Группа Штрудель — Седая ночь
Я не знаю, что сказать тебе при встрече.
Не могу найти хотя бы пары слов.
А недолгий вечер… А недолгий вечерСкоро станет ночью темною без снов.
Как и обещалось, горячее им приносят точно в срок. И благодаря стараниям Гриши уже к середине вечера огромное блюдо с шашлыком пустеет. Надюха с дядей Федором к мясу тоже прикладываются. Пусть и не в таких количествах. Неудобно как-то. А вот Алику кусок в горло не лезет, хоть ты тут тресни. От одного запаха воротит. Гриша на приятеля с сочувствием смотрит. Хмурый весь, мрачный. Ладонью нижнюю часть лица обхватил и в одну точку пялится. Причем точка эта каждый раз где-то поблизости с Зурабовской дочуркой оказывается. Следом за ней по сцене перемещается. Однако в душу Волковскую Гришаня не лезет. Видит, что момент неподходящий. Да и бесполезно это. Пробовал ведь уже. Захочет — сам расскажет. Хорошо, что концерт всего час длится. Хотя Алику, похоже, и этого хватает, чтобы снова в свою депрессию впасть. Грише только догадываться остается, что у него в голове все это время происходит. А происходит-то, к слову, следующее. Злится Волков. Да так, что самому себе по роже съездить хочется. За то, что на стерву эту запал конкретно. И ведь не отпускает, паскуда. Ни на грамм с последней встречи это дурацкое чувство не притупляется. Тянет. Не хуже чем тогда, в машине, тянуло. Прикоснуться. Почувствовать. Изо всех сил пальцами в кожу гладкую вцепиться и не отдавать. Никому, блядь, больше не отдавать. Тут ни одна Вероника не поможет. Клинический случай. Вдобавок у дочки Зурабовской, походу, инстинкт самосохранения вообще отсутствует. Две недели назад всего Гриша ее полуживую в больницу отвез. Кровью ведь истекала, идиотка. Швы наложили и переливание делать пришлось. А теперь вон по сцене скачет. С балеруном своим залаченным. Делает вид, что все с ней в порядке. Прикол в том, что танцульки их — чистой воды показуха. И до порядка ей пиздец, как далеко. Даже не говорите ему ничего. Алик видел, как Крис скривилась, когда во время одной из поддержек приятель ее на бок больной надавил. Чуть оба не рухнули. Ну и нахрена такие жертвы? Чтобы папочке мозги запудрить? Создать видимость, что ничего не произошло и ей по-прежнему можно сестру доверять? Как только последний номер заканчивается, и артисты, во главе с Санчо, один за одним сцену покидать начинают, афганец из-за стола встает и без лишних объяснений из ресторана выходит. «Че это с ним?» — из-за спины сестренкиным голосом доносится, но как их с Гришаней и дядей Федором разговор заканчивается, Волков расслышать уже не успевает. Да и плевать ему, если уж по чесноку. Задачу он свою выполнил, сопроводил. Сейчас семейство соберется, и можно валить. А дочка Зурабовская пускай и дальше танцами своими папу радует. Его это больше не касается. Она сама так решила. Он помощь предлагал. Только вот в голове это все складно звучит, а как до дела доходит, по пизде все идет. Не может он это дело так оставить. На самотек пустить. Не получается. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы все его напускное безразличие, которое Алик в себе так старательно возводил, рассыпалось к чертям собачьим. Сегодняшний день это показал. Желая хоть как-то от гребанного самоанализа отвлечься, Волков пачку сигарет и зажигалку из кармана вытаскивает. Закуривает. Отпускает, вроде. А вскоре к нему вышедший из ресторана Гриша присоединяется. Молча рядом встает. Разговор не заводит. Куда-то вдаль смотрит. Так и стоят, пока Аликово семейство не объявляется. Целые и невредимые. В полном составе. — Ну, мам… — привлекая к себе внимание афганцев, Санька упрашивает. И нарочно к дядьке спиной разворачивается. До сих пор дуется. — Пожалуйста, — голос понижает. — Все ребята поедут. Волков аж бровь вскидывает, за происходящим наблюдая. Но пока не вмешивается. Не маленькие. Разберутся. — Так, знаешь что? — тем временем Надюха бочку гнать начинает. И, в отличие от сына, прятаться ни от кого не собирается. Во всеуслышание вещает. — Ребята твои все совершеннолетние, — заявляет. — Они могут делать, что хотят. А тебе шестнадцать, — напоминает, как будто Санька об этом забыть умудрился. — Ты в школе учишься. — Так завтра же выходной, — предпринимает племяш еще одну попытку. Не сдается. И на сей раз за него дядя Федор вступиться осмеливается. — Надь… — имя тянет по привычке. — Ну, правда, — примирительно. — Может, пускай съездит? Раз все его друзья едут. Его в какой-то момент даже жалко становится. В такой семейке жить приходится. Не удивительно, что он в Америку сбежать хотел. С его-то поэтической натурой от всех этих ругачек постоянных и свихнуться недолго. — Я сказала нет, — в ответ Надя огрызается. Только теперь уже на мужа. Как маленький, ей Богу! — Вот восемнадцать исполнится, пускай, куда хочет, ездит, — твердо заявляет, дубленку запахивая. Холодно. Зима на дворе как-никак. А она с этими их предложениями дурацкими даже застегнуться забыла. — Или, если вы такие умные, с ним поезжай, — вдруг с вызовом голову вздергивает. Знает, что Федя не согласится. На коньках он в жизни никогда кататься не умел. Да и желания научиться как-то не проявлял. Не его это. — Будешь следить, чтобы с сыном нашим ничего не случилось, — уже предчувствуя свою победу, сестренка поясняет. Но насладиться своим маленьким триумфом так и не успевает. Надоедает Алику в стороне стоять. Насмотрелся. Пора дело в свои руки брать. Глядишь, и с Санькой помирятся заодно. — Эй, родственники, — нагло он ухмыляется, прежде чем в их направлении шагнуть, переключив внимание всех троих на себя. — Че за сыр-бор? — брови поднимает вопросительно. А затем взгляд на племяша переводит. — Санчо, — нарочно паузу делает. — Куда это ты на ночь глядя намылился? Вот только, в отличие от дядьки, пацан на контакт идти явно не намерен. Глаза опускает. Не признается. Да харе уже обижаться! Да, Алик тогда налажал. Но исправился ведь. — На каток он собрался, — тем временем Надюха вместо сына в диалог вступает. — С ребятами, — ударение делает. Словно таким образом напомнить пытается, что с ребятами этими он знаком без году неделю. — С малых лет на коньках не стоял, а тут вдруг приспичило. — Я же не один там буду, — снова Санька возражает. Подавленно. — Кристина на машине. Она меня потом до дома довезет. Надюха аж глаза закатывает. Кто о чем, а вшивый о бане. — Кристина твоя — взрослый человек, — желая уже поскорее закончить этот спор, Надя все точки расставить решает. — А ты ребенок. Так что вопрос закрыт, — отрезает. — Иди вещи бери, домой поедем. — Да ладно вам, — откуда-то сзади Гришаня голос подает. К семейству подходит. Как будто его кто-то приглашал. — Пускай пацан развлечется. Че такого-то? — в улыбке добродушной расплывается. Ведь даже не догадывается, что на минное поле только что набрел. — Так, — тут же Надюха тему меняет. Не спрашивала она твоего мнения. — Мы вам за ваши услуги сколько должны? И следом демонстративно в сумку за кошельком лезет. Вся из себя такая сильная и независимая. Гриша аж в ступор от подобного поворота впадает. Не знает, что ответить. — Пойдем-ка поболтаем, сестренка? — первым Волков находится. И глаза красноречиво щурит. Предупреждающе. А потом они в сторону отходят. Вопрос этот наедине перетереть. Так что спутникам их остается только послушно стоять и ждать, к чему там они вместе придут. Обменявшись с дядей Федором взглядами, Гриша шумно воздух спускает. Нахрена, спрашивается, полез? Лучше бы помалкивал в тряпочку. Хорошо хоть, лирик этот его не осуждает. Понимающе так кивает. Успокоить пытается. Мол, нормально все. К счастью, долго ждать им не приходится. С минуту где-то разговор Нади и Алика длится. И возвращается к компании последний уже в одиночку, в то время как Федя наоборот поспешно собираться начинает. — До свидания, — Грише кивает, прежде чем ретироваться. И, похоже, он единственный, кто сразу понимает, что тут, черт возьми, происходит. — Чего встал-то? — тем временем Алик взгляд на племянника переводит. Хитрый, довольный, что кот, сметаны хозяйской нализавшийся. — Иди собирайся, — на вход в ресторан кивает заговорщически. — Вместе поедем. Санька поначалу даже ушам не верит. Он-то уже приготовился к тому, что никуда его не отпустят. Не ожидал, что дядька договориться сможет. — Х-хорошо, — все еще немного заторможенно он соглашается. А затем, словно спохватившись, плечи расправляет и обратно к дверям направляется. Приказ выполнять. — Санчо! — окликают его на подходе, вынуждая резко развернуться. — Своих только предупреди, — уже без улыбки Алик напоминает. Да и вообще хмурым каким-то становится. Вроде, к племяннику обращается, а смотрит куда-то мимо. И это заставляет Саньку сделать то, что он делает: — Дядя Алик, — вместо того, чтобы путь продолжить, он внимание к себе привлекает. У Волкова выбора не остается, кроме как взгляд на него поднять. Вопросительный. Не отстанет ведь, пока своего не добьется. — Спасибо… — помедлив, пацан произносит. Будто таким образом показать пытается, что простил. Не сердится больше. А после в ресторан заходит, оставляя афганцев наедине. Возвращения его дожидаться. — Алик, ты уверен? — первым делом Гриша к приятелю обращается. Голос понижает, чтобы никто их не услышал. — Ты же знаешь, что она там будет. Вот только об этом Алику напоминать не нужно. Конечно, он понимает, что дочка Зурабовская там будет. Небось, сама и предложила. Неспроста ведь она у него в машине тогда про коньки спрашивала. Но сливаться поздно. Впрягся уже. С племяшем контакт как-то налаживать нужно. — Да все путем, — в итоге Волков усмехается. Опять на себя свою маску нацепляя. Это даже забавно. Оба ведь знают, что дело — дрянь. Но вслух ни один из них этого сказать так и не решается. Алик — потому что слабаком показаться не хочет. А Гриша — потому что боится, что бывший сослуживец его снова пошлет куда подальше. Плавали, знаем. — Ладно, че, — помявшись немного, Гришаня затылок чешет. — Я тогда домой, — плечами пожимает. — Бывай, — и на прощание Волкова по спине хлопает. Чтобы хоть как-то поддержать. Да и что ему еще остается? Чем смог, он помог. Дальше сам, как говорится. Не хочешь другу исповедаться — Бог тебе судья. Жаль только, что у Алика на этот счет, похоже, другие планы. — Эй, командир! — не позволяя Грише далеко уйти, он голос подает. — На коньках стоять умеешь? *** Новость о том, что на каток они поедут в сопровождении двух афганцев, компания Санькина принимает, на удивление, спокойно. Так, будто это их вообще не волнует. Двумя больше — двумя меньше. Наоборот, некоторые даже находят в сложившихся обстоятельствах для себя преимущества. — Получается, раз наши мальчики на машине, я сегодня не за рулем, — с хитрой улыбкой на губах заявляет одна из подружек Зурабовской дочурки. — Не зря с собой бутылочку согревающего средства захватила, — подмигивает. И в целом на этом обсуждение заканчивается. Никакого голосования или долгого распределения, кто и с кем поедет. Все как-то само собой решается по ходу дела. Алик и Гриша едва переглянуться успевают после того, как их в разряд «наших мальчиков» определяют, а возле уазика тем временем уже пассажиры собираются. Санька, девица эта, с согревающим, и еще какой-то белобрысый паренек, в котором Волков запоздало второго местного балеруна узнает. Кристина, в свою очередь, на Алика лишь взгляд бросает. Задумчивый такой. Даже виноватый немного. Но в разговор не лезет. Отмалчивается. А затем и вовсе первой из круга собравшихся уходит. «Машину прогревать», — как сама она говорит. В итоге они минут через десять только с парковки стартуют. Ждут, пока все соберутся. И только тогда, когда вся компашка по тачкам расфасованной оказывается, Волков понимает, что этот виноватый взгляд, адресованный ему Зурабовской дочуркой, означал. Потому что согреваться их попутчики начинают, едва они от ресторана отъехать успевают. Замерзли, блядь. — Сань, ты будешь? — где-то на заднем сидении пацана споить нахрен пытаются. Алик от такой наглости аж охреневает на мгновение. Бровью дергает. Причем по одному только виду блеснувшего в зеркале пойла не составляет труда догадаться, что девица эта и есть та самая Дарина, про которую Крис рассказывала. Раз, как и ее подружка, Джека распивает. У них такой не производят. — Ему нельзя, — грозно афганец басит еще до того, как Санчо рот открыть успевает. Не хватало еще от сестренки люлей отхватить за то, что сына ее домой пьяного вернул. К счастью, спорить с ним никто не решается. В ответ девушка лишь плечами пожимает и послушно бутылку обратно забирает. — Как скажешь, командир, — улыбается. Без единого намека на расстройство в голосе. Ей же лучше. Собутыльника себе она в любом случае уже нашла. И больше они не разговаривают. По крайней мере, до тех пор, пока вишневая девятка, за которой Грише было сказано ехать, в блатной загородный поселок не сворачивает. — Эй, фигуристы, — убедившись, что маршрут они менять не собираются, Алик молчание нарушает. Знает он, блядь, чья это застройка. В каждом кирпичике Зурабовский почерк прослеживается. Сколько раз парням говорил, чтобы сюда не совались. — Че у вас за каток такой? — сквозь зубы цедит. И взглядом ледяным за дорогой следит. Словно в любой момент подвоха ждет. — А я разве не сказала? — тут же единственная пассажирка женского пола спохватывается. Подобно маленькому ребенку, глазами хлопает. Дурочку из себя строит. — Крис за сестрой заехать должна, — отыграв свой спектакль до конца, она все-таки поясняет. А после снова в своей дурацкой улыбке расплывается. — Не переживайте, мальчики, — фальшиво так успокаивает, — все под контролем. Вот только Алик так не считает. Для девицы этой все происходящее не больше, чем шутка. А они, между прочим, на чужую территорию заехали. И закончиться это может плохо. Гостей незваных тут не любят. Волков зубами скрежещет, чтобы девке на заднем сидении какую-нибудь херню не ответить. Да, блядь, умеет Зурабовская дочурка себе друзей выбирать. На фоне подружки ее собственные закидоны детским лепетом кажутся. С другой стороны, это многое объясняет. По крайней мере, теперь Алик хотя бы понимает, почему их в машине пятеро, а с Крис только двое поехали. Балерун этот из борделя и еще одна девчонка. Местечко для сестренки притараканила. Он сам не знает, почему этот факт его так раздражает. Алик ведь, хоть и слышал про Алису дохрена, лично с ней не знаком. Но именно по ее вине старшая из сестер его отшила. А это не в ее пользу говорит. У одного из домов им приходится затормозить, поскольку ехавшая все это время впереди девятка паркуется на обочине, и вскоре Крис вылезает из салона. Однако не успевает она и полпути до нужных ворот преодолеть, как оттуда вылетает ее маленькая копия. И сразу на сестру с объятиями кидается. Радостная такая, беззаботная. Вот тут-то Волков и понимает, о чем пару недель назад ему Гриша говорил. Эти двое и впрямь похожи, что две капли воды. Даже издалека это сходство в глаза бросается. Хорошо хоть, что его бандитское высочество Зураб провожать младшую из дочерей на улицу не выходит. Так что уже через несколько секунд девчонка, мельтеша таким же, как у Крис, кроликом на сумке, грузится в машину. А затем и ее сестра занимает свое водительское место, что позволяет им продолжить путь без происшествий. В результате до катка они добираются минут за двадцать. И место это Алик узнает сразу, потому что из всех катков в городе оно считается самым большим и популярным. Эльза как-то раз вытаскивала Волкова сюда покататься. Но затею эту они быстро забросили, так как количество народа на льду буквально зашкаливало. А толкаться в куче людей в их планы как-то не входило. В итоге минут пятнадцать здесь поторчали и свалили. Сейчас же на катке ни души. Что не удивительно, ведь после закрытия его запирают, и ночные сторожа тщательно следят за тем, чтобы на территорию никто не проник. Впрочем, спутников их это, похоже, не слишком-то беспокоит. — Приехали, — радостно объявляет единственная девушка в салоне, как будто без нее никто бы не догадался. И первой из машины вылетает, даже не подождав, пока Гришаня запаркуется. Тут стоит отметить, что остальные их спутники ее примеру не следуют, а послушно остаются на своих местах до самого окончания поездки. И если в случая с Санчо все понятно, ему не на руку дядьку злить, то второй паренек, видимо, просто лучше воспитан, чем его балетная подружка. Дождавшись, когда Гриша заглушит мотор, и оставшиеся пассажиры вылезут, Алик на сослуживца своего короткий взгляд бросает. — Ну че, командир, — голос заговорщически понижает, — готов? Вот только Гришаня на его провокацию не ведется. Не ради его прихоти они сюда приперлись. И если уж кому и нужно быть готовым, то не ему. А Волкову. Это ведь на него близость Зурабовской дочурки пагубно действует. — Я на коньках один раз в детстве стоял, — все-таки он отвечает, не желая снова с Аликом в штопор вступать. Знает, что сейчас больную тему лучше не поднимать. — Ниче, — равнодушно собеседник плечами пожимает. — Научим. А затем первым машину покидает. На что Грише только глаза закатить остается. Научит он, как же. Больше ведь заняться нечем… Оказавшись на улице, Волков по сторонам озирается. Похоже, их уже ждут. Это он понимает сразу, как только какого-то паренька у ворот замечает. А в следующую секунду наблюдает, как в том же направлении Крис удаляется. Должно быть, знакомый. С минуту они что-то обсуждают. Пока народ тем временем у девятки топчется. Ближе не подходят. Алик с Гришей тоже к ним присоединяются. Чтобы от коллектива, так сказать, не отрываться. И видят, как в какой-то момент девчонка своему собеседнику деньги сует. После чего тот в довольной улыбке расплывается. — Приятно иметь с вами дело, Кристина Зурабовна, — уже громче он добавляет, прежде чем, окинув взглядом толпу заядлых фигуристов, ворота начать отпирать. И это служит для остальных сигналом, что все хорошо и можно уже выдвигаться. Так они и делают. — Молодец, Кристина Сергеевна, — поравнявшись с подругой, недавняя их пассажирка шепчет. Но Алик слышит. На глазах у него буквально все происходит. — Или теперь тебя правильно Зурабовной называть? — усмехается. Хитро так. По-лисьи. — Иди к черту, — максимально добродушно ее отшивают. Волков сам не знает, почему эта фраза ему такое удовольствие приносит. Быть может, потому что дочка Зурабовская его собственные мысли озвучила? Но обдумать это до конца он не успевает. Ворота открываются, и следом вся толпа заходит на территорию катка. В том числе и двое афганцев. — Так, ребят, — обернувшись к компании и продолжая идти задом, тот самый паренек, который их впустил, к себе внимание привлекает. — Убедительная просьба, — громко так оповещает. — Ничего не ломать, на льду не мусорить. Иначе эти покатушки будут для вас последними, потому что меня уволят. Все поняли? На удивление, никакого протеста за его словами не следует. Даже Кристинина подружка возмущаться не спешит, а послушно кивает, словно резко весь свой гонор растеряла. — Вот и супер, — подводит их провожатый итог. — Пойдемте, я вам коньки выдам. Размеры только свои назовите. И после этого им еще некоторое время приходится проторчать возле домика с инвентарем в ожидании, пока их снабдят всем необходимым. Причем ни Крис, ни сестра ее в собрании не участвуют. Видать, заранее подготовились. Получив новое средство передвижения, Алик к расположенным неподалеку трибунам направляется. И Гришу с собой прихватывает. К Санчо не лезет. Слишком уж весело пацан с приятелями своими болтает. Жалко отвлекать. Волков хоть и приехал, чтобы за ним проследить, но не на привязи же его держать. Сам разберется. Не маленький. Обувается Гришаня долго. Так долго, что за это время вся компания на коньки встать успевает. И по льду рассыпаться в разные стороны. Даже племяш, и тот быстрее справляется. А затем, не без помощи двоих ребят, имен которых Алик так и не спросил, следом за остальными к катку шкандыбает. Вдоль бортика движется. Чтобы не упасть. А вот дочурка Зурабовская лед режет разве что не профессионально. Во дворе так не научишься. Занималась, значит. Такие финты выписывает, что аж страшно становится. Особенно когда из-под лезвий снежные брызги взмывают. Мелкая за ней не поспевает. Хоть и старается. — И че, дальше-то как? — дозавязав последний шнурок, Гриша голос подает. Чем отрывает Алика от представления. Как раз вовремя. Потому что по соседству свободное место тот самый балерун из борделя занимает. И на Волкова хмурый предупреждающий взгляд бросает. Понял, засранец, на что, а точнее — на кого, афганец залип. Приходится в срочном порядке улыбку нацепить. Чтобы больше поводов для подозрений мажорику этому не давать. — А дальше, командир, ты берешь и едешь, — хитро прищурившись, Алик подсказывает. И из кармана сигарету вытаскивает, таким образом намекая, что Грише самому справляться придется. Вперед, Гришаня. Он тебя позже догонит. Дельце тут одно нарисовалось. Сослуживец в ответ только ворчит что-то невнятное. До сих пор не верит, что позволил себя на эту вылазку уговорить. Но и не перечит. Послушно с места поднимается и, кое-как удерживая равновесие, в сторону катка тащится. Эдакая огромная качающаяся махина. Волков его глазами провожает. Хмуро так, задумчиво. Но следом не идет. Момента выжидает, когда они с балеруном наедине останутся. Разговор есть. И тот, к его удивлению, тоже никуда не спешит. Догадался, видать, что не просто так сосед его приятеля выпроводил. — Рассказал ей, да? — первым Алик молчание нарушает. И уточнять явно не собирается. Незачем. И так ведь понятно, о ком речь. И что такого этот гаврик рассказать должен был. Вместо этого он затяжку делает. Ждет, что вот сейчас ему и выскажут. И по поводу Вероники, и по поводу того, чтобы к дочурке Зурабовской он больше не приближался. Вот только все идет не по плану. — Я, по-твоему, совсем мудак конченный? — не обращая на него ровным счетом никакого внимания, собеседник усмехается. Шнурки на коньках затягивает. А затем с сидения встает и демонстративно руки в карманы прячет. Словно намекая, чтобы афганец его примеру последовал. И тот, помедлив, все-таки подчиняется. Хоть и нехотя. Вертикальное положение принимает. Так и стоят пару минут в тишине, за происходящим на льду наблюдая. — Слушай, мне плевать, какие там причины тебя в бордель привели, — в итоге балерун выдает. — Крышуешь ты Веронику или трахаешь, я не хочу знать, — брезгливо так выплевывает, прежде чем к Волкову обернуться. Презрительным взглядом его окинуть. — И на тебя мне тоже насрать, если уж по чесноку, — четко каждое слово проговаривает, чтобы повторять потом не пришлось. — Ты мне никто. А вот она… — на лед кивает. Туда, где дочурка Зурабовская почти что произвольную программу выкатывает. — Она мне дорога, — без обиняков признается. Не отрицает даже. — И хоть я не понимаю, что такого она в тебе нашла, расстраивать ее рассказами о твоих дебильных похождениях я не собираюсь, — подводит он наконец черту. Жирную точку ставит. За секунду до того, как ко входу на каток двинуться. Алику только брови выразительно вскинуть остается. Такой откровенности от мажорика этого он не ожидал. А затем, окурок в сторону выбросив, за собеседником последовать. Хоть на сей раз его и не приглашали, есть у Волкова предчувствие, что они еще не закончили. — Так что считай, что тебе повезло, афганец, — подтверждает юноша его догадку, контакт лезвий со льдом установив. — Просто помни, что свято место пусто не бывает, — плечами пожимает, ловко у бортика развернувшись. — Накосячишь еще раз, и я сделаю все, чтобы она к тебе больше и близко не подошла, — глядя Алику в глаза, предупреждает. На что последний в ухмылке расплывается, тоже на лед выходя. — И че, думаешь, получится? — с вызовом уточняет. А для себя отмечает, что балерун этот ему все больше и больше нравится. Алик ведь его неженкой считал. Эдакой кисейной барышней. И достойного соперника в нем не видел. А тут на тебе. Мало того, что Крис он так ничего и не рассказал, так еще и условия свои диктовать осмелился. Волков такого не каждому из своих ребят позволяет. А этого даже не перебил ни разу. Дал высказаться. Заслужил потому что, говнюк. — Вот и узнаем, — тем временем ему отвечают. Прежде чем в одиночестве у входа на каток бросить. — Не отставай! — уже на ходу подначивают. И Алик, усмехнувшись, следует совету… *** Катаются они довольно долго. Час. А может, и все полтора. Волков не то чтобы следит, но за это время Санчо раз двадцать сверзиться умудряется. Без серьезных повреждений, к счастью. Копчик себе только отбивает да самолюбие. Но это лечится. Тем более что группа поддержки его в беде не бросает. Алик даже подъехать к племяшу не успевает, когда того уже на ноги обратно ставят. Общими усилиями. — Сань, живой? — по-доброму Кристина улыбается, от снега пацана отряхивая. — Нормально все, — в ответ ей бурчат. Что тут скажешь? Не так он, Санька, этот вечер провести планировал. Впечатление произвести хотел. И на что только рассчитывал? Тут каждый второй любому фигуристу фору дал бы. Один Антон вон чего стоит. Да и дядя Алик не отстает. Санчо даже и не знал, что он так кататься умеет. Не обсуждали никогда. Не заходила тема. Вот и получается, что из всех присутствующих Санька на предпоследнем месте оказывается. После Гриши, которого Алиса уже полчаса на привязи таскает. Училка недоделанная. Сама-то на коньках стоит без году неделю. Упала пару раз, когда Крис ей показывала, как правильно задом ездить. И с афганцем они тоже уже завалиться успели. Причем по ее вине. Гриша девчонку удержать пытался, а в итоге и сам рухнул. И Алиса сверху приземлилась. Но ей весело. Нашла себе подопытного. Полвечера от сестры не отлеплялась, а теперь махину эту, что медведя из цирка, за собой катает. А вот Саньке не до веселья как-то. У него весь план к чертям собачьим летит. Он-то представлял, как они с Кристиной за ручку вместе лед резать будут, а на деле она и в одиночку с этим справляется. То с Дариной кружок прокатится, то с Антоном они какие-то трюки пробуют. Пока Санька у бортика синяки собирает. — Эй, ну ты чего? — пытается девушка его подбодрить. Красивая. Волосы волнистые из-под шапки по плечам рассыпались. На ресницах снежинки поблескивают. И щеки разрумянились от мороза. Волнуется за него. Переживает. А он только и может, что дуться. Словно она в чем-то виновата. — Ты, когда едешь, вниз не смотри, — так и не дождавшись ответа, Кристина выдыхает. И в следующее мгновение улыбка ее какой-то печальной становится. Не смотри вниз. Так мама учила. Когда в пять лет впервые на коньки поставила. Так что совет рабочий. Проверенный временем и собственным опытом. Не реви. Сопли утри. Пока мы с папой тебя в драмкружок не отдали. Звезда. Откуда у тебя только ноги растут? — Смотри всегда вперед, — помедлив, девушка добавляет, — так проще будет. А после разворот спиной вокруг пацана описывает и уезжает. Плавно так. Изящно. Санька аж дыхание задерживает, взглядом ее провожая. Вот только он не единственный, кто трюк ее оценивает. Алик тоже за происходящим наблюдает. Брови хмурит. Весь разговор их слышал. Забавно. Он ведь только теперь в полной мере понимает, что племяш на дочурку Зурабовскую реально запал. На полном серьезе. По-взрослому. Если узнает, чем его дядька с ней в больнице занимался, никогда не простит. Аккуратнее надо быть. Убедившись, что падать больше Санчо пока не собирается, Алик к бортику подъезжает. Пачку сигарет из кармана вытаскивает. После всего того, чему он только что свидетелем стал, желание кататься как-то само собой отпадает. Может, и хорошо, что с Крис у них ничего не получилось? Глядишь, хоть этот герой-любовник малолетний на него бомбить не будет. Может, для того и стоило ему побывать на этих покатушках, чтобы дошло наконец? И чтобы больше он к стерве этой не цеплялся. Отпустил. — Будешь? — голос недавней пассажирки врывается в размышления, вынуждая перевести взгляд на услужливо протянутую бутылку. За весь вечер девушка с ней практически не расставалась, так что янтарная жидкость теперь на дне плещется. В то время как хозяйка ее только чудом до сих пор на ногах держится. — Ладно, как хочешь… — приняв молчание Волковское за ответ, собеседница снова к горлышку прикладывается. И морщится, когда алкоголь горло обжигает. — Они хорошо вместе смотрятся, не находишь? — закрутив крышку, она опять провоцировать начинает. Алику даже уточнять не требуется, он и так знает, о ком речь. Потому что как раз в эту секунду там, в центре катка, Кристина со своим балеруном очередную поддержку испробовать решают. Так что внимание присутствующих только на этих двоих и обращено. К слову, поддержка не удается. И фигуристы эти недоделанные падают. Но их это, похоже, совсем не напрягает, учитывая, как по стадиону разносится дружный хохот, нарушаемый свистом и аплодисментами. — А тебе, я смотрю, нравится на нервах поиграть, да? — вместо ответа Волков со зловещей ухмылкой на губах глазами сверкает. Однако на собеседницу взгляд не переводит. Не заслужила. — Ты ведь меня не знаешь, — резонно девчонка подмечает, рядом с афганцем бортик подпирая. — Может, я таким образом тебя проверяю? Чтобы быть уверенной, что тебе мою лучшую подругу можно доверить, — пищу для размышлений подкидывает. Вот только Алик на ее уловку не ведется. Сразу раскусывает. — Ну, тогда поздняк, — после очередной затяжки он плечами пожимает. Так, словно ему и правда все равно. — Отшила меня твоя подруга. Так что сворачивай свои проверки. Последние слова он разве что не выплевывает. И разумеется, Дарина это замечает. Как замечает и то, что афганец этот, хоть и держится от Крис на расстоянии с того момента, как они приехали, все равно глаз с нее не сводит. А значит, она не ошиблась. Все правильно поняла. Алик, значит? Ну-ну. Такое чувство, что подруга ее их коллекционирует. — Думаешь, стала бы она Санькиных родаков на выступление приглашать, если бы и правда перескаться с тобой не хотела? — предпринимает девушка еще одну попытку. А что такого? Это Крис для себя все решила. Сестру выбрала, как всегда. Дарина в ее решении участия не принимала. Только потом все узнала. А если бы принимала, глядишь, по-другому бы все закончилось. Ей-то этот Алик нравится. Даже больше, чем предыдущий. Тот чересчур аристократичным был. С этими своими идеально отглаженными рубашечками. Скукота. Не человек, а ходячий сборник правил этикета. — Мы все заранее знали, что ты придешь на сегодняшний концерт, — раскрывает она завесу тайны. Прежде чем еще один глоток из бутылки сделать. — Так что кончай у бортика торчать, а то Антоша вон тебя опережает, — ворчит. И уже уходить собирается, когда ее Волковский голос останавливает. — Эй, стоять! — что гром среди ясного неба. Властный такой. Дарина аж от улыбки не сдерживается. Теперь понятно, что такого Крис в нем нашла. А Алик тем временем все услышанное в голове взвешивает. Ведь по словам Кристининой подружки получается, что дочурка Зурабовская его ждала. И это слегка не вписывается в легенду. «Алик, у меня сестра… — всплывают в памяти ее слова. Там, в больнице. У холодной крашенной стены. — Я обещала о ней заботиться…» Выходит, не одного его не отпустило. Да и не отпустит, походу, уже. Крепко влипли. — Отвлечь его сможешь? — без лишних пояснений Волков к собеседнице своей недавней обращается. Только вот на сей раз это не приказ. Просьба. Приказам девица эта не подчиняется. Выяснили. — И Саньку куда-нибудь уведи, — хмуро афганец добавляет. А затем бутылку у Дарины из рук берет. Золотистую жижу в горло себе заливает. Чтобы уж точно не передумать. — А вот это уже другой разговор, — заговорщически девушка улыбается, за ним наблюдая. Добилась-таки своего… Впрочем, стоит отдать ей должное. Свою часть плана она выполняет более чем профессионально. Только сперва остатки Джека за пределами катка оставляет, а затем от бортика отталкивается. Скорость набирает стремительно. И со всего размаху балеруну в спину врезается. Да так, что и сама кубарем на лед летит, и его на добрую пару метров отбрасывает. И вот с этой самой секунды начинается представление. Алику только любоваться остается, как все чисто сработано. Даже брови приподнимает выразительно, пока девица за колено хватается, к груди прижимает. И Антона просит, чтобы до трибун ее довел. Крис тоже к подружке любимой на помощь бросается, но ее быстренько выпроваживают, убеждая, что все в порядке. — Уверена? — недоверчиво на девушку косясь, Зурабовская дочурка уточняет. Странно это все. Подозрительно. Приземлилась-то Дарина на левую коленку, а теперь за правую хватается. Но вслух Крис этого, конечно, не говорит. Позволяет приятелю несчастную с катка увести. А та по дороге еще и Саньку с собой прихватывает. Руку на плечо ему закидывает, вынуждая подругу, у которой на глазах весь этот спектакль разворачивается, нижнюю губу задумчиво прикусить. И брови к переносице свести. Хорошо хоть, что Алиса подобных финтов не выделывает. Катается себе с Гришей. Даже внимания на произошедшее не обращает. Самого неуклюжего партнера выбрала. Постояв еще несколько секунд, чтобы убедиться, что странная троица до выхода успешно добралась, девушка с места толкается. В одиночестве круг по льду вырисовывает. Мысли в порядок приводит. Вот только длится это одиночество недолго. Она даже насладиться не успевает. — Смотрю, ты не только на пуантах по залу скакать умеешь, — Алик подкрадывается бесшумно. Спиной катится, путь ей преграждая. — Мама-фигуристка постаралась? Крис аж выругивается про себя. Теперь понятно, к чему это шоу было. Внимание отвлечь. Диверсанты хреновы. — Надо же, ты запомнил, — стараясь не смотреть своему собеседнику в глаза, девушка голову опускает. И обогнуть афганца пытается. Не получается. Он не позволяет, заранее ее следующий ход предугадав. Ну уж нет, милая. На сей раз он тебе сбежать не позволит. Набегалась уже. Зря что ли подружка твоя старалась? — А ты че, думала, я тогда в машине ради приличия твои байки выслушивал? — умело маневрируя, Волков очередной вызов бросает. Только вот это почему-то не работает. Как будто девчонка нарочно его игнорирует. Приходится тактику сменить. Развернуться и рядом поехать. — Так нафига ты в танцульки подалась, если могла к шестнадцати годам уже какой-нибудь чемпионкой мира заделаться? — решив начать издалека, афганец вопрос задает. На что дочурка Зурабовская лишь плечами пожимает. — У меня травма была, — признается. — Еще в детстве. Коленную чашечку повредила, — и усмехается, голову назад запрокидывая. Даже не замечает, как Алик за каждым ее движением следит. Запомнить пытается. — А с таким диагнозом в чемпионки не берут, знаешь ли… И после этих слов их на несколько секунд накрывает молчание. Должно быть, ему следовало посмеяться. Или улыбнуться хотя бы. Но весь прикол в том, что шутка ее Волкову не заходит. От слова совсем. Про колено он не знал. А это как бы о многом говорит. Например, о том, что любое падение, даже самое маленькое, для дуры этой может обернуться инвалидностью. — А в балерины, значит, берут, да? — помедлив, он сквозь зубы цедит. Устрашающе. И вот тогда Крис резко останавливается, вынуждая юношу сделать то же самое. Потому что это уже ни в какие ворота не лезет. Кто ты, блин, такой, чтобы обвинениями раскидываться? Думаешь, легко ей было принять подобное решение? Думаешь, весело это, после работы колено всеми существующими обезболивающими мазями натирать? Ничего ты, мальчик, не знаешь! Ни-че-го. — Алик, — поборов свой порыв высказать все это собеседнику в лицо, девушка тему переводит. — Чего ты хочешь? — и подбородок вздергивает, с афганцем взглядом сталкиваясь. Сама еще не знает, какую ошибку совершает. У Волкова в глазах самый настоящий шторм. Сокрушительной волной на голову обрушивается. Да так, что дыхание сбивается в секунду. Тонет она. Барахтается, цепляется за поверхность и все равно ко дну идет. — Тебя… — одно слово. Четыре буквы. А смысла в нем больше, чем во всем ее существовании. Ее. Он хочет ее. И желание это взаимное. Самое правильное из всех. — Ты ведь не просто так эти покатушки устроила, — прищурившись, Алик свою жертву добивает. А в следующее мгновение легонько так коньком толкается, начиная между ними расстояние сокращать. В угол загоняет. Как тогда. В больнице. — Я хотела порадовать сестру, — холодно девушка напоминает, к бортику откатываясь. Бесполезно, дорогая. Ты уже у него на крючке. — Фигня, — тем временем афганец глазами во мраке сверкает. И продолжает надвигаться. Даже когда дочурка Зурабовская в ограждение вжимается. — Вы с таким же успехом и вдвоем сюда приехать покататься могли бы. Они сейчас на противоположном от трибун конце катка находятся. И вокруг никого. Вся компания где-то позади остается. А еще здесь освещение плохое. Видимо, охранник местный решил, что все прожекторы можно не включать, раз уж народу мало. И половины достаточно. Так что даже при желании разглядеть, чем они вдвоем тут занимаются, невозможно. Ближе подъезжать нужно. — Алик… — в надежде достучаться до его здравого рассудка Крис предупреждающе голос понижает. — Это плохая затея. Ага. Можно подумать у нее это хоть когда-то получалось. Тут бы со своим здравым рассудком к соглашению прийти. А то он, предатель, уж очень сильно поддаться на уговоры хочет. — Плевать, — как и ожидалось, Волков улыбается. Клыки свои демонстрирует. И последние сантиметры разделяющего их пространства уничтожает. — Зураб тебя убьет, — окончательно девушка на шепот переходит, испуганным взглядом в его лицо впиваясь. Которое теперь в опасной близости находится. — Пусть попробует, — заискивающе ей отвечают. Не отступится. В этот раз уже точно. Что бы она ни сказала. — Алиса… — цепляясь за имя сестры, что за спасительную соломинку, Крис вдруг осознает, что дрожит. И это, определенно, не от холода. — В полном порядке, — не дают ей договорить. — Катается с Гришей. Кажется, Алик предусмотрел все. И на любой ее предлог остановиться у него имеется убедительный довод, почему им не стоит останавливаться. — Я не могу ее потерять, — жалобно девушка выдыхает, готовая расплакаться от безысходности. Так нельзя. Это все плохо закончится. Но как, скажите, ему сопротивляться? Когда все внутри мечтает сдаться на волю победителя. Она ведь все еще может его оттолкнуть. Секундного замешательства ей будет вполне достаточно, чтобы сбежать. Но тело отказывается подчиняться, уже попав в ловушку чужого дыхания на губах. Вперед. Ты ведь так хочешь. Поцелуй его. — Не потеряешь, — убедительно юноша заверяет. Стирая последние грани. Сокращая последние миллиметры между их лицами. — Алик… — Крис сама уже не помнит, что собиралась сказать. Все отходит на задний план. Теряется на фоне желания наконец-то получить то, что ей предлагают. Пожалуйста. Ей ведь это так нужно. Всего разочек. Что плохого может случиться, если они попробуют? С этой мыслью она и закрывает глаза. Ощущая, как свет с другой стороны катка скользит по векам, потому что афганец, до этой секунды загораживавший его собой, слегка наклоняет голову, чтобы избежать столкновения носами. Пожалуйста… Но долгожданного контакта так и не происходит. Их прерывают. Безжалостно вынуждая отпрянуть друг от друга. — Ребят, не хочу вам мешать, — Макс — тот самый второй балерун, который ехал в машине с афганцами, — выглядит напуганным. В то время как Волков ему собственноручно навалять готов. По одному только суровому взгляду исподлобья да раздутым побелевшим крыльям носа это понятно. Такой момент нарушил! — Но там у Алисы приступ, — заканчивает паренек свою мысль. — Она задыхается. И с этой самой фразы все идет по пизде. — Черт, — резко придя в себя, дочурка Зурабовская срывается с места. Алику остается только вслед ей смотреть, понимая, что такой скорости он ни у одного хоккеиста не видел. Блядь! Уже на подлете к распластавшимся на льду Алисе и Грише, поддерживающим девчонку за голову, Крис рывком уводит лезвия коньков в сторону и со всего размаху приземляется рядом. Разумеется, ни о каком травмированном колене в этот миг она не беспокоится. — Антон! Рюкзак! — надрывный крик разносится по катку, заставляя Волкова ускориться. Он сам не помнит, в какой конкретный момент поехал им навстречу. Кажется, еще секунду назад он неподвижно стоял у бортика, а теперь уже подъезжает к столпившейся вокруг Алисы кучке фигуристов, пока со стороны трибун, перемахнув через ограждение, к ним несется тот самый Антон. Девчонка очень бледная. Хватает ртом воздух, точно рыба, выброшенная на лед, и отчаянно цепляется за руки сестры. — Дыши, милая, — сбивчиво Крис тараторит, вытягиваясь, чтобы поскорее получить спасительный рюкзак. А когда тот наконец попадает ей в руки, одним движением срывает с цепочки кролика, внутри которого оказывается вшитый карман с ингалятором. Такого поворота Алик не ожидал. «Ну и че это за хрень?» — вспоминается ему собственный вопрос. В один из первых их с Кристиной разговоров. «Талисман, — отвечают ему тогда. — Сестра подарила». А вот так это слышится теперь: «У моей сестры астма, так что я всю сознательную жизнь таскаю с собой ее ингалятор». Где-то там, в далекой реальности, Крис уговаривает Алису сделать вдох. — Вот так, да, умничка. Дыши… — доносятся до Волкова отголоски происходящего. Но он не вслушивается. Потому что впервые с момента их с Кристиной знакомства все стает на свои места. Тайна гребанного кролика раскрыта… И снова седая ночь. И только ей доверяю я.Знаешь, седая ночь,
Ты все мои тайны. Но даже и ты помочьНе можешь, и темнота твоя
Мне одному совсем,
Совсем ни к чему…