***
Время следующего совещания наступает неожиданно быстро. — Вы не можете выгнать именно эту участницу, из-за нее шоу смотрит слишком большое количество людей! — гнет свою линию Дарья, одна из продюсеров «Пацанок». Для Лауры этот разговор становится определенно скучным. Она переводит взгляд на Марию и едва сдерживает смех, видя, как та гневно поджимает губы. Стараясь не привлекать внимание, она быстро печатает в телефоне сообщение. Если бы я не знала, что она тебя бесит, я бы посчитала, что вот это выражение на твоем лице — страсть. Маша нехотя отрывает яростный взгляд от Дарьи и обращает внимание на телефон. Ее губы чуть дрожат, сдерживая улыбку. Если в этой комнате моя страсть и проявится, то точно не к этой курице. С губ Лауры срывается смешок, который она поспешно превращает в кашель, стараясь не смотреть на подругу, чтобы не рассмеяться еще больше. Все присутствующие обращают на нее внимание, а Дарья подозрительно щурится. — Лаура Альбертовна, все хорошо? Давайте я принесу вам воды, — наигранно обеспокоенно произносит Третьякова. «Вот же сучка» — внутренне усмехнувшись, думает директриса. — Нет, Марусь, все хорошо, просто подавилась. Марусь? Марусь? Маше хочется возмутиться. Появляется ощущение, что одной фразой Лукина показала свое превосходство над ней, отвечая на обращение по имени и отчеству столь фривольно. Но к чувству возмущения примешивается что-то еще. Кажется, это… Удовлетворение? Чем бы это ни было, она подумает об этом позже. Они собираются на выгон, и сегодня он обещает быть действительно напряженным. Занимая свое место, директриса ловит себя на мысли, что она сидит почти непозволительно близко к Марии, в то время как третий преподаватель находится на достаточном расстоянии. Она качает головой, и молча садится. Привычные отработанные фразы даются спокойно, и это вновь создает на экране впечатление, будто кто-то говорит им в наушник. Лаура усмехается этому. Она бы с радостью посмотрела на того бессмертного, который посмел бы диктовать ей, что говорить. Несмотря на напряженную атмосферу выгона, директриса ощущала повисшую в воздухе скуку. Она перевела взгляд на Машу, отметив, как ей идет этот розовый костюм. «Вот так посмотришь — и в жизни не подумаешь, что стерва». Подруга ловит ее взгляд и улыбается. Брюнетка позволяет себе несколько мгновений продолжать смотреть ей в глаза. Тот магнетизм и чувство замедленной съемки, которые всегда появляются при их взгляде глаза в глаза не устает ее удивлять. Третьякова прерывает контакт, но лишь для того, чтобы скользнуть взглядом ниже, медленно проходясь по всему телу. Перехватывает дыхание. Почему Лауре всегда кажется, что в каждом этом взгляде — касание? Блондинка задерживает взгляд на пальцах руководителя, и ее ресницы дрожат. — … Такое поведение непозволительно для настоящих леди, нужно понимать… — продолжает свою речь Буше, сосредоточенно разглядывая пацанок. Маша наклоняется к Лауре и почти невесомо прикасается к ее локтю, будто привлекая и так полностью отданное ей внимание. — И что это значит, Мария Владимировна? — шепотом интересуется директриса, и усмехается. Ответом ей служит небрежное пожимание плечами. — … Я уверена, что коллеги меня поддержат, — с акцентом произносит Марии, бросая на женщин неодобрительный взгляд. — Это действительное неприемлемое поведение. У меня есть только один вопрос: зачем вы пришли сюда, если не планировали меняться? — быстро сориентировавшись, строго спрашивает Лаура. Маша только кивает.***
— Мария Владимировна, зайдите ко мне перед тем, как соберетесь домой, — медленно произносит брюнетка, удаляясь. — Ага, — рассеянно отвечает Маша, с подозрением наблюдая за двигающейся в ее сторону Буше. — Ты что-то хотела? — Вообще — немного пообщаться с коллегой. И дать совет, — улыбается коллега, и все в ней раздражает Машу. От натянутого кукольного лица, до родинки на нем, и этой фальшивой улыбки. — О, в самом деле, — тихо она произносит, — по поводу чего же? — Расслабление, медитация, концентрация… Все в этом роде. — Чего? — … И снять вам с Лаурой номер в каком-нибудь отеле. Становится действительно сложно переключать внимание окружающих на себя. Несколько секунд проходит в молчании, пока Маша судорожно пытается продумать несколько вариантов того, что может иметь в виду Марии. Не найдя альтернативы самому раздражающему — ощущает приступ ярости, столь часто посещающий ее в последние дни. — Совсем с ума сошла? Может, в этом и есть все дело? Для тебя главное — это внимание. Так иди и запиши очередное видео про вебинар, а не донимай меня глупыми шутками. — Ох, дорогая, — Марии театрально прикладывает руки к груди в безысходном жесте, — если бы это было шуткой. Эти ваши пожирающие взгляды становятся настолько очевидными, что мне жаль ваши семьи. — Какая же ты тупая. Даже не смей ничего говорить про мою семью. — Какие грубые слова для нашего любимого ангелочка-искусствоведа. — Пошла ты нахер, — почти выплевывает блондинка, и резким шагом почти сбегает от своей коллеги, безуспешно пытаясь усмирить бешено стучащее сердце. Злость, возмущение, раздражение смешиваются в один терпкий коктейль, заставляющий ее влететь в кабинет директрисы без предупреждающего стука. Она не обращает внимания на то, как та хмурится, отрываясь от документов, и задумчиво за ней наблюдает. Брюнетка так же не нарушает тишину, стремясь проанализировать возникшую неуправляемую ситуацию в виде разъяренной блондинки. Но известных переменных слишком мало, и она сдается. — Маш, что случилось? — Тупая, тупая, желающая только хайпануть на этом всем курица. Боже, мне так хочется стереть ее фальшивую усмешку чем-то тяжелым. Лаура, я бы взяла какой-нибудь гребаный ноутбук и врезала по этой наглой морде! — О боже, — в голосе женщины слышится насмешка, — когда ты успела поругаться с Буше? — Какого черта ты улыбаешься? — угрожающе произносит Третьякова, и Лаура ловит себя на мысли, что та перегибает. Какие бы теплые отношения их не связывали, они все еще не равны по статусу в этой школе, что должно накладывать определенную дистанцию и уважение. — Потому что мне так захотелось, Мария Владимировна. Будьте добры снизить свой тон, — она говорит тихо, но низкие нотки, появившиеся в ее голосе, заставляют коллегу остановиться посреди кабинета. Она все еще выглядит разъяренной, но теперь к этим эмоциям примешивается стыд. — Извини, Лаур, просто это так… — она взмахивает рукой, не находя слов, и садится на диван. — Можешь просто выдохнуть и мне рассказать. Я уверена, что там не все так… — Она сказала снять нам номер в отеле, — быстро произносит блондинка, внимательно вглядываясь в лицо Лукиной, наблюдая за реакцией. Но директриса выглядит невозмутимо. Она отводит взгляд и в задумчивости обводит губы пальцами. Против своей же воли блондинка завороженно следит за этим жестом, не успевая себя одернуть. Красивые длинные пальцы, на которые она засматривалась на сегодняшнем выгоне, теперь привлекали внимание еще и к прекрасным губам. Третьякова чуть качает головой, приходя в себя. Когда-нибудь она обязательно проработает этот момент наедине с собой, чтобы понять, почему ее так волнуют жесты подруги. Но она точно сделает это позже. — Почему ты молчишь? Лаура выглядит самодовольно, когда приподнимает брови и взмахивает рукой в небрежном жесте. — Просто я думала, зачем нам отель, если у меня всегда есть пустующая квартира. Маша резко вздыхает, ошарашенно смотря на Лукину, которая будто не шутит, и наблюдает за ней с легкой улыбкой. — Вообще-то это серьезно! — Конечно, Маш, — директриса позволяет себе рассмеяться, — это очень серьезно в масштабах мышления Буше. Но ты-то куда? Сказала и сказала. Какая вообще разница, кто и что говорит? У нас у обеих полно дел, работы, хлопот. Вот скажи мне: тебе делать нечего, реагировать на это все? Вот я скорее пол сменю, чем отреагирую на все подобные выходки. Я же взрослая женщина, в самом деле. — Тебе не может быть все равно! — Так, давай начистоту. Что конкретно тебя волнует? То, что о нас говорят? Не верю, ты не первый год медийный человек. Или то, что это касается ориентации? — Лаура склоняет голову набок. — А, может быть, тебя волнует то, что ты всегда стонешь подо мной? Маша чувствует дрожь, прошедшую по телу, и бездумно смотрит на директрису. В голове пусто. Она даже не может сформулировать какую-то определенную мысль, в голове эхом отдается «ты всегда стонешь подо мной». Низ живота мучительно скручивает, и она быстро моргает. Брюнетка с остервенением наблюдает за своей собеседницей. Она с удивлением отмечает, как Мария почти незаметно чуть сдвигает ноги. — Я… делаю что? — наконец, приходит она в себя. — Ну, в видео этих. Постоянно показывают, как я доминирую. Тебе беспокоит, что тебя считают слабее? — как ни в чем не бывало продолжает Лукина, наслаждаясь реакциями Третьяковой. «Неужто наша маленькая Маша действительно хочет большего и все эти взгляды мне не привиделись?» Брюнетка с досадой ощущает, как начинают трепетать бабочки в животе. Она знает это чувство: оно про игру, про охоту, про страсть. В ней всегда жил азарт, она обожала очаровывать людей, наблюдать за ними, наслаждаться каждой загадкой в общении. И, пусть она всегда оставляла игру, когда понимала, что действительно небезразлична, сейчас румянец на щеках ее коллеги привел ее к еще большей жажде приключения. — Да, наверно, так и есть, — непривычно кротко отвечает Маша. Сейчас она выглядит смиренной и покладистой, но лишь из-за того, что ее мысли уже давно отошли от психологии ситуации и сосредоточились на ощущениях. Напряжение в сдвинутых ногах, румянец на щеках, дрожащие пальцы. Она должна каким-то образом объяснить это самой себе.***
Мягкие губы, осыпающие ее ключицы поцелуями, приводят к исступлению. Она путается пальцами в простыни, стараясь хоть как-то облегчить ощущения, но зубы слегка прикусывают шею, и она слышит собственный вскрик, который тут же превращается в глубокий стон. Между бедер так мокро, что она чувствует, как влага стекает по ногам, и все, чего ей хочется — быть наполненной, удовлетворенной, закончить эту сладкую пытку. — Боже, сделай уже это, — рычит она между стонами, и оказывается услышанной: два пальца резко толкаются в нее, заставляя низ живота сжаться. Смесь боли, наполненности и удовольствия кружит голову и она почти окончательно теряет контроль, прежде, чем почувствовать, как поцелуи поднимаются к ее губам. Она тянет за волосы, желая вовлечь партнера в глубокий поцелуй. Но когда она встречается с холодными голубыми глазами, разрядка оказывается невесомо далеко, а губы едва способны на то, чтобы выговорить отчаянное и испуганное «Лаура»… Она почти подскакивает на кровати, с трудом ориентируясь. Потолок ее квартиры кажется незнакомым. Маша глотает ртом воздух, стараясь прийти в себя. Живот все еще сводит остатками возбуждения, и она плотно прикрывает глаза в попытке обрести контроль. Она только что почти кончила во сне. Во сне, наполненном эротическими сценами с женщиной. И не просто с женщиной. С Лаурой, черт бы ее побрал, Лукиной. — Блядь… — выдыхает она, переводя взгляд на мирно сопящего мужа.