Сны Дерри

В городе дышалось тяжелее. Словно воздуха не хватало. Пахло бензином, едой из закусочных, духами. В Дерри было шумно. Дерри обвивался удавкой оживленных улиц вокруг горла. Дерри сверкал в чужих глазах. Дерри наваливался со всех сторон стенами. В Дерри хоть иногда становилось тише? Роберт провожал взглядом автомобили. В пригороде следил за каждым, ожидая, когда гул стихнет — громкий звук означает опасность — означает, что нужно быть настороже. В самом же Дерри шум слился в сплошной поток. Получается, опасность повсюду? Зря боялся, что без сети в городе будет слишком пусто. Как они живут здесь? Как они живут без тишины? Как они слушают свои собственные мысли? Он думал, что будет проще. Билл все время оборачивался, словно чтобы проверить, не сбежал ли. В ответ получал заготовленную улыбку — одну из внушающих уверенность. Пытался обмануть самого себя. Если я буду улыбаться, моя глупая голова за маской-улыбкой, моя глупая голова, в которой шумит весь Дерри, решит, что у нас с ней все отлично. Интересно, а за масками-стенами этих домов что? Много любопытных глаз. Много голосов. — Стой, — скомандовал Билл на переходе. — Не надо постоянно это повторять, — попросил он. Они остановились у перекрестка, за которым начинался длинный подъем. Роберт уставился себе под ноги — лишь бы не видеть мельтешения машин. — Я же не знаю, каких ты п-правил знаешь, а каких нет. — Не такое тут и движение, — ответил Роберт, по привычке важничая. — Я думал, что Дерри больше. В Нью-Йорке, например, иногда идешь и неба не видно. Билл повернулся к нему. Нахмурился, как в тот раз, когда он стал шутить про свой заколдованный лес. Забыл от волнения прикусить язык. Ладно, пусть знает. Догадался уже, что в его прошлом не одни туманные лесные тропы. К чему-то они вели. Он отправлялся по ним обратно в свое прошлое, глядя на нынешний Дерри. На пешеходные переходы, рекламу в витринах, тошнотворно кричащие предсказания-граффити на автобусных остановках. Об этом он и думать забыл. Но что-то из воспоминаний возвращается. Обрывки, фрагменты — когда-то его тропы выглядели так же, как эти улицы. — Ты был в Нью-Йорке? — удивился Билл. — Да. Давно. — Ты жил там? — Да. — Давно — это когда? По правую руку от них кто-то подъехал к перекрестку на велосипеде. Роберт обернулся. Заметил поблескивающие перекрестия металлической корзины, в которой лежали бумажные пакеты. Присмотрелся к парню. Примерно их с Биллом возраста. С очень темной кожей. Сначала удивился — подумал, до чего сильный загар, а потом дошло. — У тебя очень интересный цвет кожи, — сказал Роберт, разглядывая его. — Ты че? — прошипел Билл и дернул Роберта за рукав. Парень смутился. Оттолкнул велосипед ногой и отъехал от них так далеко, насколько позволяла дорога. Загорелся зеленый свет. — Придурки, — бросил парень напоследок, встал на педали и покатил дальше. — А что я не так сказал? — П-поехали уже, — недовольно пробормотал Билл. Хоть объяснил бы. За знаком «Уитчем-стрит» расстелилась улица красивых с-рекламной-вывески домов и аккуратных из-маминых-мечтаний дворов. Билл остановился перед одним из них. С веранды соседнего дома ему кивнула женщина и приветственно подняла руку, в которой держала запотевший бокал лимонада. Билл кивнул в ответ. Беспокойно потер ладонь большим пальцем. Прошелся взглядом по другим террасам, где могли сидеть другие его соседки. Если он пытался выглядеть не подозрительно, ничего у Билла не получалось. — Ты точно уверен? — спросил Роберт, повернувшись спиной к улице, чтобы не видеть ничьих глаз. — Я не думал… — Да уверен, уверен. Ко мне иногда приходят друзья. Никто не обратит внимания. П-пойдем. Не думал, что на этой улице так много людей. Непросто будет прятаться, когда придет время бродяжничать в подвале. Но Билл уже бросил велик во дворе и стал подниматься на крыльцо. Роберт уложил Сильвера рядом. Направился вслед за ним. Чего Билл боялся? Думал, что ему влетит, если их увидят вместе в подвале? Могло ведь. Что сделал бы его дядя? Наверное, вломил бы обоим. Но у Билла родители обычные. Может, он не хотел их расстраивать? Да, наверное. С родителями ведь можно иметь хорошие отношения. Без границы между я и они. И вообще со взрослыми. Получается, шестнадцать лет — это почти они. Почти взрослый. В последний раз, когда он ездил куда-то, приятная женщина на заправке спросила его, хочет ли он подарочную карточку с персонажами из мультфильма — разложила их перед ним, как для гадания — старухи из его Нью-Йорка, обитающие у аптечных лавок, выкладывали так карты таро на своих грязных покрывалах за пару долларов. Отец еще ответил, чтобы она оставила это дерьмо для своего собственного ребенка. А теперь? Все по-другому. Не укладывалось в голове. О стольких вещах придется подумать. И в поле высокой травы не сбежишь. Наверное, его глупая башка в конце дня взорвется и забрызгает городской тротуар обрывками мыслей и беспокойных полуночных страхов. Но в ней хотя бы не останется места для голосов. С марта они не беспокоили. Роберт почти позволил себе надеяться, что они не потащились за ним в Дерри. Другой вопрос — а надолго хватит терпения Билла, если что-то пойдет не так? Кажется, он еще весной убедил себя в том, что Роберт все испортит. В таких делах ведь, Роберт это знал, нужно просто ждать. Просто идти вперед, если решил, и как-то все получится. — Проходи. Ч-чего стоишь? Билл раскрыл дверь и жестом пригласил его. Роберт шагнул за порог. Неосознанно затаив дыхание. Встал посреди гостиной — просторной, светлой. Тихой. Наверное, городские жители так и прячутся. Запираются по домам, сидят по своим тихим комнатам, чтобы хоть иногда послушать самих себя. — А где Джи? — Он по п-понедельникам и средам в школе, — ответил Билл, бросая куртку на диван. — Там что-то типа лагеря. Зарабатывает себе пр-ризнание родителей и подарок на день рождения. Ну что, хочешь посмотреть мою комнату? Он закивал. Прекрасно понимал, что Биллу так же трудно, как и ему. Наверное, на него снова накатывало чувство нереальности — жутковато видеть в привычной обстановке неуместный фрагмент. Новые мысли в своем доме. Новую мебель в своей голове. Если бы Роберт мог сделать что-нибудь, что угодно, чтобы приободрить его, сделал бы. Только здесь это уже не в его власти. — Оставь рюкзак тут, — сказал Билл. — Пойдем поищем тебе шмотки. И повел его на второй этаж. Мимо неброских картин в белых тонких рамках. Семейных фотографий, вывешенных в коридоре. Улыбающихся Зака и Шерон, которые обнимали Билла с его ироничной усмешкой и счастливого Джи. Круто, когда в доме два этажа. Сам всегда жил в квартирах или одноэтажных коробках. Выбирался из окна, перелезал через забор и сидел на соседском дворе, пока родители спорили в своей спальне. Думали, что не слышит их гневных перешептываний. Лучше бы кричали — хоть знал бы, что шепчутся не о нем. Но они тоже по-своему беспокоились. Тоже обнимали его на паре старых семейных фото. Не скучать по родителям в лесу было проще. Не вспоминать о родителях в лесу проще. Прибился все-таки, бродячий кот. У дверей комнаты Билл глянул на него. — Роб, все нормально? — спросил он, изучая выражение его лица. — У тебя вид какой-то р-расстроенный, что ли. — Ничего, — Роберт мотнул головой. — Можно? Он прошел мимо Билла. Заприметил широкую двухместную кровать и бахнулся на нее с разбега. От покрывала, из-под которого криво торчал угол подушки, поднялся запах искусственной хвои — шампуня для волос, может, порошка. Роберт повернулся на спину. Рваными картинками закружились плакаты на стенах. Какие-то люди. Надписи. Рисунки. И все смотрят на тебя, пока ты спишь. Интересно, Биллу казалось, что они его оберегают? — А окна у тебя выходят на запад, да? — спросил он. — Я так и думал, что на запад. Билл хмыкнул, копаясь в шкафу. — Лучше скажи, как тебе комната? Нравится? Роберт сел на кровати. Присмотрелся. Светло-серые стены, письменный стол у окна, беспорядок личных вещей — книги вперемежку с блокнотами, со стикерами, с проигрывателем, с ручками, с одеждой на спинке стула, с монстрами на обложках журналов. Хаос, как сонный хаос рассказов Билла, из которого сплетается нечто его, нечто личное — продолжение его собственных туманных троп. — Да, у тебя красивая комната. И разум тоже. Разум очень красивый. Зеркальное отражение на двери шкафа передразнивало Билла. Бросило что-то через плечо. На кровать полетели пара футболок и черные брюки. Хлопнула пряжка кожаной куртки. — Я не уверен насчет р-размеров, — сказал Билл. — Эти джинсы купила мама, но они мне не подошли. Примерь ты. Роберт снял футболку и свои драные джинсы. На груди сверкнули гладкие розовые полосы, до красноты яркие в дневном свете. Почти зажили. Даже не верится, что совсем недавно они пытались его убить. Волшебство, да? Он поднялся, приложив к себе брюки. Билл уставился мимо него на стену. Роберт знал, как выглядит — до сих пор после зимовки в пещере не поправился. Но видеть такую реакцию неприятно. Хотя Билл, наверное, имел на нее право. Джинсы пришлись ему впору. Билл глянул на полосатые носки и махнул рукой, мол, ты брюки по росту никогда не найдешь, если не наберешь весу. Роберт надел темно-серую футболку с черепом (интересно — а теперь все стало таким интересным — чей это череп и какое он имеет значение?) и накинул кожаную куртку. — Ну как? Билл подошел к нему. Взялся за лацканы, расправил воротник на шее и поднял взгляд, не выпуская куртки из рук. На щеках краснели пятна. От прикосновения к шее побежали мурашки. Странно, такого он раньше не испытывал. Но чувство приятное. — Хорошо выглядишь, — сказал Билл. — Спасибо. Роберт улыбнулся. Ну как тут не улыбнуться? И, не выдержав, обнял его. Крепко прижав ладони к его худощавой спине, наклонившись, чтобы положить голову на плечо. Он просто должен был — спрятаться, забиться, ухватиться за кого-то хоть на пару секунд. Поблагодарить. Когда в последний раз кто-то старался ради него? Билл не понимал, как много это для Роберта значит. Может, было бы проще, если бы люди читали мысли, касаясь друг друга? Тогда Билл почувствовал бы себя на его месте. Узнал бы о нем все. Смог бы как писатель что-нибудь ему объяснить. — Да н-не за что. Билл обнял его в ответ. Одной рукой поверх куртки, другой под ней. Горячая ладонь легла на спину. Что-то пробормотав, он ее убрал. Обниматься с Биллом тоже приятно. От него, конечно, пахло химией. Как и от всего тут. От этой одежды из шкафа, от самого дома. Шампунем, парфюмированным порошком — всем, что выветривалось в лесу и застревало в городе. Но чувствовалось что-то свое. Запах солнца на коже, легкий запах пота в волосах. — Ну все. З-змейка на куртке мешает, — пожаловался Билл и отпустил его. — А почему тебе не нравится, когда тебя обнимают? Ему вот нравилось. — Да не то чтобы, — щеки Билла покраснели еще сильнее, он потер ладонью грудь в том месте, куда вдавилась застежка. — Ну п-просто обычно я… Как-то не принято, что ли. — И что? Тебе самому не нравится? — Да нет. Мне н-нормально. Забудь. — Ладно, — Роберт решил, что подумает об этом позже. — А когда ты покажешь мне жуткий подвал? Я хочу увидеть всех пауков, с которыми мне придется жить. — Можешь дать им имена, — Билл улыбнулся. Неплохая идея. — Слушай, а когда мы встречаемся с Ричи и Эдди? — В пять. Роберт поднял руку Билла и глянул на его часы. Только час тридцать. — Давай посмотрим телевизор? Сто лет не смотрел. — Подожди, подожди, — Билл повернул дверь шкафа так, что они оба отразились в зеркале. — Что скажешь? Уже собирался отойти, но Роберт остановил его, забросив руку Биллу на плечо. Смотрелись они замечательно. Билл был пониже, но более складный и симпатичный. Роберт никогда не представлял себе их со стороны, да и подходящего зеркала у него дома не было, а теперь удивился — они хороши. Очень подходили друг другу во всех своих контрастах и во всей своей схожести. Они встретились взглядами через зеркало. Роберт искренне улыбнулся отражению. Три месяца назад не поверил бы, что сможет вот так говорить с Биллом. Стоять рядом с ним в его комнате. Что ему делать теперь? Заползти в какую-нибудь дыру или радоваться тому, что он здесь? — Ну как? — спросил Роберт. — Похожи на главных героев? — Шутишь? — Билл брезгливо скривился. — Какой дурак про нас нап-пишет? — Какой? Я знаю одного. Все время ты себя недооцениваешь, майн фройнд. Билл пнул его локтем в бок. Они снова глянули друг на друга. И одновременно рассмеялись. Представляя себе, что это будет за рассказ.

***

Отупляющий шок, граничащий с эйфорией. Хорошие слова. Он собирался их записать. Через полупрозрачную дверцу микроволновки Билл наблюдал за тем, как греется мясная запеканка. И испытывал отупляющий шок, граничащий с эйфорией. Как долго они будут это делать? Родители привыкли к тому, что Билл-привидение бродит ночью по дому. Даже если их разбудит, например, шум воды в гостевой ванной на первом этаже, отец не выбежит с битой проверять, кто к ним влез. Но через две-три ночи мама забеспокоится. Захочет узнать, как у него дела. Он ненавидел, когда она об этом спрашивала. Всегда с таким выражением лица, что становилось ясно — честный ответ ее разозлит. Разозлит, потому что расстроит. Что ж, теперь она еще и удивится. Билла-писателя восхищала мысль о том, что родители скорее всего не узнают о госте в своем подвале. Черт-те что может твориться у людей под носом. Тайные истории, никем незамеченные встречи, приключения в отдаленных безлюдных местах и удивительные события прямо рядом с тобой — только научись видеть и руку протяни. Но у Билла-напуганного школьника эти мысли вызывали панику. И так хватает секретов. Ты не все узнаешь обо мне. Не все, что я говорю, правда. Кое-что прояснилось, да? Роберт раньше жил в Нью-Йорке. Лет до восьми, наверное. Понятно, почему у него грамотность восьмилетки и представления о мире такие же. Билл чувствовал себя ученым, который наблюдает за поведением птицы с отдаленных островов, не описанной ни в каких энциклопедиях. Или антропологом, который изучает быт коренного населения Америки. Плохая мысль, конечно. Он старался не думать об этом так. Но ему было по-писательски интересно. Как Роберт отреагирует, что скажет, о чем будет размышлять. Как сам Билл повел бы себя, если бы его вытащили из привычного окружения, а потом полжизни воспитывали в лесу волки? Это ведь повод для восхищения — если Роберт поехал с ним в Дерри, значит, он хотел что-то исправить, что-то для себя изменить. Об этом Билл собирался поговорить с ним через пару дней. Предложить ему остаться в Дерри. Обратиться в какую-нибудь службу или к кому-нибудь из взрослых. Билл не знал, к кому и куда, но видел в кино, что такое возможно. Должны же в реальности существовать люди, которые помогут подростку вернуться в школу и получить образование. Билл с удовольствием сбежал бы от ответственности. Но пора признать, что все реально. Так случилось. Это не кино или рассказ, а жизнь его друга, который сам не до конца осознает своих проблем. Пусть немного освоится в Дерри. Тогда они все обсудят. Если никакой катастрофы не произойдет. День на удивление прошел нормально. Билл даже обрадовался, когда тот парень назвал их придурками. Все-таки он не вконец двинутый. И Роберт в его городе, в его доме и в его одежде — это не больная галлюцинация писательского ума. Роберт, который шел на встречу рядом с ним в мрачной задумчивости. С таким же лицом он сидел в гостиной, уставившись в телевизор. Запрыгнул на диван и, чуть повозившись с пультом, будто и не жил столько лет в лесу, стал переключать каналы. Тупо пялился в рекламу универсальной овощерезки, пролистывал фильмы, залип в дорогой сердцу Ричи «Эм-ти-ви». Билл только глядел на его профиль, пока он, не моргая, следил за клипами Гуд Шарлот и Бритни Спирс. — Все нормально? — спросил Билл. Роберт поправил челку. Пара прохожих бросили на них скользящие взгляды. С растрепанной прической, кожаной курткой и в черных джинсах Роберт выглядел, как какой-нибудь старшеклассник, который каждый день расписывается пепельным следом сигареты на школьном заборе. Биллу все шли на ум его длинные ноги и острые плечи. С бледной кожей, которая, кажется, должна быть прохладной даже в жаркий день. Взгляд. Заинтересованный? Конечно, в лесу они постоянно щеголяли голыми коленками и нижним бельем. Раздевались на речке и в полуденную жару. Но это было давно. До рассказов про угрозы, поцелуи и ключицы. И, конечно, не в его спальне. Как и два года назад, реальный образ вытеснил образ придуманный. Настоящий Роберт был куда притягательнее, чем Роберт из рассказов. Он словно из тех актеров, ради которых смотришь фильм даже с самым дрянным сюжетом. Билл такой чушью не занимался, а тут вдруг понял, почему его мама ходила в кинотеатр на «Дикий, дикий Вест». — Не думал, что по телевизору столько дерьма, — ответил Роберт. — Кому интересно смотреть на чужие особняки? Или на вечеринки у бассейна? У этих людей столько дерьма в головах. — Привыкай. У людей вообще много дерьма в головах. — У тебя его нет. Билл поднял бровь. — Ты п-плохо меня знаешь. — Надеюсь, что узнаю получше. — Если мы будем жить в одном доме, обязательно. Я вот думаю, вы бы спелись с моей мамой. Жаль, я не могу вас п-познакомить. Она считает, что, если я останусь один, п-превращу дом в помойку. Они свернули на Канзас-стрит. В пять вечера под низким предгрозовым небом Биллу почудилось, что он различает вдалеке вывеску «Аладдина». Он видел фотографии из сороковых в альбоме Джорджи. Теперь перестроенный кинотеатр назывался «Гранд». Билл иногда представлял себе старый зал, алый бархат кресел, сияющую люстру в холле, зрителей, которые могли за бакс посмотреть два фильма, склеенные новостной пропагандой для мальчишек — из тех, что очень нужны дяде Сэму. В такие моменты охватывало необъяснимое чувство ностальгии по чему-то, что он никогда не испытывал. Может, поэтому ему и нравилась литература? — Слушай, Роб, — вспомнил Билл. — А чего ты говорил мне, что не смотрел никаких фильмов и не знаешь ничего про музыку? Т-тоже мне секрет. — Это правда. — Но дома… — Я знаю, что такое телевизор, если ты об этом, — перебил он. — У нас дома был телек. Но не было… Как это назвать? Программ? — Каналов? — Да. Каналов. И я почти не бывал дома. — Но что-то же ты смотрел? — А ты много помнишь о себе в семь лет? Не много, но помнил. Роберт косо глянул на него. — Пожалуйста, можешь не задавать мне вопросов хотя бы какое-то время? — попросил он. — Ладно? Билл пообещал, что не будет. Но все равно не понимал, что плохого в любопытстве? Что плохого, когда кто-то в тебе заинтересован? — Кинотеатр? — спросил Роберт, указывая пальцем. — Да. Не рассорьтесь с Ричи и Эдди в п-первую же минуту. Веди себя прилично. Выпрями спину. Не капай мороженым на рубашку, Билли. Он у тебя что, золотая рыбка или как? Ричи и Эдди привалились к стене, о чем-то споря, когда они вывернули к ним в пустынную подворотню. Когда-то, в дни сдвоенных сеансов и черно-белых фильмов, она была сквозной, а сейчас, с новой застройкой, превратилась в западню. Но Ричи это место нравилось. На мнимой карте Дерри оно принадлежало его панкам. Билл неважно разбирался в городских бандах и войнах, но благодаря интуиции (а иначе не поймешь — такие вещи никто не объясняет) знал, что некоторых мест лучше избегать. Кое-где в Дерри водились тигры. И тигры эти готовы были вытрясти из парня вроде него все карманные и отправить домой хныкать над синяками. — Гаспо-о-одь мой, Йесус! — с непонятным акцентом воскликнул Ричи. — Какого карлика ты обокрал? — За-заткнись, Ричи, — поздоровался с ним Билл. — Это твоя худшая шутка за год или нам ждать новых падений юмора? Они оба с Эдди уставились на Роберта. Попрятали кто куда свои взгляды. Эдди, похоже, решил пересчитать все заклепки на его куртке. Ричи поправил очки. Ну ладно. Не вдолбишь же им за пять секунд то, на что Биллу понадобилось четыре года. Он только надеялся, что Роберта это не расстроит. — Роберт Грей, — представился тот и протянул руку. Эдди пожал ее. Очень серьезно. Будто мама привела к нему очередного троюродного брата, сына его бесчисленных тетушек, со словами: «Ну, мальчики, ну подружи-и-и-итесь». Ричи хлопнул его по ладони и усмехнулся. — До этого дня я не верил в легенду о големе, хотя Стэнли Урис божится, что его ребята на такое способны. Но тебе, Билл, удалось меня убедить. — О чем ты говоришь? — смутился Роберт. — Ричи просто балабол, — ответил Эдди. — Мы делим его слова на два и делаем вид, что оставшееся имеет смысл. А если он говорит с французским акцентом, мы затыкаем уши. Роберт смерил взглядом обоих. — Ясно. Я вспомнил кое-что, Эдди. Билл рассказывал мне, что ты помогал ему с велосипедом. Не хочешь как-нибудь вместе разобраться с переключением скоростей? Эдди пожал плечами. Звучало, наверное, так, будто ему предлагают порешать математику на выходных. — Да нет, не очень. — Пофиг, — Ричи вытащил из кармана четыре билета в кинотеатр. — Деньги на бочку, Денбро. — Сколько с меня? — спросил Роберт. Билл ответил, что они потом разберутся, и отдал Ричи десятку за двоих. Тот наскреб по карманам сдачу. Да, с этим нужно что-то делать. Они пришли на повторный показ «Рассвета мертвецов», организованный «Грандом». «Фильмы про зомби — редкое говнище! — вопил Ричи. — Мы пойдем, парни, мы должны видеть это на большом экране». Но «говнище» тоже стоило денег. Отец договорился со своим приятелем, что Билл подработает у него в магазине. А вот Билл туда не рвался. Может, он и в самом деле лентяй, только не хотелось таскать ящики и пересчитывать банки с кукурузой, пока на улице лето, а ты самый свободный из всех свободных в мире людей. Начитался уже про уставших взрослых мужиков и теток в книжках. Не спешил становиться одним из них. Лучше поперебиваться с карманными. Тем более, пока Роберт здесь, об этом не могло быть и речи. К тому же символично будет заработать летом благодаря историям. Даже Стивенс теперь стал его хвалить. На одной из встреч «общества» он взял маркер и прошелся по рассказам тех, кто готов был сложить их под гильотину редактуры. Вымарывал наречия, тавтологии, вычурные конструкции. Отсекал голову общим словам. «Большой дом, скучный разговор, непослушный ребенок, — перечислял Стивенс. — Это мертвые образы. Заставьте меня поверить. Вспомните первое появление Тома Сойера. Всего одна страница! Я читаю про этого парня и благодарю Господа за то, что у меня нет детей». Билл слушал внимательно, перебирая в уме все свои работы и мысленно их хороня. А потом Стивенс сказал ему, когда они обсуждали его эссе после уроков: «У тебя есть чувство литературы, Денбро. Иначе не назову. Будто ты получил больше, чем способен разобрать в своем возрасте. Я думаю, ты пока сам не понимаешь половины того, о чем пишешь. Поговорим с тобой об этом через пару лет. И, Билл, прошу тебя, попробуй написать рассказ, не используя слов мрачно, тоскливо и кошмар». Нет, не попробую. На ум пришел давний вопрос Роберта. Какого чувства ты боишься лишиться сильнее всего? Может, этого? Чувства литературы? В конце учебного года приятельница Стивенса, которая преподавала в школьном театре, сказала, что попытается помочь Биллу с публикацией в университетском сборнике хоррор-антологий. Причем даже за деньги (хватит примерно на один поход в «Гранд» и рожок мороженого). Мисс Мур ничего не обещала, но звучало круто. И это она дала ему сборник легенд штата Мэн для вдохновения. Про чину — мэнского вендиго, женщину-призрака, которая встречает путников, когда на мостах Браунвиль-роуд собирается туман, и проклятое поселение англичан. Последнее Билла заинтересовало особенно. — Кстати, раз мы опять идем с-смотреть ужасы, — сказал он. — Как вы относитесь к Лавкрафту? — Не читал, — ответил Эдди. Ричи поклонился. — Готов целовать ему его великие руки. Готов целовать ему его великие клешни. Мерзкие эктоплазменные отростки, если нужно. А что? — Надеюсь, до этого не дойдет, — пробубнил Роберт себе под нос. — Короче, есть идея, — Билл с улыбкой оглядел всех троих. — Как насчет п-поехать в один город на северо-западе штата? Это может быть опасно, но оно того стоит. — Есть шанс, что я героически умру и стану легендой? — спросил Ричи. Билл кивнул. — Тогда считай, что я — за, Билли. — Конечно, — ответил Роберт. Он сразу выпрямился. Настороженно обернулся. Билл напомнил себе, что шутить с ним такие шутки нельзя. Он же воспринимает все всерьез. — Звучит как что-то, что не понравится моей маме, — Эдди хмыкнул. — Расскажи подробнее. — Чуть позже, — загадочно пообещал Билл, оставляя зацепку в конце главы. — А мы не опоздаем? — спросил Роберт. Ричи сверился с часами и сказал, что самое время идти покупать попкорн. Половина зрителей — в основном дети с родителями — шли смотреть «Атлантиду». Остальные — все разнообразие маргинальной публики Дерри, подвыпившие студенты, которые вернулись домой на каникулы, скучающие школьники и пара девушек с черной помадой и печальными глазами — собрались на «Рассвет мертвецов». Во время трейлеров крутили рекламу «Других» — грядущей августовской премьеры. Билл повернулся, чтобы взглянуть на отражение кино на лице Роберта. Как реплики проходят по нему удивлением и замешательством, как туман Нормандских островов стелется в широко раскрытых глазах. Есть что-то такое в том, чтобы смотреть на человека в темноте. — Что? — тихо спросил Роберт. — Ничего. Билл сдержал улыбку. Просто был рад, что он здесь. На сеансе «Рассвета мертвецов» никто не целовался. Но в какой-то момент Билл понял тех старшеклассников. Роберт снял свою куртку и криво уселся рядом с ним, прижавшись плечом к его плечу. Он потянулся к ведру попкорна, которое стояло у Билла на коленях, и задел его руку. Через пару секунд фыркнул: «Хлам, а не еда». — Мусор какой-то. Как ты это ешь? — удивился он. Билл пожал плечами. Нормальный попкорн. — И фильм тоже хлам. В спинку кресла уперлась чья-то нога. Прошипел гневный голос: — Хотите попиздеть, валите на улицу. Усекли? Они усекли и заткнулись. Хотя Билл не против был бы свалить. Только десятку жалко. И с Ричи про фильм потом не поговоришь. Пришлось досматривать. — Охренеть! — воскликнул Ричи, когда они подслеповатые после темноты кино выбрались в ранний вечер. — Фильмы про зомби — такое дерьмо! Я думал, что сблюю. Просто отпад! — Да, единственное стоящее, что мы видели, — это трейлер «Д-других», — подтвердил Билл. Эдди вклинился между ним и Ричи. — Это нормально, что Николь Кидман меня пугает, но я думаю, что она горячая? Для ее возраста, я имею в виду. — Посмотрел бы с ней киношку погорячее, а, Эдс? — поддразнил Ричи. — А мне интересно про призраков, — перебил Роберт. — Почему та женщина не видела призраков? — Наверное, она не умеет чувствовать лес. Ой, прости, чувствовать дом. Эдди хохотнул. — Слушай, Роберт, а по твоей сети можно говорить с мертвыми? — Осторожнее со словами, — посоветовал Ричи. — Сегодня ты шутишь про его сеть, а завтра вынимаешь ветку из задницы. Да, Бобби? Нет, не так. Вынимаешь проволоку из уретры. На миг Билл опешил, а потом вспомнил, что они читали рассказ. Мысленно процедил: «М-молчи-Роб-и-даж-ж-же-не-начинай-я-тебя-прошу». — В лесу нет кладбищ и призраков, — ответил Роберт. — Там живут духи. — А вы вместе с Биллом это придумывали? — Да, два года назад с-сидели и сочиняли, — ответил Билл за него. — Ладно, мы п-пойдем. На связи, парни. Билл щелкнул выключателем микроволновки, чтобы не разбудить никого звонком. Гроза сегодня так и не собралась, лишь посверкав над Бангорской трассой молниями, но на завтра обещали шторм. Билл прошел по притихшей гостиной к двери подвала. Склонился над тарелкой, боясь выпрямиться во весь рост. Юркнул за дверь. — П-принес тебе поесть, — прошептал Билл и опустился на пол. — Мама готовила. Пахнет вкусно. — Спасибо, — Роберт забрал у него тарелку. Он сидел спиной к стене в своем убежище, которое соорудил Билл из пары одеял. Со стороны двери его закрывал шкаф с красками и захоронениями маминого позапрошлогоднего ремонта. А днем оно пряталось под стол со старой отцовской периодикой времен его увлечения историческими личностями. Сидящий Бык и Джек Парсонс тоскливо плесневели на обложках, уставившись в потолок. Особенно по осени. Роберт глядел в пол поверх тарелки, помешивая остывающее мясо с сыром. Под тусклым светом лампы его лицо сделалось странно беззащитным. Веки слегка подрагивали, как если бы он что-то высматривал. Дышал Роберт размеренно, но тяжело. — Остывает, — напомнил Билл. — Я не голоден. Да? А не ел весь день. — Хорошо, расскажи, как т-тебе Дерри? — Много шума, — Роберт мотнул головой, словно чтобы избавиться от городского гомона в ушах. — Я не привык. — П-привыкнешь еще. А как тебе Ричи и Эдди? Вместо ответа Роберт уколол кусок мяса вилкой и проглотил с таким видом, будто это был извивающийся червь. — Они ничего, — ответил он. — Я рад. Не обращай внимания на шутки Ричи, хорошо? — Ладно. Он поставил тарелку на пол. Немного посидел молча, а потом сложил руки на коленях и опустил голову. — Что? Что т-такое? Билл пододвинулся к нему и положил ладонь на плечо. Показалось, чувствует мелкую дрожь, словно от холода. — Не знаю, — глухо пробормотал Роберт. — Просто много всего. — Да все нормально, — мягко ответил Билл. — Ты… Все наладится. Просто… Не придумав ничего лучше, никаких других слов, Билл пригладил его волосы. Коснулся тыльной стороны ладони. Знал, что ему это нужно. Роберт поднял голову и накрыл его руку своей. Ладонь соскользнула на колено. Пальцы у Роберта были ледяные, но Билл почувствовал, как от прикосновения по его собственной руке поднимается жар. — Я не понимаю и половины из того, что вы говорите, — пробормотал Роберт. — А из того, что говорит Ричи, я не понимаю ничего. — Думаешь, кто-то п-понимает? — Ты говоришь с ними не так, как со мной, — возразил он. — Тебе не бесит подбирать слова? Когда заикаешься, приходится выбирать что скажешь. Иной раз лучше промолчать. Сейчас-то с заиканием дела обстояли лучше, но взвешивать слова он не перестал. — Да нет. Иногда хочется п-пошутить о чем-то, чего ты не знаешь, но нет. Не бесит. Роберт сложил руки на груди. Билл не без печали и не без облегчения высвободил свою ладонь. — Я просто не думал об этом. Мы с тобой легко разговорились. И… Да не важно. — Хочешь, я сделаю тебе чай? У тебя руки хо-олодные. Роберт подался вперед и в шутку обхватил его лодыжку поверх высокого носка. — Нет, не уходи. Останься здесь. Только если отпустишь мою чертову ногу. — Х-х-хорошо. Если п-поешь. И не хватайся за меня, — Билл дернул ногой. Роберт взял тарелку и стал мрачно ковырять остывшую еду. — Слушай, Билл, у меня есть вопрос. — Задавай. — Я не понял одной вещи, которую услышал по телеку. Будешь смеяться — я тебе вилкой заеду. — Ну. — А что такое французский поцелуй? Билл от неожиданности не сдержал смешок. — Я же просил, — обиделся Роберт. — Не смейся. Лучше объясни, как поцелуй может относиться к стране. — П-понятия не имею. Но ф-французский поцелуй — это когда ты с кем-то целуешься и вы касаетесь языками. — Э-э-э, — он поморщился, но тоже повеселел. — Интересно. Я бы хотел попробовать. Если тот, с кем целуешься, симпатичный и чистит зубы. Ты пробовал такое? Хотел бы? Это — предложение? Билл прислушался к подвальной тишине, спрашивая ее, а не произнес ли он этого вслух. — Ну я как-то… Просто не с кем было. Сболтнешь кому, и я тебе в-вилкой заеду. — Я в ужасе, — Роберт улыбнулся. — Скажи, а людей правда пугает мой шрам? Выражение его лица не изменилось, а Биллу вот сразу стало не до веселья. Быстро же Роб менял темы. Пришли все-таки к этому чертовому разговору. — С чего ты взял? — Ты просил не говорить про твои рассказы, но там это было. А сегодня на меня странно смотрели дети, когда мы стояли в холле кинотеатра. Вот я и вспомнил. Билл потер висок большим пальцем. Перевести бы все в шутку. Во что-то несерьезное. — Разве тебе не хочется в-выглядеть устрашающе? — попробовал он. — Не знаю, — Роберт отставил тарелку и коснулся левой щеки, изучая ее пальцами. — Вообще-то нет. Больше не улыбался. — Тогда не думай об этом. П-просто им интересно. Забудь. Все время он говорил ему что-то не то. И куда девалось его хваленое писательское воображение и чувство языка, когда оно было нужно? За «хочешь выглядеть устрашающе» самому себе не помешало бы заехать вилкой. Конечно, он не хотел. Роберт закрыл глаза и провел руками по волосам, убирая их с лица. — Это все слишком, — выдохнул он. — Мне кажется, я сегодня не усну. — Уснешь, — пообещал Билл. — У меня есть снотворное. В этом мире любую проблему можно решить. Потому что проблемы здесь у всех похожие. Привыкай. Поздно ночью, лежа в кровати, Билл и сам выпил таблетку. Но вместо сна его клонило в сонные размышления. Романтично, когда вы с кем-то сидите на одних колесах? Снова вспыхнули щеки. Родители спят в другом конце коридора, а его шатает по дому с этими мыслями. Как объяснить Роберту, что он переходит грань, которой для него не существует? Он ни в чем не виноват. Умом Билл понимал, что не нужно реагировать, но ничего с собой поделать не мог. Нравились ли Биллу его прикосновения? Ну как сказать? От них жгло огнем и в груди собирался в наэлектризованный клубок паники, и он хотел, чтобы все кончилось, а еще, чтобы длилось вечно. Конечно, нравились, если ты человек, которому такое по душе. Если думал о ком-то два года, а теперь вот он рядом с тобой, настоящий. Сам подойди, коснись пальцем, проверь — не рассыплется. Но Билл сомневался, что хотел бы продолжения. То есть всерьез. Может, с другим парнем рискнул бы попробовать. А, может, и нет. Были на то свои причины. С Робертом, наверное, получилось бы проще, чем с любым другим. Он ведь ничего не понимает. Легко пойдет на поводу у приятеля, который расскажет ему о французских поцелуях. А потом бам! — и окажется, что Роберту вообще-то нравятся девчонки и Билл втащил его во что-то, пользуясь доверием. Не хотелось оказаться кукловодом, тянущим за ниточки. Наверное, кукла своего кукловода ненавидит. Пожалуй, лучше вообще об этом не думать. Только себе хуже. Роберта такие вещи просто не интересуют. Ему бы для начала со своими проблемами разобраться. Размышления эти были скучные и взрослые. Но Билл прочел немало взрослых книг. Так и лежал до утренних сумерек, прокручивая в голове одно и то же. Несколько раз убеждал себя, что завтра утром попросит Роберта уехать. Наши шпионские игры — плохая идея, ничего не вышло, прости, извини. А потом заново увлекался тайными планами и обещал, что поговорит с Робертом о социальных службах. Планы, шпионские игры, страхи смешивались, дробились, таяли. В неглубоком сне, в предрассветном полукошмаре, где он шел по темному коридору. Ничего не видя и не слыша даже своих шагов. Лишь касаясь стен. Но идти было не страшно, ведь кто-то обнимал его за плечи. Держался за него? Или вел?