say it out loud (i see right past you)

И вскоре, как обычно, Тони всё портит. Марта показывает ей видео, которое становится отправной точкой. Уже третья неделя мая и Тони окончательно убедилась в том, что между ней и Шелби всё кончено. То, что наговорил ей отец, узнав о ночном разговоре с Тони, окончательно спугнуло Шелби, и Шалифо чувствует себя немножко глупо и наивно, вложив в то, что между ними было, какую-то долю ценности; теперь они вновь избегают друг друга, иногда ругаются при удобной возможности, и Тони это всё кажется невероятно забавным. На людях они совершенно не поменяли своё отношение друг к другу, будто ничего и не происходило на протяжении восьми месяцев. Их отношения были безумно хрупкими и опасными, и Тони понимает, как легко можно зарыть все эти чувства и эмоции глубоко внутри себя, вновь начиная открыто и искренне ненавидеть Шелби — но в то же время хранить её секрет. Теперь она с Риган, и после выпускного жить стало гораздо легче; она окружает себя теплотой и заботой, и во время секса чувствует себя любимой и желанной именно с тем человеком, который, она верит, её больше не бросит. Марта честно признаётся ей, что она выглядит более живой и умиротворённой, прямо когда к ним подходит Шелби: — Привет, всё сегодня в силе? — и она даже не смотрит на Тони. Секунда, и к большому удивлению брюнетки, Марта на обычный вопрос как-то странно хмурится и закатывает глаза, будто желая проигнорировать стоящую рядом блондинку. Девушка вздыхает, закрывает свой шкафчик и поворачивается, скрещивая руки на груди. — Вряд ли, Шелби, — сухо говорит Марта, и Тони понятия не имеет, что происходит. Улыбка на лице Шелби моментально гаснет и она тут же переводит взгляд с Марты на Тони, кусает губу и, тихо проговаривая: «оу, ну ладно» — поспешно уходит. — И что это была сейчас за хуйня? — спрашивает Тони, и Марта неуверенно мотает головой. — Она совершенно не та, какой я её представляла, — говорит Марта уж как-то расплывчато, и Тони начинает казаться, что она упустила что-то очень и очень важное. — Ты вообще о чём, Марти? Марта тащит её в женский туалет и рассказывает, что в это воскресенье Шелби была на очередном супер-христианском конкурсе красоты, и затем, недолго повозившись в телефоне, показывает ей сообщение от Фатин: «пиздец она паскуда… девочки, её слова ещё куда ни шло, но самый ужас в том что ОНА, БЛЯТЬ, ПОБЕДИЛА» — за первой СМСкой следует целый столбец блюющих и злостных смайликов (что, естественно, в репертуаре Фатин) и прикреплённое видео, которое Марта поспешно включает и отдаёт телефон Тони. Девушка внимательно смотрит ролик — записанный на ужасно мыльную камеру, сидящим в первых рядах зрителем — с комом в горле. Шелби вальяжно выходит на сцену в роскошном розовом платье в пол, когда один из судей спрашивает её: — Каково Ваше отношение к гомосексуальному образу жизни? — и Тони внимательно смотрит, как девушка на видео глубоко вздыхает, прежде чем ответить, с широкой и белоснежной улыбкой от уха до уха. — Ох, с самого детства мне привили, что такое поведение порочно, — говорит она. Её южный акцент более резок, чем обычно, и, очевидно, что это всё лишь показуха для судей, но Тони подмечает, что этот тембр звучит абсолютно так же, как и во времена, проведённые с Тони в постели. Шалифо ненавидит эту тупую и наигранную улыбку на её лице, от её вида девушке уже хочется разбить телефон Марты, но она продолжает смотреть, не дыша и не моргая, пытаясь игнорировать ужасную боль и тяжесть в груди. Она знает, что Шелби устраивает эту показуху не случайно, что её отец сидит где-то в зале и пристально наблюдает за дочерью, и что сейчас Шелби безумно хочет абстрагироваться от Тони и всего лесбийского, но почему-то Шалифо всё равно безумно больно слышать все эти слова из её уст. — На нашей планете живёт огромное количество хороших людей, посланников Божьих, которые своей верой помогли ближним своим с однополым влечением. И они, позже, сумели вернуть доверие Господа и жить в здравии и благе, находясь в гетеросексуальном браке; поэтому я призываю всех, кто испытывает такого рода трудности, обратиться за помощью в церковь. Проживать короткую жизнь в соблазне и желании на Земле совершенно не стоит того, чтобы пропустить целую вечность на Небесах. И именно на этом моменте Тони понимает, что Шелби будто подменили. И она не уверена, что знает эту Шелби, быть может что-то изменилось в ней с тех пор, как её отец узнал о ночном звонке, потому что это переходит все границы; это несправедливо, жестоко и… даже как-то неуместно. Толпа на видео аплодирует девушке стоя, и она вежливо кивает аудитории в ответ, продолжая наигранно и пугающе улыбаться, пока судейский стол оживлённо обсуждает её выход, записывая что-то в свои блокноты. Видео обрывается и Тони не знает, как дышать. — Я не хотела тебе показывать, — признаётся Марта, чувствуя, что Тони безумно расстроена и обижена, даже не зная и половины того, что сейчас испытывает на самом деле брюнетка. Тони разворачивается и мигом вылетает из туалета, и Марта бежит за ней, громко прося её остановиться. Но, спустя несколько мгновений, она теряет брюнетку в толпе шумных учеников. Тони находит Шелби у её шкафчика вместе с Беккой. Гилрой видит, что Шалифо стремительно приближается в их сторону, но не успевает предупредить Шелби, прежде чем Тони хватает её за плечо, резко разворачивает и вбивает спиной прямо в школьные шкафчики, от грохота которых ученики поблизости тут же замолкают, разворачиваясь в сторону звонкого звука. Удар громкий и он парализует Шелби, не причиняя ей никакого вреда; брюнетка не видит боли на её лице, но зелёные глаза широко распахиваются, и Шелби теперь пристально смотрит прямо на Тони, в её глаза, такие холодные и наполненные горечью предательства, всего лишь в сантиметрах двадцати от её собственных. Тони молчит и ничего не говорит; по одному лишь взгляду Шалифо понимает, что Шелби ясна причина её резкого появления, нагло нарушившего чужое личное пространство. Тони замечает это в виноватом и обречённом взгляде блондинки сразу же, как только утихает видимый ступор от резкого удара, но затем зелёные глаза обращаются куда-то вдаль, в публику, в стоящих позади учеников, и от этого ярость в груди Тони вспыхивает с новой силой, и эта злость пакостно жжёт лёгкие, горло и язык, ведь Шелби гораздо больше заботит то, что видят окружающие, нежели то, что чувствует стоящая напротив неё Тони. — Ну давай же, Шелби, — осмеливается произнести девушка, оскаливаясь и шепча, чтобы её смогла услышать лишь только блондинка, — люди же смотрят. На секунду Тони кажется, что Шелби вот-вот разрыдается прямо перед ней, но вместо этого блондинка поджимает губы и, сильно ухватившись за плечи Шалифо, толкает её, и этого становится достаточно. Гнев заполоняет разум, и Тони, оклемавшись от внезапного толчка, целенаправленно надвигается на Шелби с новой силой, с нечеловеческим, обезумевшим и грозным выражением лица. Ещё секунда, и между ними, в мгновение ока, встаёт Бекка; напуганная, но в то же время неимоверно сильная. Она крепкой хваткой держит девушку за ворот футболки и отталкивает Шелби подальше от Тони с громким: «Хэй!» — и Гудкинд еле держится на ногах, её опорой служит лишь рука Бекки на её груди, и Тони кажется, что девушка всё ещё настроена сопротивляться (хоть и адреналин, двигающий ей, не сравнится с огненной яростью, бурлящей в глазах Тони). И теперь Марта тоже здесь, запыхавшаяся и перепуганная от увиденного; она оттаскивает Тони за руки, встревоженно вскрикивая: — Ты что творишь?! — и Тони будто просыпается. Она оглядывается по сторонам и видит, что вся рекреация выстроилась в полукруг, наблюдая и снимая это зрелище на камеры телефонов. Девушка сжимает кисти в кулаки, больно впиваясь ногтями в ладошки, и вновь смотрит на Шелби, отвернувшуюся и забившуюся в угол; Бекка нежно поглаживает её по спине и тихо диктует ей что-то похожее на лекцию или убаюкивание. Тони слышит обрывистое: «…не позволяй ей тебя провоцировать…» — и высвобождается от хватки Марты, срываясь с места, прямо в сторону ближайшего выхода из школы. — Тони! — она слышит срывающийся голос Марты где-то позади, пока выбегает на школьную стоянку и бросается к машине. Она едет домой, и только на подъездной дорожке замечает, как сильно трясутся её руки (от чего, она не уверена; но она заставляет себя думать, что от ярости) и как слёзы злости застилают ей глаза. Она резко и грубо утирает их тыльной стороной ладони, а затем врывается внутрь дома, хлопает дверью и забирается под одеяло, делая глубокий вдох, изо всех сил пытаясь успокоиться, вспоминая советы и наставления Марты. Она зла и на Шелби, и на саму себя. Её жизнь до вечеринки у Фатин и так не была подарком: ведь это Техас, паршивые и чёрствые люди вокруг, а ещё эта Риган, вечно недовольная её проблемами — но это никак не сравнится с тем, что происходит сейчас. То, что она увидела в видео, всё это отрицание и порицание сущности Тони, ранит подобно кинжалу, прямо в сердце, и брюнетка тут же обещает себе, что больше не доверится никому в жизни, если вдруг у неё вновь ничего не получится с Риган; она больше никогда не допустит такой ошибки. Через полчаса раздаётся звонок в дверь; Тони видит в глазке блондинистые волосы и ей хочется блевать. Сначала она решает, что и вовсе не откроет дверь, уйдёт в свою спальню и оставит Шелби прямо на пороге. Затем она представляет, как распахивает дверь, кричит что-то вроде: «убирайся отсюда нахуй, я не хочу видеть тебя» — с неимоверной злостью и отвращением; таким, что у Шелби не останется и выбора, кроме как выслушать её и пойти прочь. Гнев и обида в ней одерживают победу чуть ли не в сухую, и Тони решает выбрать второй вариант. Она распахивает дверь настежь, и Шелби смотрит на брюнетку с широко распахнутыми глазами, будто она действительно потрясена тому, что Тони стоит перед ней; и именно в этот момент Шалифо теряет дар речи, ведь Шелби выглядит абсолютно подавленной и морально убитой: опухшие и заплаканные глаза, размазанный по лицу макияж — всё в ней кричит о внутренней тревожности и изнурённости, прямо как и в случае Тони (но только в глазах Шелби не видно ни капли гнева). Они очень долго стоят на месте и просто смотрят друг на друга. — Мы можем поговорить? — наконец решается Шелби, застенчиво и тихо, и Тони смотрит на неё с отвращением. — Я и так уже достаточно услышала. — Я не верю в то, что говорила на том видео, Тони, — обречённо шепчет Шелби, и это никак не помогает гневу в груди угаснуть, потому что Гудкинд всё равно произнесла всё это вслух, проговорила с такой широкой улыбкой на губах и мерцанием в глазах, позже лестно принимая овации и победную корону, причиняя Тони этим всем гораздо больше боли, чем кто-либо другой за всю её жизнь. Тони подытоживает для себя, что все эти разъяснения ни к чему не приведут, и именно поэтому она решает солгать, оттолкнуть Шелби настолько сильно, насколько это возможно, вместо того, чтобы стоять с ней на пороге, ругаться и рассуждать о намерениях и влиянии, ведь при обсуждении влияния Тони в очередной раз докажет себе (и Шелби), сколько же боли она ей принесла: — Я тебе не верю, Шелби. Ты должна уйти. Но эти слова срабатывают совершенно иначе: Шелби озадаченно хмурится, и слова Тони, со временем, оседают в её голове. В её глазах начинает играть какая-то неживая и бурная напряжённость, чем-то похожая на гнев, но в то же время и на суровую решимость; Тони видит, что обидела и раздосадовала Шелби своим заключением. И Тони не уверена, почему: обижена ли она потому, что Тони считает всё, что между ними было, ложью; или же потому, что Тони действительно считает, что Шелби придерживается всех сказанных на сцене суждений, а не тех, которые она неоднократно говорила прямо в губы Тони, между их долгими и медленными поцелуями. И второе прекрасно взаимозаменяет первое, так что Тони, возможно, знает, какая же Шелби на самом деле. Всё это ни к чему не приведёт; это уже не имеет никакого значения. Тони начинает закрывать дверь. Шелби впивается пальцами в деревянный косяк, предотвращая действие Тони. Брюнетка всё ещё в разы сильнее девушки, но от неожиданности и громкого звука напористой руки она шарахается, и дверь вновь открывается нараспашку, и Шелби уже внутри, и она целует Тони с такой силой и упорством, что брюнетка нелепо оступается назад, руками облокачиваясь о стоящий рядом комод. Тони так много хочет ей сказать: «прекрати; я сейчас с Риган; пожалуйста, оставь меня в покое» — но горячие ладони Шелби уже на её шее, и всё в ней такое опьяняющее и сладкое, как и было всегда, и Тони вновь забывается, теряется в моменте, стремительно опуская руки на уже такие родные бёдра, и углубляет поцелуй. Гнев мешается со страстью и неимоверным желанием, и, когда руки Шелби похотливо тянутся к краям футболки Тони, брюнетка понимает, что же на самом деле поможет ей унять эту боль и ярость, это ужасное горькое чувство жжения прямо в груди: она направит всю свою злость в другое русло, прямо как во время своих пробежек, а потом покажет Шелби, какого это — быть брошенной. Она заставит Шелби вдоволь прочувствовать, какую боль Тони испытывала все эти долгие недели после их телефонного звонка. Тони в последний раз воспользуется Шелби, а затем покончит со всем этим. Шалифо ведь прекрасно понимает, к чему всё идёт; она чувствует это по тому, как Шелби отчаянно целует её и жмётся к ней как можно ближе. Это всё — своего рода горькое прощание перед тем, как Шелби вернётся обратно к своей прежней жизни. Она намерена получить, чего хочет, а потом уйти навсегда. Тони закусывает и оттягивает чужую губу, и ногти блондинки слегка царапают загорелый живот, пока она начинает задирать мешающую ей часть одежды. Тони отстраняется и позволяет Шелби снять с себя злосчастную футболку. Шелби берёт всю ситуацию под контроль и Тони позволяет ей: позволяет затащить её в спальню, совершенно забывая об открытой нараспашку входной двери; позволяет ей прижать себя к стенке раза три по пути к нужной комнате, только чтобы вновь поцеловать, грубо, мокро и агрессивно. Шелби может кончить от всего, что Тони делает с ней в постели, но обычно она предпочитает что-то медленное, нежное и вязкое, что безумно отличается от того, что происходит сейчас; Шелби так напориста, яростна и решительна, будто в этот раз у неё действительно есть, что доказать. Тони задела её, надавила на какую-то точку в её подсознании, что вызвало именно такую, совершенно новую и неожиданную реакцию. Они падают на кровать, и Шелби оказывается сверху (впервые за все их разы), и Тони невольно задумывается о том, как была её маленьким грязным секретом на протяжении целых восьми месяцев. И раньше Тони это заводило, но теперь, чем чаще она об этом задумывается, тем больше чувствует некую горечь и разочарование от того, что никогда не могла быть инициатором их встреч. Ей приходилось ждать, пока хоть какое-то место в плотном графике Шелби освободится; пока блондинка не решит, что Тони стоит этого неимоверно опасного риска быть пойманной отцом, между этим постоянно ругаясь с Шалифо в коридорах школы. Как бы грустно это ни было, Тони весь школьный год проживала лишь в ожидании очередного секса с Шелби, терпя частые и обидные выпады её друзей, только чтобы вновь приползти к ней и заставить её кончить, не получая абсолютно ничего взамен; и именно поэтому, возможно, в их своеобразной и бесконечной войне она никогда и не выходила победительницей. Тони всё ещё целует Шелби, пальцами тянется к пуговице на шортах блондинки, и девушка охает и прерывает её, хватая за запястье свободной рукой: — Ты, — кратко выдыхает блондинка прямо Тони в губы, и брюнетка сразу понимает, о чём она, и резко отстраняется, злобно хмурясь. — Ты ко мне не притронешься, — говорит она, и, когда Шелби расстроенно опускает глаза (и выглядит она больше раздосадованной, чем удивлённой такому раскладу), Тони решает надавить с новой силой, будто вонзая нож Шелби прямо в спину. — Я была чертовски права, когда решила не доверять тебе. Нижняя губа Шелби немного дрожит, она отстраняется, садится на кровати, выпрямляя спину, и Тони на мгновение кажется, что она вот-вот поднимется с матраса и уйдёт; вместо этого блондинка лишь глубоко вздыхает, снимая с себя толстовку, и снова впивается в губы Тони. Брюнетка ничего не может с собой поделать — она блаженно стонет от неожиданной страсти и резкости, подаваясь бёдрами навстречу Шелби, при этом невольно задевая её колено. Она вспоминает о телефонном разговоре и моментально представляет, видит всю эту картинку за закрытыми веками. Она переворачивает их на кровати, прежде чем Шелби успевает хоть как-то среагировать, и расстёгивает ремень и молнию на своих потёртых джинсах; теперь у неё есть план, чёткий и простой, но в то же время безумно эффективный: кончить, а затем окончательно отшить Шелби. Так, чтобы она действительно почувствовала себя порочной, забытой и использованной, аналогично тому, как все эти восемь месяцев чувствовала себя Тони. — Снимай шорты, — диктует брюнетка, отстраняясь от Шелби, и та повинуется, тут же бегая пальцами от пуговицы к молнии. Когда Тони избавляется от своей одежды, медленно, вещь за вещью, Шелби внимательно смотрит на неё, впитывает и любуется, как настоящим произведением искусства; Тони делает всё возможное, чтобы не обращать на это внимания, пока она вновь залезает на Шелби, наблюдая за тем, как собственные бёдра медленно и тесно двигаются вперёд-назад прямо об колено блондинки. Она блаженно закрывает глаза и думает об этом, как о способе забыться, а не о том, с кем она; но Шелби присаживается, притягивает девушку ближе и припадает горячими губами к её груди, и Тони чувствует, как сбитое дыхание блондинки медленно, но верно, вторгается в её отстранённые мысли, напоминая о своём присутствии. Шелби всё ещё заводит её, не важно, как сильно она на неё обижена, и это абсолютно взаимно, ведь блондинка, время от времени, тихо стонет под ней, хотя сейчас именно она не получает абсолютно ничего взамен. За всё это время они почти ничего друг другу не сказали, и сначала Тони кажется, что так даже лучше; но потом она снова слышит в своей голове отрывки сказанных Шелби фраз на той сцене и думает, как бы надавить на Шелби посильнее; показать, насколько сильно ей нравится то самое «порочное» поведение, которое она так открыто осуждала на публике. Туманным взглядом она находит чужую кисть, хватает её как-то по-собственнически грубо и снимает с безымянного пальца серебряное кольцо, бросая его куда-то на пол; всё это — чёрствая ложь, и они обе знают это. Тони становится тошно от одного только вида этой показухи и глупости. Шелби даже не вздрагивает, просто опускает ладонь брюнетке на щёку, притягивает девушку ближе, с новой силой её целуя. — Тебе приятно? — спрашивает Тони, и Шелби не стесняется, шустро кивает, хнычет и, пока Тони извивается над ней, впивается ладонями в её бёдра, помогая контролировать движения Шалифо. Тони знает, каков уровень опыта у Шелби, ведь учиться она могла только лишь у брюнетки, и чёрт, у неё прекрасно получается; она чувствует, как быстро в ней нарастает возбуждение, и тут же грубо целует Шелби, искренне при этом беспокоясь за свою выносливость. Язык блондинки уже скользит меж её губ, и Шелби сегодня так решительна, что у Тони так и не получается должным образом от неё абстрагироваться. Она опускает свои ладони поверх Шелби, останавливая её, а затем начинает покачивать бёдрами в собственном, более медленном и развязном темпе, возвращая себе контроль над ситуацией, и это становится колоссальной ошибкой — Шелби интуитивно замедляет их поцелуй, подстраиваясь под новый темп, пока хватка на загорелых бёдрах нежно смягчается, продолжая, но уже более бережно, направлять девушку. И это вновь превращается в нечто необыкновенное и абсолютно новое, и Тони чувствует это сразу же, как руки Шелби медленно опускаются на её грудную клетку, пальцами бегая по рёбрам и томно вздымающейся груди. Правой рукой она зарывается в спутавшиеся тёмные волосы и благодаря этому притягивает девушку ближе, углубляя поцелуй, и это очень похоже на своеобразный крик души. Гудкинд вновь занимается сексом так, как нравится ей, и Тони неимоверно нежна с ней в ответ; глубоко внутри, Шалифо знает, что любит то же самое. Брюнетка слегка ускоряется и тянется к Гудкинд, хватает её за руки и протяжно стонет ей прямо в губы, разрывая долгий поцелуй. И на этот раз Шелби не смотрит на неё, не изучает её, когда она, наконец, кончает; но Тони чувствует, знает, что для Шелби это всё равно является чем-то невообразимым и волшебным. Её руки нежно скользят по чужой спине, подушечками пальцев ощущая сокращение каждой мышцы на стройном теле; блондинка тут же прижимает девушку к себе, утыкаясь носом ей в ключицу. Южный протяжный говор Шелби в разы сильнее, чем когда-либо, пока она выдыхает, с блаженной улыбкой на лице: — Ты — самое прекрасное, что я когда-либо видела, — и Тони мокнет моментально, интуитивно продолжая двигать бёдрами о колено Шелби, в это время пытаясь игнорировать подступающие к горлу эмоции, пока она прокручивает слова Шелби в собственной голове снова и снова; прокручивает все их разы в доме Тони, в спальне Шелби, в машине Шелби; их неловкие недопризнания во время телефонного разговора; проведённое время на ярмарке, весь день держания за руки и поцелуй на колесе обозрения; счастливые улыбки во время поедания пиццы и принесённой Шелби лапши; устремлённые друг на друга взгляды на выпускном, во время поцелуев с совершенно другими людьми. Пора положить всему этому конец. Им суждено было лишь только ранить друг друга. Шелби невесомо опускает руку с талии Тони на её нижнюю часть живота, и она пытается добиться разрешения вновь, хоть Тони ей уже отказала, заверяя её, что этого никогда не произойдёт. Шалифо отчаянно пытается абстрагироваться от своих чувств к Шелби не только в постели, но и вне её, ведь блондинка, выйдя из спальни, вновь наденет маску отвращения, игнорируя Тони и всех ей подобных: — Помнишь ту ночь в ванной? — спрашивает она Тони, и та послушно кивает, когда Шелби внимательно смотрит на неё. — Я всё ещё думаю о том моменте, когда в первый раз почувствовала тебя во мне, — во рту Шалифо моментально пересыхает, ведь это первый раз, когда она слышит от Шелби такие слова; на мгновение ей кажется, что Гудкинд, не церемонясь, опустит руку ниже, но она всё ещё смиренно ждёт разрешения Тони. — Я хочу, чтобы ты почувствовала себя так же, как и я тогда, — и именно в этой фразе, в этой нетерпеливой интонации она видит прекрасный шанс всё закончить; и она делает это. — У тебя ничего не выйдет, Шелби, — её голос звучит чересчур далёким и чуждым, даже сама Тони удивляется этому; она просто не узнаёт себя. Она давит сильнее, вкручивая нож глубже, добираясь до самых костей. — У тебя это никогда не получится, ведь у меня уже был прекрасный первый раз, и был он с другим человеком. Шелби глупо и часто моргает, вовсе не понимая слов Тони; будто внезапная жестокость и строгость отключили её мозг. Секунда, и на лице появляется неимоверная обида и грусть, и руки моментально падают с чужой талии, будто боясь обжечься, и блондинка за мгновение становится ужасно холодной и далёкой, прямо как голос Тони. Что-то в груди Шалифо ломается и трещит, но девушка тут же вспоминает о непростительных поступках и словах Гудкинд; о том, как блондинка играла с ней на протяжении восьми месяцев, в конечном итоге заявляясь сюда в последний раз, и только для того, чтобы кончить и навсегда распрощаться с Тони (возможно, этого последнего секса бы и не произошло, если бы брюнетка не прижала её к шкафчикам в школьной рекреации). И именно поэтому Тони решает надавить сильнее, причиняя Шелби ещё больше боли. — Не думаю, что вообще смогла бы сравнивать, — говорит она. Шелби больше не смотрит на неё; она смотрит на свои обнажённые колени, в сантиметрах от Тони. — Ведь я люблю Риган, а всё, что было между нами с тобой — абсолютно ничего не значило. — Ты не это говорила по телефону, — тихо замечает Шелби, и Тони с трудом сглатывает, но знает, что нужно продолжить; закончить всё здесь и сейчас. — Я ничего не говорила. Ты сама додумала себе того, что хотела услышать. Шелби бросает на неё острый взгляд, теперь уже полный ярости и злобы, ведь она уверена, что это сплошное враньё; Тони это видит. Блондинка оскаливается: — Если ты действительно любишь Риган больше, чем меня, то тогда почему мы всё ещё здесь? — Потому что я решила для себя, что стоит получить от наших встреч с тобой хоть что-то, прежде чем послать тебя куда подальше, — рычит в ответ Тони, вкладывая как можно больше яда в каждое своё слово, прекрасно зная, что это абсолютная ложь; они всё ещё здесь лишь потому, что Тони не может сопротивляться блондинке. — После этого ты вновь вернёшься к своей жизни в сплошном обмане, будешь отрицать всё, что между нами было. Может, ты даже присоединишься к своим друзьям и начнёшь издеваться надо мной. Ведь ты как раз осмелела уже до того, что толкаешь меня при первой же возможности, — и она видит, что Шелби начинает верить её злости, начинает понимать, что чувства между ними действительно были взаимны, но она ложно уверяет себя, что теперь со стороны Тони их больше нет. — Ты же ни за что не захочешь, чтобы люди подумали о тебе лишнего; а я, в понимании твоих друзей и родственников, прекрасный способ подпортить тебе жизнь, ведь так? Шелби отталкивает от себя брюнетку, подымаясь с кровати, и Тони будто парализует, когда она видит слёзы в больших зелёных глазах: — Ты тоже не ангел, Тони. И ты ничего не знаешь о том, что происходит в моей жизни. Тони больше не хочет этого слышать: — Извини меня, ты что, забыла про то, как ты вышла на ёбаную сцену и сказала на всю аудиторию о том, что мне стоит пройти курс конверсионной терапии? — И ты действительно думаешь, что я верю в это всё? — ошеломлённо и обиженно отвечает Шелби. — В нашу первую ночь я сама к тебе полезла. — Так скажи это вслух, — Тони бросает ей вызов, и она взрывается. — Я лесбиянка! Мне нравятся девушки, и только девушки, Тони. Мне сказать или сделать что-то ещё, чтобы для тебя это стало понятней? У меня, вообще-то, есть семья. Тони тяжело сглатывает и бледнеет, пока её голос звучит слабее и тише, чем обычно, когда она проговаривает, спотыкаясь чуть ли не на каждом слове: — Ты переборщила. То, что ты сказала там… эта хуйня ранит людей, Шелби. Это неправильно и непростительно. Ты стояла там, улыбалась и несла эту ахинею настолько убедительно… И, блять, ты ведь могла просто сказать какую-то общую хуйню, что-то типа: «я не согласна с таким образом жизни, гомосексуальность идёт против природы» — и это бы всё равно было ужасно, и я бы всё равно обиделась, но я бы тебя хотя бы поняла. — Речь не о тебе, Тони. Этого было бы не достаточно, — говорит Шелби и часто моргает, пока слёзы безостановочно текут по её щекам. Тони смущённо смотрит на неё: — Я ничего не понимаю, Шелби. У тебя ведь всегда есть выбор. Шелби закатывает глаза: — Нет. У меня нет выбора, — она суетливо ищет разбросанную по комнате одежду, и Тони смотрит, как она дрожащими руками подымает с пола серебряное кольцо. — У тебя есть выбор, Шелби, — настаивает Шалифо и изо всех сил пытается проявить сочувствие, лишь на мгновение, ведь Шелби права: в её жизни полно вещей, о которых Тони ничего не знает, даже если она думает, что догадывается и понимает их. — Я знаю, что у тебя возникли некоторые проблемы с отцом, но, в конце концов… — Некоторые проблемы?! Ты понятия не имеешь о том, что говоришь, Тони. У меня не было, нет и никогда не будет никакого выбора, — снова заявляет Шелби, и Тони молчит, наблюдая, как Шелби заканчивает одеваться. Она вытаскивает что-то из своей сумочки и бросает это на кровать Тони; брюнетка узнаёт ту самую брошюру, которую вручил ей Дейв после занятия по фитнесу. — Я соврала своему отцу насчет тебя, я купила нам с Эндрю эти тупые кольца, я сказала всё это на сцене, но этого оказалось не достаточно; он в любом случае не хочет рисковать. Я уезжаю туда на целое лето. И я ничего не могу изменить. У меня нет выбора. И сегодня я просто попыталась хоть что-то исправить, — она замолкает, и Тони видит, как дрожат её руки и губы, когда она утирает слёзы тыльной стороной ладони. — Говорю так, будто тебе есть до этого какое-то дело; ты ясно дала мне понять, что тебе абсолютно всё равно. Я рада, что ты получила от меня всё, что хотела. Прощай, Тони. Она быстро уходит, и Тони подымается с кровати, пытаясь догнать девушку, но застывает посреди комнаты, слыша, как захлопывается входная дверь; Тони понимает, что она всё ещё раздета. Она возвращается на кровать, наконец осматривая лежащую на скомканном одеяле брошюру. Она открывает её, рассматривая глянцевые страницы внутри, и понимает, что не может дышать. «Путь Божий» — не просто какой-то сектантский библейский лагерь, как ранее думала Тони. Отец Шелби отправляет туда свою дочь, чтобы её исправить. Тони не может сдержать слёз, они затуманивают ей зрение, текут по щекам и капают прямо на тонкие страницы. Тони больше не видит букв. Она чувствует себя такой сукой и мразью, и понимание того, что она наговорила и наделала с Шелби, заставляет её захлёбываться слезами ещё сильнее.