Кирилл Павлов — Кто-нибудь видел мою девчонку?
Ты самый страшный голод,
Недопитый чай. Алый атлас нежно, почти любовно обнимает тонкую талию. Расширяясь книзу, струится по ногам, медленно намокая от грязного снега. Загорелая кожа на обнаженной вырезом спине покрывается мурашками, ведь она выскочила на улицу без куртки. Капроновые рукава комкаются нервными пальцами. Старательно уложенные волнами волосы щекочут голые лопатки. Красивая… Они стоят друг напротив друга на задворках ресторана. И, кроме нее, такой тонкой, хрупкой, чем-то бесконечно напуганной, Алик ничего больше вокруг не замечает. Даже Гриша от этого зрелища замолкает. В сторону отступает, наблюдая за происходящим. У нее глаза на мокром месте. Не моргает, взглядом в Волковское лицо впиваясь. Словно в каком-то кино. А затем она делает шаг вперед. И уже через секунду, сжимая ладонями холодную атласную ткань, Алик не может поверить своему счастью…Ты оголенный провод
На моих плечах. *** В тот вечер после катка они подъезжают к ее дому вдвоем. Алик сам плохо помнит, как снова оказывается за рулем вишневой девятки. И в какой момент они остаются в салоне наедине. Кажется, Гриша забрал всех, кроме Алисы и Саньки. Обещал развести всю компанию по домам и даже предложил Волкову приехать за ним, когда все закончится. Когда все закончится… Удивительно подходящее выражение после того, что случилось. Все ведь и правда вот-вот закончится. Так и не начавшись. Он это чувствует. В воздухе ощущает грядущую беду. Дочурка Зурабовская молчит всю поездку. И когда Алису, снова ожившую после приступа, отводит к приемному отцу. И когда они Саньку у дома высаживают. Причем последнего до квартиры Алик провожает сам. Родственникам в руки сдает. Как и обещал. Она молчит. И это плохой знак. Потому что он не знает, что у нее в голове творится. А это, знаете ли, страшно. Когда твоя судьба решается, а ты даже вмешаться в процесс не можешь. Приходится руки на руле крепче сжимать. До побелевших костяшек. И зубы стискивать. Чтобы тишину не нарушать. А ведь хочется. Высказаться. У него так-то тоже право голоса есть. Только вот считаться с ним, похоже, никто не собирается. — Давай ты не будешь начинать винить себя в том, что произошло, — в итоге он все-таки не выдерживает. Рычит. Ноздри опасно раздувает, стену, у которой они припарковались, взглядом сверля. — У твоей сестры астма, — каждое слово четко произносит. — Так что это в любой момент случиться могло. Это не из-за них. Вот что Алик пытается до нее донести. Не из-за того, что там, на катке, они почти поцеловались. Просто херня иногда происходит. Не надо искать в этом какой-то знак судьбы. Тем более что справилась она хорошо. Сразу же пришла на помощь. И уже через пять минут после приступа Алиса стояла на ногах, улыбалась и была готова кататься дальше. Но Крис решила, что им пора. И пока шла обратно к машине, заметно прихрамывала. Все-таки больное колено дало о себе знать. Вкупе с недавно снятыми швами. Она устала. Испугалась за сестру. Все это поняли. Поэтому и возмущения с их стороны не последовало. Все дружно согласились, что на сегодня покатушек достаточно. Один только Алик снова остался в дураках. У него почти получилось. А теперь все то, что еще недавно казалось таким достижимым, таким реальным, опять оказалось под вопросом. И что вы ему предлагаете? Сидеть и ждать, чем все закончится? Нет уж. Не для того он старался, чтобы в очередной раз все просрать. — Да, — это все, что он получает в ответ. Задумчивый кивок и хриплое «да», произнесенное куда-то в пустоту. Такое ощущение, что дочурка Зурабовская вообще не здесь. Она там, на льду, гладит по щекам бледную, что смерть, сестренку и просит, умоляет ее сделать вдох. Дыши, милая. Дыши, родная. Пожалуйста. Вот так, да, умничка. Дыши… У Алика от ее прострации бак закипать начинает потихоньку. Того и гляди бомбанет. И поминай, как звали. — Что «да»? — сдерживаясь из последних сил, он басит. И сам свой голос не признает. Ледяной. Металлический. — Да — я прав, или да — мы больше никогда не увидимся? Вопрос повисает где-то под потолком. Крис тянет с ответом. И это грузит еще больше. Пиздец, покатались… — А ты бы хотел? — в конце концов она сипит. По-прежнему не глядя на собеседника. — Чтобы мы больше никогда не увиделись, — поясняет. И в это мгновение Алик собственноручно застрелиться готов. Что, блядь, ты несешь? Он взгляд на нее переводит. Точно на дуру смотрит. Что ж ты при первой встрече-то этого не спросила, а? — Нет, — уверенно. Нет, блядь! Не хочет он! Пробовал уже, не получилось. А потом она усмехается. Так вымученно. Обреченно. — Алик, уже поздно, — зачем-то напоминает. Словно он мог забыть. — Давай мы в другой раз все обсудим? — решение предлагает. Сбегает. Опять она от него сбегает. Это уже в привычку входит. — А он будет? — вернувшись к разглядыванию стены, Волков уточняет. И ощущает, как уголок губ в улыбке дергается. От абсурда происходящего. — Другой раз. Да уж, нашел себе приключение. Не баба, а проблема ходячая. На войне проще бывало, чем в ее компании. Но вот чего он точно не ждет, так это того, что девчонка делает в следующую секунду. А именно берет его за руку, которую афганец так непредусмотрительно оставляет на рычаге коробки передач, и легонько сжимает прохладными пальцами. — Машину пока можешь забрать, — устало оповещает. — В ближайшую пару дней она мне не понадобится. А потом она поправляет куртку и, не произнося больше ни слова, вылезает из салона. Алик еще минут двадцать продолжает сидеть и лупиться в злосчастную стенку. Даже когда свет в квартире на восьмом этаже гаснет. Потому что его все-таки не отшили… *** Утро начинается с боли. Кое-как разлепив спросонья глаза, девушка еще пару минут лежит неподвижно, изучая трещинки на потолке собственной квартиры. И осознавая, что сегодня вечером ей по сцене не скакать. Колено настойчиво ноет после вчерашнего столкновения со льдом.Я измеряю холод.
Комната пуста.
И нарисован город Вдоль линии моста. Кофе пьется без удовольствия. Просто по привычке. Чтобы привести мысли в порядок. Или хотя бы в некое его подобие. О каком порядке может идти речь, когда вчера столько всего произошло? У Алисы снова начались приступы. А этого с ней уже пару лет не случалось. Должно быть, возвращение в более жесткий климат сказалось. А может, Крис и правда не стоило соглашаться и везти ее на каток. Все-таки физические нагрузки ее сестре всегда были противопоказаны. Но, к сожалению, это еще не все. Пожалуй, она бы справилась, будь это единственной причиной для беспокойства. Но нет. Алик. Еще был Алик. И его глаза прямо напротив. И его дыхание у нее на губах. И дальнейший разговор в машине у дома. Его твердое железное «нет» на вопрос, хочет ли он, чтобы они больше никогда не виделись. Сложно. Как же, блин, все сложно! Она ведь обещала, зарекалась держаться от него подальше. И что в итоге? Поддалась. Без бою даже. Там, за окном, крупными хлопьями валит снег. Такой белый и чистый. Крис сама себе отчета не отдает, когда начинает потихоньку сползать вниз по кухонному шкафу. Лужей растекаться на холодном полу. Тряпка. Какая же она тряпка.Не переживай,
Холодное лезвие под языком.
Но хоть один плюс во всей этой истории с Волковым есть. Она уже недели три как наливает утренний кофе лишь в одну кружку. Себе. И, едва проснувшись, уже не шарит ладонью по пустой постели в поисках Александра Гэбриела. Не пытается прижаться к нему во сне. Не вспоминает о нем по пути на работу. И даже не испытывает отвращения, когда во время очередной поддержки ее подхватывают руки Антона, хотя раньше этим занимался Алек. Их история наконец-то заканчивается. Не тогда, когда она бесследно исчезает из его жизни. И даже не тогда, когда спускается по трапу самолета, снова становясь девочкой из Тулы. А позже. Когда уже другой Алик, с идеально подходящей ему фамилией Волков, прижимает ее тело к себе, чтобы согреть собственным теплом в ледяной машине. Их история заканчивается. И только теперь девушка осознает, что даже если бы у нее был шанс все вернуть, она не стала бы этого делать. Говорят, жизнь все расставляет по своим местам. И сейчас она именно там, где должна быть. На своем месте. А Алек… Его место в прошлом. Прекрасном, сказочном прошлом, где она могла позволить себе забыть о проблемах и жить так, как ей того захочется. Я выброшу все поцелуиВ это окно.
Через балкон. Теперь все по-другому. Теперь ее руки связаны. И Алик, уже новый Алик, это то, чего она как раз не должна была себе позволять. Но почему-то позволила. А вот что делать с этим дальше, пока не разобралась. Ясно только одно. Сбежать от него ей не удастся. Сбежать, сделать вид, что ничего не произошло, прятаться. Так это не работает. Убедились уже. Нет. Волков — это что-то другое. К нему тянет. Так сильно, что даже страшно. Такого с ней еще никогда не было. Словно они с ним — гребанные химические элементы. Взятые из таблицы по отдельности, но идеально сочетающиеся. Две сломанные игрушки, способные существовать только вместе и никак иначе. Самый идиотский в мире парадокс… Дверной звонок застает ее уже за сборами на репетицию. После завтрака, по времени больше походящего на обед. И вот уж кого девушка и впрямь не ожидает увидеть на пороге своего дома, так это телохранителя своего дорогого приемного папочки. Поскольку так открыто раньше ни сам Зураб, ни его черти к ней в квартиру не заявлялись. — Что-то случилось? — первым делом она уточняет, вместо приветствия. В глубине души мечтая услышать что-то вроде: «Да. Твоего отца убили». Но ничего подобного ей, разумеется, не говорят. А только с максимально спокойным выражением на лице протягивают какой-то кофр на вешалке, прежде чем выдать информацию: — Сегодня в восемь вечера. Стол номер три. Зураб тебя ждет. И больше они не разговаривают. Кавказец уходит, а Крис заносит кофр в квартиру, попутно запирая дверь. Все это не к добру… *** Предчувствие ее не обманывает. В восемь вечера, как ей и сказали, девушка заходит в ресторан «Кавказ». Хорошо, что Антон согласился ее подвезти. В платье, которое она обнаружила внутри кофра после ухода Зурабовского охранника, добираться сюда на автобусе было бы просто ужасно. К слову, само платье ей понравилось. Алое, почти что багровое, из льющейся ткани, оно оказалось на удивление открытым. Никакой тебе паранджи, сразу видно, что папочка старался. А может, ткнул пальцем, не глядя, и расплатился. Как часто случалось, когда дело касалось старшей из его приемных дочерей. В любом случае, даже учитывая наличие наряда на вечер, Крис пришлось постараться. Подобрать туфли и украшения, сделать макияж, уложить волосы. На все это ушло часа два, не меньше. Так что, если бы не Антон, она бы безобразно опоздала на встречу. И даже сногсшибательный внешний вид не спас бы ее от ярости отца. За столом номер три ее уже ждут. Зураб и тот самый охранник, что приходил к ней утром. — Рад тебя видеть, дорогая. Присаживайся, — более чем дежурно любимый папочка приветствует, когда она, привлекая к себе внимание почти всех посетителей, пересекает зал. И это его приглашение становится еще одной странностью, пополнившей копилку сегодняшнего дня. Разумеется, девушка следует приказу и послушно занимает свое место за столом. Что еще ей остается? Но время идет, секунды на дорогих часах Зураба тикают, а никто ничего ей не объясняет. Зачем она пришла? К чему весь этот маскарад? Все эти вопросы крутятся в ее голове, будто заезженная пластинка, но ответов на них у Кристины нет. Нет их, слышите?! В какой-то момент становится неуютно. Платье словно прилипает к телу, вынуждая свою хозяйку ерзать и нервно озираться по сторонам. Где-то на сцене ребята начинают концертную программу. Без нее. А еще телохранитель Зураба, кажется, не сводит с нее глаз, что наталкивает девушку на некоторые выводы, которые она спешит проверить. — Мне нужно отлучиться, — аккуратно встав из-за стола, она оповещает. А затем, не дожидаясь ответа, следует в направлении туалета. Как и ожидалось, охрана идет за ней… Желание незаметно сбежать под шумок накрывает волной, стоит Крис закрыть дверь на щеколду и наконец-то остаться в одиночестве. Вот только сделать это в таком виде ей не удалось бы даже в том случае, если бы в ресторан вошла Пугачева. За ней следят. И это крайне тревожный звоночек. Потому что, что бы Зураб ни задумал, она уверена, ей это не понравится. Он кого-то ждет. Это очевидно. И что-то ей подсказывает, что от этого кого-то зависит ее дальнейшая судьба. Не стал бы папочка так перед ней стелиться, будь все по-другому. А значит, она серьезно влипла. К сожалению, прятаться в туалете и дальше возможным не представляется. Наверняка у входа уже столпились посетители, так что ей пора возвращаться. Смочив руки в умывальнике, Крис прикладывает их к пылающим щекам в надежде хоть немного привести нервы в порядок. Не помогает. Все плохо. Она в полной заднице. Собравшись с духом, девушка все же отпирает дверь и выходит в зал. А в следующее мгновение пол у нее под ногами становится жидким, вынуждая покачнуться и схватиться за дверной косяк. Ноги отказываются подчиняться. Сердце колотится в горле. Она вдруг понимает, для чего ее сюда позвали.Друг друга простили, забили, забыли, Такие дела.
И небо пронзает свинцовыми пулями, Стала планета мала. Ее поддерживают. Не позволяют упасть. Охрана Зураба знает свое дело. А после подталкивают в направлении стола, где теперь ее ждет уже не один человек, а сразу трое. Вынуждая стиснуть зубы и идти на собственную казнь. По мере приближения Крис отчаянно цепляется взглядом за замершую на сцене прямо посреди номера Дарину. Разумеется, подруга тоже узнала их гостей. И, похоже, их с Кристиной мысли в эту секунду сходятся. Все очень плохо. Все даже хуже, чем они могли себе представить. — С возвращением, дорогая, — не обращая на дочь ровным счетом никакого внимания, Зураб произносит, когда девушка останавливается в шаге от него. Вместо этого он пристально изучает сидящего напротив молодого человека. Даже очки ради такого события снимает. — Наши гости тебя уже заждались. И после этих слов Крис решается, поднимая глаза на своего палача. Алек, или, если быть точнее, Александр Гэбриел, выглядит безупречно. Впрочем, как и всегда. Весь в черном, будто собирался на похороны, что, в целом, так, наверное, и есть, он похож на какую-то знаменитость. Идеально отглаженная черная рубашка с надетым поверх черным вязанным пуловером. Черные волосы тщательно уложены, однако непослушная челка все равно спадает на лицо. И ледяной взгляд в обрамлении черных ресниц. В компании своего отца — мистера Хендерсона, Ника Хендерсона, владельца целой сети казино в Лас-Вегасе — Алек может быть здесь лишь по одной причине. Ее выдают замуж… *** В твоей рубашке из цвета Танцует пустота.Я еду без билета
По твоим местам.
У Алека до неприличия расслабленное выражение на лице и полное безразличие к происходящему на дне янтарно-зеленых глаз. У Крис до отвращения потные ладони и мир, рушащийся в голове в одночасье. — Я счастлив наконец-то познакомиться с вами, Зураб Нотарович, — где-то на заднем плане в своей привычной фальшиво-деликатной манере вещает мистер Хендерсон. — Как жаль, что наши дети не рассказали мне о вас и вашей деятельности раньше. Думаю, мы с вами придем к соглашению, тем более что подобный союз несет выгоду для нас обоих. И тут, пожалуй, следует сделать небольшое отступление. Дабы пояснить, почему ни Алеку, ни его отцу в разговоре не требуется переводчик. Дело в том, что они оба в совершенстве владеют русским языком. Что для американцев является редкостью. Однако семья Хендерсенов к коренным жителям Америки никогда не относилась. Ник Хендерсон — это всего лишь псевдоним. Пустышка. Настоящее имя сидящего за столом человека — Николай Долгоруков. В сороковых, после войны, его семья переехала в штаты, где в дальнейшем Ник и образовал свою нелегальную империю. А Алек… Алек просто вырос среди людей, с самого детства говоривших с ним на двух языках. Когда-то это и стало одной из причин, почему они с Крис так легко сошлись. После переезда в другую страну, имея за спиной лишь обрывочные знания школьной программы по английскому языку, она и Дарина испытывали некоторые проблемы в общении с окружающими. А вскоре на горизонте появился Александр Гэбриел. И это стало в какой-то мере ее спасением. На людях они разговаривали на английском. Уже через год своего пребывания в штатах Кристина овладела им почти безупречно и была способна поддержать любую беседу. А дома общались на русском, поскольку девушке так было удобнее, в то время как для Алека это не имело ровным счетом никакого значения. Письмом верну все это Хололным небесам. — Не сомневаюсь, — спокойно Зураб подтверждает, ставя точку в переговорах. Он все решил. Это Крис поняла еще в первые секунды их посиделок. С этого момента, что бы она ни сделала, как бы сильно ни рыпалась, изменить уже ничего не получится. Их свадьбе с Алеком быть. В противном случае с Алисой она может распрощаться. Папочка сделает все, чтобы они с сестрой никогда больше не встретились. Что ж, этого следовало ожидать. Мотивы Зураба в данной ситуации более чем очевидны. Своим поступком он убивает сразу двух зайцев. Во-первых, выдает замуж дочь, чем очищает ее репутацию в глазах своих приближенных. Ведь, по его мнению, именно Алек был ее первым мужчиной. Тем самым, кто забрал ее невинность. И по правилам, если такое с девушкой случается до свадьбы, этот мужчина просто обязан стать ее мужем. А во-вторых, как и сказал мистер Хендерсон, подобная сделка несет выгоду для них обоих. Объединение двух масштабных бандитских группировок обещает их главарям золотые горы. С таким раскладом они нагнут не только Тулу или Вегас, но и всю структуру власти обеих стран. Это забавно. Нет, правда. Забавно. Случись все это пару месяцев назад, Кристина бы даже брыкаться не стала. Надо так надо. Главное, чтобы Алисе ничего не угрожало. А там уж, через четыре года, когда ей исполнилось бы восемнадцать, они бы вместе решили, куда свалить от Зураба. Говорят, Лондон тоже вполне пригоден для жизни. Более того, возможно, Алек поехал бы с ними. Ведь его тоже всю жизнь отвращало то, чем занимается его отец.И от темноты так слепит глаза!
Теперь все иначе. Теперь, сидя напротив своего бывшего молодого человека, который вот-вот станет ее законным супругом, Крис никак не может заставить себя перестать думать о том, как же хорошо и беззаботно ей было вчера. Вчера, когда Алик-афганец стоял так близко, что она могла запросто до него дотронуться. Когда их лица разделяли лишь жалкие миллиметры. Почему она его не поцеловала? Почему так долго сопротивлялась?! Алик ведь ей с первой встречи приглянулся. Да, у них были некоторые разногласия, но они их решили. Почему тогда, в ледяной машине, она не сделала первый шаг? Он бы не оттолкнул. Это же ежу понятно было! Почему в больнице она не поддалась на его уговоры? Хотела ведь. Безумно хотела. Прими она его тогда, у них были бы эти две недели. Мало, конечно. Но, в любом случае, это лучше, чем ничего. Может, хоть так она бы не жалела. У них было столько возможностей! Прекрасных. Безвозвратно упущенных возможностей. И они их не использовали. Она их не использовала.Не перебивай мою тишину,
Она не причем!Мы стали другими,
Любовь оказалась моим палачом.
— Что ж, если мы закончили, — уже к концу часа Кристина снова начинает воспринимать информацию. За все время их разговора она не вымолвила ни слова. Впрочем, как и Алек. Их мнения просто не спрашивали. Как в девятнадцатом веке, когда все браки заключались исключительно по расчету. — Мы с Александром хотели бы вас на время покинуть и вернуться в гостиницу, — продолжает мистер Хендерсон свою мысль, выразительно наклонив голову и по привычке разведя руками. — Думаю, после столь тяжелого перелета нам обоим не помешает хороший здоровый сон, — улыбается. — А уже завтра можно начать планирование грядущей свадьбы. — Не спешите, дорогой Николай Васильевич, — тяжело вздохнув, Зураб одной фразой его останавливает. И сигару из нагрудного кармана достает, позволяя охраннику прикурить кончик зажигалкой. — Прежде чем вы уйдете, я бы хотел познакомить вас еще кое с кем. И после этих слов Крис становится по-настоящему дурно. Потому что она прекрасно осознает, о ком говорит ее отец. — Мои партнеры, — тем временем кавказец продолжает, ее догадку подтверждая. — Афганцы. Они должны подъехать с минуты на минуту. Вот и все. Это конец. Девушка сама не помнит, как поднимается из-за стола. И чем свой внезапный уход оправдывает. Помнит лишь, что по пути хватает за руку Дарину, спустившуюся со сцены на время перерыва, и за собой на улицу утаскивает. Даже куртку поверх платья не накидывает, напрочь забыв о том, что там, за дверью ресторана, холодный снежный декабрь. Все происходящее для нее похоже на театр абсурда. Бред, самый настоящий бред, в котором имеет значение лишь одно. То, что она собирается сделать. То, что сделать ей необходимо. Иначе она не выживет.Друг друга простили, забыли, остыли,
Такие дела.
А тонкая леска нечаянно сердцеВ клочья разорвала!
*** Звонок Зураба становится неожиданностью. Гриша с Аликом переглядывается, когда понимает, кто ему звонит. И тот все без слов прочухивает. Замолкает, мрачнея на глазах. Попили, блядь, чайку. — Нас сегодня Зураб у себя в ресторане ждет, — закончив разговор, Гришаня сообщает. И по выражению его сложно догадаться, хорошо это или плохо. Видимо, причины столь внезапного приглашения Зураб-джан озвучивать не стал. — Нас? — мгновенно у Волкова защитная реакция срабатывает. Ухмыляется, засранец. Брови заговорщически вздергивает. — А может, все-таки тебя, командир? — нарочно последнее слово выделяет. Намекая, что пора бы уже Грише самому со своими обязанностями справляться начать. А что? Чем смог, он помог. Поднатаскал. Теперь все козыри у Гришани на руках. Но, похоже, все не так просто. Это он по одному только взгляду сослуживца осознает. Тяжелому такому. — Нет, Алик, — мрачно Гриша его осаждает, — Нас обоих. И после этого уже как-то не до шуток становится. Обед оказывается испорчен. Кусок в горло после таких новостей не лезет. К счастью, до вечера они успевают все проверить. А заодно и отмести некоторые варианты, с чего бы Зурабу так резко понадобилось их вызывать. Никаких тебе проблем с рынком, разбитых машин с кавказскими номерами, да и парни в один голос утверждают, что за последние недели стычек с черными братьями у них не наблюдалось. Все чисто. — А ты не думаешь, что Зураб про ваши с Крис мутки узнал? — покончив с проверками, Гриша предположение выносит. На что Алик только ртом цокает, снова к губам сигарету поднося: — Было бы, о чем узнавать… И это правда. Ничего запрещенного ведь они не делали. Пока, по крайней мере. И сам Гришаня, к слову, об этом прекрасно осведомлен. Только утром все произошедшее накануне обсудили. Потому что Волков решил, что после того, как приятель с ним на каток поехал, скрывать от него подробности бесполезно. Добился все-таки своего. Напросился в друзья. С другой стороны, обижаться тут не на что. Не задать этот вопрос Гриша просто не мог. Алик бы и сам на его месте так же поступил. Доверяй, но проверяй, как говорится… В итоге к ресторану в назначенный час они подъезжают в куда более расслабленном состоянии, чем в обед, когда Зураб только-только позвонил. Они все прошерстили. Каждую мелочь выверили по сто, мать их, раз. И пришли к выводу, что этот неожиданный вызов не их косяк. Может, Зураб просто решил наладить контакт. Проверить, в действии ли до сих пор их перемирие. Так что из машины они вылезают, болтая наперебой. Как в старые добрые времена, когда на месте Гриши был Витек, и подобные перебранки практически на пустом месте были для них в порядке вещей. — Да в смысле? — не верит Гришаня Волсковской профессиональной интуиции. Не может же быть такого, чтобы японский автопром обогнал в развитии Германию. — В коромысле! — в ответ Волков усмехается, явно намереваясь продолжить спор и уже добить противника железными доводами. Вот только их отвлекают. Холодною сталью Пропитаны стены. Куда нас с тобой занесло? Алик поначалу даже глазам своим не верит. Брови выразительно приподнимает, окидывая дочурку Зурабовскую взглядом. С головы до ног и обратно. Отмечая про себя, что выглядит девчонка сегодня просто охуенно. Алое платье в пол. Прическа идеальная. Туфли на каблуке. При полном параде, можно сказать. Гришаня аж присвистывает, за этой красотой, из-за угла вылетевшей, наблюдая. Но что-то в ней Волкова все же настораживает. Заставляет заткнуться и молча ждать, что же Крис будет делать дальше. Вид у нее уж больно потерянный. Испуганный даже. Словно только что с бандитских разборок сбежала. И в глазах — шторм. Самый настоящий. Многоэтажными волнами на берег обрушивается, все на своем пути сметая. Алик даже не замечает, как командир его в сторону отступает. Чтобы не мешаться. Понимает ведь, что не по его душу эта Валькирия пришла. А вот сам Волков пошевелиться уже не может. Его одним ее внешним видом к земле приколачивает. Да так, что внутренности судорогой сводит. Так и стоит с застывшим на лице недоверчиво-впечатленным выражением. Ну, давай. Не просто же так ты в таком наряде на улицу выперлась. Сделай, блядь, уже что-нибудь. И она делает. Делает, мать вашу! Сперва нерешительно так вперед шагает, будто бы сама еще поверить не может в происходящее, а затем ускоряется и уже через секунду всем своим телом в афганца врезается.А мы разбежались
И полетели
В разбитое небом стекло.
Ее губы обрушиваются на его собственные без предупреждения. Резко и отчаянно, будто бы от этого вся ее жизнь зависит. Алик даже теряется на мгновение, не понимая, как ему на подобный порыв реагировать. Но быстро приходит в себя, тут же подхватывая девушку за талию и прижимая к себе. Пальцами собирая в складки атласную ткань. И вскоре сам инициативу перенимает. Языком толкается в услужливо приоткрытый рот, голову вбок наклоняет, чтобы удобнее было. Впервые за долгое время ощущая себя живым. Теперь все правильно. Теперь все именно так, как и должно быть. Вот только ощущение это постепенно угасает. По мере того, как Кристина отстраняться начинает. В грудь ему ладонями упирается. Поцелуй первой разрывает. Алик ее за затылок перехватывает. Обратно притянуть пытается. Мало ему. Хочется еще. Больше, сильнее, глубже. Но девушка не поддается. Уворачивается. Губами по щеке мажет. И дрожащим дыханием шею опаляет, судорожно в чужую куртку вцепляясь. — Алик, пожалуйста, — шепчет. Так жалобно. На надрыве. Обреченно. — Не верь тому, что тебе скажут, — не просит даже. Умоляет. Словно того и гляди на колени перед ним рухнет. И это начинает не на шутку пугать. Похоже, рано он расслабился. Что-то случилось. Что-то серьезное. — И глазам своим не доверяй, — тем временем девушка торопливо продолжает. Бредит. Точно бредит. Ахинею какую-то несет. — Ты меня знаешь. А затем от ни черта не понимающего Волкова отталкивается и, развернувшись, спешит обратно за угол, у которого ее уже ждет папочкин охранник. Причем последний афганца на прощание предупреждающим взглядом окидывает. Но ничего не говорит, послушно следуя за девушкой в красном. — Алик, блин, — вымученно Гришаня голос подает. Да, блядь, про него-то Волков и забыл. Увлекся. — Это че такое щас было? — обреченно голову назад запрокинув, командир разве что не стонет. Вот теперь им точно хана. Самое время завещание писать. Алик в его сторону глазами стреляет: — Ты меня спрашиваешь? — сквозь зубы цедит. Сам не допер, че за акция такая. И схрена ли ему такое счастье привалило. А через секунду уже следом за девчонкой направляется. Подробности выяснять. Пусть даже делать это у самого Зураба на глазах придется. Плевать. Стерва эта должна объясниться. Он ей не подопытный кролик, чтобы подобные выкрутасы терпеть. Сперва с поцелуями набрасывается, а потом опять сбегает хер пойми куда. Однако высказать все это девушке в лицо Алику не позволяют. Сразу за поворотом путь ему преграждает Дарина. И ладонь раскрытую в предупредительном жесте перед собой выставляет. Прямо на уровне его груди. — Алик, стой, — на полном серьезе обращается. Словно за одни сутки весь свой запас шуток растеряла. — Нам нужно поговорить. Это важно…Не остановимся.
Не попрощаемся.Падают, падают с неба сломанные цветы.
Не попрощаемся. А ты улыбаешься.Ведь там, где любовь кончается,
Начинаешься ты…
Ты там, где любовь не кончается.Ты там, где любовь не кончается.
Ты там, где любовь…Ты.