***
Сначала Сычжуй сделал шаг назад и убрал ножны. Затем удобно перехватил гуцинь и улыбнулся. Принятое решение не падать духом, похоже, себя оправдало. Хорош он был бы сейчас, если бы не смог справиться со всей бурей своих эмоций. Как минимум, выставил бы себя в странном свете перед детьми. Как максимум, не только перед ними. Интересно, с чего это ему так повезло? Зачем Цзян Ваньинь вмешался в тренировку — исключительно ради демонстрации, пусть даже и очень показательной, или?.. С другой стороны, Сычжую было неважно, что произошло и почему — но в глазах Цзян Ваньиня снова было не сожаление и не мрачная решимость, как во время того мучительного разговора, который Лань Юань предпочел бы забыть. В них горела какая-то эмоция, которую Сычжуй при всём желании не мог различить. Что-то изменилось за эти четыре дня. Похоже, что для них обоих. И Сычжуй до боли, до дрожи хотел верить в лучшее. Насколько он вообще мог чего-то хотеть, находясь в полушаге от Цзян Ваньиня (ну, кроме как протянуть руку и…). Действительно, почему он выбрал именно этот блок? — Мое решение было спонтанным, но не случайным, — ответил он уважительным тоном, сопровождая свои слова лёгким поклоном — как ученик учителю. Лань Юань с радостью отметил, что голос не дрожит, хотя сам он был внутренне напряжён, как натянутая струна. Чего Цзян Ваньинь от него ждёт? Ради кого пришел на плац — посмотреть на успехи доверенных Сычжую детей или всё же?.. Как ему себя вести? Вдохнув поглубже, Сычжуй решил действовать по ситуации и продолжил объяснения. — Разумеется, как мудро заметил глава Цзян, в настоящей битве я бы предпочел разорвать дистанцию. И выхватил бы меч из ножен. Однако сейчас, на тренировке, я посчитал возможным выбрать более сложный технически вариант, чтобы проверить свои силы. Я пошел на этот риск, оценив ситуацию, и принял решение, будучи готовым взять на себя ответственность за его последствия. В порыве смелости Сычжуй даже не отвел взгляда, и поэтому увидел, что его фразу, конечно же, поняли. И поняли правильно. Он и сейчас готов был повторить, что ни о чем не жалеет. Однако ни место, ни время к этому не располагали. Сычжуй и так позволил себе рискнуть только потому, что младшие адепты вряд ли догадались бы искать в его словах второй смысл. Цзян Ваньинь дёрнул бровью, но никак Сычжуя не осадил. Уже это было настолько хорошо, что прямо удивительно. Что же всё-таки заставило его изменить отношение к происходящему? И связан ли с этим визит Цзинь Лина, который, кстати, наверняка знает больше, чем те туманные намеки, что Сычжуй ему дал?.. Н-да, ему, определенно, стоит побеседовать с другом обо всем происходящем. Пока тот не узнал из чьих-то ещё уст… Затем, однако, Цзян Ваньинь задумчиво прищурился, и Лань Юань вернулся мыслями к их короткому столкновению. Было несложно догадаться, что в нём выглядит самым подозрительным. Только несведущему человеку или неопытному ученику могло показаться, что адепт клана Лань сумел увернуться лишь в последний возможный момент. Нет, Сычжуй почти намеренно тянул время, подпуская атакующего как можно ближе. Он изначально не собирался увеличивать дистанцию. И Цзян Ваньинь, бесспорно, это сразу же понял. А ещё он понял не только это: — Расскажи этим ученикам, Лань Сычжуй, — почти усмехаясь, начал глава Цзян, и Лань Юань заранее знал, что именно сейчас услышит, — в какой момент ты понял, что отражаешь именно мою атаку? Сычжуй чуть заметно усмехнулся. Адептам Лань запрещено лгать, но какую долю правды он рискнёт озвучить? Навряд ли ученикам стоит знать, что задолго до атаки Сычжуй ощутил присутствие очень знакомой ци где-то в отдалении. Такая удача казалась слишком уж большим везением, но обознаться он не мог. Не после нескольких вечеров совместного заклинательства… только бы не покраснеть сейчас! — совместного лечения, о чем он думает вообще? А ведь ему и вчера померещилось нечто подобное, но тогда он решил, что принимает желаемое за действительное. Но может ли быть?.. Да уж, говорить всю правду, определенно, не стоило. — Когда я выбрал такую стратегию уклонения, то уже знал, что меня атакует глава Цзян, — послушно ответил Сычжуй абсолютную (и безопасную) истину. — И почему же ножны? — сощурился Цзян Ваньинь, явно не слишком довольный размытым ответом (ну, это он ещё полную версию не знает просто, подумалось Сычжую, и он с трудом удержал улыбку в уголках губ). Предположение, что Цзян Ваньинь атакует, не обнажив меча, было… рискованным. Сычжуй просто подумал, что течение ци не похоже на обнаженный меч. Обычно боевое оружие становилось как бы средоточием всей ци нападающего. Сейчас Сычжуй почувствовал меч лишь продолжением руки. Раз так, то Саньду не покинул ножен. А зачем отражать ножны — клинком? Эту свою мысль он и пояснил вслух. — А я-то уже почти решил, что ты просто ни во что меня как противника не ставишь, — усмешка Цзян Ваньиня была… недоброй, и, наверное, стоило бояться… Но сердце бедного Сычжуя пустилось вскачь, словно он был каким-то кроликом. А затем до него дошел смысл слов, и Лань Юань ошарашенно заморгал. Он как-то совсем не думал, что его действия можно расценивать подобным образом. Дети, кажется, тоже пребывали в недоумении. — Как бы я мог? — с ещё одним почтительным поклоном ответил Лань Юань, когда пришел в себя. Он был готов ручаться, что Цзян Ваньинь чего-то добивается. Но чего? И зачем?! — Что сделано, то сделано, — и вот говорил он вроде как невозмутимо, но Сычжуй мог бы поклясться, что видел в глазах Цзян Ваньиня коварные отблески. — Как планируешь искупать свою вину, юный господин Лань? Самое позднее, по насмешливо-формальному обращению Юань уверился на двести процентов, что глава Цзян изволит издеваться. И тогда у него в голове вдруг родился ПЛАН. Восхитительный, ужасный, рискованный, коварный, далеко идущий план, который был очень, очень плохой идеей, но что он, в конце концов, теряет? — Этот скромный ученик был бы счастлив, доведись ему скрестить не ножны, но клинки с многоуважаемым Саньду Шэншоу, — сказал он ровно. — Слава главы Цзян велика, как и сила. Если поведение этого недостойного показалось вам дерзким, Лань Сычжуй может лишь смиренно просить преподать ему урок. И все это сказано все тем же ровным тоном. Без поклона. Интересно, поняли ли дети, что действия Сычжуя вообще-то балансируют на грани провокации? (Да они ею и являлись — очень тонкой и далеко идущей провокацией, которую Цзян Ваньинь, конечно же, раскусил в два счета, оставалось лишь надеяться, что не понял конечную цель). Лань Юань мысленно попросил Небеса об удаче. Ему, конечно, и так ее перепало немало за последнее время, но он надеялся, что и сейчас везение его не подведёт. Цзян Ваньинь прищурился, и на миг Сычжуй подумал: сейчас его ждёт расплата. Об умении главы Цзян опускать заигравшихся интриганов парой резких слов ходили легенды. Вот сейчас как скажет, к примеру, что для него, прославленного в боях героя, бесчестье всерьёз сражаться с ребенком… После этого, действительно, останется только молча покинуть Пристань. Навсегда. (Надо понимать, что обычно Лань Сычжуй, конечно, не был склонен к излишнему драматизму, но ситуация в некотором роде вынуждала). — Тот, кто просит у небес дождя, не должен обижаться, если вымокнет, — ответил Цзян Ваньинь с едва заметной усмешкой, играющей в углу губ. Сычжую хотелось ее стереть, и он нацеленно старался не думать, каким именно способом. — Однако кто я такой, чтобы лишать наследника Гусу Лань возможности получить важный опыт? — Здесь и сейчас? — если Сычжуй и ответил слишком уж быстро, кто мог его винить? — Не будем затягивать с этим, — пожал плечами Цзян Ваньинь, создавая впечатление, что речь идёт о чем-то большем, нежели просто тренировочный бой. Возможно ли, что он и сам преследовал какую-то цель?.. Ученики вокруг возбуждённо загалдели. Выходя на середину тренировочного поля (он предварительно оставил гуцинь в стороне, зная, что от него сейчас не будет пользы), Сычжуй заметил, что в отдалении с каких-то пор также обосновалась группа адептов постарше, ровесников Сычжуя. Он невольно задумался, устраивает ли Цзян Ваньинь тренировочные бои с ними? (Нападает ли так же со спины, точно зная, нет, доверяя, что атака будет отражена? Возможно, но даже если и да, ставки для них никогда не были бы так высоки, как для Лань Юаня). — Только мечи, без талисманов, и я не намерен использовать Цзыдянь, — оповестил его Цзян Ваньинь, который уже встал в исходную позицию в нескольких метрах от Сычжуя. — Понял, — ответил Сычжуй лаконично. А затем вдруг вскинул голову, запоздало осознавая: — Но… Ваша рука? Если до того Цзян Ваньинь был отстранённо спокоен — пусть даже некоторые его действия не укладывались в это описание — то сейчас в его глазах явно вспыхнуло раздражение. Вызванное, как Сычжуй осознал с внезапной ясностью, тем, насколько этот сильный человек не любил казаться уязвимым. — Тебе лучше беспокоиться не об этом, — язвительно произнес он. — Это единственное, что меня на самом деле беспокоит, — ответил Лань Юань. — Но я вполне понимаю, что право волноваться о человеке, который куда сильнее меня, нужно ещё заслужить. Цзян Ваньинь в ответ на эту странную мысль вскинул бровь. А затем плавно обнажил Саньду, и Лань Юань последовал его примеру. — Не будем затягивать, — повторил Цзян Чэн. Клинки со свистом рассекли воздух и огласили плац звоном закалённого металла. Сейчас Сычжую было уже не до красивых блоков. В основном он старался держаться на расстоянии, потому что стиль главы Цзян, на самом-то деле, был мало предсказуем, и попытка рисоваться закончилась бы быстрее, чем Лань Юань рассчитывал. Не то чтобы он надеялся одержать верх. Не сегодня и не в этом бою. Однако он стремился к другой победе, более глобальной, и ради этого стоило постараться. — Что именно ты собрался заслуживать и как? — вопрос едва не был заглушен очередным столкновением лезвий, но Сычжуй его слишком ждал, чтобы не услышать. Хорошо ещё, что зрители находились слишком далеко и точно не стали бы свидетелями диалога, который у любого стороннего человека вызвал бы немало вопросов. — Право беспокоиться о вас, — ответил он прямо, подныривая под сиреневой молнией, которой Саньду рассекал воздух. — Забота со стороны того, кто слаб, – уклонение, разрыв дистанции, контратака! — смешна и неуместна. Мне остаётся лишь доказать, что я способен защитить себя и не быть обузой на вашем пути. Глаза Цзян Ваньиня отразили какое-то чувство — Сычжуй не имел времени понять, какое, но ему хотелось надеяться, что это было уважение к его настойчивости. Лань Юань понимал, конечно, что ему нужно совсем не это, но надо же с чего-то начинать? Широкий взмах — Сычжуй уворачивается; блок, поворот, подсечка, уход от столкновения, опять блок! — И ты решил, что сможешь это доказать в бою? — это не было вопросом. — Для начала, — легко признался Лань Юань. Если бы этот разговор происходил в какой-то более спокойной обстановке, он бы раздумывал над каждой фразой, сомневаясь в каждом слове. Но сейчас, горя изнутри пламенем адреналина, он чувствовал, что говорит куда откровеннее, чем ему обычно свойственно. — И что будет, если ты проиграешь? — Сычжуй отпрыгивает, уходя в оборону: Цзян Ваньинь перехватывает инициативу, нанося удар за ударом. Только благодаря урокам папы — учителя Вэя! — который действительно преподал ему многие приемы Юньмена, Сычжуй умудрился до сих пор не получить несколько цуней стали в тело. Не то чтобы он думал, что Цзян Ваньинь его действительно ранит, но в бою всегда стоило помнить о том, что оружие создано с определенной целью, и никакой уровень заклинательства и фехтования не давал гарантий неуязвимости. — Будет повод сразиться ещё раз, — улыбаясь, ответил Сычжуй, и с радостью отметил, как в глазах Цзян Ваньиня загорается понимание. Осознание того, что этот бой станет лишь первым; что Сычжуй не отступит; что… — Ты обстоятельно подошёл к вопросу, не правда ли, — и это тоже было утверждением. — Я Лань, — веско ответил Сычжуй, переходя от обороны к атаке. (Ему удается провести три выпада, прежде чем он снова теряет инициативу, но и это больше, чем он рассчитывал). Цзян Чэн дёрнул бровью, явно понимая, что за мысль стоит за этим утверждением. Хмыкнул: — Как я понял, мне стоит ожидать, что это не последний твой визит в Юньмен? (Полы белого и пурпурного ханьфу соприкасаются — Сычжуй лишь чудом успевает уйти от атаки). — Не думаю… что могу надеяться… на ваши визиты в Гусу, — дыхание стоило бы поберечь, но разве Сычжуй мог не ответить, когда казалось, что это единственный его шанс сказать слишком многое? — Ну почему же, — и вот опять эта ухмылка, — у меня там, как-никак, живёт засранец-брат, которого я рано или поздно навещу. Я не сомневаюсь, что он захочет узнать последние… новости. Не сказать, чтобы реакция отца и папы на его поведение (и выбор) совершенно Сычжуя не занимала. И все же это был вопрос для совсем другого дня. (И кстати говоря, Цзян Ваньинь же не имел в виду?..) — Что ж, в таком случае мы будем рады оказать главе Цзян все гостеприимство, приличествующее члену семьи, — за эту фразу Сычжуй поплатился обрезанной прядью волос — и кому другому он бы не простил такого оскорбления, но сейчас лишь задумался над тем, что Цзян Чэн хочет сказать данным жестом? А затем!.. — И правильно ли я понимаю, что поражение в бою будет стоить мне ленты на запястье? — с совершенно непередаваемым огнем во взгляде выдал Цзян Чэн. Сычжуй забыл, как дышать. Цзян Ваньинь одним плавным движением выбил у него оружие из рук и почву из-под ног. Буквально и фигурально.***
Только услышав восторженные крики учеников, Цзян Чэн, собственно, вспомнил о том, что вокруг вообще-то есть люди. Которые увидели действительно впечатляющий бой. Что бы Лань Юань ни говорил, уже сейчас он мог держаться почти на равных, прекрасно комбинируя стили разных орденов (как, собственно, и сам Цзян Чэн). Однако сейчас главу клана Цзян заботили совсем иные проблемы. Смотря в ошарашенное лицо Сычжуя, который не спешил подниматься с песка, Ваньинь думал лишь об одном. Зачем он сказал последнюю фразу? И какие чувства испытывает перед лицом подобной перспективы? У него не было ответа, но, видимо, будет предостаточно поводов и возможностей поразмыслить над этим. (Во что он, гуй побери, ввязался?! Сделал, называется, первый шаг...) Сычжуй наконец-то встал, а затем наклонился, поднимая с песка свою собственную прядь: тонкую, не слишком длинную — где-то в две ладони. Хмыкнул, но промолчал, спрятав волосы в рукав. Наконец их обступили ученики, которые, конечно, имели тысячи вопросов и восторженных отзывов. И ни Сычжуй, ни Цзян Чэн не стали отказывать детям в ответе. В конце концов, они же и сражались ради опыта и демонстрации, да?.. Что ж, зрители остались при этом мнении, что было хоть и небольшим, но всё же утешением для Цзян Чэна. Выносить предмет их обсуждения на суд общественности ему не улыбалось. (Как и вообще задумываться, насколько друзья Сычжуя — включая, между прочим, А-Лина! — в курсе ситуации. Интуиция подсказывала, что, как минимум, отчасти — да). Однако обсуждение боя было прервано приходом слуги, который объявил, что прибыл гонец с новостями из Гусу Лань. И Цзян Чэн, определенно, не испытал ни капли разочарования по данному поводу.