Магниты

Дома было прохладно, кухонная форточка похлопывала створкой, впуская морозный воздух и мелкие снежинки. Таня ее сразу захлопнула и чиркнула спичкой, чтобы нагреть чайник. Спать не хотелось, сегодняшнее небольшое расследование взбудоражило ее. Теперь Таня перебирала в голове все, что она знала. Интересовало ее в основном, почему Нателла объявилась так резко, победила на выборах с однозначным большинством голосов, хотя никто и никогда ее агитационную деятельность не видел, да и погибла тоже подозрительно быстро. Какой-то коллективный сон. Ричард что-то знал, но они с Таней расстались не в лучших отношениях, и теперь перед ней стоял незавидный выбор: собраться с силами и пойти его расспросить, либо обойтись без чужой помощи и продолжить дальше искать некого Бориса, про которого Таня ни знала ровным счетом ничего, кроме того, что он был так или иначе связан с Нателлой. Чайник уютно засвистел и забулькал. Таня присмотрелась к вчерашней заварке и решила, что она ее вполне устроит. Нестерпимо хотелось выпить чего-то горячего. В сумраке прихожей вдруг что-то заскрипело — половицы вздохнули под чьей-то тяжестью. Таня выглянула проверить и ей показалось, что в коридоре еле заметно запахло пеплом. * * * Ната силилась понять, кто перед ней. Лицо казалось знакомым, но не слишком. Четче всех почему-то проступали облики матери, отца и ее девочек. Наумов и Гришин всплывали тоже, но какие-то ускользающие, как будто все время находились в движении. Наума она вспоминала каждый раз в разном возрасте, Гриша мельтешил и скрывался ежесекундно. Ната пыталась напрячься, но разум плохо поддавался, и она уставала — не по-человечески уставала, но как-то мертвецки. Веки тяжелели, и она проваливалась в пустоту, чтобы через неопределенное количество времени вынырнуть опять в новом месте. После собственного участка она оказалась на шоссе, а сейчас вот в городе — в чужой квартире, напротив ошарашенно смотрящей на нее девушки. Тани? Напротив Тани. — Не стыдно в таком виде-то перед людьми показываться? — спросил настырный дым. — Слухи пойдут. В этот раз комментарий был мало связан с происходящим, видимо память выбирала из того ограниченного запаса реплик, которые когда-то в ней отпечатались. Только Таня упорно продолжала пристально всматриваться именно в ту сторону, где стояла Ната. Она попыталась помахать рукой, но взгляд не задержался на ее жесте, заскользил мимо — в дальние углы коридора. Значит, ее не видели. Мысли шли медленно, болезненно пробираясь сквозь растерянность, которую Ната ощущала постоянно. Дым, серыми обрывками плавающий вокруг нее, казалось, заполонил все и внутри — раз за разом приходилось прилагать усилия, чтобы его разогнать. Ната побрела через коридор в комнату и попробовала двинуться дальше — сквозь предметы она проходила с легкостью, значит, и стены вряд ли ей помешают. Но почему-то дальше шкафа-тройки с аккуратно расставленным сервизом от Ленинградского фарфорового завода пространство ее не пропускало. Перед стенкой будто натянули прозрачную пленку, в которую Ната врезалась. И застревала. Ей не хотелось находится в чужой квартире, хотелось на воздух или хотя бы обратно — в умиротворяющий вакуум бессознательности. Ната отошла и снова попыталась проскочить через стенку. Сервиз жалобно зазвякал, словно о шкаф действительно ударились всем телом, но она так и не смогла пробраться сквозь тонкое на первый взгляд полотно реальности. * * * Сервиз в комнате задребезжал. Таня дернулась и попыталась отогнать навязчивые мысли. Квартира была старая, и внезапные звуки мало кого ошеломили бы: здесь постоянно скрипели половицы, гудели трубы, гулко хлопали соседские двери и эхо этих хлопков доходило даже до уединенных комнат. Сервиз продолжал подозрительно звенеть, и Таня тревожно подумала, что могла не заметить грабителя, которого не остановили незатейливые замки. Но когда она заглянула из-за рамы дверей внутрь, никакого грабителя там конечно не нашлось, зато обнаружилась Нателла Наумовна, ожесточенно колотившая по стеклянным дверцам. Таня отшатнулась, но не закричала. — Ты, — на выдохе вырвалось у нее, — ты настоящая? Нателла повернулась, нахмурившись, слушать человеческую речь ей было сложно. — Насколько мне известно — настоящая. Только почему-то не помню, что я здесь делаю, — голос был тихий, но отчетливый. Едва ли галлюцинация. Таня присела на краешек кушетки. Вариантов было ровно два: либо она окончательно заработалась и теперь видит героиню своей передачи воочию, либо ее преследует привидение. Правда, на преследование это было мало похоже, потому что Нателла продолжала жаться к шкафу, за которым, видимо, сосредоточились все блага этого мира. — И выбраться не могу. Специфика журналистской работы в Катамарановске была такова, что жизненный опыт расширялся часто и интенсивно, удивляться Таня почти отвыкла и сейчас размышляла о том, как конкретно на ее жизнь повлияет появление призрака. — Я тебя знаю, — Нателла вглядывалась в нее, оторвавшись наконец от шкафа с сервизом. — Учились вместе? — Учились. В педагогическом, пару курсов, — подсказала Таня. Они были в разных группах и, несмотря на частые общие лекции, никогда особенно не дружили. Было, однако, что-то в Нателле такое, что всегда Таню цепляло. Может быть, в итоге она переоценила собственную беспристрастность, и теперь работа над новым выпуском растягивалась. Однобокие желто-газетные заголовки к Нателле не клеились, слетали с нее шелухой, а история не сходилась. Даже количество вопросов не уменьшалось. — Ты помнишь, что произошло? — осторожно спросила она. — Что именно случилось? Произнести слово «смерть» она струсила. Нателла растерянно сжала переносицу, явно мысленно возвращаясь в тот день. — Чертов газ. Это был Жилин и чертов газ. Таня кивнула, это она уже знала. Не понимала только, отчего взрыв вообще должен был произойти. В доме ли, в ресторане ли, где проходил вечер. Почему взрыв? Таня собиралась спросить, но Нателла начала вдруг размываться, словно ее заволокло плотным туманом. По комнате опять разлился едкий запах пепла. * * * — А я ведь предупреждала, — прошипел дым со знакомыми интонациями. — Если дело сама не сделаешь, считай провалилась. Дура ты. Ната съежилась и устало попыталась отмахнулась от дыма. Комнаты видно не было, Тани тоже. Воспоминания приходили медленно — почти мучительными всполохами картинок. Отчего был взрыв? С чего все началось? Ната пыталась разобрать что-то про Гришу, что-то связанное с ним, но видела только лицо сына и лицо младшей из Каблуков, которые похожи были до невозможности — одного возраста, с одинаковыми носами и забавными очками. Только вот первый имел какие угодно перспективы под крылом влиятельного отца, а вторую она нашла на небезызвестной трассе. Вовремя нашла, к счастью. Дым густел и лез неприятной сухостью в лицо. — Связалась со сбродом, смотреть стыдно, — почти миролюбиво заметила невидимая мать и мазнула шероховатым клубком серости прямо по щеке. Ната вдохнула глубже, ничего не отвечая. Она никогда не спорила, знала, что проще пропустить все мимо, чтобы чужое раздражение прошло как проточная вода, не взволнованная никакими возражениями. Запах у дыма стал вдруг меняться, и если раньше четче прочего различалось неприятная гарь, теперь чувствовались терпкие, знакомые нотки табака. — Вон соседи уже шептаться начали, — подсказал дым. — А в дом мой их больше не таскай. Нате хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать больше ни этой отвратительной манеры речи, ни въедливых слов. Табак щекотал нос. Дым завернулся шаловливыми колечками, переходящими одно в другое. Ната вдруг увидела эти колечки так отчетливо, будто еще вчера сидела на крыльце и наблюдала за тем, как их пускают. — Лало? — попробовала она, обращаясь в серое никуда. Слева раздался мягкий смешок. Ната начала вспоминать.