Аффинаж — Котик
Поболит и пройдёт.
На ранку подуй, Отведи улыбкой беду.Будет июль,
Яблоки в меду.
Поглядеть на тебя приду…
У Вероники толстые пальцы. Алик это осознает, когда минут десять пялится на ее руку, покоящуюся у него на бедре, и почему-то теперь этот факт вызывает у него отвращение. И когда, блядь, он стал таким эстетом? Нет, не подумайте, ничего критичного. У нее красивые ногти, даже лаком сверху покрыты. Красным. Видно, что за руками Вероника следит так же, как и за всей своей внешностью. Просто в какой-то момент, глядя на них, Волков вспоминает, как точно так же, в продрогшей машине, две недели назад разглядывал пальцы Зурабовской дочурки. Такие длинные и тонкие. Кровью перепачканные. И все идет по пизде. Все не то. Все не так. Не здесь он сейчас быть должен. — Не расстраивайся, — мурлычет Вероника где-то под боком, пока афганец вторую подряд сигарету курит. Нихрена не помогает. — Подумаешь, с кем не бывает, — тем временем девушка продолжает. — Хочешь, я тебе массаж сделаю? От ее голоса тошнит. Воротит, что от скрипа старых качелей. Как он вообще сюда попал? О чем думал, когда в бордель приехал? Отвлечься хотел? Стерву свою из головы выветрить-вытрахать? Так вот не сработало. Только хуже сделал… — Вероника, бля… — раздраженно Волков рычит, когда рука девушки по бедру его вверх ползти начинает. — Ты можешь рот закрыть? — приходится ее перехватить, пока до цели не добралась. — А то я тебе его щас сам заткну, — предупреждает. Только вот для Вероники его угрозы — самый настоящий вызов. Она Алика три года ждала. Пока надумает. Он ведь ей еще в девяностом понравился. Когда только познакомились. Точнее, друг его, Витек, их познакомил. Но тогда у афганца этого девушка была. Эльза. Вероника их видела вместе пару раз. А недавно от девочек узнала, что труп этой самой Эльзы в реке нашли. И с тех пор ни на секунду не сомневалась, что Волков придет рано или поздно. Когда совсем прижмет. И вот сегодня этот день наконец-то настал. Пришел, как она и предсказывала. Пришел и нихрена с ней сделать не смог. — Заткни… — хитро и так по-блядски Вероника соглашается. А затем с кровати встает. В одном нижнем белье по комнате расхаживает. Ищет что-то. И, обнаружив пропажу, на полу, между ног у афганца на колени опускается. — Давай, Алик, накажи меня, — связку из кляпа, наручников и плетки перед ним выкладывает. — Я очень плохая девочка. Волков на этот ее выпад только глаза закатывает. К пепельнице, на тумбочке стоящей, тянется. — Да пиздец… И больше никакой реакции за ее действиями не следует. Помедлив, девушка с колен поднимается. Демонстративно медленно, словно ждет, что Алик передумает. Но этого не происходит, так что в итоге она обратно на кровать возвращается. Рядом с юношей у стены с цветастыми обоями устраивается. И тоже закуривает. — Что с тобой происходит? — выдыхает задумчиво. Примерно на третьей затяжке. — Я тебя не возбуждаю? Для нее это странно. Вероника здесь одной из самых красивых девушек считается. Она востребована. Клиенты к ней за неделю очередь занимают. И то, что у Волкова на нее, видите ли, не встал, для нее почти что личное оскорбление. Что у тебя, блин, за стандарты такие, раз она под них не подходит? — Да не в тебе дело, — глядя теперь куда-то в никуда, афганец нехотя откликается. — Забей, — от чистого сердца советует. Правда, Вероника, забей уже. Он, даже если захочет, не сможет тебе объяснить, почему все так вышло. Сам ведь не ожидал. Не думал, что настолько все хреново. — А в чем тогда? — вопреки его просьбе девушка не унимается. До истины докопаться норовит. И ведь получается. — Влюбился что ли? Алик аж зубами потихоньку скрипеть начинает. — Можно и так сказать, — цедит. Не хочет он эту тему обсуждать. Ни с Вероникой, ни с Гришей, который в последние две недели только и делает, что в душу ему залезть пытается. Ни с кем бы то ни было еще. — Понятно, — после недолгого молчания собеседница недокуренную сигарету в пепельнице тушит. — Ну и как ее зовут? — словно между прочим выпытывать начинает. — Я ее знаю? Вот только Алик даже сквозь напускное безразличие обиду в ее голосе различает. А обиженная женщина, как известно, — хуже любого киллера. — Татьяна Митрофановна, — не поддаваясь на ее провокации, он огрызается. — Смотрительница ваша. Получается грубо. Даже грубее, чем он планировал. Но может, хоть так она поймет, что сейчас с допросами дурацкими к нему лучше не приставать? — Не смешно, блин, — вместо этого Волков толчок в плечо получает. Но, вроде, срабатывает. — А че, похоже, что я смеюсь? — сделав еще одну затяжку, он в пустоту произносит. Не смешно ей, бля… То-то он сам ходит и ржет. У него такое впервые, между прочим. С Эльзой все как-то проще было. Они со школы встречались. И долбанутого папаши у нее не было. — Похоже, что влип ты по полной программе, — ядовито Вероника усмехается. — Со своей влюбленностью скоро импотентом станешь, — выразительный взгляд бросает. Туда, где, как уже выяснилось, ей не рады. Только вот она тоже не лыком шита. Не привыкла так легко сдаваться. Не можешь — научим, не хочешь — заставим. — Ну же, Алик, — в итоге ей и пары секунд хватает, чтобы одним ловким движением афганца оседлать. Да так, что грудь ее у самого его лица оказывается. — Я ради тебя клиенту отказала, — снова на свое кошачье мурчание переходит. И волосы светлые на плечо перекидывает, чтобы бюстгальтер расстегнуть. — Покажи, на что способен, — к действиям призывает. Шлюха она и в Африке шлюха. — Не разочаровывай меня. Алика эти ее попытки его соблазнить только раздражают. И никакого возбуждения не вызывают уж точно. Воспитан он так, что мужик должен бабу трахать, а не наоборот. Да вдобавок еще он вдруг ловит себя на мысли, что сиськи у Вероники, про которые Витек три года назад так жарко распинался, не такие уж и классные. Большие, да, этого не отнять. Размер третий, точно не меньше. Не чета дочурке Зурабовской. Но это ж не ее заслуга. Тут довольствоваться приходится тем, чем тебя природа наградила. Просто нужно уметь правильно этим пользоваться. Волков до сих пор помнит, как две недели назад, в машине, когда они с Крис в такой же позе под покрывалом согреться пытались, его тянуло взгляд вниз опустить. Чуть весь мир тогда не проклял, с этим желанием борясь. Да еще цепочка эта дурацкая. С золотым крестиком на конце. По сей, мать его, день перед глазами стоит! И ведь никаким третьим размером там и не пахло. Обычная грудь. Среднестатистическая. Но к ней почему-то прикоснуться хотелось, а вот к Вероникиным буферам — нет уж, блядь, увольте. Самое ужасное во всей этой ситуации, что последняя, похоже, намеков не понимает. Да и когда ее открытым текстом отъебаться просят, тоже не доходит. Алик ведь нарочно на приставания ее не реагирует. И на почти обнаженное тело перед собой, которое ему так настойчиво всучить пытаются, внимания не обращает. В глаза смотрит. Хмуро. Предупредительно. А она все равно никак не прекращает. По плечам его ногтями водит. Через грудную клетку к животу спускается. Приходится ее за бедра подхватить и на кровать повалить. Не ради того, чтобы все-таки предложением воспользоваться, как поначалу это движение сама Вероника расценивает, а чтобы наконец с себя ее уже сбросить. — Штаны мои где? — одним единственным вопросом Алик с ее губ улыбку стирает. Прости, дорогая. Не в этой жизни. Девушка от такой подставы аж дар речи на пару секунд теряет. Прежде чем афганца с себя столкнуть и, выхватив из угла, куда сама она их и отбросила, Волковские штаны, запустить ими ему в голову. К счастью, с реакцией у Алика все в порядке. Так что даже здесь Веронике обломаться приходится, когда он одним ловким движением те самые штаны перехватывает. И, встав с кровати, невозмутимо на себя их натягивает. А затем и серый трикотажный джемпер на полу находит. Причем вместе с носками. — Слушай, если она тебе так нравится, сюда ты зачем пришел? — вернувшись обратно на свое лежбище, поскольку то освободилось, девушка язвит. И попутно бюстгальтер на прежнее место возвращает. Но дальше не одевается. Не видит необходимости. — Не твое дело, — грубо Волков бросает, не обращая на собеседницу внимания. Вместо этого он носки поправляет и обуваться начинает. Что Веронике, разумеется, не нравится. Так открыто ее еще ни один мужик не динамил. И просто взять и принять этот удар по самолюбию она не готова. — Да ну? — тут же она молчание нарушает. — А мне кажется, как раз мое, — не уступает. — Че, не дает, да? Алику только терпеть остается, пока у нее изо рта оскорбления сыплются. Хорошо хоть, что с сапогами быстро разобраться удается. Так что много херни девушка наговорить не успевает. — Деньги на тумбочке, — максимально равнодушно он сообщает, прежде чем дверь со щеколды снять и в дверной проем шагнуть. — Сдачу себе оставь. И на этом неудавшееся их свидание заканчивается. Свидание, которого вообще случиться не должно было. И о котором Волков, вероятнее всего, не раз еще пожалеет, потому что Вероника молчать не станет. На всю округу грязью его обливать будет. — Ну и вали, придурок! — брошенный вдогонку, крик ее ударом подушки в дверь сопровождается. Буквально через секунду после того, как афганец в коридор выходит. — К монашке своей! — все еще из комнаты доносится. — Козлина! Дожидаться, пока девушка закончит, Алик, разумеется, не собирается. И так уже внимание привлек. Соседка Вероникина вон даже из-за двери показалась. На шум, видать, выпорхнула. Юноша на нее взгляд бросает. Предупреждающий. И та, в отличие от подруги, сразу все понимает. В проеме исчезает. А Волков тем временем к выходу направляется. На ходу из кармана куртки свеженькую пачку сигарет вытаскивая. Только вот на этом приключения его не заканчиваются. Хотя могли бы. Если бы он чуть более предусмотрительным был. Курит Алик у борделя долго. Сперва зажигалка работать отказывается. Потом сигарета из-за ветра не прикуривается. Да и сам процесс минут на пять затягивается. Так что в итоге этого времени оказывается достаточно, чтобы к зданию еще одна машина подъехала. И оттуда двое парней вышли. Поначалу афганец на них внимания не заостряет. Мало ли кто к проституткам местным наведаться решил. А ребята в это время обсуждают что-то. Причем даже краем уха Волков слышит, что один другого отговорить пытается. — Чувак, блин, завязывай уже, — возмущается. — Она ж тебе сказала, что у нее клиент. И вообще найди себе нормальную девушку, а не эту подстилку, — продолжает. — Ей от тебя только деньги нужны. Если бы ты ее по ресторанам не водил, давно бы уже от тебя избавилась. Алик даже уголок рта в ухмылке дергает, став невольным свидетелем их разговора. Было время, когда сам он нечто подобное Витьку говорил. Когда тот к Иришке своей чуть ли не каждый день с цветами бегал. Не в таком контексте, конечно. А более изящно что ли. С присущим Волкову сарказмом. Но суть та же. — Нет у нее никакого клиента, — следом второй из парней отзывается. — Только что сообщение на пейджер прислала, что освободилась. Скорострел, видать, попался. И вот тут Алик впервые напрягается. Потому что знает как раз одну такую местную трудягу, которая освободилась недавно. И, если подозрения его верны, то получается, что он как раз и есть тот самый скорострел, о котором ребята говорят. Но, что еще хуже, так это то, что голос первого из парней ему отдаленно знакомым кажется. Где-то он его уже слышал. А через пару секунд эти двое ближе подходят. Потому что тому, который сюда к девушке своей приехал, срочно зажигалка требуется. И, в отличие от Волкова, у него в руках она с первого раза срабатывает. Даже не заклинивает. Вот только Алику уже не до нее на тот момент становится. Поскольку он наконец-то первого парня узнает. И, похоже, это взаимно. Модно одетый, настойчиво косящий под мажорика, с этой своей челочкой им оказывается тот самый балерун, с которым когда-то в ресторане Гришаня болтал. И который впоследствии с дочуркой Зурабовской на парковке был, перед тем как Волков ее нагло с собой увез. Теперь же, стоя напротив него возле входа в бордель, Алик отчетливо осознает, что о своем свидании с Вероникой пожалеть ему придется даже раньше, чем он того ожидал. Ведь даже несмотря на то, что с Кристиной они тогда в больнице распрощались и с тех пор ни разу не пересекались, ему бы в последнюю очередь хотелось, чтобы она знала о его похождениях. Тем более что по итогу между ним и Вероникой так ничего и не было. Но у парня на этот счет, походу, другие планы. Одного только взгляда на него достаточно, чтобы понять, что этот первым делом доложит девчонке обо всем, что видел. Алик ведь помнит, какими глазами ее приятель их в тот вечер провожал. Словно Волков его девушку из-под носа у него увел. Хотя, пожалуй, так оно и было. С той лишь поправкой, что Крис этому балеруну никакая не девушка. Иначе Алик бы об этом знал. К счастью, у юноши хватает мозгов не озвучивать при друге вслух, что они знакомы. Вместо этого он отводит взгляд в сторону, и вскоре эти двое уходят. А афганец, проклиная всех и всяк, направляется к брошенному им неподалеку уазику. Отвлекся, блядь… *** Эта встреча вчерашняя у Алика весь следующий день в голове на повторе заедает. Как он, блядь, так прожопиться умудрился? Ведь знал же, чуял, что валить надо. А лучше бы вообще никуда не ездил. По всем фронтам накосячил. Не разгребешь теперь. — Алик… Собственное имя внутри никакого отзыва не находит. Да и вообще каким-то нереальным кажется. Алик ведь, домой вернувшись, опять полночи водку глушил. Чтобы от мыслей ненужных избавиться. В итоге общий сбор, о котором Гриша накануне предупреждал, проспал к чертям. И весь последующий день, что сонная муха, проходил. Даже тренировку с Геной отменил. На завтра перенести договорились. — Алик… А голос-то потихоньку раздражать начинает. Кто, блядь, такой этот Алик? Пускай откликнется уже, а? Схрена ли ему, Волкову, из-за него страдать приходится? Ему, если уж на то пошло, и так не сладко. Сперва невесту просрал, не спас. Друга лучшего потерял. Потом еще и с дочкой Зурабовской не сложилось. Отшила она его. А теперь и последнее, что было, — имя свое в ее глазах запятнал. Прям полный комплект неудачника. — Командир, блин! Только с третьего раза до него доходит, что обращаются-то к нему. И то лишь потому, что Гриша вдобавок к своим словам Волкова в плечо толкает. Причем он даже и не замечает, что Гришаня по старой привычке его командиром называет. Хотя, по сути, наоборот быть должно. — До дома, говорю, тебя подкинуть? — убедившись, что его наконец-то слушают, Гриша вопрос свой повторяет. Сказать, что состояние Алика в последнее время ему не нравится, — ничего не сказать. Он уже тысячу раз пожалеть успел, что к дочурке Зурабовской его тогда отправил. И ведь баран этот упертый так ничего и не рассказал. Игнорировал, отшучивался, язвил, но так и не раскололся. Так что Грише только догадываться остается, что между ним с Крис там такого произошло, раз Волков о ней теперь даже слышать не хочет. Неужели все-таки он на ее счет ошибся? Ведь собственными глазами же видел, что тот ей тоже в душу запал. — Не, — тем временем Алик отказаться успевает. — Мне к моим надо, — ухмыляется, вспоминая, как вчера утром сестра звонила. До сих пор оба никак не привыкнут. — Семейный ужин, все дела. А затем руки от грязи полотенцем вытирает и прямиком к выходу направляется. Гришу не ждет. Его компания ему сейчас поперек горла. Тоже командира винит в том, что с Кристиной произошло. Хоть и понимает, что тот вообще не причем. Как лучше хотел. Ага. Хотел как лучше, а вышло — как всегда. Через жопу… До своих он добирается быстро. Сам заметить не успевает, как к нужному дому подъезжает. И сразу в подъезд зайти спешит. Поскольку курить на улице после вчерашнего не тянет. Родственники его встречают разве что не с распростертыми объятиями. Викуха так вообще навстречу бросается. Еще бы, любимый дядя. Без подарков не приходит. Один только Санька не выходит. В дверях стоит. Угрюмый какой-то. Алик на него взгляд бросает. Вопросительно-заговорщический. Но тот только отворачивается. Дуется, походу, до сих пор. За то, что афганец вмешался тогда. В итоге они все впятером на кухне располагаются. За общим столом, как в старые добрые. Сан Саныча только не хватает. И снова у Надюхи скатерть от жратвы ломится. Как будто кошелька какого-то ограбила. Алик с ней об этом поговорить хочет, но вовремя решает не лезть не в свое дело. Не хочет вечер очередной ругачкой портить. Его одно только во всей этой ситуации напрягает. Что сестренка то и дело про Виталика своего в разговоре упоминает. И это наталкивает Волкова на мысль, что не только приятельские отношения этих двоих связывают. Мало того, что Надюха-то, похоже, дяде Федору с этим рыжим аферистом изменяет, так еще и дела они явно на пару толкают. И присядут за свои махинации тоже вместе. Остается только надеяться, что сестренке ума хватит к Алику обратиться, когда совсем дело жареным запахнет. — Че, Санчо? — решает он тему сменить, когда имя Виталика в сотый раз за вечер за столом звучит. И на племянника взгляд переводит. — Как на работе дела? Забавно. По одному только виду пацана не сложно догадаться, что ему упоминания какого-то чужого мужика в собственном доме тоже не по душе. Только вот вслух он об этом не говорит. — Х-хорошо, — вместо этого Санька кивает. — Первое выступление завтра. Алика эта информация веселит. Получается, с мелким дочурка Зурабовская отношения поддерживает. В то время как от него самого избавилась. — Да ну, серьезно? — над столом склоняется. Глазами опасно сверкает. Недобро так. — Будешь богатеньким дяденькам на баяне бацать? Волков отчета себе не отдает, когда слова эти с губ срываются. Ему обида куда-то между ребер вгрызается, заставляя дерьмо всякое говорить. Но Саньке-то этого не объяснишь. Что он тут не при чем. Все на личный счет племяш принимает. — Не баян это, — резко помрачнев, он заявляет. А следом вилку в сторону откладывает и со стула встает. — Аккордеон. Алик себя разве что не проклинает, когда пацан из кухни вылетает. Молодец, бля. Добился своего. — Санчо, я пошутил! — голос повышает. — Кончай дуться! — Не дуюсь я, — затормозив в центре зала, племянник к любимому дяде даже не оборачивается. — Репетировать пойду, — бросает. А через пару секунд молчание разрезает звук закрывшейся на щеколду в его комнате двери. — Не обращай внимания, — по-доброму дядя Федор советует, к афганцу обращаясь. — Волнение. У артистов так бывает. — Викуль, иди-ка тоже поиграй во что-нибудь, — с улыбкой Надя на дочку взгляд переводит. И та вздыхает, послушно из-за стола выбираясь: — Понятно, — ворчит. Деловая. Алику остается только глазами ее проводить. Прежде чем к баранам их вернуться. — И че, родственнички? — дождавшись, пока мелкая в соседней комнате скроется, он снова разговор заводит. — Как вы сами к этому его увлечению относитесь? — нарочно на них не глядит, все внимание на куриной ножке в руках сосредоточив. — Да ты знаешь, хорошо, — тем временем Надюха за обоих отвечает. Как будто мнение мужа ее и не интересует вовсе. — Девочка эта, Кристина, на него положительно влияет, — уверенно так заявляет. — В музыкалку вон вернулся, — усмехается. И ведь искренне за сына радуется. Не помнит уже, как всего-то несколько месяцев назад Зураб Саньку грохнуть грозился. — Раньше наотрез отказывался. Волков ее слова воспринимает молча. Мясо жует. О своем чем-то думает. Получается, дочурка Зурабовская всем угодить умудрилась. Санька в нее влюблен по уши. Не хуже самого Алика. А Надюха с дядей Федором в девушке души не чают за то, что сына их на путь истинный вернула. Сплошные плюсы, блядь, куда ни глянь. — Нас, кстати, на концерт позвали, — после недолгого затишья сестренка продолжает. Афганец даже не заметил, когда она из-за стола выйти успела. Стоит теперь у шкафчика, чашки к чаю выбирает. — Завтра вечером, — добавляет. — Ты тоже приходи. У вас же с Зурабом этим сейчас мир? — уточнить решает. Алик ее не узнает почти. Давно она такой беззаботной не была. Что, хорошая жизнь реальность суровую затмила? — Посмотришь хоть, как племянник твой выступает, — все с той же улыбкой на губах Надя к ним с дядей Федором лицом разворачивается. Ему бы, Волкову, ее с небес на землю вернуть. Напомнить, сколько херни по вине Зураба им всем перенести пришлось. Но язык не поворачивается. Он сестру со времен своего возвращения из армии настолько окрыленной не видал. Как будто время назад отмотали. Жалко момент портить. — И правда, Алик, — помедлив пару секунд, дядя Федор жене вторит. — Приходи. Санька рад будет, — свои вечно разумные доводы приводит. — Ему сейчас поддержка нужна. И нам с тобой не так страшно будет, — голос до шепота почти понижает. Должно быть, он в этой семье единственный, кто еще здраво соображать способен. Еще бы. У него на глазах ведь Витек по Зурабовскому приказу в Алика стрелял. И смерть Эльзы он тоже видел. Единственный из всех присутствующих. Неудивительно, что грядущий поход в ресторан в нем сомнения вызывает. Хоть признаться в этом он и не решается. — И че, во сколько начало? — подумав немного, юноша вопрос задает. Не решил еще, как поступить. С одной стороны, дядя Федор прав. В компании Алика им безопаснее. Да и ему самому спокойнее будет. Хоть убедится, что им там вреда не причинят. Но с другой — там ведь Зурабовская дочурка будет. А с ней Волкову встречаться опасно. Убедились уже. — В восемь, — следует от Нади ответ. И больше к этой теме они до самого конца вечера не прикасаются. Волков взвешивает, даже с Гришей по этому поводу посоветоваться планирует. Не чужие люди все-таки. Командир в беде не бросит, так ведь? А Надюха про Виталика своего опять разговор заводит. Тоже хорошего мало… *** Давненько Надежда Сановна ни на каких концертах не бывала. Да еще и в таком дорогом ресторане. В отличие от Саньки и дяди Федора, она тут впервые. По сторонам озирается, у входа стоя, нервничает. Прическу то и дело поправляет. И все гадает, правильно ли поступила, что дубленку надела. Или стоило у Виталика авансом денег на шубу новую попросить? Отработала бы потом. — Не переживай так, Надь, — заметив дерганность жены, дядя Федор ей руку на плечо кладет. — Выглядишь ты замечательно, — улыбается. Хотя самому хочется взять и сбежать домой под шумок. После всего того, что летом с ним и Санькой в ресторане произошло, желание находиться здесь как-то подугасло. — Ой, Федь, да отстань ты, — небрежно Надя отмахивается, ладонь с плеча стряхивая. — Не переживаю я, — огрызается. Дядя Федор в эту секунду на нее почти с сочувствием смотрит. Не умеет Надя слабость свою признавать. Никогда не умела. — Вот чего он так долго, а? — помедлив, но так и не найдя удобной позы, чтобы стоять спокойно, она снова волну гнать начинает. — Опоздаем еще. Им Алик пару часов назад позвонил. Сказал, что будет. И даже не один. С командиром своим. — Еще же десять минут до начала, — оскорбленный в чувствах из-за того, что его отвергли, дядя Федор ворчит себе под нос. Но Надя каким-то образом умудряется услышать. И даже ответить что-то собирается. Рот уже открывает. Только вот сказать ничего не успевает. — Здорово, семейство, — нахально Волков лыбится, привлекая внимание обоих. Надежда на это хмурится, с ног до головы его оглядывая. Хоть бы принарядился по такому поводу. Костюм бы надел. Стыдно перед людьми-то. Тут вон все какие расфуфыренные. — Че, где Санчо потеряли? — проигнорировав недовольство, отразившееся у нее на лице, Алик первым делом разговор заводит. И сразу как-то спокойнее становится. От одного его присутствия. Федя даже вздыхает с облегчением, понимая, что теперь, когда афганец здесь, они в безопасности. — Он уже внутри, — взяв слово, дядя Федор поясняет. И в ответной улыбке расплывается. — К выступлению готовится. Смешной, несуразный. Нюня. Волков в Надюхину сторону глазами заговорщически стреляет. Никогда не понимал, как она из всех мужиков именно этого выбрала. Ведь сразу же видно было, что тряпка. Хотя, с другой стороны, негатива избранник сестры в нем не вызывал. Вот Сан Саныч — тот да. Каждым поступком, каждой фразой своей едкой напоминать не уставал, что Федя ему не нравится. Не уважал. Как сам он не раз говорил. А Алик… Его наоборот эта дяде-Федоровская бесхребетность всегда умиляла. Наде с ее волевым характером как раз такой и нужен был. — Понятно, — наконец Волков языком цокает. — Это Гришаня, — на друга своего кивает. Как будто уже и забыл о его существовании. Только сейчас вспомнил. Хотя подходили они вдвоем. — Мы с ним сегодня вместе за вашим столиком следить будем, — с хитрющей улыбкой на физиономии заявляет, пока присутствующие этого самого Гришаню рассматривают. — Чтобы сильно не напивались. — Алик, да ты шутишь что ли? — тут же Надя усмехается. А ведь еще минуту назад недовольная стояла. Умеет все-таки атмосферу разрядить, засранец. — Тут одна рюмка дороже, чем вся наша квартира стоит. — Очень приятно, — тем временем дядя Федор Грише руку пожимает. А то некрасиво как-то. — Ну, так че стоим? — первым Волков о цели визита напоминает. — Пойдемте уже. А то еще без нас начнут. И все с ним соглашаются. Оживленно как-то в их рядах становится. Федя дверь перед женой открывает, джентльмен хренов. И на сей раз Надя даже не противится. Позволяет за собой поухаживать. Один только Гриша хмурится, на Алика подозрительно поглядывая. Потому что тот, хоть и внес предложение на холоде не торчать, а внутрь зайти, сам этой идее следовать не торопится. Сперва всю компанию вперед пропускает. И только потом следом шагает. Не хочет он здесь находиться. Это Гришаня еще с самого начала понял. Когда Алик к нему с этим вопросом обратился. Не хочет. Потому что там дочка Зурабовская будет по любому. Но должен. Потому что за родичей боится. Не безосновательно. Что у них там с Крис в больнице произошло, Гриша так и не знает. Но только теперь понимает, насколько, блин, все серьезно. Когда вдруг на себе ощущает все возрастающее и возрастающее напряжение. Хорошо, что с ним поехать вызвался. А то снова бы дров наломал. — Добро пожаловать в ресторан «Кавказ», — прервав поток мыслей, голос местной официантки, что сегодня у входа гостей встречает, заставляет их четверых сгрудиться в проходе. — Назовите, пожалуйста, номер вашего столика. — Номер? — так, словно не на русском с ней разговаривали, Аликова сестра переспрашивает. — А мы и не знаем… — улыбается виновато. — Федь, ты номер запомнил? — на мужа оборачивается, чтобы тот вмешался. Гриша аж фыркает, за происходящим наблюдая. Он вышеупомянутого Федю пять минут всего знает, но даже ему очевидно, что ботаник этот, даже если и вмешается, то решить ничего не сможет. Самим разбираться надо. К счастью, порыв его опережают. Вынырнув из толпы, к ним Кристина подходит. Красивая, посвежевшая. Не как в прошлый раз, когда Гриша ее в больницу отвозил. Волосы распущенные волнами по плечам разбросаны. Видать, к выступлению готовилась. — Все в порядке, Динара, — по-доброму так заверяет, к официантке обращаясь. — Я провожу. Динара в ответ только губы поджимает. Но перечить дочке начальника не решается. В сторону отходит, гостей пропуская. А Гриша тем временем на Волкова косится. Чтобы удостовериться, что тот никакой херни вытворить не собирается. Стоит отметить, что, вопреки его ожиданиям, держится Алик более чем расслабленно. Ничем себя не выдает. Разве что стоять продолжает позади всех. Как будто нарочно дистанцию между собой и девчонкой сохраняет. Но в остальном упрекнуть его не за что. Если бы Гриша не знал, даже не подумал бы, что между этими двумя что-то произошло. Девушка же внимание свое на Аликовых родственников переключает. Тоже никаких признаков беспокойства не проявляет. — Добрый вечер, — кивает. Словно перед зеркалом репетировала. — Меня зовут Кристина. Рада, наконец-то, встретиться с вами лично. — А мы-то как рады, — напоминая о себе, Гриша шутит. За что оказывается удостоенным короткой улыбки. Заметила она тебя, не переживай. Позже подойдет, если получится. И если приятеля твоего поблизости не будет. — Санька про вас очень много рассказывал, — снова к Феде с Надей обращается. Хорошее впечатление произвести старается. Чтобы они и дальше сыну своему тут ошиваться позволили. А после вглубь зала отступает, за собой последовать приглашая. — Пойдемте? И они идут. Все четверо. Все равно деваться уже некуда. Стол, куда их Крис приводит, в самом центре зала находится. С лучшим видом на сцену. Сразу видно, что старалась, выбирала. Только вот не знала, что родители Санькины с сопровождением в виде двух афганцев заявятся. Хотя приборов на скатерти даже больше стоит. Видать, перестраховалась. На всякий случай. — Напитки и фужеры уже на столе, — пока они верхнюю одежду с себя скидывают и места занимают, девушка информирует. Причем уже не так, как раньше, а более официально. По-деловому. — Горячее принесут минут через двадцать, — заканчивает. — Горячее? — уже в который раз Аликова сестра напрягается. И вновь у нее улыбка, что защитная реакция, срабатывает. — Так мы, вроде, ничего не заказывали. — Это подарок от заведения, — поспешно Кристина поясняет. — Не волнуйтесь, все уже оплачено, — добавляет. А затем, убедившись, что задание выполнено, кивает на прощание. — Хорошего вечера. И уходит. Эффектно так ногами длинными сверкая. Грише только догадываться остается, что у Алика в эту секунду в голове творится. Раз уж даже он сам на походку девчонки внимание обратил. — Слушайте, я ее как-то по-другому себе представляла, — тем временем Надя впечатлением поделиться решает. То ли для того, чтобы возникшее после ухода Крис молчание сгладить, то ли правда любопытно становится. — Вроде, дочка Зураб Нотарыча, а свиду… — замолкает, слово правильное подбирая. — Русская? — выразительно бровь изогнув, Волков сестре подсказывает. И, видимо, с языка снимает. — Надюш, давай мы в их дела лезть не будем, — спешит дядя Федор вмешаться, прежде чем плавно перевести тему. — Ну что, друзья, — в улыбке примирительной расплывается, — может быть, вина? Идею его все поддерживают. Даже Гриша, хоть он сегодня и за рулем. От одного бокальчика ничего не будет, так ведь? Да и выветрится. За час-то. Алик тоже пьет. Вместе со всеми. Только не для того, чтобы настроение себе перед предстоящим концертом поднять, как в случае с остальными. А чтобы мысли дурные из башки выветрить. Прав Гришаня. Хреново ему. Хоть и не показывает. Ведь дочурка Зурабовская в его сторону даже не посмотрела ни разу. Как будто и не было между ними ничего. Ни в больнице. Ни тогда, в машине. Просто взяла и стерла из памяти все лишнее. Притворилась. Жаль, что сам он так же сделать не может. Пытался. Не получилось, блядь… А вскоре свет в обеденном зале притухает. И на сцену артисты поднимаются. В том числе и Санька. С баяном своим. Модный весь такой, в джинсовой куртке новехонькой. Стоит среди остальных, будто тут и был. К отсчету, который солист дает, прислушивается. Раз. Два. Три. Надюха аж дыхание задерживает, когда он первым играть начинает. Ровно. Чисто. Ничуть не хуже других профессионалов. Только вот Алик не на племяша смотрит. А на танцовщицу в углу сцены. Как она со своим партнером — тем самым, которого Волков на днях у борделя встретил, — в обнимочку под музыку раскачивается. И это злит. Заставляет зубы сильнее стискивать и лоб хмурить. Он ведь себе обещал, что внимания на стерву эту обращать не будет. Но как, блядь, скажите, это сделать, когда все вокруг только тем и занимаются, что глаз с нее не сводят? В то время как вторую пару никто и не замечает даже. Дочка-то у Зураба и правда красивая. В платье своем цветочковом, таком простом и уютном, к другому парню прижимается. Она, кажется, одним своим присутствием взгляды окружающих притягивает. Да так, что Волкову в ответ встать и демонстративно уйти хочется. И плевать, что танец их — всего лишь фикция. Постановка. Ревность у него внутри самая что ни на есть настоящая закипает. А потом что-то происходит. Алик даже разглядеть не успевает, что за захват балерун этот выполняет. Слишком уж быстро руки движутся. Но не проходит и секунды, как девушка ногами босыми от пола отрывается. И с этого самого момента Волков больше уже никого, кроме нее, не видит. Только икры ее, в воздухе сверкнувшие… Только волосы, разметавшиеся по острым девичьим плечам…Земля из-под ног уходит.
Вспоминай меня, котик…