Маленькая девочка

На утро болело, кажется, всё. Алёна, проснувшаяся в своей не самой, кстати, удобной кровати, некоторое время не могла пошевелиться, боясь, что её вырвет фу. К счастью, по утрам она всегда некоторое время лежала, приходя в себя и вспоминая предыдущий день. У девочки все очень часто мешалось, и иногда она с трудом разделяла день ото дня. Поэтому каждое утро она всегда, просыпаясь, недолго лежала, устанавливая связь с реальностью. Её вчера били? Да нет. Вчера вообще был на удивление тихий и спокойный день. Матери не было дома часов до двенадцати ночи, поэтому Алёна смогла спокойно и без криков сделать домашку, немного отдохнуть. Ночью же, когда девочка уже ложилась, мать всё же пришла. Однако, видимо, решила сжалиться и не трогать девочку, молча кивнув и, пройдя к своей кровати, сразу же уснув. Повезло. Однако нужно было вставать. Причина в виде плохого самочувствия для матери была невесомая, чтобы оставаться дома и прогуливать школу, да и Алёна, при всём своём плохом самочувствии, не хотела проводить рядом с мамой лишнее время, боясь, что всё может плохо закончиться. Кое-как встав, девочка почти сразу поняла, что далеко не уйдёт. Её подташнивало, при чём конкретно, а голова, которая вопреки обычаю не прошла после длительного сна, только ухудшала состояние. В глазах потемнело, что, на самом деле, не было новым. Ну, конечно же, и кашель тоже не прошёл за ночь. Девочка закашлялась, однако вовремя закрыла рот, продолжая вздрагивать от кашля, который было очень сложно сдержать. Порезы же ей сейчас придётся обработать, хотя бы водой, как бы лениво то не было. Всё-таки. Саша? Ради нее она и обрабатывала, хотя в обычное время ей было слишком лениво всем этим заниматься. Пока девочка стояла, успокаиваясь и чуть приходя в себя, она снова вспомнила о Саше. Кажется, что она теперь будет вспоминать о ней всегда. Сколько всего девушка для неё сделала, как нежно говорила, обнимала. Вообще, Алёна боялась прикосновений. Не любила. И если бы кто-то другой, не Саша, а, допустим, какая-нибудь левая Маша попробовала бы её обнять, то девочка, не задумываясь, вырвалась бы из объятий и испуганно отбежала бы в сторону. А Саше она дала никто и не сомневался себя обнять. Разрешила ей погладить свои волосы, рассказала ей всё, не утаивая и не избегая вопросов. Она согласилась на помощь девушки, хотя раньше она бы точно отказалась, придумав какую-нибудь отмазку. Любую. Глупую. Но на помощь бы не согласилась. А Саше разрешила. Девочка и сама не знала, почему так доверилась Горбачёвой. В её жизни было одно предательство, которое, на самом деле, очень ранило девочку, и та на долгое время вообще перестала доверять людям. Она боялась привязываться. Она и сейчас боится, но… Саше верит? Она и сама не знает. Алёна не хочет вновь привязаться и вновь быть кинутой, она боится этих чувств, связанных с симпатией, дружбой, привязанностью. Страшно. Страшно. Страшно. Именно в этот момент сзади послышались шаги, и девочке стало по-настоящему страшно. Конечно, мама уже давно не вызывала у неё никаких чувств, кроме неприязни, непонятной жалости. В голове часто всплывал момент, ей тогда лет тринадцать было, когда она, придя домой, застала мать, сидящую в ванной комнате с ножом. Тогда еще маленькая Алёна, посмотрев на руки, на слезы и кровь матери, испугалась этой картины и убежала. Тогда эта тема не поднималась, очевидно, мать решила забыть об этом. А у Алёны буквально через несколько дней стали появляться собственные порезы. И вот это воспоминание всегда останавливало девочку, когда она хотела ударить мать. Было ещё одно, когда десятилетней девочке сказали, что её мама вышла в окно. Но всё обошлось, не факт, что к счастью, и женщина отделалась переломом ноги и несколькими ушибами. Но это Алёну останавливало, напоминая, что её мама тоже человек. Когда была маленькой, у неё перед мамой был чуть ли не суеверный ужас. Она боялась даже слово лишнее сказать. Сейчас же страха обычно не было, но вот сейчас… Сейчас Алёна понимала, что она не сможет слова нормально сказать. Понимала, что не сможет дать никакого отпора. Вряд ли, конечно, что её будут бить с самого утра, но наорать могут. Медленно развернувшись, девочка чуть помутневшим взглядом уставилась на мать, которая, однако, даже не обратила на девочку внимания. Поблагодарив небо, удачу и всех возможных богов, девочка, чуть ли не бегом, переместилась в ванную, закрываясь там. Встала, оперевшись на ванну, молясь, что её не вырвало. Всё-таки, может, остаться дома, раз уж действительно так плохо? Да нет. В школе Саша, а дома мать. Потерпит. Девочка медленно сняла бинты, рассматривая порезы. Всё уже затянулось коркой, и кровь больше не шла. Болеть тоже чуть перестало, что, естественно, радовало. Конечно, переводить перекись, которой у неё и так немного осталось, на порезы позавчерашней давности не хотелось, и девочка лишь протёрла их водой. Всё тело защипало, и она, пошатнувшись, осела на край ванны. В глазах было довольно темно, и тошнило действительно сильно. Но она не может остаться дома, ведь Саша ждёт. Саша, Саша, Саша. Поэтому, кое-как всё же собравшись с силами, девочка, покачиваясь, встала. В один слой перебинтовала ранки, наскоро умылась. Выйдя из ванной, Алёна, крадясь, прошла в комнату, быстро переодеваясь. Затем схватила рюкзак, собранный ещё с вечера, и вылетела из квартиры, споткнувшись и чуть не упав, от чего её чуть ли не вывернуло. Безумно радуясь, что школа находится довольно близко, девочка, которой на свежем воздухе стало гораздо лучше, всего за минут пять-шесть дошла до школы. Алена сидела за третьей партой сейчас я просто буду описывать своё утро. Звонок, урок… Оглядываясь, девочка понимала, что Саши нет. Где. в пизде Нет, то есть Алёна понимала, что у Саши своя жизнь. Она действительно может проспать, пойти к врачу там. То есть Горбачёва не обязана каждое утро являться в школу к первому уроку, постоянно находясь в поле зрения девочки, но… ведь могло что-то произойти? Пожар, утечка газа какого-нибудь ночью, девушку могли банально сбить по дороге в школу. Вечером она могла пойти гулять и пропасть. Родители…? Возможно. В конце концов, Алёна не знала, какая семья у Саши, какие родители. Может, Горбачёва вообще детдомовская? Девочка действительно не знала ничего. И от этого страха, от неизвестности девочка задыхалась. Собственно, почему она так волнуется. Ведь Саша ей никто, ведь Горбачёва не говорила вчера, что сегодня обязательно придёт. Алёне никто ничего не обещал, поэтому то, что Саша не явилась, не должно волновать девочку от слова совсем. Но оно волновало. Больная голова, которая снова разболелась, стоило девочке прийти в здание, подташнивание, кашель, от которого её периодически подташнивало, вкупе с сильным волнением, заставляющем довольно впечатлительную девочку чуть ли не плакать, приводило к тому, что она начала задыхаться. Нет, не так, что раз, — и она, задохнувшася, лежит мертвая на полу. А так, что девочке не хватало воздуха. Просто. Его было мало, но не катастрофически. Девочке не хотелось, чтобы одноклассники, которые и так с подозрением косились на неё, двигающуюся рвано и покачивающуюся, молчаливую и зажатую в себе, заподозрили, как ей сейчас плохо, поэтому рот не смела открывать, чтобы вдохнуть чуть больше. Всё хорошо, все хорошо… Но нет. Могло произойти столько всего, а задыхающаяся девочка так никогда и не узнает, что произойдёт. Под конец урока девочка, которая немного сползла под парту, лишь лениво шелохнулась, когда прозвенел звонок. Сил, чтобы встать и выйти из кабинета не было. Чтобы её ни в чём не заподозрили, девочка, всё-таки пересилив себя, села ровно, сделав вид, что заинтересовалась домашним конспектом по истории, который она, не поленившись, выписала, красиво оформив. Перемена пролетела довольно быстро, и девочка, волнение которой только усиливалось, так как она, не смотря на все грандиозные идеи, которые уже пришли ей в голову, очень надеялась на то, что Саша придёт хотя бы на перемене. Хотя бы ненадолго, просто придёт, просто покажется. угадайте, что щас произойдет? Когда до звонка на урок оставалось буквально несколько минут, и класс уже потихоньку заполнялся, в кабинет, к огромному счастью, облегчению, радости, вбежала запыхавшаяся Саша. Подбежав к учителю, девушка, пытаясь отдышаться, с запинкой сказала: — Простите за… опоздание. Я проспала, — Горбачёва дёрнулась, кивая. Пока оставалась ещё минута, девочка, подавая признаки жизни, медленно пошевелилась, пытаясь привлечь Сашу слабым взмахом руки. Горбачёва, которая в этот момент тоже оглядывала класс, выискивая Алёну, встретилась с девочкой взглядом, кажется, понимая мольбу в её взгляде. Подбежав к парте, девушка, не обратив внимания на девочку, которая с приходом Горбачёвой смогла наконец свободно вздохнуть, откидываясь на спинку стула, Саша тихо спросила парня, который сидел с Алёной, постоянно поглядывая на учителя: — Матвей, пожалуйста, прошу, можешь хотя бы на один урок сесть на моё место? Пожалуйста. Пожалуйста, Мот, — Горбачёва умоляюще посмотрела на парня, нервно оглядываясь по сторонам. — Что ты так беспокоишься-то? — парень послушно взял тетрадь и рюкзак, направлясь к парте Саши. — Садись. Просто просьбы было достаточно, — Матвей улыбнулся. Саша кивнула, выдыхая, и, поблагодарив парня, обгоняя его, подбежала к Марине, которая сидела, с прищуром наблюдая за быстрыми движениями Саши. Алёна, которой только-только стало чуть лучше, испугалась. Зачем Саша к ней садится? Девочка боялась, потому что понимала, что этому парню, которого, оказывается, зовут Матвей, нет ровно никакого дела до неё и её состояния. А вот Саше что-то было, и девочку это пугало. Кто знает, что на уме у девушки… Ну. то есть поддержку-то и помощь её девочка вроде приняла, но вот сидеть с ней за одной партой, понимая, что ей теперь придётся отвечать на вопросы, придётся следить, чтобы она сидела достаточно прямо, чтобы Саша не заподозрила о том, что девочке очень и очень плохо, ей не хотелось. Её это пугало. Когда Саша, о чём-то пошептавшись с Мариной, вернулась к месту, девочка максимально сдвинулась в угол парты, стараясь, однако, не показать этого. Она просто сидит. Ей хорошо. Всё естественно. — Привет, — Саша присела рядом с девочкой, чуть развернувшись к ней. Звонок уже прозвенел, и урок начался, поэтому громко разговаривать и поворачиваться друг к другу было нельзя. — Как себя чувствуешь? а, ева? Ела сегодня? — Всё нормально, — Алёна безразлично пожала плечами, делая вид, что увлечена рассказом учителя. Какой-то осадок её плохого состояния на первом уроке, а именно нехватки воздуха, остался, и девочка, пусть волнение прошло, и дышать стало гораздо легче, все равно чуток, но задыхалась, несколько рвано и учащённо дыша. — Как голова… что там… горло? — Сашу, кажется, урок совершенно не волновал. Вообще не слушая учителя, девушка внимательно наблюдала за Алёной, её зажатым поведением. — Солнце, всё хорошо? Ты стала более… зажатой, что ли? Ну, куда уж больше… Но ты, вроде, чуть раскрепощалась, а сейчас… Что-то случилось, Алён? — Всё хорошо, Саш, — всё также безучастно повторила девочка. — Прости, — она виновато посмотрела на Горбачёву, вздёрнувшую брови от резкого перехода с прохладного тона на этот виноватый, который она чаще всего и слышала от девочки, — что так прохладно отвечаю. Всё хорошо, правда. Я не стала зажиматься больше, — девочка закашлялась, сильно мотнув больной головой и зажмурившись теперь уже от боли. — Всё ли хорошо… или нет. Вот в чём вопрос, — Горбачёва отвернулась, уделив внимание учителю. Больше они почти не говорили. Алёну начало подташнивать ещё и от голода угадайте с кого)))))))). Девочка едва сидела ровно, постоянно косясь на Сашу, надеясь, что та ничего не видит. Под конец урока Горбачёва, снова отвернувшись от учителя, слегка коснулась Алёны. — Пожалуйста… — пискнула девочка, вздрагивая и вжимаясь в стул. На глазах девочки выступили слёзы, и она начала сильно дрожать. — Господи, прости, прости, солнце, — Саша отдёрнула руку, как от огня, не понимая, однако, что же всё-таки произошло. — Алён. я принесла тебе таблетки от горла и головы. Ещё еды немного. Ты вообще ела со вчерашнего дня? — Нет, — девочка мотнула головой, снова вызвав неприятные ощущения. — Господи, ну почему? Что у тебя случилось? Расскажешь на перемене? Ну, если захочешь, конечно… Прости, я не настаиваю, я просто беспокоюсь, — девушка участливо посмотрела на Алёну, не зная уже, как бы правильнее поддержать её. Трогать? Нельзя, боится. Словами? А что ты ей скажешь? Сложно, но нужно. Необходимо. Саша и сама не знала, почему так беспокоится за девочку. Та, судя по виду, не очень-то и радовалась поддержке. Да, она ей нужна и необходима. Да, Саша — человек добрый, заботливый, всегда помогала людям с проблемами. Но она никогда ещё не бегала за человеком, который боялся её прикосновений, закрывался и скрывал проблемы. Нужна ли она Алёне? — Господи, — выдохнула девушка, шепча в ответ на свои мысли. Конечно, конечно, нужна. Все просто: девочка боится, не привыкла к поддержке и заботе, а Саша для неё — почти незнакомый человек. Господи, Саша, какая ты глупая, что ты могла подумать, что не нужна своей маленькой девочке. Конечно, ты ей нужна, глупая. — Что?.. — Алёна вздрогнула, испугавшись. Наверное, она совсем не нужна Саше. Зря она ей открылась, зря надеялась на то, что она нужна девушке. Конечно, кому вообще может быть до неё дело. Она же никто, она — лишняя и всем ненужная. Она сама должна справиться со своими проблемами. А Саша так устала от неё, её страха и проблем, что уже и не скрывает. — Прости, я, наверное, тебе надоела? Мешаю? Прости, я понимаю, что я гораздо хуже всех твоих друзей, прости. Не отвлекайся на меня и мои проблемы, я же никто. — Девочка, ты чего? — несколько грубо спросила Саша. — Ты мне не мешаешь ни в коем случае. Если бы ты мне не нравилась, и я сама не хотела заботиться о тебе, то я бы и не стала этим заниматься. — Ты уверена?.. Ну, что я не мешаю. — звонок прозвенел, и девушки говорили в полный голос. Саша встала, собираясь в другой класс. — Ты идёшь? — Я… — Алёна запнулась, не зная, как сказать, что у неё нет сил даже встать. — Да, сейчас иду. Ты, может, иди, я чуть позже?.. — Почему, солнце? — Саша взяла рюкзак, вешая его на спину. — Ну… — Алёна забегала глазами. — Мне нужно к учителю… или. Иди, пожалуйста, в общем, не жди. — Ну, солнце, — Саша вздохнула. — Пожалуйста, можно я с тобой пойду? Пожалуйста. — Зачем?.. — Алёна встала, понимая, что так просто не отделается. Её сильно шатало, дрожали ноги, да и всё тело в общем. Болело, кажется, всё-всё-всё. — Ты. господи, солнце, — Саша, подбежав, приобняла девочку, не давая ей упасть. — Хорошо ей, да. Девушка крепко прижала к себе Алёну, у которой не было сил даже сопротивляться. Она крупно дрожала и буквально висела на Саше, если бы не руки девушки, то девочка действительно упала бы. — Ты. господи, ты почему не рассказала? Ты же, солнышко, господи, ты понимаешь, что ты могла упасть на лестнице, упасть и убиться… С таким состоянием, как у тебя, лежат дома и не выходят. Я знаю твои проблемы, солнце, я понимаю, почему ты не осталась. Но, господи, ты могла бы… мне позвонить? А, номера нет… Пожалуйста, я тебя молю, пойдём сейчас ко мне? Я обещаю, я договорюсь с учителями, тебе ничего не будет мы же помним что я люблю описывать порезы.)))). И домой ты придёшь, словно после уроков. Пожалуйста, это необходимо, — девушка сделала ударение на это слово, — прошу… — Саш… — девочка попыталась выбраться из рук девушки и встать самостоятельно, но вовремя поняла, что из этой затеи не выйдет вообще ничего хорошего, и послушно осталась висеть у неё на руках тряпочкой. — Пожалуйста… Прости, прости, мне очень влетит, если мама что-то узнает. Пойми… Прости, мне лучше остаться в школе. После уроков, придя домой, я всё сделаю. Таблетки там, сон… — Солнышко, я умоляю, — Саша понимала, что не может отступиться, что она должна помочь девочке, так как о ней не беспокоился больше вообще никто, но тащить силой силой она не могла, не хотела да и не стала бы. — Я тебе клянусь, тебе ничего не будет. Пожалуйста, просто скажи: «да», эх, была б немного другая ситуация… , я всё устрою. — Пожалуйста, просто сделай так, чтобы мама ничего не узнала. И, пожалуйста, пообещай… ну, что. ну, что ты меня не обидишь, пожалуйста… — Конечно, солнце, — Саша усадила девочку на стул, собирая её рюкзак. — Я клянусь что замышляю шалость и только шалость, что не обижу тебя. И от мамы тебе ничего не будет, клянусь )))))) — Хорошо… Пожалуйста, прости, что создаю тебе такие проблемы… — девочка приподнялась, вставая, опираясь на парту. Горбачёва действительно договорилась с учителями. Что она говорила, Алёна не слышала. Но через полчаса они уже выходили из школы. Саша полунесла девочку на себе, а та опиралась на неё рукой, пытаясь идти максимально самостоятельно. — Прости, что мы весь третий урок проторчали в школе… У нас осталось всего два часа… Как неудачно сегодня пять уроков. Всегда так радовалась, а сейчас… — девушка выдохнула. Саша жила в десяти минутах ходьбы от школы. К счастью для девочки, они жили в одной стороне, просто сама Алёна жила чуть ближе. Дома у девушки Алёна сделала нечто странное: пытаясь изобразить самостоятельность, она наклонилась, разуваясь, но больная голова закружилась, потемнело в глазах, и снова сильно затошнило, и девочка чуть не упала, если бы не Саша. — Пожалуйста… Я понимаю, тебя сейчас неспокойно, страшно там… Просто не напрягайся. Я правда понимаю, что ты чувствуешь дохуя умная что ли…. Алёна кивнула, прижимаясь к стене. Саша, постоянно смотря в глаза девочке и показывая, что она её не тронет, разула её и, скинув лёгкую ветровку, отнесла девочку на диван. Повезло, что родители были на работе, — для Алёны был бы дополнительный стресс, да и те могли задавать лишние вопросы. Саша, уложив Алёну, сбегала за своим рюкзаком. Достала еду, таблетки, которые брала в школу, рассчитывая, что все приключения закончатся в школе. — Прости. ну. — Саша присела рядом с девочкой, протягивая контейнер с фруктами. — Пожалуйста, съешь хоть что-то. Ты, я вижу, на еду смотреть не можешь, но надо. Тебе нужно принять несколько таблеток, а на голодный желудок нельзя. Да и поесть тоже нужно. Пожалуйста, хотя бы немного. — Саш… я не могу… Меня стошнит просто, — тихо сказала девочка, бормоча себе под нос. — Солнце, пожалуйста. Если съешь, я смогу тебе дать таблетки, и тебе станет лучше, пойми. Просто съешь немного… пожалуйста. Алёна закрыла глаза. неправдоподобно Тихо выдохнула, сжимаясь. Потянулась за кусочком яблока, который лежал ближе всех. Нехотя съела, чуть не подавившись. Дёрнулась, понимая, что сейчас её стошнит, но удержалась, укладываясь в обратно, пытаясь, закрыв глаза, утихомирить голову, которую словно сжимали. — Молодец… спасибо, солнце, — Саша улыбнулась, захотев было погладить девочку по волосам, но вовремя остановившись и передумав: когда Алёна сама разрешит. Не сейчас. Быстро сходив и все приготовив, девушка отдала Алёне таблетки кончаются демоны молятся, которые она, не задумываясь и доверившись девушке, выпила. — Спасибо, солнце. Скоро тебе должно стать лучше. Сейчас. я бы попросила, может, рассказать тебе что-нибудь о себе, ну, чтобы. ну. просто. Но, может, лучше, ты немного поспишь. ну. — Хорошо, — Алёне было лень выяснять и, главное, меньше всего ей хотелось сейчас говорить. Уснула она с трудом, а, когда её разбудила Саша, поняла, что ей действительно стало легче. Девочка даже смогла сама встать, метнувшись в прихожую и начиная собираться. Саша помогла ей, и девушки, выйдя из квартиры, быстро дошли до дома Алёны. — Солнце, — Саша остановтла девочку, протягивая ей руку. — Можно я, пожалуйста, напишу сейчас тебе свой номер? Я тебя прошу, если случиться хоть что-то, даже, казалось бы, тебя просто чуть поругают, позвони или напиши мне. — Х. хорошо, — Алёна, быстро и не споря, сохранила номер Саши. Дальше события развивались слишком быстро, чтобы девочка, и так не до конца понимающая, что происходит, сообразила. Только она поднялась на этаж и зашла в квартиру, как её схватили за волосы, потянув в ванную комнату. Девочка услышала шёпот: — Ещё раз будешь шляться с этой светловолосой… Мать, а это была именно она, договорила текст, конец которого девочка услышала, на ухо девочке, впихивая её в ванну и запирая. Алёна, вновь оказавшись взаперти, даже сперва не поняла, что происходит. Она молча стояла, плача от боли. Снова её дергают за волосы, так ещё и больная голова, которая только-только прошла, снова разболелась. Слёзы, слёзы, слезы. Слишком много. Алёна вообще не привыкла к поддержке. Боялась прикосновений, искала подвох в заботе. Ну не могут за неё — такую ужасную и отвратительную, — действительно волноваться. Да нет. Бред. Поэтому девочка, как только оказалась вновь запертой в этой комнатушке, сразу дала волю слезам. За что. За что. За что. Почему. Почему именно она. Так сложно было дать ей хорошую семью. Любящую и заботливую. Да хотя бы чуть-чуть другую. Пусть ругаются и орут. Пусть запрещают что-то. Только бы не били. Девочка съехала на пол, сжимаясь, в клубок. Вот бы успокоится… Нож? Под ванной. Взять его — дело двух секунд арина алина я не буду чесна. Порез, кровь. Боль от ранки. И никаких переживаний. Всё так хорошо… Девочка даже не заметила сама, в какой момент нож оказался у неё в руке. Действие, связанное с ванной …все поняли что я не о том думаю… , было настолько привычным, что девочка очень редко действительно чётко помнила, что совершала его. Раз, и — нож в руке. Алёна сидела на прохладном плиточном полу ванной комнаты. Она чуть подрагивала от слёз, вызванных несправедливостью, обидой. Почему, почему, почему… Порез. Алёна почувствовала щиплющую боль. Кровь выступила, но не текла. Так. Немного. Ещё порез. Ещё, ещё. На место обиды, непонимания и боли душевной, приходила щиплющая боль от ран, идущих параллельно друг другу. Порезы, если смыть кровь, выглядели, словно натёртые до крови раны моя мать именно так про мои ноги высказалась…. Больно, но приятно. Противоречие? Возможно. Сколько прошло времени, девочка не знала, да и смотреть не хотела, хотя телефон сегодня был у неё с собой. Знала только, что из неё вытекло уже достаточно много крови, знала, что снова разболелась голова, снова подташнивало из-за начинающейся болезни, которую она ещё неизвестно где подцепила. Ну и, конечно, порезы болели. Щипало, жгло. Когда нога была вся красной, и Алёна уже вообще не видела, где резать, она решила остановиться. Закрыла глаза, тяжело дыша. Слёзы и кровь. Кровь и слёзы. Откинувшись на спину, девочка, всё также не открывая глаза, тихо всхлипывала, пытаясь восстановить вновь сбившееся дыхание. Больно. Но хорошо. Девочка лежала долго. Сначала просто, пытаясь успокоиться. Потом, чуть придя в себя, лёжа пыталась обработать порезы. Садиться не хотелось, и если лёжа это сделать не получится, то она и не будет ничего делать. Потом, когда раны были кое-как залиты перекисью, которая слегка щипала, девочка снова откинулась на пол, расслабляясь. Лениво потянувшись, девочка достала бинты и обезбол. Таблетки кончаются демоны молятся, нужно было купить ещё. Но деньги… денег не было. Значит, и таблеток не будет. Ужасно. Вата под бинтами сразу пропитались кровью, но Алёна, наплевав на это, закрутила всё бинтом. Кое-как завязала, вновь ложась на чуть прохладный пол ванной. Глаза слипались. И девочка, находясь уже в полусонном состоянии, вспомнила вдруг, что Саша говорила звонить, если случиться хоть что-то, даже незначительное. А сейчас это что-то и произошло. Даже значительное. Алёна, конечно, не привыкла к поддержке. И звонить кому-то, писать, жаловаться, просить помощь — тоже. Сейчас же просто… Саша обнадёживала. Алёне было плохо. Хотелось хоть какой-то заботы, как бы она её не боялась, в поддержке нуждаются, наверное, все. И Саша её ей давала. А Алёна, боясь, все же принимала. Телефон в руках дрожал. А может… не звонить? Вдруг она помешает… Вдруг Саша шутила… Ну, мало ли. Но звонок начался, когда девочка, играя с огнём, просто провела пальцем. Секунда. Другая. Но гудков не было, и Алёна заметила, что не ловит сеть. Чёрт. И девочка, бросив телефон, вновь заплакала, сжимаясь. Страшно.