Сны Дерри

Тем летом Билл мог на пальцах рук сосчитать дни, которые он провел не в лесу. Один раз мама повезла их с Джорджем в Бангор, чтобы они помогли ей с покупками, несколько дней Билл гулял с Эдди и Ричи, чтобы те совсем о нем не забыли, а потом три субботы подряд они с мамой и Джи делали ремонт в гостиной. Еще раз Роберт сам просил его не приезжать. Но все остальное время они провели вместе. Билл вылетал из дома около девяти, обгоняя подступающую жару, и возвращался в Дерри под сенью удушливых летних сумерек. В теплом воздухе стоял запах пыльцы, начинали стрекотать цикады, а над головой носились силуэты летучих мышей. Низко-низко, словно пытались зацепить его волосы. В лесу ему нравилось. Искренне. Он даже мечтал о том, чтобы родители до конца лета забыли о существовании своего старшего сына. Тогда ему не пришлось бы каждый день ездить по трассе. Однажды Билл задержался допоздна, и его чуть не сбили на повороте в город. Он едва успел кинуться к обочине. Ободрал колени, наставил себе синяков, упал лицом в песок. Тень грузовика проревела совсем рядом с ним, засыпав пылью и обдав волной горячего воздуха. — Не, Билл, так легко ты не отделаешься, — не впечатлился Роберт, когда он рассказал ему о том, как избежал верной смерти. — Если человеку суждено охотиться на вендиго, он не умрет, как сбитый опоссум. — У-успокоил, — ответил Билл. — А в-водитель грузовика об этом знает? Роберт улыбнулся и промолчал. По коже Билла побежали мурашки. Он подумал, что за рулем этих грузовиков никого нет. И появляются они, когда заходит солнце, словно поезда-призраки, чтобы отлавливать зазевавшихся мальчишек и автостопщиков. — Если бы я не заикался, — добавил Билл, отгоняя видение. — Т-точно стал бы заикой. — Повезло, — отозвался Роберт без интереса. — Одним страхом в жизни меньше. Но обычно он преодолевал путь без проблем. Никакие грузовики не могли заставить его торчать в Дерри. Даже вечерние киносеансы, на которые Билл успевал раз в неделю, не гнали его домой. Вот бы перенести кино на улицу, думал он, а не сидеть в тесном зале, выбирая из зубов остатки попкорна и слушая, как то ли целуются, то ли пожирают друг друга старшеклассники на последнем ряду. В Дерри ему не хватало воздуха. Город — тоскливый, пепельный, проржавевший — душил. В лесу же все грани были заточены. И впечатления острые, как клинок. С утра и до обеда они с Робертом занимались делами. Роберт, похоже, был единственным подростком в Дерри и окрестностях, который добровольно убирал у себя дома. Даже гостиную и кухню. Мама Билла и не мечтала загнать их с Джорджи на уборку кухни. Наверное, была бы в восторге, если бы Роберт был ее сыном и жил у них в доме. Кроме того они тренировались. Чтобы поймать вендиго, объяснял Роберт, Билл должен научиться стрелять и чувствовать лес. Стрелок из Билла получился неплохой. Он не попадал по мишеням со сверхъестественной точностью Роба, но через пару недель наловчился. Иногда они выходили поохотиться на оленей и птиц. В свой третий поход Билл подстрелил серую куропатку. Птица взвизгнула, содрогнулась и упала наземь. Роберт радостно хлопнул Билла по плечу, но Билл его радости не разделял. Когда он подошел к подрагивающей груде серых перьев, к горлу подкатил комок. Куропатка, еще живая, трепыхалась на земле. Лежала на боку, дергала крыльями и перебирала лапами. В ее широко раскрытом глазу отражалось небо. Роберту, который тут же растерял все веселье, пришлось убить ее ударом камня по голове. Больше стрелять в животных Билл не хотел. К его удивлению, Роберт не настаивал. Но сам подстрелил несколько птиц и в начале июля с расстояния сорока футов убил оленя точным попаданием в глаз. Он достал нож и распотрошил оленя прямо на месте, а затем подвесил на ветке, чтобы из животного вытекла вся кровь. — Иначе его не дотащить, — объяснил он. Роберт, весь в оленьей крови, и правда напоминал дикаря. Хотя Билл не обнаружил в нем садистской жестокости, которая так беспокоила его после случая с Гарольдом. Он делал то, что требовалось, и никогда не стрелял, если не был уверен, что выстрел будет смертельным. Заставлять животное мучиться он не хотел. Но и жалости не испытывал. Его характер напоминал природную стихию. Он мог разозлиться, нагрубить, но гнев его угасал без последствий. Не как материно «поговорим потом, Билл», когда она два дня ходила мимо него с мрачным лицом. Не как в «обществе», где на тебя обижалась Эбби Смит и строила козни за спиной, потому что ты сказанул ей плохое слово. Эмоции Роберта были яркие, незамутненные мыслями о неуместности и подкупающе честные. К тому же Билл выяснил, что Роберт не кидался на него при каждом споре. И в какой-то момент он понял, что тот ему не просто интересен как писательский материал. Роберт стал для него другом. Было бы совсем хорошо, если бы еще не приходилось делить своего друга с непонятными высшими силами. Роберт не оставлял попыток научить его искать связь с лесом. Выглядело это так же глупо, как и звучало. Билл никогда не прошел бы под лестницей, ни за что не открыл бы в помещении зонт и упаси его Господь посмотреть в разбитое зеркало. Он даже не исключал возможности существования призраков. Но чувствовать лес? Откуда Роберт взял эту чушь? Обычно он сидел под деревом, занимаясь чем-то своим, а Билл стоял то у болота, то в зарослях и учился. Ну или должен был учиться. Кормил комаров, так вернее. Роберт говорил: «Закрой глаза и потянись к сети». Билл протянул руку к дереву. Роберт хлопнул его по пальцам. Роберт говорил: «Не рукой, Билл, тянись не рукой, а мысленно». Иногда Роберт находил крупного паука в траве, сажал себе на ладонь и наблюдал за тем, куда тот побежит. Мама Билла с таким же интересом ставила свои кассеты в видеоплейер и смотрела фильмы, где снимался Том Хэнкс. Будто в поведении паука наблюдался осмысленный сюжет. — Он тебя укусит, — сказал как-то Билл. — Не укусит без необходимости. Только если почувствует угрозу, — ответил Роберт. — Давай, продолжай. Я терпеливый, но не настолько. Билл глубоко вдохнул запах влажной земли — ночью прошел теплый, по-летнему короткий дождь — и закрыл глаза. Роберт говорил: «Попробуй мысленно дотянуться до сети и узнать, какое число я загадал утром. Я вырезал его на дереве у берега реки». Роберт говорил: «Проследи мысленным взглядом за лесом, воспроизведи его изображение так, чтобы оно стояло перед глазами, запомни расположение элементов сети и помести себе в голову». Роберт говорил: «Я не понимаю, почему ты не относишься к этому серьезно. Мы ввязываемся в невидимую войну. Нельзя делать вид, что ее нет». Перед глазами Билла змеились тропы, он представлял себе деревья, но мысленным образам не хватало четкости. Он привык полагаться на слова. А слова его рисовали удивительные видения через чувства и никогда через точность. Чтобы развлечься, он превращал «уроки» в сцены из книг. Жара, писал он в своей голове, чувствуя, но не видя (да и как можно увидеть жару? как можно увидеть страх? как можно увидеть привязанность?). Жара в лесу пахнет гниющей тиной. Я закрываю глаза, а звуки наваливаются на меня. Гудят насекомые, высоко, почти в небе, ветер касается листьев. Роберт затачивает ветку. Чего он ждет? Я тянусь к сети, я вижу несколько нитей, и они, как паутина. Одна, две, три. А потом падаюпадаюлечу в черноту. Это чернота глубокая и бездонная. Непроглядная, как кабина грузовика, что проносится по темной дороге, ища бродяг, живых, дрожащих, исчезающих в свете фар. Она выталкивает наружу. И приходит голос. Тебе тут не место. Говорил он. Роберт говорил: «Назови мне число». Роберт говорил: «Блядь, Билл, вы в своем Дерри совсем ничего не понимаете?» Роберт говорил: «Ладно, хрен с тобой. Мне надоело. Возвращаемся домой». И из философа-мистика с ружьем превращался в самого себя. Билл выдыхал. После этого они шли обедать. А потом начиналось время, которое Билл любил больше всего на свете. Потому что оно принадлежало не лесу или охоте, а только им двоим. Дом Роберта был вполне приспособлен для жизни. Выяснилось, что на заднем дворе есть водяной насос. Там же Роберт сделал душ, вода в котором могла нагреваться как от солнца, так и от дровяного котла. Самым лучшим моментом дня было стоять под водой, чувствуя, как вместе с грязью и потом исчезает напряжение в теле. Затем Билл стирал свою клетчатую рубашку, вывешивал ее сушиться и укладывался рядом с Робертом, который курил на террасе. Пол солнечного крыльца грел голую спину. Но было уже не жарко, и Билл думал, что все отдал бы, лишь бы каждый день после обеда ходить на реку, мастерить какие-нибудь механизмы и лазать по деревьям. Они часто играли в «кто заберется выше». В этой игре неизменно побеждал Роберт. Он лазал по деревьям с ловкостью паука. Длинными руками цеплялся за ветви, подтягивался, становился на самые опасные участки, выбирал немыслимые маршруты и всегда оказывался на самой вершине. Он выглядывал из-за листьев — высокий, уверенный, ветер бросает волосы в глаза — складывал ладонь козырьком и долго-долго смотрел куда-то за лес. А Билл наблюдал снизу, боясь подняться. Лишь догадываясь, что он видит за океаном деревьев. В такие моменты у Билла складывалось впечатление, что Роберту чего-то не хватает. Ему нужно что-то выше, дальше, другое. Что-то еще. Какая-то внутренняя неудовлетворенность гнала его вверх, вынуждая смотреть, изучать и искать. Беспокойный огонь в этой нескладной тощей фигуре, заставляющий его делать невероятные вещи. Словно дотянуться до неба ему теперь куда проще, чем вернуться на землю. Он спускался на пару веток, серебристые отблески света мерцали в глазах, а Биллу хотелось встряхнуть его. Этот взгляд говорил, что невообразимое существует. И Роберт собирается его отыскать. Но Биллу почему-то становилось страшно. Только он не понимал, за Роберта или за всех, кто попадется ему на пути. — Я выиграл! — вдруг заявлял Роберт. В его глаза возвращалась ясность. Он широко улыбался. И Билл забывал о своих опасениях, которые брались буквально из ниоткуда. Потом они подолгу сидели на ветвях вяза в пятидесяти футах над землей, болтали босыми ногами в воздухе и говорили. — А откуда ты б-берешь еду? — спросил однажды Билл. — Не горю желанием встречаться с твоим дядей, но я все л-лето его не видел. — Не важно, — отмахнулся Роберт. — Ты не заметил, что у меня три яблони, слива и персиковое дерево на заднем дворе? Билл уже уяснил, что после «не важно» допытываться нет смысла. Однако ни слива, ни яблоня не давали плодов кофе, молока или что там еще водилось у Роберта на кухне. О ценности загадок Билл больше не думал. Он выпытывал у Роберта все, что мог. Его интересовали любые подробности жизни в лесу. Если бы он попал в такой дом, наверное, у него бы все разладилось в первый же год. Но Роберт сам чинил гидронасос, разбирался в механике. Будто вдруг становился старше Билла лет на десять. Только когда Билл восхищался им, Роберт лишь довольно пожимал плечами. Единственное, что вызывало у него настоящую гордость, — это его сеть. Как-то Билл спросил, какая музыка Роберту нравится. Задумавшись, Роберт почесал шею, а потом ответил, что никакая. Он никогда не слушал музыку. «Что-нибудь популярное? — спрашивал Билл. — Битлз, Квин, Дэвид Боуи?» Роберт не понимал, кто они такие и почему он должен интересоваться этими людьми. Тогда Билл потянул за цепочку странностей и вытащил нечто, что совсем не укладывалось в голове. Роберт имел потрясающее пространственное мышление и мог в любой момент начертить схему своей сети или водяного насоса, но не мог написать фамилию Денбро без ошибок — забывал немое окончание. Он лучше любого школьника знал анатомию, но был способен перечислить лишь двадцать штатов, пять стран в Европе и ни за что не показал бы их на карте. Он не знал года открытия Америки, про обе Мировые войны «что-то слышал», а также понятия не имел, кто сейчас был президентом. «Да зачем мне это нужно? Они все равно там постоянно меняются», — отвечал он. Самым странным Биллу казалось то, что Роберт почти никогда не спрашивал его о жизни вне леса. Разве ему не хотелось знать? Разве его не влекла неизвестность точно так же, как она влекла Билла? Билл сорвал с ветки продолговатый лист-лодочку и отпустил. Тот поплыл в недвижимом теплом воздухе. — А что ты хочешь д-делать, когда станешь в-взрослым? — спросил Билл, потеряв лист из виду. — А что, что-то изменится? — удивился Роберт. В его глазах промелькнула тень. Он согнул одну ногу, поставил на ветку и положил руку на колено. Вторая нога болталась над пропастью. Спиной Роберт прислонился к стволу дерева и откинул голову назад, чтобы длинные пряди волос не мешали. Солнечный свет дробился на его коже мозаикой, проникая сквозь листья, словно через витражи в церкви. — Да нет. Ничего, — Билл пожал плечами. — П-просто. Он подумывал рассказать ему о писательстве, но иной раз замечал, что его собственная жизнь в Дерри меркнет, когда он забирается далеко в лес. Метафорически. «Не рукой, Билл, — говорил Роберт. — Мысленно». — А откуда ты взял книгу «З-заводной апельсин»? — Не важно. — В «не в-важно» очень много всяких ве-вещей, — заметил Билл с усмешкой. — Ты же ее не читал, так? Роберт помотал головой. — Хочешь знать, о чем там? — Билл догадывался, что он ответит «да не очень», поэтому заговорил первым: — Мой друг Ричи сказал, что она про то, как людей лечат от изв-вращений. Ну знаешь, от желания убийства, г-гомосексуальности. — Какой сексуальности? — скучающе переспросил Роберт. — Это когда парень за-занимается этим с парнем или де-девушка с д-девушкой. — Чем? Билл почувствовал, как кровь хлынула к лицу. Ему нравилось выводить Роберта на разговоры о чем-то, чего он не знал. Если он был в настроении поразмышлять, иногда это приводило к неожиданным ответам. Но Билл уже пожалел, что завел эту тему. — Ну в п-по-постели, — попытался объяснить он. — С-спят в-вместе. — А, половой акт? — понял Роберт. — Я об этом читал. Господи, Боже, порой он говорил, как энциклопедия. Или как герой романа, который вворачивает ругательства в свою правильную чистую речь. Никто из знакомых Биллу парней и девчонок так не изъяснялся. Билл приложил руку к горящей щеке. Наверное, он сейчас покраснел от макушки до пят. Когда Ричи шутил про секс, он использовал самые грязные слова, и Билл не смущался. Может, все дело было в контрасте. А, может, в «я об этом читал». Боже, что он там читал? Уж наверняка не, как они с Эдди и Ричи, тайком пробравшись в библиотечную секцию биологии и сгрудившись вокруг энциклопедии с изображением тела женщины. Но Билл знал, что если они продолжат обсуждать эту тему, он больше не сможет выдавить из себя ни слова. «П-п-п-половой акт» получится уж слишком жалким. — А какие ты в-вообще книги читал? Художественные, я имею в виду. С сюжетом. — Что-то про глаз, — Роберт почесал запястье чуть выше браслета. — Про башню. И там был волшебник, который умер, а потом вернулся с новыми силами. Билл заморгал, пытаясь прикинуть, что это за чертовщина. — «Властелин колец»! — выкрикнул он. — Да, точно, там было про кольцо. — А что еще? Роберт нахмурился. Билл подумал, что он сам так выглядит, когда садится за домашнее задание по геометрии. — Там был такой мужик с усами на обложке, — ответил Роберт. — Две книги этого мужика. Там король умер. И был сын короля. И второй мальчик. А потом сын короля спал в темной комнате, где было много людей. И… — «Принц и нищий»! — угадал Билл. — Мы разбирали эту книгу с «обществом». А твоего мужика с усами звали Марк Твен. — Наверное. И как ты все знаешь про книжки, Билл? — Это известные книги, — он вновь пожал плечами. — И что? Тебе понравился «П-принц и нищий»? Роберт состроил гримасу, будто съел что-то кислое. — Мне не понравилось, что сын короля хотел уйти из дворца. Если бы я был сыном короля, я бы ни за что не ушел. — Ну-у, — протянул Билл. — О такой жизни го-говорят «жизнь в з-золотой клетке». Его же слуги одевали по полчаса. Тебе бы такое вряд ли п-понравилось. — Если бы я был королем, я бы приказал им всем проваливать, — возразил Роберт. — Ну что я тогда за король, если не могу приказать им свалить? Билл махнул рукой. Да уж, Роберт поломал бы им установленный порядок ко всем чертям. — А вторая? «Том Сойер»? — Наверное, — сказал Роберт и впервые за разговор о книгах улыбнулся. — Они там еще ходили по пещерами. И был этот классный момент, когда тот парень выменивал вещи на возможность покрасить вместо него забор. Мне ее читала мама. Она говорила, что я… Вдруг он замолчал. Билл поднял взгляд на Роберта. Тот опустил ногу, сел ровнее, в позе чувствовалась напряженность. Под пленкой загара лицо сделалось бледным. — Что? Что она сказала? Но он знал следующий ответ. Билл уже выяснил, где хранятся все воспоминания Роберта. Только не понимал, почему тот не хочет ими с ним поделиться. — Не важно, — ответил Роберт сдавленным голосом и с силой сжал правой рукой запястье левой. Кожа под пальцами побелела. Браслет оказался точно под ладонью. Билл подумал, что это, наверное, больно. Но лицо Роберта оставалось спокойным, и он решил, что ошибается. Вдруг Роберт вскочил на ноги, кончиками пальцев придерживаясь за ствол вяза. — Ты знаешь, я подумал насчет твоего вопроса. Кем я хочу быть, когда стану взрослым, — лицо у него сделалось таким же, как когда он забирался на самую вершину дерева. — Я хотел бы быть королем. Вот такая работа по мне. Билл рассмеялся. Что-то подобное еще мог ляпнуть Джорджи, а от четырнадцатилетнего парня это звучало просто смешно. Но по спине вновь прошел холодок. Волосы на затылке встали дыбом. — Станешь королем, сделай меня своим п-первым министром. Идет? — Без проблем, — пообещал Роберт. — Я тебе доверяю, Билл. И ловко спрыгнул на ветку пониже. Это было двадцать пятого августа. Потом Билл извел не один черновик, чтобы запечатлеть тот день. Возможно, пытался восстановить ощущение вседозволенности и легкости, а, может, просто дать своему прошлому немного времени. Любой школьник знает, что летние каникулы проносятся, как молния по небу. Билл знал это, возможно, лучше других. Потому что дальше все изменилось. Дальше, как сказал потом Ричи, читая первый набросок его книги «В лесу водятся тигры», все пошло по пизде. И, даже обладая обширным словарным запасом, побывав в болоте литературной теории и имея годы писательского опыта, лучшего выражения Билл подобрать не мог. Все именно пошло по пизде. И никак иначе. Разумеется, они не забывали про вендиго. Время от времени они находили у реки и возле неглубоких пещер в скалах, трупы животных. Те выглядели так, будто домашний кот расчленил детскую игрушку. Только вместо ваты были изорванные и изъеденные внутренности, а вместо кошачьих когтей — зубы и когти чего-то более опасного. Роберт объяснил, что вендиго спит днем и выходит на охоту ночью. Решив, что в лесу завелся крупный хищник, медведь или пума, Билл заволновался по поводу детей в лагере. Но от мамы узнал, что еще в июне лагерь внезапно свернули. Охоту они собирались устроить, как только Роберт подтвердит, что и он, и Билл готовы. Билл скажет родителям, что остается у Ричи, а сам отправится на первую ночевку в лесу. Перспектива охоты на крупного зверя пугала. Но в конце концов никакой монстр не устоит против пули. А без оружия они дальше, чем на сто ярдов от дома, не уходили. — Если он спит днем, п-почему мы не можем подобраться к нему? — спросил Билл. Охотиться на мифическое чудовище не так уж и хотелось, он бы обошелся без этого. Но разговоры о подготовке Биллу порядком наскучили. — Попробуй найди его днем, — Роберт подумал и добавил: — Понимаешь, так не выйдет. Ничего Билл не понимал. Да и не пытался. Пропускал большую часть его причудливой болтовни мимо ушей. — Но ты говорил, что раньше убивал в-вендиго, — напомнил он. — П-почему мы не г-готовы сейчас? — Этот другой. Сейчас все по-другому. — Что значит «другой»? — Не знаю, Билл. Ясно тебе? — Роберт недовольно помотал головой. — Мне до сих пор не снятся сны. Я чувствую себя слепым. Нет, наверное, это как потеря осязания. Какого чувства ты боишься лишиться сильнее всего? — Зрения, конечно. А ты? — Не знаю. Раньше я мог с закрытыми глазами пройти по лесу, а сейчас… Раньше я видел больше, когда закрывал глаза. А сейчас я как будто что-то вижу, но только фрагментами. И все черно-белое. Растерянность в нем и правда чувствовалась. Билл заметил ее не сразу. Роберт пытался ее скрыть, но, бывало, пугался внезапных звуков или подолгу смотрел по сторонам, выбирая дорогу, как сам Билл, который оставался в лесу гостем. Эта растерянность была с ним и двадцать шестого августа, когда они вечером возвращались с реки. В высушенном воздухе уже собирались первые признаки осени. Небо затянуло тучами, и из леса постепенно выветривалась летняя духота. — Жаль, что теперь п-придется ходить в школу, — тоскливо пробормотал Билл. — Но я хотя бы не так сильно заикаюсь. — А что не так с заиканием? — удивился Роберт. — Я никак не пойму. Это же интересно. Ты интересно говоришь. Ага, Генри Бауэрс и его дружки тоже так считают. «А ну-ка, Денбро, скажи за-за-задница. Скажи си-си-сисястый. Че молчишь, заикающийся выродок?» Он уже пожалел, что рассказал Роберту о том случае в лагере. Посмотрел бы он, как Генри Бауэрс насмехается над ним. Вот было бы интересно. — Очень, — буркнул Билл. Вдруг Роберт остановился посреди тропы. Выбросил руку в сторону так, что Билл впечатался в нее грудью, как в шлагбаум. Он прислушался. — Что? — переспросил Билл. Роберт повернулся и зажал ему рот рукой. Билл замычал и стал отбиваться, но Роберт только крепче удерживал его. Когда надо, он мог быть очень сильным. — Заткнись! — зашептал Роберт прямо ему в ухо. — Ты можешь помолчать? Он посмотрел на Билла взглядом человека, который не принял бы ответ «нет». Билл закивал. Роберт его отпустил, и Билл стал обиженно потирать губы. Кажется, Роберт приложил ему так, что он рассек губы зубами до крови. Билл сглотнул, прежде чем его затошнило от железного привкуса. Будто поцеловал лезвие ножа. А потом он что-то услышал. Тихие шаги. Ломающиеся тонкие ветки, шелест, легкую осторожную поступь. Билл присмотрелся к деревьям и с удивлением обнаружил, что стало темно. Отчасти из-за туч, отчасти из-за сокращения светового дня. Похоже, он слишком привык к поздним закатам. Роберт беззвучно взял в руки ружье. Затем метнул в Билла выразительный взгляд. Друг, с которым они говорили о книгах, сидя на вязе, исчез. Теперь это был взгляд боевого командира, отдающего приказы соплякам во вьетнамских джунглях. Он говорил: «Бери это чертово ружье, рядовой, и попытайся не выстрелить в свою ебучую ногу. А если случайно пристрелишь меня, я тебя нахрен с того света достану. Усек?» Со шрамами, птичьей лапой на каске и лихорадочным смирением висельника. «Отличный выбор, сынок, звездная пехота сделала меня тем, что я есть». И он сам, вчерашний студент, дрожит под дождем, в чавкающих от воды ботинках, ожидая услышать пальбу. Думает о том, как играл в карты днями напролет в кампусе, хотел писать романы, а потом смерч подхватил его домик и унес из Канзаса в зеленый ад, где между деревьев бегают маленькие человечки. Чушь. Билл дернул плечами, отгоняя киношный образ. Рядом просто ходит какое-то животное, а они не пехотинцы из фильма про Вьетнам. И Роберт всегда все преувеличивает. Но что, если… Верил ли он, возвращаясь домой в темноте, что в лесу таятся монстры? Что на заброшенных дорогах можно встретить Дьявола, а человек в капюшоне, который идет по городской улице, скрывает клыки и хищные желтые глаза? Возможно. Его воображение точно верило. Просто Билл, отделенный всю жизнь забором школы, дома, города, образования никогда не думал, что столкнется с ними лицом к лицу. Медленно, чтобы его не подвели трясущиеся руки, Билл достал револьвер из поясной кобуры, и обхватил оружие вспотевшими ладонями. Лес заскрипел шагами, задрожал. Звук перемещался. Неохотно, иногда почти на грани слышимости, а порой совсем рядом с ними. Вот он в одном месте, а в следующий миг уже с другой стороны тропы. Все прочие звуки — пение птиц, трещотки насекомых, даже шелест листвы — стихли. Осталось лишь тяжелое дыхание двоих ребят. «Главное — не паниковать, — мысленно сказал себе Билл, и ему показалось, что это голос Роберта в его голове. — Слабость привлекает демонов, так?» Легко сказать. На него монстры еще никогда не нападали. Теперь он и впрямь поверил, что не готов. Оставалось только справиться с нарастающим ужасом и не мешать Роберту. Уж он-то не оцепенеет от страха. Он-то в себе не засомневается. Ему все нипочем. Билл крепче сжал револьвер обеими руками. Звук приближался.