Бестиарий. Злая любовь Мин Юнги.

ВЕРХНИЙ МИР. СЕУЛ. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД. — Очень, очень спасибо, нуна. Я это… Пойду? Наверное. — Тэхен вдыхает бесконечно, потому что сладкие спазмы все еще сводят так, что хочется сигарету, и чтоб дыма полные легкие. Правда, курить Тэ не умеет. Он отходит от разобранной кровати тихо, как от логова львов и без понятия, что ему вообще сейчас делать. Заправляет рубаху в мятые джинсы и растеряно смотрит по сторонам. Мало того, пять минут назад он о минете знал-то только из хентая. Не то чтобы он чувствовал себя использованным, но он же должен был тоже как-то реагировать. Тьфу, вот же стыдоба… С каждым крохотным шагом двери все ближе, а спящая старшекурсница, стянувшая с него трусы — все дальше. — Нуна? Су Ен не ответила, потому что алкоголь вырубил ее сразу же, как только Тэ кончил. Ее супер сила просто, внезапно усыпать «сразу после». Он даже понять толком не сумел, нравится она ему или нет, но после двух шотов текилы все-таки решился попробовать. Нуна чудесно пахла, смеялась заразительно и спустя три песни и реактивной прелюдии он обнаружил себя в спальне Гука, а руки Су Ен — глубоко в своих джинсах. Она охотилась за ним весь вечер, явно с Гуковой подачи, но судя по тому, как ловко она затянула его в спальню, ей и самой этого жуть как хотелось. И завтра Су Ен точно будет жалеть, что выпивка не позволила ей стать первой женщиной для Тэ во всех избитых смыслах этого слова. Если вообще хоть что-то вспомнит. Тэ подобрал кроссовки, от которых почему-то решил избавиться в первую очередь, и пошел искать Чона. Тот, скорее всего, сейчас затерялся где-то в самом пекле «Вечерины у Гуки». Друг, называется… Идея рассказать все Чонгуку была заведомо херовой, но и не рассказать было никак. И Чон-то, ясное дело, хотел как лучше, но благими намерениями, как говорится, все идет исключительно через жопу. Вообще, чонгуковы вечеринки — это отдельный вид разврата. Родители Гуки — богачи, и в их огромном доме у сына отдельный вход на собственный, верхний этаж. Начиналось все как всегда — лихо, как на прыжок с тарзанки. Горючее заносилось в дом ящиками и разливалось в ряды пластиковых стаканов, и бездонные желудки студентов. Диджей крутил драм-н-бейс на чоновой стойке, сбивая басами танцоров с ног. А народу набежало со всех потоков универа, потому что никакая другая туса и рядом не стояла с той, что всегда творилась на хате у Чонгука. Сам хозяин лавировал между гостями, сверкая пирсингом сквозь тонкую рубашку, в джинсах, до скрипа обтягивающих его стальные бедра, улыбался и жрал глазами все, что не прибито к полу. Ну и имеет хоть сколько-нибудь ебабельный вид. А его потенциальные «жертвы» только что не дрались между собой за внимание Гуки. Чон Чонгук перманентно хотел трахаться и каждую вписку заводил новый, бурный, короткий роман, уводя очередную смазливую цыпу в ближайший темный угол. Или цыпа. Тут как карта ляжет. А еще Гуки успевал сводничать, полагая, что всем остальным надо того же — физики. Нет, дома оргий он не допускал, но все общие игры сводились всегда к одному — кто и с кем сегодня соединит щупальцы. И кстати, сводник из него был преотличный. И тогда, в пред рождественский вечер, выпив горькой соджу (и как ее люди вообще пьют?), Ким Тэхен все рассказал Чонгуку. И про нападение У Бина, и про то, насколько опасен этот гад и неожиданный родственник Сталкера. И конечно, про Намджун-хена, который так вовремя появился в своей несостоявшейся alma mater, и спас Тэ. Гуки сначала обиделся, что Ким ему сразу все не рассказал, потом хотел идти убивать этого урода У Бина, потом благодарить Намджуна, а потом просто идти и сделать хоть что-нибудь, потому что по-другому со стрессом справляться никогда не умел. — Ким Тэхен? Ты знаешь, что делают с человеком, который упал с лошади? — вдруг осенился идеей Чон, после нервно выпитой рюмки. — Нет, — осторожно ответил Тэ. Знает он эти Гуковы озарения. Ничего хорошего из этого как правило, не выходит. — Упавшего как можно скорее сажают обратно на лошадь! Пока у человека не укрепился страх перед животным и перед падением! Ты упал с лошади! Точнее, не с той лошади! Точнее не упал, а … ладно, потом объясню! Чон Чонгук — лучший друг Тэ. Гуки назначил себя его другом в первый же день учебы в универе. Дома у Чона все старше него самого и почти придушили уже своей заботой, залюбили чуть не до смерти. А тут Ким Тэхен. Такой, не от мира сего, совсем ребенок, хоть и немного старше самого Гуки и его так хочется опекать. Такой молчаливый и невероятно интересный. И конспекты у него самые лучшие, но это не главное. Ким какой-то совсем свой, до смешного похожий на него, на Чона, и ходом мыслей, и поступками. Они заканчивали фразы друг за друга, ржали до истерики над одним и тем же, любили одни и те же игры, кино и музыку. Почти все тексты тэхеновых песен написал Чон. И каждым словом умудрился выразить то, что сам Ким никогда бы не смог. И умудряясь быть такими похожими, они все-таки постоянно удивляли друг друга и были очень, очень разными. А теперь Чон сверлит его взглядом, говорит о каких-то лошадях и договаривается по чипу с кучей народу о вечеринке на завтра. — Ты объяснишь мне связь между лошадьми и твоей вечеринкой, Гуки? Она что, будет на скачках? Или ты приведешь лошадь к себе домой? — Не скажу, сюрприз будет! — Гуки на вытянутых руках дотолкал Тэ до выхода из ресторанчика, в котором они так вкусно переели свинины и остановился только у тротуара. — Ты же знаешь, как я ненавижу сюрпризы! Тем более, на ТВОИХ вписках. Даже думать боюсь, при чем там лошади. — А ты и не думай. Ты можешь мне просто довериться? Как другу? — Чон Чонгук сурово посмотрел на него. И Тэ понял, что лучше смириться. — Конечно, Гуки. — Тогда жду тебя завтра в пять! — крикнул он в окно отъезжающего такси и снова зарылся в контакты, зашагав к дому пешком. На следующий день, всю дорогу до Чона, Тэхен молился: «только не проститутка, пожалуйста, только не это». Гуки же искренне не понимал, как с такой ослепительной внешностью его друг до сих пор ходил в добровольных девственниках. Он постоянно пытался познакомить его с кем-нибудь, а однажды вообще заплатил элитной проституткее, и запер ее вместе с Тэхеном в своей спальне на позапрошлый Хеллоуин. Ким потом две недели с ним не разговаривал. А когда Чон все-таки вымолил у друга прощение, Тэхен признался, что вообще не уверен, что ему нравятся девушки. Они сидели тогда под ноябрьским солнцем, на заднем дворе универа, и Тэ разоткровенничался. — Да? Тогда давай найдем тебе парня! Какие тебе нравятся? — тут же возбудился на доверие Чон. — Или погоди… Уж не хочешь ли ты мне сказать, что все это время был влюблен в меня??? Техени! — Гуки, еще одно слово, и меня вырвет прямо в твою еду! Ты с ума сошел? — чуть не плача ответил Тэ. И на всякий случай отодвинулся. — Не любишь, значит, — огорчился тот. — Как тебя можно не любить, балбес? — хмыкнул Тэ и заботливо смахнул крошки с рукава чоновой куртки. — Ты самый лучший друг. А про другое даже не начинай. Ты разобьешь мое бедное сердце. — Что же ты у нас такое, Тэхени? Марсианин? — Если серьезно, я и сам не понимаю. Как будто меня заморозили внутри, видимо, таким родился. Я наверное, не обязан кого-то любить, но хотеть-то, как ты например, я кого-то должен же? — Ну, у меня стояк по десять раз в сутки, если ты об этом. И это, я скажу тебе, та еще проблема. Иногда мне хочется чуть меньше тестостерона и чуть больше контроля над собственным телом. — Сочувствую. Но не очень понимаю, извини. Они медленно возвращались в Универ, и Гуки видел, как каждый встречный, не важно, парень это, или девушка, в восхищении замирали взглядом на его друге, хотя тот, как всегда, замотался в бесформенное горчичное пальто и длиннющий шарф. — Не думай об этом Техени. Ты у нас поздний цвет. И вообще, кому какое, на фиг, дело? С тех пор Чон перестал поднимать эту тему. До тех пор, пока не случился этот гадский Ким У Бин. * * * Хозяина дома Тэ нашел на кухне, за распаковкой закусок из доставки. Он зубами, урча, раздирал вакуум с мясной нарезкой, хотя ножей на этой маленькой кухне хватило бы на бригаду мясников. Гуки чуть пошатывало, его глаза сыто блестели, а на гладкой шее красовался смачный бордовый засос. Тэхен наверное, так никогда и не привыкнет к тому, насколько разным может быть и образ и поведение Гуки. В Универе это был зайка — паинька, спортсмен и само дружелюбие. А на своих вечеринках… На них наверное он и был настоящим, отпуская себя из душных рамок приличий. Вот сейчас Чон Чонгук закатал рукава своей дорогущей рубашки и расстегнул две верхние пуговицы на груди для того, чтобы любой мог увидеть пирсинг на его соске, тату и пару свежих царапин. И от него просто разило сексом. Теперь-то Тэхен понимал, что это за запах. И в этой своей второй ипостаси «Бэд Боя», которую Гук так успешно прятал в универе под худи и круглые очочки, он был куда более убедительным. Тэ усмехнулся даже несмотря на то, что был на него зол. Чон может бесконечно изображать ребенка, дуть губы и поднимать бровки домиком, и кто угодно на это поведется. Поведется ровно до тех пор, пока не увидит этого же парня в его доме на собственной вечеринке. — Под другой лошадью ты подразумевал Су Ен, да? Твоих рук дело? — Ким кинул в него один кроссовок, промахнулся и тут же запустил второй. И почти попал по его довольной роже, которая даже не перестала поглощать мясо. — Ты никогда не умеешь говорить спасибо, а мог бы! Я спасал тебя! Хотел, чтоб ты как можно скорее забыл про того ублюдка! — Гуки и бровью не повел на гнев Тэ. Он знал, что так будет. — Я и так забыл бы. Во всяком случае, со временем — точно! — Да что ты? — Чон вскинул брови и даже жевать перестал. А он кажется, и не пьяный совсем. — Ты же всегда был отмороженный на всю свою обесцвеченную башку, Тэ-Тэ, безо всяких там У Бинов! А после что??? Да клянусь богом, ты думал про тот треклятый туалет каждую секунду, я видел это по твоим глазам! И если бы не Су Ен, ты бы точно превратился в импотента или монаха. Я не хочу тебе такой судьбы, Тэ! А ты вечно делаешь вид, что все в порядке, и молча вгоняешь себя в тоску и еще хер знает во что! — Да, Гуки, ты совершенно прав. Я неправильный и отмороженный. Именно так оно и есть. Но скажи мне, разве я тебя просил об этой самой ДРУГОЙ ЛОШАДИ? — Нет, но я знаю, что… — Ты не знаешь, Гуки! А что если мне она, эта лошадь, не нужна вовсе? Что если я не просто чертово позднее цветение, а нечто, вообще не способное зацвести хоть когда-нибудь? Почему ты все додумал за меня? Почему судишь по себе? — Тэ-Тэ, господи, да о чем ты вообще??? Все. — Я — не все, Гуки! Не все! И ты это знаешь лучше других! Только почему — то все равно, судишь меня по себе! Ким подобрал свою обувь и подошел к Чону. И его в огромных глазах не было ничего, кроме разочарования. — Я домой. И если ты еще хоть раз попробуешь осчастливить меня насильно… Ну ты понял. И передай Су Ен мои сожаления. БЕСТИАРИЙ. НИЖНИЙ МИР. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. Ким Намджун откатился от воронки Подъема и тут же вскочил на ноги на чистейшем адреналине. Ночью они с Юнги не спали ни секунды и даже моргать боялись. Крыс по — прежнему был жив. Он спал, жрал и с ненавистью смотрел на два бледных лица, что следили за ним, как два голодных кота. Не иначе, как сожрать хотели, но не могли поделить между собой. И когда над океаном показался край мутного бестиарского светила, означающего рассвет, Мин вытащил пацюка из клетки, взял у него кровь и отдал пробирку Джуну. — Неси ее моим, не в больницу. Пусть сначала проверят. — Думаешь, успеем? — Крыс жив, и я надеюсь, подыхать не собирается. А рисковать мы не можем. Если будет хоть какая-то нежелательная реакция со стороны Тэ, его могут больше не стабилизировать. У Намджуна от этой вечной честности Юнги все внутренности скручивало мерзким холодом: — Господи, ну можно хоть немного повеселее, а? Это же прорыв! — Возможно. Но я не хочу сейчас хоть как-то на это реагировать, иначе потом меня просто ни на что не хватит. Понимаешь, Джун? Джун понимал. Ему хотя бы помогала смена картинок и каждодневная возможность видеть Тэ. А Юнги? Юнги кажется жил и дышал тут только из-за отчаянных попыток спасти своего мелкого. Худой и даже хрупкий от природы, сейчас он напоминал Киму скелет, обтянутый пергаментной кожей, и на его бескровном лице прежними оставались только глаза. Глаза Мин Юнги горели сейчас даже ярче, чем в забытой ими всеми, мирной жизни. И в каждом его взгляде, слове и жесте был сейчас единственный смысл — спасти Тэ. То, что сам он может умереть от переутомления, Мин не замечал. И его тело выживало, кажется, только из упрямства и еще потому, что каждый день Джун кормил и поил его почти насильно. Друзья сидели в утренних сумерках за кухонным столом и наблюдали за восходом. Их кофе остывал в алюминиевых кружках, оба делали вид, что завтракают, а на самом деле они ждали этого рассвета больше всего на свете. Когда бестиарское солнце, вечно прячущееся за серостью облаков, утвердится на небе, Намджуну можно будет подняться в Верхний Мир и принести Тэхени надежду. * * * ВЕРХНИЙ МИР. СЕУЛ. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД. По дороге домой Ким гасил звонки от Чонгука и пытался понять, что он чувствует. Хуже не стало. Но и лучше — тоже. Мерзкая рожа У Бина, кажется, отпечаталась на обратной стороне кимовых век навсегда. А еще, со вчерашнего странного разговора с Юнги, Тэ так и не увиделся больше с хеном. Сегодня тот ушел на работу в несусветную рань и хоть мелкий лёг спать на диване в гостиной, чтобы не пропустить Мина, но не вышло. Он проснулся, когда за окном уже совсем рассвело, а значит Юнги и след простыл. Черт знает, что происходит. И сейчас Тэхен пулей летел из такси в их с Юнги высотку, чтобы застать хена прежде, чем тот снова уберется к себе. За день Мин не позвонил ему ни разу, и это молчание просто оглушало парня. Такого раньше никогда не было, и не смотря на толпу людей Ким вдруг почувствовал себя этим вечером очень одиноко. Если хен уйдет к себе, Тэхену никогда в жизни не хватит духу к нему постучаться. … В их квартире было тепло и тихо, палочки с благовониями на комоде нежно пахли ванилью и ландышем. После абсолютного хаоса в доме Чонгука, эта уютная темнота обнимала и ложилась пластырем на всю душу. Елка игриво мигала огоньками в пустой гостиной, а тонкая полоска света под хеновой дверью говорила о том, что ее хозяин еще может оттуда выйти. И поэтому Тэ преувеличенно громко прошагал к себе в спальню, а оттуда — в ванную. Там он тщательно смыл с себя следы прошедшего вечера и, переодевшись в родную пижаму, почувствовал себя намного лучше. Еще бы сегодня с хеном помириться. А то на душе совсем гадко. Шум сработал и выйдя из ванной, Тэхен увидел Юнги на диване гостиной. Он запустил на проекторе комедию, но полностью вырубил звук. Юнги держал в руках стакан, наполовину наполненный виски. А у его ног, на полу, ловя на себе блики гирлянд, стояла открытая бутылка. — Хен? — Иди сюда, Тэхени, надо поговорить.