say it out loud (i see right past you)

На следующее утро Тони просыпается с невыносимо сильным похмельем и, пока потягивается, вспоминает о событиях прошлой ночи; паника заполняет вялое и изнурённое после алкоголя тело, и Шалифо тянется к лежащему на тумбочке мобильнику. Сообщения Фатин, в которых девушка сердечно обещает, что никому ничего не скажет, немного успокаивают брюнетку. Она знает, что Шелби от такой информации безумно бы напугалась. С чего это Тони вообще должна переживать? Она давно открытая лесбиянка, которая спала с девушкой, с которой вечно ругается в коридорах школы; что в этом такого? Так бы подумал человек со стороны, безусловно, но ситуация гораздо более серьёзная и сложная. Тони безумно сочувствует Шелби, не хочет, чтобы её секрет был раскрыт без ведома и согласия самой Гудкинд; это приведёт к ужасным последствиям, где всё общество Шелби мигом отвернётся от неё, а остальные будут издеваться над ней за её двуличие и лицемерие. Даже если родители Шелби примут свою дочь такой, какая она есть, вряд ли блондинка сможет справиться со всеми трудностями каминг-аута, имея только одного близкого друга рядом с собой. Возможно, этим другом будет являться именно Бекка, но Тони уверена, что у той тоже ужасно религиозные и сумасшедшие родители. И кто знает, что бы с Шелби сделала её церковь, даже если бы и разрешила ей остаться и посещать еженедельные мессы; Тони понимает, насколько это важно для Шелби. В добавок к этому, у неё складывается целая карьера, основанная на конкурсах красоты, которая, в случае Шелби, тоже является безумно религиозной. Почти все аспекты жизни Шелби потерпят крах, и блондинка вряд ли сможет справиться с этим в одиночку. Помимо того, что Тони беспокоится о Шелби и её моральном состоянии (и Шалифо боится себе в этом признаваться), ей немного неловко и стыдно из-за того, что она чувствует всё это именно к Шелби. Гудкинд совершенно далека от девушек, подобных Риган и Фатин, и это очевидно; в этом нет ничего такого, но все точно начнут смеяться над тем, что Тони по уши влюблена в ту… В ту, кто теперь даже и видеть её не хочет, кто проживает именно такую жизнь; и Тони сейчас точно не готова к тому, что случится дальше, узнай все, что Шалифо вроде-как влюбилась в Шелби Гудкинд, которая её в конечном итоге отшила. Фатин, на самом деле, восприняла это нормально; не издевалась и не смеялась над её чувствами. Джадмани провела большую часть ночи обнимая Тони, обзывая отца Шелби и отшучиваясь тем, что теперь в её глазах Шелби — главный секс-символ школы, ведь она по девушкам. Они не говорили о лете Шелби, и Тони безумно благодарна за это; она старается не думать об этом слишком часто, ведь в таком исходе событий она винит только себя. От мыслей о том, через что прошла Шелби в этом лагере, Тони каждый раз начинает плакать. Шалифо становится стыдно за прошедшую ночь, учитывая то, что это всё произошло в день рождения Фатин, поэтому она отправляет девушке пару сообщений с извинениями; Джадмани отвечает сразу же, просит Тони «заткнуться нахуй» и никогда не просить за такое прощения, ведь Фатин, в отличие от Тони, хороший человек. Она понимает, что ей, вероятно, стоит рассказать всё Марте, ведь об этом уже знает Фатин, но она не может. Фатин способна никогда не упоминать Шелби, видя и чувствуя, что Тони искренне не желает это обсуждать; и Шалифо благодарна тому, что между ними за столько лет общения появилась эта эмоциональная связь. Но с Мартой она живет, общается с ней каждый день, и девушка точно захочет того, чего, на самом деле, в глубине души хочет и Тони, а это: сесть и поговорить, разобраться во всём, принять какое-то решение. И Тони, если честно, морально к этому совершенно не готова; она лучше пробежит разом десять километров, а потом разобьёт пару торшеров и сделает дыру в стене, нежели согласится на сеанс терапии с Мартой, где она выльет ей душу и расскажет о своих чувствах к Шелби. Которая, к слову, не может находиться рядом с Тони, потому что та для нее является «тягой». Тони так бесит, что Шелби сказала это вслух, завуалированно имела ввиду, что: «Я не могу находится рядом с тобой, потому что я боюсь, что, будь ты рядом, я очень захочу заняться с тобой сексом». И после этого она действительно думает, что Тони, чёрт возьми, смирится с этим? Не будет прокручивать это каждый день в своей голове, что подогреет её собственные желания? От таких формулировок Тони в очередной раз чувствует себя никчёмно брошенной, потому что Шелби, вроде как, хочет её слишком сильно, но в то же время недостаточно для каких-либо перемен. Да ну нахуй эту Шелби за это всё, а ещё и за то, что дала Тони понять, что она даже не вторая в её списке (если учитывать слова Шелби, то она там только пятая), что в очередной раз подтверждает мысли Шалифо о том, что она ничтожна и никому не нужна. Она слоняется по школе ещё около недели, пока учитель по истории не задаёт им выполнить проект в командах по три человека. Фатин тут же хватает Тони и Шелби под подмышки, и именно в этот момент Шалифо решает, что Фатин в разы хуже Марты, и собственное признание во время алкогольного опьянения ей ещё аукнется. Сначала она думает, что план по примирению от Фатин не сработает, потому что, естественно, Шелби попытается всеми способами отказаться от совместной работы. Но план, в итоге, работает, и Тони довольно быстро догоняет, что всё складывается так хорошо лишь потому, что Шелби уверена в том, что Фатин ничего не знает. У Шелби есть несколько вариантов отказаться от работы втроём: она может попросить выполнять проект в одиночестве, поменяться с кем-то командой, принести записку от отца, где будет сказано, что Шелби не будет работать в одной команде с Тони. Но дело в том, что все эти действия невольно наведут на подозрения, на бесконечные расспросы от Фатин, которая безмерно рада работать над проектом с хорошей подругой и девушкой, которая в прошлый раз помогла ей заработать пятерку с двумя плюсами. Именно поэтому Фатин бы взорвалась и донимала бы Шелби вопросами, если бы та резко отказалась от работы, безо всяких на то объяснений. Плюс к этому, Шелби стоит потерпеть лишь пару встреч после школы в течение двух недель. Над проектом они работают дома у Фатин, строят макет достопримечательности и делают по ней презентацию в PowerPoint. Коллективно они останавливаются на Эйфелевой Башне, и Фатин отшучивается, заявляя, что это одна из поз в камасутре. Шелби почти не контактирует с Тони, жмётся к Фатин и соглашается работать с ней над презентацией, тихо заключая: — Я думала, что ты меня теперь ненавидишь, — она безумно стесняется, хоть, и по словам Фатин, Тони помнит, что Шелби сама не особо большой поклонник Джадмани. — Не недооценивай меня так, Шелби, — говорит Фатин, пока Тони сидит спиной к ним обеим, приклеивая палочки от мороженого и зубочистки к деревянной основе, пока девочки ищут материал для презентации. Шалифо закатывает глаза, когда слышит, как Фатин продолжает, слегка подозрительно, — это понятно, что большая часть сказанного тобой — наставления твоего бати. Все мы делаем то, чего хотят родители. Обидно конечно, что ты сказала это, но что теперь поделаешь. Шелби на мгновение замолкает, и Тони чувствует на себе пристальный прожигающий взгляд: — Ты делаешь всё не так, — внезапно заявляет Шелби. — Вообще-то так, — рефлективно грубо отвечает ей Тони. — Всё сейчас развалится. Её тонкая и высокая башня внезапно проседает и наполовину рушится, и Тони рычит, бросая палочку от мороженого куда-то на стол: — Тогда, блять, сама разбирайся. — Хорошо, я одна справлюсь с презентацией, — настойчиво предлагает Фатин, и Тони очень хочется её придушить. Шелби, с некой неуверенностью, аккуратно присаживается на стул рядом с Тони, проговаривая: — Нужно уплотнить основание, сделать его пошире, — и Тони чувствует, как Фатин уставилась на их спины; Шалифо хочет развернуться и показать ей средний палец, дать понять, что Джадмани тут бесполезна, что она ни капли ей не помогает, что она никакая не сваха и это не романтический фильм, где Тони стоит лишь чуть больше постараться, побороться за свои чувства. И брюнетка ни в коем случае не сдаётся, но она понимает, что Шелби пережила нечто безумно травмирующее её мозг, что повлияло на её восприятие и поведение; Тони вряд ли сможет одним разговором поменять мнение человека, которому на протяжении всего лета «промывали мозги», так что все действия Фатин являются на данный момент лишь пыткой для обеих. Шелби не смотрит на Тони, но Шалифо чувствует теплоту сидящей рядом блондинки, которая показывает ей, как правильно оформлять макет. Они сидят безумно близко друг к другу, и Тони внимательно смотрит, как тонкие пальцы Шелби ловко управляются с работой; сердце бешено бьётся в груди, пока она думает, вспоминает о том, как те же самые пальцы скользят вниз по её животу, готовые двигаться дальше, как только Тони скажет «да». Фатин вдруг начинает: — Ребят, вы, может, проголодались? Я могу сходить за едой, — и на этот раз Тони слегка поворачивается на стуле, украдкой смотря на Фатин. «Скажи что-нибудь» — губами произносит Фатин, пока Шелби не поворачивается вслед за Тони. Шалифо отрицательно качает головой, и Фатин в этот раз отмалчивается, понимая, что Шелби всё видит. — Ты хочешь пойти куда-то? — спрашивает Шелби как-то тревожно, но Фатин подымается с кровати, будто она уже решила всё без них; Тони понимает, к чему всё это. — Да, я вернусь минут через двадцать. Хотите чего-то конкретного или мне вас удивить? — Мне без разницы, — бормочет Тони, а затем слегка хмурится, — хотя... сходи в Chick-Fil-A, — ведь она знает, что это любимый фастфуд Шелби; она тут же чувствует внимательный взгляд блондинки на своей щеке. Фатин кратко смеётся: — Это конечно не в твоём стиле — давать деньги шовинистам, ну ладно. Шелби дёргается, а потом отворачивается обратно к макету, пока Тони пожимает плечами. «Поговорите вы уже» — губами тараторит ей Фатин и уходит. Тони соскакивает со своего места сразу же, как они остаются наедине, делает глубокий вдох, пока расхаживает вокруг большой кровати, отодвигаясь от Шелби на достаточно приличное расстояние: — Блять, эта Фатин... — сердито бормочет себе под нос Тони, замечая на себе краткий взгляд Шелби. — Ты в порядке? — тихо спрашивает её Гудкинд, и Тони подымает взгляд от пола. — Почему я должна быть в порядке, Шелби? — огрызается она. — Всё хуйня. — Просто стоит немного усердней попытаться, — говорит Шелби, глядя на беспорядок на письменном столе; Тони хмурится, пытаясь понять: действительно ли Шелби настолько глупа, что думает о дурацком макете, или она просто притворяется, потому что не хочет говорить с Тони, понимая, что этим они доберутся до той самой правды. Тони присаживается на кровать, сохраняя дистанцию, пока Шелби возвращается к работе над макетом; каждая чувствует неловкость и тяжесть в воздухе. Тони понимает, что для них это в новинку, и именно поэтому им обеим так неудобно; раньше, когда они оставались одни на какое-то время, они занимались сексом. Исключением послужил только тот раз в спальне Тони, когда брюнетка учила девушку танцевать. Месяцев пять назад, они бы вцепились друг в друга, срывая одежду, сразу же, как Фатин вышла за порог. Тони нервно сглатывает, зная, что не может думать об этом сейчас, в присутствии Шелби, но всё её тело горит. Она скучает по этому... скучает по Шелби. — Так твой отец теперь доверяет тебе? — наконец спрашивает она, заполняя хоть чем-то это неловкое молчание. — Раз уж ты здесь сегодня. Шелби кажется достаточно восприимчивой к данной теме; она не поворачивается в сторону Тони, пока монотонно говорит: — У меня на телефоне теперь есть приложение для отслеживания, и я соврала ему, что работаю над проектом только с Фатин. Мне пришлось показать ему домашку, чтобы он убедился в том, что только поэтому я иду к ней домой. А ещё он не знает, что Фатин тоже нравятся девушки; иначе бы он меня сюда не пустил. — Ох, вот оно как, — Тони нервно кусает внутреннюю сторону щеки, думая о том, какие ещё темы они могут обсудить до прихода Фатин; пока они разговаривают, Тони отвлекается от неловкого сексуального напряжения между ними. Шалифо старается продолжить, проверяя, позволит ли ей блондинка. — Чем ты занималась, когда ты... во время летних каникул? — аккуратно спрашивает она. — Чему тебя там научили? Шелби поворачивается в сторону Тони, и девушка видит в глазах Гудкинд, что она действительно хочет поговорить об этом. Почти: — Я же уже говорила тебе, — вместо этого уклончиво заявляет она. — Не всё. — Почему тебя это волнует? Тони медлит с ответом, придумывает что-то нейтральное, чтобы не выпалить то, что она переживает и волнуется за Шелби; она кратко вздыхает, заключая: — Потому, что я должна знать своих врагов в лицо. — Они тебе не враги, Тони, — говорит Шелби, и Шалифо чувствует, что девушка этому действительно верит. — Этому они меня и научили. Просто у них другое представление о ценностях. Звучит, как какой-то шифр, которого Тони не может понять; она чувствует, как в груди нарастает гнев: — То есть, ты имеешь в виду, что у меня отсутствует понятие моральных ценностей? Спасибо за честность. Щёки Шелби моментально розовеют: — Нет... я не это хотела сказать. Просто... это другой взгляд на мир. Альтернатива. — Альтернатива, в которой ты не являешься самим собой, — вмешивается Тони, и Шелби вздыхает. — Нет, это выбор. Выбор, где ты следуешь за Господом. Где ты сохраняешь свои чувства, но не показываешь их. Я не хочу ругаться с тобой по этому поводу, Тони. Но Шалифо всё равно продолжает напирать, не в силах сдерживать свой гнев, пылающий в груди: — Я уверена, что твой этот Господь не делал ничего из тех вещей, которые, я уверена, хочет от тебя отец; вещи, которые ты, по его советам, будешь делать с Эндрю. Шелби поджимает губы, и Тони видит, как крепко её ладонь сжимается в кулак, пока она держит палочку от мороженого. На безымянном пальце всё ещё красуется то самое кольцо. Тони невольно вспоминает, как сняла его и выбросила в сторону, пока Шелби тянулась к ней ближе, за очередным поцелуем. — Хватит уже, Тони, — и Шалифо кажется, что где-то внутри всё ещё осталась та самая Шелби, но она понимает, что сейчас Тони не тот человек, который способен пробраться в эти дебри, чтобы спасти её. Она помнит, что Шелби сказала ей, что она недостаточно хороша, что она не чувствует к ней чего-то настолько сильного, что поможет ей вернуться. Шелби нужен кто-то, кого она любит; ради кого она готова всё бросить, кто сможет дать ей верные и исполнимые обещания, и Тони в лишний раз чувствует себя прекрасным образцом того, что она достойна только плохого. Она хороша лишь в злости и боли: — Ты всё равно встретишь какую-нибудь девушку, Шелби, — начинает давить она, — которая убедит тебя отказаться от всей этой церковной белиберды. Ты не сможешь притворяться и прятать себя так долго. — Я не лгу себе, Тони, — цедит сквозь зубы Шелби. — Я знаю, кто я такая, и я также знаю, кем я хочу быть. Хватит притворяться, что тебя это волнует. Я прекрасно понимаю, что это всё — очередной цирк, чтобы ты вновь попыталась доказать свою правоту, чтобы повесить всю вину на мою веру... Тони не может больше терпеть; она срывается, крича то, чего не хотела произносить вслух: — Ты, блять, что, шутишь? — Шелби удивлённо моргает и полностью застывает от резкого возгласа, будто в глубине души понимая, что все ранее сказанные обвинения в сторону Тони — полнейший бред; в её взгляде видно, что она не ожидала того, что у Тони хватит смелости сопротивляться, как было тогда, в машине, где Тони просто отпустила её, промолчав. — С тех пор, как ты уехала, мне было пиздецки плохо, Шелби. У меня нет аппетита, я постоянно плачу, постоянно виню себя в произошедшем, и мне в разы хуевей от того, что я ничем не могу тебе теперь помочь; что я не могу вытащить тебя из этого ужаса. Блять, если бы я знала, что произойдёт после, я бы ни за что в жизни не наговорила бы той лживой хуйни в спальне. Это всё было ложью. Абсолютно всё. Шелби выглядит так, будто всё это — последнее, чего она ожидала услышать от Тони; она даже не знает, что следует на это отвечать, что делать с полученной новой информацией. Наконец, она опускает взгляд в пол, заключая: — Не думаю, что тебе сейчас следует говорить мне такие вещи, — и говорит она очень тихо, медленно, будто тщательно подбирая слова. Тони чертовски расстроена; она изливает душу впервые в жизни, но создаётся ощущение, будто говорит она с непробиваемой кирпичной стеной: — Ага; нахуй мои чувства, верно? — цедит она в ответ, и Шелби закрывает глаза. — Я не думала... — Ну естественно. Шелби распахивает глаза и сердится, что Тони перебивает её: — Я не думала, что ты так сильно за меня волнуешься. — Я думала о тебе каждый день, — заставляет себя признаться Тони, и Шелби замолкает, закрываясь и уходя в собственные мысли; она опускает взгляд на трясущиеся руки, будто боясь посмотреть на Шалифо. Брюнетке вдруг становится безумно неловко, и она жалеет обо всём, что сказала в эти двадцать минут; уж лучше бы они просидели тут в полнейшей тишине, страдая от смущающего напряжения. Наконец, Шелби отворачивается, и Тони внимательно наблюдает за тем, как Шелби собирает свои вещи: — Ты что, реально уходишь? — ошеломлённо спрашивает она, пока Шелби быстрым шагом выскакивает из комнаты, спускаясь по лестнице. Тони слышит, как она, торопясь, оступается на ступеньках, и слышит что-то похожее на плач; она не успевает проследовать за Гудкинд, слыша, как захлопывается дверь. Фатин возвращается домой минут через десять после ухода Шелби, и, заметив плачущую в одиночестве Тони, быстро ставит напитки и бумажные пакеты на комод. Она слишком мила и нежна; подбегает к Тони с неимоверной скоростью, падает ей в ноги, прямо перед кроватью, заглядывая в зарёванные карие глаза, утирая щёки большими пальцами: — Что случилось, Тони? Тони, резко и безо всякого предупреждения, прижимается к губам Фатин своими, лишь для того, чтобы почувствовать хотя бы что-то. И поначалу, скорее инстинктивно, Фатин отвечает на поцелуй, пока всё её тело не начинает напрягаться; она отстраняется, отчуждённо и злостно смотря на Тони. — Тебе лучше стоит уйти, Тони, — говорит она ей слегка расстроено и разочарованно, но Шалифо просто не оставляет ей другого выбора. Пока брюнетка в спешке собирает свои вещи, она в лишний раз задумывается о том, что это к лучшему: если от неё отвернутся все её друзья, все хорошие люди вокруг, никто не помешает ей полностью себя разрушить.