Маленькая девочка

Утро выдалось каким-то сжатым. Не было обычного подъема, умывания. Нет. Открыв глаза, девочка даже не поняла сначала, где она. Однако сырость вокруг, капли, капающие на лицо и, собственно, разбудившие её, явно говорили, что не дома. Следующее, что до неё дошло, — от каждого движения и прикосновения болели плечи, ноги, першило горло и чуть побаливала голова, хотя последнее было едва заметно. Зато потом до девочки дошло всё произошедшее, и она почему-то даже улыбнулась, хотя положение явно было не из радостнейших. Очень приятно, что утром она не будет выслушивать обидные и беспричинные крики и в очередной раз ссориться с матерью или же видеть её, спящую непонятно где и, в придачу ко всему, сильно пахнущую алкоголем. Такая картина была привычной и далеко не новой, и просыпаться в абсолютно другой обстановке для девочки было максимально приятно. Правда, позднее у девочки могли возникнуть некоторые проблемы: вдруг её видел кто-то из учителей или одноклассников, может, ещё какие-нибудь знакомые. Потом они будут спрашивать, выяснять. Спросят маму, и понесётся. Но сейчас у девочки было не так много вариантов. Встав со скамейки, ей пришлось некоторое время молча постоять, раздумывая о жизни, потому что всё тело затекло, чуть болевшая голова закружилась, а порезы, которые и так неслабо щипало, заставляя девочку морщиться, разболелись ещё сильнее. Она ведь действительно превращается в сплошную рану и проблему. Алёна, заспанная, с растрепанными волосами и чуть примявшейся одеждой, на которую с неба лениво шел дождик, неспеша шла в школу. Конечно, мокнуть под дождём — нелучшая идея, однако это освежало, и девочка решила, что почему бы, собственно, и нет. Будильник, по которому она проснулась, частично, и из-за дождя, конечно, тоже, был заведён на семь часов утра — она не меняла его с обычных будней, когда просыпалась дома, — поэтому девочка не спешила вообще никуда. Однако у неё была одна цель — неоходимо было умыться в школе, раз дома или ещё где-то не удалось. Всё-таки ходить неумытой ей не хотелось, поэтому ей и придётся умываться в школьном туалете. Смешно? Ну, если заметит кто, то им, возможно, будет. Здание школы было максимально пустынным. Девочка не привыкла приходить так рано, да и уходила она всегда тоже рано: как только заканчивался последний урок. Охранница смотрела на неё с подозрением: мало кто из учеников приходит в семь часов утра в школу. Алёна немного стеснялась, боясь, что у неё будут что-то выспрашивать, докапываться до неё, а у неё ведь даже нет правдоподобной лжи. Но, к счастью, её пустили без вопросов. Тишина. Свет был выключен почти во всех кабинетах, в коридорах он тоже был приглушён, а из-за почти полного отсутствия людей всё казалось ещё более мрачным и тёмным. Алёна шла, постоянно оглядываясь, подрагивая из-за каждого странного шороха и неожиданного мерцания света, словно бы откуда-то из-за тёмного угла мог выбежать кто-то, кто мог её ударить, испугать, ещё что-нибудь сделать с ней. Спроси её, почему она не чувствует себя безопасной даже в школе, она бы и не ответила. Ведь в школе нет мамы, в школе нет долбанутых маминых друзей, нет никого, кто мог бы причинить девочке вред. Зато здесь была Сашка. При мысли о девушке Алёна улыбнулась, невольно вспоминая всё, что происходило между ними. Вся Сашина поддержка, её милые слова… Класс был закрыт, и рядом не было вообще никого. Ни учеников, ожидающих прихода учителя, ни учителя, который и должен был открыть класс. Алёна быстро положила рюкзак на скамейку и зашла в туалет. Холодная вода, наверное, не самая чистая, однако бывшая единственным, что сейчас помогло бы девочке, освежила её лицо. Алёна зажмурилась, немного вздрогнув от прохлады, а затем, оглянувшись на двери и проверив, нет ли кого там, аккуратно задрала рукав все того же серого худи, в котором она ходила неделю, пытаясь протереть водой раны. Бинты, которыми она их стянула, были едва-едва красные, значит, кровотечение прекратилось, ну или свелось к минимуму уж точно. Это было прекрасно. Однако, к сожалению, порезы от этого меньше болеть не стали. Всё также всё тело щипало и жгло, и девочке было неприятно двигаться. Достав телефон, Алёна осмотрела себя. Синяки под глазами, не очень отчетливые, однако всё равно видимые, какие-то красные пятна — не кровь, наверное, следы от ударов. Интересно даже, когда она умудрилась удариться лицом, вроде, её туда не бил никто. Или… она не помнит точно. Всё могло быть. В голове девочки перемешались все удары от матери, полученные ей за последнее время, и точно сказать, когда какой из них был получен, она не могла. Задумавшись о чём-то, девочка медленно опустила рукав. Какое-то время стояла, размышляя и смотря куда-то на закоулок школьного двора, где сейчас ходили то ли дворники, то ли уборщицы, то ли еще кто-то с похожей профессией. Очнувшись из мыслей, девочка стёрла воду с лица, за неимением ничего лучшего, руками, телефон убрала и вышла из туалета, невольно подумав, что всё-таки ей определённо стало лучше и от дождя, который сейчас разошелся сильнее, и от воды из-под крана, прохладной и приятной. Очень есть хотелось хочеца. Все-таки сутки, проведённые девушкой взаперти, вечер до этого и сегодняшнее утро — очень много даже для неё, хотя она спокойно могла не есть сутки. Однако сейчас, даже при всем желании, еду ей было взять неоткуда. Плюсом, пока она умывалась, прошло достаточное количество времени, и уже пришли некоторые ученики, столпившиеся у дверей класса. И Саша пришла. ах какая драма Её девочка заметила не сразу. Пока она вышла, пока шла, уткнувшись взглядом в пол, стараясь ни на кого не смотреть, Горбачёва, которая пристально рассматривала всех людей, находящихся рядом с ней, нервно сжимая и разжимая руки, не находя себе места из-за беспокойства о девочке, уже давно заметила её, однако не двинулась навстречу, рассматривая и анализируя её вид. Вроде бы, почти ничего не поменялось. В крайнем случае, её одежда, её яркие волосы остались такими же, какими и были. Но нет, не могла же она так просто пропасть на один день. Прогулять. Решить отдохнуть. Что-то случилось. Саша была в этом уверена, хотя и понимала, что этим самоубеждением она ни к чему хорошему не приведет. Надо надеяться на лучшее, надо верить в лучшее, так ведь говорят, да? Девочка, подойдя к своему рюкзаку, который одиноко лежал прямо под дверью класса, взяла его, как-то покачнувшись и поморщившись. Она всё также смотрела в пол, даже не пытаясь поднять глаза, осмотреться. А ведь ее ждут. О ней беспокоятся. Ей это так в новинку, наверное. И Саша, не дожидаясь, когда девочка заметит её, сама подойдет, хотя как-то покажет, что они вроде как немного общаются, аккуратно обойдя одноклассников, толпившихся у дверей и не входивших в класс, так как учителя всё ещё не было в школе, медленно подошла к ней, робко кашлянув. — Привет, — несколько неуверенно сказала Саша, не до конца понимая, как ей себя сейчас вести. Сразу спросить, где была девочка? Наоборот, не поднимать эту тему максимально долго, окружив девочку максимальным комфортом и заботой, чтобы она поняла, что ей ничего не грозит, и что бы-то там не случилось за этои сутки — все позади? Она не знала. — Угу, — хрипло ответила Алёна, почувствовав снова покалывание в горле и чуть закашлявшись. Ну только простуды ей не хватало. — Ну… — Саша запнулась, — как ты себя чувствуешь?.. Даже так: я вижу, что не очень. Что болит? Я могу как-то помочь? — Прости, пожалуйста, всё хорошо, правда, — Алёна немного вжалась в стену, испугавшись такого количества вопросов. — Ну, Алён… — Саша хотела ещё что-то спросить, всё-таки выяснить произошедшее, однако вовремя осеклась. — Прости, прости, пожалуйста, я не хотела на тебя давить, правда… — она снова запнулась, подбирая слова, но девочка её перебила. — Да нет, все нормально. Это ты прости, что я не отвечаю, просто… — девочка немного закашлялась. — Давай потом расскажу, ладно? Я… я не уверена, что я смогу сказать… может, даже лучше не рассказывать… Прости, пожалуйста, но потом как-нибудь, ладно? Правда, я не готова говорить на эту тему, ну… Прости, пожалуйста, ладно? Прости… — Ну тихо, тихо… солнце, — Саша, видя, что Алёна уже чуть ли не плачет, подбирая слова извинения, оправдываясь, не нашла ничего лучше, кроме как ласково погладить девочку по волосам. Правда, она сразу хотела отдёрнуть руку, ожидая, что Алёна, как и в прошлый раз, отскочит от прикосновения. Но девочка стояла. Чуть подрагивала, недоверчиво косилась на Сашину руку, но не выскакивала. — Можно, да? — спросила девушка, на секунду переставая поглаживать лёгкие волосы и чуть поигрываить прядками. Алёна в ответ как-то дергано и рвано кивнула, то ли толкаясь, то ли подставляясь под Сашину руку. Девушка вновь аккуратно коснулась волос, пальцами нежно зарылась в прядки, немного удивляясь, какие они густые, шелковистые, мягкие, приятные… Медленно спустилась вниз, к кончикам, закручивая волосы в спиральки. Рукой привычно начала плести что-то незамысловатое и свободное, у этого не было форм. Просто что-то. Но всё это длилось буквально минуту. Саша быстро смутилась, убрав руку, Алёна же замерла, то ли восторженно, то ли испуганно смотря куда-то прямо перед собой. Её взгляд вроде и упирался куда-то в область Сашиной груди, однако было видно, что девочка сейчас вообще не понимает, что происходит в мире, полностью погрузившись в свои мысли. — Прости, пожалуйста, — тихо сказала Саша, оглядываясь и обнаруживая, что пришёл учитель, и почти все ребята в классе. Но немного времени до урока было, значит, не всё потеряно. — Я тебя не хотела напугать, прости… Просто, мне кажется, тебе нужна помощь и поддержка, и я… как бы сказать. Готова тебе это дать. Ну, то есть я очень хочу тебе помочь, понимаешь? — Да, — Алёна чуть заметно кивнула, выходя из оцепенения. — Прости, пожалуйста, что я… так странно себя веду? Ну то есть… я просто не привыкла к поддержке, и мне это немного пугает. Прости, пожалуйста. — Ну тихо, всё. Ты слишком много извиняешься. Расслабься. Я тебя не съем, а наоборот пытаюсь помочь. Ладно, пойдём в класс, хорошо? — Да, конечно, — Алёна улыбнулась, снова чуть закашлявшись, однако сразу попыталась унять кашль, чтобы не беспокоить Сашу. — И всё-таки… — протянула Горбачёва, вслед за девочкой заходя в кабинет. — Что у тебя с горлом, почему кашляешь? — Потом, — тихо и коротко ответила Алёна. Через несколько минут начался урок, и девочка отвлеклась от довольно странных и запутанных мыслей о Саше. И все же. Она так нежно гладила её по волосам; так заботливо говорила о том, что она хочет её поддержать; так беспокойно спрашивала о том, где Алёна пропадала. Это было очень мило и даже немного страшно: всё-таки девочка не привыкла к такой заботе, а прикосновений к себе вообще боялась. Но Саше-то она разрешила себя коснуться, разрешила даже погладить. Доверилась? Возможно. Где-то в середине урока, даже чуть позже, наверное, у Алёны очень сильно закололо в голове, девочка даже зажмурилась чуть. Ну нет, ну только не больная голова, пожалуйста. Вдобавок ко всему, опять защипало горло хочу говорить запершило потому что это грамотно, но это слово такое фу… , и девочка, не сдержавшись, закашлялась, пытаясь сдержаться, но всё равно громко кашляя на весь класс. Конечно, это длилось недолго, но до конца урока Алёна сидела красная, стесняясь смотреть на кого-либо. Так громко раскашляться на уроке, перед всеми… стыдно как-то. напоминаю всем что многие черты алены я списываю с себя После урока девочка как обычно быстро выбежала из класса, стараясь, главное, не столкнуться ни с кем из одноклассников. Вдруг они смеяться будут. За кашель, за вид, да много за что. Вдруг они что-то видели, вдруг, вдруг… — Ален, Алена, — Саша догнала ее только у кабинета, не рискнув её коснуться и просто позвав. — Мы можем сейчас поговорить о том, что у тебя случилось? Я не настаиваю, нет, — добавила девушка, увидев, как дёрнулась и чуть, кажется, побледнела Алёна, — я беспокоюсь, пойми. И я не настаиваю. Правда. — Я понимаю, прости, если тебе несложно, давай… давай я сейчас положу рюкзак, и мы с тобой пойдем куда-нибудь, где мало людей. Я там расскажу, ладно? — Хорошо, как скажешь, — Саша немного улыбнулась. — Ты очень милая. Алёна промолчала, либо не заметив, либо проигнорировав комплимент. Она сходила, положила рюкзак к своей парте и лишь потом, когда возвращалась, тихо и смущённо сказала: — Спасибо, но не стоит. — Ну почему… — начала Саша, но замолчала под виноватым взлядом Алёны. — Ничего, солнышко, правда. Прости, что я говорю это, просто мне казалось, что я могу тебя как-то обрадовать этой фразой, что ли… Но ничего, я не обиделась. Если тебе не нравится, я не буду так говорить. Прости, пожалуйста. — Ну Сашенька, — Алёна вконец смутилась, смешно пробираясь к дверям, стараясь обойти и не смотреть Сашу, которая там и стояла. — Это ты прости, что я так себя веду, я не привыкла просто… — Ну все, пожалуйста. Ты правда слишком много извиняешься. Куда пойдём? — Давай. Я не знаю… просто куда-нибудь в уголок? Ну… а вообще, какая разница, куда. В класс какой-нибудь, может. Веди. — Ладно, — Саша протянула Алёне руку, неуверенная, что та за неё возьмёться, однако девочка послушно ухватилась за неё, и Горбачева, улыбнувшись, повела за собой Алену. На втором этаже, где они и учились, был небольшой уголок, куда ученики ходили довольно редко. Однако это место не было каким-то закрытым, каким-то запрещённым. Просто самый конец коридора, где уже не было дверей классов, и где на переменах не толпились ученики, предпочитая проходить куда-то дальше, где собиралось больше ребят. Алёна аккуратно прислонилась к прохладной стене, выкрашенной зелёной краской. Поправила рукава, опустила руки вниз, хватаясь за нижний край худи, ноготками чуть царапнув ноги через слегка обтягивающую ткань джинсов. Поморщилась, так как проводить ногтями по свежим порезам было не очень гениальной идеей. — Ну так что? — тихо спросила Саша, робко рассматривая притихшуюсь девочку, которая, прикрыв глаза, молча стояла, слегка покачиваясь. — Можешь не прямо в подробностях, просто поверхностно. Я правда не буду ничего говорить никому, поверь, пожалуйста. — Хорошо, да… — девочка чуть замялась, снова замолчав. Глаза так и не открывала. — Ну… меня мама просто не пускала. Разозлилась, что я задержалась, и… — она снова замолчала, как-то кашлянув и всхлипнув одновременно, из-за чего получился довольно странный и, возможно, страшный звук. — Солнышко, подожди секунду, — шепнула Саша. — Можно я тебя обниму, пожалуйста? маша прости я не пиздила у тебя идею правда прости пожалуйста Просто, мне кажется, тебе так спокойнее будет. Ну или… Можно, в общем? — Ну… — Алёна открыла глаза, в которых Саша заметила блестящие слезки, недоверчиво оглядывая Горбачёву, словно решая, разрешить ли ей себя коснуться, тем более вот прямо так много и сильно — обняться. — Хорошо, обними. Прости, пожалуйста, за эту паузу, просто… я боюсь немного. — Ничего, милая, я понимаю твой испуг и недоверие, — Саша, бывшая выше Алёны, чуть наклонилась и аккуратно положила руки девочке на талию, нежно и трепетно прижимая к себе. Горбачёва почувствовала, как напряглась девочка, когда девушка коснулась её. — Я правда не причиню тебе вреда, клянусь, — чётко сказала девушка, нежно поглаживая Алёну по спине. — Расскажешь дальше? — Ну что там рассказывать, — Алёна уткнулась Саше в плечо, шепча. — Мама разозлилась, немного побила… а потом заперла в ванной комнате. Ну и, собственно, всё… Потом, как я поняла, через сутки, она меня выпустила. Ну дальше я ушла из дома, на улице переночевала. Ну и всё, как бы. — Маленькая, — протянула Саша, раздумывая, — мне так… я даже не знаю, как сказать. Я могу тебе как-то помочь? — Как? — чуть усмехнувшись, сказала Алена, отстранившись от девушки. — Ну. Ты можешь пожить у меня? Думаю, мои родители не будут против. — Прости, пожалуйста, я не могу, — Алена виновато опустила взгляд в пол. — Мама ругаться будет, если я пропаду, да и я уже привыкла. Всё нормально, правда. — Ну, не придумывай, — Саша недовольно фыркнула. — Но я не настаиваю, правда, — сразу же добавила девушка, увидев, как Алёна сжалась у неё в руках, а по щеке девочки побежала слеза. — Ну не плачь, пожалуйста. Я просто предложила. Солнышко, не надо, пожалуйста… — Ты услышала все, что хотела? — чуть грубо спросила Алёна, вытирая слезы и пытаясь улыбнуться. — Прости, пожалуйста, что так грубо я неспециально, прости… — тут же извинилась девочка. — Ничего. Да, я услышала все, спасибо. Надеюсь, тебе не стало от этого хуже? — Ну… — протянула Алёна. — Нет, все нормально. Мне нужно было выговориться кому-то, спасибо тебе большое. — Угу, — Саша задумалась, все еще не выпуская девочку из объятий. — Мы можем после уроков зайти ко мне, пожалуйста? Я вижу, что у тебя болит горло, наверное, я могу дать тебе таблетку, ну, чтобы прошло? Чай там сделать, не знаю… — Нет, прости, пожалуйста, — Алёна зажмурилась, отрицательно качнув головой. — Прости, пожалуйста, но меня опять ругать будут, если опоздаю. Прости, но я правда не могу… — Да не извиняйся ты, пожалуйста. Я же просто предложила. Очень жаль, конечно, потому что тебе нельзя так ходить. Давай к медсестре школьной сходим, пожалуйста. — Нет, — резко сказала девочка. — Прости, но медсестре придётся многое объяснять. Например, почему я не могу дома лечиться… Она ведь может еще больничный какой-нибудь прописать, а этого я точно не хочу. Кашель пройдёт, не беспокойся, пожалуйста. — Ну что мне с тобой делать, солнышко… — прошептала Саша. — Я завтра все тебе принесу, ладно? — Ну Сашенька, ну не надо, не беспокойся ты так. Пройдет. — Если я хочу, можно ведь? Ты же не откажешься. — Ну нет, конечно, ты же понимаешь. Но зачем тебе так стараться ради меня? — Маленькая, мне несложно, правда. Я понимаю твою ситуацию и очень хочу помочь. Я тогда принесу, ладно? — Ну как хочешь, правда, — Алёна чуть смутилась. Повисла небольшая пауза. Саша всё также нежно обнимала девочку, чуть поглаживая её по кончикам волос, младшая же стояла чуть напряжённо, однако из объятий не вырывалась. — Подожди, — вдруг сказала Саша, словно бы ее осенило. — А когда ты ела-то последний раз? — Ну… — протянула Алёна. — В понедельник, получается. — Господи, солнце, ты чего молчала тогда? Пойдём в класс, пожалуйста. У меня есть булочка какая-то. Я всё равно не буду, а тебе это необходимо. Пойдём, пожалуйста. Алёна хотела что-то возразить, зачем кому-то на неё тратиться, пусть уже и купленным, однако вовремя подумала о том, что, если не повезёт, она не будет есть ещё долго. А так… ну, маленький кусочек — это же не так страшно, верно? — Ладно, как хочешь, — Алёна чуть кивнула, и Горбачёва улыбнулась. Саша наконец отпустила девочку из своих объятий, напоследок чуть погладив ее по волосам. Придя в кабинет, Горбачёва сразу дала Алёне булочку, которую ей всегда давали с собой в школу, и проследила, чтобы девочка съела её всю, ну или хотя бы половину, хотя у Алёны проблем с этим не было, и девочка съела всё, хоть потом и извинилась, что ничего не оставила Саше. Потом она улыбнулась девочке, объясняя, что она всё равно не хочет есть, и та, поблагодарив её несколько раз, ушла к своей парте, улыбаясь и постоянно поглядывая на Сашу. Весь урок девушка непрерывно наблюдала за Алёной. Как она сидит, словно на иголках, как морщится, когда неудачно тянет руку. Однако на следующей перемене ей так и не хватило уверенности подойти и спросить, почему у девочки так много болячек, и что это за раны. Позднее, на переменах после третьего, четвертого и пятого уроков — сегодня у одиннадцатого класса их было всего шесть, — Саша подходила иногда к маленькой девочке, пытаясь вновь заговорить о чём-то милом или смешном, но Алена, кажется, чего-то засмущалась, диалог поддерживала очень лениво, и Саша вскоре отстала. Надо что-то делать. Страшно, что у Алены такая жизнь, такая мать, такие проблемы. А Саше очень хотелось помочь ей. Она и сама не знала, почему так беспокоится о девочке, списывая все на милосердие и хорошее воспитание. Но она обязана ей помочь.