***
Через пару дней Марта идёт на свидание с каким-то мальчиком, которого Тони даже не знает; брюнетке приходится экстренно придумывать себе какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься и не заскучать, а ещё, чтобы не начать придумывать сценарий, где она избивает парня за то, что он вдруг разбивает Марте сердце. Девушка даже ни разу ни с кем не целовалась, поэтому Тони чрезмерно её опекает, будто родную младшую сестру. Они должны вернуться домой часа через три, и Тони отважно решает выйти на улицу и прогуляться. Она пишет Рейчел и Фатин, умоляет их пойти с ней в боулинг, чисто от безысходности; в этом маленьком и скучном городке нет ничего, что может тебя как-то развлечь. И ладно, боулинг, на самом деле, не так уж и плох; Тони научилась находить в нём некий шарм. Рейчел и Фатин стебут её за такое предложение потусить, но всё же соглашаются (Тони пишет ещё пару СМСок Фатин, сердечно извиняясь за своё поведение, потому что становится вполне очевидным, что девушка всё ещё обижена на Тони за «шлюху»). Фатин играет с блядскими надувными бортиками на дорожке, и, когда она забивает страйк (шар для боулинга перед этим раза три отталкивается от цветастых перегородок), она делает такое победное и хитрое выражение лица, будто боулинг — её призвание; после каждого забитого страйка она напоминает о своих «волшебных пальцах», подмигивая и играя бровями, отчего Рейчел просится уйти и оставить Фатин и Тони наедине. — С чего это ты взяла, что я кадрю именно Тони? — спрашивает Фатин, показательно кусая губу и щурясь в сторону Рейчел; та, в свою очередь, шлёпает Джадмани по руке, выкрикивая что-то вроде: «фу-у, Фатин, даже не смей» — тут же подымаясь со своего места и выбирая шар для своего броска. Тони громко над ними смеётся. — Хочешь, отлучимся куда-нибудь? Только ты и я, — ненавязчиво спрашивает Фатин, пока Рейчел разбирается с весом шаров для боулинга; Фатин впервые начинает с чего-то отстранённого, и Тони задумывается над её предложением всего лишь на долю секунды, пока не начинает думать о Марте (и о блондинистых волосах, пухлых губах и мрачно-зелёных глазах, которые не отрываясь смотрят в её собственные, прямо на задних сиденьях машины Шелби). Тони изо всех сил старается сосредоточиться на Марте и на её свидании, пытается стереть из головы весь день с Шелби на ярмарке, но всё работает совершенно иначе: она думает об этом постоянно. — Не могу, извини; надо вернуться домой к приходу Марти, чтобы обсудить её свидание. Я должна знать: нужно ли избить этого парня или нет. Фатин смеётся, проговаривая: — Марта давно выросла, Тони. Тони фыркает: — Когда это? — С этого года. Ты разве не заметила, что вы часто проводите время порознь? Бля, Тони, не тупи; она даже вечеринку по поводу своего дня рождения организовала сама. А ещё она разрешила принести на неё выпивку; Марта — настоящая оторва. Она формируется, как отдельная личность, и, мне кажется, она будет только рада, если ты будешь уважать её личные границы; даже, если ей и разобьют сердце. Тони хмурится в раздумьях: действительно ли она проворонила взросление Марты? — Блин, похоже я это упустила, — признается Тони. — Думаю, что тебя просто что-то отвлекало, — говорит Фатин. — В любом случае, мне так кажется, — и Тони не дослушивает её, тут же подымаясь с диванчика и подходя к дорожке. Шалифо заканчивает свой ход и возвращается к своим подругам, замечая, как те мило беседуют с Шелби и Беккой; они примостились на соседнюю дорожку, и Тони понимает, что им теперь придётся сидеть рядом. — Так необычно видеть вас здесь! — невероятно оживлённо пропевает Шелби, замечая подходящую к ней Тони. — Ну да, мы же не такие чудаковатые, — говорит Тони так, будто не она предлагала всем пойти поиграть, и Шелби невольно закатывает глаза, но всё ещё лучезарно улыбается победно ухмыляющейся Шалифо. Тони старается не думать о том, как невыносимо трудно стало отводить от Шелби взгляд. — Каждый раз, когда мы играем, мы заказываем огроменную пиццу; если что, можете присоединиться к нам, — дружелюбно и мило предлагает Бекка, и все радостно соглашаются. В конечном итоге, они почти не беседуют за общим столом, ведь Фатин и Рейчел знают Шелби только через Марту (а Бекку не знают вовсе), но они всё равно изредка обмениваются парой забавных фраз и шуток, поедая вместе большую и очень вкусную пиццу. Сейчас очередь Рейчел, а также Бекки на соседней дорожке, и, пока Фатин флиртует с каким-то симпатичным накачанным парнем, Шелби откусывает огромный кусок горячей пиццы; сыр тянется аж до подбородка, оставляя на нём следы томатного соуса. Всё это напоминает Тони о визите Шелби перед Рождеством. Они сидят довольно-таки далеко друг от друга, и в помещении безумно шумно, поэтому Тони просто смотрит на неё, кивает головой и тычет указательным пальцем на свой подбородок, пытаясь показать блондинке перепачканное место; Шелби безумно смущается, тянется за салфеткой и утирает лицо везде, но не в нужном месте, отчего Шалифо качает головой, немного смеётся и губами проговаривает: «нет, с другой стороны» — и у Шелби, наконец, получается вытереться. Когда Тони отворачивается от Гудкинд, Фатин усаживается прямо на край кожаного диванчика, в метре от Шалифо, наблюдая за девушками. Тони лишь нервно сглатывает, пытаясь вести себя естественно, заведомо зная, что Фатин удивлена и в какой-то мере шокирована: она впервые замечает, что Тони как-то дружелюбна и мила по отношению к Шелби. Шалифо надеется, что Фатини не настолько проницательна, чтоб увидеть в этом жесте базовой культурности что-то большее. За весь вечер Фатин ни разу не спрашивает её об этом, не обвиняет и, вообще, даже не вспоминает об этом; Тони считает, что это к лучшему. В этот же вечер она возвращается домой чуть раньше Марты, совершенно не жалея, что отклонила предложение побыть наедине с Фатин; как только Марти возвращается, Тони тут же начинает расспрашивать её о прошедшем свидании. Девушка запинается, говорит, как было мило и душевно, всё же по итогу заявляя, что данный молодой человек не совсем в её вкусе. Тони вскидывает брови и, недолго думая, спрашивает: целовались ли они. Марта немного краснеет и качает головой. — А стоило бы, Марти; если он, конечно, милашка, — поддразнивает её Тони. — Я очень хочу, чтобы первый раз был особенным, — говорит Марта, и Тони знает, понимает, что её сестра говорит пока только о поцелуе, но брюнетка всё равно начинает думать о Шелби; она нервничает, гадает: чувствовала ли Шелби себя особенной, даже если её первый раз произошёл в чужой ванной комнате, прямо на раковине. Тони кажется, что она уже знает ответ. Эта мысль вгрызается ей в мозг, и, когда думать об этом становится совершенно невыносимо, Тони подходит к Шелби прямо на школьной парковке, совершенно игнорируя тот факт, что они здесь не одни: парочка учащихся уже успела выйти из школы после занятий. Ни Тони, ни Шелби никого из этих ребят не знают, но всё же. — Можно задать тебе кое-какой вопрос? — выпаливает она, пока Шелби осторожно оглядывает местность позади Тони, дабы удостовериться, что никто их не слышит. — Давай не сейчас? — А когда? Шелби даже не смотрит на неё; её глаза бегают исключительно позади брюнетки: — Я не знаю, Тони, извини, — пренебрежительно отвечает блондинка, будто она не может дождаться ухода Тони; Шалифо изо всех сил старается не расстраиваться, но этот поступок в очередной раз доказывает её правоту. На людях Шелби по-прежнему совершенно другой и чужой ей человек; это не та девушка, с которой она была в машине, в своей спальне, дома у Гудкиндов и на колесе обозрения, что в двух часах езды отсюда. Шелби внезапно застывает, задерживает дыхание, пока взгляд зорких зелёных глаз становится более острым и сердитым, и Тони слышит за своей спиной возгласы друзей блондинки, которые стремительно подходят к парковке: — Хэй ты, Шалифо! — кричит один из них, поднося указательный и средний палец к губам и вытаскивая между ними язык, когда Тони обращает на подходящую группу парней внимание; Шелби, в свою очередь, молниеносно опускает свои ладони на плечи Шалифо и, недолго думая, толкает её, настолько сильно, что Тони оступается и делает несколько неловких и широких шагов назад. Гудкинд всеми силами пытается сделать вид, что они ругаются. Она тут же садится в свою машину и уезжает, настолько быстро, что Тони не успевает закатить истерику; брюнетка чувствует нахлынувшую волну неимоверного гнева и обиды, пока в голове проносятся мысли о собственных слезах и мокрой ключице Шелби, о том, что Гудкинд шептала ей прямо в губы во время медленного танца в её спальне. Всё это враньё о трудности выбора лишь действует Тони на нервы, ведь она в очередной раз убеждается, что ранить Тони — самое лёгкое, что может быть; особенно для Шелби. Именно поэтому брюнетка злостно, срывая голос, кричит вслед уезжающей машине: — Да пошла ты нахуй, Шелби! — хоть она и знает, что блондинка ничего не услышит. Два стоящих неподалёку парня нелепо переглядываются и начинают громко смеяться в унисон. Тони бежит до дома вместо поездки на машине с Мартой; бег помогает ей унять жар в теле, перераспределить наплыв энергии и эмоций. Тони, если честно, не хочет лишний раз с кем-то драться и кидаться в истерике. Она всё ещё плохо справляется со своими эмоциями, а в особенности, когда её бросают и предают, поэтому бег становится для неё лучшим вариантом успокоиться. Всё это действительно похоже на предательство: Тони впервые хочет позаботиться о человеке и узнать, что же он чувствует и что у него на душе, но в ответ она получает лишь плевок в лицо. Из-за этого они с Шелби не общаются целую неделю, пока Тони не находит в своём шкафчике розовый стикер, в котором написано всё тем же аккуратным и безумно красивым почерком: «Прости меня. Я знаю, что я безумно перед тобой виновата» — и только спустя несколько дней после этого пустота и разочарование в её груди начинают испаряться.***
У неё не возникает возможности должным образом поговорить с Шелби, пока не случается их одиннадцатый раз. Тони, честно, не знает, считается ли он на самом деле или нет: она помнит, что Нора считает это за секс, в то время как Рейчел — нет. В конце концов, она мысленно соглашается с Норой и приходит к заключению, что секс по телефону считается за настоящий секс (хоть у Тони нет возможности напрямую прикасаться к Шелби). Телефон звонит где-то после полуночи, и Тони всё ещё не спит, но отчаянно пытается заснуть, ворочаясь в кровати; она нащупывает мобильник, видя, что прозванивает ей, почему-то, Шелби (а звонит она ей лишь во второй раз); именно поэтому брюнетка решает ответить. — Алло? — бормочет она, поначалу слыша только сбитое дыхание Шелби прямо в динамик телефона. — Я тебя разбудила? — рвано спрашивает Шелби спустя пару секунд молчания. — Не совсем. — Ох, — Тони слышит, как Шелби глухо сглатывает, и решает для себя, что что-то не так. Шалифо никогда не расценивала себя, как человека, которому Шелби позвонит в экстренной и чрезвычайной ситуации (плюс, они всё ещё не особо помирились после инцидента на стоянке), но вдруг что-то случилось с Беккой, или… — Ты там в порядке, Шелби? — спрашивает она, немного приподнимаясь на локтях, чтобы окончательно проснуться. Она слышит сбитое прерывистое дыхание Шелби, которое… кажется каким-то чуждым, но в то же время безумно знакомым; только Тони, почему-то, никак ее может определить его причину. — Д-да, всё хо-орошо, — её южный техасский акцент немного сильнее обычного, пока девушка обрывисто хрипит, и Тони невольно вспоминает, что такой говор у неё лишь во время… До Тони, наконец, доходит, и она по-настоящему удивляется. Шелби звонит ей, пока мастурбирует, и, наверное, это должно быть чем-то завораживающим — в некотором смысле это, конечно, так, но… Гудкинд звонит ей только для того, чтобы в конечном итоге кончить, а не ради каких-то извинений и примирения. В груди Тони чувствует лишь разочарование и нарастающую горькую обиду. Но она терпит и абстрагируется, ведь это Шелби, а Тони слабачка, так ещё и сексуально неудовлетворённая: — Шелби? — спрашивает она, заведомо зная, что Гудкинд слышит, как низок и хрипл её голос в ночной тишине; Шелби тихо скулит, пока у неё перехватывает дыхание. — Я не знаю, что делают в-во время таких разгово-оров, — предупреждает её Шелби, и Тони берёт трубку в левую руку, правой залезая прямо под пижамные штаны. — Ничего страшного, я тебя направлю; у меня уже был такой опыт, — предлагает Тони. Они с Риган занимались таким пару тройку раз. — Ты реально собираешься…? — в голосе Шелби с точностью распознаётся некоторый восторг, будто Тони предложила ей поехать вместе в ёбаный Диснейленд, и, если честно, Тони уже кучу раз видела, как Шелби теряет под ней рассудок, при этом забывая, что ни разу не давала Шелби даже и шанса залезть ей в нижнее белье. А Тони знает, что Шелби хочет увидеть, услышать и прочувствовать её в состоянии блаженства и пика, прямо как тогда, на задних сидениях её машины. Секс по телефону, конечно, не так хорош и зрелищен, ведь они не могут прикасаться друг к другу, но и этого для Шелби будет вполне достаточно. Тони помнит, что сексуальные и грязные разговорчики не в репертуаре Шелби (хоть они её порой и заводят), поэтому Шалифо решает, что ей стоит нагнать блондинку, чтоб та не стала чувствовать себя неловко от уровня своей близости к завершению; Тони тихо скулит: — Замедлись немного, я под тебя подстроюсь, — говорит она и намеренно громко дышит в динамик мобильника, прикасаясь к себе. — Прошла всего пара минут с… — начинает уж было Шелби, и Тони тихо смеётся. — Окей, Шелби, но мы то с тобой знаем, что у тебя плохо с выносливостью, — и мысленно она видит, чувствует, как у Шелби на щеках появляется симпатичный румянец. — Я не виновата, что ты такая… — шепчет Шелби, тут же замолкая; Тони спускается ниже и чувствует, как в ней с каждой секундой нарастает возбуждение. — И какая же я, Шелби? — надавливает она, и Шелби всё ещё молчит на другом конце провода. Шалифо вновь слышит, как она громко сглатывает. — Я-я не продумала свою фразу до конца, — признаётся она. — Значит я это я; и так сойдет, — заявляет Тони и входит в себя одним пальцем, невольно вздыхая прямо в трубку. — Что ты сейчас делаешь? — резко спрашивает её Шелби. — Думаю о тебе, — отвечает Тони, кратко и в точку, тихо рыча. — Ты… — Шелби замолкает на мгновение, обрывисто дышит и пытается продолжить начатое, — и часто ты думаешь обо мне, когда…? — Ага, — признаётся она, добавляя второй палец, и теперь из неё вырывается что-то, безумно похожее на стон, — часто. Ей кажется, будто она сидит на каком то допросе, ведь Шелби тут же, ни секунды не медля, спрашивает, сразу по делу: — И насколько часто? — Часто, Шелби, — ухмыляется брюнетка, издавая резкий смешок. — Господи. Ты что, хочешь, чтоб я все эти разы считала? — Прости, — смущённо говорит Шелби, и Тони понимает, что всё-таки придется внести в их разговор некую конкретику. — Ладно, если честно… примерно в восьмидесяти процентах случаев? — (гораздо больше восьмидесяти процентов) и, когда Шелби молчит на другом конце провода, Тони отсчитывает три тихих вздоха и начинает краснеть, тут же решая заполнить появившуюся тишину. — На самом деле, очень много воспоминаний с тобой делают своё дело. Тебе тоже стоит как-нибудь ими воспользоваться. — С чего ты взяла, что я ими не пользуюсь? — Шелби отвечает немного застенчиво, и Тони заводится с новой силой, желая узнать об этом побольше. — Да ладно? — спрашивает она, улыбаясь уголками приоткрытых губ. — Какие из моментов для тебя самые запоминающиеся? — Все, — говорит Шелби, и Тони, почему-то, очень хочется засмеяться. — Нет, давай начистоту, Шелби. Какие из воспоминаний ты используешь чаще всего? Шелби некоторое время молчит, и Тони думает, что блондинка просто стесняется произнести всё это вслух; но Гудкинд вдруг томно вздыхает, начиная: — Сначала это был тот раз перед каникулами, — Тони тут же вспоминает, как она медленно и нежно прикасалась к Шелби в тот день, шептала ей на ухо, как она прекрасна, пока Шелби извивалась под ней, доходя до пика. Брюнетка не знает, как реагировать на то, что Шелби мастурбирует именно на те моменты, в которых Тони с ней мила и нежна; брюнетка томно и рвано выдыхает, понимая, что всё это время лежала плашмя на кровати, задержав дыхание. — А теперь, — продолжает Шелби, — тот раз, когда ты… — ну конечно, Шалифо до сих пор видит острый и вбирающий взгляд блондинки, которая пыталась запомнить и отметить всё, —… и… наш прошлый раз. А вот это уже опасно. Тони даже не знает, следует ли освещать эту тему в принципе (ведь они игнорировали это до последнего, хоть Шелби и попыталась как-то начать разговор об этом в спальне Тони), или стоит просто перевести тему и заговорить о чём-то другом; но, прежде чем Тони успевает принять какое-то взвешенное решение, Шелби продолжает начатое. Тони тут же понимает, что это именно то, что она хотела донести до неё как-то ранее, пока Шалифо не заткнула её: — Моё окружение всю жизнь меня учило, что если я подожду, потерплю до свадьбы — секс будет чем-то невероятным, особенным и невообразимым; что это будет волшебным событием с кем-то… между двумя людьми, которые… заботятся друг о друге… и во время этого, по их словам, я бы, наконец, почувствовала себя… — Шелби, — предупреждает её Тони, ведь этот разговор очень и очень опасен; вместо резкого говора из уст чужое имя предательски вырывается как хриплый стон. — Не могу сказать, что это было чем-то волшебным и особенным, — продолжает Шелби, — ведь я была только с тобой. Я просто не знаю, с чем сравнивать. В воздухе витает безмолвный вопрос, крик души, и Тони не решается на него ответить, хоть и хочет поделиться, рассказать обо всём: она никогда не чувствовала ничего подобного ни с кем, даже с Риган. Ладонь лежит на пижамных штанах, возбуждение и вовсе утихло, и Тони не понимает, как они оказались здесь; глубоко внутри она жалеет, что вообще решила ответить на такой поздний звонок. — Чего ты хочешь? — в конце концов спрашивает Тони, боясь того, что может ответить ей Шелби. — Я просто хочу, чтобы ты была честна со мной, — обречённо шепчет Гудкинд. — Я не могу, — отвечает Тони, и Шелби громко вздыхает в трубку, принимая это за очевидный ответ; им обеим этого достаточно. — Я бы так хотела прямо сейчас быть рядом с тобой, — говорит Шелби, и эта фраза так прекрасна и приятна; Тони любит её за это, ведь сейчас это так уместно, так правильно и элегантно. Шелби умна, Тони знает, и блондинка прекрасно понимает, как Шалифо трудно даются такого рода честные разговоры, поэтому она ослабляет градус напряжения, давая волю воображению брюнетки уже в той сфере, где она хороша. — Да? — хрипит Тони, медленно возвращая пальцы под пижамные штаны, и девушка невесомо чувствует некое разочарование Шелби на другом конце провода, но всё равно продолжает, безмолвно умоляя Шелби забыть о безумно пугающем разговоре и подыграть ей, помогая разрядить обстановку. — Что бы ты сделала со мной, будучи рядом? — Ох… я не знаю, что ответить, — уж очень смущённо и отстранённо отвечает Шелби через мгновение. — Я даже не знаю, что делаю. Тони позволяет своему воображению нарисовать нужную картинку: — Нет уж, Шелби, ты прекрасно знаешь, что делаешь. Вспомни тот день, когда мы с Мартой пришли на урок по фитнесу, — Шелби не останавливает её, будто безмолвно соглашается с умозаключением Шалифо, и Тони даже слышит, как у блондинки перехватывает дыхание. Тони чувствует неимоверное облегчение; она снова в строю. — Марти заметила, как я на тебя пялюсь; мне даже пришлось врать, что я не хочу тебя. — Ох, — выдыхает Гудкинд, — так ты хочешь меня? — и Тони безумно гордится тем, как Шелби быстро учится этому непроизвольному флирту. — Спроси меня насколько, — советует Тони, и Шелби не сомневается ни секунды. — Насколько сильно ты меня хочешь? Тони выходит из себя и начинает двигаться круговыми движениями; она знает, что может кончить даже от этого вопроса. Ей не терпится услышать, как до пика дойдёт Шелби: — В следующий раз, когда дома никого не будет, ты сможешь это почувствовать в полной мере; ты получишь даже больше, чем тогда, в машине, ведь в этот раз я буду полностью раздета, — Тони считает, что Шелби этого, наконец, заслужила. — Ты кончишь вместе со мной; будет легко. Ты всегда мокнешь сразу же, когда понимаешь, что меня заводишь. Шелби тяжело дышит, жадно глотает воздух, и Тони победно улыбается, кусая губу. Она чувствует, что близка к развязке, в последний раз представляет прекрасное лицо Шелби, её руки и что она может ими делать, прикоснись она, наконец, к Тони. Она вспоминает, как Шелби вобрала её пальцы в рот на ярмарке, и добавляет: — Я буду прикасаться к себе, а потом ты сможешь попробовать мои пальцы на вкус, если захочешь, — Шелби всё ещё не говорит ничего в ответ, но она тихо скулит и задыхается прямо в трубку. Тони слышит её хныканье, а затем и сбитый шёпот: — Хорошо, Тони, — и Шалифо тут же кончает, тяжело дыша в телефон, и по тихому сдавленному стону Шелби она понимает, что блондинка в курсе. Она ещё с минуту слушает, как тихо хнычет и сдавленно стонет Гудкинд, прежде чем дойти до пика. Позже, они умиротворённо лежат в абсолютной тишине, наслаждаясь уже выровнявшемся спокойным дыханием друг друга. — Можно я задам тебе один вопрос? — говорит вдруг Тони, набираясь смелости продолжить разговор, который не получился на парковке. Шелби кажется уставшей, когда она тихо хмыкает, позволяя брюнетке продолжить. — Зачем ты поцеловала меня? Она слышит Шелби, слышит её вздохи и ворочание в кровати, но девушка ничего не говорит ещё некоторое время. Тони уж было отчаивается но, наконец, Шелби спрашивает: — Когда именно? — У Фатин дома, — объясняет Тони, хоть и знает, что Шелби всё поняла изначально; блондинка просто тянет время. — В ванной. — Потому что, — Шелби говорит уж очень тихо, — в тот день ты очень хорошо выглядела. Это застаёт Тони врасплох, она смеётся, до конца не понимая, шутит ли в итоге блондинка, пока приговаривает: — Ясно всё с тобой, Шелби, — с небольшой долей сарказма, будто брюнетка всё же ей не до конца верит. — Я была пьяна. Мне хотелось, — говорит Шелби, и это не совсем то, что Тони желала услышать; всё это похоже лишь на вступление, и Тони очень хочет знать больше. — Когда ты меня поцеловала, ты ожидала всего, что произошло после? — спрашивает она, тут же добавляя. — Хотела ли ты всего, что произошло после? — она так хочет спросить, почувствовала ли Шелби себя особенной, или же использованной и порочной, впоследствии ненавидя себя и всё то, что произошло в тот вечер; всё это настолько близко к теме, которую озвучивала ранее Шелби, и Тони морально не готова к ней возвращаться. Шелби читает её моментально, будто открытую книгу, поэтому она говорит сразу, ближе к делу, пропуская всё это «вокруг да около»: — Я не жалею о том, что произошло. — Я не об этом тебя спрашиваю, — настаивает Тони. — Но это же самое главное, — говорит Шелби, и Тони, наконец, перестаёт давить. Брюнетке кажется, что она получает свой желаемый ответ, расшифровывая слова Шелби: это не было идеальным, но с тех пор Тони наверстала упущенное, и этого становится вполне достаточно. Они замолкают, но не вешают трубку, и Тони внимательно следит за дыханием Шелби, пока оно не становится медленным и ровным. Девушка подымается на локтях, проверяя зарядку на своем телефоне: он скоро сядет. — Блин, мне нужно поставить телефон заряжаться, — говорит она Шелби и, не получив никакого ответа, она понимает, что блондинка уже заснула. Брюнетка закрывает глаза, ещё пару минут слушает чужое умиротворённое дыхание, добавляет, — сладких снов, Шелби, — и вешает трубку. После этого она около получаса лежит на кровати, думая об улыбке Шелби, о её смехе и её счастливых сверкающих зелёных глазах, но никак не об её стонах, теле и приоткрытых губах, и наконец признаётся себе, что это переросло во что-то гораздо большее, чем просто секс. И ведь именно на это Шелби намекала ей в последнее время. Брюнетка игнорировала это, отвлекала себя, отмалчивалась и отрицала, но только сейчас, лежа в кровати и роняя пару горьких слёз, Тони начинает ломаться. Когда она спит, ей снятся сны, где руки Шелби больно впиваются в её плечи, пока она толкает её на школьной парковке; где Шелби смотрит на неё с отвращением и злобой в школьном коридоре, прижимаясь всем телом к Эндрю, который по-собственнически обнимает блондинку за стройную талию.