DEEP-EX-SENSE — Нейротоксин
Я заслонил тебе солнце,
Я заменил тебе социум И, наступая на горло,Я перекрыл тебе воздух!
Оплавленная зажигалкой, кнопка звонка заедает и никак не желает нажиматься. Так что в итоге приходится стучать в дверь кулаком, отчего та едва ли не ходуном ходит, выдавая явную бедноту владельцев квартиры. К счастью, долго ждать его не заставляют. Уже после первого стука за дверью раздаются шаги и щелкает замок, а вскоре на пороге появляется и сам жилец. — Ну, здравствуй, братец кролик, — опираясь рукой на дверной косяк, Алик щурится. И по привычке губы в улыбке тянет, внимательно разглядывая пацана. Так вот ты какой, Володя-одноклассник. А ведь он, Алик, тебя помнит. С лета еще, когда ты к нему на базу со своими табуретками приперся. — Здрасьте, — как-то нерешительно мальчишка отвечает. Смешной. Несуразный. В домашних штанах, майке и тапочках. Сразу видно, что гостей он не ожидал. — Вовка, кто там? — доносится у него из-за спины мужской голос. Причем не первой трезвости, судя по заплетающемуся языку. Алик взгляд переводит. На ободранный коридор с единственной комнатой в конце. И сразу же на столике возле дивана замечает початую пивную бутылку. Теперь понятно, блядь, откуда ноги растут… Однако комментировать увиденное Алик не спешит. Дает пацану возможность самому разобраться. — Никто, это ко мне! — тут же Вовка откликается. А затем окончательно переключает внимание на незваного гостя. — Вы по поводу Саньки, да? — брови хмурит. А у самого все мысли на лбу написаны. Опять этот дурак в неприятности вляпался! Вот чего ему на месте не сидится, а? Вовка же его предупреждал! — В яблочко, — помедлив, Алик выносит свой вердикт, прежде чем снова глаза на собеседника возвести. И теперь уже на лице у него ни намека на улыбку. Серьезный. Видать, и правда все плохо. Раз Санькины родаки к нему за помощью обратились. Словно в подтверждение Вовкиной догадки, афганец отталкивается от косяка и отступает назад, как бы приглашая пацана на лестничную клетку. И тот с обреченным видом подчиняется. Выбора у него все равно нет. Только олимпийку накидывает, пока Санькин дядя отвлекается на то, чтобы из пачки сигарету вытащить и в рот ее запихнуть. — Давай, рассказывай, — выдыхает, когда Вовка за собой дверь закрывает. — Че рассказывать-то? — ворчит пацан недовольно. Ему домашку надо делать. А не с чужими проблемами разбираться. У него-то, в отличие от Саньки, по геометрии за четверть трояк вырисовывается. Отец узнает — убьет. — Не знаю я, куда он с этой девкой намылился, — отрезает. — Как по мне, так обе с прибабахом. Как это… — затылок чешет. Слова нужные подобрать пытается. — Добрый и злой полицейский. — Так че, говоришь, их двое было? — помолчав пару секунд, Алик подводит итог. — Ну да, — тут же Вовка подтверждает. — А я че, не сказал разве? Мелкая эта, дикая, восьмиклашка, — фыркает обиженно. Весь день ее злым словечком поминал. Зараза неблагодарная. Да они ради нее жизнями своими рисковали! С них за это Клоун теперь живых не слезет! Но вслух он, разумеется, другую версию озвучивает. Более героическую. — Мы ее еще сегодня от толпы хулиганов спасли. Человек тридцать, не меньше! — хвастается. Алик на него глаза переводит. Выразительно и насмешливо. Тридцать? А че не сто? Но пацан этого даже не замечает, продолжая свой захватывающий рассказ. — И сестра ее, фифа такая. Мы у ворот с ней встретились. — Сестра? — практически перебивает Санькин дядя, намекая, что с этого момента можно и поподробнее. — Тоже школьница? — Не-не, — мгновенно Вовка отвечает, — взрослая. Лет за двадцать. Она нас обедом угостить предлагала. Типа награда, все дела. За то, что мы эту мелкую защитили, — на последней фразе он делает паузу и ухмыляется. — Но я-то сразу понял, что она это… Ну… — голос понижает. — Запала. Шепот его отдается на лестничной клетке гробовым молчанием. У Волкова язык чешется прокомментировать последнее высказывание, но вместо этого он только взгляд отводит. И последнюю затяжку делает, прежде чем отбросить окурок в ближайший подъездный угол. А затем и вовсе от стенки отталкивается: — Понятно… И в этот момент вид у Алика крайне опасный. От него раздражение ледяными волнами исходит. Ничего ведь полезного не выяснил. Только время зря потерял. — Особые приметы какие-то есть? — еще одну попытку предпринимает, заранее предчувствуя ответ. Бесполезно это все, блядь! Надо парням звонить. Чтобы весь город на уши поднимали. Зацепок у него никаких. Даже если и правда пропажа Санчо — дело рук кавказцев, то предъявить против них ему нечего. А без доказательств Зураб нихуя делать не станет. — Да нет, — виновато Вовка пожимает плечами. И понуро голову опускает. — Ниче такого. Обычные, вроде. Что и следовало ожидать. Цокнув языком, Алик на пацана даже не смотрит. Все пытается с мыслями собраться. Выстроить в голове план дальнейших действий. И это, вроде как, намек, что больше он в Вовкиных услугах не нуждается. Вали, мол, домой. Толку от тебя по нулям. Вот только тот почему-то уходить не спешит. Ни шагов, ни звука закрывшейся двери. — Вы это… — наконец пацан голос подает. — Как Саньку отыщете… Сообщите, — просит. Алик морщится. Слишком уж настойчиво в воздухе витает слово «если». Но Вовке он этого, конечно, не показывает. Незачем этому балбесу знать, что он, Волков, и правда переживает. Вместо этого Алик натягивает привычную ухмылку и оборачивается. — Да не очкуй, — подмигивает. — Найдется твой приятель. А после бросает своего горе-свидетеля в одиночестве, начиная спускаться по лестнице… — Стойте! — Вовка его уже у самого выхода из подъезда догоняет. Запыханный весь. Через две ступеньки прыгал, чтобы наверняка. — Че вспомнил? — не желая обидеть пацана, Алик притормаживает. Хотя на полезную информацию даже не рассчитывает. Зря. Как вскоре выясняется. — У мелкой кролик был на сумке, — на одном дыхании Вовка сообщает. — Кривой такой. Я знаю, что это фигня, — затылок чешет, — но вдруг пригодится… Должно быть, Алик молчит слишком долго. Потому что пацан, так и не дождавшись ответа, уходит. — Меня, короче, это… Батя ждет, — бросает он на прощание. — Я пойду… А Волков так и продолжает стоять, пялясь в стену. Даже моргать забывает. Приплыли, блядь! Он и сам не помнит, как рукой в кармане телефон нащупывает. На автомате все делает. Крышку открывает, антенну вытаскивает, жмет на кнопки и трубу к уху прижимает. — Гриша, — басит. — Проверь-ка ресторан… *** Из ресторана они уходят вскоре после того, как девушка возвращается обратно за стол. И все те десять минут, что они все еще проводят в заведении, она почти не разговаривает. Ответы ее становятся односложными, и пахнет от них обыкновенной формальностью. А сама новых тем она не поднимает. Временами Саньке даже кажется, что его вообще не слушают. Словно Крис пребывает в каком-то собственном мире, отдельном от этого. И судя по задумчиво-усталому выражению на ее лице, не слишком-то там все радужно и безоблачно. — Сань, — в итоге она выдыхает, откровенно перебив его попытку снова завести разговор, — пойдем отсюда, а? И Саньке остается только кивнуть и торопливо начать собираться… На улице уже совсем темно, когда они наконец-то выходят из дверей ресторана. Редкие снежинки, поблескивая в свете фонарей, падают на грязный тротуар, мгновенно превращаясь в мокрую коричневую кашу. Вот только Санька смотрит вовсе не на них, нет. Он краем глаза наблюдает за шагающей рядом девушкой. И это зрелище, надо сказать, нравится ему куда больше. Алисина сестра красивая. Не просто милая, как Женька. И не вычурная, как та же Эльза. Сестра Алисы кра-си-ва-я. У нее загорелая кожа, прямой и совсем немного курносый нос, высокий лоб, пушистые ресницы и довольно пухлые губы. Сама она высокая, точно выше него, и стройная. Даже, наверное, худая. Если сложить все это в сумме, то, пожалуй, она вполне могла бы быть какой-нибудь моделью. Сниматься для журналов, ходить по подиуму в дизайнерской одежде, чтобы ее показывали по телеку. А не танцевать в ресторане для пьяных богачей. Однако саму ее, похоже, все устраивает. Или просто она делает вид. Судя по ее рассказам, в штатах у нее была совсем другая жизнь. Там она путешествовала и выступала на одной сцене со знаменитостями. Наверное, это сильно выматывало. Так что, может, ей просто надоело. Вот она и решила сменить не только страну, но и сферу деятельности. На более обычную и приземленную. — Так, получается, Зураб Нотарович ваш с Алисой отец? — наконец Санька решается нарушить молчание. И брови хмурит, тут же отводя взгляд, чтобы ненароком не спалиться. В ответ девушка неопределенно пожимает плечами. В то время как глаза ее устремлены куда-то вперед. — Получается, что так, — улыбается. Так вымученно, что Санька даже теряется. Что такого этот кавказец ей сказал, что у нее настроение так кардинально поменялось? Или вообще дело не в нем? Может, ей просто стало скучно с малолеткой? И так она пытается его, Саньку, слить? — Я… Я не знал, — не желая снова погружаться в молчание, мальчишка признается. А в следующую секунду слышит, как собеседница усмехается: — А если бы знал, не стал бы в школе Алисе помогать? Провокация. Самая настоящая провокация. Вот как звучит этот вопрос. — Я, вообще-то, не об этом говорил, — обиженно Санька бурчит, пытаясь избежать прямого ответа. Но сделать этого ему не позволяют. — И все же, — Крис настаивает. — Помог бы? Или позволил бы этим старшеклассникам и дальше над ней издеваться? И вот уж теперь он и правда ощущает себя прижатым к стенке. Не отвертишься. Придется отвечать. — Не знаю, — в итоге он выдыхает. Хоть и понимает, что это совсем не то, что от него хотят услышать. Но зато честно. — Наверное, помог бы… Его последние слова тонут в тишине, нарушаемой лишь чавканьем грязи под ботинками и шумом проезжающих мимо машин. И только теперь Санька осознает, что абсолютно не знает идущую рядом девушку. Та Крис, что болтала с ним в ресторане несколько часов подряд, и та, что задала ему этот вопрос, — это два разных человека. Та Крис была доброй и милой. Эта Крис напоминает дядю Алика. Такая же сломанная. Колючая и изувеченная. Только вот меньше нравиться она от этого Саньке не начинает. Наоборот, теперь ему хочется докопаться до правды. Выяснить причину таких резких перепадов. И почему они так долго ждали Алису из музыкалки, а сейчас идут в другую сторону. Последнюю мысль он озвучивает сразу, как только они сворачивают на светофоре. — А р-разве нам не нужно забрать Алису? — сбитый с толку, он притормаживает. В отличие от собеседницы, которая даже шаг не замедляет. Словно бы и не замечает его отсутствия рядом. — Планы поменялись, Сань, — не оборачиваясь, она бросает на ходу. — Ее заберут. Слова ее отчасти проясняют ситуацию. В ресторане Крис обмолвилась, что они с Алисой собирались провести вечер вместе. А теперь, похоже, все сорвалось. — Тогда… Куда мы идем? — в итоге Саньке приходится ее догонять, поскольку девушка довольно ясно дает понять, что останавливаться и ждать его она не собирается. — Ну… — состроив наигранную гримасу, будто бы она усиленно размышляет, Крис бросает взгляд на своего маленького героя, и Санька видит, отчетливо прослеживает в каждой черточке девичьего лица, как она смягчается. Словно ее раздражение остается где-то там, позади. На том самом переходе со светофором, который должен был привести ее к Алисе. — У меня появилась куча свободного времени, — в конце концов девушка улыбается. Той самой улыбкой, что и раньше. До разговора с Зурабом. — Так что я собираюсь проводить тебя до дома, — помедлив, она сообщает. — Если, конечно, у тебя нет никаких других планов. И Санька, снова попавший под ее влияние, поспешно трясет головой: — Д-да нет… Нету… *** Магнитола снова работает. Этот факт Алик проверяет сам, впустую колеся город на протяжении полутора гребанных часов. Перед тем, как уехать, он успокаивает родственников, сказав, что с Санькой все в порядке. Нет, Волков по-прежнему не знает, где ошивается его племяш, но теперь хотя бы он имеет представление о том, в чьей компании завис этот оболдуй. И почему-то — Алик сам не понимает, почему конкретно — он почти уверен, что Санчо ничего не угрожает. Это даже забавно. При всем раздражении, что вызывает в нем одно только воспоминание о Зурабовской дочурке и ее выкрутасах, где-то глубоко внутри он ей доверяет. А заслужить Волковское доверие не так-то легко, между прочим. Многие на том и полегли. Однако это непонятно, откуда взявшееся, доверие его злости ничуть не отменяет. Девица эта ему костью в глотке! Так и хочется отхаркать поскорее и забыть. После разговора с Вовкой в том, что это именно она, Алик не сомневается ни на секунду. В их городе не так уж много девушек, которые носят на рюкзаках уродливых кроликов. А мелкая, которую племяш со своими дружками якобы от хулиганов защитил, должно быть, ее сестра. Юноша только теперь вспоминает слова Зураба. О том, что его дочери вернулись в город. Дочери… Алик даже и подумать не мог, что вторая из Зурабовских дочек может оказаться школьницей. Сколько ж тебе, Зураб-джан было лет, когда ты их заделал, а? Сорок? Пятьдесят? Не поздновато ли, старый извращенец? Вдобавок после вчерашнего вечера Кристина в его голове с образом заботливой старшей сестры совсем не вяжется. Нахальная, избалованная, так и нарывающаяся на неприятности, она и о себе-то позаботиться не в состоянии. Вот нахуя ей Санька понадобился? С Аликом развлечься не получилось, решила на его племянника переключиться? Или это план такой? Чтобы через пацана к нему, Алику, поближе подобраться? Ее игры у него уже в печенках сидят. Во всей этой ситуации хорошо только одно. О том, что Санчо эта стерва увела по чьему-то приказу и речи не идет. Подчинение не ее конек. Вчера она это наглядно продемонстрировала. От подобных размышлений Алика отрывает телефонный звонок. Приходится съехать на обочину, чтобы принять вызов. — Да, — раздраженно. Из него демоны наружу рвутся. Хотя в последнее время это уже в порядке вещей. Грише не привыкать. — Проверил я ресторан, как ты просил, — у командира на другом конце провода голос тоже не слишком-то радостный. Видать, заподозрил что-то. А значит, в ближайшее время Волкова ждет серьезный воспитательный пропиздон. — И? — не желая разбираться с этим сейчас, Алик бросает суровый взгляд в зеркало заднего вида. По привычке. Словно проверяет, нет ли за ним хвоста. — Был там твой пацан, — коротко ему сообщают. — Минут двадцать назад ушел. Думаю, не стоит говорить с кем. А вот и подвох. Точно заподозрил. Но отступать ему, Волкову, некуда. Поздно из себя дурачка строить. Накосячил — расхлебывай. — Догадался, — грубо он отвечает. И отчетливо так представляет, как Гриша, получив подтверждение своей догадки, глаза закатывает, чему свидетельствует обреченный стон, донесшийся из динамика. — Бля, Алик, ну нахрена? — Потом обсудим, — холодно юноша отрезает. — Конец связи. Звонок он отключает первым. И телефон складывает и убирает в карман. От греха подальше. А потом еще пару минут тупо пялится на дорогу, прежде чем снова завести мотор. *** — Ваш папа что, запрещает тебе проводить время с сестрой? — этот вопрос Санька задает, когда до его дома остается всего ничего. Каких-то пара улиц. Время уже переваливает за девять вечера, но его это абсолютно не беспокоит. Он и раньше гулял допоздна, и никаких проблем из-за этого не возникало. Кроме того, расставаться с новой знакомой ему совсем не хочется. Будь его воля, он бы и дальше бродил вот так с ней по городу. До самого утра. Лишь бы только слушать ее рассказы и иметь возможность хоть изредка поглядывать на нее, шагающую рядом. В ответ на его вопрос девушка устало прикрывает глаза и с улыбкой качает головой. Словно говоря: «Опять ты за свое, хорошо ведь идем». Однако вслух она этого не произносит. И включать стерву, как в прошлый раз, тоже не спешит. Смирилась. — Он нам не папа, — признается. — Ни мне, ни Алисе… После этого заявления настает очередь Саньки хмуриться. Час назад она совсем другое говорила. Да и Зураб Нотарович в ресторане это подтвердил. Не могло ведь за то время, что они гуляют, все так кардинально поменяться. Именно такие мысли царят у него в голове, когда он останавливается. Буквально застывает на месте. Сбитый с толку. Не понимая, что здесь происходит. — Э-это как? — помедлив, Санька все-таки подает голос. К счастью, на сей раз Крис тоже останавливается. И даже разворачивается, встречаясь с своим юным спутником лицом к лицу. Забавный. Трогательный такой. В своей шапке, натянутой до самых бровей, с лезущей в глаза челкой и размотавшимся шарфом на шее. Смотри не простынь, герой. А то еще она виноватой окажется. — А вот так, — вкрадчиво девушка произносит, прежде чем потянуться к пацану и самой поправить злосчастный шарф. — Мы приемные… На секунду ее взгляд задерживается на чем-то позади Саньки. И судя по тому, как Крис щурится, вглядываясь в даль, это что-то ей совсем не нравится. Он уже собирается тоже обернуться, чтобы выяснить, что же такого она там заметила, но не успевает. Потому что в следующее мгновение девушка снова переключает свое внимание на собеседника, а затем и вовсе отворачивается, продолжает путь. Так что Саньке не остается ничего, кроме как последовать за ней. — Значит… Алиса не твоя родная сестра? — после короткого молчания, он выносит умозаключение, на что собеседница только усмехается. По-доброму. — С чего ты взял? — Ну… — тут же пацан начинает оправдываться. — У вас разница в возрасте… Вот я и подумал… Слова никак не желают связываться воедино. Хотя, пожалуй, договаривать ему и не обязательно. Ход его рассуждений и так предельно понятен. Кого чаще всего усыновляют? Малышей. Тех, кого новоиспеченные родители могут воспитать под себя. Так, как они хотят. И даже если Алиса была ребенком, когда ее забрали из детдома, то Кристина на тот момент уже должна была быть подростком. А такую ответственность, как правило, никто на себя брать не хочет. Все равно, что притащить домой не щенка, а взрослую дворнягу. Сравнение ужасное, но его многие придерживаются. — Нет, Сань, — помедлив, девушка отвечает. И голову опускает, наблюдая за тем, как еще недавно жидкое грязное месиво начинает покрываться корочкой искрящегося в свете фонарей льда. Холодает. — Алиса правда моя сестра, — поежившись в своей огромной черной куртке, все еще хранящей запах Америки, она продолжает. — Зураб нас удочерил, когда ей было пять, а мне шестнадцать. Сразу после того, как наших родителей убили. Удивительно, как легко и непринужденно звучит ее голос, когда она рассказывает такие страшные вещи. Как будто долгие годы перед зеркалом репетировала. Саньке бы поучиться. — К-кто убил? — ошарашенный полученной информацией, он снова заикается. И о данном самому себе обещании — не смотреть на собеседницу дольше пяти секунд подряд — забывает напрочь. Разумеется, Крис это замечает. Равно как и все его предыдущие взгляды, которые пацан бросал на нее по пути, думая, что она не видит. — А ты не слишком любопытный, а? — хитро девушка щурится, давая Саньке повод рассмотреть мелкие снежинки, запутавшиеся в ее ресницах. Красивая. — Он сам и убил, — плечами пожимает. Так, словно это ничего не значит. Типичная ситуация, с кем не бывает? — Подумал, что отец его предал, — вернув взгляд на дорогу, она продолжает. — Они тогда вместе над каким-то проектом работали. Бизнес. Санька только на этих словах понимает, что не знает, куда ему деть руки. Когда Кристина про родителей сказала, они как-то сами собой из карманов выскользнули. И болтаются теперь неуклюже вдоль тела, что две макаронины. — А потом, когда осознал свою ошибку, решил таким образом свою вину искупить, — тем временем заканчивает девушка рассказ. Санька, разобравшись, наконец, с руками, голову опускает. Пытается осмыслить сказанное. — Прости, я… — горло прочищает. — Я не знал… И больше ему сказать нечего. Можно, конечно, озвучить свои соболезнования, но разве этим он хоть кому-то поможет? Да и наслушалась она их за жизнь, наверное. — Да ладно, Сань, забей, — уловив его смятение, Крис успокаивает. — Это уже в прошлом, — улыбается ободряюще. Как будто это не она, а он семью потерял. — Ты только Алисе ничего не рассказывай, ладно? — просит напоследок. — Она не знает. Точнее знает, но не все. И в это самое мгновение Саньке словно бы вся ее суть раскрывается. И странные отношения с сестрой вдруг в голове по полочкам раскладываются. Это ради нее Кристина из штатов вернулась. А Алиса, получается, об этом даже и не догадывается. — Хорошо… — на автомате он соглашается. А сам ловит себя на том, что теперь эта девушка у него не только симпатию вызывает, но еще и уважение. Оказывается, героями не только на войне становятся. Просто не у всех у них медали есть. Хоть они их и заслуживают. — Слушай, а помнишь, ты про своего дядю говорил? — как-то чересчур резко Крис меняет тему. — У которого своя автомастерская? Санька поначалу даже теряется немного. — К-конечно, — на первой же букве спотыкается, идиот. К счастью, девушка на этом внимания не заостряет. Может, и правда не заметила. — Как его зовут? — вместо этого она задает следующий вопрос, и Санька, еще не успев ничего сообразить, тут же отвечает. — Дядя Алик, — озадаченно. — А что? Это странно, но на секунду ему кажется, что Крис напрягается, услышав это имя. Но уже в следующий миг на губах ее снова мелькает улыбка. — Да нет, ничего, — головой дергает. — Просто спросила… *** Получив отчет от Гриши о том, что Саньку видели в ресторане, Алик продолжает бесцельно колесить по улицам района. Возвращаться на базу не вариант. Пока племяш не объявится живой и невредимый, толку от него, Волкова, все равно никакого. Так и будет у телефона торчать. В ожидании звонка от родственников. Это ведь он только перед окружающими делает вид, что непробиваемый. Потому что стоит один раз слабину дать, и все, сожрут, блядь! Только вот это нихуя не отменяет того факта, что за семью он готов топить до последнего. Им вместе держаться надо. Не так их, Рябининых-Волковых, много осталось. И хоть такой уж серьезной угрозы Зурабовская дочурка не представляет, с ней Санчо все равно не в безопасности. В безопасности он дома. У правильной мамы под крылышком. А не в компании какой-то заносчивой избалованной девицы. Но время идет. Улицы города сменяют одна другую. Стрелка на датчике уровня топлива медленно, но верно ползет вниз. А Алик так и не находит то, чего искал. Нет Санчо. Пропал. Как сквозь землю, блядь, провалился! Он уже собирается вернуться. Припарковать машину у Надюхи во дворе и просто там подождать, когда краем глаза улавливает две одинокие фигуры, бредущие по тротуару в том же направлении, куда мгновением ранее собирался свернуть сам. А дальше уж Волкову и пары секунд хватает, чтобы установить личность этих гребанных моционщиков. Идея подрезать их на ближайшем светофоре кажется пиздец, какой заманчивой. Прямо-таки напрашивается быть приведенной в исполнение. Но Алик, сам не зная почему, медлит. А затем и вовсе оттормаживается, снижая скорость до минимальной. Теперь ему спешить ни к чему. Они у него на крючке. Да и сваливать, похоже, никуда не собираются. А пиздюлей надавать племяшу он и возле дома может. Наблюдать за ними сродни какой-то изощренной психологической пытке. Пожалуй, Гришаня прав. Бак у него потек окончательно, раз он такой херней страдает. Но рано или поздно это должно было случиться, ведь так? И все же это даже для него ненормально. Сидеть в машине, сверля взглядом эту сладкую, блядь, парочку, и ощущать, как внутри бурлит что-то черное и гнилое. А самое херовое, что направлено оно вовсе не на Зурабовскую дочку. А на Санчо. Того, из-за которого он, Алик, весь день просрал. Да еще и парней чуть было на уши не поставил. Хотя, пожалуй, есть кое-что еще. Кое-что, в чем себе признаться Волков абсолютно не готов. Но и отрицать это было бы глупо. Потому что то, что с ним происходит, когда он только-только замечает этих двоих, идущих едва ли не под ручку, чересчур походит на ревность. С ним такое уже случалось. В школе. В десятом классе. Тогда одна из Аликовых одноклассниц была в него по уши влюблена. И все об этом прекрасно знали. Даже он сам. Только вот его она абсолютно не интересовала. Катя. Кажется, так ее звали. Обыкновенная серая мышка, заучка, она проигрывала той же Эльзе по всем параметрам. Разумеется, ни о какой ответной симпатии не шло и речи. Временами Волкову даже хотелось, чтобы эта девчонка от него отцепилась. Слишком уж навязчивыми и раздражающими были ее долгие взгляды, которые она то и дело бросала в его сторону во время уроков. Однако, когда желание его, наконец-то, сбылось, и в один из дней, незадолго до последнего звонка, Катя начала гулять с каким-то очкастым ботаном из параллели, Алик впервые ощутил укол ревности. Не потому что осознал, что на самом-то деле вечно молчаливая одноклассница ему тоже нравилась. А лишь по той причине, что у него отняли то, что он считал своим. Собственник. Алик с детства привык быть собственником. А это был удар по самолюбию. И сейчас он, пожалуй, испытывает нечто подобное. Дочка Зурабовская ему нахуй не сдалась! Суку такую еще поискать надо. И все же только вчера в центре ее внимания был он, а сегодня она уже выгуливает кого-то другого. Словно в насмешку, мозг подкидывает Волкову воспоминание, как прошлым вечером эта девица стояла перед ним в ванной в нижнем белье. Черном и весьма откровенном. «Я в душ, — испытующе. — Если хочешь, присоединяйся». Алик только теперь осознает, что этот момент он запомнил в мельчайших деталях. Каждую черточку девичьего лица, каждое движение. Приехали, блядь! Только этого ему не хватало… А парочка тем временем останавливается, и стерва эта разворачивается. Чтобы поправить Санчо шарф, как позже выясняется. Алик у обочины притормаживает, и в следующую же секунду почти физически ощущает на себе ее взгляд. Заметила. Еще бы. Тачка-то ее. Однако виду она не подает, и вскоре эти двое продолжают свой путь в сторону дома. Волков за ними во двор заезжает. У соседнего подъезда паркуется. Шифроваться уже даже не пытается. Бесполезно. Дочка Зурабовская на него взгляд бросает, когда он из машины выходит. Но улыбаться не перестает, слушая, что ей пацан рассказывает. — Я тогда завтра после школы в музыкалку, — доносятся до Алика обрывки их разговора, — а потом… — Санчо! — не дождавшись окончания, Волков его перебивает. И в зловещей улыбке расплывается, с извращенным удовольствием отмечая, как племяш дергается и резко оборачивается. — Д-дядя Алик? — испуганно. Как будто его на месте преступления застукали. — А вы че тут… Делаете? Волков, прежде чем ответить, свое внимание на спутницу его приключает. Предупреждает. Чтобы не лезла. А затем снова на пацана глаза переводит. — Родители твои меня с работы вырвали, — провоцирует. — Говорят, сын у них пропал. — Д-да никуда я… Не пропал, — тут же Санька заикаться начинает. Видать, понял, что дело жареным пахнет. — Гулял просто… — на этих словах он на секунду замолкает, взглядом к своей похитительнице обращаясь. — Э-это Кристина, кстати, — бормочет. — Сестра одной девочки из моей школы… — Да ладно? — продолжает Алик ломать комедию, опасно в темноте глазами сверкая. Мстит. За то, что целый день ни на что убил. Вот только дочурка Зурабовская его в этом начинании не поддерживает. У нее на лице осуждение написано. Отчетливо и явственно. — Мы знакомы, Сань, — одной фразой весь кайф ему ломает, зараза. И с вызовом на Волкова глядит. На пацана даже внимания не обращает. Вот так честь. — Правда? — недоверчиво на них Санчо косится. — А… Откуда? Алик от его нерасторопности аж глаза закатывает. — А у тебя, я смотрю, на болтовню времени хватает? — едко он пацана осаждает. — Дуй домой! — повышает голос. — Мать себе места не находит. — Н-но я же… — предпринимает пацан еще одну попытку оправдаться. Смертник, блядь! — Все в порядке, Сань, иди, — перебивают его на полуслове. Алик зубы стискивает, наблюдая, как девица его племянника ободряющей улыбкой одаривает. И тот, на удивление, подчиняется. Его, Алика, не послушался, а стерву эту — на раз. — Д-до свидания, — на прощание Санчо добавляет, прежде чем еще раз окинуть обоих растерянным взглядом и направиться в сторону своего подъезда. А они так и продолжают стоять на улице, глядя друг на друга в упор. «Ты меня заебала», — читается у Алика в глазах. «Я не собираюсь перед тобой оправдываться, афганец», — так же зрительно ему отвечают. — Поехали, — это единственное, что он произносит, нарушив молчание. Не вопрос. И даже не просьба. Приказ. И Кристина почему-то его выполняет. Ни слова поперек не вставляет. Первой к припаркованной неподалеку машине шагает. Алику остается только ее спину тяжелым мрачным взглядом сверлить. Убил бы нахуй… *** До ее дома они едут в напряженном молчании. Если кто в машине и болтает, то радио, которое Волков нарочно включает, чтобы показать, что он свою часть сделки выполнил. Той самой сделки, после которой он ей больше ничего не должен. И на этом их знакомство должно навеки прерваться. Иначе он за себя не ручается… Припарковавшись во дворе, Алик все так же молча глушит мотор, протягивает девушке ключи и, когда их наконец забирают, выходит из машины, чтобы, обойдя ее вокруг, подпереть спиной капот и вытащить из кармана пачку сигарет. Щелчок зажигалки заглушается звуком открывшейся с пассажирской стороны двери. И вскоре Кристина, ежась в своей куртке, присоединяется к афганцу. Оранжевый всполох на секунду озаряет ее лицо, давая возможность сделать первую затяжку. Но Алик это движение игнорирует, уставившись в одну точку. — Я не знала, что он твой племянник, — первой девушка тишину нарушает. И тоже куда-то в пустоту смотрит. Это уже у них традиция такая. Вести разговор, не обращая друг на друга внимания. А голос у нее усталый. И даже виноватый. Только вот Волкову ее оправдания до лампочки. Срать он на них хотел. — Еще раз тебя рядом с ним увижу, — цедит юноша сквозь зубы, — и перемирию конец. Так и передай своему папочке. У него голос тоже усталый. И ледяной. Пропитанный ядом и желчью. Девчонка медлит. Не спешит отвечать. Только дым изо рта выпускает и временами задумчиво кусает губы. — А если он сам придет? — вопрос задает. Когда уголек у него на сигарете уже почти до самого фильтра добирается. Алик плечами пожимает. Показывая, что это не его проблемы. — Ниче, — равнодушно, — прогонишь. И на этом их разговор заканчивается. Оттолкнувшись спиной от капота, Волков отбрасывает окурок в снег и уходит. А дочка Зурабовская так и продолжает стоять там, у машины. На том самом месте, где он ее оставил. Это и правда похоже на конец…Наложи пару швов на свои запястья,
Ты знаешь, бывало и хуже. Петелька на шее совсем разболталась —Давай-ка потуже!