AXIUS LINK — Нас не догонят
Хочется так, чтобы прикольно.
Без тормозов.
200 по встречной. Это любовь, это не больно.Эй, человечки!
Эй, человечки!
Проходит пара часов, прежде чем Алик к командиру в кабинет заявляется. Без стука. Без предупреждения. И первым делом выкладывает на стол пистолет. А затем и афганский жетон рывком с шеи сдергивает. Туда же кидает. С жалобным таким звоном железка на жесткую поверхность приземляется. — На, держи, — спокойно. Почти безразлично даже. Это ответ. Тот самый, который он Грише три дня назад задолжал. Он все обдумал. Только тем и занимался после Санькиного ухода. И пришел к единственно верному выводу. Стерва эта ему покоя теперь не даст. Она, даже в стороне держась, Алику жизнь портить умудряется. Так что выбора у него все равно нет. Сам виноват. Говорили ведь не ввязываться. А он не послушался. Ввязался. Теперь уж хочешь не хочешь, не отвертишься. Придется разгребать, что наворотил. Да и вдобавок с Санчо он в контрах пребывать не планировал. Нравится ему с этой девицей время проводить — пускай. Волков только проследит, чтобы ему это боком не вышло. Ненавязчиво. Остается с Гришей проблему решить. Алик ведь ему обещал. И если в прошлый раз он дров наломал случайно, по внезапно ударившей в больную голову дури, то теперь это уже осознанно, получается. За свои косяки отвечать надо. Он знает, на что идет. И готов нести ответственность за свои поступки. Даже если это означает уйти из команды, стаю бросить. Так правильно будет. Опасно, конечно, но правильно. Семья — это святое. Так ведь Зураб говорил? В этом Алик с ним полностью согласен. Ради своих он до конца топить будет. Дружба дружбой, а Санька — племяш, Волков за него в ответе. И все же парней из-за их семейных передряг Волков подставлять не собирается. Сам разберется. А Гриша тем временем на вошедшего даже глаза не поднимает. Так и сидит в своей вечно подвернутой шапке. С лобзиком в руках. Деталь какую-то выпиливает. И ни на секундочку удивленным не выглядит. Как будто ничего другого он от бывшего командира и не ждал. — Забирай это добро обратно и вали, — под нос себе ворчит. У него тоже время все обдумать было. И если мыслит он в верном направлении, то без Алика им не справиться. Стоит Зурабу узнать, что Волков больше не в их рядах, и он их всех под себя подомнет. Без нормального-то командира. И станут герои афганские кавказскими шавками. Подстилками Зурабовскими. Гриша ведь никто. Авторитета из него никакого. Так, временная замена, пока Алик мозги не включит. Да. Хреново, что дурак этот в их дела Зурабовскую дочку приплел. Проблемы будут. И в то же время старикан Волкова уважает. Так что, может, и пронесет. По крайней мере, Гриша на это надеется. Раз уж заставить Алика в стороне от этой девки держаться не получается. Тянет их, блядь, друг к другу. Че поделаешь? — У нас договор, — вкрадчиво Волков напоминает. Даже не шевелится, засранец. Гриша аж глаза закатывает. Вот же баран упертый! — Знаешь, куда себе этот договор засунь, миротворец хренов? — подтверждает. И взгляд на собеседника переводит. Был у них договор. Думал, хоть так Алика вразумит. Был, да сплыл. Не сработало. — А теперь собрал пожитки и дуй из моего кабинета. Мне деталь доделать надо. И это, вроде как, зеленый свет. Что-то типа: «Делай, что хочешь, главное, дочку Зурабовскую у папочки на глазах не трахай. А не то нам точно голов не сносить». Только вот Алику такие подачки не нужны. — И че ты предлагаешь? — прищурившись подозрительно, он уточняет. — Под пули вас подставлять? Но Гриша на его жест уже не реагирует, возвращаясь к прерванному занятию. Сопит только обиженно. Но от слов своих не отказывается. — Зурабу на нас насрать, — бурчит раздраженно. — Ему ты нужен. Не понял что ли еще? И больше они не разговаривают. Помедлив, Волков все-таки забирает со стола оружие и жетон. А затем, уже у двери, слышит, как его командир окликает. — Алик, — сдается. Обреченно выдыхает. — На телефоне будь… *** Ждать, когда Зурабовская дочка соизволит появиться, приходится долго. Но вторгаться в чужой ресторан Алик все-таки не рискует. Не хочет лишнее внимание к себе привлекать. Вдобавок эта стерва, как назло, даже покурить ни разу не выходит. Так что на парковке Волков торчит целый час. За это время сам он успевает скурить три сигареты, добрую сотню раз пролистать все имеющиеся радиостанции и даже надпись на билборде наизусть выучить: «Праздник к нам приходит всегда с Coca-Cola». А еще Алик отмечает, что среди машин на парковке нет знакомой вишневой девятки. И это значит, что сегодня кому-то понадобится транспорт, чтобы до дома добраться. Удачно. Часы уже показывают одиннадцать, когда в проходе маячит знакомая куртка, а затем и ее обладательница на крыльце ресторана появляется. Только вот она не одна. Вместе с ней из помещения выходит тот самый паренек, с которым когда-то болтал Гриша. И еще две девушки. Вчетвером они что-то обсуждают, и Алик вдруг ловит себя на том, что следит за каждым движением Зурабовской дочурки. Вот она рукой взмахивает, словно говоря: «Да неважно». Вот этой же рукой за ухо волосы заправляет. Поудобнее свой рюкзак с кроликом перехватывает. И смеется. Смеется, блядь! Не усмехается, как во время их с Волковым посиделок у нее дома. А смеется. Умеет, оказывается. Выждав еще несколько секунд, Алик вылезает из машины и, обойдя вокруг, выжидающе устраивается на капоте. Таким образом он рассчитывает привлечь к себе внимание, однако сделать это ему удается далеко не сразу. Увлеченная разговором, девушка даже не оборачивается. И это раздражает. Он ее тут уже битый час, блядь, дожидается! Можно как-то повнимательнее? Но еще больше его раздражает тот парень, с которым она так мило общается. Волков сам не знает почему, но в нем его бесит все. И идиотская челочка, и излишне женственные черты лица, и одежда — показательно модная. Не мужик, а Кен из набора Барби, ей Богу! Но хоть какая-то польза от этого павлина есть. Ведь это именно он первым Алика замечает. После чего сразу меняется в лице. — Это, случаем, не за тобой? — не отводя глаз от афганца, он к собеседнице обращается. И та, проследив за взглядом приятеля, наконец-то тоже переключает свое внимание на Волкова. Видимо, он и впрямь застал ее врасплох. Потому что девушка хмурится, когда понимает, на кого указывает собеседник. — Похоже на то, — тихо она произносит, но Алик слышит. А может, по губам читает. Одно из двух. — Я так понимаю, тебя не ждать? — тем временем Гришанин знакомый задает еще один вопрос. На что Кристина, словно спохватившись, оборачивается: — Да, — улыбку из себя выдавливает. — Наверное, не стоит… С этими словами она пиздец, как долго прощается с друзьями, а затем, пожелав им хорошего вечера, первой покидает компанию. Самое интересное, что все это у Алика на глазах происходит, так что он просто не может не заметить, каким предупреждающим взглядом его одаривает ее недавний собеседник. Будто говорит: «Если с ней что-нибудь случится, тебе крышка, лысый». К счастью, подобные угрозы Алика не слишком-то пугают. Да и что этот балерун ему сделает? Закидает пуантами? Или лаком для волос запшикает до смерти? — Чем я провинилась на этот раз? — холодно Зурабовская дочурка интересуется. Даже не здоровается, язва такая. Вместо этого она замирает в шаге от афганца и выжидающе скрещивает руки на груди. Характер демонстрирует. Алик по ней глазами пробегается. Сверху вниз и обратно. Оценивает. Красивая, зараза. Тут бы даже Эльза заревновала, если б жива была. Везет ему, Волкову, на таких. Токсичных. — В машину садись, — не просит. Приказывает. — По дороге расскажу. А затем сам отталкивается от капота, чтобы поскорее водительское место занять. Пока еще какой херни не надумал. Ему даже оборачиваться не нужно, он и так знает, что она послушается. Такое ведь у них уже бывало, правда? Вот и теперь девчонка его не разочаровывает. Помедлив, она с обреченным выдохом опускает руки и идет к пассажирской двери. А вскоре, когда их дружная компания из двух человек оказывается в сборе, Волков мотор заводит… *** Со стоянки они выезжают в молчании. Это, вроде как, тоже уже ритуал. Однако сегодня Зурабовская дочка, похоже, не настроена долго играть в эти игры. — Я тебя слушаю, — дождавшись, пока юноша вырулит на ровную дорогу, она о себе напоминает. Вот только Алик не любит, когда его торопят. Ведь, если по чесноку, сейчас ему свое поражение признать предстоит. Мол, был не прав, зря наехал. А к такому его самолюбие не привыкло. Так что придется тебе, дорогуша, подождать, пока он с силами соберется. — Мне нужны гарантии, — в итоге он цедит. Буквально по слову из себя выдавливает. Кристина на него взгляд бросает. Усталый. Загнанный. Как же вы ее достали, Волковы-Рябинины! — О чем ты? — выдыхает. Хотя сама от надрывного смеха едва сдерживается. Не понимает. Ни черта она уже не понимает! — Какие гарантии? Эта внезапно накатившая на собеседницу тупость раздражает Алика до зубовного скрежета. Где же твоя ебанная проницательность, когда она так нужна? Или хочешь, чтобы он перед тобой поунижался? Такой план, да? — Обычные, блядь, гарантии, — скрепя сердце, он повторяет. А затем все же поясняет. — Если я позволю Санчо работать на тебя, я должен быть уверен, что с ним ничего не случится. И только теперь все на свои места становится. Когда девушка продолжает наблюдать за сосредоточенным до предела водителем, и на губах ее фирменная ухмылка просыпается. До нее наконец-то доходит. Так вот где собака зарыта. — Забавно, — помедлив, она голос подает. И даже усталость отходит на второй план, уступая место азарту. — Ты, вроде, был категорически против, чтобы Санька не то что работал на меня, а даже просто находился рядом. На пару секунд отведя глаза, девушка снова взглядом к афганцу возвращается. Изучает. Пожалуй, впервые. Волкова сложно назвать красивым. Но что-то притягательное в нем все-таки есть. Например, его шрамы. Крис на них внимание еще в первый день их знакомства обратила. Многих парней из тех, с кем ей доводилось общаться, они бы испортили. А вот с Аликом все наоборот. Ему эти отметины мужества добавляют. Равно как и их история. Волков ведь их не с пацанами во дворе получил. Не в школе подрался. А с войны привез. Вместе со своей кривоватой ухмылкой, похожей на оскал. — Обстоятельства поменялись, — предупреждающе понизив голос, Алик комментирует. Жаль, что на Крис эти предупреждения не действуют. — Дай угадаю, — с улыбкой она выдыхает, прежде чем окончательно отвернуться. Не в ее привычках пялиться на кого-то дольше десяти секунд. Слишком уж извращенно люди порой внимание к своей персоне расценивают. Этот урок она усвоила еще в штатах. Когда одна афроамериканка с ее курса обвинила ее в расизме за то, что Кристина, задумавшись, задержалась на ней взглядом чуть дольше нужного. — Твой племянник оказался сообразительнее, чем ты ожидал, — приняв новую позу, она заканчивает мысль. И, судя по всему, попадает в точку. Учитывая, резко Алик руль выкручивает, входя в поворот. Однако словесного подтверждения своей догадки девушка так и не получает. Да и сама вскоре о ней забывает, различив впереди подозрительное скопление машин. Синий цвет милицейских мигалок ударяет по глазам, вынуждая обоих молодых людей в салоне нахмуриться. Переезд через мост оказывается закрыт. Причем намертво. И это весьма некстати. Поскольку торчать в машине наедине, дожидаясь, пока его откроют, ни в планы Алика, ни уж тем более в планы его вынужденной пассажирки не входило. — Алик? — заглушаемый отдаленным воем сирен, ее голос где-то в пустоте салона теряется. Под потолком тает. Волков на него даже не реагирует, снижая скорость, но продолжая ехать вперед. Он сам не знает, почему все органы чувств до предела напрягаются. Словно он снова вернулся в Афганистан, и вот сейчас, стоит только на секунду расслабиться, дать себе поблажку, их расстреляют из града. Или минометом подорвут. Что-то не так. Чутье его редко подводит. По мере того, как белая девятка приближается к демонстрации, шум и недовольство толпы лишь нарастают. С каждым метром дорога сужается благодаря запаркованным тут и там автомобилям, чьи владельцы уже покинули теплые салоны и теперь, оказавшись на холоде, пытаются прорваться к представителям закона, чтобы выяснить, почему им не дают проехать. К сожалению, вскоре свободный асфальт заканчивается. Так что в конце концов Алику тоже приходится остановиться, потому как ехать дальше им просто некуда. Все загорожено. — Жди здесь, — заглушив мотор, холодно юноша бросает, прежде чем из машины вылезти. — Алик, может… — тут же девчонка реагирует, порываясь последовать его примеру, но Волков ее на полуслове затыкает. — Здесь, я сказал! — грубо он повторяет, грозно в ее сторону глазами сверкая. И она, на удивление, слушается. Хоть и нехотя. Отпускает ремень безопасности и с обреченным вздохом упирается взглядом в лобовое стекло. «Иди, чего встал?» — вот что означает этот жест. Убедившись, что Зурабовская дочурка никуда больше не рыпается, Алик захлопывает дверцу и направляется к толпе недовольных водителей. — У меня дети дома одни! — выкрикивает какой-то мужик в попытке до правосудия достучаться. — Дай проехать, гад! Бесполезно. — На мосту авария, — твердит один из ментов, отталкивая наступающих на него людей. — Движение прекращено. Не желая принимать участия в стихийно сложившемся митинге, Волков уверенно огибает толпу и устремляется к человеку, который данным парадом и командует. Судя по капитанским знакам отличия. Разумеется, его маневр не остается незамеченным. Даже в вышеупомянутой толкучке. Молодой сержант Алика взглядом провожает, но останавливать не спешит, предпочитая и дальше тратить силы на попытки успокоить разбушевавшуюся толпу. Связываться с афганцами — себе дороже. Репутация у Волкова, все дела. — Эй, командир! — окликает Алик уже на подходе, не тратя силы на приветствия. Этого оборотня в погонах он давно знает. Пересекались не раз. На два фронта работает, хамелеон. И с афганцами дела ведет, и Зурабу задницу лизать успевает. — Че за фигня? — наплевав на все правила приличия, юноша сразу переходит в нападение. Любимый метод. Поставить ответчика в тупик своим нахальством и тем самым не дать времени на здравый анализ ситуации. Вот только все идет не по плану. — А, Волков… — окинув подошедшего взглядом, капитан ни жестом напряжения не выдает. — С возвращением в мир живых. Его поведение свидетельствует лишь об одном. Авария, якобы произошедшая на мосту, не дешевый трюк, чтобы чью-то вооруженную разборку прикрыть. И никаких поблажек для любимчиков в плане по ее устранению не предусмотрено. — Спасибо, — опасно прищурившись, Алик с нарочитой оттяжкой демонстрирует оскал. Проверяет. На прочность. В надежде, что знакомый все же расколется. Выдаст себя. Ага, не тут-то было. Не ведется этот урод на его ужимки. Значит, придется действовать по-другому. — Сувениров нет, извиняй, — небрежно дернув плечами, юноша по сторонам оглядывается. На возмущенную толпу у ограждения и пустынный мост, перекрытый патрульными машинами. — Так че? — максимально равнодушным голосом он переходит к главному. — Когда там проезд откроют? А то нам на ту сторону надо позарез. — Ценный груз? — стрельнув глазами куда-то собеседнику за спину, мент шутить пытается, а после не слишком-то правдоподобно вздыхает и отворачивается от дороги, всем своим видом призывая Волкова сделать то же самое. — Прости, Алик, ничем не могу помочь, — задумчиво он произносит, глядя куда-то вдаль. — На мосту авария, — повторяет то, что он, Волков, уже и так слышал. — В ближайшие несколько часов дорога будет перекрыта. Красиво пишет говнюк. Не подкопаешься. — И че, никак не решить? — помедлив, Алик свое гнет. А затем из кармана скрученную сотню баксов вытаскивает. Словно между прочим ею перед капитаном светит. Давай уже. Нет у него времени смотреть, как ты из себя целку строишь. Но за деньги хвататься знакомый не спешит. И вообще, кажется, нарочно с ответом тянет, всего-то на секунду глазами по зеленой бумажке скользнув. — Нет, Алик, — в итоге он отказывается, — никак. А затем всем телом к собеседнику разворачивается. И снова медлит, дожидаясь, пока Волков повторит его движение. Алик аж глаза закатывает. У него эти формальности в печенках сидят. — Думаешь, ты первый, кто мне за вечер взятку предлагает? — устало командир спрашивает, когда афганец с ним лицом к лицу оказывается. — Перекрытия на мосту повреждены. Ждем ремонтную бригаду, — на полном серьезе он информирует. «Ты же меня знаешь, я бы и рад помочь, — между строк читается, — но это уже не от меня зависит». Вот только есть одна проблема. Алик ему не верит. Не может такого быть, чтобы у него плана «Б» припасено не было. — На твоем месте я бы поискал место, где можно переночевать, — тем временем мент продолжает. — Вряд ли до утра движение возобновится. А вот дальше происходит то, чего ни один из них никак не ожидал. — Дорогой, какие-то проблемы? — вмешивается в разговор Зурабовская дочурка. И ведь не просто подходит, а к Алику прижимается. Как если бы между ними и правда что-то было. Помимо взаимной неприязни и странного, непонятно, откуда взявшегося, влечения. Однако доходит до Волкова быстро. По мере того как недавний его собеседник меняется в лице, наблюдая за происходящим. Сразу видно, что дочку своего главного спонсора он узнал, и теперь в срочном порядке придумывает, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации. Ведь одно дело отказать в помощи афганцам, с ними еще хоть как-то договориться можно, и совсем другое — Зурабу. Этот потом с него три шкуры спустит. — Товарищ капитан, — довольная результатом, сворачивать свой спектакль девчонка, похоже, и не собирается. — Добрый вечер. И Алик, неожиданно даже для самого себя, ей это позволяет. Хоть и не подыгрывает. С одной стороны, ей было сказано сидеть в машине. А Волков не любит, когда кто-то его приказы нарушает. Но с другой — любопытство берет свое. Ведь если и впрямь этот урод в милицейской фуражке им ничем помочь не может, то схера ли ему так нервничать? Значит, все-таки есть запасной вариант, гнида ты продажная? — Добрый… — побледнев, капитан кивает. Будто в замедленной съемке. И глаза переводит с девушки на Алика. Поддержки ищет, падла… — Дорогая, иди в машину, — помедлив, юноша все-таки подает голос. И вид у него в эту секунду крайне опасный. Один только прищур чего стоит. Только вот адресован он вовсе не Кристине. А их общему знакомому. В данный момент для него эта крыса важнее. С примой-балериной он и позже разобраться может. Никто ведь не подумал, что это представление сойдет ей с рук? — Я скоро подойду, — добавляет Алик в конце, когда дочурка Зурабовская отстраняется. И это намек. Чтобы не тешила напрасных надежд. Разумеется, она и сама понимает, что к этому разговору они еще вернутся. Поэтому и не перечит, выполняя просьбу и позволяя собеседникам остаться наедине. На мгновение Алик в ее удаляющуюся спину взгляд бросает. Хоть изначально и не планировал. И знаете что? Ни черта она не боится. По походке видно. Вальяжной и расслабленной. Знает, стерва, что ничего он, Волков, ей не сделает. — Так, ладно, — дождавшись, когда девчонка на приличное расстояние отойдет, капитан молчание нарушает. И по выражению его лица не сложно догадаться, что решение свое не впрягаться этот черт уже успел поменять. — Тут в двадцати пяти километрах есть дорога, — продолжает, когда Алик на него внимание переключает. — Объездная, через лес. Служебная. Скажешь на посту, что от меня, тебя пропустят. Понял? — Да не вопрос, командир, — заговорщически юноша ухмыляется, получив необходимые инструкции. Сразу бы так. — Вот и славно, — подводит мент итог, явно желая поскорее от афганца избавиться. — Дуй. У меня и без вас проблем навалом. Хорошо, что Волкову не нужно повторять дважды. Вернувшись в машину с уже занявшей свое место пассажиркой, он сразу же заводит мотор. И вскоре белая девятка покидает место ДТП. Вот только стоит им отъехать где-то на километр, как странное наваждение, накрывшее Алика еще на подъезде к мосту, возвращается. Что-то не так. Забавно, что Кристина это, кажется, тоже чувствует. Потому и не спешит первой разговор заводить. Несмотря на то, что им двоим есть, что обсудить. Хотя, может, и не в этом дело. Волков ведь не знает, что в ее башке отбитой творится. Возможно, она просто понимает, что накосячила, когда из машины выперлась. Вот и ждет, когда водитель ее остынет. И все же стоит отдать этой стерве должное. Не объявись она во время их с капитаном разговора, они бы сейчас там так и торчали. По сути он, Алик, сам виноват. Переоценил свои дипломатические возможности. Но она, блядь, она нарушила приказ. А это косяк. Да вдобавок еще и выставила все так, будто он ее не до дома подвозит, а как телку свою выгуливает. Из-за этого у них проблемы могут быть. Если знакомый их об увиденном кому взболтнет. — Еще один такой трюк выкинешь, пешком пойдешь, поняла? — в конце концов он сам голос подает. И голос у него в эту секунду грубый. Ледяной. Это он Эльзе такие выкрутасы мог позволить. А ты, извиняй, не заслужила. — Так точно, — раздается в тишине ответ. А потом девчонка снова к окну отворачивается. И больше они не разговаривают… *** В этом молчании они доезжают до той самой объездной, про которую капитан-начальник говорил. Алику выйти на пару минут приходится. Чтобы с ментами на посту вопросы порешать. А спутница его тем временем, как послушная девочка, в машине сидит. Не высовывается. Чтобы не усугублять. Пропускают их довольно быстро. Как только Волков кодовую фамилию называет. — Осторожнее там, — напоследок им лейтенант советует, подозрительным взглядом окидывая сперва собеседника, а затем его попутчицу. — Дорога вся обледенела. А у вас резина летняя. А после идет шлагбаум закрывать. Алик только лоб хмурит, еще пару секунд за этим гавриком наблюдая. Не отпускает его. Предчувствие, мать его, будто херня какая-то вот-вот случиться должна. Витек бы поржал. Совсем ты, командир, загнался. Зря только бурю в стакане наводишь. Вот только даже по возвращении обратно в машину это ощущение не притупляется. И даже когда они с дочуркой Зурабовской от поста милицейского отъезжают. Алик даже радио включить пытается, чтобы хоть как-то отвлечься. Не помогает. Одни помехи. — Это не я Саньке про наш с тобой уговор рассказала, — через пару минут девчонка на контакт пойти пытается. Волков в ее сторону косится. Не ошибся. Тоже опасность чует. И так же, как и он, не может разобрать, откуда та исходит. В боковое зеркало постоянно поглядывает. А мент-то им не соврал. Дорога и правда больше на каток похожа. Алик даже скорость снижает, когда машина в лес заезжает. И освещения никакого. На дальних фарах ехать приходится. — А кто тогда? — после недолгой паузы он тишину нарушает. Мрачно. Зловеще. Под стать атмосфере вокруг. — Не знаю, — тихо, даже как-то надломленно ему отвечают. — Может, Алиса… После этих слов Алик хмурится. Алиса, значит. Так вот откуда ноги растут, блядь. — Сестра твоя? — в итоге он выдыхает. И изо всех сил на дороге сосредотачивается, чтобы на собеседницу не смотреть. — Да… — как приговор. А затем салон снова накрывает молчание. Такое же, как минуту назад. С той лишь разницей, что теперь в нем напряжения еще больше. Потому что Алик ей верит. Он сам не знает, когда это началось. В какой момент, все, что эта стерва говорит, стало им приниматься за чистую монету. Но он. Ей. Верит. Верит, блядь! И это крайне хреновый звоночек. Поскольку раньше-то единственными, кому Волков доверял безоговорочно, были Эльза и Витек. И к чему это в итоге привело? Первая в могиле, а второй… А второй оказался той еще крысой. — Алик, — ее шепот, такой сиплый, сухой, ему в голову разрывом боевого снаряда бьет. Он аж зубы стискивает. До звона в ушах. До вздувшихся на острых скулах желваков. — Что происходит? — добивает спутница безжалостно. И в эту секунду, в это мгновение Волков готов выругаться. Хорошенько так. От души. Потому что эта стерва озвучивает тот самый вопрос, на который ему и самому ответ найти никак не удается. Какого, мать его, хера между ними происходит? Почему, сколько бы Алик ее ни отталкивал, как бы сильно ни желал держаться подальше, все равно в итоге они на пару оказываются? Что, блядь, в этой девке такого, что его к ней так тянет? — Ниче не происходит, — грубо. И сухо. Нет у него объяснения. Нету его, слышишь?! — Домой тебя везу. Это ведь даже не ответ. А немая просьба. Что-то вроде: «Заткнись, пожалуйста. Пока опять все не испортила». Не знает он, что происходит. Не-зна-ет. Но тоже разобраться хочет. Потому и приехал сегодня в ресторан. Так что ты не одинока. К счастью, проблем с намеками у дочки Зурабовской не наблюдается. Горько усмехнувшись, она и правда замолкает. Рюкзак свой с идиотским кроликом на коленях поправляет. И вот тогда Волков все же позволяет себе бросить на нее взгляд через боковое зеркало, прежде чем снова вернуться к дороге. Последняя, к слову, заводит их в такую глухомань, что мама, не горюй. Да вдобавок еще и снег хлопьями валить начинает, так что Алик дальше, чем на пару метров, ни дыры не видит. Пиздец, а не зима их ждет. — Алик, — внезапно девчонка голос подает. И Волков внутри весь напрягается, чутко улавливая в нем волнение. — Пристегни ремень, — тихо его просят. Только вот момент для подобных просьб она выбрала крайне неподходящий. Потому что как раз в это время они к реке подъезжают. Так что девятка буквально над оврагом висит. — Алик, пристегни ремень, — тем временем Кристина повторяет. Уже громче. А затем свет чужих фар прошивает салон насквозь, и юноша, выругавшись, едва удерживает руль, когда дочурка Зурабовская резко сокращает разделяющее их пространство и сама дергает на себя водительский ремень. Как раз в тот же миг, когда сзади раздается выстрел и машина резко теряет управление… Ночь-проводник, спрячь наши тениЗа облака…
За облаками. Нас не найдут. Нас не изменят.Им не достать
Звезды руками!