Сны Дерри

Они медленно отступали к реке. Роберт попытался обходным маневром вывести их к дому или хотя бы из густого подлеска, но каждый раз невидимый противник преграждал им путь — осторожно, не показываясь, выдавая свое присутствие лишь звуками. Сероватый свет таял. Сумерки сгустились до мглы, и в этой мгле их что-то ждало. «Это всего лишь медведь или большая кошка, — убеждал себя Билл. — Очень умная и изобретательная. Но животное сбежит, если его припугнуть. Главное, показать, что ты тоже умеешь кусаться». В их случае «кусаться» означало стрелять. Билл взглянул на наручные часы. Почти девять. Обычно в это время он подъезжал к Дерри. Даже если вывести велосипед на дорогу прямо сейчас, в город придется ехать по темноте. Но Сильвер остался под кустом орешника, словно тонкая нить, ведущая к дому, а они с каждой минутой забирались в лес все дальше. Роберт сказал держать револьвер наготове. От напряжения давно заныли кисти, задрожали предплечья. Это точно не пойдет на пользу при стрельбе. С нарастающим ужасом Билл думал о том, как будет объясняться дома с родителями. Но медленно в него втекал и другой страх. Ни один медведь не станет так преследовать двоих людей. Ни одна рысь на это не способна. Кошмар разливался в душе ледяным озером. И вот от этих мыслей застучали зубы и затряслись колени. Наверное, тогда я верил, писал потом Билл. Я часто слышал, что атеистов не бывает в окопах и падающих самолетах. Думаю, нечто подобное справедливо и для ситуации, в которой оказались мы. Только речь шла не о Боге. Конечно, об этом я не размышлял. Но о том, существуют ли монстры и способны ли два подростка с оружием улизнуть от них живыми. Он посмотрел на Роберта. Пока еще мог видеть в сумерках его сосредоточенное лицо. — Может, п-п-пальнем в в-воздух? Напугаем его, и он у-уйдет? — прошептал Билл. — Уже д-девять. — Только потратишь патрон. Можешь говорить нормально. Он понял, что мы здесь. — Р-роб, что это такое? П-пума? — Ты так ничему и не научился, — сквозь зубы процедил Роберт. — Соберись, иначе нам конец. Он даже не посмотрел на Билла. Взгляд шарил по лесу, выхватывая остатки света. Билл с обидой повел ноющими плечами. В конце концов, он все лето учился стрелять, а это чего-то стоит. Каждый опытный штаб-сержант наверняка когда-то был таким же желторотым салагой, как он сейчас. — Он загоняет нас к пещерам, — Роберт повертел одним запястьем, разминая руку. — До тех пор не покажется. — И что будем д-де-делать? — Выйдем на открытую местность. Займем позицию у скал. Там не будет преимуществ ни у нас, ни у него. Из-за деревьев донеслось урчание. Низкое, почти кошачье, медленно переходящее в рык. Билл отступил на пару шагов. Роберт не сдвинулся с места. Рык оборвался тишиной. В ушах отдавался шум глухо бьющегося сердца. Интересно, что случится раньше — оно разорвется у него в груди или нечто кинется на них с Робом из леса. Снова послышались шаги. Раздался треск ломающихся ветвей. Но зверь передвигался без спешки, словно хотел сказать им: «Ничего, парни, торопиться некуда. У нас впереди вся ночь. Кстати, я могу видеть в темноте, а вы?» Жестом Роберт приказал отступать. Они воспользовались сменой мест и вернулись к той тропе, по которой шли в самом начале маневров. Из кармана Роберт достал фонарь и зажигалку. Зажигалку он оставил себе. Фонарь передал Биллу. На небе еле-еле теплился сероватый оттенок, но внизу, между деревьями, совсем стемнело. Билл даже не видел лица Роберта. Лишь силуэт, очерченный художником, которому не хватало цветов. — Ладно, — сказал он. — Отступаем к скалам. Там сориентируемся. В пещеры — ни ногой. Включай, будешь нам светить. Билл неловко повернул фонарь. Дрожащий луч иссиня-белого света выхватил из мрака крошечный участок земли, прошелся по примятой траве и остановился на кедах Роберта. Почему-то показалось, что этот свет лишь подчеркнул тьму. Словно они находились на дне огромной бездны, одна мысль о которой вызывала агорафобию. Страх открытых пространств и, возможно, боязнь того, что тебя видят и ты чувствуешь на себе взгляд, но не можешь обнаружить наблюдающих за тобой глаз. Хотелось поднять фонарь и высветить фигуру Роба. Взглянуть в его уверенное лицо. Но Билл передумал. Слишком боялся обнаружить на нем лишь исступление. Значения этого слова он не знал, только чувствовал, что оно правильное. Роберт с его «не важно». Роберт с его «у меня много дел и мало времени». Роберт, который беззаботно ждал его по утрам, улыбаясь так легко и так весело, словно ничто не могло его взволновать. Билл осознал, что даже теперь понятия не имеет, кто он такой. А сам он застрял во мраке с двумя созданиями леса. И теперь они продвигались на недружественную этим двоим территорию. Изредка Билл светил на часы. Половина десятого. Десять. Стрелки словно вели к эшафоту, и он бросил. Ему давно пора быть дома. Там, наверное, сине-красный свет проблесковых маячков прокатился по Уитчем-стрит. И мама тычет в лицо патрульному школьный снимок Билла: «Вот он, вот он, мой мальчик». Отец стоит в дверях. Он складывает руки на груди и мотает головой, как бы говоря: «Да ничего, сейчас объявится». Джи выглядывает из гостиной, мнет пальцами свою пижаму с вышитыми летающими тарелками. Но даже он видит: папа взволнован, папа на самом деле жутко взволнован, просто надеется, что все будет хорошо. И никто из них не подозревает, где провел все лето Билл. — Погаси, — прошептал Роберт. — Прикрой меня. Сделаем факелы. На огонь он не бросится. Билл выключил фонарь и поднял револьвер. Руки немного отдохнули, оружие уже не клевало носом. За ухающим, точно сова, шумом крови в ушах он стал различать плеск воды. Значит, они добрались до реки. Билл представил себе пещеры в скалах. Неопасные, глубиной около двадцати футов — в таких не потеряться. Но холодные даже в самую жару. С рисунками на стенах, где древние люди охотятся, зажигают костры и поднимают руки к своему древнему солнцу. С дерьмом летучих мышей на голых камнях и морем трепещущих кожистых крыльев и цепких когтей на потолке. Вдруг раздался тихий шепот. Неразборчивый за гортанным урчанием, но различимый. Такого Билл еще не слышал. Кровь стыла в жилах, как бы он ни храбрился. Билл на миг забыл о тактике. Забыл об охоте, забыл о Роберте. Он превратился в одно единственное кричащее желание спустить курок. И будь что будет. Этого он не сделал. Покрепче сжал револьвер и встал в более удобную стойку. Вдруг один кед поехал на скользком камне. Билл взмахнул руками, отступил на шаг и уперся во что-то мягкое. Ноги потеряли опору. Рука с зажатым фонарем коснулась шерсти. Билл отдернул ее и повалился на спину. Что-то заворочалось под ним, и он вскрикнул вслух, бешено отбиваясь. Щелкнула зажигалка. Свет пронесся от обеспокоенного лица Роберта к его ногам. Тогда Билл увидел, что наступил на труп оленя. Из распоротого брюха животного вывалились внутренности, и теперь он кедами возил кишки по камню, а руками упирался в гниющие бока. Вновь послышалось рычание. На этот раз тише, но так близко, что Билл почувствовал его кожей раньше, чем услышал. Затем огонь исчез. Роберт выругался и замолчал на полуслове. Что-то сбило его с ног и потащило за собой. Билл обернулся. Огонь разгорелся вновь у самой скалы. Осветил клочок шерсти. Зажигалка прошлась по ней, опаляя края. Животное зашипело. Похоже, Роберт пытался его поджечь. Чем бы оно ни было. Он оттолкнулся ногами. На этот раз нашел опору и перебрался через оленя. Вскочив, Билл обнаружил, что потерял фонарь, но чудом не выпустил из рук револьвер. Вес оружия придал решимости. Он развернулся к тому месту, откуда доносились звуки — то ли человеческий хрип, то ли монстра, уже не разобрать, — и вскинул оружие. Целясь сам не зная куда, Билл нажал на спусковой крючок. Прокричал что-то вроде: «Оставь его, сука!», хоть и не слышал своего голоса. В ушах зазвенело. Вспышка расцвела фейерверками во тьме. А за миг до этого он увидел желтые, пылающие яростью глаза. Теперь рык двинулся к нему. Билл с опозданием подумал, что нельзя палить куда попало, если он не хочет попасть в Роберта. Но гортанный рык приближался. Он схватил револьвер обеими руками и выстрелил вновь. Свет блеснул на зубах. Второй выстрел обрисовал когти. Кровь на клыках во тьме. Запах паленой шерсти. Кровь Роберта, пронеслась в голове жуткая догадка. Скорее всего он мертв, а Билл теперь остался один. Существо взвизгнуло и кинулось в сторону. Билл попятился. Подумал выстрелить наугад, но решил поберечь патроны. Он вспомнил, что они вышли к скалам. К тому времени Билл неплохо ориентировался в лесу, так что прикинул направление и побежал в надежде прикрыть спину и выгадать время. Подошвы кед в оленьей крови заскользили. Неустойчивые камни поехали под ногами. Зажав револьвер правой рукой, Билл поднял перед собой левую. Земля вдруг куда-то исчезла. Он понял, что угодил в обрыв, когда руку прострелила боль. От запястья она пронеслась до плеча. Тут Билл уже не смог сдержать рвущегося крика. Он перекатился на спину и поднес правую ладонь к лицу, чтобы заткнуть себе рот. Вместо этого револьвер ударил его по губам. Выстрелил бы, снес бы Биллу половину головы. Но оружие не подвело. Билл попытался сесть и только поворочался на острых камнях. Они впились в спину, немного отрезвив. Отупляющая боль схлынула. Тогда он услышал, что над ним нависает тихое зловещее дыхание. Если бы Билл помедлил хоть секунду, из леса он бы так и не выбрался. Но он поднял револьвер и спустил курок. Вспышка. Шерсть, кровь. Заблестели клыки. Он палил до тех пор, пока выстрелы не сменились щелчками. И оглушительным воплем боли. Билл почувствовал, как что-то теплое растеклось по лбу. Только потом догадался, что это были капли крови подстреленного зверя. Лежа на скалах, прижимая к себе горящую в агонии руку, он думал лишь о том, как приятно слышать вой этой твари. Возможно, монстр убил его друга и чуть не убил его, но он за все поплатится. Он сдохнет и полетит прямиком в преисподнюю. Пусть сжарится там на раскаленной адской сковородке, пусть его сожрут на инфернальном барбекю для чертей, пусть… Раздался еще один выстрел. Потом еще. Стреляли из ружья. Тварь заверещала, причем крик вдруг стал до жути человеческим. Билл зажал бы уши ладонями, если бы мог. Словно рядом и в самом деле вопил человек. Вдалеке затрещали ветви, зверь (зверь ли?) взвизгнул, но уже тише. В следующий миг Билл увидел огонь. В алом свете появилось лицо Роберта. Похоже, ему удалось зажечь ветку с сухой листвой, и теперь он подсвечивал ею путь. Билл прищурился и увидел, что тот стоит над обрывом на коленях. Все лицо Роберта в крови. Руки тоже. И шея. Словно монстр содрал с него кожу, и теперь перед Биллом выставлен экспонат из анатомического кабинета. — Можешь встать? — спросил он. — В-в-вендиго, — пробормотал Билл, будто Роберт мог об этом забыть. — Свалил подыхать. Ты встать можешь? — М-моя рука. Нехотя, боясь увидеть кровавый обрубок или что-то еще в этом роде, Билл опустил взгляд на свою левую руку. Рука была на месте. Только чуть выше запястья кожу прорвал осколок кости. — О-о-о, — застонал он, будто взгляд каким-то образом усилил боль. — Ты можешь встать? — повторил Роберт. — Билл! Ты слышишь меня? Он слышал. Но встать? Боже! С такой рукой? С такой рукой можно только умереть. — Билл! — Н-не… Я п-постараюсь. Пистолет… — Да брось его! Билл со злостью швырнул револьвер в сторону. Зажмурившись и стараясь меньше двигаться, он поднялся на ноги. Роберт схватил его за здоровую руку и помог вылезти. Затем медленно встал сам. Ветка, которую он кинул на землю, почти погасла, грозя оставить их во тьме. — Где фо-онарь? — Плевать на фонарь, — ответил Роберт, тяжело дыша. — Давай я перевяжу тебе руку. — Чем? — не думая, переспросил Билл. Когда он просто стоял, боль казалось невыносимой. Но стоило двинуться… Он жалел, что удар о камни не вышел смертельным. В ушах стоял звон. Сердце никак не успокаивалось. Ноги словно оторвались от земли, и сознание тоже уплывало, а он дрейфовал в раскачивающемся мареве черноты и боли. Холодные пальцы коснулись его локтя. Билл всхлипнул, но заставил себя терпеть, пока Роберт занимался перевязкой. Закончив, Роберт сказал: — Я выведу нас. Держись за меня. Билл не понял, что ему делать. Как выведет? Без фонаря? А где зажигалка? Он просто стоял, позволяя дрейфу уносить его. Роберт положил его руку себе на плечо и двинулся вперед, но ладонь соскользнула. Тогда Роберт повернулся к нему. Он осторожно обхватил его предплечья. Должно быть, лицо его теперь было совсем близко, потому что Билл кожей чувствовал прерывистое дыхание. Казалось, даже слышал тяжелое биение сердца, которое колотилось в такт его собственному. — Мы должны идти, Билл, — в голосе проскользнули нотки просьбы, возможно, мольбы. — Ты меня слышишь? — Ага, — ответил он. — Должны идти. Роберт некоторое время молчал. А затем ткнул Билла кулаком в здоровую руку. — Мать твою, Денбро, я не собираюсь тебя ждать, — прикрикнул он. — Хочешь — оставайся. А я пошел. Вот это сработало. Туман в голове смело волной паники. Билла затрясло сильнее прежнего, когда он представил, что останется один. Теперь он сам схватился за плечо Роберта. Тот повернулся к нему спиной, и они поплелись через лес. Несколько раз Билл наступал Роберту на пятки. Невидимые во мгле безлунной ночи ветви хлестали по лицу. Ему чудились призрачные руки, касания мертвых пальцев и тихий шепот, который грозил превратиться в уже знакомый рык. — Я могу идти б-быстрее, — сказал Билл, когда его сознание достаточно прояснилось. — Рад за тебя, — откликнулся Роберт, но шагу не прибавил. Они тащились по лесу целую вечность. Дрожь во всем теле унялась, поселившись в руках и коленях. Ночная прохлада успокаивала разгоряченное лицо. Дышать стало легче. Всю дорогу Билл сжимал плечо Роберта и не отпускал, даже когда рука затекла. Просто не мог оторваться от живого тепла человеческого тела. — Роб, т-ты как? Спрашивал он с опаской. Перед глазами стояло его окровавленное лицо. — Выживу. Уж получше тебя. — П-получше меня? — весело переспросил Билл. — Не п-понимаю, о чем ты. Я чувствую себя отлично! С-спасибо. Роберт рассмеялся. Билл тоже нервно хохотнул. Рука отозвалась болью, но Билл подумал, что ничто так не помогает против неудач и страха, как смех. Они с Ричи и Эдди всегда хохотали над чем-то, после того, как к одному из них цеплялись Бауэрс и его подпевалы. Он всегда успокаивал Джорджи шутками, когда мама ругала того за неуклюжесть. Билл подумал, что никогда не смог бы дружить с человеком, с которым нельзя посмеяться от души. Или, раз уж на то пошло, искренне такого человека любить. Когда смех стих, идти молча стало уже легче. «То есть он правда умер? — подумал Билл, прислушиваясь к тишине и не веря ей. — Это все?» Как-то иначе он представлял себе охоту. Вернее никак ее не представлял. Но уж точно не такой суетливой. Наверное, ждал больше торжественности после их подготовки. А получилось, как в тех фильмах о Вьетнаме, где непонятно кто в кого стреляет, и есть только свист пуль, мелькающие лица и шум вертолетов, которые пролетают над джунглями. И охотились будто бы не они, а на них. Домой они вернулись к полуночи. Прошло всего несколько часов с тех пор, как они ушли на реку. Обоим хотелось урвать последние дни тепла и летних вечеров — безрассудство, пожалуй. Для Билла эти часы слились в одно кошмарное мгновение. И мгновение это растянулось на вечность, которую они провели убегая, замирая с оружием на изготовку и скрываясь. Впервые Роберт при нем включил в доме свет. К оплетенной паутиной лампе на террасе слетелись бабочки и усыпали ее серыми, точно рубашечная ткань, крыльями. Некоторые тут же угодили в сеть, и их дрожащие тени закопошились на полу. Оказалось, что Роберт перевязал Биллу руку обрывком своей футболки. Билла он оставил на крыльце и поплелся на задний двор, чтобы набрать воды. После всего произошедшего никто не хотел забираться в пыльный дом с тоскливым светом ламп накаливания. — Может, мне что-то с-сделать? — спросил Билл, когда Роберт вернулся. — Сиди. Я сам все сделаю. Непривычно было наблюдать за тем, как его легкая походка и уверенные движения превратились в танец марионетки в руках кукловода с моторным тиком. Но когда он снял окровавленную футболку и вымылся, Билл заметил, что внешне Роберт более-менее в порядке. Только на лбу чуть ниже линии роста волос краснели две косые раны. Билл поежился. Царапины от когтей. — Ты ничего не сломал? — Нет, все нормально, — ответил Роберт, садясь рядом с ним. — Отпустит. Он здорово кинул меня спиной об камень. — Ц-царапины на лбу… — Затянутся, — перебил Роберт. — Они не глубокие. Говорю же, мне меньше досталось. Я несколько раз ударил его ножом. Почти вся кровь не моя. Давай разбираться с тобой, ладно? Сначала Роберт помог ему снять рубашку и смыть кровь, а потом принес чистую одежду и одеяло. Биллу сделалось неловко, когда Роберт вытирал его спину и руки мокрым полотенцем. Он не привык, чтобы с ним так возились. Если бы это была медсестра, еще ничего. Но Роб? Пришлось затолкать свое смущение куда подальше. Когда Роберт закончил и перешел к левой руке, Билл едва не рассмеялся сквозь слезы. Они выглядели, как пара сломанных роботов, выброшенных на свалку. И теперь один, у которого что-то заклинило, чинит своего побитого друга. Роберт задумчиво осмотрел рану и ушел в дом. Затем вернулся с аптечкой. Раскладывая вещи, он постоянно останавливался и тряс руками, точно суеверный, который отгоняет демонов. Браслеты гипнотизирующе подрагивали. Наверное, и для заживления ран у него был припасен свой ритуал. — Что такое? — спросил Билл. — Пальцы онемели. Не страшно. Или не было. — Может, тебе нужно в б-больницу? Я м… — Еще чего, — Роберт фыркнул. — Уже прошло. Приготовься. И от души плеснул антисептика на его рану. Следующие десять минут он потратил на то, чтобы вычистить ее и, осторожно надавливая на руку, вернуть кость в правильное положение. Билл старался не кричать, только тихо подвывал и жмурился так, что на глазах выступали слезы, а пальцами свободной руки хватался за поручень. Лишь изредка бросал испуганный взгляд на то, что делает Роберт, и сразу отворачивался. Не следует, наверное, человеку видеть свои кости. Его от этого только сильнее мутило. Когда Роберт обвязал рану бинтом и наложил шину с помощью ватных шариков и двух веток, рука уже не выглядела устрашающе. Правда болела кошмарно. Даже лед, который Роб принес из кухни, не помогал. — Лишь бы все не з-зря, — пробормотал Билл полушутя, хотя его опять трясло, а из глаз и носа лило, сдерживал он себя или нет. — Надеюсь, руку не а-ампутируют. — Все будет нормально, — ответил Роберт, добавляя побольше ваты. — Я как-то в детстве упал с дерева. Сломал ногу и пролежал без сознания пятнадцать минут. Ничего, жив. — И как ты п-после этого так лазаешь по д-деревьям? Не страшно? Забывшись, Роберт пожал плечами и поморщился. — Мне постоянно приходится делать то, чего я боюсь, — беззаботно ответил он. — Когда делаешь, это входит в привычку. Билл вытер лицо тыльной стороной ладони и глянул на Роба, пытаясь понять, что у него на уме. Всю ночь Роберт избегал его взгляда. Пока занимался рукой, ни разу не поднял глаза. И неудивительно, понял Билл. Это ведь он их подвел. Это ему не хватило ума стоять на одном месте и заткнуть себе рот. И это он подставил Роберта, когда должен был его прикрывать. На смену страху и тревоге пришла горечь. Она забралась липкими пальцами в душу, удобно там осваиваясь. Из-за него они чуть не умерли. Это он во всем виноват. Теперь Роберт никогда не сможет ему доверять. Да и родители тоже не смогут. Их он тоже подвел, сам того не желая. И Эдди, и Ричи, и Джорджи, которых не видел все лето. Даже на день рождения брата он уехал, съев с ним до обеда кусочек праздничного торта и подарив клаксон на новенький «почти как у Билла» велосипед. По всему выходило, что он в чем только ни провинился. Будь Билл постарше, наверное, понял бы, что одному человеку нужно еще постараться, чтобы такое натворить, но сейчас он мечтал просто исчезнуть, уйти в горы отшельником и никогда больше ничего не портить. Горло сдавило. Подбородок задрожал. Билл закусил губу, лишь бы не расплакаться. — Готово, — объявил Роберт, показав на руку, заключенную в шину. — Сделал, что мог. Доберешься до Дерри, там тебе ее вправят, как надо. — С-с-спасибо, Роб. И п-п-прости. — За что? — За то, что не п-п-прикрыл т-тебя. Роберт наконец-то посмотрел на него. Вид у него был усталый. Под глазами залегли тени, кожа на лбу поблескивала в суетливом свете лампы. Билл подумал, что сам, наверное, выглядит не лучше. Но как же он завидовал его спокойствию. Если бы не это, он бы давно заплакал, а так приходилось себя сдерживать. Хорошо, получается, что и руку сломал он. Случись что-то с Робом, смог бы он ему помочь? Билл в этом сильно сомневался. — Ну ты кинулся на него с пистолетом, — ответил Роберт. — Догадайся, что со мной стало бы, если бы не ты. — Если бы не я, он бы на т-тебя не напал. Роберт помотал головой. Челка заходила из стороны в сторону, словно жила своей отдельной жизнью. — Мы были не готовы. Я же говорил. Поэтому так и получилось. Он собрал аптечку и поплелся в дом. А Билл так и не понял, что значит «не готовы». И что бы изменилось. Оставшись в одиночестве, он поморгал и несколько раз глубоко вдохнул. Слезы собрались в глазах и грозили вот-вот побежать по щекам. Если дать им волю, он не сможет остановить их, пока рыдания не прекратятся сами собой. Будто горечь и вина упивались его болью, и им все было мало. Роберт его успокаивал, но он наверняка просто устал для ссор. Если бы не Билл, все было бы иначе. Это его вина. Это он ни на что не годится. И заслужил все, что получил. Пока Роберт не застал его ревущим на своей террасе, Билл вытер лицо футболкой. Ткань пахла теплом и солнцем. Он попытался представить себе жаркий полдень и одежду, которая сушится на ветру, но не смог. Вокруг была лишь черная ночь. В ней водились монстры: жуткие безглазые существа, змеи, пауки и тигры. В ней щелкали зубы, рвалась плоть, там царила смерть. И это было самое ее начало. Он взял с пола одеяло и укрылся им. Словно ребенок, прячущийся от чудовищ в своем шкафу. Сзади послышались шаги. Затем звук падающих на пол капель и гневный шепот: «Блядь, да что это такое?» Роберт сел на террасу, держа в руках две чашки. Похоже, у этого робота опять сломались важные шестеренки, потому что часть чая расплескалась по пути. Он передал одну чашку Биллу, поставил вторую на пол, а затем достал что-то из нагрудного кармана футболки. Билл с удивлением взглянул на шоколадный батончик «Милки Уэй». — Т-ты же не ешь сладкое! — Это для тебя, — пробормотал Роберт себе под нос. — Я помню, как ты любишь эту дрянь. Вот я и… — На яблоне в-выросло или на сливе? Роберт улыбнулся уголком рта. — На яблоне. — Когда-нибудь ты р-расскажешь мне, откуда б-берешь свои ве-ещи? Не кажется, будто тебе чего-то не хватает. Кроме одежды по размеру, конечно. Все его джинсы и куртки либо на нем болтались, либо были ему коротки. — Возможно. Когда-нибудь расскажу. Роберт обхватил чашку обеими руками и уставился в землю. Сидел он слева от Билла. Правую сторону лица челка никогда не закрывала, так что Билл мог видеть его профиль. Острый кончик носа разрезал непроглядную тьму, от которой они прятались на террасе. По рукам двоих уставших мальчишек то и дело проползали тени бабочек и пауков. Отражения желтоватого света вспыхивали и затухали на цепочках Роберта. Ярко светилось стекло на часах Билла, которые теперь лежали у него коленях (он, как взрослый, носил часы на левой руке, и Роберт снял их с его поврежденного запястья). Хотел бы Билл знать, о чем Роберт думал той ночью, сидя рядом с ним. Очень хотел бы. Одной рукой Билл взял батончик и раскрыл его зубами. Уже собирался съесть, но немного подумал и разломил надвое. — Б-будешь? — спросил он. — Нет. Спасибо. — Да б-брось. Один раз можно. Роберт вздохнул. Поставил чашку на пол и помотал головой. — Ладно, — нехотя заявил он. — Сегодня можно. В качестве прощального подарка. — Какого еще п-прощального? Ты о чем? — Не важно, — как всегда, ответил Роб и взял свою половину. Он прикрыл глаза и съел шоколадный батончик с такой улыбкой, словно никогда не пробовал ничего вкуснее. Билл присоединился к нему. Ну «Милки Уэй» и «Милки Уэй», сладость для семилетки, хотел сказать он, и все же… Лучший «Милки Уэй» в его жизни. — Черт, как вкусно, — пробормотал Роберт, не открывая глаз. — Как же я ненавижу тебя, Билл. — Взаимно, майн фройнд, — ответил он с вымученной улыбкой, подражая одному из голосов Ричи. — М? — Фройнд — друг на немецком. — А, ясно, — Роберт взял чашку. — Вот тебе английский. Пей уже свой долбаный чай. По запаху Билл определил, что долбаный чай на самом деле был чем-то лекарственным. Он решил, что хуже стать просто не может, и выпил все за несколько глотков. Вновь появилось ощущение полета, только более приятное. И боль в руке чуть утихла. Оставалось дождаться рассвета, и тогда можно будет возвращаться в Дерри. Поломанная рука поломанной рукой, а ехать ночью по трассе с одной правой будет тяжело. Других способов попасть в город отсюда он не знал. Лагерь закрыт, телефона нет, фермы далеко. Лучше умереть, чем погружаться в очередную темную пропасть. Не будет же он держать фонарь всю дорогу в зубах. Некоторое время они просидели в тишине. Билл собирался завести разговор, но слова плыли в полусне, не срываясь с губ. Да это и не важно. Наверное, он почти уснул, хотя и знал, что в таком состоянии сон только спутает мысли. Но молчание не тяготило. А потом Роберт постучал по циферблату его часов и сказал, что они могут выходить. Было еще темно, но, когда они доберутся до стоянки Сильвера, как раз забрезжит рассвет. Билл поморгал, отгоняя сонливость. — Так что это б-было? — спросил он, когда они шли по тропе, освещая путь мощным фонарем. — Кого мы убили? — Вендиго. Вернее его воплощение. Ты сам видел. — Все, что я в-видел, — это шерсть и зубы. В ответ Роберт лишь помотал головой. Билл решил, что они потом вернутся к этой теме. Он и сам не хотел сейчас обсуждать никакие мистические фантазии. Поверил ли он? Когда они были там, да. Но теперь, когда все кончилось, сами его воспоминания больше не выглядели убедительно. С первым проблеском света они начали рассеиваться, словно один из его странных снов. К тому времени, как они подошли к дороге, небо заметно посерело. Роберт выключил фонарь и довел их без него. У орешника он остановился. — Черт! — выругался он. — Черт, Билл. — Что т-там? Билл шагнул вперед и тоже замер. Сил на злость и удивление не осталось. Он только и смог, что беспомощно сжать кулак правой руки. На земле лежала груда металла, в которой отдаленно угадывался Сильвер. Переднее колесо изогнулось, спицы были поломаны, сиденье вырвано, заднее колесо и вовсе исчезло. Сколько еще дерьма может случиться за одну кошмарную ночь? Неужели с него и так недостаточно? — Мне очень жаль, Билл, — произнес Роберт, будто извиняясь. — Я начинаю п-привыкать, — пробормотал тот. — Пойду пешком. Может, кто-нибудь из фермеров меня подберет. Или собьет, как опоссума. И тогда все закончится сразу. Не придется оправдываться перед родителями, лечить эту чертову руку, ходить с гипсом. К грузу усталости навалилась мысль об объяснениях и отговорках. Он пережил такое, а теперь ему придется выдумывать оправдания и терпеть нотации. Для него все кончилось. С него хватит. Это просто несправедливо. Он всех подвел и ничего хорошего не заслужил, но ему придется как-то с этим жить, и не хотелось добавлять себе еще мучений. «Мы волновались за тебя. Ты перепугал нас с отцом до смерти. По-моему, Уильям, мы даем тебе слишком много свободы, а ты этим пользуешься. Я же говорила, что ты убьешься на этом велосипеде, если будешь так ездить, все лето колени в синяках». А когда Том Сойер с друзьями заявился на устроенную ради них панихиду, их так же честили? Вот бы остаться в лесу с Робертом навсегда. И черт с ним, с этим Дерри. — Ну мы хотя бы убили в-вендиго, — с горькой усмешкой сказал Билл. Но Роберт даже не улыбнулся. — Где радость? Я д-думал, ты будешь п-плясать от радости. Как сможешь, конечно. Мы убили вендиго. Хей-хо и все такое. — Возможно. — Ты о чем? — Билл нахмурился, ожидая услышать очередное «не важно». Роберт бросил на него мрачный взгляд. Билл обнаружил, что уже может разглядеть в сумерках его лицо. И ему показалось, что на этом лице отразилась вина. Нет, даже не вина. У Роберта был вид человека, который знает, что впереди его ждет много плохого. Как у школьника, который не готовился к экзаменам. Как у самого Билла. Прощальный подарок, вспомнил он. Но перед расставанием с чем? Ведь все закончилось. Они победили. — Ни о чем, — для разнообразия ответил Роберт. — Да, Билл, мы убили вендиго. Ура. Я станцую победный танец позже, ладно? — Когда твоя спина з-заживет. Тебе т-точно не нужно в больницу? Роберт помотал головой. — Тогда мне пора, — печально произнес Билл. — Увидимся, когда родители выпустят меня из-под до-домашнего ареста. Лет так через двадцать. — Ага, — не менее скорбно отозвался Роб. В этот раз Билл сам подошел к нему, чтобы обнять. Объятия получились неловкими. Билл отвел левую руку в сторону и положил Роберту на спину здоровую правую. Тот втянул воздух сквозь зубы и обхватил его обеими руками. Но Билл не променял бы эти объятья ни на что другое. Он уткнулся подбородком в плечо Роберта и закрыл глаза. Ему запомнился легкий запах кожи, какой появляется когда бегаешь по лесу в прохладный день, запах чистых вещей, антисептика и пыли, прибитой дождем, исходивший от их волос. Запомнилось, как ему в спину впился фонарь, который держал Роберт. Как он пальцами почувствовал позвонки, выступающие под его тонкой футболкой. А еще, как сильно ему не хотелось эти объятия разрывать. Он так и стоял бы до скончания времен, никогда не возвращаясь домой. — Заберешь п-потом останки Сильвера? — попросил Билл, когда Роб первым его отпустил. — Я одолжу велик у Ричи и п-придумаю, как его забрать. Может, починим с Эдди. Он в этом шарит. Роберт кивнул. — Увидимся, — Билл махнул на прощание здоровой рукой. Роберт промолчал. Уставился на мыски кед, так что теперь Билл не видел выражения его лица за челкой. Не дождавшись ответа, он вновь помахал ему и выбрался из-за деревьев в серое августовское утро. Когда он вышел на трассу, над полями поднималось солнце. Оно должно было вот-вот скрыться за тучами, но на несколько минут и небо, и сухие травы, и сам воздух вспыхнули, как лесной пожар. Только дорога черной полосой тянулась в обе стороны. В тот момент Билл почувствовал себя страшно одиноким. Он говорил, что у него летом было два дома, но теперь не ощущал себя своим нигде. Нельзя жить две жизни. Так ты не живешь ни одной. Билл повернулся в сторону Дерри, подозревая, что еще не скоро вновь попадет в лес, и зашагал вперед. Темным силуэтом на фоне золотого неба.