Надоело

Глупо ехать на другой конец города просто потому что тебе скинули адрес квартиры. Еще глупее — испытывать при этом чистейшее чувство эйфории, будто тебя впервые в жизни позвал на свидание мальчик. Вот только мальчику — 52 года, его зовут Лаура Альбертовна, и это твое начальство. Весело, да? Маша крепче сжимает руль своей Audi Q8, и усмехается, вспоминая собственные заявления о том, что любит большие и спортивные машины. О да, величину она любила, будь то машина, или личность. Иначе уж точно никак не объяснишь это влечение к женщине. Мария была из тех людей, что совершенно никогда не поглядывали в сторону своего пола. Зачем, если есть так много очаровательных джентльменов, с которыми можно построить семью, завести детей, и жить душа в душу? С Лаурой все было иначе. Это было не про пол, но про ощущение. Спокойствие, уют, и дикий трепет смешивались в один коктейль, кружащий голову как первый космополитен в жизни. От пошлой аналогии, прозвучавшей в голове, сводит скулы. Когда она добирается до небольшой, но очевидно престижной многоэтажки, на улице уже немного смеркается. Лукина встречает ее, запечатлевая на щеке небрежный поцелуй. Так, будто между ними ничего нет. Просто вежливый жест. На несколько секунд Мария даже верит в это. Сегодняшний вечер — определенно не свидание. Лаура выглядит по-домашнему: на ней свободные черные брюки с золотистым принтом, больше похожие на спортивные, чем на повседневные, темная оверсайз футболка, и, как главный аксессуар — бокал красного вина в руке. После легкого поцелуя в щеку, она впускает Марию, закрывает дверь, и как ни в чем не бывало отправляется на кухню, вовсе не размениваясь на вежливые приветствия и светскую беседу. Испытывая патологическую неловкость от непонимания происходящего, Маша старается оценить обстановку в квартире, не слишком очевидно осматриваясь. Минимум мебели, функциональность и светлые тона заставляют женщину задуматься: контемпорари или минимализм? Лукина наблюдает за ее попытками вести себя естественно с легкой улыбкой. Она опирается локтем на стол, потягивая вино, и в молчании ожидая от Третьяковой начала разговора. — Итак, — неуверенно произносит Маша, и тут же корит себя за это. «Итак» въелось в ее память как слово директрисы, которая почти всегда начинала все совещания и беседы, сразу стремясь что-либо подытожить. — Итак, — повторяет Лаура, не давая ей успеть сориентироваться, — могу предложить вино, но это будет совершенно риторическим вопросом. Выбора у тебя нет, — она улыбается, смягчая свою самоуверенность, — мясо будет готово совсем скоро. Хочешь чем-нибудь перекусить до этого? Абсолютно естественно. Так, будто они собираются и ужинают у Лауры дома каждый день. Мария принимает из рук брюнетки бокал, и делает аккуратный глоток. Слегка морщится. — Вкусно. Но не люблю сухое, всегда предпочитаю полусладкое. — А я предпочитаю честность во всем. Сухое вино — это вкус естественности. Если научишься любить вино терпким, и позволишь ему стать для тебя большим, чем временным пойлом, оно вознаградит тебя многообразием раскрывающихся букетов и вкусов. Маша медлит. — Стоит ли свыкаться с тем, что что-либо должно восприниматься как должное, без стремления быть лучше, слаще для того, кто делает этот выбор? Лаура выглядит разочарованной, делая последний глоток вина, и вставая из-за стола. — Это притворство. Впрочем, дело вкуса, — она отворачивается и проходит на кухню. Блондинка делает еще один глоток, и задерживает вкус на языке. Когда Лаура возвращается, приступая к быстрой сервировке стола, и принося с собой восхитительный аромат запеченной говядины, Маша уже готова пересмотреть свои гастрономические принципы. Она слегка волнуется, прежде, чем отвлечь женщину, и нервно постукивает пальцами по бокалу. — Очень необычное сочетание. Мне кажется, я уловила одновременно и сливу, и кофе во вкусе… — Лаура поднимает на нее заинтересованный взгляд и слегка кивает, вновь обращая его к столу. — Это «Мальбек» из трилогии. Ягодный. По-дурацки хочется расплыться в улыбке. Она больше почувствовала, чем поняла, что интонации Лукиной звучат одобрительно. — Расскажи мне что-нибудь, — просит Лаура, когда их тарелки уже наполнены. — Что тебе интересно? — Ты, — спокойно отвечает Лаура, отправляя в рот кусочек мяса. На несколько секунд Маша зависает от этой картины. Затем, опомнившись, тоже пробует блюдо, и медленно пережевывает. — Мясо очень вкусное, — блондинка вновь медлит, слегка закусывая от волнения губы, — у меня сейчас в разработке новый спектакль. — Да? Что в основе сюжета? — Хочу продолжить тему о том, как близки бывают сон и явь, и как губительно бывает их неразличение. Лаура усмехается. — Действительно, — небрежно произносит она, — а вы сами это понимаете, Мария Владимировна? — Проверяю опытным путем каждый день, — дразнит в ответ женщина, и с улыбкой щурится, когда хозяйка квартиры вновь подливает ей вино. — Прости, это Оля, — бросает женщина, отвлекаясь на телефон. — У тебя с ней что-то есть? Лаура поднимает на Машу спокойный взгляд. Она сегодня на удивление сдержана, и это так же напрягает, сколько заставляет чувствовать себя в безопасности. — Общая работа, — ровно произносит она, и больше эту тему Мария не поднимает. Когда ужин закончен, Лаура призывает Машу осмотреться в квартире. Предсказуемо, но первое, к чему бросается Мария — ее невзрачный книжный шкаф. Брюнетка с удовольствием наблюдает за тем, как стоящая к ней женщина трепетно проводит пальцами по корешкам книг. Нежно, с любовью, с аккуратностью. Хочется взять ее руки в свои и поцеловать каждый пальчик. Деловито прохаживаясь возле шкафа, она приглядывается к названиям книг, что-то бормочет себе под нос. Выудив одну книгу со стеллажа, аккуратно раскрывает ее, и что-то тихо читает, ведя пальцем по строкам. Лаура поднимается с дивана, несколькими легкими шагами оказываясь рядом. Не давая себе времени на раздумья, обнимает Марию, обвивая ее талию руками, и укладывая голову ей на плечо. Чувствует, как та напрягается, тихо вздохнув. Так, будто боится спугнуть этот момент нежности. Глупая, думает Лукина, единственный, кто здесь может спугнуть — это я. Она потирается щекой о плечо Марии, и с удовольствием вдыхает ее запах. — Что-то интересное? — спрашивает ворчливо, почти с ревностью, и блондинка смеется. — Это же относится к тебе, конечно, интересно. Здесь сплошная философия и психология — ты вообще читаешь что-то художественное? — Пустая трата времени, — глухо отзывается Лукина, и коротко целует Марию в шею. Маша закрывает книгу, и аккуратно поворачивается к женщине, перехватывая ее руки. Лукина смотрит внимательно, несколько напряженно. — Почему ты не звонила? Задать вопрос — всегда риск. Возможно, сейчас все закончится в одно мгновение, и Лукина просто выставит ее за дверь. Задать вопрос — значит остановить естественный процесс их взаимоотношений, заявить прав больше, чем она когда-либо могла себе позволить. Но, вопреки уже устоявшимся правилам, директриса отвечает. — Мы не обозначали четких рамок, которые могли бы дать понимание, что я должна это делать, — она останавливается, будто проговаривая следующую мысль про себя, — или что я могу это делать. — Почему написала сегодня? — Тебе так важно надо мной издеваться? — хмурится Лаура. — Мне захотелось. Хотелось и раньше, сегодня — особенно. Тебе этого недостаточно? — Ох, — Мария тихо смеется, и почти невесомо прикасается пальцами к щеке женщины. Нежно поглаживает, так легко, будто она может раствориться под ее руками прямо сейчас. — С тобой мне достаточно только тебя. Лаура ощущает слабость. Ей кажется, будто она перегрелась на солнце: сердце, ускорившее свой бег, с каждым ударом отдается дрожью в теле. Она тянет Марию ближе, погружая ее в мягкие объятия. Они застывают так на пару минут. Этот момент стоит того, чтобы его запомнить. Это перемирие в их вечной войне. Это нежность вместо горьких пощечин, и уют вместо постоянного напряжения и едва прикрытых дверей Школы. Брюнетка оставляет на шее Марии мягкий поцелуй, и поднимается выше. Она осыпает нежностью ее горло, подбородок, и приникает к губам в мягком, но твердом поцелуе. Она не проникает языком в ее рот, и в этом больше трепета и предвкушения, чем в каждом их прикосновении ранее. Сегодня Лаура пробует ее по-настоящему, не впопыхах, и не в ярости. Сегодня она хочет, чтобы все было правильным. Она тянет Марию за собой, падая на диван, и усаживая ее на свои бедра. Раскрасневшаяся, мило смущенная сменой темпа их касаний, она выглядит как персональная икона Лауры. Сегодня она готова ей поклоняться. Женщина задумчиво и медленно ведет ладонями по рукам Марии, лаская ее через ткань блузки, только после этой короткой ласки начиная ее расстегивать. Меняя их местами, и укладывая блондинку на диван, Лаура целует выступающие ключицы. Красиво. Эстетично. Если бы она могла фотографировать глазами — заполнила бы все альбомы фотографиями этого тела. Она не спешит, целует медленно, затем проводит по ключицам языком, пробуя кожу на вкус. Во рту пересыхает. — Ты как вино, — шепчет она в шею Марии, вызывая у нее мурашки, — с повышенной танинностью. У меня так вяжет рот, когда я смотрю на тебя. Руки Марии оглаживает ее бока, слегка сжимают спину, когда в ход идут зубы, и Лаура оставляет на ключицах след. — Моя девочка, — бездумно произносит брюнетка, обхватывая руками упругую грудь, и немного грубо сдвигает бюстгальтер. Ей никогда не хотелось попробовать кого-то на вкус настолько сильно. От ощущения полной груди в руках перехватывает дыхание. Лаура обводит ее контуры языком, слегка подталкивая, наслаждаясь упругостью. Это не девичья грудь, это грудь уже зрелой женщины, сочная, в полной мере раскрывшая свою красоту. Брюнетка перекатывает между пальцами твердые соски, губами опускаясь ниже, лаская бледную кожу живота. Она целует и лижет: что-то в ее голове взрывается, заполняя мозг лишь одним стремлением попробовать каждый участок нежной кожи. Маша цепляется пальцами за обивку дивана, старается не ерзать, но крупная дрожь то и дело пробивает ее тело. Она мокрая, неприлично мокрая, и беспомощная. Все, на что хватает ее сил — сжимать плечи Лукиной, и стараться не умолять ее опуститься ниже. Между ног ноет, заполняя все мысли лишь двумя двумя словами: мокро и пусто. Лаура должна это исправить. Должна заполнить ее, должна воспользоваться той влагой, что неприлично разливается по ее бедрам. Разливается из-за нее. Когда Лаура стягивает ее юбку и осыпает поцелуями контур нижнего белья, Маша не может сдерживать криков. Она закусывает губу, и болезненно стонет, распластавшись на диване. — Маша, — хрипло произносит Лаура, и ощущение ее горячего дыхания между ног заставляют блондинку ахнуть и податься вперед, в поисках контакта с женщиной. Она находит в себе силы посмотреть на Лукину и почти кончает, видя, как завороженно смотрит на нее Лаура, как трепетно целует внутреннюю сторону ее бедер. Это невыносимо. — Лаура, если ты… — она задыхается, когда кожу прикусывают зубы, — сейчас не… Я просто умру, — выдыхает Маша, и чувствует, как горло смеющейся брюнетки вибрирует у ее бедер. Она проводит пальцами по насквозь промокшему белью, и вновь медлит. Влага просачивается сквозь трусики. — Моя, — выдыхает Лаура, и дрожащими пальцами сдвигает их в сторону. Она прикасается большим пальцем, размазывая смазку по складкам, и блондинка издает глубокий стон, больше похожий на рык. Лаура не спешит с ласками, продолжает завороженно гладить, наслаждается нежностью и влажностью. И осознанием, что эта женщина — ее. Течет для нее. Стонет только для нее. — Это только для меня, ты поняла? — Маша слышит эти слова будто сквозь толстый слой ваты. — Лаура… Сразу два пальца резко толкаются в нее, и она вскрикивает, подбрасывая вверх бедра. — Ты поняла? — Я… — она снова сбивается, с очередным глубоким толчком. Когда к двум пальцам добавляется еще один, нажимающий на клитор, она готова разрыдаться от полноты ощущений. Рот Лауры наполняется слюной. Она вдыхает глубоко в легкие запах возбуждения, ощущающийся, кажется, во всей квартире, и не успевает принять решение, тут же мягко приникая к влаге губами. Язык скользит по складкам, собирая смазку, вяжущую рот, и с каждым приступом дрожи Маши, хочет оказаться глубже. Брюнетка напрягается, заостряя язык, и толкается внутрь, беря блондинку языком. Чувство нежности, страсти, и незнакомого торжества овладевают Лаурой с каждым движением. Ее и только ее. Когда Маша кричит, кончая, брюнетка не останавливает ласку, продлевая волну удовольствия еще на несколько мгновений. Она дрожит, дрожит, будто приходя в себя от солнечного удара, чувствуя слабость в теле, и влагу везде, где только она возможна. Брюнетка утирает лицо рукой, и тянется вверх, внимательно вглядываясь в лицо Третьяковой. Ее веки полуприкрыты, руки раскинуты по обе стороны. Губы слегка кровоточат от частого прикусывания, а бледность кожи сменилась сексуальным румянцем. Сердце странно трепещет, когда Мария, с силой открывая глаза, сонно тянется к Лауре, обхватывая ее руками за шею. Та не сопротивляется, позволяет утянуть себя в липкие и горячие объятия. — Да, — уже в полудреме шепчет Маша, — я поняла. Я твоя. И больше во сне, чем в реальности, она почти неслышно добавляет — Люблю тебя. В этот момент время останавливается.