Маленькая девочка

На улице иногда выпадал белоснежный снег, впрочем, быстро таящий и мешающийся с грязью. Холодно почти не было, температура была едва ниже нуля, но люди уже кутались в тёплые куртки и длинные шарфы, старательно избегая долгого времяпрепровождения на улице. Декабрь только наступил, но учителя уже вовсю заваливали учеников контрольными, все носились со своими четвертными оценками, бегали за учителями, стремясь исправить на балл повыше. Алёна полностью погрузилась в учёбу, буквально днями и ночами что-то выписывая, заучивая, повторяя. Саша несколько обеспокоилась подобным поведением, старалась как-то расслабить девочку, сделать так, чтоб на отдохнула, но Алёна на это лишь отмахивалась, говоря, что осталось совсем немного и эти мучения закончатся. И Алёна оказалась права. Новогодние каникулы пришли как-то слишком быстро и неожиданно, но тут же появилось чёткое осознание того, что неделя — и снова в школу. И ближайшие каникулы будут далеко не скоро. До Нового года оставались считанные часы. Алёну Саша пригласила отпраздновать вместе с ними чуть ли не месяц назад, а так как девочки всё равно некуда было идти, она с радостью согласилась. Алёна изо всех сил пыталась помочь Саше с родителями с приготовлениями. Вызвалась самостоятельно вымыть пол и даже после этого продолжала крутиться рядом, постоянно пытаясь что-либо сделать. Время было девять, когда всё, что им оставалось, — одеться. Алёна, которая пусть и жила у Горбачёвых, но всё равно постоянно наведывалась на свою квартиру, взяла оттуда один из старых свитеров, который она сильно любила и бережно хранила, ведь всегда могла попасть под горячую руку матери и в два счёта остаться без кофты. Сейчас же ей нужно было что-то красивое, необычное, новое… Саша, очевидно, целиком и полностью взявшая на себя ответственность за жизнь девочки, предложила было сходить в магазин и купить чего-нибудь нового, чего Алёна сама захочет, но у девочки от этого вполне безобидного предложения началась истерика, и Горбачёвой пришлось успокаивать девочку и заверять, что она вообще-то заслуживает этого. Но, как итог, в магазин они всё равно не пошли. Алёна сидела на диване перед накрытым столом. Несмотря на её значительно улучившееся состояние, ей всё равно становилось плохо, если она съедала порцию, равную, казалось бы, нормальной порции еды для здорового человека. Для здорового. Важное уточнение. Девочка положила руки на колени и сжимала их, скрывая дрожь. Алёна уже успела перебороть себя, убедившись, что она здесь нелишняя и не мешается. Но у неё была одна острая, страшная проблема. Она не приготовила ни одного подарка. Раньше, живя с матерью, она, во-первых, могла что-нибудь смастрерить самостоятельно, ведь всё в доме было их с мамой. Ну, то есть она могла взять всё, что угодно. Во-вторых, её мать не была злой и пьяной триста шестьдесят пять дней в году. Иногда наступали те самые счастливые деньки, когда Алёнина мать становилась доброй и более-менее заботливой — самой обычной матерью. И пусть такое и происходило редко, такие дни бывали, и Алёна, уже привыкшая к такому распорядку жизни, умудрялась в эти дни выпрашивать некоторое количество денег, которые впоследствие тратила на необходимые таблетки и бинты, всегда оставляя определенную сумму на новогодний подарок для матери. А сейчас она не получала денег с лета, а то, что было до этого, девочке пришлось тратить на бинты и обезбаливающее. Конечно, она могла бы попросить денег у Саши или её родителей, на худой конец можно было бы найти что-нибудь интересное в квартире матери. Но Алёна и так считала, что Горбачёвы слишком много для неё делают — любят, заботятся, кормят, приютили у себя, — а также она очень боялась подарить что-то не то. Стыдно. Девочка сидела неестественно ровно. Время всё шло и шло, вскоре рядом присела Саша, попытавшаяся поговорить с ней о чём-то, но Алёна отвечала вяло, и вскоре обе замолчали. Горбачёва иногда заинтересованно посматривала на девочку, но ничего не говорила. Новогодняя суета перед самым боем курантов прошла для Алёны как во сне. Без одной минуты двенадцать взрослые открыли шампанское и налили девушкам по бокалу, которые обе сразу взяли в руки. Только если Саша держала его легко и спокойно, то Алёна сжимала и, не отрываясь, смотрела на жидкость, боясь поднять глаза на кого-либо. Первый удар. Соблюдая глупую традицию, придуманную каким-то сумасшедшим человеком, Горбачёвы и Алёна взяли по маленькой бумажке и ручке, чтобы записать желания. Второй удар. Алёна испуганно огляделась по сторонам, не сразу сообразив, что от неё хотят. Покопавшись в себе, она принялась быстро состовлять небольшой список желаний, осуществления которых она так хотела. Третий удар. Дрожащей рукой девочка принялась быстро записывать всё на бумажку, боясь не успеть. Ещё страшнее было, что кто-то увидит. Хотя, учитывая, как Алёна спешила, буквы получались неровными и непонятными, и даже сама девочка не факт что смогла бы разобрать написанное. Четвертый удар. Дописав последнее слово, Алёна вчиталась в текст. В этом не было необходимости, но глупая школьная привычка, выработанная благодаря вечному страху из-за глупых ошибок и плохих оценок, не позволяла Алёне не сделать этого. Пятый удар. <Пусть всё будет хорошо, пожалуйста! /i> — слишком депрессивно для новогодних желаний, но это была самая яркая и чёткая мечта Алёны. — <i>Пусть у меня сохранятся тёплые отношения с Горбачёвыми, — девочка улыбнулась. Шестой удар. Обернувшись по сторонам, Алёна заметила, что почти все уже всё написали. Девочка ещё раз огляделась и, убедившись, что на неё никто не смотрит, дописала ещё одну строчку совсем маленькими буквами. Седьмой удар. Я знаю, я недостойна. Но полюби меня. Пожалуйста. Полюби меня, Саша, — это можно было назвать коротко и одним словом: «пиздострадания». Смешное матерное словцо тем не менее очень хорошо описывало эту надпись. Восьмой удар. Алёна схватилась за зажигалку, как раз освобожденную Сашей. Неловко коснувшись Сашиной руки, девочка дёрнулась, чуть не опрокинув стакан и не выронив зажигалку. Когда поджигала, из-за дрожи чуть не выронила горящий лист. Девятый удар. Не спервой попытки попав в бокал, Алёна успела обжечь пальцы и, отдергивая руку, рукавом несильно вляпалась в стакан. Невольно громко всхлипнув, Алёна закусила губу. Нервы не выдерживают такой череды неудач, но нужно терпеть. Десятый удар. Кое-как успокоившись, девочка схватила стакан, вопросительно смотря на Горбачёвых. Когда последняя Сашина мама кинула в свой бокал бумажку, все сразу потянулись друг к другу. Одиннадцатый удар. Послышался звон бокалов и тихие поздравления и пожелания, постепенно становящиеся всё более громкими и уверенными. Двенадцатый удар. Всё произошло так быстро, верно? Вот только была осень, и Саша притащила в дом больную девочку с тысячей и одной проблем, а вот уже эта проблемная девочка сидит с ними за одним столом, улыбаясь и поздравляя с Новым годом. Когда каждый выпил по бокалу, Саша, хитро посмотрев на родителей, торжественно поднялась со своего стула. Заложив руки за спину, она улыбнулась Алёне. — В общем, с Новым годом всех… Алён, ты с нами живёшь уже почти полгода. За это время ты стала всем почти как семья… — Саша отвела глаза, улыбнулась каким-то своим мыслям. — Ну или почти всем, — Алёна испугалась, но Саша больше ничего на эту тему не сказала. — Собственно, к чему говорю. Солнышко, ты меня прости, но мы с родителями не знали, что тебе подарить, — она виновато пожала плечами. — Да не за что, я не заслужила… — начала протестовать Алёна, со страхом смотря Сашу. — Сейчас не об этом, ладно? Ты заслужила всего самого-самого лучшего, но давай не будем спорить. В общем, так. Мы подумали и решили… — Ты решила, — Сашин отец усмехнулся. — Неважно. Короче, мы решили тебя к психиатру отвести и оплатить тебе лечение. В конце концов, это, наверное, лучшее, что мы могли бы тебе подарить, — Саша уставилась на Алёну, ожидая реакцию. Девочке неожиданно стало жутко неуютно. Как бы они её не любили, Горбачёвы любят и себя и им бы было важно, чтоб их подарок понравился Алёне. Невольно начиная всё больше пугаться, девочка сама не заметила, как начала плакать, старательно отворачиваясь и растирая лицо. Как это глупо, да? Расплакаться, когда тебе дают подарок. — Спасибо большое! — Алёна натянуто улыбнулась. — Вы не представляете, насколько мне приятен этот подарок… Как я благодарна вам за заботу, как я вас всех люблю, — косой взгляд на Сашу. — А я… — она снова всхлипнула. — Прости, я вам ничего… Не приготовила. То есть я хотела… Но у меня ни денег, ничего… Простите, — Алёна вконец расплакалась и, неловко поставив стакан, который она продолжала сжимать, встала из-за стола. Проскочив к выходу с кухни, она быстро добежала до ставшей уже её комнаты. Не включая свет, она метнулась на кровать, забираясь под одеяло с головой. Её трясло, словно несколько месяцев назад. Снова страшно, снова она виноватая, снова всё стало плохо. Чуть позже в комнату постучалась и зашла Саша. В темноте она ориентироваоась плохо, но включать свет не решалась, ведь это не её место. Все в доме считали гостиная уже стала фактически Алёниной комнатой. Почти что наощупь найдя Алёну, Саша села рядом, рукой аккуратно приобнимая Алёну. С некоторым удивлением обноружив одеяло, она медленно стянула её, всё равно давая девочке удержать его. Алёна не сопротивлялась. В слабом свете из окна — единственном источнике освещения, Алёнины щёки неестественно ярко блестели, да и всё лицо в целом выглядело заплаканным. Саша не стала допытываться ни о чём, а молча обняла Алёну, прижимая её к себе. Девочка моментально прижалась к ней, утыкаясь лицом в плечо. Алёна продолжала всхлипывать, но, кажется, она уже успокаивалась. Саша аккуратно гладила девочку по спине, бережно прижимая её к себе. — Как ты? — полушепотом спросила она, когда Алёна окончательно затихла. — Нормально, — хрипло откликнулась девочка. Она отстранилась от Саши. Улыбнулась ей в темноте. На самом деле, они сидели в максимально уютной обстановке. Почти что кромешная темнота, тишина, так как Сашины родители сидели на кухне, которая была неблизко к Алёниной комнате. На диване, кутаясь в одеяло, сидели две девушки. Сидели близко друг к другу, даже слишком. Они могли бы коснуться друг друга лбами, если бы потянулись совсем-совсем чуть-чуть. — Я тебя тоже подарок приготовила… Я не хотела при всех отдавать просто, — Саша, не желая нарушать этот странный комфорт, продолжала шептать. — Я сама делала, поэтому немного криво, — она протянула руку, раскрывая кулак. В руке у Саши лежал маленький плетённый из ниток браслет. Цвета различались смутно, кажется, чёрный, белый и какой-то третий. Алёна громко вздохнула, широко распахнув глаза от удивления. — Кривой, да? — Саша засмеялась. — Прости. Я пыталась нормальный сделать, но предыдущие попытки были ещё хуже. — Ты серьезно… Ты сделал мне сама… — Алёна снова заплакала, задыхаясь, но тем не менее почти не шумя: практика. Дрожащими руками она взяла браслет, и Саша сама завязала его на запястье поверх шрамов. — Спасибо, Сашенька! — Алёна едва выговорила эти слова. — Прости, мне стоило тоже что-то сделать, а я… — и она вновь принялась едва слышно всхлипывать. Саша молчала, о чём-то задумавшись. Решив что-то, она аккуратно коснулась Алёниной щеки, нежно вытирая слёзы. Девочка от неожиданности дернулась, но вырываться не стала. Горбачёва пристально смотрела Алёне в глаза, однако всё равно мыслями была где-то далеко. — Помнишь, я просила тебя дать мне немного времени? — хриплым шепотом сказала она. Алёна смутно понимала, о чём речь, поэтому согласно кивнула. Она напряглась, удивилась, даже испугалась, но стойко молчала. — Я… — Саша почти что впервые в жизни путалась и мямлила, не зная, что сказать. — Я очень дорожу тобой, — протянула она, смущённо опуская глаза. Зато Алёна, сидевшая до этого испуганно и тихо, взволнованно потянулась вперёд. — Можно я это… тебя… поцелую? Алёна восторженно уставилась на девушку, не веря происходящему. В секунду ей стало так хорошо, как не было никогда нигде и ни с кем. — Если хочешь, — девочка взволнованно заправила волосы за уши, внутренне сжимаясь от предвкушения и страха. Алёна закрыла глаза, поэтому не видела важного. Не видела яркой и счастливой Сашиной улыбки, волнения и страха, пробежавшего по её лицо. Она так же не видела и того, как девушка медленно и нерешительно приблизилась к ней, на секунду замирая. Для Алёны стало неожиданным прикосновение сухих потрескавшихся губ к своей щеке. Саша неловко взяла девочку за подбородок, нежно целуя Алёну в уголок губ. Девочка находилась в лучшем дне в её жизни. Будь у неё возможностью, она сохранила бы это воспоминание как видео и пересматривала его понесколько раз на дню. Алёна уже не плакала, но лицо, которое Саша продолжала целовать лёгкими прикосновениями, всё ещё было влажным. Горбачёва отстранилась слишком быстро по мнению Алёны. У них не было долгих и страстным поцелуев, как в фильмах, а была лишь сплошная путаница прикосновений, горячие губы и влажные щёки, тишина и темнота. Была любовь, влюбленность, привязанность. — Ты мне очень, — тихо шептала Саша, машинально сжимая в руках Алёнины изящные пальчики, и девочка явно была не против. - Я тебя очень люблю, в общем, — быстро выпалила Саша. — И я тебя, — восторженно пролепетала Алёна, всё ещё находясь на хрупкой грани реальности и эйфории. — Ну типа с праздником, — Саша развела руки, и Алёна нырнула к ней в объятия, прижимаясь и дрожа, словно маленький котёнок. Они сидели долго. Долго и тихо. В темноте. И обеим было очень хорошо, и обе знали, что это новогодняя ночь станет одной из лучших в жизни.