рудбой, The Hatters — Колокол
А ежели вдуматься,Чем земля наша славится.
В центре опушки — Избушка из красного камушкаДа со спящей красавицей.
Была родина матушка,
Да сума переметная. Стала родина мачехой,Скрылась во тьме,
Как змея подколодная. Они все-таки засыпают… Анализируя случившееся позднее, Алик не может точно сказать, кто из них уплывает первым. В какой-то момент усталость переваливает за все существующие рубежи, одновременно затягивая всех, кто есть в машине, в черное и вязкое. И даже кошмары, из-за которых Волкову приходится каждую ночь пристегивать себя наручниками к батарее, в эту пару часов его не посещают. А затем странный приглушенный шум и последовавший за ним звук вырванной едва ли не с корнями двери заставляют обоих молодых людей резко распахнуть глаза. — Выходите, — дрелью всверливается в сознание голос Зураба. А вот дальше все кувырком идет. Кристину из машины вытаскивают разве что не за шкирку. Охранник Зурабовский. И сразу начинают кутать в кучу разных одеял, пока Алику остается только штаны надеть да куртку на себя накинуть. Он весь кровью перепачкан. Причем не своей. А неподалеку от разбитой девятки его командир стоит. Хмурый и мрачный. Забавно, что в итоге девчонку именно ему и впихивают. Грише. И тот как-то чересчур послушно ее в сторону уводит, за талию поддерживает, не давая упасть. В то время как Алику, похоже, помогать никто не собирается. Наоборот, Зураб ждет, когда афганец из салона вылезет. И это его терпеливое ожидание вкупе с пистолетом у охранника наготове явно говорят о том, что у него, Волкова, проблемы. Недоволен Зураб-джан тем, что увидел. Полуголая дочурка в объятиях врага. За такое, по его дурацким понятиям, сразу пуля в лоб полагается. Никакое перемирие не поможет. — Иди, дорогой, — спокойно кавказец распоряжение отдает, к Грише обращаясь. И тот, виноватым взглядом Алика наградив, подчиняется. Уходит. И девчонку за собой уводит. Волков только языком цокает, за происходящим наблюдая. Командир, бля… А после из машины выбирается, на всякий пожарный гранату в кармане проверяя. И не зря, как через секунду выясняется. Стоит ему снаружи оказаться, как амбал его тут же в дверцу покореженную лопатками вжимает. За грудки держит. Пошевелиться не позволяет. — Ну, здравствуй, афганец, — спокойно Зураб начинает. На контрасте. — Как себя чувствуешь, дорогой? — участливо интересуется. — Ничего не болит? Алик от такого обращения аж улыбку сдержать не может. Красиво пишет, гад… — Заботишься? — брови приподнимает выразительно. И ни словом, ни жестом волнения не выдает. Марку держит. — С каких пор тебя мое здоровье волновать начало, а, Зураб-джан? Кавказец в ответ на его вызывающее поведение только брови хмурит. Не ожидал, что щенок этот даже в такой момент огрызаться посмеет. — Я всю жизнь о своих забочусь, — выдыхает задумчиво, куда-то вдаль глядя. А после на собеседника тяжелый взгляд переводит. — Ценят не всегда… *** Крис плохо соображает, когда ее с места аварии уводят. Ей каждый шаг дается с таким трудом, будто бы это она — та самая русалочка из сказки, которая голос и хвост свои на человеческие ноги променяла. А потом словно по лезвию ножа ходила. Если б ее приятель Волковский не поддерживал, давно бы уже в снег рухнула. Настойчивая, пульсирующая боль в боку напоминает обо всем, что произошло с ними несколько часов назад. А ведь поначалу так больно не было. Она, когда после удара очнулась, даже не сразу поняла, что ее зацепило. — Если вы с папочкой все же решили меня добить, то лучше это тут, в лесу сделать, — хрипло девушка усмехается. Как будто песка наелась. Однако на шутку ее никто не оценивает. Так что приходится юмор свой куда подальше засунуть. — Я, вообще-то, серьезно, афганец. Куда мы идем? — уже более жестко она повторяет, последние силы на эту жесткость гребанную тратя. И сразу белые мошки перед воспаленными глазами кружить начинают. Тошноту наводят. — В машину, — недовольно ей разжевывают. Как маленькой. — До больницы тебя довезти надо. Забавно. Даже в максимально изнеможенном состоянии Крис у афганца в голосе напряжение различает. И сперва все никак понять не может, чем это напряжение вызвано. Но штука, надо сказать, заразная. Воздушно-капельным передается. — А напарника своего ты прихватить не забыл? — так невовремя она про Волкова вспоминает. Который там, на месте аварии, остался. И уже в следующую секунду понимает, что вопросом своим точно в мишень попала. Хоть и не целилась. Наугад пальнула. Без надежды на попадание. Да. Только вот Гриша вздыхает как-то странно, прежде чем ответить. Вынуждая задремавшие инстинкты всколыхнуться и напрячься. — Не забыл, — ворчит. — Но сперва с ним твой отец поговорить хочет. После этого заявления девушка замирает, пока в воспаленном мозгу у нее все по полочкам выстраивается. И почему папочка так спешил их сплавить поскорее. И для чего охранника при себе оставил. И почему голос у второго афганца такой убитый. — Пойдем, — настойчиво ее вперед подталкивают. Только вот Крис больше не подчиняется. Закончили, видать, с послушанием. Вместо этого она оборачивается. Так медленно-медленно. Словно кукла-марионетка, которой кто-то сверху управляет. И видит, как Алика к разбитой машине спиной прижимают. — Отпусти, — требует. Так спокойно и холодно. И плечом легонько поводит, пытаясь руку свою из мужской хватки высвободить. — Пойдем, они сами разберутся, — тем временем Гриша продолжает настаивать. Только ее в этих разборках и не хватало. И так уже дров наломала. Однако девчонка на него внимания не обращает. Так и стоит, словно ногами в землю, блин, вросла. Не моргает даже, мрачно за происходящим вдалеке наблюдая. Точно завороженная. А затем там, возле разбитой девятки, Зураб из-за пазухи пистолет достает. Дуло Волкову прямо в лицо направляет. И вот тогда эта принцесса наконец оживает. — Черта с два они разберутся! — насильно запястье вырывает. Вроде, только что загибалась, а теперь брыкается так, будто от этого ее собственная жизнь зависит. Одеяло еще в снег роняет. Не замечает даже. — Да не лезь ты! — приходится ее за плечи обхватить и руки в замок сцепить, чтобы на месте удержать. — Тебя это не касается! А вот дальше происходит следующее. Сообразив, что со взрослым мужиком да еще и в таком состоянии ей не совладать, девчонка замирает. Нарочно дергаться перестает. И только голову вполоборота разворачивает, чтобы с надзирателем своим глазами пересечься. А в них — целая вселенная на кусочки распасться готова. — Разве? — горько так ухмыляется. — Сам-то в это веришь, командир? И все. Победа за ней остается. Гриша даже и не помнит, как хватку ослабляет, позволяя дочке Зурабовской сделать то, что задумала. Потому что противиться этому взгляду он не в силах… *** Холодный ребристый металл обжигает ладонь. Отражаясь от сугробов, утреннее солнце мимолетно играет на чеке, вырванной из гранаты одним отработанным движением. Вся его жизнь — череда смертей и воскрешений. Но этот раз вполне может стать последним. Если вдуматься, это даже комично. Сюжет для отличной комедии, на которую Алик и сам бы с удовольствием сходил. Сидел бы в первом ряду, наблюдая за слаженной актерской игрой, и ухмылялся. Потому что кто бы ни придумал этот бред, он — чертов гений. Сколько раз он висел на волосок от того, чтобы сдохнуть. Сколько, блядь, раз его жизнь могла оборваться! И сколько ебанных раз он выходил сухим из воды. А теперь вот-вот схлопочет пулю в лоб из-за одной так и не трахнутой девки… — Думаешь, ты самый умный, афганец? — холодно кавказец вопрос задает, глаза презрительно щуря. — Думаешь, можешь дочь мою обесчестить, а потом свои правила диктовать? — выплевывает практически. И дуло пистолета опускать не спешит. Так все трое и стоят. Ждут, кто первым на попятную пойдет. Алик в ответ лишь плечами пожимает безразлично. — Вот и проверим, — улыбается. И глазами сверкает, что душевнобольной. Ему терять нечего. Все равно расклад не в его пользу. Стоит ему чеку на место вернуть, как Зураб выстрелит. Помирать, так с музыкой, верно? Только вот все идет не по плану. Впрочем, как и всегда, если дело Зурабовской дочурки касается. Волков ее боковым зрением замечает. За секунду до того, как девчонка между ними встревает. И спиной его загораживает, буквально на пулю отцовскую напрашиваясь. — Вы совсем охренели?! — это, кажется, первый раз, когда Алик от нее грубое словечко слышит. А ведь ей идет. Эдакая принцесска с дворовым жаргоном. — Отойди, дорогая, — все на том же ломанном русском ее предупреждают. Опасно так. Волков аж ухмыляется. Знает, что не сработает. Проверял. Происходящее его и правда веселит. Несмотря на то, что от исхода его дальнейшее существование зависит. А все потому, что до него доходит. Ясно все становится, как день. Не одного его к Зурабовской дочурке что клещами тянет. Все взаимно. Иначе она бы тут не стояла. — Чтобы вы друг друга перебили? — тем временем девушка, как и ожидалось, стоит на своем. — Не было у нас ничего, — холодно заявляет. — Хочешь, сам проверь. Пусть меня в больнице выскоблят, чтобы ты убедился. А затем она к Алику оборачивается. Взгляд предупреждающий с гранаты на лицо переводит, намекая, чтобы тот чеку на место вернул. «Не усугубляй, а?» И Волков подчиняется. Разоружается, проволоку обратно в отверстие вставляя. И глаз с нее, бледной и растрепанной, не сводит. «Как скажешь, красавица. Командуй». — Это правда? — голос у Зураба хмурый. Серьезный. Но стрелять он уже не будет. В этом Алик уверен. Слишком уж убедительно Кристина речь свою толкнула. Особенно ту часть, про больницу. — А ты думал, я жду не дождусь, чтобы дочку твою в койку завалить? — язвительно афганец щурится. Ему остается-то всего-ничего. Подтвердить ее слова, чтобы сомнения Зураба развеять. Вот только чтобы это сделать, надо быть не менее убедительным, чем его партнерша. Как в театре. А значит, ему стоит, как и раньше, придерживаться версии, что на девчонку он плевать хотел. Чтобы лишних подозрений не возникло. Даже если это вранье. Вдобавок Гриша к месту стычки возвращается. С одеялом в руках. Его с парнями тоже подставлять нельзя. Так что Алик выбирает привычную для себя тактику защиты посредством нападения. — Давай по-честному, Зураб, — уже на полном серьезе он голос понижает. — Балерина твоя, — на девушку кивает, — мне нахрен не сдалась. У нас договор, — напоминает. — И нарушать его я не собираюсь. На этом доводы его заканчиваются. Да и не нужны они больше. Взвесив что-то там в своей голове, Зураб оружие опускает. Фирменное спокойствие себе возвращает. А после и вовсе отворачивается. Сигару из-за пазухи достает. — Отпусти его, — задумчиво охраннику командует. И тот послушно убирает руки, возвращая Волкову возможность шевелиться. Единственное, что Алика напрягает, так это то, что дочурка Зурабовская на него больше даже не смотрит. Хотя ему бы сейчас этого очень хотелось. Хоть на секунду с ней взглядом пересечься. Все-таки это ее стараниями он до сих пор жив. Но вместо этого девчонка покачивается и в сторону отходит. А затем резко пополам сгибается, рукой о покореженный бампер опираясь. Гриша к ней даже подскочить не успевает, как ее полоскать начинает. А ведь они за всю ночь так ничего и не ели. — Вас ждут в больнице, — своевременно Зураб напоминает, когда дочка его блевать перестает. И это самый что ни на есть приказ. Обжалованию не подлежит. Так что не проходит и нескольких секунд, как Гриша девушку уводит. По той же тропинке, что и в прошлый раз. Поддерживая, чтобы прима-балерина в сугроб не ухнулась. Дождавшись, пока эти двое отойдут на приличное расстояние, кавказец охраннику своему кивает: — Оставь нас, дорогой. А затем вполоборота голову разворачивает, намекая, чтобы Волков к нему подошел. И Алику ничего не остается, кроме как подчиниться. — Смотри, афганец, — наслаждаясь пейзажем, Зураб выдыхает клубы дыма. На собеседника даже не смотрит. — Если соврал — война будет, — абсолютно расслабленно перед фактом ставит. Как тогда. В барделе. С Витьком. Разница лишь в том, что на сей раз Волков в правоте своей уверен. Не делал он ничего такого, чтобы у Зураба был повод в наступление переходить. — Да какая война? — в итоге юноша усмехается. И нос морщит. Словно глупость услышал. — У нас ведь все полюбовно… *** В машине тепло. Печка, направленная прямо в лицо, работает на полную, отчего щеки мгновенно вспыхивают жаром, напоминая о том, что еще пару часов назад температура у сидящей на пассажирском сидении девушки зашкаливала. А еще бок. Снова начинает кровить, пропитывая покрывало. Делая его мокрым и липким. К счастью, едут они быстро. И на посту охраны их не задерживают, сразу шлагбаум поднимая. Такими темпами уже минут через десять они в больнице будут. А там уж можно и отключиться. Ей ведь плохо. Правда. Очень плохо. Прямо-таки отвратительно. Бок под повязкой не просто болит, он дерет. Так сильно, что приходится то и дело стискивать зубы, чтобы в конце концов не заскулить. А теперь добавьте к этому головокружение, звон в ушах и тошноту. Добавьте и получите то самое состояние, в котором она пребывает. Удивительно, как ей вообще хватило сил за афганца вступиться. Тогда об этом, конечно, не думалось. Адреналин зашкаливал, и слабость отошла на задний план. Но насколько эпично было бы рвануться на помощь и по пути потерять сознание! Просто сто из ста. — Ты ведь понимаешь, что все это брехня, да? — нарушает Гриша молчание, пытаясь разговор завести. На фоне всего, что творится в ее голове, голос его кажется таким далеким-далеким. Почти нереальным. Так что поначалу Крис даже не может сообразить, о чем он толкует. — То, что Алик там наговорил, — решив не дожидаться, когда его переспросят, афганец поясняет. И только теперь до девушки начинает медленно доходить. Ну, разумеется. Гриша ведь был там, на месте аварии, когда Алик с Зурабом разговаривал. И, в отличие от Волкова, он-то ее лицо видел. Когда его сокомандник спасительницу свою грязью поливал. — Не плевать ему на тебя, — тем временем собеседник продолжает. Хоть и слышно, что слова ему эти с трудом даются. Гриша ведь с самого начала против этой затеи был. И Алика предупреждал, чтобы тот не ввязывался. Но разве его кто послушался? А теперь вон сидит, перед дочкой Зурабовской грехи этого дурака замаливает. Потому что понял. Разглядел. То, что эти двое сами пока признать не готовы. Хотя Волков даже другом своим его не считает. И никогда не считал. Вот Витек — да. С ним по-другому было. Ему Алик доверял. А Гриша — так, знакомый. Бывший боевой товарищ, не больше. После Волковского возвращения он все ждал, что теперь-то все изменится. На базу его вернул. На дела с собой брать начал. И что? Алик его как раньше на расстоянии вытянутой руки держал, так до сих пор и держит. На весь мир озлобился и только и делает, что на проблемы напрашивается, дубина. — Нравишься ты ему, — добавляет в конце, от дороги взгляда не отрывая. Понимает, что если Волков об этом разговоре прознает, не простит. Но кто-то же должен правду сказать. А в том, что это правда, Гриша не сомневается. Запал Алик на эту девицу. С первой встречи запал. Не зря он, Гришаня, тогда внимание обратил. Сразу видно было. Да и взаимно это, походу. Видел он, как девица эта Волкова защищать ринулась. Про все болячки позабыла. — А разве похоже, что меня это волнует? — сухо, даже как-то надменно она вопрос задает. Хотя ее можно понять. Неприятно, когда ты ради кого-то жизнью рискуешь, а тебя за это потом еще и в дерьмо втаптывают. Так что она имеет полное право быть недовольной. — Да нет, — решив, что лучшая защита в данной ситуации — дурачка из себя состроить, Гриша плечами пожимает. — Не похоже, — глупо ухмыляется. — Показалось просто, что тебя это задело. Вот и сказал. Девушка на его слова только обессиленно головой качает. Ее жажда мучает. Сухо-сухо во рту. Как с похмелья. — А это в твои обязанности командира входит? — на выдохе произносит. Сама не знает, зачем разговор продолжает. Но ничего поделать с собой не может. — Парней своих перед бабами выгораживать, — вдобавок поясняет. И ведь нарочно грубит. Потому что обиду свою хочется хоть на кого-то выплеснуть. Вот только Гриша ни в чем не виноват. И вообще, если уж по-честному, Крис он нравится. Такой большой и безобидный, он похож на циркового медведя. Так и тянет загривок почесать. — Да никого я не выгораживаю, — тем временем афганец ворчит, чем только подпитывает сложившийся у нее в голове образ. — Говорю то, что вижу. И тогда она сдается. — Слушай, Гриш, — на дружеский тон переходит, — ты хороший парень. Но давай опустим эту тему, — просит. По-доброму. — Клянусь, я сейчас не в том состоянии, чтобы наши с Аликом несуществующие отношения обсуждать. Он мне помог, — паузу делает, с мыслями собираясь. — Я ему благодарна. И после этих слов в салоне наступает молчание. До тех пор, пока афганец его снова не нарушает. — Так ты из благодарности на амбразуру кинулась? — вопрос озвучивает, который после всего сказанного сам собой напрашивается. И которого девушке на пассажирском сидении больше всего хотелось бы избежать. Но, видимо, не судьба. — Скажем так, — уклончиво она отвечает, — у меня однажды уже случалась ситуация, когда я могла вмешаться, но не вмешалась, — про родителей вспоминает. И это правда. С тех пор, как их не стало, она думала об этом так часто, что даже страшно. Что было бы, если бы тогда она все-таки рискнула вернуться домой? Если бы не торчала у соседки, а попыталась сделать хоть что-то? Возможно, сейчас они были бы живы. — И из-за этого погибли люди, — заканчивает она свою речь. — Больше не хочу. И дальше они едут молча… *** Как и сказал Зураб, в больнице их уже ждут. Стоит уазику заехать на территорию, как из здания выбегает целая толпа людей в белых халатах с каталкой позади. Крис ждет, что Гриша уедет, как только сдаст ее врачам, но, вопреки всем ожиданиям, он остается. И все время, что ее везут до операционной, послушно шагает рядом по переплетению больничных коридоров. В какой-то мере это даже трогательно. Давно о ней никто так не заботился. Но обдумать его поступок девушка не успевает. В операционную афганца, разумеется, не пускают, а там уже ей делают укол снотворного, помогая наконец-то провалить в небытие. Шесть швов и переливание — вот чем в итоге заканчиваются их с Аликом ночные приключения. Надо сказать, что гипотермии как таковой у нее не обнаруживают. То ли высокая температура сделала свое, то ли попытки согреться теплом друг друга даром не прошли. Так или иначе, в себя Кристина приходит уже в палате, когда время переваливает за полдень. Через час местная медсестра приносит ей обед. Куриный бульон, к которому пациентка так и не притрагивается, потому что ее мутит от одного только запаха. Очевидно, Зураб забыл упомянуть, что его дочь не ест мясо. Если, конечно, хоть когда-то об этом знал. А потом приходит ее лечащий врач с проверкой. И после этого девушке разрешают вставать, поскольку операция прошла хорошо, и необходимости соблюдать постельный режим нет. Получив четкое расписание лечения на ближайшие три дня, которые ей придется провести в больнице, Крис достает из предусмотрительно привезенной кем-то сумки свою одежду и переодевается. А после выходит из палаты в коридор, чтобы с удивлением обнаружить там все того же Гришу. Выглядит афганец забавно. В белом халате, который его заставили накинуть работники, и нелепом колпаке вместо любимой закатанной шапки, он с трудом помещается на деревянном стуле и абсолютно не сочетается с атмосферой медицинского учреждения. — Молодой человек, это женское отделение, — отчитывает его какая-то уборщица. — Подождите в приемном покое, не смущайте пациенток. Кристина даже замирает на мгновение, наблюдая за их милой перебранкой. — Да угомонись, мамаш, — тем временем Гришаня отмахивается. — Я ж дежурной вашей уже сказал, мне врач разрешил. — Какой еще врач тебе разрешил? — не унимается тетка, явно намеренная выгнать чужака. — Имя мне назови, разбираться пойду. Ишь чего удумали! Чтобы мужики всякие на наших девочек тут заглядывались. Вот только Гришу ее угрозы не пугают. Он здесь и впрямь с личного позволения завотделением находится. И пока тот не скажет ему свалить, уходить он никуда не собирается. Не хватало, блин, чтобы какая-то уборщица ему правила свои диктовала. — Сидоренко Пал Палыч, — плечами пожимает. И после его заявления вопросы у тетки резко отпадают. Еще бы. Имя начальника своего услыхала. — Понятно, — недовольно она ворчит, прекращая наступление. А затем обратно за швабру берется. — Ноги поднимаем, — командует. К счастью, как раз в этот момент афганец девушку замечает. Так что вместо того, чтобы ноги задрать, как его просили, встает Гриша весь целиком и, не обращая внимания на возмущение уборщицы из разряда: «Куда по помытому?» — к стоящей неподалеку Зурабовской дочурке лыжи направляет. — Очухалась, защитница? — первым делом афганец ухмыляется, чтобы обстановку разрядить. Им поговорить надо. И оба они это понимают. Только вот не здесь явно. Слишком уж много любопытных ушей. Получше место нужно найти… *** На балконе, куда они выходят, стоят двое парней. В медицинских халатах, со стетоскопами на шеях, все как подобает. Сразу видно, что они местные. Однако стоит афганцу в их сторону глазами стрельнуть, как ребята тут же выбрасывают едва начатые сигареты и уже через секунду скрываются за дверью. — На, держи, — избавившись от свидетелей, Гриша с себя куртку снимает. Девчонке протягивает. И та послушно одевается, потому что и правда на балконе холодно. А затем ей сигарету дают. И зажигалку ко рту подносят, позволяя закурить. Повязка туго стягивает ребра, жмет, так что поначалу сделать затяжку по-нормальному девушке не удается. Но уже со второй попытки она приспосабливается. — Ты что, все время здесь был? — первой разговор заводит. Чтобы в тишине не стоять. И на перила поясницей облокачивается, потому что от сигаретного дыма голова кружиться начинает. — Да не, ты че, уезжал, конечно, — небрежно Гриша отшучивается. — Кто тебе, по-твоему, шмотки притащил? — ухмыляется. Так простодушно, что аж внутри все сжимается. Забавно… Крис только после этого признания осознает, что, кроме командира Волковского, вещи ей привезти и правда некому было. Зураб так заморачиваться не стал бы. Разве что ради Алисы. Любимица как-никак. А Дарина с Антоном о случившемся не в курсе. — Я там ключи в сумку положил, — тем временем афганец продолжает. — На дне лежат. Найдешь. Кристина в ответ только кивает, до сих пор не зная, как на это реагировать: — Спасибо, — выдыхает. А потом, решив не откладывать дело в долгий ящик, переходит к главному. — Ты хотел что-то обсудить, — напоминает. И выжидающий взгляд на собеседника переводит. — Да… — тут же Гриша подтверждает. Хотя по лицу его видно, что тема ему эта не по душе. Но сказать все же надо. — Короче, тебя на осмотр ждут, — не знает, с какой стороны подступиться, чтобы помягче. — Этот ваш, как его… — Гинеколог, — догадавшись, о чем речь, Крис подсказывает. Даже не смущается. Не тот момент, чтобы невинность из себя строить. — Ага, он самый, — с явным облегчением от того, что не он произнес это слово вслух, афганец затылок чешет. Что ж, этого следовало ожидать. Она ведь сама этот вариант предложила. Там, в лесу, у машины. — Зураб постарался? — вдруг девушка усмехается. Но, заметив, как Гриша после этого комментария хмурится, сразу на попятную идет. — Можешь не отвечать… — головой качает. Тут и так все понятно. Даже если бы ответ на ее вопрос у собеседника на лбу написан не был. Вряд ли ее лечащий врач сам принял решение, что новой пациентке именно это обследование необходимо в первую очередь. Только вот, похоже, это еще не все, что с ней обсудить хотели. По крайней мере, учитывая, как афганец на месте мнется. То ли слова подбирает, то ли по-маленькому сильно хочет. Одно из двух. — Я это… — в итоге он решается. — Узнать хотел, — морщится. Самому от себя противно, что такое спрашивать приходится. Но по-другому никак. Если он с этим вопросом к Волкову обратится, тот его пошлет. А это, вроде как, их всех касается. — Они там, на этом осмотре как бы… Че-нибудь найдут? — собравшись с силами, Гриша все-таки заканчивает мысль. — Просто если да, то мне парней подготовить надо, — мгновенно оправдывается, тупой ухмылкой прикрываясь. — Охрану усилить, все дела… В первые секунды ему даже кажется, что все прошло неплохо. Справился. Но так он думает лишь до тех пор, пока девчонка рот не открывает. — Это ты так спрашиваешь, был ли у нас с Аликом секс? — выразительно она брови вскидывает. И вот тут Гришаня наш под землю от стыда провалиться готов. Аж кончики ушей пылать начинают. Хорошо, что дочка Зурабовская решает его долго не мучить. А то староват он уже для таких потрясений. Вроде, за тридцатник давно перевалило, а чувствует себя, что школьник перед родителями, с которым внезапно решили урок полового воспитания провести. — Расслабься, — с улыбкой девушка советует. Как будто это так легко сделать. — Ничего они не найдут. И это ее утверждение позволяет Грише впервые за день вздохнуть спокойно. Нормально все. Живем. Отменяется война. — Ты это… — не желая разговор вот так гадко заканчивать, афганец предложение вносит. — Если хочешь, я его к тебе сюда пригоню. Цветы, конфеты, все дела. Кого «его» Гриша имеет ввиду, догадаться не сложно. Алика. Конечно, он про Алика говорит. Вот только идея это плохая. Мало того, что в ближайшее время ему и правда возле нее лучше не маячить, так еще Крис и сама не уверена, что так уж хочет его увидеть. В глубине души она, конечно, понимает, что эту фигню у машины Алик наговорил нарочно. Чтобы проблем с Зурабом избежать. Но сказать, что ее это не задело — значит соврать. Обидно было. Пиздец, как обидно. Будто нож в спину. Особенно после того, как она ему про родителей рассказала. — Мы это обсуждали, Гриш, — в итоге девчонка выдыхает устало. — Не надо мне никого пригонять, — четко отказ свой формулирует. Так что афганцу остается только плечами пожать: — Понял, не дурак… И после этого между ними воцаряется молчание, нарушаемое лишь суетой людей. Внизу. У входа в больницу. — У меня есть одна просьба, — уже когда сигарета меж пальцев прогорает почти до самого фильтра, девушка все-таки голос подает. — Да, че такое? — незамедлительно Гриша отзывается, неуклюже халат запахивая. Прохладно. — К сестре в школу можешь заехать? — задумчиво Кристина произносит. — Сказать, что со мной все в порядке. Адрес я дам. Да, блин. Не такой просьбы Гришаня ожидал. Думал, та хоть как-то с Аликом связана будет. Хотя дурак этот сам виноват. Нехрена было языком молоть. Помягче не мог что ли? — Да не вопрос, — ободряюще он улыбается. — Все сделаем. И едва сдерживается, чтобы собеседницу по макушке не потрепать. Вот так люди и раскрываются. Гриша ведь сперва ее за кралю расфуфыренную принял. А после сегодняшнего она уже как-то, вроде, и своя. Как Эльза. Царство ей небесное… — Спасибо, — заранее девушка благодарит. Печально так. Словно мыслями своими она и не здесь вовсе. И тогда Гриша решается еще раз удачу попытать. — Слушай, — как-то неловко он начинает, так и не придумав, куда руки деть, — я знаю, я в этих делах не знаток… — паузу делает. — И вообще ты не хочешь это обсуждать… — нужные слова в голове в кучу собирает. — Но насчет Алика не переживай, — в конце концов выдает. — Он как бездомный кот. Уже возле тебя пригрелся. Но признаться в этом пока не рискует. Боится, что ты его за шкирку на улицу выбросишь… А потом он замолкает. Красиво вышло. Коряво немного, но красиво. Особенно часть про кота. Сам от себя не ожидал. Может, ему книги начать писать? Любовные романы, которыми сорокалетние тетки увлекаются. Кристина, похоже, тоже его писательские способности оценивает. Одна только бровь, так изящно изогнутая, чего стоит. Но комментировать так и не спешит. — Тебе, кажется, пора, — с улыбкой намекает. И куртку чужую с себя снимает. Хозяину возвращает, готовая обратно в свою палату идти. — Еще раз спасибо за вещи… *** Это унизительно. Сидеть в кабинете гинеколога на стульчике, будто подсудимая, в присутствии своего так называемого папочки и ждать, когда человек в белом халате выложит ему всю твою подноготную. Попахивает хорошим скандалом. — Этот афганец… — пользуясь тем, что в помещении они одни, Зураб снова поднимает заезженную тему. Причем так спокойно, будто бы это и не он вовсе несколько часов назад Волкову в лицо пистолетом тыкал. — Он тебе нравится? — вопрос свой заканчивает. Вальяжный. Стоит, руки за спиной в замок сцепил и в окно смотрит. Так задумчиво-задумчиво. Отголосками недавнего заката, по небу разбросанными, любуется, романтик хренов. А вот Крис этот алый горизонт кровь напоминает. Слишком уж много ее от рук этого человека пролилось. — Нет, — равнодушно выдыхает. И в сторону отца даже взгляда не бросает. От нее холодом веет за версту. Привыкла. Смирилась с тем, что личная ее жизнь личной никогда не будет. — Это хорошо, — все так же расслабленно Зураб хвалит. — Алисе не нужна сестра, которая с врагом трется… И это даже не намек. Угроза. Что если дочь и дальше с Волковым общение не прекратит, то Алисы ей не видать, как своих ушей. Не разрешит. Не позволит. Все каналы обрубит. И тогда всем ее планам конец. Крис ведь не только для того, чтобы наблюдать, как мелкая растет, из штатов вернулась. А чтобы папочке в доверие втереться. И уже потом, когда он ожидать не будет, а Алисе восемнадцать стукнет, взять сестру и сбежать. Так же, как сама она когда-то сбежала. На этом моменте их появление доктора и прерывает. На этом самом моменте, когда девушка отчетливо осознает, что с этих пор ей от Алика как можно дальше держаться нужно. Как бы ни тянуло. Алиса для нее всегда на первом месте останется. Его появление в кабинете, каждый шаг отдаются внутри прошивающим насквозь страхом. Пожалуйста, пусть все обойдется. Пусть хоть раз все так сложится, как ей необходимо. — Все в сборе? — тем временем врач к себе внимание привлекает. Всеволод Борисович. Ведущий специалист города в области гинекологии. Похоже, Зураб не поскупился. Раз уж к ним такие звезды снизошли. Убедившись, что взгляды обоих присутствующих обращены на него, мужчина садится за стол и, еще раз сверившись с историей болезни, окончательно переключается на собеседников. — Что ж, могу вас поздравить, — с улыбкой он произносит. Словно двум молодоженам о желанной беременности сообщает. Только вот настроя его никто не разделяет. Зураб конкретного ответа ждет. А Кристина мысленно всем Богам молится, чтобы докторишка этот лишнего не взболтнул. — Пришли результаты анализов, — продолжает этот ублюдок нагнетать. Нормальный уже давно бы все выложил, а этот нет, тянет. — Все в порядке, — в конце концов он оповещает. — Постороннего биологического материала в ходе исследования не обнаружено. Его речь, то, какими сложными словами он изъясняется, все это могло бы стать ее спасением. На секунду, всего на одно короткое мгновение, Крис даже позволяет себе поверить, что все и правда обойдется. Что Зураба удовлетворит ответ доктора, и глубже он не будет копать. Но, похоже, сбыться ее надеждам не суждено. — Вы хотите сказать, что моя дочь все еще невинна? — всего одним вопросом Зураб ставит крест на ее могиле. Затягивает на шее невидимую петлю. Все туже и туже. Пока в итоге девушка не начинает захлебываться воздухом. Ей конец. Ее убьют. И тогда Алисе уже никто не поможет. — Простите? — словно не расслышав вопрос, врач переспрашивает. Но повторять ему никто не собирается. — Я хочу сказать то, что сказал, — вернув себе самообладание, Всеволод Борисович начинает пояснять. — Чужеродного биологического материала мы не обнаружили. А это означает, что в ближайшую неделю половых контактов у пациентки не было. Но невинность… — недоверчиво головой качает. — Вы уж простите, Зураб Нотарович, но об этом и речи идти не может. Вы сами должны понимать. Вашей дочери уже не шестнадцать. В нашей стране женщина не обязана хранить девственность до старости. На этом его лекция заканчивается. Крис отчетливо ощущает, что теперь ее ждет экзамен. И кажется, она его завалит. — Спасибо, — все с тем же железным спокойствием Зураб благодарит. И голос его ничего хорошего не предвещает. — Вы можете идти, — кивает он в знак одобрения, намекая, чтобы доктор оставил их наедине. И тот, к величайшему ужасу, подчиняется. Несмотря на то, что это, вообще-то, его кабинет. Хотя его можно понять. С такими, как Зураб, лучше не спорить. Особенно когда в кармане у тебя лежит свеженькая стопочка американских долларов. Дождавшись, пока дверь за приглашенным специалистом закроется, кавказец вздыхает тяжело. И к дочери сзади подходит, нависая, что туча. — Забавно, — слова тянет. Едва ли не нараспев говорит. — Я думал, ты в Америку учиться уехала, а не с мужиками шашни крутить. Кристина в ответ только уголками губ дергает. Понимает, что пропала. И дрожащими пальцами пачку сигарет, Гришей оставленную, из кармана штанов достает. Вместе с зажигалкой. А после прямо в кабинете закуривает. Все равно ей терять уже нечего. — Да какие шашни, — усмехается. Примерно между второй и третьей затяжками. — Человек двадцать, — первую попавшуюся цифру называет. — Не больше… После этих слов их на время тишина накрывает. Крис курит, пытаясь сигаретным дымом ужас свой заглушить. А Зураб думает о чем-то своем. В конце концов его терпение первым лопается. Выругавшись на грузинском, кавказец девушку за волосы хватает. И уже в следующую секунду кабинет взрывается звуком пощечины и глухим ударом коленок о кафельный пол…Что останется после нас?
Крест. Да цветочка два аленьких. Пара кентов раз-другойЗа упокой на завалинке хлопнут по маленькой.
Что останется после нас? Есть и добрые вести.Ветер по полюшку чистому
Будет гонять наши горькие песни…