Лучшими людьми в моей жизни всегда оказывались те, про кого при первой встрече думаешь: «Господи, что это за псих?!»
***
— Скрытые резервы? — подаёт голос Кацуби, осторожно приблизившись, когда выбившись из сил падаю на траву. — Откуда столько чакры? — Подарок, — слова слетают неосознанно, припоминая Йоширо, столкнувшегося с Химе лбами, перед тем как исчезнуть. Хотя, откуда бы ей взяться у обычного человека? Упомянутая часть тела вдруг чешется, заставляя провести ногтями по коже, наверняка оставляя красные полосы. — Что случилось? — Не пойму как, но у тебя получилось, — радости от услышанного нет. Мир, отчего-то вмиг наполнившийся красками, потух, сменяясь чёрно-белым полотном. Чувствовать всё разом и не чувствовать абсолютно ничего. Очень странно и неприятно. — Как самочувствие? — на вопрос слизня лишь закрываю глаза, тихо выдыхая. — Твоя чакра изменилась, расскажешь, что произошло? — повернув голову, утопая щекой в щекочущих травинках, сталкиваясь взглядом с наставником. Серьёзен, думаю про себя, не шутит. — Это… — вспоминать Йоширо тяжело. — Один человек, — моллюск молчит, сосредотачиваясь на настроении произнесённых Химе слов. — Он мёртв… — из-за меня, хочется продолжить, но слова будто встают поперёк горла. И даже если Кэдамо не признавал этого, я прекрасно знал, кто стал причиной. — Видела его в сознании, — молчание, долгое и тягучее, оставляющее каждого наедине со своими мыслями. — Ты точно не Сенджу, — наконец выдохнул Кацуби, фыркая в пустоту, от чего непроизвольно улыбаюсь. — Чего развалилась? — неожиданный крик, заставляющий подскочить на месте, стирая с лица ненужные эмоции. — Пробудила Бьякуго и думаешь всё? — негромкий смешок, от чего моллюск нервно дёргается, вмиг увеличиваясь в размерах до угрожающе огромного. — Не жди теперь никаких поблажек, — и под его раскатистый голос занятия продолжаются. Верно, отвлекаться на воспоминания нет времени.***
Изводить Химе до седьмого пота оказалось не шуткой. Вместо привычных медитаций — тренировки контроля и высвобождения, Кацуби гонял девчонку по лесу так, словно готовил к марафонскому забегу. Дистанция огромна, в которую входили непроходимые тропки, возвышения, трясинистые болотца, то и дело пытавшиеся затянуть в себя по самую макушку. Резкие переключения формирования чакры с рук на стопы и обратно. Поочерёдно, вместе, только одна. Я успел выучить все последовательности, самые невероятные комбинации и состояния, восстанавливая дыхание в процессе бега. В движении делать всё это оказалось невероятно сложно, поэтому первое время приходилось наскоро штопать от появившихся вследствие занятий ран Химе, перед тем как отправиться обратно в поместье. К тому же, расход чакры был просто невероятный, истощающий организм в момент. Несколько раз терял сознание, прячась в спасительной темноте, однако первые успехи подстёгивали стараться лучше, в конце концов формируя полноценное Бьякуго. Правда, я так и не понял, как именно работает печать, если запас чакры расходуется в ноль, в то время как «там» сохраняется какая-то её часть. Дебри ниндзюцу…***
Повязка отлично скрывала символ плотной тканью, от чего Тобирама с интересом рассматривал младшую. Узнай он о новообретённой силе сестрёнки то тут же бы доложил об этом отцу или хотя бы взял на вооружение. Хотелось бы верить, что его предложения помощи и забота бескорыстны, однако старая привычка видеть во всём подвохи заставляет делать обратное. Сегодня отличная погода, как он выразился, поэтому альбинос позвал Химе прогуляться по деревне, разговаривая ни о чём. В последнее время мы не часто видимся. Можно сказать, что после переезда я почти не общаюсь со своими родственниками. — Как живётся у Учих? — видать, тема вражеского клана так коробит Сенджу, что других у него попросту нет. Усмехаюсь, умело скрывая усмешку в кулак. — Всё хорошо, нии-сан, — зная его любовь к формальностям со стороны младшей специально добавляю уважительную приставку, протягивая слова слащавым голоском. Он тут же кривится, отворачиваясь, от чего не выдерживаю, заливаясь смехом. — Вы только об этом переживаете? — Не только, — на смех сестры альбинос никак не реагирует, отворачивается, беглым взглядом проходя по товарам торгашей. И судя по тону его голоса, сейчас должен начаться допрос с пристрастием. — Твоё отношение к ним изменилось, — бинго, опять усмехаюсь, однако мышцы инстинктивно стягивает противное напряжение. — Всё дело в замужестве? — Я слышу ревность в твоих словах, — отчасти, тут же поправляю сам себя, останавливаясь посреди оживлённой улочки, от чего братец повторяет это действие, наконец-то повернувшись ко мне лицом. Изучающий взгляд, спокойный, довольно ласковый. Близнец лоялен к Химе больше, чем старший брат. Возможно лишь из-за тесной кровной связи, но тем не менее. — Мы союзники, разве нет? — Тобирама хмыкает, в своей привычной манере прищуриваясь. — Союзники, — он почти выплёвывает это слово, сочащееся пренебрежением и нескрываемой ненавистью. — Они убили наших братьев. — Как и мы их, — тут же парирую, вынуждая альбиноса щуриться сильнее. Это как сжатая челюсть у отца или Хаширамы, отличительная черта, выдающая злость. — Защищаешь? — усмешка, кривая, вырисовывается на его губах. — Как же быстро Мадара смог завладеть твоими мыслями… — Да, — кивок, твёрдый смеющийся взгляд. — Как и Кагами твоими, — контратака срабатывает на ура, заставляя альбиноса сглотнуть. Эти игрища с сильными мира сего щекочут нервы и, сдаётся мне, когда-нибудь я поплачусь за свою несоразмерную наглость, однако удержаться невозможно. К тому же, зная о привязанности брата к одному из Учиха и его непомерном доверии этому пареньку, было бы глупо не воспользоваться данной информацией. Чтобы он хотя бы немного начал соображать в сторону перемирия, а не стопорился на идее, что проклятый клан Шарингана кишит предателями и убийцами. Громкий выдох, сопровождающийся смешком, и широкая горячая ладонь опускается на макушку, тормоша волосы. Тут же морщусь, отмахиваясь от ненужных ласк, от чего смех братца приобретает силу, разносясь по улочкам и привлекая внимание прохожих, а руки зажимают тельце в кольце стальных объятий: — Научилась-таки кусаться, — под клокочущий голос альбиноса, пытаюсь уколоть его очередной обидной фразой, заодно стараясь выпутаться, но он абсолютно не слушает, переключая своё внимание на голоса актёров, раздающихся в центре большого скопления народа. Сегодня в деревню должны были прийти бродячие артисты с представлениями. Удивительный контраст на фоне войн, проскочила в голове мысль, когда пёстрое одеяние молодого паренька мелькнуло перед глазами. Замешательство секундное, времени на раздумье не тратится абсолютно, когда, воспользовавшись зазевавшимся состоянием Тобирамы, выскальзываю на свободу, свинчивая за сцену по хлипким на вид ступенькам. Мир театра яркий, насыщенный, слишком нереальный. Короткими шажками туда-сюда снуют переодетые в причудливые костюмы люди, кого-то догримировывают, накладывая толстый слой побелки из рисовой муки, выделяя на чистом белоснежном холсте брови какой-то сажей. Появление постороннего воспринимается спокойно, в какой-то мере Химе просто не замечают, поэтому уверенно приступаю к «камуфляжу», замечая на палке интересный костюм. Льющаяся спокойной рекой музыка сякухати** заставляет шумящую толпу умолкнуть, устремляя взгляды на сцену, где уже появился рассказчик. Колоритный мужчина, очень высокий, метра два, с алой львиной гривой, развевающейся от рваных порывов ветерка. Из-под густых смоляных бровей сверкают такие же чёрные зрачки, наводя на кого-то ужас, а у кого-то пробуждая неподдельный интерес. — Знаменитый мастер меча Цунахари Бокуден путешествовал на большой лодке по озеру Бива***, — его раскатистый голос тяжёлый и грубый, раскатывается по площади, под размашистые движения огромных рук. Широкая ладонь, протянутая к закулисью и на жест выпархивают четверо мальчишек. По сравнению с рассказчиком они кажутся такими маленькими, снующими по поляне жучками, размахивают разноцветными веерами, выводя в воздухе незамысловатые символы. Словно текучая по длинному руслу река, они колышутся, создавая невидимые волны своими телами. — Один из попутчиков — молодой задиристый самурай — вызвал его на поединок, — мальчишки исчезли со сцены так же внезапно, как и появились, позволяя главным героям выйти в свет софитов. Коренастый самурай, в традиционном одеянии и отсутствием грима и его противник, специально выряженный в яркий наряд. Много красного, чёрного и зелёного цветов, чтобы показать характер. В потоки флейты мелодично вливается звук сямисэна****, придавая представлению тревожные нотки. — «Какая же у вас школа», заносчиво спросил юный фанфарон, — разнопёрый паренёк, выпятив грудь вперёд, почти вплотную приблизился к противнику, крутясь с каком-то бесноватом танце. Зрелище странное и завораживающее одновременно. — «Школа побеждающих не прикладывая рук», спокойно ответил Бокуден, — очередь наступать танцем переходит к самураю, до этого наблюдавшего за юнцом со стороны. Движения мужчины плавные, спокойные, однако не показывающие никакой женственности. Скорее как шаманские пляски у костра, в надежде, что несуществующее божество ответит на молитвы. — Чтобы не причинять вреда другим пассажирам, он предложил драться на маленьком островке посреди озера. Когда лодка подошла к островку, любитель дуэлей первым спрыгнул на берег. А Бокуден взял весло и оттолкнулся от камня, — на белёсом лице паренька-задиры красочно отобразился ворох негодования, злости и удивления, заставляя толпу разразиться громким смехом. А дальнейшее комическое представление добило деревенских окончательно, прорывая на безудержный хохот. — Лодка поплыла прочь от острова. «Такова школа побеждающих не прикладывая рук», резюмировал Бокуден, не пожелавший зря лить кровь неразумного человека, — на последней фразе кто-то настойчиво подтолкнул меня вперёд, выпроваживая на сцену, в то время как главные герои будто растворились. С другой стороны выпорхнул так же одетый паренёк, держа в руках белые веера. Первое движение вызывает в голове воспоминание и моё тело начинает двигаться само по себе, отдаваясь в поток льющейся музыки. Грим был лишним, запоздало понимаю это, когда, стоя за кулисами со спины на лицо набрасывают тяжёлую маску сиси-гути*****. Алая грива, как у рассказчика, колышется от резких движений, сменяющихся плавными переходами. Веера взмывают в воздух под восторженные вздохи крестьян, а акробатические элементы и вовсе утопают в благоговеющей тишине. Сердце заходится бешенным стуком, сливаясь с боевым ритмом барабанов, вступающим посреди танца. Каждый его бой отдаётся в голове яркими вспышками. Дыхание рваное, тяжёлое, заставляет картинку перед глазами плыть. То ли от жара, то ли от скользящего по лбу пота. Последний удар и мы оба застываем в чудаковатой позе — стоя на одной ноге, правая рука вытянута вперёд раскрытой пятернёй, левая поднята вверх над головой с раскрытыми веерами. Через узкие прорези для глаз замечаю Тобираму, с нескрываемым удивлением впивающимся взглядом в силуэт сестры. Вряд ли Тачибана обладала подобными знаниями, отчего-то думаю про себя, кланяясь на раскатистые аплодисменты и скорее удаляясь со сцены. Под одобрительный возгласы труппы быстро скидываю тяжёлый костюм, незаметно покидая закулисье, однако шустрый парнишка, напарник по танцу, не даёт этого сделать перехватывая перед самым выходом. Зрительный контакт недолгий, после чего ощущаю в ладони холодную тяжесть, а раскрыв её, вижу парочку монет. Мальчишка на моё смятение лишь подмигивает, присоединяясь к радостным артистам. Благодарно киваю ему, пряча честно заработанное золотишко за пазуху и наконец ухожу. Приятное ощущение глотка свежего воздуха встряхивает все мысли, приводя душевное равновесие в порядок. Что ни говори, но от своей сущности не избавиться. В толпе бурно обсуждающих представление деревенских быстро находится альбинос, с нескрываемым удивлением встречающим сестру. И, пока он не успел очухаться, достаю из-за спины парочку припрятанных икаяки******, купленных на деньги от представления, протягивая один братцу. В его взгляде читается множество вопросов, но съедобный подкуп принимается и под шум толпы прогулка продолжается, наполняясь смехом Сенджу.***
— О-о-о, — кроме протяжного стона с губ не слетает ничего. Веки тяжёлые до безобразия, да и голова безвольно опущена на девчачьи коленки, когда по коже разливается приятная прохлада. — Не убирай, так хорошо… — из-за закрытых глаз не вижу, но точно знаю, что сейчас она смотрит своими огромными глазами на Хагоромо, задавая немой вопрос на который паренёк никогда не отвечает. Возвращение из леса Шиккоцу никогда не проходит гладко. Либо истощенная тушка появляется посреди поляны, чтобы в течении пары часов прийти в себя, либо вываливается окровавленный кусок мяса, который, за тот же промежуток времени, приходится приводить в порядок. Печать на лбу, за последнее время будто бы расширилась, от чего тёмно-фиолетовый ромб был заметен чётче, теперь абсолютно не выглядя как крохотная точка. Жар от тела Химе быстро передаётся маленькой ладошке служанки и спасительного холода уже не чувствуется. — Другую, — куксюсь, требовательно подставляя мокрый лоб Момоко. — Ну? — от нетерпения просыпается усталая раздражительность, но служанка не торопится, поэтому приходится открыть глаза, чтобы высказать ей парочку лесных слов в лицо, однако выговора не происходит. Так же как и девчонка, я наблюдаю за стоящим неподалёку младшим Учихой, сверлящим лежащую на коленях служанки Химе. Правда, заметив внимание трёх пар глаз на своей персоне, он тут же, будто спохватившись, дёргается, хлопая ресницами. — Гири но-сама, — сил вдруг прибавляется из ниоткуда, позволяя помахать ручкой Изуне, в довесок одаривая улыбкой, однако в ответ он лишь разворачивается, уходя вглубь леса. Довольно хмыкаю, заваливаясь обратно. После той драки пыл мелкого к персоне Сенджу поутих, да и подстрекательства старшего практически сошли на нет, отвлекая Учиху на какие-то свои размышления. — Чомаюджин-сама просил передать вам, — Кэтсу, проводив взглядом Изуну, протягивает Химе тонкий свиток, довольно небольшой с отличительной печатью клана Акимичи. Киваю охраннику, внимательно вчитываясь в чернильный текст. — Сделал как вы и просили, госпожа, — на слова Хагоромо отвлекаюсь, скользя довольной усмешкой в ответ. Встречаться с самим Чомаюджином было бы слишком опасно, мало ли кто мог следить за самим охранником Мадары. Так что мы заранее условились, если потребуется передать что-то важное это сделают супруги Нара и Акимичи. К счастью, их семейная идиллия, как и отношение кланов, были в идеальном балансе, скрепляя верность покорным молчанием и сохранением тайны даже под угрозой смерти. В письме говорилось о местонахождении убежищ Сенджу за пределами деревни, которые тоже следовало учитывать. Что-то подсказывало мне, что тренировки Тачибаны уже давно не являются тайной, а учитывая знания Сенджу в области лечебных техник они наверняка разобрались в этом простецком ребусе. — Ещё что-то? — утвердительно киваю, передавая охраннику заранее приготовленный свиток, адресованный Шикатцу. Следует предупредить все союзные силы, перед началом вакханалии. По приходу в поместье сталкиваюсь со столпотворением людей достопочтенного клана Конохи, зачем-то опять завалившихся в поместье Учих. Времени на удивление, а уж ворчание подавно, нет, поэтому скорее расплываюсь в сдержанной улыбке какому-то чиновнику с огромным брюхом наперевес, когда тот проплывает мимо. В поисках помощи оборачиваюсь на служанку, но у той такой же непонимающий вид, что и у меня, поэтому всё, что она может, так это потерянно покачать головой из стороны в сторону, в тот момент, когда кто-то притягивает Сенджу в сторону, клацая на запястье стальным хватом. — Мадара-сама, — проглотив испуг, выдыхаю в ворот Учихи, ошарашенно хлопая ресницами. Вторая его рука свободно свисает, в этот раз по-хозяйски не устраиваясь на талии Химе. — Где ты ходишь? — он смотрит куда-то вперёд, выглядывая из-за угла, в который сам же и затащил Сенджу. — Как же обещанная примерность? — не совсем понимаю его претензии, вопросительно изгибая бровь. Если сегодня намечался какой-то фуршет, то я был не в курсе, без обид, ворчит голос в голове, молча ожидая продолжение фразы от Учихи. — Сегодня отец перед всеми объявит меня новым главой клана, — а, ну тогда понятно, зачем здесь эти чиновничьи морды. Чтобы задокументировать передачу власти у Учих. — Сегодня жарко, — погода в последние дни действительно благоволит любителям загара, от чего солнце припекает так, что хочется затеряться в тени. Ноль эмоций, Мадара никак не реагирует, продолжая буравить тяжёлым взглядом. — Купалась, — нервный смешок против воли слетает с губ на дёрнувшийся глаз муженька, после чего он наконец-то отпускает руку. — Дайте мне две минуты, — и пока он не успевает возразить, хватаю стоящую за поворотом Момоко, кротко склонившую голову, мчась в сторону покоев, попутно развязывая замысловатые узлы на одежде. Вышло чуть больше двух минут, но когда раздаётся громогласный звук голоса Таджимы, я проскальзываю между стоящих позади мужчин незаметно оказываясь подле Мадары. Тот лишь смеривает Химе ничего не выражающим взглядом, возвращая всё своё внимание на толпу перед ним. Таджима говорит долго, витиевато, подбирая нужные слова, создающие в головах юных представителей Учих только нужные мысли. От скуки опускаю взгляд на землю, незаметно перекатывая забившийся под сандалии камешек. Хочется зевать, но это будет уже полнейшим проявлением неуважения по отношению к пока ещё действующему предводителю владельцев Шарингана. Когда официальная часть заканчивается, остаётся лишь пережить визит вежливости. Постоять тут, улыбнуться там. Примерность, кротость и полнейшая покорность новому главе. — Эта Сенджу должна быть благодарна судьбе, что Мадара-сама позволил ей стать частью нашего великого клана, — неожиданный плевок яда прилетает в спину. Да так ощутимо, что хочется тут же развернуться и врезать говорившему. — Прошло почти два года с момента заключения мира, — второй говорит тише, вкрадчивей. — Долго ли продержится это затишье? — Долго, если «они» начнут считаться с нами… — дослушать фразу не удаётся. — Аниёмэ-сама, — кусок откусанного щупальца встаёт поперёк горла, когда вижу перед собой склонившегося Изуну, чьё лицо излучает добрую улыбку. — Все сегодня поздравляют нии-сана, — подозрительно щурюсь, пытаясь взглядом вытянуть из мальчишки причину столь радушного отношения. Тщетно. — Однако без надёжного тыла он не станет хорошим главой, поэтому я считаю вы лучший выбор, — разговорчики за спиной стихают в момент, переключаясь на хвалебные оды младшенького. — Благодарю, гири но-сама, — поклонившись, подхожу к Учихе ближе, цежа сквозь зубы «Что за подхалимство?». «Я правда так считаю», так же шёпотом отвечает мальчишка, не стирая улыбки. «Считайте это извинениями, от которых вы отказались» «Сколько уважения» бубню сквозь натянутую улыбку, замечая взгляд Мадары, пристально следящий за младшим братом и жёнушкой. «Уже стоит напрячься, а, Учиха?», на едва уловимое едкое замечание Изуна хмыкает, отдавая поклон. «Не стоит, аниёмэ-сама» и сворачивает представление, уходя к зовущему его отцу. Расслабленная спина младшего Учихи теряется в толпе гостей, оставляя Химе наедине со своими мыслями. Возможно, использовать Бьякуго не придётся вовсе, отвечая на немигающий взгляд Мадары таким же прямым, думаю про себя. Возможно, теперь всё пойдёт по другому пути и Учихи забудут о мести?Или это слишком неисполнимая просьба? О, Будда...