say it out loud (i see right past you)

Тони мучается с выбором универа очень-очень сильно. Она хочет поговорить с Шелби, но не может найти той минутки на переменах, когда рядом с блондинкой не расхаживает Эндрю; во внеурочные часы Шелби сидит дома под присмотром отца, и только по выходным она посещает церковь и очередные конкурсы красоты (и Тони не может заявиться ни туда ни туда, ведь её сразу распознают, отчего проблем станет ещё больше). Она бессильна, а дедлайн на решение, в какой же университет идти, надвигается все ближе и стремительней. Все уже определились: Марта остаётся в городе, Рейчел тоже, согласившись поступать на плавание в Аграрно-Технический; Дот, Нора и другие из общего круга тоже определились с направлением и университетом, в который они поступят. Тони единственная, кто ещё не определился. Порой она всё же решается пойти туда же, куда Шелби с Рейчел; универ ей не особо нравится, но она готова пойти туда ради блондинки. Но потом она тут же вспоминает Шелби, ревущую на пассажирском сидении, которая умоляет её уехать учиться в Калифорнию, и Тони настигает настоящая дилемма: всё же в Калифорнийском с ней будет ещё и Фатин. Если бы не Шелби, то принять решение было бы проще простого, но Тони не уверена в том, что будет счастлива в Калифорнии, если оставит Шелби здесь одну; именно поэтому Тони хочет не покидать Техас и попытаться всё наладить. Возможно, всё пойдёт совершенно не так, как Тони того хочет, но они, по крайней мере, будут продолжать пытаться; и, возможно, всё изменится, когда Шелби съедет с родительского дома. Тони думает о Шелби, живущей в общежитии в том же кампусе, что и Тони, и у блондинки будет возможность делать с Тони всё, что та захочет, прямо как тогда, на ярмарке. Тони знает, что Шелби всё же стала самостоятельней, но это ещё не показатель того, что, без отца рядом, она вновь не испугается и не оттолкнёт от себя Тони, решая выйти за Эндрю. Шелби всё ещё боится остаться одна, без семьи, если она выберет Тони, но в университете она хотя бы сможет свободно делать этот выбор, общаться с Тони безо всякого страха быть пойманной. Они будут видеться, возможно и выпивать на вечеринках, а после возвращаться в кампус вместе, падая на кровать в полном забвении; Тони хочет показать, насколько это прекрасно, если у неё будет шанс. Она решает, что пойдёт в Аграрно-Технический. Но каждый раз, когда она думает об этом раскладе вещей, то в голове сразу появляются неутешительные картинки того, как она заходит в комнату Шелби, а та говорит ей, что, безусловно, любит её, но не может быть с ней; и после этого Тони приходится слоняться по кампусу, каждый день видя Шелби лишь издалека. Это похоже на пытку; Эндрю навещает её на выходных, и они целуются прямо в холле кампуса, и это вновь повторяет все события в их школе. И Тони уже действительно мечтает просто съебаться в Калифорнию, где каждая вторая будет драться за Тони и её невероятные навыки в постели (слова Фатин, не более). В добавок к этому, от мыслей, что она будет проводить всё своё время в толерантном, прогрессивном штате, в хорошем и уютном кампусе, по вечерам зависая на солнечном пляже за сёрфингом, у Тони на душе становится неимоверно легко и спокойно. Она решает, что всё-таки пойдет в Калифорнийский. Неопределённость мучает её настолько, что она заявляется домой к Шелби в ночь пятницы. Она похожа на умалишённую, проскакивая через забор и прячась в кустах, а потом залезая по железной решётке у дома так, будто она в пьесе ебаного Шекспира. Так она попадает на второй этаж, прямо на балкон комнаты Шелби. Она кратко и глухо стучит в стеклянную дверь, и Шелби в страхе поворачивается в её сторону и мигом соскакивает с двуспальной кровати. Заспанные глаза замечают Тони, отчего тут же широко и удивлённо распахиваются, и Шелби мигом отходит ото сна. Тони подносит палец к губам, прося Шелби молчать и не реагировать на внезапный ночной визит, и Шелби смотрит на неё с некой опаской, будто девушка напротив неё действительно сошла с ума. Тони не может поверить, что это взаправду. Шелби подходит к стеклянной двери, приоткрывает её и по-кошачьи шипит: — Тони, какого х… лешего ты здесь делаешь? Ты хоть представляешь себе, что будет, если мои родители…? — Представляю, — шепчет Тони, и её щёки горят; ей очень неловко за содеянное, но пути назад нет. — Пожалуйста, дай мне шанс. Мне очень нужно с тобой поговорить. — Я не могу, — начинает уж было Шелби, но Тони хватает её за запястье, заставляя блондинку остановиться и посмотреть ей в глаза. — Прошу, Шелби. Это в последний раз. Шелби быстро оглядывается через плечо, а затем, тихо и почти невесомо, произносит: — Ты должна вести себя очень тихо. Тони облегчённо вздыхает, когда Шелби приоткрывает дверь пошире и разрешает ей пройти внутрь тёмной комнаты. Привыкнув к отсутствию даже малейшего освещения, Тони замечает брошюру «Божий Путь» на комоде, рядом с которым сидит та самая киска с нимбом, которую Тони выиграла на ярмарке. Шелби присаживается на край кровати, глубоко разглядывая стройную фигуру Шалифо, и невесомо шепчет: — Чего такое, Тони? — Я мечусь между двумя универами, — начинает Тони, и Шелби озадаченно вскидывает брови, удивляясь тому, что именно по этой причине Шалифо решила ворваться в комнату Шелби посреди ночи, сильно рискуя быть пойманной; Тони замечает удивление и негодование в зелёных глазах и тут же, торопясь, начинает тихо тараторить. — Просто выслушай. Меня зовут в Аграрно-Технический, куда пойдете вы с Рейчел, и в Калифорнийский, куда уже взяли Фатин. Шелби ошеломлённо моргает: — Тебя взяли в университет в Техасе..?! — Ага, — Тони тяжело сглатывает. — Рейчел уже согласилась быть моей соседкой по комнате, если я буду учиться в Аграрно-Техническом. — А если ты выберешь Калифорнийский… — медленно тянет Шелби, кусая губу и опуская взгляд на свои коленки, и продолжает, отчаянно пытаясь скрыть некую обиду и горечь, — там будет и Фатин. — Которая уже точно согласилась жить со мной, если я поеду учиться туда, — признаётся Тони, зная, что это немного заденет Шелби, но девушка надеется, что это в какой-то мере сможет повлиять на выбор Гудкинд. — Что ты хочешь от меня услышать? — спрашивает Шелби, будто она до последнего не понимает мотивов Тони, и кареглазая тихо вздыхает, настраиваясь, и решается, наконец, сказать всё, что хотела. — Я хочу, чтобы ты заставила меня остаться, — она делает весомую паузу, томно сглатывает, внимательно рассматривая сверкающие зелёные глаза, — если ты этого действительно хочешь. — Я… — Шелби растеряна; она изо всех сил старается не смотреть на Тони, нервно отнекиваясь, — я же уже говорила тебе, что… — Нет, Шелби, я серьёзно, — прерывает её Тони, качая головой. — Подумай над этим. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что у нас действительно есть шанс, — она закрывает глаза, переводя дыхание, и тянется к уже такой знакомой брошюре на комоде и берёт её в руки. — Ты веришь во всё это или веришь в меня? Шелби просто глупо и часто моргает, выглядя безумно потерянной: — Тони, я… я не знаю, как… — она останавливает себя, и Тони кажется, будто Шелби всю скручивает от боли, пока та запускает пальцы в светлые волосы, — почему ты просишь меня принять такое решение? Это ведь не моя жизнь, я не хочу… — Потому что я доверяю тебе, — говорит ей Тони, двигаясь ближе и откладывая брошюру обратно на комод. — Если ты скажешь мне, что сможешь выбраться из этого ужаса, спастись от такой жизни только если я останусь, то я так и сделаю. Я тебя не брошу. — Почему? — спрашивает Шелби, и Тони тихо смеётся. — Шелби, ты же прекрасно знаешь, почему. Даже в кромешной тьме Тони видит образовавшийся румянец на чужих щеках и тепло в изумрудных и таких больших глазах: — Я не могу принять решение за тебя, Тони. — А я и не прошу тебя принимать за меня решение, — говорит Тони, — просто прошу поделиться со мной, — она нервно сглатывает, прекрасно зная, как трудно ей дадутся последующие слова; но ведь кто-то должен, наконец, сделать этот первый шаг. Именно поэтому она подходит к Шелби, усаживается на кровать рядом с ней, внимательно смотря ей прямо в глаза, продолжая. — Давай я скажу тебе, чего я на самом деле хочу. — Хорошо, — говорит Шелби, очень и очень тихо. — Я хочу, чтобы мы могли с тобой общаться. И быть честными друг с другом. И… блять, наконец-то разобраться с нашими отношениями, без избегания друг друга. А ещё я хочу, чтобы ты сказала, что ты чувствуешь, Шелби. Просто скажи мне, и мы с этого и начнём, — она вновь сглатывает, переводя дух. — Если я скажу тебе первой, это поможет? Шелби закрывает глаза и прикусывает губу, и Тони видит весь страх сомнения на её лице и точно знает, что сейчас происходит в голове блондинки, ведь она чувствует абсолютно то же самое. Они не смогут больше игнорировать это чувство, как только скажут это вслух. Тони не получает от неё никакого согласия или обещания, но она всё же продолжает идти напролом: — То, что я чувствую к тебе, безумно похоже на твоё описание любви, о котором я тебя спрашивала на новогодней дискотеке. Я чувствую всё, что ты мне тогда сказала, будто ты всегда рядом, но я не могу тебя спасти, и мне плохо от этой безысходности. Будто всё идёт не по плану. И если ты испытываешь те же чувства ко мне, я хочу знать, чтобы… — Да, Тони, — бормочет Шелби, будто не может себя сдержать, будто она не способна больше бороться с этим молчанием. Тони кажется, будто груз падает с её плеч и она, наконец-то, может свободно дышать. — Я чувствую это к тебе так… долго. Я почти призналась тебе в любви, когда мы приехали с ярмарки, — признаётся Шелби, и у Тони начинает кружиться голова. Это было так невероятно давно. — Я думала о тебе всё лето. Я даже написала тебе письмо в первую неделю лагеря, — Шелби останавливается, будто вспоминая, — злое, чёрствое и яростное; но я помню, что писала о том, какая же я глупая, думая, что ты сможешь полюбить меня в ответ. — Я не получала никакого письма, — говорит Тони, чувствуя себя немой, когда Шелби начинает смеяться, закрывая глаза. — Да, вожатые-пасторы нашли его в моём чемодане под одеждой и изъяли его, угрожали мне, говорили, что если найдут ещё одно такое, то доложат всё родителям. Они велели не писать о тебе ни слова, даже в негативном ключе. Тони даже не замечает, как двигается ближе, глотая каждое слово блондинки, пока Шелби не опускает взгляд на её губы: — А я летом писала тебе записки, — говорит Тони, отчаянно заставляя себя сконцентрироваться лишь на глазах Шелби, которые забавно и внезапно расширяются от приятного удивления. — Да? Тони кивает: — Каждый день писала. — И как много? Тони отворачивается и вскидывает плечами, поджимает губы, заведомо зная, что Шелби будет её за это дразнить: — Ну, я занималась этим почти всё лето и писала примерно по три записки в день. Так что можешь сама посчитать. Но Шелби и не собирается её за это дразнить; она выглядит невероятно очарованной и тронутой от такого: — А где они? Я могу их почитать? — Я их сожгла. Шелби кратко кивает, будто она не так уж и удивлена такому исходу, и Тони скрывает подступившую к губам улыбку, внимательно слушая Шелби: — А можешь рассказать, что ты в них писала? Тони откидывается назад, опираясь ладонями о мягкий матрас, стараясь вспомнить что-то примечательное. Некоторые из самых запоминающихся записок приходят ей на ум сразу же: — Что я скучала по тебе. Что ненавидела твоего отца. Что я думала, что влюбляюсь в тебя, — она делает паузу, замечая, как внимательно Шелби наблюдает за ней; она наклоняет голову ближе, добавляя. — Некоторые из них были неприличными. Шелби улыбается этому заявлению, и Тони продолжает. — Я пыталась составить список вещей, которые знаю о тебе. Я писала тебе о любви. А ещё о том… — она останавливается, чувствуя, как начинают гореть щёки, — как я жалею, что не разрешала тебе ко мне прикасаться, — Тони замечает, как Шелби резко вздыхает, приковывая взгляд к глазам Шалифо, и та пытается продолжить говорить, чувствуя, как температура в комнате начинает подниматься. — А ещё я писала о том, как мне нравится твоя красивая улыбка, — Шелби быстро моргает и отворачивается от Тони, будто что-то не так; Шалифо хмурит брови. — Что такое? — Ты ещё многого обо мне не знаешь, Тони, — бормочет Шелби. — У меня далеко не красивая улыбка. Тони вспоминает о том самом ретейнере, который постоянно находится у Шелби во рту, и слегка удивляется реакции Шелби; возможно, кто-то заверил Шелби в том, что это очередная порочность и уродство, которого нужно стесняться: — Очень красивая, Шелби, я серьёзно. С твоими зубами всё будет в порядке, если ты будешь вытаскивать свой ретейнер в течение дня. — Я пользуюсь ретейнером по другой причине, — говорит Шелби, — у меня нет двух зубов. Они так и не выросли после того, как выпали молочные. Поэтому я ношу протезы, пока мне не сделают операцию. — Мне всё равно на это, Шелби, — говорит ей Тони. — Для конкурсов красоты это считается уродством, — говорит Шелби, и Шалифо вновь внимательно оглядывает большую спальню, замечая, как сильно Шелби укоренилась в этом мире подиумов, где даже мелочи должны быть идеальными, безо всяких изъянов. — Твой отец и лагерь внушили тебе, что со мной ты будешь одинока и несчастна? — вспоминает Тони. — Вот такая жизнь похожа на несчастную и одинокую, — она останавливается. — Создаётся впечатление, будто они специально гнобят и выводят тебя только ради какого-то ржавого и дешёвого трофея. — А что, если я брошу всё ради тебя, а потом мы расстанемся? — внезапно спрашивает Шелби. — Тогда ты найдёшь ещё одну чудесную девушку, с которой тебе будет в разы лучше, чем уничтожение себя с Эндрю, — говорит Тони. — И я лучше останусь здесь и мы расстанемся через год, нежели уеду, а ты останешься тут, одна, продолжая притворяться той, кем на самом деле не являешься, — она пожимает плечами. — Извини, Шелби. Я уже всё решила для себя. Так что конечный выбор остаётся за тобой: все наши сегодняшние откровения хоть что-то для тебя значат или нет? Она оглядывает Шелби, замечая, как та теребит пальцами золотой крестик на своей груди. — В мире очень много верующих геев и лесбиянок, — говорит ей Тони, — и они счастливы. — А живут ли они с такими же семьями, как моя? — Шелби переходит на почти невесомый шёпот, и Шалифо видит, как по щеке блондинки скатывается одинокая, но горькая слеза. — Некоторые да. Но они находят новые семьи. Которые принимают их, — Тони улыбается, — как приёмные семьи, — Шелби посмеивается, и Тони утирает мокрую щёку блондинки большим пальцем. — Ты невероятно красива, — тихо шепчет Тони, вновь заглядывая в зелёные глаза, и между ними нарастает такое знакомое напряжение, когда их лица в паре миллиметров друг от друга. Тони переводит взгляд на чужие губы. — Почему ты поцеловала меня тогда, в первый раз, если уже тогда ты могла потерять всё? — спрашивает она, потому что Шелби так и не дала ей настоящего ответа. Шелби опускает голову, оглядывает Тони снизу вверх как-то чересчур застенчиво, бормоча: — Знаю, мы с тобою не особо ладили, но… я всегда поражалась твоей смелости. Наверное, я хотела доказать тебе, что я тоже могу быть такой же, хотя бы чуть-чуть; я знала, что ты поймёшь меня. И ещё я надеялась, что после этого ты перестанешь… так плохо ко мне относиться, — она так близко, что Тони чувствует, как чужое дыхание щекочет ей губы. — Но потом я протрезвела и вновь испугалась. Но я всё ещё хотела… хотела испытать это чувство невероятной близости с тобой, — Тони не может сдержать чеширской улыбки, разливающейся от уха до уха, и Шелби будто читает её мысли, резко и мило краснея. — Э-это не всегда было связано с этим, а может порой и было, но я скорее о том, что я чувствовала себя самой собой. Я так хотела быть собой. И я являюсь таковой только рядом с тобой, Тони. Губы Шелби так близко, будто та действительно намеревается поцеловать Шалифо, и Тони тихо шепчет, чувствуя, как сердце вырывается из груди: — А чего ещё ты хочешь? — и знает, что отдаст блондинке всё, чего та пожелает, что бы ты ни было, если Шелби, наконец, сделает выбор. Тони чувствует, как дрожат чужие руки, как они скользят по плечам прямо к шее, будто Шелби и вовсе позабыла, как же это всё делается, начиная учиться такой близости заново. Ведь последний раз это было целых девять месяцев назад. — Постарайся не шуметь, — вымаливает Шелби, невесомо касаясь губ Тони своими, и Шалифо слабо, но уверенно кивает, зная, как громко и тяжело дышит; она изо всех сил пытается утихомирить себя. Она прекрасно понимает, о чём именно её просит Шелби, знает, что именно это для неё значит. — Да, — соглашается она, позволяя Шелби повалить её на мягкий матрас.