Шестьдесят минут

20 апреля 2024 Альбусу всегда хотелось казаться не таким, кто он на самом деле. Поначалу это было связано с тем, что его постоянно сравнивали с отцом. Может быть, именно поэтому он неосознанно подавлял свои магические способности и прослыл «сквибом из Слизерина». А потом в его голову подселили безумную, обреченную на провал идею. И вот сейчас он был готов подавить в себе себя. 10 июня 2022 Все началось ближе к концу пятого курса. К тому моменту «сквиб из Слизерина» успел молча разубедить всех, что это не самое приятное прозвище далеко от правды, и покорил двух-трех преподавателей тем, что они обозвали «природным талантом Поттеров». Альбус не стал спорить, что талант тут ни при чем, — просто события четвертого года обучения оказались для него своего рода переломным моментом, когда чужие насмешки и завышенные ожидания отодвинулись на второй план и больше не мешали ему полностью сосредоточиться на учебе. В конце концов, он учился не для других, а для себя, и ничего никому доказывать был не обязан — а если кому и стоило, то лишь самому себе. Простая правда, осознать которую он смог, только пережив эмоциональное потрясение. Жизнь разделилась на до и после приключений с маховиком, но Альбус нисколько не возражал и был бы бесконечно счастлив, если бы так продолжалось и дальше. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как плыть по течению, не сомневаясь в завтрашнем дне и не сжимаясь в ожидании сюрпризов. Сюрпризы — это скорее для Джеймса, у кого вечно наготове волшебная палочка и горстка шуток с едкой прослойкой. Не зря он готовился пойти по стопам отца и наслаждаться выматывающей работой в Аврорате — там, как и в Хогвартсе, он будет чувствовать себя как рыба в воде; там, как и в Хогвартсе, в нем будут души не чаять; там, как и в Хогвартсе, его будут носить на руках как старшего сына знаменитого Гарри Поттера. Никто и не сомневался, что Аврорат для Джеймса станет приятным продолжением Хогвартса. От одной только мысли Альбуса выворачивало. Безусловно, если бы не путешествия во времени, он бы не так скоро помирился с отцом и не остался бы в более-менее сносных отношениях с братом, но он никогда, никому и ни под каким Круциатусом не признался бы, что это и было его целью. Нет, он бы предпочел в глазах других представать черствым, бездушным, самоуверенным и эгоистичным, но ему ж никто не поверит… а потом сами будут виноваты. Хоть и правы. Сдача С.О.В. проходила практически безболезненно — спасибо новоявленной уверенности в себе, утомительной зубрежке по ночам вместе со Скорпиусом и «Успокоительным упокоительным» из «Всевозможных волшебных вредилок». Оставался письменный экзамен по истории магии, и Альбус не сомневался, что сдаст в худшем случае на «Выше ожидаемого»: история магии была любимым предметом Скорпиуса, а Скорпиус настоял на том, чтобы с февраля каждую пятницу (а потом каждую среду и пятницу, каждый понедельник, среду и пятницу…) вместе заниматься по волшебным карточкам. Альбус согласился — отчасти потому, что был не в силах отказать другу, отчасти потому, что сам хотел как следует подготовиться. Но во время завтрака Скорпиус, вполголоса повторяя предпосылки третьей гоблинской войны и ковыряясь вилкой в яичнице, внезапно замер и перевел взгляд с бокала нетронутого тыквенного сока на Альбуса, который потягивал уже третью чашку кофе. — Я сейчас вернусь, — прошептал он в ответ на вопросительный взгляд Альбуса и спешно ретировался в сторону гриффиндорского стола. Альбус пожал плечами. Было слишком очевидно, зачем Скорпиус побежал к гриффиндорцам. Чрезмерного упорства друга Альбус не понимал. Но он готов был закрыть глаза на любую его глупость, если, после того как Скорпиус в очередной раз позовет на свидание Розу Грейнджер-Уизли, ее отказ вкупе с колкостью поможет ему справиться с предэкзаменационным мандражом. И, разумеется, ждать Скорпиуса не стоило: когда Роза посылала его на все четыре стороны, Скорпиус предпочитал на несколько минут выходить во двор глотнуть свежего воздуха и остудить пылающие щеки. С девяти утра ко входу в Большой зал постепенно начали подбираться дрожащие с головы до ног пятикурсники, хотя все уже знали, что раньше половины десятого внутрь их никто не запустит. Видимо, многие находили извращенное удовольствие трястись перед дверьми в Большой зал. Обычно среди них были и Альбус со Скорпиусом, но, раз сегодня Скорпиус решил избавиться от трясучки перед экзаменом, в одиннадцатый раз (да, Альбус считал) безуспешно пригласив Розу на свидание, Альбус оказался у входа на экзамен один. Если быть совсем честным с собой, стоять одному было жутко непривычно: предыдущие две недели он всегда сжимал руку Скорпиуса, что наполняло его необъяснимой уверенностью, как будто, взявшись за руки, они обменивались знаниями, — как накануне вечером, проверяя друг друга по волшебным карточкам, только без единого слова. Но сейчас Скорпиуса рядом не было, и Альбус нервно мял руками мантию в надежде согреть ледяные ладони. — Прикинь, Джей позвал меня в Хогсмид, — театральным шепотом делилась с подружкой симпатичная смуглая брюнетка из Рейвенкло. Джей, тьфу, как только ни называли Джеймса его многочисленные фанатки. Альбус поморщился, а стоящая рядом с ними группка пятикурсниц одним взглядом явно пожелала брюнетке подхватить драконью оспу. — Сдадим экзамены и пойдем. Слава Мерлину, мне уже шестнадцать, — хихикнула девушка и получила толчок локтем от подружки, которая закатила глаза и шикнула жалобное: «Ну перестань ты». Альбус точно не мог сказать, завидовала новой пассии Джеймса ее подружка или ей просто было за нее стыдно. Возможно, и то и другое. Альбус уже начал было жалеть, что пришел на экзамен слишком рано, — догадывался ведь, что Скорпиус задержится, — как вдруг сзади его кто-то с силой хлопнул по плечу, и Альбус машинально сжался. — Альбус! — раздался взволнованный голос друга, и Альбус облегченно вздохнул и развернулся. Скорпиус выглядел запыхавшимся — ничего удивительного, после планового отказа Розы вместо неторопливой прогулки он мог спокойно отправиться на пробежку, чтобы развеяться. Но на этот раз в его взгляде читалось не смиренное принятие, а смятение вперемешку с бурлящей восторженностью. Скорпиус всегда был от чего-нибудь в восхищении, но не перед экзаменом. — Что-то долго ты сегодня, — Альбус решил сразу не ошарашивать его требовательными расспросами, а начать издалека. — Я, конечно, понимаю, что ждать тебя не стоило, так что, как только ты убежал, я пошел в спальню, но я все-таки думал, что ты туда вер… — Она согласилась! Кажется, Альбусу послышалось. И звук будто бы отключили — перешептывающиеся рядом пятикурсники вмиг замолкли. Не успел он открыть рот, чтобы переспросить, как Скорпиус потащил его за мантию в дальний угол с мраморной вазой, где часто прятался Пивз. — В смысле? — прошептал Альбус. Лицо Скорпиуса осветила глупая улыбка под стать его мечтательному взгляду, и сердце Альбуса пропустило два ощутимых, почти что болезненных удара. — Сказала, что пойдет со мной в Хогсмид. После экзаменов. Еще два удара, и сердце стремительно ухнуло вниз, куда-то далеко за каменную плиту под ногами. Плита дрогнула и рассыпалась на острые мелкие кусочки, и Альбус словно опять, как на злополучном четвертом курсе, провалился в ледяную воду Черного озера. От непонятно откуда взявшегося холода сводило челюсть, а мутная вода пеленой заслоняла взгляд, и ему хотелось поскорее вынырнуть на поверхность, ринуться к толпе гриффиндорцев, где стояла Роза, и… он резко остановил поток мыслей, пока они не достигли опасной зоны. Он с усилием сжал зубы, надеясь, что от перевозбуждения друг этого не заметит. Но искрящийся в глазах Скорпиуса восторг утих, сменившись обеспокоенностью, и Альбус попытался сосредоточиться на причине, по которой его настигла эта сковывающая все конечности ледяная волна. Пока — а может, и никогда — не нужно было углубляться в суть, просто вспомнить, о чем шла речь, чтобы поддержать разговор и не расстраивать Скорпиуса. Свидание, Роза, согласилась. Вроде бы. Нужно уточнить. — В смысле реально пойдет? — выдавил из себя Альбус. Его планы казаться черствым, лишенным каких-либо чувств, плавно улетали в том же направлении, куда он сам рухнул несколько секунд назад, — прямо под замок, на десяток-другой метров. Не то чтобы Альбус собирался представать таким отвратительным человеком перед Скорпиусом — как раз перед ним он не стеснялся быть самим собой, и не только потому, что подозревал, что друг в одно мгновение распознает обман. Но он хотел хотя бы потренироваться. Взгляд Скорпиуса вновь загорелся, но уже не от восторга, а от тревоги — Альбусу было легко это определить, потому что Скорпиус всегда сразу же начинал буравить взглядом пол. За этим обязательно следовали торопливые, иногда нескладные фразы и, что Альбус больше всего ненавидел, заламывание рук. — Ну да… Я понимаю, ты думаешь, что я не расслышал. Но там была куча свидетелей! Или ты считаешь, что она пошутила? Ты беспокоишься, что она выставит меня посмешищем перед всей школой, но этого точно не будет! Я тебе гарантирую, ты бы видел… Альбус, я же говорил, что все получится, что я посадил семечко, что из него взойдет наш брак. Ну, может, о браке пока что говорить рано, замечтался я тогда, но в перспективе! И кто бы мог подумать, что я буду дарить розы Розе, и… Альбус особо не вслушивался в слова Скорпиуса — по крайней мере, так ему казалось. Он просто следил за нервными движениями его ладоней, и ему становилось не по себе — так, будто в этот момент ему самому выкручивают запястья. Он не знал, почему так происходит, да и не пытался найти объяснение — как и тому, что, не выдержав и нескольких секунд, всегда хватал руки Скорпиуса и начинал аккуратно разминать костяшки подушечками пальцев. Главное, что это работало безотказно и Скорпиус успокаивался, а значит, и сам Альбус мог с облегчением вздохнуть. Пусть даже слегка парализовавший его холод не желал полностью отступать, Альбусу удалось собраться с мыслями и дать связный и в какой-то степени честный ответ (все-таки друга он слушал): — Я тебе верю. И даже немного завидую твоему упорству. А если вдруг что пойдет не так — я с этим разберусь. Скорпиус невесело улыбнулся, и Альбус пообещал себе сконцентрировать все оставшиеся силы и мысли на экзамене. Альбус ненавидел нарушать обещания, и неважно, что часто он давал их самому себе, а прощать себя вроде как должно быть легко. Сомнений, что экзамен по истории магии завален, у него не оставалось. Нет, конечно, основное, что он упорно вбивал себе в голову на протяжении нескольких недель, он написал, но это разве что могло спасти его от «Тролля». (Нет, он не горел желанием продолжать ходить на нудные лекции Биннса и на шестом курсе, но этого хотел Скорпиус, и Альбус готов был составить ему компанию, чтобы друг не умер от скуки. Хотя в случае со Скорпиусом это было навряд ли.) На экзамене в голове у Альбуса крутилась только одна дурацкая мысль: что задумала Роза? Соврать Скорпиус не мог — Альбус вообще подозревал, что он и не умел никогда. Но вот Роза… Сформулировать свое отношение к Розе Альбусу было крайне трудно, и виной тому выступал ряд факторов, а именно: с одной стороны, врагом она ему не была, зла явно не желала и, Альбус уверен, спасла бы его в любой момент от смерти, даже если бы при этом ей пришлось пострадать. С другой стороны, и в этом Альбус тоже был на сто процентов уверен, становиться ему врагом ей просто не было выгодно. Свое колючее нутро она берегла для особого случая, а пожертвовать собой могла ради любого, потому что это гарантировало ей славу, почет и одобрение со стороны их бесчисленных родственников. Вот, кстати, хорошее слово — «родственник». До сегодняшнего дня в его списке она значилась просто как родственница. Родственница, которая готова была вылезти из кожи вон, чтобы убедить его в том, что она охренеть как раскаивается в своем поведении в течение, блин, трех с половиной лет. А всего лишь потому, что с ней, видите ли, поговорили родители. Они разложили всю ситуацию по полочкам, и она мгновенно прониклась — прозрела! Ага, конечно. Альбусу сразу вспоминался досадный случай из детства. Начало декабря, Грейнджеры-Уизли заглянули к ним на ужин. Альбус с Розой играли в его комнате, но вскоре шахматы Розе наскучили, и она, несмотря на уговоры Альбуса, пробралась в запертую спальню родителей — уж очень ей сильно хотелось продемонстрировать, как она умеет контролировать магию и открывать двери. Альбуса подбивало выбежать на кухню и нажаловаться на двоюродную сестру, но Роза пригрозила ему, что, если он осмелится наябедничать, она расскажет, что это он отпирает двери волшебством. На вопрос, почему родители поверят ей, а не ему, у Розы нашелся поистине потрясающий ответ: семь лет ему исполнилось совсем недавно, в конце ноября, а ей — уже целых два месяца назад, и поэтому к ней, как к старшей, доверия у взрослых больше. Семилетнему Альбусу ее довод казался пугающе убедительным. Начатое подобным образом благополучно закончиться не могло. Тогда Роза уронила и, как всегда бывает, разбила одну из маминых наград, но грохот родители не услышали — как сейчас догадывался Альбус, из-за наложенных на дверь спальни Заглушающих чар. От паники Альбуса удержала Роза, утешая его тем, что волшебные трофеи якобы могут передвигаться самостоятельно, поэтому «тетя Джинни нисколечко не удивится», и Альбус, будучи наивным семилетним ребенком, ей поверил. Через полчаса выяснилось, что доверять ей не следует никогда: Роза донесла о произошедшем своим родителям, но, разумеется, в ее рассказе центральное место занимал Альбус, а не она. В итоге мама с папой, выслушав его версию, решили, что виноваты все же оба (может быть, Альбус немного перестарался со слезами), но дядя Рон оставался непреклонным, что его «Роза-заноза не способна на такое гнусное вранье», и дело бы закончилось дракой между ним и мамой, если бы в потасовку вовремя не вмешалась тетя Гермиона. Тогда Альбус Розу простил (может быть, ей пришлось откупиться мятными чертиками), и они продолжили быть лучшими друзьями. Сейчас Альбус понимал, что не стоило. Так бы она не нанесла ему еще один удар в начале первого курса. Но теперь Альбус учился на своих ошибках, и он был намерен удержать от них Скорпиуса — или хотя бы выступить в качестве пуховой подушки, которая смягчит падение. Он был уверен, что Роза потешается над Скорпиусом или каким-то образом — неясно каким, но это и неважно — его использует. «Роза Грейнджер-Уизли» и «искренность намерений» просто не сочетались, если только эти намерения не направлены на пользу исключительно ей самой. Доказательств у Альбуса не было, но они и не были нужны — достаточно мерзкого предчувствия и послужного списка Розы. А к вечеру его мысли переключились на другую тему — на ту, которой он боялся придать значение: почему ответ Розы вызвал у него такую странную реакцию? Нельзя сказать, что постоянные вздохи Скорпиуса по поводу Розы его и раньше не раздражали. Но от мысли, что Скорпиус будет держать Розу за руку, пусть и совсем недолго, его не бросало в жуткий холод. Перед глазами не пробегал мрачный калейдоскоп из картинок, как можно покромсать Розу на кусочки или хотя бы выкрутить ей пальцы, только чтобы она больше не смогла прикоснуться к Скорпиусу. Альбуса пугало, на что, оказывается, способно его воображение. Все было очевидно: раньше Роза Скорпиусу отказывала, и, что бы там ни думал сам Скорпиус, Альбус никогда бы не представил такую реальность, где Роза согласилась пойти с его другом на свидание (видимо, он слишком хорошо о ней думал). Постоянные отказы двоюродной сестры были еще одной неприятной второстепенной сюжетной линией в его жизни, как, например, всеобщее восхищение Джеймсом или статьи Скитер о его семье. Он подозревал, что когда-нибудь и этот сюжет оборвется, как, например, введенный мамой запрет на сахар или излюбленный учениками Хогвартса «сквиб из Слизерина». Он не думал, что сюжет сделает такой крутой поворот. И вот сейчас Альбус должен был смириться с этой новой реальностью, где уже через неделю его лучший друг пойдет на свидание с его… родственницей. А еще ему нужно было принять факт, что ответ на свой последний вопрос он пока что не нашел. 30 сентября 2022 — Какая же ты мразь. Внутри у Альбуса все кипело и готово было в любой момент выплеснуться наружу горячей лавой, сжигая все вокруг. Огонь под этой опасной смесью из желчи и яда развели еще тогда, в июне, но температура бесконтрольно то поднималась, то опускалась и никогда не достигала точки кипения. Альбус боялся подумать, что будет, когда жидкость в котле забурлит. На самом деле ничего особенного и не произойдет, как он прямо сейчас начинал понимать. Просто он наконец решится высказать Розе все, что копилось даже не с июня, а по крайней мере с первого курса, но в последние несколько месяцев изменило направление и резко набрало скорость. Напускная непринужденность Розы сводила его с ума, и он был уверен, что она прекрасно это осознает и делает все специально. У нее все всегда продумано до мелочей: и то, с какой показной легкостью она сейчас спрыгнула с метлы; и то, с какой якобы небрежностью сдула выбившийся локон с лица; и то, с каким наигранным удивлением произнесла: — Это ты мне? — Ну не Скорпиусу же! Перед Альбусом замелькали сцены, которые он хотел бы стереть из памяти: вот Скорпиус с абсолютно удрученным видом слушает, как под злобные смешки Эмилия Пьюси зачитывает статью из «Ведьмополихрена»; вот Скорпиус взволнованно рассказывает Альбусу о тайном коридоре за картиной с волшебницей и жмыром; вот Скорпиус провожает сокрушенным взглядом Розу, которая позавтракала вместе с ними за слизеринским столом, как в компании закадычных друзей, будто бы пару месяцами ранее не давала Скорпиусу никаких обещаний. (Может быть, вслух она ничего и не произносила, но как тот поцелуй мог не представлять собой обещание?) И как же его бесило это высокомерное спокойствие на ее лице. — Он, может, и готов это терпеть, но я не стану. Я терпел это все лето, потом целый сентябрь, надеялся, что ты опомнишься. Сам не знаю, почему я вообще мог это допустить, знал же, что ты та еще… — Ну? Кто? — эти слова, удовлетворенно отметил про себя Альбус, возымели желаемый эффект, и Роза, поджав губы, скрестила руки на груди и прищурилась — на первый взгляд защитная поза, которая в то же время намекала, что Роза приготовилась к нападению. Боковым зрением Альбус заметил, что Скорпиус настороженно переводит взгляд с него на Розу, как будто опасаясь, что они в любую секунду начнут пальбу проклятиями. Альбус, в принципе, не исключал такой вариант, но понимал, что дуэль только принесет Розе удовольствие и даст почувствовать свое превосходство, поэтому сегодня он постарается ограничиться словами. — Сама догадаешься. Роза еле слышно фыркнула. Клокочущая смесь из желчи и яда подскочила к горлу, грозясь удушением, и перед глазами у Альбуса помутнело. — Ты хоть понимаешь, что наделала? Ты вообще думаешь о ком-то, кроме себя, а?! — желчь и яд, сочащиеся по венам, сосредоточивались на кончике языка и выплескивались словами на грани крика. Но с каждым словом огненное кольцо вокруг его горла ослабевало и зрению возвращалась прежняя четкость. — Или, может, тебе так приятно издеваться над Скорпиусом? После всего, через что он прошел? Да тебе насрать! — Альбус выплюнул последнее слово, чувствуя на языке горечь несправедливости. В мыслях блеснула очередная сцена — напоминание о том, как на самом деле Роза относилась ко всей ситуации. Традиционный ужин в «Норе». Бабушка с дедушкой засыпают внучку вопросами о заметке в «Пророке», дядя Рон, поеживаясь на стуле, изо всех сил старается не вмешиваться, тетя Гермиона внимательно следит за реакцией мужа, а Роза… Роза, блин, довольно улыбается и смущенно опускает взгляд на тарелку, невинно хлопая ресницами. — Добилась чего хотела — в «Норе» тебя одну и обсуждали, а то, видишь ли, посмели отвлечься на свадьбу Тедди с Вик, да как они могли! — Альбус злился, что позволил себе понадеяться на ответственность Розы и поэтому только сейчас решился воззвать ее к совести. Это надо было сделать еще в «Норе», перед всей их необъятной семьей — больше шансов, что под давлением она выложит на стол свои карты. — Зачем было его обнадеживать, если ты планировала все обломать? Хочешь опять попасть на обложку «Ведьмополихрена»? С каким заголовком на этот раз? «Дочь министра разбивает сердца направо и налево»? В глазах Розы уже не читался вызов или призыв к нападению — его опять сменило приводившее Альбуса в ярость спокойствие, но с тенью жалости. Альбус на мгновение перевел взгляд на Скорпиуса, который из-за громких препираний видимо съежился. И снова отвратительное воспоминание. Вечер, спальня шестикурсников Слизерина. Сгорбившийся на кровати Скорпиус обреченно вздыхает: «Я просто не произвел на нее должного впечатления. У нее же наверняка были какие-то ожидания. И тогда в коридоре она мне на это намекнула. Или я отпугнул ее! Альбус, я же не вел себя слишком настойчиво? Мне казалось, как раз в меру… Значит, нет. Сам виноват». Обжигающее горло кольцо резко уменьшилось в размере, провалилось куда-то в область груди и взорвалось. Альбуса начинало трясти. — Ты хоть можешь представить, что за все это время передумал Скорпиус? Пойми, он винит себя, ведь он не способен допустить, что ты, такая прекрасная и такая идеальная, можешь использовать его в своих мерзких корыстных целях, а потом легко сделать вид, что ничего и не было! Разумеется, ты знаешь, что он не станет сам поднимать эту тему, — он по-другому воспитан, а ты и рада! Дрожь нарастала, сопровождаясь редким неприятным ощущением, смахивающим на разряд от слабого Оглушающего заклятия. Альбус чувствовал, как его стремительно покидают силы. — У тебя хоть… У тебя хоть капля совести осталась? — Разум твердил ему, что вопрос риторический и бессмысленный, но, если Альбус был с собою честен, он не переставал надеяться, что Роза ответит положительно. — Ты молодец, Ал, что так переживаешь и заступаешься за друга. Достойно. По-гриффиндорски. — И все же как его раздражал ее нарочито размеренный голос и отрепетированный снисходительный тон. — Но переживаешь ты зря. Ты видишь только то, что хочешь видеть, но при этом не замечаешь очевидное. Не задумывался, почему я сама предложила потренировать Скорпа, хотя, если следовать твоей логике, я его люто ненавижу? И, кстати, не забыл, что он пробуется в команду, против которой я буду потом играть? — с этими словами Роза повернулась к Скорпиусу. Отдаленно Альбус осознавал, что Роза пытается надавить на логику, намекнуть, что он совершенно не умеет думать, и вообще разнести его доводы в пух и прах, а это у нее, такой умной и такой здравомыслящей, всегда получалось. И у него нашлось бы возражение — может, не такое последовательное, выверенное и структурированное, но что-то он бы непременно наскреб и раззадорил бы ее сильнее. Но он чувствовал себя выжатым. Зелье из желчи и яда спалило ему внутри все, оставив след из отравляющей дымки. Готовясь признать поражение, он опустил руку, которая, как он заметил только сейчас, до этого машинально тянулась к волшебной палочке. Роза что-то уверенно говорила Скорпиусу, заботливо снимала с него очки и подходила еще ближе — так близко, чтобы его поцеловать. Следующие несколько минут Альбус помнил отрывками: он что-то выдохнул — неважно что — и, заряженный новой волной едкой смеси, помчался в сторону замка, не останавливаясь, пока не добрался до главного входа. От покалывающей боли в боку он согнулся, тяжело дыша, и опустил ладони на колени. Стереть образ Скорпиуса в обнимку с Розой из памяти было невозможно — картина всплывала перед глазами ежесекундно, причем к каждому новому кадру воображение добавляло насыщенности и выразительности. Альбус опять чувствовал, как внутри что-то свирепеет и стихийными ударами разрывает грудную клетку. В июне после рассказа Скорпиуса такого не было — но в июне Альбус не видел ничего сам. Дыхание постепенно выравнивалось, боль в боку угасала. Картина сменилась без предупреждения: теперь на месте Розы стоял он, Альбус. Градус бурлящей смеси в груди резко упал, и она больше не обжигала, сосредоточившись рядом с горлом, а нежно согревала, разлившись по всему телу. — Мерлин… — невольно вырвалось у Альбуса. Наконец он нашел ответ на вопрос, что задал себе в июне, — если так подумать, совершенно очевидный. Простой ответ, который все усложнял. август 2023 — Так, Роза, Альбус, что с лицами, почему не танцуем? Альбус еле сдержал стон. Он поклялся себе, что, если еще раз хоть одна душа — кроме Скорпиуса, разумеется — попытается зазвать его на танцпол, он не станет ни с кем церемониться и пошлет в известном направлении. Может быть, даже не поленится придумать остроумную колкость — зависит от того, кто подойдет. Подошла Лили, вся сияющая радостной улыбкой, напевающая какую-то дурацкую песню, которая постоянно доносилась из ее спальни, пока кто-нибудь не выдерживал и не накладывал на дверь Заглушающие чары. Уже этого было достаточно, чтобы Альбус сорвался, но Лили будто бы знала, как дожать его терпение до предела. Она обратилась еще и к Розе. Целый день он старался не обращать на двоюродную сестру внимания, как и в школе, и она вела себя так же. Где-то к середине шестого курса Альбус с облегчением отметил, что ей наконец-то надоело строить из себя заботливую сестру и пытаться вернуть его дружбу. Конечно, ей это уже было ни к чему, ведь в конце сентября на тренировочном поле она добилась… чего она там хотела добиться, начав встречаться со Скорпиусом. И Альбус был вынужден с этим смириться, потому что иначе он бы противоречил сам себе: он же показал тогда, на поле, что просто переживает за лучшего друга и боится, что его обманули. А Роза, в свою очередь, доказала, что он вроде как неправ. Альбус никак не мог полностью признать свою ошибку. Да он особо и не старался, в первую очередь потому, что все равно был хотя бы частично уверен в своей правоте. Но, когда доказательств нет, а Скорпиус счастлив, ему ничего не оставалось, как свыкнуться с ситуацией. Правда, это оказалось сложнее, чем он мог подумать, — а он прежде вообще не представлял, что такой расклад вероятен. Если раньше видеть Розу рядом со Скорпиусом ему было просто, ну, неприятно — по неизвестной на тот момент причине, то сейчас, когда она к ним подходила и с непринужденной нежностью касалась Скорпиуса, внутри у Альбуса разражалась самая настоящая битва между чувствами и разумом. Начиная со стычки на тренировочном поле, приливные волны кипящего яда и желчи стали обыденностью, как бы Альбус ни пытался их усмирить. Но он мог приучить себя их предсказывать — несложная задача, учитывая, что эти волны норовили появиться каждый раз, когда он заставал Скорпиуса вместе с Розой. А когда он сам себя мысленно предупреждал, то мог постепенно свести последствия от этих приливов к нулю. По крайней мере, таков был план, и Альбус пока что ему следовал. Позволить себе вспыхнуть и вновь сорваться на Розу означало перечеркнуть шесть лет дружбы со Скорпиусом: Альбус понимал, что на этот раз у него не найдется отговорки, — сейчас Скорпиуса, на первый взгляд, не от чего было защищать. Выплеснув на двоюродной сестре все накопившееся, Скорпиуса он испугает и оттолкнет от себя. Или, еще хуже, даст знать о своих… чувствах, а это, впрочем, тоже приведет к тому, что Скорпиус от него намеренно отдалится. Удивительно, что осознание этих чувств самого Альбуса не привело в ужас — разве что в недолгое замешательство. Раньше он никогда всерьез не задумывался об отношениях, то есть, конечно, задумывался, но это казалось чем-то далеким. (И неважно, что тело иногда с ним категорически не соглашалось. Но там главную роль играли не отношения, а ощущения.) На пятом, даже на шестом курсе его абсолютно все устраивало, и какая разница, если этим «всем» была одна только дружба со Скорпиусом? Теперь, правда, он понимал, почему ему ничего не хотелось менять. Все, что ему нужно, всегда находилось рядом, а он… не был тем всем, что необходимо Скорпиусу. Пытаясь разобраться в себе, он с большой неохотой вспоминал Дельфи. Но ее подозрительное внимание на четвертом курсе вызывало у него такие же эмоции, как, например, похвала учителей. Мелочь, которая ни в какое сравнение не шла с потоком эйфории, захлестывающим его каждый раз, когда он думал о Скорпиусе. Его не беспокоило, что подумают мама с папой, если узнают: они уже пережили его досадное зачисление в Слизерин, паршивую успеваемость, смертельные манипуляции со временем. Что будет, если к этому списку добавится пункт «не (совсем) гетеросексуальная ориентация»? (Если послушать Лили, ориентаций множество. В это Альбусу пока вникать не хотелось.) Вряд ли что-то изменится. Среди друзей их семьи были Дин Томас и Шеймус Финниган; в детстве Альбус даже дружил с их приемной дочкой Карой, но эта дружба, как и многое другое, прервалась, когда он стал учиться в Хогвартсе и закрылся в себе еще сильнее. Кара поступила в Хогвартс годом позже и попала в Гриффиндор — и в компанию Розы. Никто из Уизли-Поттеров-Грейджеров не отвернулся и от Доминик, когда ее на третьем курсе застукали в коридоре замка целующейся с пятикурсницей (только дядя Билл бурчал под нос: «Ей же всего тринадцать! Целуется она»). А Фредди в семнадцать вообще сбежал с двумя маглами, девушкой и парнем, и вроде бы никто его даже не осудил, но при этом и не удивился, когда через два месяца он вернулся подавленный и, по его словам, «полностью разочаровавшийся в любви». Нет, Альбус знал, что его тоже поддержат, когда узнают, — а рано или поздно его сексуальная ориентация обязательно окажется на слуху у всех. Если повезет, это случится тогда, когда он сам к этому будет готов, в чем он сильно сомневался, понимая, как магическому сообществу небезразлично происходящее в их семье. Он совсем не представлял и боялся даже подумать, что может произойти, когда, нет, если кто-нибудь узнает о его чувствах к Скорпиусу. (Вариант избавиться от этих чувств он не рассматривал. Они накапливались годами, въелись в сердце, и, чтобы они исчезли, сердце нужно было разорвать или, как говорили маглы, вскрыть.) Так что его задачей было, во-первых, не допустить, чтобы кто-то догадался о его чувствах, во-вторых, запастить терпением. Сегодня, правда, эти запасы иссякли. — Лилилу, иди обратно пляши под своих китайцев, — буркнул Альбус, о чем тут же пожалел: сестра отличалась еще меньшим терпением, чем он, а сейчас он использовал по крайней мере два приема, чтобы легко вывести ее из себя. — Ты… — Лили, мы еще тортик не доели, посмотри. Это во-первых. А во-вторых, торт — пища тяжелая, поэтому сразу пойти и танцевать нам будет трудно. В-третьих, ты уже к нам подходила… Альбус прикрыл глаза: конечно, Роза и тут не могла не блеснуть своей охренительной логичностью и последовательностью. — Ну да, ну да. Не занудствуй. Он выдохнул: к счастью, показательная рациональность Розы действовала на Лили так же, как и на него. — Ал, тебе стоит поблагодарить Розу за такой логичный ответ. …И все-таки Лили решила отомстить. Альбус почувствовал, как к горлу подступает привычная волна из ядовитой смеси, и крепко сжал вилку. — Она явно у Скорпиуса научилась. Весело, да? Они встречаются всего год, а она уже научилась. А ты за шесть лет так и не ш-ш-шмог. «За шесть лет так и не смог». На что это она намекает? От страха, что Лили каким-то образом догадалась о его чувствах к другу, у Альбуса жутко заколотилось сердце, а мысли затуманились. Перед глазами начали яростно всплывать одна за другой картины: опустошенный взгляд Скорпиуса, когда он говорит, что Альбус разрушил их дружбу; надменный взгляд Розы, когда она говорит, что у Альбуса никогда не было и шанса; Скорпиус, Роза, Скорпиус с Розой, Скорпиус, Роза, Скорпиус, Роза, Скорпиус, Скорпиус, Скор… — Ты бы перестала вскрывать бедный торт. Если не съешь один скромный кусочек, менее жирной ты от этого не станешь. Альбус толком не понимал, что произносит, — за него будто бы говорил другой человек, который три дня наблюдал за Розой и смог прийти к меткому и язвительному заключению. Альбус точно не хотел, нет, Альбус Розу игнорировал, Альбус прилагал все силы для того, чтобы так не реагировать, Альбус не виноват… — Ты бы перестал пытаться меня задеть. От этого Скорпиус меньше встречаться со мной не станет. Комок в горле затвердел, в глазах защипало. Альбус не отдавал отчета своим действиям. Он резко поднялся из-за стола, достал палочку из кармана мантии и начал пулять в Розу всеми проклятиями, которые зачем-то выучил за последние два года. Невербально — накалившаяся до предела глыба в горле не позволяла ему говорить, она просто жгла все изнутри под тошнотворный звон в ушах. Роза, конечно, успевала ставить щиты, но Альбусу было все равно, что его заклятия не достигают цели. Ему было наплевать на все. Сквозь плотный шум он услышал тревожные крики, и в следующую секунду его целиком обездвижили невидимые ремни. Камень в горле раздробился, сердце болезненно сжалось, взгляд накрыла густая пелена. Рваные рыдания грозились сбить Альбуса на землю, но его вовремя поймали, и он почувствовал, как обшарпанные осколки в горле смягчаются и растворяются под знакомым сладковатым вкусом Умиротворяющего бальзама. Когда Альбус наконец смог выдохнуть, не испытывая при этом режущей или жгущей боли, он думал только об одном: ему нельзя составлять планы. Их всегда кто-нибудь нарушает. 2 декабря 2023 Сегодня Альбус оказался в такой ситуации, которую ему было сложно представить. Раньше — до лета прошлого года, например, — ему и представлять было незачем. А потом все покатилось по наклонной — и не в ту сторону, в которую его повалило сейчас. Он шел в Хогсмид, но без Скорпиуса, хотя без лучшего друга его туда никогда и не тянуло. Сегодняшний день не был исключением. Трудно сказать, что ему очень хотелось идти на свидание со своей подругой детства Карой. Это произошло спонтанно, хотя, если подумать, то, как Альбус все постепенно разрушал, рано или поздно привело бы к чему-то подобному. На прошлой неделе он не выдержал и сорвался на Скорпиуса, чего раньше всячески пытался не допустить, зная, что это станет началом конца. Целый год и даже больше он продолжал быть верным другом, что в его случае требовало неимоверного терпения. Он не знал, перетерпеть что было сложнее: кипящий яд, готовый в любой момент выплеснуться наружу, затуманив разум и превратив его в другого человека, или ноющую боль в груди, подталкивающую его убежать куда подальше, когда к ним присоединяется Роза, или даже разорвать дружбу со Скорпиусом. Конечно, можно было выбрать самый простой путь и, чувствуя приближение едкой волны, остановить ее Умиротворяющим бальзамом. Но, во-первых, бальзам вызывал привыкание, во-вторых, даже после одного глотка Альбуса всегда клонило в сон (у него в планах было когда-нибудь разобраться, какой компонент вызывает сонливость, и попытаться улучшить состав). А эффект «Успокоительных упокоительных» из «Всевозможных волшебных вредилок» был слишком слабым: они избавляли разве что от предэкзаменационного стресса. Поэтому Альбус терпел… кое-как. Иногда он все же позволял себе глоток свободы от кошмара — например, когда видел, как к нему приближаются Скорпиус с Розой, поскорее уединялся в коридоре за картиной со жмыром. Там он мог прокричаться, прорыдаться, а через несколько минут напрасно пообещать себе, что все это — в последний раз. Ему казалось, что он способен взять себя в руки. На прошлой неделе эта иллюзия разбилась. Сейчас Альбус с горечью вспоминал, что он тогда все-таки с собой отчасти справился, — он не закатил Скорпиусу истерику, как летом Розе. Но он дал в свои слова просочиться желчи, а при разговоре с другом он такого никогда раньше не допускал — по крайней мере, не направлял желчь на него. (Скорпиус его простил, не прошло и нескольких часов. Но даже спустя неделю Альбус не простил себя сам.) А еще он в сердцах выпалил, что ревнует, и это привело его практически в такой же ужас, как и неожиданные колкости в адрес Скорпиуса. Формально, конечно, ничего страшного и подозрительного в его словах не было — в конце концов, ревность необязательно вызывают романтические чувства — но Альбусу показалось, что Скорпиус понял. И поэтому сейчас он шел в Хогсмид с Карой Томас-Финниган. Альбус не хотел этим ничего никому доказывать — не считал нужным. Он скорее хотел отвлечься и отвлечь Скорпиуса от выводов, к которым тот непременно пришел. Почему Альбус выбрал именно Кару? Он и не выбирал — она сама его выбрала. Спасибо мантии-невидимке, которую оставил ему Джеймс, после того как стал играть за «Паддлмир Юнайтед» (или даже пока не играть — кажется, он был в запасе). Свою внезапную щедрость брат объяснил тем, что в ближайшее время мантия ему вряд ли пригодится, но Альбус-то понимал, что Джеймс таким образом пытается загладить вину, хотя Альбус уже давно не держал на него обиду. Но если Джеймс до сих пор считал себя виноватым… Ну, это означало, что Джеймс будет перед ним заискивать, и Альбус не собирался упускать такой шанс. И однажды очередным тоскливым вечером Альбус, невидимый под мантией, прогуливался по коридорам в надежде развеяться, потому что его мысли упорно занимал только один человек, и случайно — абсолютно случайно! — в укромном уголке недалеко от Гриффиндорской башни подслушал разговор Кары с ее подругой. «Да ну тебя, Альбус офигенный. И красавчик. Жаль, больше не общаемся…» — этих слов было достаточно, чтобы через неделю Альбус нашел в себе смелость подойти к Каре и позвать ее в Хогсмид. (Хотя он не считал себя «офигенным» и тем более «красавчиком». Спасибо, что «лапочкой» не назвали.) И вот теперь они с Карой чуть ли не бежали по заснеженной тропе, опережая других старшекурсников на несколько сотен метров. Быстрее них шли разве что третьекурсники, у которых это была вторая вылазка в Хогсмид. Альбус не понимал, куда они, старшекурсники, так спешили, но резвый темп задала Кара, и он старался не отставать. Кару явно не смущало, что он большую часть времени идет не с ней, а за ней. Он же был ей благодарен за то, что она не мучила его разговорами (сколько угодно терпеть Альбус был способен исключительно болтовню Скорпиуса). Наверное, то, что за последнюю неделю Кара фактически не произнесла ничего, кроме «Хорошо, пойдем» и «Ну идем?», должно было его напрячь, но Альбус помнил, что и в детстве Кара обычно много не разговаривала и, видимо, поэтому они когда-то смогли стать хорошими друзьями. Может, так получится и сейчас. Впрочем, Альбус пытался не думать о том, что могло бы получиться. Он определенно не думал о завтрашнем выпуске «Воскресного пророка», на первой странице которого появится его фотография с Карой. — А давай не пойдем, — прервала его мысли не о «Пророке» Кара, внезапно остановившись в паре метров от ворот в Хогсмид. Альбус чуть в нее не врезался. — Э-э-э… — Давай не пойдем в Хогсмид, — Кара все еще не поворачивалась к Альбусу лицом, а изучала взглядом чистый снег под ногами. — Там будет эта Скитер. Потом будет «Пророк», «Ведьмополитен» и что там еще… Тебе это не надо. Мне тоже. Альбус на секунду испугался, что Кара применила к нему легилименцию, но она точно не брала в руки волшебную палочку — на протяжении всего пути она держала их вдоль мантии. Значит, они с Карой просто мыслили в одном направлении. — Ух ты. Кара наконец подняла голову и встала вполоборота к Альбусу. Прищурившись, она пристально на него посмотрела. Слава Мерлину, не как мама и не как Лили — под их настырным взглядом Альбус чувствовал себя нашкодившим котенком. Неотрывный взгляд Кары скорее говорил о том, что она его понимает. Не то чтобы мама или сестра его не понимали... по крайней мере, не так часто. Но вот эта настороженность в голубых глазах Кары вместе с молчаливостью — наверное, дело было как раз в ней — внушала Альбусу доверие. Странно, учитывая, что после четвертого курса Альбус пообещал себе не доверять никому. Обещания Альбуса явно ждала та же участь, что и его планы, а именно — пропа́сть в никуда. — Пойдем лучше у замка прогуляемся. — Ее улыбка смягчила серьезность во взгляде. Альбус позволил себе полюбоваться: на холоде щеки девушки порозовели, подчеркивая мелкую россыпь веснушек, а из-под красного берета на нос спадал выбившийся светло-каштановый локон. Миленько. Все-таки Кара действительно красивая. Только вот... это вовсе не то, на что обращали внимание другие парни, когда обсуждали Кару (да, Альбус слышал — спасибо мантии). — Можно. Спасибо, э-э-э, за понимание, — Альбус нервно улыбнулся в ответ. Кара махнула рукой, будто говоря, что не стоит. — Только давай сначала я в «Сладкое королевство» сгоняю по-быстрому. — Хорошо, я тоже тогда. Но будем соблюдать дистанцию, чтобы никакая Скитер ничего не заподозрила. — Договорились! И все изменилось. Когда они закупились сладостями в Хогсмиде и бегом вернулись к замку, Альбусу уже не хотелось молчать, будучи погруженным в унылые мысли, а Кара его в этом поддерживала. Она с восторгом рассказывала ему о своем коте, лысом Ларри, которой только и делал, что драл ее одежду и рвал струны на гитаре, а он перебивал ее и без того сумбурную речь историями о Мурлине, которого, в отличие от Ларри, вытащить из слизеринской спальни было крайне сложно. Она жаловалась ему на то, что не набрала на С.О.В. «Выше ожидаемого» по зельям и, к разочарованию родителей (но не к собственному), не смогла продолжить обучение у Левенштейн, а он хвастался, что профессор постоянно зовет его в клуб по зельеварению, где разрешает пользоваться оборудованием и ингредиентами для любых проектов. Она делилась с ним мечтами однажды выступать на сцене перед маглами, а он искренне соглашался, что его тоже временами тошнит от волшебного мира. Альбус почувствовал, что стал доверять Каре почти так же, как и в детстве. — Знаешь, когда я в первый раз ехал в Хогвартс… — неуверенно начал Альбус, складывая вдвое коробку от мятных чертиков. — Ну, ты знаешь же эту историю? От Розы? — Кара медленно кивнула. — Значит, знаешь, что я остался в купе со Скорпиусом. У него был целый мешок сладостей — этим он меня и подкупил в какой-то степени. И он тогда сказал, что это все его мама. Это она ему подсказала так, э-э-э, подкупать друзей. Нет, конечно, он совсем не так сказал, — поспешно добавил Альбус, заметив, что Кара нахмурилась. — Но смысл примерно такой. У нас с тобой, считай, так же получилось, — он многозначительно посмотрел на пачку летучих шипучек в руке у Кары. Кара замешкалась, как будто решала, стоит ли говорить, что пришло на ум. Она молча проглотила шипучку, поморщившись, когда сладость взорвалась во рту со звуком, напоминающим лопнувший воздушный шарик, и задумчиво глянула на заледеневшее озеро, до которого они только что добрались. Она сделала пару осторожных шагов вперед и встала у самого края. — Да, так же, — наконец произнесла она. Из ее голоса исчезла прежняя задоринка. Кара говорила так, будто приняла свою участь: неторопливо, чуть устало и даже несколько обреченно. Она глубоко вздохнула и развернулась к Альбусу, впившись в него все тем же пронзительным, но не пугающим взглядом: — Сомневаюсь, что для тебя это новости, но, приглашая в Хогсмид, как правило, зовут на свидание. Альбус замер. Кара имела полное право предъявить ему претензии, хотя он действительно звал ее на свидание. Просто, ну, так получилось, вернее, не получилось. Проблема в том, что от нее подобной реакции он совсем не ожидал. (Странно не ожидать от гриффиндорцев, что они выразят все откровенно, да.) — Я не расстроена, что так вышло, — продолжила она. — Я догадывалась… знала, что никакого свидания не будет. Но это я, я тебя с пяти лет знаю. Да даже если бы не знала — мне все равно. Но другой на моем месте все равно бы не было. Альбус ненавидел, когда говорили намеками. Он их не понимал. В его семье было принято высказываться прямо и по делу, и это он, конечно, тоже ненавидел, потому что его в большинстве своем экстравертная семья часто не знала меры, но ему и не нужно было догадываться, что они имеют в виду. А Кара в своей уклончивой речи сейчас только будто бы толкала его в направлении к основной мысли, а не подводила за руку, и Альбус легко мог соскользнуть с пути. Отведя взгляд, он аккуратно подошел к краю озера и смахнул носком ботинка снег с застывшей воды. — Нет, Альбус, посмотри на меня, пожалуйста, — Кара мягко положила руку ему на плечо. Альбус вздрогнул и, несмотря на необъяснимый страх увидеть в ее глазах жалость, вновь встретился с ней взглядом. Нет, все то же понимание. — Я не буду врать и уверять тебя, что с Розой мы не общаемся. Я в курсе всего, что происходит. Знаю, где она сейчас. И мне тоже неприятно, причем по похожим причинам, что и тебе, — она сочувствующе улыбнулась, но, явно почувствовав его панику, с ухмылкой добавила: — Нет, Скорпиус меня не интересует. Кара напомнила Альбусу о том, что до этого момента он успешно выталкивал из памяти. Сегодня Скорпиус во второй раз попросил его освободить на полдня спальню (Смита и Забини просить было не нужно: Смит и так всегда первым несся в Хогсмид, а на Забини каждый раз удивительным образом наваливались обязанности старосты школы). А это означало, что Скорпиус будет там с Розой, и Альбусу не хотелось думать, чем они будут заниматься. Только вот он думал — всю неделю. К счастью, сегодня его сумели отвлечь другие мысли, но теперь, когда об этом заговорила Кара, страшные образы Скорпиуса в объятиях Розы из его головы не вытеснить ничему. — Я боюсь представить, насколько тебе тяжело. На тебя все смотрят, все от тебя чего-то ждут. Всегда это пристальное внимание. Я бы и без этого обратила — у меня какой-то радар, что ли, — Кара прыснула, хотя Альбус все еще слабо понимал, о чем она, а сейчас тем более, ведь все его мысли, как обычно, занял Скорпиус. — Это магловское, я дам тебе книжку почитать. Ты не обижаешься, что я тут со своими нахальными предположениями?.. — В смысле? — Альбус вынырнул из собственного мирка угнетающих мыслей. Кара смущенно опустила глаза: — Ну, ты же… гей? Альбус опешил. Теперь ему наконец стало абсолютно ясно, какую картину Кара так старательно вырисовывала намеками. К его удивлению, к горлу подскочила не знакомая отвратительная волна из кипящей желчи, а банальный страх — такой же, как неделю назад, когда с языка сорвались слова о ревности. Кара вновь встретилась с ним взглядом — тем самым, который изначально внушил ему доверие, и в следующее мгновение страх его отпустил. — Я не знаю, — честно признался он. — Может быть. А может и нет. — Тогда тебе точно стоит почитать мои магловские книжки. Вообще я поражаюсь, конечно, как маглы по этой теме подкованы. Лили большая молодец, что нас хотя бы чуточку просвещает. Ну, то есть у нее в основном немного другое направление, но все же! — Э-э-э, ладно. Спасибо? — На каникулах перешлю. Помогает в себе разобраться. Но хватит о самокопании. Пойдем дальше гулять. Они стояли совсем недалеко от замка, а значит, эта часть озера омывала окна их гостиной и спальни. Альбус со всей силы ударил ботинком о лед, надеясь его проломить и позлить гигантского кальмара, — вдруг он приплывет на шум и начнет вяло постукивать огромными щупальцами по слизеринским окнам. Силы Альбуса не хватило: лед даже не треснул. 2 января 2024 — Знаешь, Альбус… Альбус едва не подпрыгнул, схватившись за сердце, — настолько незаметно Лили подкралась к дивану в гостиной. Он сидел перед камином, в котором тлели остатки пламени, и обдумывал то, что прочел в книгах Кары, пытаясь разобраться в себе и разложить все по полочкам. Это оказалось гораздо труднее, чем он предполагал, особенно потому, что ему до сих пор было сложно направить мысли в нужное русло, — они всегда возвращались к истокам, а именно к одному очень определенному человеку. — Лилилу, блин, не пугай так! — Меня зовут Лили, Ал. И я не собиралась тебя пугать, — скрестив руки на груди, она села на диван рядом с Альбусом. — Кто ж виноват, что ты там тусишь в своем мирке и не обращаешь внимания на происходящее вокруг? Между прочим, скоро Джеймс вернется. Уверена, хлопок тебя напугает сильнее. Пару часов назад Джеймса срочно вызвали в штаб-квартиру «Паддлмир Юнайтед», из-за чего у него чуть не случился припадок. Альбус, уверенный, что максимум, что грозит брату, — это перевод из запасного состава в основной, посоветовал ему не разыгрывать спектакль. Джеймс, стиснув зубы, промолчал, хотя Альбус практически не сомневался, что брат бы ему ответил, если бы не продолжал осторожничать (а это Альбуса вполне устраивало). — Джеймс аппарирует прямо к себе в комнату. Так что ты там хотела? Лили возмущенно сдвинула брови и открыла было рот, чтобы наверняка метнуть какую-нибудь остроумную издевку, — очень уж она не любила, когда кто-нибудь ей возражал, но потом шумно выдохнула и посерьезнела: — Мне кажется, я никогда не стану встречаться с парнями. Единственная мысль, которая могла прийти ему в голову после прочитанных магловских томов по психологии: Лили привлекают девочки? Альбус знал, что, если спросит прямо, сестра не обидится, — в конце концов, она ратовала за равноправие, толерантность и что там еще она вычитала в магловских интернетах, но остановился на нейтральном: — Это почему же? — Тут один гомо сапиенс мужского пола с шестого курса выпил Оборотного зелья… — Лили заметно напряглась и следующие слова выпалила на одном дыхании — и с подчеркнутым презрением: — …чтобыпереспатьсдевушкой. Такого ответа Альбус не ожидал. — Оборо... а зачем?! Лили раздраженно цокнула: — Чтобы переспать с девушкой, уши разуй. Не скажу с кем. Назовем ее Макгонагалл… — Не поминай имя Макгонагалл всуе! — …У Макгонагалл был парень — назовем его Дамблдором… — Ага, давай еще Альбусом! — …вроде бы даже хороший, как бы это ни было удивительно, — продолжала Лили, не обращая внимания на ремарки брата. Ее монотонная речь напомнила Альбусу то, как Роза обычно отвечала на уроке заученный параграф. Но выступления Лили на собраниях «В.И.П.» (и вообще любые ее речи на тему феминизма) всегда отличались эмоциональностью, часто даже излишней. Только почему-то не в этот раз. — Гомо сапиенс мужского пола изнемогал от обилия спермы в голове. — Альбус невольно поморщился: он все еще не мог привыкнуть, что его маленькая сестренка легко использовала подобные слова. — Оглушил Дамблдора, превратился в него... да вот он не учел, что Макгонагалл знает своего парня до мелочей. Дамблдор бы никогда не полез к ней целоваться прям сразу! И гомо сапиенс даже не спрятал Дамблдора как следует. Как мозгу работать, когда там сперма, правда? Его отчислили, естественно, но до Визенгамота дело не дойдет — нет соответствующих законов. Он же не Империус использовал. Тетя Гермиона пытается что-то с этим сделать, но в министерстве слишком могущественное мужское лобби. Даже дело огласке предать не могут, — Лили выдохнула и с нажимом прибавила: — Ничего-ничего, мы с Ари и Линни в новом году этим обязательно займемся. — Гомо эректус это называется, а не гомо сапиенс. На двух ногах ходить научился, а думать — нет. Лили вмиг перестала хмуриться. Хихикнув, она крепко обняла Альбуса и уткнулась лицом ему в шею со словами: «Умеешь ты иногда сказать в точку!» Рыжие волосы сестры щекотали ему ноздри, и он, неловко поглаживая ее по спине, чихнул. Лили отпрянула: — Блин, Альбус! Прикрывай рот, что ли. Но, в общем, ты прав, внешне — очень даже гомо эректус. — Она выдержала театральную паузу. — Грегори Гойл-младший. Альбус ошарашенно вытаращился на нее, вспомнив похожего на тролля второгодника Гойла: — Так он же полный идиот! — То-то и оно. Идиот полный, но додумался... или кто ему подсказал, — Лили в очередной раз горестно вздохнула и поджала губы. — После такого я начинаю сомневаться, что захочу связать жизнь даже с приличным, на первый взгляд, парнем. Не смотри на меня так, Альбус. Вас с Джеймсом я все равно люблю. И Ари. И Скорпиуса я тоже люблю. И папу, и дядю Рона, и дядю Чарли особенно... но мне страшно. И меня жутко бесит, что мне… Да блин, кто там?! В камине с характерным потрескивающим звуком вспыхнуло зеленое пламя, свидетельствующее о том, что у них в любую секунду будут гости. Правда, они никого не ждали… Мама с папой ушли на какой-то унылый вечер в министерстве и должны были вернуться поздно, да и они, как и Джеймс, домой всегда аппарировали. Через мгновение в камине появилась женская фигура. Лили с Альбусом многозначительно переглянулись. — Джей-Джей!.. А-а-апчхи! Ой, это вы. А где Джей? — невинно хлопая длинными ресницами и поспешно стряхивая пепел с вельветовой мантии, из камина вылезла смуглая брюнетка — однокурсница Альбуса из Рейвенкло и по совместительству девушка Джеймса Маниша Корнер. — В штабе «Паддлмира», — скучающе протянула Лили. — Как так получилось, что тебя он не предупредил, а, Ниша? Альбус еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Несмотря на рвение сестры защищать всех девушек, на Манишу это правило не распространялось. Он подозревал, что причина крылась в том, что, после того как Джеймс окончил Хогвартс, Маниша отказалась посещать собрания «В.И.П.». Маниша сконфуженно сжалась: — Я уверена, что у него просто не было времени! Мы договаривались на семь, а сейчас, — она глянула на часы у себя на руке, — десять минут восьмого. — Ну так он тебя ждал к семи, а ты опоздала, вот он и ушел, — равнодушно пожала плечами Лили и встала с дивана. — Альбус, пойду я с Мурлином пообщаюсь. Он у тебя в комнате? — Как всегда, — рассеянно пробормотал Альбус и, когда Лили убежала наверх по лестнице к спальням, похлопал место на диване рядом с собой, приглашая смущенную Манишу сесть. — Не слушай Лили, Джеймса нет где-то с пяти. Его срочно вызвали, у него чуть истерика не случилась. — Маниша ахнула и прижала ладони ко рту. — Расслабься: его наверняка просто в основной состав переводят. Вроде как он скоро придет. Если хочешь, можешь подождать у нас. Альбус не знал, откуда в нем проснулось такое великодушие. Не то чтобы он Манишу не любил… хотя нет, не любил — как и практически всех других учеников Хогвартса. Но Манишу он был вынужден еще и терпеть, как и кучу всего остального в жизни. Потому что предпочитал проводить время если не в компании Скорпиуса, то в одиночестве. А сейчас, наверное, он боялся, куда его заведут мысли, останься он наедине с собой. — Нет-нет, я пойду, не буду мешать. Но, м-м-м, Альбус, — Маниша нервно закусила губу, — тебя не затруднит передать Джеймсу, что я приходила? Когда он вернется? — Без проблем. Огонь в камине затрещал, и Маниша исчезла. Альбус обреченно вздохнул и, откинувшись на мягкие диванные подушки, позволил стремительному потоку мыслей унести его в пропасть. Он представил, как видит в зеркале новое отражение и оно больше не вызывает у него желания убежать и спрятаться. Нет, это отражение открыло бы новые возможности. Скорпиус смотрел бы на него с нежностью и неприкрытым восторгом. Альбус смог бы до него безбоязненно дотронуться, позволяя руке задержаться, а Скорпиус бы от него не отпрянул, он расслабленно прикрыл бы глаза и прижался бы ближе. Он коснулся бы Альбуса в ответ. Альбус прошептал бы ему самое сокровенное, а Скорпиус, прильнув губами к его плечу, выдохнул бы то же самое. Дыхание участилось, к щекам прилил жар, удобные джинсы стали тесноваты. Но во главе этих грез стояла частица «бы»… и в следующий миг его словно обдало ледяной струей. В голове начал сам собой складываться идеальный план. Ничего, что все предыдущие планы Альбуса исправно проваливались. Сварить Оборотное зелье — проще некуда, тем более с постоянным доступом в кабинет клуба по зельеварению. Применить Оглушающее заклятие — еще проще, по защите от темных искусств Альбус добился твердой «Превосходно». Идиот Гойл не догадался спрятать «Дамблдора»? Гойлу не было известно о существовании коридора за портретом волшебницы со жмыром. Гойл не знал «Дамблдора» вплоть до мелочей? Поправимо, особенно при наличии мантии-невидимки. Гойл, разумеется, не обдумал и то, как все завершить. И это тоже… нет, это уже сложнее, но все равно выполнимо. Альбуса затрясло: и в предвкушении того, что можно было бы сделать, и от страха из-за того, что ему хочется это сделать. А потом можно будет обвинить во всем Лили, переложить ответственность на нее. Это ведь Лили натолкнула его на такие мысли. Впрочем, за мысли в Азкабан еще никого не отправляли. «Как и за то, что пытался натворить Гойл», — лукаво прошептал разум. Вот говно. январь-февраль 2024 Альбус честно пытался изгнать из головы проклятые мысли, которые не давали ему покоя с того момента, как Лили рассказала о Гойле-младшем. Ему было нечем себя занять, кроме учебы, — но, вместо того чтобы отвлечь, уроки только напоминали ему об Оборотном зелье, об Оглушающем заклятии и о том, чего с их помощью можно добиться. И в один момент он не выдержал и решил, что если так трудно выбросить это из головы, то можно просто проверить, удастся ли воплотить эту идею в жизнь и ему. Он был уверен, что она, как и любые его планы, обречена на провал, причем еще на первом этапе — в лучшем случае втором. Вроде достаточно, чтобы убедить самого себя вообще не думать об этой затее. Поэтому уже третий вечер подряд, он, как когда-то папа (если верить Скитер), накинув мантию-невидимку, отправлялся в запретную секцию библиотеки. В учебнике по защите от темных искусств для седьмого курса необходимое заклинание только упоминалось, но профессор Дэвис прозрачно намекнул, что ему учат будущих авроров и невыразимцев. Так что Альбусу оставалось найти пособия для стажеров Аврората или Отдела тайн, но о строжайшей секретности второго ходили легенды, поэтому он надеялся, что в библиотеке Хогвартса сохранились хотя бы старые материалы для обучения авроров. Пока что поиски, правда, успехом не увенчались, хотя он, разумеется, не ограничивался книгами о работе авроров. Альбус дал себе слово, что если на пятый день тоже ничего не найдет, то бросит эту затею. И точно не вернется к ней, когда уедет домой на пасхальные каникулы и у него появится возможность пробраться в кабинет папы. — «Как подготовиться к вступительному экзамену в Аврорат за десять дней», — прочитал название толстой книжки в мягком переплете Альбус и, открыв первую страницу, тут же поморщился от стылого запаха. «Забудьте все, чему вас учили в Хогвартсе», «Почему не стоит надеяться на отличные результаты Ж.А.Б.А.», «Гарри Поттера в приемной комиссии нет: почему это плохо»… вообще ни слова о заклинаниях. Удивляясь, как этот мусор попал в запретную секцию, Альбус поставил «справочник» обратно на полку. Гойл, безусловно, не подумал о завершении своего плана, но ответ на то, как провернуть все незаметно, казался Альбусу очевидным: участникам нужно просто изменить память. Они и не вспомнят, что их использовали, — а этот поступок иначе как использованием другого человека назвать нельзя. В итоге они продолжат жить как прежде. Альбуса же будет вечно мучить совесть. Никакие терзания совести ему бы не грозили, если бы он действительно был черствой и бездушной скотиной, какой хотел казаться. Но, наверное, он в какой-то степени таким становился — или уже стал, ведь он сделал первый шаг в том же направлении, что и Гойл. Или нет. В пролистанных учебниках и вспомогательных материалах сомнительного содержания не было ни намека на заклинание изменения памяти. Он наталкивался в лучшем случае на заклинание Забвения, и всякий раз это вселяло ему ложную надежду, что рядом с описанием того, как память стереть, обязательно будет инструкция, как ее изменить. А в худшем… — Какая же блевотина, — чертыхнулся Альбус, зачем-то прочитав подробное объяснение действия противозачаточного зелья. Вряд ли в книге «Половая жизнь без проблем и залетов» оказалось бы нужное ему заклинание, но часы уже показывали половину второго, и у Альбуса слипались веки и затуманивался разум. Пора было выдвигаться обратно в подземелья и поспать хотя бы шесть часов. Он на цыпочках зашел обратно в спальню семикурсников Слизерина, стараясь не издать ни звука. Полог кровати Скорпиуса, как всегда, с правого края не был задернут: по правую сторону находилась кровать Альбуса, и они еще на младших курсах засыпали, глядя друг на друга. До сих пор ничего не изменилось, но это скорее было привычкой, от которой ни один из них избавиться не мог. Скорпиус спал на правом боку, приоткрыв рот и вытянув руки перед собой. У его коленей свернулся калачиком Мурлин Второй: неудивительно, он был привязан к Скорпиусу не меньше, чем к Альбусу, а если Альбуса в спальне, которую Мурлин покидал только по нужде, не было, он предпочитал находиться в компании Скорпиуса. Пробормотав во сне что-то неразборчивое, Скорпиус протяжно застонал и поджал под себя колени. Альбус почувствовал, как его захлестывает высокой волной тепла, но в то же время к горлу подбирается знакомая горечь, из-за которой хотелось плакать, но не убегать. Это ощущение возникало теперь каждый раз, когда он оставался со Скорпиусом наедине, и он понимал, почему на первый взгляд приятное чувство обязательно сопровождалось комком в горле. Дружбе скоро придет конец. Альбус был уверен, что, если бы их дружба со Скорпиусом не пошла под откос, страшная, гнусная идея превратиться в другого человека не застряла бы у него в голове и тем более не пустила бы там корни. Он был убежден: дальше будет только хуже, — а все потому, что он вовремя не обратил внимания на трещину в отношениях. Теперь уже было поздно что-то исправлять: как-то забивать этот пролом или выстраивать над ним мост. (Задаваться вопросом, почему он пропустил начало конца, ему не хотелось.) А Скорпиус будто и не замечал, что дружба рушится. Он вел себя как обычно, не считая рокового выпада в ноябре, когда обвинил Альбуса в том, что он сознательно отдаляется от них с Розой. Роза, Роза, Роза — все сводилось к Розе. Альбуса это взбесило до такой степени, что он случайно признался в ревности, а потом, как следствие, сходил на свидание с Карой — что, впрочем, кончилось для него вполне благополучно. Но Скорпиус плыл по течению. И Скорпиусу было все равно. Когда-то, на четвертом курсе, Скорпиус пристыдил Альбуса за то, что он не видит ничего, кроме себя. Сейчас Альбусу нашлось бы чем возразить: он не замечал ничего, помимо себя, потому что для остальных — включая Скорпиуса — он исчез. «Я всего лишь ищу себе оправдания», — думал Альбус, забираясь под одеяло. С каждым разом это осознание накатывало с большей силой и все больнее давило на совесть. Но ведь все в любом случае закончилось бы печально. Альбус просто ускорил бы этот процесс, потому что после ему не захочется находиться рядом с этими людьми. Останься он рядом, чувство вины, которое и так не покинет его всю жизнь, будет закономерно усиливаться. Он мог бы уехать из Англии. Мог бы даже не заканчивать Хогвартс, а просто взять портал куда-нибудь в Америку. Мог бы влиться в общество маглов, а волшебство бы упрощало жизнь. Или мог бы даже применить заклинание Забвения на самого себя — и все. Просто… все. Альбус начал было засыпать, как Скорпиус вдруг вновь беспокойно заворочался. Мурлин недовольно зашипел и перепрыгнул с кровати Скорпиуса прямо к Альбусу. — Ну идем, идем, — Альбус приподнял одеяло для Мурлина, который громко замурлыкал и, потеревшись о руку Альбуса сухим шершавым носом, стал топтать простыню. — Да хватит. — Прости, — раздался хриплый голос. Позевывая и протирая глаза, Скорпиус пытался принять сидячее положение. Он зажег палочку и потянулся за часами. — Я знаю, что могу во сне резко шевельнуться… Мурлин всегда убегает. Прости, что разбудил. — Ничего, — пробормотал Альбус. Всякий раз, когда Скорпиус начинал извиняться, он сам опять чувствовал себя виноватым. А ему, в отличие от Скорпиуса, было за что. Скорпиус понуро опустил голову. Альбусу хотелось одновременно и обнять друга, чтобы стереть с его лица это несчастное выражение, и потрясти его за плечи и потребовать, чтобы он перестал за него волноваться. Потому что это вовсе не значило, что Скорпиус так дорожит Альбусом и их дружбой, — Скорпиус переживал за всех. — Я заснул в первом часу, а тебя все еще не было… — удрученно прошептал он. — Уроки в пещере жмыра делал, — машинально соврал Альбус. Обычно они делали уроки вместе, но все три вечера, когда он пробирался в библиотеку, Скорпиус был на тренировках по квиддичу, поэтому у Альбуса было оправдание не проводить время в гостиной или спальне. — А-а-а. Повисла тишина, которую нарушало только урчание Мурлина. — Спокойной ночи, Альбус. — Спокойной. Дыхание Скорпиуса никак не выравнивалось. Альбус не мог не думать о том, что после свиданий с Розой Скорпиус всегда засыпал с легкостью. Роза его успокаивала, Роза вызывала у него восторг и огромную гамму других эмоций — Альбус боялся даже представить каких. Если бы только он смог оказаться на ее месте… Альбус все еще до конца не понимал, почему ужасный рассказ Лили нашел в нем такой отклик. Чего он добьется, если последует своему плану? Наверное, чтобы узнать, нужно было начать его выполнять. Четвертая ночная вылазка в библиотеку обернулась удачей, причем в самый последний момент. После пяти часов отчаянных поисков в запретной секции Альбус был почти готов сдаться. Но, когда он возвращался вдоль ряда с учебными пособиями по целительству, ему вновь попался на глаза трехтомник под названием «Теория и практика психоцелительства: полный курс». В первый вечер Альбус не стал его даже пролистывать, убежденный, что в таком учебнике однозначно не может быть ничего о заклинаниях, связанных с памятью. К тому же он считал крайне маловероятным, что необходимая ему книга окажется в свободном для учеников доступе. Альбус практически потерял всякую надежду отыскать что-то ценное среди макулатуры на тему Аврората и Отдела тайн, и сейчас ему в голову пришла здравая мысль: хотя профессор Дэвис говорил исключительно об аврорах и невыразимцах, с человеческой памятью работали не только они. Скорее всего. Когда Альбус просматривал оглавление третьего тома, его взгляд моментально упал на раздел «Работа с памятью». Во рту у Альбуса пересохло: только несколько дней назад был убежден, что план рухнет еще на первом шаге. Чувствуя, как нарастает волнение, он начал внимательно читать названия глав: «Структура человеческой памяти»… «Важнейшие компоненты Омута памяти как главного вспомогательного магического предмета в психоцелительстве»… «Использование Омута памяти при лечении депрессии»… «Использование Омута памяти при лечении расстройств пищевого поведения»… «Использование Омута памяти при лечении биполярного расстройства»… еще Омут… «Заклинание изменения памяти: теоретическая и практическая подготовка, получение лицензии». Альбус дрожащей рукой открыл страницу четыреста шестьдесят. Глава начиналась с подробного описания действия заклинания: «...заменяет воспоминание или ряд воспоминаний любой длительности другим воспоминанием или рядом воспоминаний идентичной длительности» — это было очевидно. Авторы особенно подчеркивали опасные последствия неправильно сотворенного заклинания, из-за которых для применения его в терапевтических целях необходимо было предварительно сдать экзамен и получить лицензию: «…периодические головные боли у пациента; кратковременная частичная или полная потеря памяти как у пациента, так и у целителя; необратимая частичная или полная потеря памяти как у пациента, так и у целителя (эффект идентичен корректно примененному заклинанию стирания памяти)». И это пугало, но не отпугивало. Наконец добравшись до магической формулы («Мемориэ мутацио»), Альбус вынул из кармана перо и кусочек пергамента и принялся записывать. Удача одновременно Альбуса и обрадовала, и испугала. Он успокаивал себя тем, что, раз первый этап не провалился, непременно провалится второй. Практиковать заклинание оказалось занятием веселым, но не потому, что первые два часа у Альбуса из палочки не выходило ровным счетом ничего. Интересно было то, на чем Альбус тренировался. В учебнике по психоцелительству было сказано, что до внесения поправок в закон о правах домашних эльфов в две тысячи первом году — спасибо тете Гермионе — волшебники чаще всего отрабатывали заклинание именно на этих мирных существах (а до окончания Второй магической войны — и вовсе на маглах). Теперь же закон обязывал обучаться изменению памяти исключительно с помощью текстовой информации — ранее этот способ был только рекомендованным. Предлагалось начинать с коротких фраз или предложений: написать на пергаменте несколько связных слов (они будут выступать в качестве заменяемого воспоминания), четко представить в голове новые (это заменяющее) и навести палочку на пергамент. Если такие предложения легко удается «поменять местами», то можно переходить к более длинным. Если волшебник научился преобразовывать крупные тексты — по пятнадцать-двадцать предложений, то заклинание усвоено. Через четыре часа написанное Альбусом «Гарри Поттер боится голубей» превращалось разве что в «Скорпиуймс Поттер боится пасть» вместо задуманного «Джеймс Поттер боится упасть с метлы». Но Альбус не собирался сдаваться. У него было время. Да и лучше попытаться сосредоточиться на отработке нового заклинания, чем на человеке, мысли о котором, по-видимому, и не давали ему сконцентрироваться. Альбус добрался и до третьего этапа. К этому моменту он начал испытывать нечто отдаленно напоминающее азарт, но ощутить его в полной мере Альбусу мешало всепоглощающее чувство вины. В последнее время оно вообще вытесняло любые другие чувства. Радости не добавляла и вышедшая на днях статья Скитер об их свидании с Карой — вернее, свидание там только упоминалось, основной же темой была сексуальная ориентация Альбуса. Увы, но все произошло не на его условиях и совсем не тогда, когда он был к этому готов, к тому же сопровождалось омерзительными комментариями Скитер («Без сомнений, во всем виноват нерадивый папаша несчастного Альбуса, ведь нам всем известно, что гомосексуалистами становятся из-за недостатка отцовской любви»). После выхода статьи мама даже устроила со Скитер в редакции потасовку. Альбус поначалу злился на Кару, хотя намного больше — на самого себя, что доверился ей. Но Кара, как выяснилось, была практически ни при чем: сплетенку «Ведьмополихрену» отправила ее (уже бывшая) подруга Колман, которая, не добившись от Кары внятного ответа на вопрос, как прошло их с Альбусом свидание, сделала собственные выводы. Не далекие от правды. Все это, впрочем, сильно Альбуса не утешало. Не стоило и говорить, что он уже был до невозможности далек от того, чего хотел изначально добиться, а именно — выкинуть жуткую идею из головы. В субботу, семнадцатого февраля, Альбус, вопреки не дающим ему покоя нервам, уговорил себя позавтракать: несмотря на желудок Уизли, обычно требующий двойные порции каждые три часа, сегодня ему с трудом удалось запихнуть в себя сосиску и половину яичницы (Скорпиус кинул на него подозрительный взгляд, но промолчал). Вяло пожелав Скорпиусу удачи, Альбус направился было в сторону библиотеки — он предупредил друга, что проведет там несколько часов, — но по пути свернул в неприметный коридор, где надел мантию-невидимку, и побежал обратно в подземелья. В спальне он осознал свою первую ошибку. Потому что ему навстречу, мурлыкая, сразу же кинулся Мурлин. Конечно, Альбуса никто не мог видеть — но жмырам это и не нужно. Как он не предусмотрел? Слава Мерлину, он догадался вернуться заранее: приди Альбус на пятнадцать минут позже, когда уже здесь будет Скорпиус, Мурлин бы его спалил и Альбус вынужден был бы объясняться. (С другой стороны, тогда бы Альбус точно забросил свой план.) Мурлина совершенно не смущало, что хозяина не видно, и он уверенно терся о ногу Альбуса. Только вот сейчас его гортанное урчание звучало зловеще. — Уйди, Мурлин, — шикнул на жмыра Альбус. Но Мурлин и не думал уходить, хотя Альбус знал, что жмыр его прекрасно понимает (он всегда слышал, когда Альбус собирался на кухню за бутербродами). Жмыру, кажется, было даже все равно, что Альбус не берет его на руки и не гладит. — Мурлин, отстань, а? Ну не до тебя сейчас. Ты только мешаешься. Никакой реакции. — Слушай, я серьезно. Отвали нахрен, — с этими словами Альбус резко отвел ногу от Мурлина и в два шага пересек оставшееся расстояние до окна. Мурлин замолчал и сосредоточенно посмотрел будто бы прямо на Альбуса, который пытался поудобнее усесться на подоконнике. На секунду Альбусу показалось, что Мурлин действительно его видит, но в следующее мгновение жмыр испустил протяжный звук, нечто между воем и мяуканьем, и, подбежав к кровати Забини, свернулся у подножья клубочком. Что ж, Мурлин не Скорпиус: если жмыр обижался, то минимум на неделю, и никакие бутерброды с индейкой не спасут. А к плану Альбуса прибавилась еще одна сложная задача: придумать, как в нужный день отвлечь Мурлина. Но об этом он поразмыслит позже. А что если этот финт, который выкинул Мурлин, — намек, что не нужно продолжать? Альбуса разрывало между желанием сдаться и стремлением дойти до конца — то есть почти до конца, он ведь на самом деле не собирался выполнять последний пункт. Все это было лишь, как его, си-му-ля-ци-ей ситуации — кажется, так оно называется. Заранее наложив на себя Заглушающие чары, Альбус прислонился к окну и закрыл глаза, слушая размеренный плеск воды за стеклом. Он устал — во всех смыслах: он не высыпался, он еле выдерживал давление со стороны учителей из-за надвигающихся экзаменов, он уделял слишком много времени этому своему сраному плану. Хотя, надо признать, сейчас любому семикурснику было нелегко: все спали в среднем пять часов, все лезли на стенку из-за Ж.А.Б.А., а третий пункт у каждого был свой — у Скорпиуса, например, дурацкий квиддич. Но он мог развеяться вместе с Розой, как сегодня. Альбус старался не думать, что раньше на ее месте был он. Впрочем, подобным образом утешать себя не стоило: он никогда ею не был. Когда появилась Роза, Скорпиус понял, насколько проще ему находиться в ее компании, и Альбус постепенно отошел на второй план. Дверь распахнулась. Мурлин недовольно вильнул хвостом. Альбус отчетливо услышал шаги двух пар ног, хотя видел пока только Скорпиуса. Скорпиус запер дверь заклинанием, и Роза перестала прятаться под мантией-невидимкой. Наконец Альбус увидит, как они ведут себя без него. Каков Скорпиус без него, в совершенно расслабленной, непринужденной обстановке. О чем они будут разговаривать? Будут ли они вообще разговаривать? Скорпиус, часто и с усилием моргая, смотрел куда-то за плечо Розы, словно почему-то не решался встретиться с ней взглядом. У Альбуса не оставалось сомнений, что это означает: Скорпиус явно предвкушал их встречу и всячески оттягивал момент, когда все — что бы то ни было — начнется. Роза осторожно обняла его за талию. — Привет, — брякнул Скорпиус. — Мы уже здоровались. Настолько неловкого начала Альбус не ожидал. — Да, это... у нас тренировка сразу после обеда, — Скорпиус отстранился, одной рукой поглаживая предплечье Розы. — Так что мы с тобой сегодня только… — Нам хватит. Сразу после обеда? Бартли совсем над вами издевается? — нахмурилась Роза и, взяв Скорпиуса за руку, потянула его в сторону кровати. — Она считает, это мы над ней издеваемся. — Ну да, ну да, выглядит она так, будто вечно всем недовольна. — Нами. Разумеется, они обсуждали квиддич. Квиддич Альбус ненавидел всей душой, но ради Скорпиуса исправно посещал все матчи и абсолютно искренне радовался каждый раз, когда друг отбивал голы. Он никогда не перебивал воодушевленные монологи Скорпиуса о стратегии, но при этом никогда не мог поддержать разговор. В отличие от Розы. — Но у вас же есть Новы! Супернову я так вообще, если честно, побаиваюсь. — Сьюзи все почему-то боятся. Сомнительно, правда, что это нам поможет выиграть у Рейвенкло. Но и со всезнающей Розой Скорпиус был скован смущением, и его не расслабляли даже ее прикосновения — она то проводила большим пальцем по его запястьям, то легко целовала шею, то гладила живот. Альбус почувствовал некое подобие облегчения: все-таки раньше — до того, как в их уютную компанию из двух человек ворвалась она, — Скорпиус был с ним расслаблен, насколько это возможно для такого человека, как он. — Ну, у Рейвенкло в команде хотя бы парень не один. Альбус рано радовался: откинув голову назад, Скорпиус громко рассмеялся, и от прежней неловкости не осталось и следа. Роза прыснула, наблюдая за реакцией Скорпиуса, и шутливо ткнула его локтем под бок. — Слышала бы тебя Лили… — Скорпиус снял очки и аккуратно положил их на прикроватную тумбочку. Его плечи все еще подрагивали от хохота. — Я не могу не подколоть тебя насчёт вашей сборной-гадюшника, ты же знаешь. У нас вот из девчонок только я, Лили и Линни. Еще один слабый смешок от Скорпиуса, и вот так — после скромного обсуждения квиддича — все началось. Альбус должен был все мысленно фотографировать, впечатывать снимки в память, чтобы позже уметь воспроизвести. Он не должен был все проживать и пропускать через себя. Но иначе у него не получалось. Альбус подозревал, что видеть все вживую окажется намного мучительнее бессвязных картинок, которые ему иногда подсовывало воображение. (Даже те картинки вызывали слепящую боль.) Он и не думал, что невыносимо будет настолько, что ему захочется все заглушить и затемнить или попросту отсюда сбежать, как он когда-то и поступал. Только сегодня он обязан был все выдержать. Он неотрывно смотрел, как Роза первой целует Скорпиуса. Видимо, до сих пор инициативу всегда проявляла она. Он не боялся, что не сможет повторить, — он сейчас думал о другом. О том, что, как бы банально это ни звучало, ему до безумия хотелось бы оказаться на ее месте. Он всегда об этом думал — абсолютно всегда, когда надо и не надо (никогда не надо). Но теперь, когда все разворачивалось прямо перед глазами и показывало, как все могло бы происходить в другой реальности, где Скорпиус не с Розой, Альбус терял контроль над мыслями. Все они были вытеснены одной. Роза расстегнула три верхних пуговицы рубашки, но полностью ее не сняла. Скорпиус не возражал — он вообще ничего не говорил и практически ничего не делал. Всем заправляла Роза, а он только молча оперся о подушки, закрыв глаза. (Как будто бы для того, чтобы ничего не видеть, — но нет, конечно, это Альбус всего лишь мысленно выдавал желаемое за действительность.) Прошептав необходимое заклинание, Роза медленно и осторожно опустилась на Скорпиуса. Она крепко зажмурилась и закусила губу, и Альбусу захотелось сделать то же самое, но только не от удовольствия. А он не мог. Альбус не знал, что может быть хуже. Он давно привык к дикой смеси из желчи и яда, которая то обжигала горло, то стягивала, грозясь удушить, а потом бурлила и выплескивалась наружу истерикой. Но сейчас с ним происходило нечто совсем новое, к которому он не был готов. Его будто обездвижили, но при этом не лишили чувств, а наоборот — во много раз их усилили. Как бы ему ни хотелось, он был не в силах оторвать взгляд от постели Скорпиуса — или хотя бы закрыть глаза. Каждые несколько секунд по телу пробегал холодок, и вскоре ладони оледенели, но согреть Альбус их не мог. Каждую минуту сердце на пару мгновений замирало, а потом болезненно сжималось и пропускало два или три стремительных удара. Ни Скорпиус, ни Роза не издавали ни звука — слышалось только их постепенно учащающееся дыхание. И Альбусу становилось тяжело дышать. Неприятный холодок разбавило совершенно неуместное и невыносимое желание. В глазах отвратительно защипало, и, когда первая горячая слеза медленно прокатилась по щеке, Альбус едва разборчиво проскулил себе под нос, обращаясь неизвестно к кому или чему — к Розе, и к Скорпиусу, и к собственному разуму, и к телу: «Не надо». Его начинало подташнивать. Легким ознобом, который превратился в самый настоящий пронизывающий холод, в нем отзывалась ревность, и сейчас этот холод отчаянно боролся с возбуждением, выливаясь обжигающими слезами на щеках. Роза уткнулась носом в изгиб между шеей и плечом Скорпиуса, и Альбус как никогда отчетливо увидел на ее месте себя. Это была уже не размытая картинка, которую в снах акварелью рисовало подсознание, и не ослепительный калейдоскоп из кадров, мелькающих перед глазами, когда Альбус снимал напряжение в душе. Это была реальность, до воссоздания которой оставалось всего пара шагов. Эта предательская мысль словно растворила оковы, и Альбус наконец смог отвести взгляд. Альбус не слушал, как Роза судорожно вдыхает через нос и как через минуту к ней присоединяется Скорпиус. Альбус не смотрел, как они торопливо одеваются, как Скорпиус неуклюже обнимает Розу на прощание, как очищает воздух заклинанием, как достает из шкафа чистое полотенце и спешит в душ. Альбус сжимал кулаки, уставившись на подрагивающие колени и слушая биение сердца, отдающееся в ушах. Когда Скорпиус скрылся за дверью, он зарыдал. До желаемого было рукой подать. 19 апреля 2024 Оставалось меньше суток. В голове у Альбуса это звучало так, как будто меньше суток ему остается жить. В какой-то степени это было похоже на правду, потому что он еще в январе понял, что на завтрашнем дне прежняя жизнь прервется. Но тогда он был уверен, что его плану не сбыться. Наступило время строить планы на новую жизнь. Сбежать из Хогвартса, потом из страны — сейчас это уже не казалось чем-то далеким и невозможным. Альбусу стоило бы провести последний обычный день рядом со Скорпиусом, пытаясь насладиться, а не пораниться осколками былой дружбы. Скорпиус точно не был бы против — он до сих пор прилагал все усилия, чтобы оставаться хорошим другом. Альбус почувствовал секундный укол совести, который тут же сменила разумная мысль, что Скорпиус переживал за всех, причем для того, чтобы его самого не грызла совесть. Раньше он бы вообще не допустил подобных мыслей. Может, Скорпиус и не менялся вовсе, это сам Альбус озлобился на весь мир и начал подстраивать его под себя. Да и что это даст, если Альбус немного побудет рядом со Скорпиусом как прежде? Альбусу пора уже было учиться привыкать к новой, одинокой жизни. И ничто не подходило для этой цели лучше пещеры жмыра. Поэтому сегодня в пятницу Альбус направился в свой любимый коридор, после того как закончил шесть несложных в приготовлении зелий в кабинете кружка по зельеварению, среди которых было и Усыпляющее зелье для Мурлина (сегодня Альбус отрабатывал скорость). Профессор Левенштейн сама предложила ему взять с собой пузырек со снадобьем: «Жуткие синяки у тебя под глазами, Альбус. Седьмой курс, знакомо. Прими сегодня перед сном десять капель — хорошо, что завтра можешь отоспаться». Альбус давно проникся к профессору уважением за то, с каким понимаем она относилась к ученикам, но при этом никогда не позволяла себе лишнего и строго следила за правилами. Например, уходя, Альбус услышал, как она отчитывает Бартли за то, что та посмела приблизиться к котлу с безупречным Феликсом Фелицисом авторства Хьюго: «Знаю я вас, слизеринцев. Нет уж, хотите выиграть у Хаффлпаффа — выигрывайте по-честному». Знакомый запах сырости в пещере жмыра Альбуса странным образом успокаивал. Возможно, сказывалось то, что раньше он прибегал сюда на грани истерики, и в подсознании отложилось, что здесь, среди прохлады и плесени, безопасно. Альбус в очередной раз прогонял в голове план: скормить Мурлину бутерброд с индейкой, который уже у него в кармане и в который он добавил две капли Усыпляющего зелья; позавтракать со Скорпиусом; в пещере жмыра наколдовать подушки и сделать их невидимыми с помощью Дезиллюминационного заклинания; притаиться, надев мантию-невидимку; проследить по Карте мародеров за Розой и, как только она зайдет в коридор, оглушить ее заклятием; выдернуть у нее волос и добавить его в Оборотное зелье; сотворить с помощью заклинания умножения ее одежду; переодеться; уменьшить свою одежду до размера мизинца; накрыть Розу своей мантией-невидимкой; взять ее мантию; выпить зелье; наложить на проходы в коридор Репелло; встретиться у входа в слизеринскую гостиную со Скорпиусом; повторить то, что он видел в феврале; найти предлог уйти; изменить память Скорпиусу; снять Репелло; надеть свою одежду и мантию; избавиться от одежды Розы; надеть на Розу ее мантию; изменить память и оживить ее; стать последней тварью и возненавидеть себя еще сильнее. Идеальный план. Нет, план идеален, если есть запасной. Запасного плана у Альбуса не было. Если так подумать, у Альбуса не было ничего, кроме ноющего, порождающего бессонницу чувства где-то в области сердца и отчасти в животе, которое вроде как называлось любовью. Самое человечное, что в нем осталось. Не успев осмыслить, зачем он это делает, Альбус закрыл глаза и вспомнил январский день, когда Скорпиус впервые приехал к нему в гости. Тогда между ними не проскальзывало ни намека на какую-то неловкость; тогда их соединяла только крепкая дружба — именно соединяла, а не разобщала, как сейчас; тогда между ними не было Розы. В ту ночь между ними в буквальном смысле был всего лишь игрушечный жмыр. — Экспекто Патронум! Опять получилось. Из волшебной палочки вылетел знакомый лебедь — все его тело казалось тускловатым, в отличие от других Патронусов, но крылья обрамляло искристое сияние. Черный лебедь, как ему объяснила тетя Гермиона, одобрительно кивая. Тем летом она еще довольно долго вспоминала его «такой редкий и потому такой удивительный» Патронус. Тогда Альбус даже чуточку позлорадствовал: типичная для гриффиндорцев лесная кошка Розы у ее мамы такой восторг не вызвала. Лебедь неуклюже топтался рядом с Альбусом, наполняя его спокойствием и уверенностью — всем, что необходимо перед завтрашним днем. Мягкое тепло Патронуса расслабляло не хуже Умиротворяющего бальзама, только без побочных эффектов в виде сонливости. Взмыв к потолку, лебедь неторопливо огибал коридор. Альбус закрыл глаза. Он сидел на холодном каменном полу, наслаждаясь тишиной, которую разбавляло приглушенное шуршание крыльев лебедя. — Альбус! Черт. Он забыл о Репелло. Черт, черт, черт. Лебедь исчез. Услышав голос Скорпиуса, Альбус испуганно вскочил и потушил зажженный факел у стены. Он понимал, что бежать бесполезно, но, убежденный, что Скорпиус не один, а с Розой, решил, что поступит как раньше. Роза Скорпиуса, если что, удержит. — Альбус, постой! Или не удержит. Скорпиус нагнал его у самого входа — запыхавшийся, хотя пробежал не более десятка ступеней. Роза наверняка шла за ним, но встретиться лицом к лицу с Альбусом не спешила. Может быть, раскраснелся Скорпиус вовсе не потому, что торопился. Может быть, пока Альбус отдыхал, абстрагировавшись от всего мира, где-то у второго входа страстно целовались Скорпиус с Розой. Стараясь не выплеснуть подступившую к горлу горечь, Альбус смотрел четко в пол: — Прости, не подумал, что вы тут сегодня с Розой… Скорпиус его перебил, затараторив: — Я один. Она теперь в это время готовится к Ж.А.Б.А. Мы встречаемся завтра, когда все будут в Хогсмиде. Ты бы, это, Репелло наложил на вход, а то вдруг кто другой зашел бы. — Забыл… — признался Альбус, продолжая буравить взглядом стертые каменные плиты под ногами, — устал. Ну, я пойду… — Не надо! Альбус невольно поморщился оттого, насколько умоляюще звучали слова Скорпиуса. Считанные минуты назад он заверял себя, что не позволит Скорпиусу давить на жалость, изображая беспокойство за всех и вся. Это казалось задачей простой, ведь прежней дружбе оставалось жить всего двенадцать часов. — Можем вместе посидеть, — продолжал Скорпиус. — Я, правда, не знаю, что ты тут делал… А чем он занимался, действительно? Спасался от невыносимой реальности? Обдумывал коварный план по соблазнению Скорпиуса и саморазрушению? Пытался сохранить что-то хорошее в себе? — Да я сам не знаю. Просто сидел и думал о хорошем. — («Пытался», — мысленно прибавил Альбус.) — Судя по тому, что вызвал Патронус, получалось неплохо. Альбус выдавил из себя улыбку. Все-таки, наверное, он не врал. Для заклинания Патронуса требовалось не только предельное внимание и мощная магическая энергия, но и по-настоящему радостные воспоминания. Альбус не получал удовольствия, наблюдая за чужой болью, как некоторые темные волшебники, умевшие вызвать Патронус. Истинное блаженство ему доставляли только мысли о счастливых, беспечных, насколько это возможно, минутах вместе со Скорпиусом. — Может, вместе посидим и подумаем о хорошем? Кого он пытался обмануть, когда говорил себе, что все, больше никогда и ни за что? — Я… — («Скажи, что нет, что тебе надоело… Нет, не смей срываться на Скорпиусе».) — Ну, давай. Они вернулись к проему в коридоре. Альбус вновь зажег факел, а Скорпиус наколдовал подушки, чтобы не сидеть на холодном и твердом полу. Альбус наложил на второй вход отталкивающее непрошеных гостей заклинание и сделал в уме заметку, что завтра этот пункт нельзя пропустить ни в коем случае. А может, это очередной намек от Вселенной, что завтра ничего не получится и он зря старается? Может, все вообще отменилось и ему следует с облегчением выдохнуть (и пойти дальше утопать в собственной никчемности)? — Завтра все то же самое? Ну, с Розой. Мы с Забини и Смитом уходим, чтобы вы?.. — он не смог заставить себя закончить вопрос. Впрочем, Скорпиус не дал ему времени смутиться и чересчур быстро ответил: — Почти. Да. Вообще-то… мы должны с ней поговорить, — он замялся и потупил взгляд. Его щеки запылали с новой силой. — Серьезно. И я хотел, и Роза. Надеюсь, об одном и том же. Поговорить, значит. Да, это требовало изменений в плане, но ничего сверхтрудного, под что он не смог бы подстроиться. Но о чем Скорпиусу с Розой так нужно было поговорить, причем обязательно в тот день, когда все остальные отправятся в Хогсмид и им точно не помешают? В тот день, когда они обычно остаются наедине, чтобы перекинуться парой нескладных фраз о квиддиче в качестве комичной прелюдии, а потом в спешке потрахаться? Да нет, просто тогда, в феврале, он выбрал неудачный день. С кем не бывает. Зато завтра у них наверняка будет проникновенный разговор о безоблачном совместном будущем, и любовью они займутся как в последний раз. — Сделаешь ей предложение? — выпалил Альбус, надеясь, что его вопрос звучит скорее шутливо. — Рано. Сердце Альбуса впервые за долгое время ухнуло вниз. Судя по всему, в глубине души он все же позволял себе надеяться, что Скорпиус с Розой не навсегда. Не то чтобы эта мысль утешала — он бы предпочел не видеть рядом со Скорпиусом никого, кроме себя. Скорпиус, кажется, заметил его потерянный взгляд, и поэтому начал судорожно оправдываться: — То есть, я хотел сказать, что нет, совсем на другую тему. Разговор. Но он все равно серьезный, и я к нему очень долго готовился, и это непростой шаг, хотя я пока не могу тебе ничего рассказать, и… Кого Альбус пытался убедить в том, что ему все равно? Когда он слышал, как Скорпиус что-то нервно и бессвязно лопочет, когда видел, как он отчаянно заламывает руки, сдержать желание успокоить друга было бесполезно. Он моментально схватил ладони Скорпиуса в свои. Но, вместо того чтобы почувствовать, как онемевшие от тревоги пальцы начинают расслабляться, он увидел, что Скорпиус, сжав зубы, морщится, словно прикосновение Альбуса доставляет ему нестерпимую боль. Если до этого сердце Альбуса находилось примерно на глубине подземелья, то сейчас его засосало под земную кору. Но Скорпиус почему-то не отстранялся. — …у тебя руки холодные. Все оказалось очень просто. Как он не подумал? Конечно же, под лавиной паники его ладони успели закоченеть. Ответ, как исправиться, лежал на поверхности. Что до прихода Скорпиуса его согревало? Воспоминания об их беззаботных мгновениях, воплощенные в теплый мерцающий сгусток энергии. Скорпиус, вяжущий привкус Успокаивающего зелья в ромашковом чае, Мурлин. Лишь бы сейчас снова сработало. — Экспекто Патронум! Сработало. И Скорпиус заметно повеселел, и Альбусу стало легче. Вскоре к черному лебедю присоединился феникс Скорпиуса, и птицы, не обращая внимание на хозяев, устроили то ли игру, то ли драку. Скорпиус увлеченно за ними наблюдал. Альбус просто сидел рядом, чувствуя, как разливающееся по телу тепло ослабляет тугие узлы на плечах и отбойным течением уносит мысли, сосредоточившиеся на завтрашнем дне, в обратную сторону. 20 апреля 2024 — Правда. Я согласен. Я… Все шло не просто как надо, а даже удачно — Альбус сказал бы, что пугающе удачно. Роза крепко спала на бархатных подушках в коридоре, защищенном Репелло; Мурлин каким-то образом пропал из спальни, хотя должен был видеть третий сон, зарывшись под одеяло Альбуса или Скорпиуса; Скорпиус ничего не заподозрил, когда Альбус чересчур настойчиво предложил отложить их разговор. Но, наверное, было бы лучше, если бы что-то все-таки не заладилось и Альбус вынужден был отступить. Потому что если Альбус целовал его с неотвратимым отчаянием, то Скорпиус отвечал с уверенным желанием. А в перерывах между поцелуями смотрел на Альбуса так, будто лучше него в этом мире никого нет. И то, насколько Альбусу хотелось верить этому взгляду, его ужасало. Но он знал точно: будь он всего на пять сантиметров выше, Скорпиус никогда не посмотрел бы на него с такой слезливой нежностью. Да и насрать. Он впитывал этот взгляд. Скорпиус провел большим пальцем по его щеке и припал губами к скуле, к мочке уха, к шее, к ключице, и у Альбуса внутри будто бы что-то перемкнуло. Он и не знал, что так бывает: то, что он испытывал раньше, только отдаленно напоминало ощущения сейчас. Мысли перестали хаотично метаться из стороны в сторону — их сжег нахлынувший поток возбуждения. Сейчас все происходило вовсе не так, как Альбус видел в феврале. Неожиданно перехватив инициативу, Скорпиус вел смело, увлеченно, даже с остервенением, но у Альбуса не возникало никаких вопросов. Он просто позволил себе раствориться в этой гамме новых ощущений. Не нужно было ни о чем просить — Скорпиус откуда-то уже знал, что Альбусу необходимо. От резкого, непривычного ощущения заполненности Альбус закусил губу, силясь не издать ни звука и не потревожить Скорпиуса. Но Скорпиус ничего не видел: зажмурившись, он прижался губами к изгибу между шеей и плечом Альбуса. Ему нравилось, что Скорпиус не пытался быть осторожным. И не надо — Альбус заслужил такую грубость. Только грубость в исполнении Скорпиуса была сладкой. Перед глазами не мерцали картинки, нарисованные ядовитыми, кричащими красками, которые сдавливали грудную клетку и выжимали слезы безысходности. Перед ним разворачивалась утопическая реальность, которую он сам создал и которой боялся, но сейчас она распаляла его до предела, заставляя полностью прочувствовать, как все бывает, когда другая реальность испаряется. И вот снова это нарастающее напряжение — вроде бы почти как обычно, если не считать мощного фонового тепла. Только сейчас он был в объятиях Скорпиуса, он ощущал под пальцами мягкость его спутавшихся волос, он чувствовал его порывистое горячее дыхание у себя на висках, на щеках, на губах — и это все умножало отчасти уже знакомое в сотни раз. Как же Альбус его любил. И все равно, что это, кажется, вырвалось у него шепотом, когда от перекрывающего сознание удовольствия перед глазами вспыхнули искры. Возбуждение отступило, телесные ощущения подостыли. Альбус опять мог трезво мыслить. Лучше бы не мог. Осознание своего поступка нагрянуло, как раскат грома в дождливый день, — когда будто бы и ждешь, но надеешься, что пронесет. Пока еще разгоряченное тело Альбуса словно окатили ледяной водой, но сердце не замерло, а забилось с бешеной скоростью. Ему становилось дурно. Мысль о том, что он натворил, нависала черными пятнами перед глазами. Альбус зажмурился. Он использовал тело родного, пусть и не близкого человека. Он обманул не родного, но самого близкого человека. Все для своей… он даже не знал, какими словами описать цель. Гнусная, подлая, тошнотворная. Но была ли у него цель вообще? Чего он хотел добиться? Он изначально знал, что это все не принесет ему облегчения. Альбус взглянул на часы: почти одиннадцать. Не время заниматься самоистязанием. Времени вообще практически не осталось. Глубоко вздохнув, он повернулся на бок, лицом к Скорпиусу, и тут же об этом пожалел. Скорпиус продолжал смотреть на него тем же любящим взглядом, который только сильнее напоминал Альбусу о содеянном. — Я тебя люблю. Альбуса снова будто бы обдало холодом. Конечно, Скорпиус выбрал идеальнейший момент для признания. Конечно, это и было целью их с Розой «серьезного» разговора. Конечно, Альбусу, чтобы не вызвать подозрений, нужно было ответить, что он тоже его любит. Нет, Альбусу надо было убежать отсюда подальше — как раньше, когда видел Скорпиуса вместе с Розой. Он знал, что Скорпиус, со свойственной ему покладистостью, возражать не станет. К счастью, предлог уйти у него уже был заготовлен. — Слушай, я кое-что забыла в башне. Это важно… для нашего разговора. Я сбегаю и вернусь. Я быстро, обещаю. Он торопливо накинул на себя одежду Розы, ее мантию-невидимку. Улучив момент, когда Скорпиус отвернется, Альбус, стоя в дверях, четко представил, что Скорпиус и Роза договариваются о другом времени — на час позже, и направил палочку на Скорпиуса. И рванул из комнаты, не оглядываясь. Следующие несколько минут пролетели как одна. Альбус добежал до пещеры жмыра, с отвращением уничтожил одежду Розы с помощью Эванеско, оживил Розу, изменил ей память. Двоюродная сестра выругалась под нос, что не смотрит под ноги, и спокойно пошла дальше по коридору — значит, заклинание подействовало. Умиротворяющая тишина коридора начала казаться звенящей. Перед глазами снова потемнело, в груди защемило, к горлу твердым комком подступила злость на самого себя. Чувствуя, как подкашиваются ноги, Альбус опустился на холодный пол и взвыл, как раненое животное. Он ненавидел себя и раньше, но сейчас эта ненависть достигла апогея, и Альбусу хотелось разорвать себя на части — что угодно, лишь бы больше никогда не вспоминать, на что он пошел ради… А ради чего? Ради того, чтобы найти причину, отговорку мучить себя, а потом жалеть? Альбус и правда вызывал у себя жалость. Эгоистичный, лживый, трусливый — такого человека оставалось только пожалеть. Ком в горле продолжал давить, выжимая слезы, высасывая всю энергию. Альбуса сотрясало от рыданий, и он закусил губу в попытке унять непроизвольно вырывающиеся из груди всхлипы. Может быть, ему удастся найти способ все исправить. Может быть, под полом гостиной у какого-нибудь темного мага завалялся еще один маховик времени нового поколения. Может быть, в Лютном переулке кто-нибудь знает, как создать маховик. Изменить нужно всего шестьдесят минут. А может, просто не нужно было выяснять, сработает ли чертов план. Он так и не снял мантию-невидимку и вместо своих коленей сквозь пелену слез смотрел на серый потрескавшийся камень, который еще вчера его успокаивал. Он не собирался останавливать раздирающие сердце мучения — он их удостоился с лихвой. Альбус не знал, сколько так просидел. Наверное, совсем недолго, потому что Скорпиус, который сейчас стоял перед ним, выглядел почти так же, как когда Альбус уходил: порозовевшие щеки, растрепанные волосы, потемневшие глаза. То, что Скорпиус может его увидеть, Альбус понял слишком поздно: он не заметил, как слетел капюшон мантии. Ему следовало срочно придумать, как объясниться, и истязать себя, что опять забыл о Репелло, и изводиться догадками, зачем Скорпиус здесь. Но уже не было сил. Скорпиус смотрел на него, как на дикого жмыра. Он осторожно поднял ладонь: — Альбус, пожалуйста, не убегай хотя бы сейчас. Альбус и не собирался. Его уже не трясло, но и двигаться он был не в состоянии. Наказания не пришлось долго ждать, и это его одновременно утешало и огорчало: он-то считал, что заслуживает многолетних страданий. Молча глотая слезы, он позволил Скорпиусу подойти ближе, сесть рядом, снять с себя мантию-невидимку, зачем-то приобнять себя за плечи. Скорпиус пытался вызвать Патронус, очевидно, не понимая, что одно его прикосновение уже растворяло ком в горле у Альбуса. — Почему, да что это такое… — Из палочки вырвалась серебристая дымка, потом еще одна, и еще. — Нет, я смогу. Смогу. Но Альбусу не был нужен никакой Патронус. Ладонь Скорпиуса на предплечье согревала, распутывая тугой узел из ненависти и жалости к себе. Не отдавая себе отчет, просто желая, чтобы все это поскорее закончилось, Альбус уткнулся носом в плечо Скорпиусу и забормотал: «Прости, прости, прости…» Он не прекратил шептать эти извинения, даже когда Скорпиус заговорил, поглаживая его по голове: — Альбус, мы с Розой расстались. Мы оба хотели, и оба хотели поговорить как раз об этом, как оказалось. Тебе не нужно было... Все сработало. Почти все. Роза ничего не помнит, а я... не знаю почему... но на меня не подействовало. Заклинание изменения памяти, да, я правильно догадался? С ума сойти, это же уровень академии Мунго. Ты случайно не собираешься в психоцелители? Нет, что это я говорю, в самом деле... («Прости, прости, прости…») — Я говорил, что люблю, не Розе. Альбус, я знал, кому это говорю. Но Альбус был уверен, что слышит эти слова Скорпиуса только потому, что ему хочется их услышать, и поэтому не переставал нашептывать: «Прости, прости, прости…». — Нет, это ты меня прости. Если бы я не оттягивал с разговором, ничего бы не случилось. Я виноват не меньше. А может, и не послышалось. Альбус неохотно высвободился из объятий Скорпиуса и растерянно взглянул на… друга? На светлых ресницах Скорпиуса поблескивали слезы, но он смотрел на Альбуса так же, как час назад, — с любовью. — Мы что-нибудь придумаем, — он ободряюще сжал руку Альбуса. — Я тоже хочу это забыть. Мы можем сделать так, чтобы оба забыли. Альбус нерешительно кивнул. — Все могло бы сложиться иначе, — Скорпиус грустно улыбнулся. — Если бы я только выпил Феликс Фелицис.