Макс Корж — За тобой
Первые десять минут они едут молча. Не считая названного девушкой адреса, который Алик планирует забыть сразу же, как только закончит. Вся эта ситуация его раздражает. До стиснутых зубов. До побелевших на руле костяшек. Как он, блядь, так вляпаться умудрился, а? На кой хер позволил себя во все это втянуть? Ведь не хотел же проблем! А тут на тебе. Пришла беда, откуда не ждали. А у беды-то этой имя есть. Кристина, блядь. Хороша, ничего не скажешь. Заварила кашу, а теперь сидит себе, помалкивает. В его, Алика, сторону даже не смотрит. Не будь она Зурабовской дочкой, он бы ее еще у ресторана нахуй послал. — Машину папочка подогнал? — в итоге он сам нарушает молчание. И в голосе его яда столько, что Белоснежке с ее яблоками и не снилось. Вот только не он один, похоже, эту сказку знает. В противном случае как объяснить, что это яблоко ему возвращают? — А что, понравилась? — холодно девушка уточняет. — Могу дать погонять. Только у меня магнитола не работает. Такого ответа Алик не ожидал. Нет, ну, правда. С ним уже лет сто никто так нахально не разговаривал. Даже Эльза, и та себе такого не позволяла. И это злит еще больше. Откуда ты, блин, взялась такая дерзкая? Но то, что следует за этим ответом дальше, добивает его окончательно. — Слушай, — выдержав паузу, девушка продолжает, — давай по-честному. Ты ведь уже сложил обо мне мнение. И если я скажу, что сама на нее заработала, ты все равно не поверишь. Вот так, без малейших колебаний, буквально за считанные секунды она задвигает Алика на место. Проиграл. В собственной игре. — А ты, значит, не такая, — подводит юноша итог, позволяя губам расплыться в язвительной ухмылке. Провоцирует. Он ее провоцирует. И снова терпит неудачу. — На светофоре налево, — вот чего он добивается. А последняя фраза так и остается проигнорированной. Не Белоснежка. Вообще никаким боком. Приходится заткнуться и тупо делать, что говорят. На светофоре они притормаживают, потому что за секунду до этого тот зажигается красным. — Че там с твоей магнитолой? — опять Алик первым не выдерживает. Отвлекается от дороги и тыкает пару раз пальцами по кнопкам проигрывателя. Никакой реакции. — Предохранитель полетел, — равнодушно девушка пожимает плечами. Даже обернуться не удосуживается. Алик на нее взгляд бросает. Через боковое зеркало. А после снова на дорогу переключается, зеленого сигнала дожидается. — Ну, пригоняй на базу, — сам не знает, зачем предлагает. Просто чтобы тишину забить. — Поменяем. Его слова, приглушенные шумом мотора и звуком работающей печки, вызывают у пассажирки улыбку. Впервые за время поездки. — Я подумаю, — лукаво она отзывается, прежде чем небрежным движением поправить соскользнувшие на глаза волосы. И Алик этот жест почему-то улавливает. Как-то само собой выходит. А дальше они снова едут в тишине. Только теперь она уже не так давит. Наоборот, становится как-то уютно. Словно они друг другу и не враги вовсе. Словно это он сам ее подвезти предложил. А она согласилась. К нужному дому они подъезжают минут через десять. Обыкновенная многоэтажка. Панелька. Видимо, на личный особняк эта прима-балерина еще не заработала. Припарковавшись у подъезда, мотор Алик глушить не спешит. У него вопрос в голове крутится, только вот он сомневается, стоит ли его задавать. Девушка это как будто чувствует. И потому тоже его из своей машины выгонять не торопится. Так и сидят. Друг на друга даже не смотрят. Он стену обшарпанную взглядом гипнотизирует, а она куда-то в сторону глядит, глазами по двору блуждает. — Что у тебя с Артуром случилось? — у Алика голос ледяной и серьезный. Вроде, и печку не выключал, а температура в салоне будто резко понижается. И изморозью все вокруг покрывается. Дочка Зурабовская эти изменения тоже улавливает. Но вслух не озвучивает. Только плечами поводит и в куртку сильнее кутается. — Ничего, — сухо. И абсолютно неправдоподобно. Даже не старается. — Машину не поделили, — усмехается. Хрипло так, надтреснуто. — Всю жизнь бедолага о девятке мечтал, а в итоге пришлось на бэхе гонять. Алик в ответ на ее сарказм глаза закатывает. Так и знал, что спрашивать не стоит. А после мотор глушит и не глядя ключи хозяйке протягивает. Разговор не продолжает. Бесполезно, блядь. Все равно правды от этой стервы не добьешься. Только вот забирать ключи, похоже, никто не собирается. — Может, зайдешь? — тихо девушка произносит. Не предлагает, просит. И голову поворачивает, одаривая собеседника задумчивым взглядом. Не улыбается. Смотрит. Изучает. — У меня чай есть, — безэмоционально. Как будто меню читает. — И виски… *** Лифт не работает. Так что на восьмой этаж им приходится подниматься пешком. И всю дорогу, пока они топают по лестнице, Алик скептически рассматривает рюкзак, наброшенный девушкой на плечо внизу, у машины, и теперь болтающийся у него перед лицом. Чего там только нет. Какие-то цепочки, булавки всех видов и размеров, значки с изображением зарубежных музыкальных групп. Не сумка, а мечта старшеклассницы. Сколько тебе лет, блядь? Пятнадцать? Но больше всего его раздражает повешенный на одной из цепочек и мотающийся из стороны в сторону кролик. Если, конечно, это убожество вообще можно назвать кроликом. Весь кривой, непропорциональный, с торчащими в разные стороны нитками и пуговицами вместо глаз, он почему-то напоминает Алику Дядю Федора. Такой же несуразный. — Ну и че это за хрень? — в конце концов юноша не выдерживает. Когда они уже до нужного этажа доходят, и его спутница с ключами возиться начинает. — Талисман, — коротко ему поясняют. — Сестра подарила. С этими словами дочка Зурабовская пинает ногой дверь, и та, на удивление, поддается. Темная прихожая, куда они заходят, оказывается чертовски тесной. Алик едва девушку не сносит, пока куртку себя стаскивает, а она к выключателю тянется. Впрочем, это не только прихожей касается. А всей квартиры в целом. Это он понимает сразу же, как обувь на коврике сбрасывает и в комнату заходит. Один зал. Он же, очевидно, служит спальней. Совмещенный санузел. Крохотная кухня со старой плитой и потрескавшейся плиткой. Интересно, Зураб вообще в курсе, в каких условиях его дочурка проживает? Или это наказание такое? За непослушание. Обстановка в комнате тоже оставляет желать лучшего. Вместо люстры — свисающая с потолка на проводе лампочка. Покосившийся от времени шкаф. Лежащий на полу без намека на кровать матрас. Обшарпанное пианино в углу, служащее, видимо, еще и письменным столом. Пара пустых чемоданов, потертый ковер на полу и облепленные плакатами стены. С последним, надо сказать, хозяйка квартиры постаралась на славу. Всю душу вложила. Ни кусочка свободного не оставила. Причем на некоторых плакатах даже имеются автографы. И это странно, потому что группы не русские. Больше всего внимание Алика привлекает тот, что висит над самой кроватью. С изображением белобрысого патлатого гитариста и еще двоих парней на заднем плане. «NIRVANA» — значится внизу большими английскими буквами. Алик их слышал. Где-то год назад Эльза ему все уши прожужжала про то, что ее подруга из штатов ходила на их концерт. — Могу подарить, если тебе он так понравился, — раздается у него за спиной. Алик голову поворачивает и видит, что хозяйка квартиры стоит в дверном проеме. И вид у нее такой, будто она уже давно за ним наблюдает. — Откуда ты, блядь, взялась? — вопрос сам с губ срывается. Непроизвольно. И разумеется, спрашивает Алик не про данный момент. А в целом. Потому что группа эта в Россию не приезжала, уж он бы знал. А автографы на плакате самые настоящие. Такие хрен подделаешь. Зураб в день, когда их знакомил, обмолвился, что дочка его недавно в город вернулась. Алик тогда этому значения не придал. И похоже, зря. Девушка по мере того, как их с гостем взгляды сталкиваются, волосы назад откидывает. Изящно так. Не по-местному. И устало. — Я семь лет в штатах жила, — признается. Все же удается ему, Алику, ее на откровенный разговор вывести. — Сперва училась. В академии искусств. В Чикаго. Потом работала в труппе, — как-то не слишком весело она об этом рассказывает. — А плакат мне на фестивале достался. С Кобейном лично я не знакома. А затем от косяка отталкивается. Контакт их зрительный разрывает и отворачивается. — Пойдем. Чай готов… *** А чай и правда вкусный. Не та бодяга, которую они с пацанами на базе глушат. Еще и с лимоном. И печеньем. Если б не бокал, дурацкий такой, в горох, с трещинкой на ручке, можно было бы подумать, что не дома, а в кафе сидят. К виски Алик так и не притрагивается. Рисковать не хочет. Ему трезвая голова нужна. И так уже делов натворил. А вот дочку Зурабовскую это не останавливает. Первым делом в стакан себе алкоголь льет и сверху колой разбавляет. Видать, из штатов привычку привезла. У них так не принято. Смешивать. И пьет. Чуть ли не залпом полбокала осушает. Голову слегка назад запрокидывает, шею голую демонстрирует. Без скрытого подтекста. Просто Алик, наученный опытом, привык подобные мелочи замечать. А еще она нос морщит. Забавно и как-то по-детски. Крепко. — Ну че, давай, рассказывай, — вдоволь налюбовавшись, Волков голос подает. Девушка на него глаза поднимает и бровь выразительно вскидывает: — Что конкретно тебя интересует? Дурочку из себя строит. Делает вид, что не понимает. Да харе ему загонять! Можно подумать, ты бы обратила на него внимание, если бы тебе от него ничего не было нужно. — Да все, — с улыбкой Алик фыркает. — Ты ж не просто так меня к себе домой притащила, — а затем вперед подается и глазами серыми опасно сверкает. — Че, папочка опекой своей задолбал? Насолить ему хочешь? На его резкий выпад девушка реагирует спокойно. Бокал к губам подносит и еще один глоток делает. — Может, и хочу, — не отрицает. И ответная улыбка на губах расцветает. — Но ты-то здесь причем? Или думаешь, я ему назло с тобой поехала? Аристократка. Такое определение ей Алик дает. Расслабленный голос, железная выдержка. Аристократия в чистейшем ее проявлении. Он на ее фоне так, быдло дворовое. И все же ее это, похоже, не смущает. — А че, это не так? — голову вбок наклоняет. Как хищник с добычей играется. Только вот добыча ему не по зубам оказывается. — Тебе виднее, — помедлив, девушка произносит. — Ты же таких, как я, папенькиных дочек насквозь видишь. Вот сам и решай. Потом скажешь, что надумал. Ее ответ Алику не нравится. Опять эта стерва его мудаком выставляет. Но виду он не подает. Так и продолжает скалиться. — По рукам, — бровями дергает, паяц, и отстраняется. Чаек демонстративно потягивает. Жаль только, что спектакль этот длится недолго. Еще раз смерив собеседника глазами, дочка Зурабовская серьезнеет. И снова взгляд холодным становится. — Кто такой Витя? Ее вопрос, такой простой, отскакивает от обшарпанных стен и повисает в воздухе. Прямо над их головами. На секунду Алик даже теряется. Позволяет улыбке сползти с лица. Но быстро берет себя в руки. — В загадки поиграть решила? — снова он за свое берется, отставляя бокал на стол. И опять этот хитрый прищур. Словно юноша ее испытывает. — И че, сколько у меня попыток? Девушка в ответ только усмехается. Пальцами по своему стакану водит. — Одна, — смело с ним взглядом сталкивается. Исподлобья глядит. — Справишься? Между ними — дуэль. Самый настоящий шахматный турнир, где друг другу противостоят два величайших гроссмейстера. Только вместо шахмат — словесные уловки. А в остальном — правила те же. — Смотря что я за это получу, — делает Алик свой ход, заранее предвкушая победу. Он эту стерву медленно, но верно в угол загоняет. Последние пути к отступлению отрезает. И она это прекрасно понимает. Но все равно не сдается. — А что ты хочешь? — с вызовом девушка уточняет, и теперь уже сама склоняется над столом, чтобы было удобнее смотреть собеседнику в глаза. И вот тогда Алик идет ва-банк. Все или ничего. Зеркально повторив ее движение, он тоже отталкивается от спинки стула и упирается локтями в стол. Ухмылка у него на губах становится устрашающей. Почти безумной. А взгляд медленно скользит от лица соперницы вниз. По тонкой шее. Острым ключицам. До самого выреза декольте. Это всего лишь трюк. Один из способов отвлечь жертву, прежде чем нанести последний удар. Он уже победил. А сейчас просто тянет время, желая насладиться моментом. И заодно смутить собеседницу, заставив строить в голове догадки, что же от нее попросят взамен. — Лимон бачинских и белый лимузин, — вдоволь наигравшись, Алик все же возвращает взгляд на место. — Можно под расписку, — шах. Реакция на его требования не заставляет себя долго ждать. Побежденно прикрыв глаза, девушка качает головой, а после и вовсе встает из-за стола и выходит из кухни. Что, неприятно проигрывать? Привыкай. Ему тоже было неприятно, когда ты его перед папочкой подставила. За время ее отсутствия в кухне позу Алик так и не меняет. До тех самых пор, пока за спиной не раздаются шаги. А в следующую секунду на свободный стул по соседству падает его куртка. — Уже выгоняешь? — не сдерживается юноша от едкого комментария. А ведь он только-только вошел во вкус. И тут на тебе. Его просят выметаться. — Нет, — спокойно девушка плечами пожимает. — Покурить хочу, — в сторону балкона кивает. — Или ты против? Стоит отдать ей должное, для проигравшей девчонка ведет себя более чем непринужденно. Марку держит. Алик впечатлен. Не часто такое встретишь. Неужто Зурабовское воспитание сказывается? — Да нет, не против, — с улыбкой он отвечает, а сам глаз с нее не сводит. Вот об этом-то Гриша и говорил, когда просил его, Алика, с дочкой Зураба не связываться. — Желание дамы — закон… *** Курят они молча. На тесном старом балкончике. В продрогшей многоэтажке. Алик задумчиво хмурится. Как-то слишком быстро его вкус победы покидает. И где-то на заднем плане мысль маячит, что этот раунд был далеко не последним. — Это ведь он Тимура убил? — нарушив тишину, девушка лишь подтверждает его догадку. Рановато ты, Волков, праздновать собрался. Она еще не все сказала. Вот только у Алика продолжать эту игру нет никакого желания. И так уже накосячил. Если Зураб узнает, что он, афганец, с его дочуркой у нее дома чаи распивает, завтра же базу накроет. И тогда Алик не только сам пулю в лоб заработает, но и пацанов подставит. Надо было ему с Гришей ехать. Глядишь, не наломал бы дров. Но нет же, блядь! — У папочки своего спроси, — грубо Алик отзывается. Чтобы отъебалась. — Уверен, он с удовольствием тебе все расскажет. — Алик, — почти перебивает. Это, кажется, первый раз, когда она его по имени зовет. Запомнила. — Зураб его ищет, — на полном серьезе заявляет. — И найдет. В этом можешь не сомневаться. А потом она замолкает. Вдаль смотрит. На светящиеся окна такой же серой многоэтажки. — Да мне плевать, — помедлив, Алик отвечает. И на перила локтями облокачивается. Так и стоят в тишине пару минут, пока дочка Зурабовская окурок с балкона не выбрасывает. — Это не он в твою девушку стрелял, — решительно. У Алика от такой наглости аж челюсть сводит. Все она знала. С самого начала. А в дурочку играла, чтобы его на разговор развести. Вот только непонятно нахрена. Сбитый с толку, Алик даже не замечает, как его собеседница уходит, и вскоре на заднем плане раздается звук льющейся из крана воды и стук посуды. У него настойчивое ощущение, что на балконе их по-прежнему двое. С той лишь разницей, что теперь по левую руку от него стоит уже вовсе не Кристина. А Эльза. В том же платье, что и в день, когда ее убили. С собранными в хвост волнистыми волосами, рассыпавшимися по плечам. И какой-то отрешенной улыбкой на губах. Прощается. Она пришла попрощаться. Больше он ее не увидит. Ни во сне, ни наяву. Теперь, когда он знает правду, она ему не нужна. И они оба это понимают. Прошлое должно рано или поздно остаться в прошлом. И то, что сейчас он здесь, можно считать первым шагом к тому, чтобы начать ее забывать. Забавно, что в глубине души Алик подозревал, что ее смерть — дело рук не Витька. Они с Эльзой дружили. Не мог он в нее выстрелить. Рука бы не поднялась. И вот эти подозрения подтвердились. Спасибо одной избалованной стерве. А что делать дальше — Алик не знает. Витек его предал. Это остается неизменным. Но Эльзу он не убивал. И Алика он тоже не убивал. Потому что в их мире те, кого действительно хотят убить, на балконах потом не курят, а мирно разлагаются на дне реки. Как только эта правда до него доходит, становится легче. Не намного. Это ведь ничего не меняет. Эльза мертва. Витек хрен пойми где. Как прежде, уже не будет. И все же где-то там, над его головой, посреди толщи воды, покрывшейся ледяной коркой, вдруг появляется просвет. Оказывается, все это время Алик продолжал тонуть… *** Он не знает, сколько времени проходит с тех пор, как Зурабовская дочка бросает его в одиночестве на своем балконе. Может, минута. А может, все двадцать. Сигарета в руке давно дотлела и потухла. Да и возня на кухне стихла. Остается лишь надеяться, что хозяйка квартиры не улеглась спать. И никуда не свалила. За такой бы, блядь, не стало. Хотя, пожалуй, Алик ее недооценил. Еще час назад, когда он ждал ее у машины, в отношении Зурабовской дочки ему все было кристально ясно. Избалованная сука, страстно желающая насолить своему папочке и не заботящаяся ни о ком, кроме себя любимой. Теперь же все усложнилось. Алик не просил помощи. Но он в ней нуждался. И с Гришей в этом случае все понятно. Если Витька бывший командир считал своим лучшим другом, то с Гришей они были давними товарищами. Добрыми приятелями. Так что его попытки вытащить Алика из задницы вполне объяснимы. Не хотел Гришаня видеть, как бывший командир себя гробит. А вот с Зурабовской дочкой дело обстоит иначе. Они друг другу никто. И Волковская война ей, вроде как, до лампочки должна быть. Так с хера ли ей ему помогать? Ведь могла же промолчать. Сделать вид, что ничего не знает, как это было вначале. Что это, блядь, за миротворческая акция? Выбросив бычок, Алик возвращается в дом. На темную кухню, где уже успели прибраться и погасить свет. Он находит ее в комнате. За раскладыванием по полкам в шкафу чистой одежды. — Че у тебя за терки с Зурабом? — без лишних предисловий, прямо в лоб он спрашивает. Потому что не хочет быть ей обязанным. Если у Зурабовской дочурки и правда есть какой-то план, то он, Алик, так и быть, готов в нем поучаствовать. В разумных пределах. Так ведь и было задумано, да? На это она и рассчитывала, заранее все просчитав. Умная. Целеустремленная. Готовая идти по головам, если потребуется. Стерва. Только вот что-то не так. Не похоже, чтобы девчонка спешила выдвигать ему ответные требования. — Характерами не сошлись, — не отвлекаясь от своего занятия, она пожимает плечами. — Настолько, что я, как восемнадцать стукнуло, сбежала в штаты. Алик на нее смотрит внимательно. И хмуро. Не понимает, к чему теперь эти игры? Ведь добилась уже всего, чего хотела. Осталось, блядь, только цену назвать. — Зачем тогда было возвращаться? — почву прощупывает. И пару шагов в ее сторону делает. Намекает, что пора бы уже с этим цирком завязывать. — Были причины, — сухо ему отвечают. А затем девушка закрывает дверцу шкафа и разворачивается. И глаза у нее штормовые. Ничего хорошего не предвещают. — Я в душ, — губы в улыбке растягивает. Такой приторной, что сахар на зубах хрустит. Расстояние между ними сокращает. Медленно-медленно. Тягуче. Как хищница. — Если хочешь, присоединяйся, — не говорит даже, почти поет. Ладонью по Аликовой груди между пол куртки проводит. И с явным удовольствием наблюдает, как ее гость челюсти сжимает, но терпит. — Нет — выход сам найдешь, — в итоге она заканчивает свою пытку. А через пару секунд, ни слова больше не говоря, удаляется в ванную. И вскоре из-за двери начинает доноситься звук льющейся из крана воды. Алик так и продолжает стоять посреди комнаты. Ноги в ковер вросли. Взгляд злой в одну точку направлен. Сука. Наглая, больная на всю голову сука. А ведь он ей почти благодарен был. Нет уж. Гришаня на ее счет был прав. Валить ему надо. Пока еще большей херни не натворил. Вот только оставить все, как есть, Волков не может. У него внутри — бомбежка. Последняя выдержка летит к чертям собачьим. И непреодолимое желание высказать Зурабовской дочке всю грязь, что за один вечер скопилась, в воспаленном мозгу пульсирует. Так что Алик сам себе отчета не отдает, когда быстрыми шагами пересекает квартиру и дергает дверь в ванную на себя. И та поддается, являя взору уже успевшую раздеться до нижнего белья девушку. — Че, думаешь, ты самая умная, да? — на ее внешний вид Алик даже внимания не обращает. Да и собеседница, стоит отметить, смущенной совсем не выглядит. Наоборот, она словно ждала чего-то подобного. И теперь стоит себе с идеально прямой спиной, не пытаясь прикрыться. — Решила, раз твой папочка — главный бандит в городе, тебе все можно? — тем временем Алик продолжает. — Я тебе не мальчик на побегушках, — выплевывает. — Так что со своими тараканами ебись как-нибудь сама. Слова его звучат как угроза. Только девушка почему-то совсем не напугана. «Выговорился?» — словно спрашивает она глазами. А затем, когда юноша уже разворачивается, чтобы уйти, сама подает голос: — Ключи от машины возьми, — расслабленно. Даже как-то устало. — Нахуя? — грубит Алик, не оборачиваясь. Так и стоит в дверном проеме, взглядом тяжелым коридорную стену сверлит. — Не могу позволить, чтобы мой гость ночью пешком домой добирался, — миролюбиво ему поясняют. — Завтра вечером пригонишь, — не просьба. Ультиматум. — Заодно магнитолу починишь… Шах и мат.Если бы в тот же миг
Жизнь мою можно было б заменить другой, Я бы не пошел за тобой.Я бы не пошел за тобой.