решил не допытываться. Захочешь, сама расскажешь. — В следующий раз спроси хотя бы косвенно, — спокойно ответила она. — Я ведь действительно почти обиделась. — Приму к сведению, — кивнул Марк. — Так что? Ты куда? — Домой, — отрезала она. — Хочу это увидеть и начать обживаться. — Твое право. Катлер встала, накинула сумку на плечо и направилась к выходу. — Слушай, попробуй поговорить сегодня с Антоном, — кинула напоследок она. — Я в ваши отношения не лезу, но… Работать будет намного проще, если в перестанете друг перед другом строить оскорбленных принцесс.       Она не слышала реакции друга, даже не знает была ли она. Дверь захлопнулась, и она просто пошла дальше через анфилады парадных залов. Минут через пять, пройдя по какой-то неведомой памяти маршруту, она оказалась на площади. Тучи совсем разошлись, но солнце уже опускалось за горизонт, окрашивая небо в приятные нежные оттенки от персикового и розового на западе, до темного пурпура на востоке.       За колоннадой стоял правительственный черный мерседес, у которого курил высокий мужчина, может, на пару лет моложе Насти, с правильными чертами лица не большим и не маленьким с небольшой горбинкой носом. Одет он был, как итальянский мафиози из фильмов XX века: длинное черное пальто на костюм-двойку с галстуком и шляпу под «Борсалино». — Мадам, — приветственно кивнул он, в его всеобщем, чувствовались нотки старого итальянского.       Она ему кивнула и, не дожидаясь его любезностей, сама открыла переднюю дверь и села на место рядом с водительским. — Его превосходительство распорядились отвезти вас домой, — заняв свое место, отчитался он. — Меня зовут Стефано Морроне, я приставлен к вам президентом, как… — Извозчик, — оборвала его Настя. — Спасибо, Стефано, я поняла.       Мужчина ничего не ответил. Они тронулись и, объехав по кругу обелиск, выехали на улицу Соглашения. Далее, переехав через Тибр и выехав на проспект Григория Великого, до войны носивший имя Виктория Эммануила II, они проехали до палаццо Массимо Колонне и повернули направо. Машина остановилась аккурат у фонтана Четырех Рек. Фасады барочного дворца на площади Навона и примыкающая к нему церковь святой Агнессы в последних отблесках холодного зимнего играли своими величественными мраморными фасадами нежными оттенками розового.       Дворец вызвал у Насти смешанные чувства. Не вызывающе помпезное, роскошное своей сдержанной, подлинно римской изысканностью здание не могло не радовать глаз, с другой стороны, трудно было избавиться от того зудящего чувства собственной несостоятельности. Новый дом не был ее заслугой или, тем более, ее мужа, он свалился на их головы, как снег в августе. Непомерное еще по вчерашним меркам богатство только за то, что ее друг в кои-то веки влип не с потерями, а с приобретениями. Другой вопрос: «На долго ли?» — Надеюсь, вам понравились ваши владения? — достав из кармана пачку сигарет и закурив, посмотрел на Настю извозчик. Запахло дешевым синтетическим табаком. — Вон, как президент расщедрился. Боюсь представить, что выделили вице-президенту… — Правильно, — выдернула она у него из рук сигарету и выкинула в приоткрытое окно. Этот Стефано все больше и больше ее раздражал. Напыщенный индюк. — Если еще раз решишь обсуждать решения президента, я тебя уволю. — Простите, госпожа, — едко ответил Морроне.       Катлер ничего не ответила. Просто вышла из машины и, забрав из багажника чемодан, пошла к дому. В просторном вестибюле, ее уже ждала высокая худощавая дама. Классическая обстановка, престарелая экономка в закрытом длинном черном платье и пучком на голове… Как в дешевом бульварном романе про какую-то истеричную графиню. Настя не чувствовала себя экзальтированной малолеткой из высшего общества в поисках постельных приключений на четыреста страниц минимум и не собиралась ей становится. Однако, память о хамоватом модельной внешности водителе добавляла атмосфере определенный шарм. Это либо ирония судьбы, либо отбитое бесконечным низкопробным чтивом чувство юмора ее друга. Даже не знаешь, что хуже. — Добрый вечер, мадам, — сделала дама книксен. — Меня зовут Мария Валентини, я ваша управляющая. Завтра я, если пожелаете, покажу вам дворец. Сейчас вы, видимо, устали. Я провожу вас в ваши покои. — Благодарю за проницательность, мадам Валентини, — выдавила Настя самую дружелюбную улыбку, на какую была способна и собралась уже была идти к лестнице. — Мадам, оставьте багаж здесь, — мягко остановила ее мадам Валенини, — слуги все разберут. Я лично прослежу, чтобы ничего не пропало. — Завтра-послезавтра должны приехать мой сын и муж… — поставила Настя чемодан рядом с какой-то статуей и чуть присела на ее постамент, в конечном счете, она имеет на это право. — Можете быть спокойны, я все устрою.       Дождавшись, пока Катлер встанет, домоправительница повела ее на второй этаж, где были жилые комнаты, параллельно рассказывая о дворце и его истории. Дворец был подарен папой Иннокентием X своей свояченице донне Олимпии Майдалькини, фактической правительнице Папского Государства в то время — это было единственное, что запомнила изрядно уставшая девушка из длинной историко-культурологической лекции управляющей, справедливо рассудив, что сможет прочесть это в интернете, когда выспится.       Покои, в которые ее привели, состояли из пяти комнат: собственно, самой спальни, выходящей окнами на Навону, просторного рабочего кабинета, будуара, гостиной и большой ванной. По мимо легкого и ажурного стиля Людовика XV в меблировке их объединяла общая пастельная бежево-мятная цветовая гамма. Насте много чего хотелось здесь поменять, но не сегодня. Она быстро переоделась в пижаму и, закутавшись в одеяло на манер гусеницы, уснула на белоснежном шелке большой кровати с балдахином.       Тем временем в Ватикане, Зенон даже не думал ложиться спать. Он мерил тяжёлыми шагами личный кабинет, молитвенно сложив руки перед собой и бегая глазами по фрескам Пентуриккье. Дверь распахнулась. Никто до этого не стучал. — Вызывал? — Делагарди стоял в проходе, сложив руки в замок перед собой. Он был одет в классический костюм, но без галстука с одной расстегнутой сверху пуговицей на рубашке, с убранными резинкой в некое подобие хвоста кудрям. Марк на него даже не посмотрел, боясь увидеть на дне серых глаз нечто, что даже сам не мог описать. — Приказ на столе, подпиши, — указал он кивком головы на стол. — Я никого не держу против воли… Я не… Я не думаю, что имею…       Так и не договорив, он схватил лежащее на подоконнике норковое пальто вылетел из комнаты. Антон удивленно посмотрел ему вслед и подошел к столу. В обычном хаосе из книг, папок, в которые его друг постоянно собирает копии документов с его подписью, собранные по хронологии или по основности одного на другом он увидел лист гербовой бумаги. Делагарди быстро пробежался по нему глазами. Он нахмурился и поджал губы. Аккуратно сложив лист в четыре раза, Антон поднял голову и увидел… «Нет, он все-таки притащил сюда эту вульгарщину!», — не смог он сдержать негодования.       На стене за столом висел портрет Зенона в образе Людовика XIV. Самое ужасное, что культовый шедевр Гиацинта Риго при смене персонажа, по мнению Делагарди оказался не столько величественным, сколько вульгарной данью самомнению Марка в своей высшей стадии. «Апофеоз самолюбования», — емко окрестил он картину.       Оторвав взгляд от портрета, Антон вышел из кабинета. Он осмотрел главный кабинет в старых папских апартаментах, залы Рафаэля, думал уже бежать в Бельведер, но где-то в середине галереи Лапедарии остановился, сел на оттоманку у входящего во внутренний двор окна и задумался: «Если бы Марк хотел спрятаться во Дворце, вряд ли бы он взял шубу», — вслух сказал он. — Прошу прощения, ваше превосходительство? — окликнул его караульный. — У вас все в порядке? — Парень, не скажешь, как я могу попасть на крышу Собора? — Антон тут же сориентировался и вкрадчиво спросил. — Через Сикстинскую Капеллу, — растерялся солдат. — Там есть переход на верхний ярус, а оттуда уже можно выйти на крышу. — Спасибо! — благодарно кивнув, Антон сорвался с места.       Где-то через минут десять он вышел на крышу. Он осторожно, боясь поскользнуться, прошел в сторону главного фасада. Как только он обошел большой купол, появился ненавязчивый табачный аромат, перемешавшийся со свежестью зимнего ветра. — Я не знал, что ты снова начал курить, — Зенон нашелся на парапете у одной из статуй с наполовину скуренной сигаретой между указательным и средним пальцем. Он стоял полубоком к городу, держась одной рукой за мраморный крест. — Я думал, ты уехал, — выбросил он сигарету и спустился с парапета. — Это что? — достал Антон сложенный в несколько раз лист и сунул его другу под нос. — То, чего ты хотел, —стушевался окончательно Марк. — Твоя вольная. — Объясни. — Я не собираюсь держать тебя здесь насильно. Чего здесь непонятного? Ты можешь покинуть Ватикан. Хочешь останься в Риме, хочешь…       Договорить Марк не успел. Антон мягко поцеловал его, положив одну руку ему на щеку. — Ого… — выдохнул Зенон, когда Делагарди от него отстранился. — Я забыл, как это классно… — У тебя странные способы выяснять отношения…       Антон снова поцеловал Марка, на этот раз мягче, нежнее, будто хотел вложить в это все, что не мог сказать. Зенон ужасен в своем властолюбии, но он сейчас казался таким совершенно беспомощным. Человек, который всегда и всем пытался диктовать свои условия и правила, подстроить под себя, сдался, сделал то, чего Антон до это не мог даже помыслить — был готов отпустить с миром, затолкав куда подальше свое эго. Он пах хвоей и русским лесом с легкими нотками аравийской розы. Был ли это аромат духов, которые Марк по старой привычке по утрам выливал на себя чуть ли не флаконами, или уже родной его запах Антон не знал.       Рука Делагарди медленно залезла сначала под запахнутую шубу и легла на шею. — Холодно, — чуть улыбнулся Марк. — У тебя руки холодные… — Теперь ты чувствуешь, как было мне после визита к Браверманну, — Антон провел рукой ниже, забираясь за ворот рубашки. — Мне было обидно. Очень. Я подумал, что я не более, чем… — Бубновый валет у меня в руке… — закончил за него мысль Марк. — Это неправда, Антон. Никогда ей ней была. Я наговорил лишнего, твои обвинения… Очень сильно меня задели…       Антон положил голову друга себе на грудь и провел рукой по волосам, сбрасывая вниз запутавшиеся в них снежинки. — Что с нами будет?.. — спросил Марк его, посмотрев ему в глаза. — Если узнают… — Ничего не будет, — поцеловав того в макушку, ответил он. — Кто будет лезть… Сам голову оторву. — У нас же все серьезно? — с какой-то детской наивностью спросил Марк. — А ты сам, как думаешь? — Мне с тобой хорошо, — ответил Марк, обняв Антона за талию и плечи. — Ты уже много лет мой самый близкий человек. — Вот, ты сам ответил на свой вопрос. — Пошли в комнаты…       Делагарди взял Зенона за руку и повел было к ходу во внутрь, но тот остался стоять, как вкопанный. Какая-то тень юркнула за одну из башенок. Это точно была не птица или иная живность, людей, за исключением солдат и прислуги, не осталось… Марка пробила холодная дрожь, какая бывает от соприкосновения с чем-то не от мира сего. Самое ужасное, что тень была ему знакома… — Что случилось? — прижал его к себе Антон. — Ничего… — отмахнулся он. — Пошли.       Антон кивнул и повел Марка ко входу. Стоило им оказаться за порогом президентской спальни. Они тут же прильнули друг к другу. Марк боялся отпустить его даже на долю секунды, страшась, что это лишь наваждение. Антон и не отпускал, расцеловывая его лицо и медленно избавляя их от одежды. Где-то в гостиной осталась шуба, в будуаре костюмы и нижнее белье.       Положив Марка на кровать, Антон вновь страстно его поцеловал. Марк лишь прижимал его к себе, будучи совершенно не опытным в таких делах, он лишь следовал за своим визави, делая то, что тот ему нашептывал на ухо. Это было невероятно. Антон чувствовал, как в его руках плавится этот человек. Как неровно вздымается его грудь от каждого пусть даже малейшего прикосновения. Отдельным удовольствием были его длинные гибкие пальцы, которые, как выяснилось, могли доводить до исступления своим исследуя самые неожиданные части тела партнера. Антону стало интересно, что пытается сказать его уже не просто друг, пытаясь ртом вдохнуть, как можно глубже. Каких богов или демонов он призывает? Нет, Антону хотелось верить, что он зовет его, что сейчас он сейчас для Марка и Бог, и Дьявол, и жизнь и смерть. Делагарди понял, почему Зенон так любит это ощущение власти. Антону не нужна та власть, пусть Марк красуется в золотых коронах и в длинных неудобных мантиях, делая из себя памятник самим понятиям царственности и власти. Делагарди хватит того, что он так смотрит на него, так извивается подле него.       Для Зенона же все это было не столько плотским, сколько первой за многие годы успешной попыткой заполнить пустоту в себе. Вырваться из пучины немыслимого одиночества, поглотившего его после смерти бабушки. Ему не надо было доказывать свое положение, навешивать на себя золоченую мишуру. Перед ним, перед Антоном, к которому воспаленный разум уже приставил притяжательное местоимение, он мог показать всю свою слабость, всю ту боль, что не находила выхода. Марк Эмилий Зенон мог позволить себе наконец-то остаться собой. От этого чувства спирало дыхание, хотелось смеяться, плакать и кричать одновременно, но получалось только сбивчиво дышать, уткнувшись носом в чужую шею.       Конец наступил не рано и не поздно, когда Антон громко выдохнул в основании Марковой шеи, которую целовал до этого. Зенон еще сильнее прижал его к себе и прошептал почти в самое ухо, перебирая пальцами мягкие кудри: «Не оставляй меня…». Антон ничего не ответил, лишь устало набросил на них обоих одеяло и прижал худое тело Марка к себе, позволяя тому провалиться в сон.       Солнце уже почти скрылось за горизонтом, полностью утонув в морозной глади Средиземного моря. Вечный Город срывался под темно-фиолетовым началом покрывала ночи. Лишь свет от прожекторов самолета, заходящего на посадку, мелькал в небе наравне со звездами.