Танец бастардов

БЕЛЛА

      Пробуждение было болезненным. Я откашлялась, выплёвывая нечто противное, по вкусу напоминающее бензин. Горло болело, глаза щипало, и я с трудом открыла их, обнаруживая себя в неглубокой масляной луже, которая в радужном отражении показывала меня словно в зеркале. Я не узнавала себя. Волосы белые, словно их осветлили перекисью водорода. Я принюхалась к луже, надеясь, что она не радиоактивная. Я не могла узнать себя совсем. Это было не моё тело! Не мои волосы и не мои глаза! Разве могут быть у меня фиолетовые глаза? Правильно, не могут! А значит я кто? Правильно, попаданка! Вроде я умерла и, спасаясь от ангела и демона, свалилась с многоэтажки. Неужели попала в другой мир! Но почему у меня такое чувство, словно прошла целая вечность? Хм…       — Гадина! — мерзкая чёрная ворона спикировала на меня и вырвала клок моих белоснежных волос. — Гадина!       Я испуганно стала обороняться от говорящей птицы палкой. Разве вороны говорят?! На английском?! Или в этом мире говорят?! И почему я — «гадина»?! Капли вонючей лужи стекали с красного платья, напоминая мне о моём новом теле. В кого я попала? В принцессу? В графиню? Обязана ли я буду спасать этот мир от какого-то чудовища?       Мысли мои будто кто-то прочёл, из густого леса, больше похожего на джунгли, послышался ужасающий рёв, словно там выло чудовище невероятных размеров. Я попятилась в противоположную сторону, стараясь не шуметь, но наглая ворона снова закричала, словно почувствовала мой страх и нежелание становиться местной героиней:       — Сдохни! Сдохни! — каркала чёрная птица, будто бы что-то понимала.       Рёв в джунглях стал стремительно приближаться, запахло палёным, и я со всех ног помчалась в сторону виднеющейся реки. Но ворона, словно желая моей смерти, кричала и летела вслед за мной, привлекая неизвестного монстра.       Я добежала до быстрой и глубокой реки и прыгнула в воду, даже не оборачиваясь. Долго я плыла под водой, выныривала и снова погружалась в реку, чтобы монстр не схватил меня за задницу. Я быстро выбилась из сил, но всё же смогла доплыть до берега и выбраться на каменистый пляж. Я тяжело дышала и долго лежала в тени невысоких кустарников. Рёва чудовища слышно не было, но гадкая ворона нашла меня, словно мы с ней были связаны GPS-навигатором.       — Ведьма! — кричала ворона, присаживаясь в десятке метров от меня. — Ведьма! Я посмотрела в реку. Там всё ещё отражалась девушка с серебряными волосами и фиолетовыми глазами. Красное платье было испорчено, но корона с красными камнями осталась цела! Да я богачка! Хотя… Я в спешке сняла платье, корону и нижнее бельё (вполне себе современное!), а после всё это закопала под огромной кучей камней.       Я — попаданка. А первое правило всех попаданок гласит — долой прошлую жизнь вместилища! Проблемы моей предшественницы должны быть похоронены вместе с этими вещами и точка!       — Шлюха! Шлюха! — возмущённо завопила ворона, недовольная моей наготой.       — Странный мир, странная фауна, — подумала я, ломая ветки для шалаша.       Вскоре временный дом был готов, я также вымочила волокно, добытое из местных растений, а после разложила его сушиться. Мне нужна одежда, иначе ворона своими криками привлечёт внимание, и меня сожрёт какой-нибудь местный монстр. Костёр удалось развести только, когда солнце почти село. Есть хотелось безумно, но в джунгли я пока идти не решалась. Я легла спать голодной, искусанная мошкарой, а ночью часто просыпалась, подкидывая в огонь дрова. Темнота пугала, но больше меня страшили звуки, что доносились отовсюду в этом странном мире с говорящими воронами и огромными чудовищами.       — Шлюха! Шлюха! Гадина! — ворона разбудила меня с первыми лучами солнца.       — И тебе доброе утро, — громко сказала я, умываясь речной водой. Голос был такой хриплый, я бы сказала прокуренный, словно у моего тела стаж курения минимум лет двадцать.       До обеда я делала из высохшего на солнце волокна нити, больше напоминающие пряжу, а уже после из деревянной палочки смастерила себе острый крючок, привязала его к палке с помощью нити и закинула в реку, надеясь, что мои усилия принесут мне завтрак. Так и случилось. Уже десять минут спустя неизвестная рыбина попалась на мою удочку, и к вечеру я наконец-таки поела. Ворона смотрела на меня с такой неприязнью, что я кинула той треть жареной рыбины, чтобы та снова на меня не напала. Чёрная птица сожрала всё, кроме костей и громко крикнула:       — Жадина!       Я возмущённо запыхтела, но ничего не сказала, а молча принялась плести из нитей себе одежду. Топик и трусы зелёного цвета были готовы к ночи, а волокно на платье обещало высохнуть уже к обеду следующего дня.       Утренняя рыбалка вышла плодотворной, я поймала четыре рыбины, поела сама, накормила ворону, кружащую надо мной, словно коршун над добычей, а после принялась делать нити и вязать себе платье. Почему платье, а не штаны? Вдруг я в средневековом мире, где женщинам не разрешают носить мужскую одежду? На моей предшественнице было довольно роскошное платье, так что выбор очевиден.       Вязаное платье получилось простым и грубым, его рукава закрывали руки, а высокий воротник исключал любой намёк на декольте. Также за несколько дней я связала себе головной убор — длинное тканевое покрывало, способное заменить и одеяло в холодную ночь. С обувью получилось не сразу. Пришлось искать подходящие палки и с помощью острых камней вытачивать нужную форму и отверстия для будущих сланцев. Только две недели спустя я была готова продолжить своё путешествие.       Диета на рыбе и речной воде мне на пользу не пошла, я долго мучилась животом, просиживая часами в кустах под насмешливые крики вороны:       — Вонючка! Вонючка!       Я даже хотела прибить наглую птицу, но в одиночестве было бы ещё хуже. Как-то раз птица улетела ненадолго и я, откопав вещи, обмотала их верёвкой и камнями, а после кинула в реку, чтобы будущее моей предшественницы меня не настигло.       После я направилась на юг, вдоль реки, чтобы поскорее встретить людей и влиться в местное общество. Волосы я заплела в косу и убрала под покрывало. Вдруг моя внешность привлечёт внимание? Ворона летела за мной, словно я была должна ей миллион евро.       Долгие недели длилось моё путешествие по необитаемым землям в компании одной только вороны. Я находила старые развалины, но обходила их стороной, так как жизни в них не было — там даже сорняки не росли. Так почти отчаявшись встретить людей — питаясь жареной рыбой и фруктами из местных джунглей, а также змеями и всем, что попадалось мне под руку — я вышла к побережью, на котором обнаружила следы пребывания людей.       Были следы костров, кости животных и много разных мелочей, что мог оставить после себя только человек. Например, кусочки ткани, металлические детали и ямы для общественных туалетов. Но не было пластика, что исключало технологический мир. Две недели я ждала и высматривала в море корабль, словно Робинзон Крузо. Мне было страшно умереть на этом странном острове, где кроме невоспитанных говорящих ворон и чудищ ничего не было. Я даже была готова совершить какой-нибудь подвиг, чтобы меня забрали в более цивилизованный край. И, в конце концов, удача всё же обернулась ко мне… в пол оборота. Но я не жалуюсь!       Я увидела в море судно и разожгла костёр, чтобы привлечь к себе внимание. Четверо крепко сложенных мужчин на лодке причалили к берегу и стали рассматривать меня со всех сторон, болтая на непонятном мне языке. Они одевались в длинные просторные одежды из лёгких тканей, на их шеях были ошейники, словно те не были свободными людьми. Или же это просто такие украшения? Мода?       Мужчины задавали мне вопросы, но я лишь качала головой. Язык был мне незнаком. Ворона что удивительно отлетела на безопасное расстояние и делала вид, что она меня не знает. Когда меня силой погрузили на лодку и доставили на судно, я не сопротивлялась, потому что не планировала провести жизнь в компании злой вороны и неизвестного чудовища. Пусть меня сначала с этого богом забытого острова спасут! А после я скажу всё, что я думаю о них!       Капитан корабля или купец, возможно хозяин судна, в красивых шёлковых одеяниях осмотрел меня с ног до головы. Его лысая голова и безбородое лицо украшали золотые украшения в виде серёжек и кулонов с драгоценными камнями. Он был безумно медлительным в своих словах и поступках.       Он потрогал мои волосы, даже понюхал их, после пощупал мои груди и попу, довольно цокнул и заставил меня повернуться вокруг своей оси, что я и сделала, скрипя зубами. А после мужчина засунул мне под платье свою холодную руку. Он залез ко мне в трусы только после того, как несколько рабов-матросов схватили меня за руки и удерживали силой от сопротивления. Чужие пальцы залезли в моё лоно свободно, рабовладелец что-то недовольно воскликнул на своём языке и приказал запереть в трюме, где я пробыла почти в полном одиночестве несколько дней.       Как я поняла по разговорам капитана и его рабов-слуг, мы причалили в некоем городе Юнкай, где меня отвели на ближайший рынок рабов и с аукциона продали какому-то жирному волосатому купцу. Когда это происходило, я не сопротивлялась, так как сразу поняла, что попала в город, где рабов больше, чем господ. Бежать и скрыться в таком городе у меня не получится, нужно более тихое место.       Также с удивлением я обнаружила, что людей с фиолетовыми глазами и серебряными волосами в этом мире довольно много. Я не выделялась среди них своей внешностью, но моя одежда отличалась от открытых и свободных одежд местных господ и их рабов.       Очевидно, я попала в очень странный мир, в какие-то «до средневековые времена», где человеческая жизнь оценивается в серебре и золоте… но чаще в меди. Так, например, за меня купец заплатил две золотые монеты и даже не торговался. Новый хозяин проявлял ко мне какой-то практический интерес, словно я была лишь вещью без эмоций и потребностей. Но под платье он ко мне не лез, поэтому я вела себя как примерная рабыня — ела что дадут, спала, где укажут, мыла посуду и ночные горшки, стирала одежду.       Мы двигались морем на запад, после вошли в реку с медленными бурыми водами через город Миэрин, в котором задержались лишь на ночь. По реке Скахадзадхан мы двигались на юго-запад до города Козрак. Где купец продал меня местному богатому землевладельцу за три золотых монеты.       Местный народ занимался земледелием и скотоводством. Жили они не так роскошно, как люди в городах Юнкае и Миэрине. Здешние дома были из глины и соломы, рабов среди населения было немного, тем более рабынь, тем более, таких как я. Меднокожие, невысокие, коренастые и черноволосые жители были мирными. Оружие носили так мало людей, что я даже испугалась за свою безопасность.       Меня не трогали, кормили во время путешествия и обращались вполне сносно. Но новый хозяин из города Козрак купил меня не для обработки своих земель. Я поняла это по его сальному взгляду. Зажиточный кулак, как я прозвала его про себя, привёл меня в свой большой дом с кучей женщин и детей. Я вдруг осознала, что сейчас меня сделают рабыней-наложницей далеко не молодого султана, поэтому я была готова в любую минуту бежать прочь из города землевладельцев и пастухов.       Ночью, когда в мою небольшую комнатушку пришла женщина, я приготовилась биться за свою честь и невинность, которую она в бане не обнаружила. Мой новый хозяин отослал меня прочь и долго кричал что-то на своём языке, поминая недобрым словом купца, что продал меня за три золотых монеты, как невинную шлюху. Я вдруг с сожалением подметила, что новый язык я изучаю в основном с помощью мата недовольных аборигенов.       Утром меня безжалостно вывели в поле под палящее солнце, где заставили работать до заката. Я полола сорняки среди каких-то незнакомых овощных культур. А во время обеда самая старая женщина из дома моего нового хозяина сжалилась надо мной и подогнала мне старую соломенную шляпу, чтобы я смогла укрыться от палящего полуденного солнца. Кормили здесь лучше, чем на кораблях двух прошлых рабовладельцев и я даже стала привыкать к новой жизни. Также за несколько дней с помощью старушки я выучила несколько десятков слов на местном языке.       Я не планировала вечно заниматься рабским фермерством, но я посчитала, что в этом мирном городе Козрак среди пастухов и землепашцев я смогу выучить хотя бы язык, смогу разобраться с географией этого мира и наметить план на будущее.       Как вскоре я узнала, земли народа лхазарян — территория полузасушливых земель, граничащая с Дотракийским Морем на севере и заливом Работорговцев на юге, в котором мне довелось побывать. За песчаными холмами и Кхизайским перевалом лежит город Миэрин.       Дотракийское Море — обширная территория в центре Эссоса (континента) к востоку от Вольных городов. Представляет собой пустынные степи и равнины, а не воды, как я сначала подумала. Дотракийское Море заселено дотракийцами, объединёнными в кхаласары, которые ведут кочевой образ жизни, постоянно путешествуя и воюя на территории Моря и прилегающих земель.       Месяц я изображала примерную рабыню, хозяин не мог на меня нарадоваться, и даже всё-таки поборол брезгливость, и попытался было затащить меня в свою койку, но я сразу дала понять, что подобными вещами не занимаюсь. Разумеется, он попытался взять меня силой, я готовая к подобному повороту событий достала из-под юбки кухонный нож, он прыгнул на меня и в результате драки на моём лице появился длинный шрам. Землепашец меня не тронул, поразившись моему отчаянному сопротивлению, а просто на следующий день отвёл меня в храм Великого Пастыря в услужение Мирри Маз Дуур — лхазарянской жрице и знахарке, «божьей жене».       Мирри — целительница и потомственная служительница Великого Пастыря (крупная женщина, в возрасте за сорок лет, плосконосая и черноволосая, с широким лицом и коренастая, как все лхазаряне) приняла меня в храм в качестве служанки и занималась моим обучениям. Она надеялась, что и я вскоре стану жрицей ягнячьего бога и вольюсь в его большое стадо. Также она лечила мою рану, но от шрама избавить отказалась, заявив мне, что так я охотнее стану жрицей и посвящу жизнь Великому Пастырю.       Ворона кстати снова нашла меня и издевательски наблюдала за моими мучениями и жизнью среди лхазарян.       Храм, в котором я жила, представлял собой огромное квадратное здание без окон из сырцового кирпича, увенчанное куполом. В центральном зале храма находился каменный алтарь с вырезанным на нём изображениями пастухов и стад. Служившие в храме женщины считались «божьими жёнами». Они приносили богу молитвы и возжигали курения из листьев, корней и ягод.       Мне даже выпала честь танцевать на празднике в честь местного божества. Праздник, однако, прошёл напряжённо из-за дотракийцев пришедших в Козрак за данью в виде рабов.       Лхазаре, особенно жители города Козрак, часто подвергалось нападению дотракийцев. Людей уводили в рабство, убивали, продавали, но те и не сопротивлялись воинственным кочевникам.       Но я даже внимания на дикарей не обратила, так как Мирри Маз Дуур пообещала отдать меня дотракийцам, если я не буду достаточно почтительна к Великому Пастырю. И я была предельно почтительна и старательна, танцуя вместе со жрицами в храме ягнячьего бога.       Когда я с облегчением приготовилась отоспаться после долгого богослужения, с улицы послышался какой-то шум, Мирри Маз Дуур пришла ко мне в келью напуганная.       — Кхал Дрого желает тебя! — сказала жрица. — Спасайся! Беги, девочка!       Я не была безропотной лхазарянкой и как только Мирри толкнула меня в сторону дверей, я выбежала из глиняной лачуги и среди неразберихи побежала на запад в сторону Кхизайского перевала, чтобы добраться до Миэрина. Но мечтам моим не суждено было сбыться. Лхазаре решили откупиться от кочевников и несколько сотен людей пригнали рабынь их кхалу-вождю, в том числе и пойманную меня.       Мой бывший хозяин-землепашец лично подвёл меня связанную к дотракийцам и к кхалу Дрого и преподнёс в качестве ценной рабыни.       Кожа дотракийцев была красно-коричневого цвета, а глаза узкие раскосые. Мужчины носили длинные вислые усы, которые перехватывали металлическими кольцами. Это агрессивная нация, не привыкшая самостоятельно возделывать свой хлеб и предпочитающая грабить соседей в ходе бесконечных конных набегов, мне сразу не понравилась. А их вождь и подавно.       Дрого был очень высок, на голову выше любого из окружающих его мужчин, но при этом двигался легко и изящно, как пантера. У него кожа цвета полированной меди, чёрные глаза, длинные усы и коса до бёдер, украшенная колокольчиками. Одежда из кожи присутствовала только ниже пояса, а широкая мускулистая грудь представляла собой мечту любого бодибилдера.       Кхал Дрого прошёл вдоль ряда своих новых рабынь, большей частью состоящей из меднокожих лхазарянок. Я опустила голову, чтобы он не заметил мои серебряные волосы, заплетённый в две длинных косы, но рядом стоящая лхазарянка одним движением руки скинула шляпу с моей головы, чем привлекла ко мне внимание кхала. Мужчина подошёл ко мне и за руку вытянул меня из строя, я резко выдернула свою руку, на что кхал и его ближайшие воины рассмеялись.       — Ягнячий народ раздобыл себе дикую белую кобылицу? — с жутким акцентом задал кхал вопрос моему хозяину-землепашцу.       Тот низко поклонился и залебезил перед воином:       — Я купил эту женщину за десять золотых, кхал. Купец сказал мне, что женщину привезли из Лиса и её обучили в Юнкае «пути семи вздохов и шестнадцати поз удовольствия». Сам я не проверял, кхал, храня эту женщину для великих жеребцов. Она служила в храме Великого Пастыря и готовилась стать жрицей.       Я не сдержала возмущения:       — Не ври, Лукман! Ты купил меня за три золотых монеты и никого обучения я не проходила. Я не из Лиса, а Юнкай видела только из окна каюты. И вообще, я не рабыня, чтобы ты знал.       — Длинный язык — один лишь недостаток, — извиняясь перед кхалом, пожал плечами Лукман. — Ну и строптивость… Я не смог укротить эту женщину, кхал, я лишь изуродовал ей лицо.       — Овцы для баранов, а дикие кобылы для диких жеребцов! — громко сказал кхал, схватил меня за руку и поволок к своему коню. Он закинул меня поперёк животного и вместе со своей армией погнал прочь из города Козрак.       Я вырывалась, как могла, но со связанными руками шансов на побег у меня было немного. Все мои попытки осмеивались всадником, но я не собиралась сдаваться. Много я наслушалась страшилок про дотракийцев и не собиралась на себе проверять, что из них слухи, а что жуткая правда.