Сны Дерри

Автобус словно попал под обстрел. Солнечные лучи прошивали насквозь, как пули. И они вшестером сделались штурмовой группой, которую отправили под рассветный вражеский огонь. Ричи и Эдди поцапались за место у окна. Окон хватало — парням приносила удовольствие сама перепалка. Доспорили до того, что Ричи уговорил Стэна поменяться с ним местами и сел к Беверли. Стэн вообще ехать не хотел. Но Ричи и Эдди взяли его на слабо. Билл сам предложил Роберту сесть к окну. Им-то о чем спорить? Все-таки первая автобусная поездка за много лет. А у Билла первая без родителей и школьных учителей. Так что с проплывающими жестянками дорожных знаков прощались вместе. В лесу за Дерри по автобусу рассыпалась мозаика света и теней. Билла от нее клонило в сон. А, может, потому что ночью не хотел возвращаться в свою комнату. Смешно — ждал эту поездку, а теперь почти жалел, что не остались с Робом дома. Когда еще получится побыть вдвоем? Сейчас бы только проснулись. Закрылись где-нибудь. Ладно, если сам мечешься со своими чувствами, которые ноют и зудят в душе. А когда оба? Когда знаешь — нельзя. Ничего нельзя, а все хочется. Роберт положил голову ему на плечо. Билл осмотрелся. Через проход от них женщина в зеленом платье читала книгу. Сразу за ней парень с блестящими военными жетонами глядел в окно. Ричи и Эдди в конце автобуса перекрикивались через несколько рядов. — Удобно? — спросил Билл. — М? — Говорю, удобно тебе? — Нормально. Спасибо, — не открывая глаз, Роберт ткнул коленом в спинку сидения перед ним. — Только бы побольше места для ног. Билл усмехнулся. Да, с его ростом нужно проявить находчивость, чтобы поспать на чьем-то плече. — Ну ладно, — сдался он. — Лежи. Заправил челку ему за ухо — показалось, что мешает. Сам пристроился. Щекой к мягким волосам, пахнущим то ли хвоей, то ли припыленной землей в начале летнего дождя. Ну увидят и увидят. Эти женщина в зеленом платье и парень с жетонами. Он тоже закрыл глаза. Прохладный — автобусный — свет лег на кожу тонким покрывалом. Билл смотрел, как из утреннего солнца выплывают города. Скохиген, Касл-Рок, Кингфилд. Население — восемь тысяч двести. Тысяча сто человек. Семьсот двенадцать. Разлетаются по улицам. К текстильным фабрикам, к лесопилкам, в киношные забегаловки, в куда-там-ходят-люди-вне-Дерри. Прячут секреты за дорожными знаками. Лица детей хранят воспоминания о ночных кошмарах. Об оксикодоне, купленном вместо школьного ланча. О задымленных разговорах на крыльце, где по ночам сигареты в стариковских руках делятся историями. О молчаливых костях в глухом лесу. И те возможно — только возможно, тоже когда-нибудь заговорят. О местах, где бывают лишь дети из воспоминаний, чужаки, не верящие в страшные сказки, и писатели, которые страшных сказок не боятся. Наверное, Билл видел об этом сны. Кто-то тряс его за плечо. — Мы приехали, — сказал Ричи — его рюкзак неприятно заскреб Билла по руке. — Эта задница называется Причерс Корнер. Тут никто не выходит. И выглядит так, будто наши трупы найдут через год на крюках. Нам сюда? — Что? — Билл сощурился, протер глаза — опомнился: — Да! Да! Правильно. Растолкал Роберта — недовольного, как школьника, которого будят в первый день после каникул. Ричи еще пошутил: «Грей, Денбро, подберите слюни друг с друга». Схватил рюкзак. Через минуту все шестеро торчали посреди автобусной остановки. «Грейхаунд» катил дальше на северо-запад. Словно птицы уже принялись расклевывать их гензель-гретелевский, начертанный из хлебных крошек, след. После автобуса влажный воздух давил на голову. На небе собирались тучи. Они специально выбрали пасмурный день — смотрели прогноз погоды — чтобы прочувствовать атмосферу. Насчет крюков Билл мог бы поспорить, но остановка Причерс Корнер не вдохновляла. Скамья, пластиковый козырек, желтый указатель — вот и все. Если не считать дороги, уходящей в лес, к самому городу. Билл нервно почесал руку. Когда объяснял маме, куда они поедут, представлял это место иначе. — Нам точно сюда? — спросил Эдди, потирая плечо ладонью. — Мне здесь не нравится, — сообщил Стэн. Они синхронно повернулись к Биллу. Ричи и Роберт тоже. Отвечай. Это ты нас сюда привез. Только Беверли стояла в стороне, разминая затекшую шею. «Предатель!» — шикнул Билл на Роберта. — Точно сюда, — ответил вслух. — Если есть знак, з-значит есть и город. Пойдемте. Кто не хочет — автобусы через каждый час. — Бо-о-оже, — Беверли закатила глаза. — Уверена, в школьной раздевалке вы видели вещи и пострашнее. И направилась в сторону Причерс Корнер. Эдди брезгливо скривился. — Однажды я видел, как пацан надул жвачку и попытался надеть ее на хер. Но она запуталась в волосах. — Никогда не понимал, зачем люди делают с собой такие ужасные вещи, — Ричи хохотнул. — Может, Стэн нам объяснит? Стэн посмотрел на него взглядом могу-и-показать. Ты, приятель, конечно, не еврей, но так часто хохмишь об этом — как насчет познакомиться с обрезанием? — Наверное, ради холодящего эффекта, — предположил Роб. — Если жвачка с мятой. Не смотрите на меня так. Я не пробовал. Эдди махнул рукой. Печально вздохнул. — Хотел бы я глянуть на «ужасы» в девчачьей раздевалке. — А ни у кого жвачки нет? — оживился Ричи. — От жвачек гниют зубы, — ответил Билл и переглянулся с Робертом — усмехнулись друг другу. — Сгниют зубы и отпадут члены. А теперь д-давайте догоним Беверли? Они припустили за ней. Необычно, подумал Билл, что такой город, как Причерс Корнер, не тянется к трассе заправками и кафешками. Наоборот. Отгородился от нее пасмурным туннелем старых деревьев. Те смыкались высоко над дорогой. Так плотно, что впору и днем зажигать фонари. Тишину оборвал Стэн. Предложил всем по мятной конфете. Потом повернулся к Роберту. — Мне интересно, Роб. А тебе нравится, что Билл про вас пишет? — Ну да, — ответил тот. — Это круто. А что? — Просто. Меня бы напрягло. — Чем? Об этом Билл тоже думал. Пару раз, когда в поисках новых идей шарился по чердакам и подвалам в своей голове. Искал там сюжеты, а попал в знакомую писательскую ловушку — открыл коробку со страхами. — Да ничем конкретным. Но я бы не хотел, чтобы про меня писали. — Погодите, — Эдди задумался. — Получается, мы и сейчас в рассказе? То есть, Билл, ты же напишешь об этом? — Если будет о чем. Но я п-поменяю ваши имена, биографии и все такое. — А я не хочу! — возмутился Ричи. — Хочу быть собой. И чтобы меня в экранизации сыграл Леонардо Ди Каприо. Роберт присвистнул. — Я сейчас такое представил, — он поднял руку, призывая всех послушать. — Помнишь, ты рассказывал мне, что хочешь на него подрочить? Получается, он будет играть, как ты рассказываешь о том, что хочешь на него подрочить. А ты будешь смотреть в кино, как он играет, как ты рассказываешь… Ричи вцепился в него и заткнул рот ладонью. Роберт ловко вывернулся. Стал жаловаться, что Ричи, наверное, половину кресел в автобусе перетрогал, пока его мотало от Эдди к Бев, а теперь лезет ему в лицо. — Господи! Второй Эдс, — Ричи закатил глаза. — У меня руки не грязнее плеча Денбро. Билл подумал, что Роб прав. Но не из-за автобусной мерзости. Просто у самого были планы на «полезть ему в лицо» и Ричи в них не входил. — Если этого момента не будет в экранизации, я сценарий не п-продам, — пообещал он, улыбаясь. Остальные тоже посмеивались. Роб приобнял Билла и напоказ обошел его, чтобы стать подальше от Ричи. На миг сжал руку, как делал, если волновался. С чего бы теперь? — А напомните, — заговорила Беверли, когда все вновь притихли. — Что мы здесь ищем? Деревья по левую сторону дороги поредели. Виднелось поле сухостоя с такими же чахлыми зданиями вдалеке, как и опаленная летним солнцем трава. Судя по карте, до города оставалось минут пять пути. Билл вдохнул. На выдохе напомнил себе говорить медленнее и продумывать слова наперед. — Здесь есть старая английская церковь, — сказал он. — Я п-прочел, что это одно из самых древних строений в штате Мэн. То есть одна из первых церквей, которые возвели европейцы, когда прибыли в Америку. Где-то в середине с-семнадцатого века. Представляете? Но интересно другое. Говорят, прямо в ней в начале пр-рошлого века местный священник убил одиннадцать своих прихожан. Его нашли перед алтарем, где он писал кровью книгу, которую назвал новой Библией. Арестовали, конечно. Его жертв п-похоронили на кладбище у церкви. А самого священника отправили в тюрьму. Где он покончил с собой. — И его дух до сих пор бродит в этих лесах, — Ричи помотал пальцами привидения перед лицом Билла. — Мы идем туда, верно? — уточнил Стэн. — Погоди, ты сказал, что мы устроим что-то типа пикника. На кладбище? Беверли развела руками. — А что не так с кладбищем? Думаешь, мертвецам не все равно? — Бев дело говорит, — вклинился Ричи. — Я не понимаю эти фильмы, где что-то строят на старом индейском кладбище, а призраки начинают мстить. У них там что, сильно много развлечений под землей, чтобы отказываться от компании? Билл опустил голову. — Никто не с-станет есть на могилах, — делая паузу после каждого слова, произнес он. — Хотя вы зря шутите. Вы знали, что в В-викторианскую эпоху пикники на кладбищах считались нормальным развлечением? Он видел фотоснимки. Пледы на траве, принарядившихся людей в прогулочных костюмах. Серебряные кофейники и корзинки для пикника. И все это прямо у надгробий. Причем здесь, в Америке. Не только в Великобритании, где помешанные на смерти викторианские лондонцы устроили себе железнодорожную линию от центра к огромному загородному некрополю. Славное было время, да? Дорога свернула вправо. Деревья с обеих сторон приникли к земле. И, словно из самих облаков, над молодыми кленами вырос шпиль церкви, от которого протянулась главная улица Причерс Корнер. Все шестеро остановились. Билл обвел рукой дома, как фокусник, удачно показавший трюк. Смотрите, парни, я же вам говорил. Роб наклонился к нему и прошептал на ухо: — Мне тоже здесь не нравится. Тут плохая сеть. — Да ладно тебе. Отмахнулся Билл. Только не начинай снова про сети. Не сейчас. И первым зашагал в город. Они миновали несколько угрюмых магазинов. В одном продавалось старье — книги, одежда, техника. В другом на витрине над средствами для мытья стекол стояли банки с майонезом. Пожалуй, лучше не путать. Строился Причерс Корнер в стиле плотницкой готики. С деревянными белыми домами, островерхими крышами среди зелени. Но сейчас город поник в готике запустения. Краска оплыла со зданий. Вымылась с людей, стекла с их одежд и лиц. На гостей они пялились смурными подводными взглядами, в которых отражались тучи. Эндрю Уайет нашел бы здесь немало вдохновения. Впрочем, Билл Денбро тоже. Из темно-серого, будто горелого, дома вышла женщина, ведя за руку девочку лет тринадцати. Остановилась на крыльце. Посмотрела на Билла глубоко посаженными глазами и вдруг перекрестилась. Билл нахмурился. Потом подумал, что, может, и не на него, а на всех сразу. — Что вам надо? — крикнул Роберт и снова наклонился к Биллу: — Зачем она это сделала? Несколько других водянистых взглядов обернулись. Остальные ребята следили то за Робертом, то за женщиной. Из-под руки у той вывернулась девочка. Закусила палец и одарила чужаков единственным проблеском интереса на причерс-корнеровском лице. — Забей, — Билл встал на мыски и шепнул Роберту на ухо: — Она п-просто тупая сука. Уже думал, а не послать ли ее. Но женщина сама растворилась в тени косого крыльца. Билл надел джинсовку. По спине пробежали мурашки. От холода или от того, что они шли на виду у всех, как прокаженные. Может, тут и правда плохая сеть. Кто знает? Может, просто не привыкли в гостям. Хорошо, хоть не доставали. Они ускорили шаг. Вскоре выбрались к холму, с которого Причерс Корнер сползал парой заброшенных зданий. Интересовало их другое место. В миле грунтовки отсюда находился Причерс Холлоу. Тот самый город, строившийся вокруг старой церкви. О Причерс Холлоу в своих заметках писал редактор газеты Скохигена — Руперт Льюис. Фотографии дневников Льюиса Билл обнаружил в музее. Там ему подсказал поискать его библиотечный приятель — паренек по имени Бен. За годы посещения библиотеки, наверное, разглядел в Билле родственную душу и иногда подбрасывал полезный материал. Билл с трудом разбирал слова, поврежденные временем, новоанглийской влагой и пленкой. Но, казалось, история проста. Льюис этого священника, Альберта Полсона, терпеть не мог и пытался вывести на чистую воду. Утверждал, что Полсон устроил в Причерс Холлоу дьявольский, а, может, и свой собственный культ. В одной дневниковой записи, например, говорил: «Считаю необходимым привязать его к тяжелому камню и сбросить с лодки в озеро. Не всплывет — тогда поверю, что он честный человек». Однако неприязнь Льюиса граничила с одержимостью. И одержимость эта, как и любая другая, рушила жизни. За пару дней до свадьбы невеста отменила их помолвку. Через два месяца после болезненного разрыва Льюиса уволили из газеты. А на оставшиеся деньги он поселился в Причерс Холлоу. За неделю до трагичного финала Льюис писал: «Сегодня снова ходил на мессу. В темной тесной церкви было не протолкнуться. Ноги у всех промокли от дождя по щиколотки драных ботинок. Но вынужден признать, что этот человек обладает необыкновенной привлекательностью. Я почти не сплю, почти не пишу и почти не ем. Я три месяца не молился Господу перед сном. К тому же я совершенно уверен, что Полсон меня сегодня ждал. Как будто я нужен ему так же сильно, как он меня ненавидит». Удивительно — после ареста священника Льюис его больше не упоминал. Правда ни невесту, ни редакторскую должность ему вернуть не удалось. Умер он через полтора года от осложнений туберкулеза. Еще сильнее Билл удивился, узнав, что Льюису на момент смерти было всего двадцать шесть, а Полсону — тридцать. Он-то, читая, представлял их бородатыми брюзжащими стариками с моноклями в руках. А тут молодые парни. Сам город тоже протянул недолго. После случая в церкви, в тот же год, его потрепало штормом. Еще через два — внезапной вспышкой лихорадки. А к концу Второй мировой в Причерс Холлоу не осталось ни единого жилого дома. Церковь тоже забросили. Заколотили дверь. И отдали заблудшим городским призракам, чтобы могли читать литании, которые все равно никто не услышит. — Вот и она, — сказал Билл. Все подняли глаза. Даже Ричи молча глядел на знамение времен, когда люди здесь были юны, а хищная древняя земля впитывала новые, европейские, суеверия. — Пройдемся? — предложила Беверли шепотом. И они, не ответив, отправились изучать территорию. Билл незаметно вышел из их круга. Сам спустился с холма мимо одичавшего яблоневого сада к кленам у церкви. От серебрящихся в пасмурном полудне стен веяло холодом. Таким, что забирается под ворот рубашки, отнимая привезенное с собой тепло. Билл застегнул куртку и направился к менее тенистой стороне. Выйдя из-за церкви, он оказался на кладбище. Споткнулся об одно из надгробий среди осоки. Словно зная, что эти мертвецы никому не нужны, кустарник и трава забрали их себе. Но заброшенность не отдавала грустью. Наоборот. Удивительно, как такие места могут существовать в мире, где есть оживленный Дерри. Где есть Нью-Йорк. Тот самый, в котором идешь и неба не видно. Где в Токийском заливе плавают бутылки и презервативы и где прямо сейчас кто-то кому-то отсасывает, а кто-то в соседней комнате молится. Столько всего, о чем ему никогда не написать. Столько прожитых жизней. Столько отметившихся одной лишь строкой в иллюстрированном издании «Проклятых мест штата Мэн» — в церкви Причерс Холлоу было убито одиннадцать человек. Билл остановился у могильной плиты, где под лишайником сохранилось имя. Уильям. Интересно, сколько ему было лет, когда он умер? Успел ли он почувствовать что-то, что осталось с ним в сердце и что он унес с собой в вечный вопрос — что дальше? Из размышлений его вывело прикосновение к плечу. — Билл, — позвал Роберт. — Мы тебя искали. Ты идешь? — Да, иду. Но остался на месте. Сам иронизировал над Робертом с его открытиями, а теперь замер, пораженный тем, что когда-нибудь умрет. Нет, конечно, он знал это. Все знают. Но собственная смерть, пусть и в далеком будущем, казалась такой… Странной? Как это так — мир без него? — Земля вызывает Билла, — Роберт опустил взгляд — заметил могилу Уильяма. — Ты какой-то грустный. — Да нет, все в порядке. Пойдем. Развернулся и зашагал обратно к церкви. Но Роберт его догнал. Встал перед ним, не давая пройти. — Подожди. Слушай, — потер щеку ладонью. — Я, наверное, должен поговорить с тобой об этом. Если я преувеличиваю, скажи. Билл пожал плечами. Только теперь заметил, что Роб волнуется, будто на первом свидании. Если бы еще Билл знал, что это такое. — Ладно, — Роберт кашлянул. — Слушай. Почти все, с кем я познакомился, говорят, что ты стал проводить с ними меньше времени. Меньше общаться. Билл, мне приятно, что со мной у тебя все по-другому, но я сам вижу, что ты иногда уходишь от всех. Как сейчас. Я подумал, может, спросить. Почему так? — А тебе… Билл уже хотел оскалиться. А тебе-то что? Ты теперь мой психолог, блин? С мамой моей на кухне это обсуждаете? Не устраивает что-то? Вовремя себя остановил. В чем Роберт не прав? Он даже ему не мог рассказать о своей жизни, не превратив ее в писанину. Начинал говорить вслух и боялся, что придется объяснять и объяснять. И все равно не получится выразить мысль. Без черновика, компьютера и запаха свежих чернил из принтера в финале работы. Да и разозлиться на Роберта? Зачем? За что? Что на него нашло вообще? Как будто снова накрыло одним из тех эпизодов, где он никого вокруг себя не видел. — Наверное, я пр-росто интроверт, — ответил он. — Ладно. Я понял. — И, кстати, очень голодный! — Ладно, — Роберт улыбнулся. И незаметным образом уже вел Билла обратно мимо церкви, положив руку на плечи. Пока не вышли из-под прикрытия кленов, Роб наклонился и поцеловал его в висок. — Ты очень интересно рассказывал сегодня, — добавил он к поцелую. — Всем нравится тебя слушать. Говори больше. — Постараюсь. Билл обнял его одной рукой и тут же отпустил. Наверняка щеки покраснели. Пусть теперь их остудит прохладный ветер. Долго он будет к этому привыкать? Все-таки у отношений, которые появились из многолетней дружбы, свои особенности. Но мысль о поцелуях на кладбище его взбодрила. А мама говорила, голову расшибет. На пикник они устроились у яблоневого сада. Поначалу все косились на церковь. И разговор под пережаренные бургеры тек медленно. А потом Ричи достал бутылку, загадочно обернутую бумажным пакетом. — О-о-о! — Беверли негромко захлопала в предвкушении. — Играем в «я никогда»? — Ну-у. Я надеялся на «правду или дело». — Целоваться с тобой я не стану, Тозиер. Он цокнул языком и отправил ей воздушный поцелуй. — А знаете, кто самый страшный игрок? — спросил Ричи, выдавая всем по бумажному стакану. — Билл, конечно. Представьте, что его «писательское воображение» сможет выдумать. Билл хитро сощурился. Его воображение чего только не насжигало на заднем дворе. — Ричи, если хочешь пробежать без одежды по П-причерс Корнер, можешь сделать это и так. Я даже тебе доллар дам. Ричи сделал вид, что собирается снять джинсы. — А какие правила в «я никогда»? — спросил Эдди, прикрываясь от него рукой. — Один описывает действие, и все пьют, если раньше с ними этого не случалось. Роберт наклонился к Биллу. Прошептал на ухо: — Спорим на пятерку, я вас всех сделаю? — Спорим на д-десятку, я сделаю тебя? — Билл многозначительно улыбнулся. — Идет. Они разыграли первую подачу. Досталась та Стэну. — Я никогда не целовался с девушкой, — сказал он и сам сделал глоток. Ричи и Беверли тоже выпили. — Бев! — воскликнул Ричи. — Свет моих глаз. А вы все скучные девственники. — Не говори, что сам не девственник, — она показала ему язык. — Я никогда не подглядывала за девочками в душе или в раздевалке. — За кого ты нас принимаешь? — спросил Ричи, косясь на свой стакан. — Ваши душевые и раздевалки всегда закрыты. А вы страшно орете, если к вам подойти. Теперь в ход у Бев пошел средний палец. Ричи ответил гримасой. Потянулся к лицу, чтобы поправить очки. Рука мазнула, не найдя вечно клееных дужек. — Я никогда не ломал кости, — сказал он. — Никогда? — переспросил Эдди. — Клянусь здоровьем моей прабабушки. — Она умерла. — Но имела отличное здоровье и дожила до ста лет. Пейте. Стэн, Эдди и Билл выпили. Следом выпил Роберт. — Я никогда не ходил в школу, — продолжил Билл. — Играешь лучше, чем стреляешь, — Ричи поднял стакан. — Стопроцентное попадание. Выпили все. Билл следил за тем, как Роберт делает глоток, прекрасно понимая, что вопрос адресован ему. А Билл вдруг осознал, что не так уж и хочет расспрашивать его о детстве. Какую историю он ожидал услышать? Вряд ли Роб был счастливым ребенком. Это и так ясно. Но с тех пор прошло много времени. Важнее то, что сейчас. Вместе с алкоголем (Ричи намешал виски с содовой — вкус Биллу не понравился, и он подумал, что вряд ли когда-нибудь поймет, как его отец по выходным пьет чистый бренди) мысли сделались легче. Проще, смелее, что ли. Словно все напряжение исчезло из головы. — До этого дня я никогда не был на кладбище, — сказал Роберт. — Так не пойдет, — возразил Стэн. — «До этого дня» не по правилам. — Ладно. Это будет слишком просто. Я никогда не был в «Тако Белл», «Сабвее», «Чик-фил-Эй». В общем ни в одной сети, где продают фаст-фуд. — Боже. Ты шутишь, — Ричи словно поплохело — вот-вот и схватится за сердце. — Я в это не верю. Хватит пиздеть, Грей. Ты в какой дыре жил? — Родители меня не водили. Отец говорил, что в «МакДональдсе» используют клонированных животных с измененной ДНК. Что в их рекламе зашифровано что-то… Если как-то прочитать… Ладно, не вспомню. Забудьте. Тут Роберт, кажется, понял, что заговорился. Хмуро уставился в костер. Все остальные переглянулись. — Пьем? — спросил Билл. — В любом случае девять из десяти американских домохозяек считают, что твой старик не прав, — Ричи выпил. — Возможно, тебя скоро лишат гражданства. Он попытался растормошить Роберта. Тот потер покрасневшие от огня щеки и отшутился. Игра пошла своим чередом. Я никогда не принимала наркотики. Никто никогда не принимал, Бев. Несмотря на все, они пока что были славными опрятными деррийскими детьми, которым матери стирали простыни и готовили ланч в школу. А еще им просто не попадала в руки какая-нибудь трава. Я никогда не был за границей. Блин, я забыл, что Канада находится за границей. Нет, Эдс, это пятьдесят первый штат. Я никогда не измерял член линейкой. Беверли, конечно, этого не делала. — Я никогда не сбегал из дома, — забросил наживку Билл. Беверли выпила. Ее волосы с темными прядями напоминали огонь, танцующий на углях. Такой, что вскоре выцветет до неумелых рыжих полос на челках троих мальчишек. Она постучала пальцами по стакану. — Я собрала вещи, — говорила, не обращая внимание ни на кого из них. — Дошла до перекрестка. Простояла там час с чемоданом в руке и рюкзаком за плечами. А потом поняла, что не знаю, куда поеду. Я могла сеть в любой автобус, если бы добралась до остановки. И сама не знаю, где оказалась бы теперь. Может, это было бы к лучшему? Она протерла глаза ладонью. Но не плакала. Роберт глянул на нее с сочувствием. Ободряюще положил руку на плечо. Бев тоже ответила ему шуточкой, пресекающей неуместные откровения. Билл подумал, что, возможно, они с Беверли подружились, как брат с сестрой, потому что увидели друг в друге отражение своих семейных историй. Хотя как это понять за пятнадцать минут игры в ниточку? Он уже забыл про свой вопрос, когда Роберт поднес стакан к губам. Я никогда не сбегал из дома. Скажи, ты что, хо-очешь сбежать из дома? Нет. Нет, не хочу. И даже не говори об этом. Если бы остались одни, Билл обнял бы его. Признался все-таки, что это — побег. Он ведь просто не сможет вернуться в тот лес. Не сможет и не захочет. А сам, блин, только что чуть не накричал на Роберта. За топорную и очень приятную попытку проявить заботу. Ох, черт. А если бы наорал? Роб поразмышлял над своим «я никогда». — Я никогда не крал в магазине. Выпили все. Но Стэн пригрозил, что будет следить за ними, если они появятся в «Дерри-Айс-Фрут». Все рассмеялись, пообещав, что ноги их в этой детской забегаловке не будет. — Я никогда не целовался с парнем, — сказал Ричи. Беверли выпила. Роберт посмотрел на Билла и тоже сделал глоток. Поднял брови, увидев, что Билл не пьет. Ричи тоже выпил, и все дружно зау-у-у-укали. — Вы хоть не друг с другом? — сквозь смех спросила Беверли, указывая на Ричи и Роба. — Конечно, нет, — Роберт скривился. — Я думаю, он говорит про того мужика с эктоплазменными отростками и клешнями. Как его звали? Лавкрафт? Ричи захохотал. Повалился на спину, вылив на себя то, что оставалось в стакане. Беверли развела руками, мол, какого мужика. О чем вы? Смех и лица плыли в дыму от костра. И Биллу казалось, что он сам ничего не весит. И его тоже подхватывает этим весельем, этой чудесной беспечностью. Лишь надеялся, что они не напились так, что потом будут блевать. — Роб, когда ты успел? — удивился Эдди. — Мы думали, ты дома ходишь в шапочке из фольги. Что у вас там строгие правила и все такое. — А это не ваше дело, — ответил Роберт с самодовольной улыбкой. Ричи из-под низких ветвей яблони поднял руку с пустым стаканом. — Нужно было играть в «правда или действие». Клянусь, с моей прабабушкой было бы интереснее. А она, как вы помните… Но, конечно, им было весело. И день провели замечательный. А эта поездка — что-то общее, что останется в памяти о лете, когда они разойдутся по своим обычным ролям на школьном театре военных действий. Школьном и не только. Роберт вновь повернулся к Биллу. Склонил голову набок, как бы спрашивая, Билл, а ты чего не пьешь? А что он? Он ведь, считай, не целовал никого. Выпьет, когда будет настоящий поцелуй. И желательно скоро.

***

Идея забраться в церковь возникла сама собой. Никто ничего не предлагал, никто не соглашался, и вот Билл уже поддевал ножом и вынимал проржавевшие гвозди из гнилой древесины. Под собственным весом дверь за много лет просела. Раскрылась нехотя, словно чтобы незваные гости успели передумать. На них пролился заколоченный в храмовом склепе мрак. — Сколько лет назад, ты сказал, забросили церковь? — спросил Роберт. — П-получается, восемьдесят или около того. Билл посветил фонарем на ряды скамей. Обвел своды в древней пыли. Шаги шестерых человек эхом затоптались под потолком. Кроме давних историй, Роберт ничего интересного здесь не находил. Ему представился монотонный голос священника. Воображение рисовало того высоким, с грубоватым лицом, но довольно молодым. Конечно, с белым католическим воротничком. Можно же парню допустить пару нетрезвых фантазий? (Интересно, а самому пошел бы такой?) Разводами красок набросало внемлющих пастору прихожан. На женщинах — старомодные платья до пят. На мужчинах — шерстяные костюмы. В руках у каждого — Святое Писание. Книги вдруг загораются. Но люди продолжают читать, охваченные заревом. Огонь стирает богохульные слова с губ. Поднимает жаром волосы. Запускает пальцы в одежду. Священник улыбается, зубы жадно сверкают в алом свете. И он велит им… Слушать Роб не стал. Смотреть тоже не хотел. Тут плохая сеть. Ему нравилось и без голосов в голове. Спасибо большое. Так что он просто отвернулся. — Билл, — позвала Беверли. — Смотри. Что это? Фонарь высветил линию потревоженной пыли у кафедры. — Как неожиданно, — Стэн оперся на скамью. — В этом городе есть такие же придурки, как мы. Билл ему не ответил. Точно детектив из фильма, пошел по следам, и остальные потянулись за ним. Нить шагов привела их к проему в полу, спрятанному в нише. Когда-то его прикрывала тяжелая каменная плита, но сейчас ее сдвинули. Свет фонаря сбежал по ошлифованным, стесанным ступеням. — Мы же туда не пойдем? — спросил Эдди. — А если нас кто-нибудь закроет? — поддержал его Стэн. — Давайте я ост… Беверли щелкнула зажигалкой. Переглянулась с Биллом — у них от выпитого опасно заблестели глаза. Одной ногой и мыслями Билл уже был в подвале. Роберт наловчился считывать его желания. — Мы идем, — сказала Беверли. — Если хотите, оставайтесь. Еще чего, подумал Роб. Ступени заскользили под подошвами ботинок. Казалось, плывешь, плывешь и ничего не страшно. Как в самом глубоком, самом бессмысленном сне, где уверен, что умеешь летать. В подвале стало еще холоднее. Пахло землей и сыростью. Роберт тоже достал зажигалку. Билл отдал фонарь Стэну. Тот посветил по сторонам и обнаружил несколько коридоров и пустых ниш, выложенных в камне. — Только не расходитесь, ладно? — попросил он. В следующий миг Роберт потянулся к Биллу. Тот схватил его руку своей. И они, точно две тени, мелькнули в один из коридоров. Огонь метался перед лицами. Разгорался ярче. Таился от дыхания и вспыхивал вновь. Остановились они у слепого окна. Роберт смутно чувствовал местную сеть, понимая, что коридоры повторяют очертания церкви над ними. Убрал зажигалку в карман и прислушался. Ни шагов, ни голосов. Ничего. Руки Билла не отпускал. Чтобы могли согреть друг друга. И чтобы не потерять в темноте, что закрасила коридоры чернее безлунной ночи. — Как д-думаешь, для чего эти ниши? — спросил Билл. Сейчас Роберта никакие загадки Причерс Холлоу не интересовали. Коленом подтолкнул Билла к стене. Билл неуверенно обхватил его предплечья. Дернулся от прикосновения к бокам, к животу — Роберт прятал руки от сырого холода подземелья под его рубашкой. Кожа у него и здесь мягкая. И никаким огромным джинсовкам не скрыть, какой он тощий. Ему бы самому меньше замыкаться. Меньше скрываться от всех. — Может, те книги, которые священник писал кровью, — прошептал Роб, наугад целуя его в щеку. — Интересно, о чем он писал? Шепот коснулся шеи. Волосы на затылке встали дыбом. Словно в отместку, Роберт разрисовал невидимым льдом его ребра и позвонки. Холод заставил Билла податься к нему. Привстать на носочки. — Хочешь поговорить об этом сейчас, Билл? — поцеловал — невесомо, раздразнивая. — Точно? — еще раз — чтобы сам попросил. — Тебе так нравится? — М-г-г. Возможно. В голосе слышалась улыбка. Пахло от Билла дымом и маршмеллоу. Словно целуешь одну из тех сладостей, расплавленных на костре. Роберт прикусил его верхнюю губу. Очень осторожно — сделать больно не хотел. Ощутил язык на своих. Горячий. Он у Билла посмелее пальцев, которые только и сжимали предплечья поверх куртки. Непривычно мокро. Непривычно, но приятно — приятно разжигает желание продолжить. — Хочешь, я прочту тебе рассказ прямо так? — забормотал он. — Когда приедем домой. — Книгу. Самую длинную. — Охрипну. И губы будут болеть. — Будем по очереди. Он убеждал поцелуями, что прочтет любую. Какую выберешь, Билл. Наклонился ниже, чтобы и тонкой коже на шее дать пару обещаний. Билл потянулся к его волосам. Взъерошил, как коту против шерсти. Погладил пирсинг на брови. Быстро, спешно старались отхватить всего понемногу. Словно не могли напробоваться. Не знали, как и что нужно пробовать. Роберт подумал только сейчас — Билл ведь в этом разбирается не больше него. Руки под рубашкой нагрелись. Жар бился в груди вместе с сердцем. И потянуло внизу живота, как когда он думал о поцелуях в лагерном тайнике. Теперь не казалось, что может летать. Наоборот. Колени вот-вот подкосятся, и он рухнет без сил на землю. Потянут друг друга за собой. Сам не ожидал, как сильно ему этого хотелось. — Надо идти, — пожаловался Билл. Уперся лбом ему в плечо. Убрал руки. Нехотя, вынужденно. Да ничего, майн фройнд, мог бы сказать он. У нас впереди много времени. Но губы немели. Роберт провел по ним языком, чувствуя вкус маршмеллоу во рту. К сладкому, похоже, придется привыкнуть. Не то чтобы он был против. Медленно выдохнул. Сейчас бы вдохнуть даже не свежего воздуха — холодной воды из ручья, ведь в самих легких горело. Как пневмония, от которой не помогут никакие лекарства. Напоследок крепко прижал Билла к себе. Мог бы сказать. Если позволишь, никогда тебя не отпущу. Обратно шли, следуя за огоньком зажигалки и держась за руки, пока можно. Огонь трепетал от общих смешков. Если продолжат в том же духе, точно попадутся. Хотя что в этом такого? Шутить про дрочку можно, а рассказывать об отношениях нельзя? Он искренне этого не понимал. Если бы, например, Ричи и Эдди в чем-то таком сознались, он бы порадовался за парней. Правда у Ричи и Эдди все не так, как у них. У них-то с Биллом симпатия общая. А Эдди, наверное, больше интересовала раздевалка девушек, чем Ричи. Хоть в очках, хоть без, хоть какой угодно. Печально как-то. — Вы где все? — голос пробежал по подвалу и добрался до них слабым отзвуком. — Стэн? — спросил Роберт. Качнулось пламя — Билл приложил палец к губам. — Д-давай его напугаем? — прошептал он. — Давай. Вторя окликам, прокрались обратно в комнату, из которой пришли. Увидели фонарь, бьющий ярким белым светом на кеды Стэна и земляной пол. Роберт выпрыгнул из коридора первый. — Бу! — крикнул он. Стэн громко вдохнул — выдох словно застрял в горле. Фонарь качнулся. Ударил Роберта по руке. — Ай, блин! Какого черта? — Роберт отдернул руку. — Заебали твои шутки! — крикнул Стэн. — Что тут у вас? — спросил Эдди. Он появился из другого коридора, выводя за собой Ричи и Бев. На лицах застыли полуулыбки. Роберт уставился мимо Стэна, потирая ушиб. Билл растерянно стоял рядом. — Заебала ваша поездка, — голос Стэна срывался. — Вы как хотите, а я сваливаю. — Что такое? — спросила Бев. Стэн не ответил. Направился к выходу из подвала. — П-просто дурацкая шутка, — объяснил Билл. И Роберту беззвучно пробормотал: «Прости». Искренне. Такое «извини» можно и к больной руке приложить. На улицу они вернулись молча. Пасмурный день привел себе в приятели холодный ветер, предвещающий начало дождя. После тьмы подвала даже от такого света глаза слепило. Роберт все еще тер красную полосу, которая вскоре превратится в синяк. Стэна они нашли собирающим вещи. Фонарь лежал на рюкзаке Роберта. — Стэн, извини, я… — начал было он. — Извиняться будешь перед матерью Денбро, когда он застрелится из твоего пистолета, — огрызнулся Стэн и глянул на Билла. — В следующий раз пистолет будет заряжен. — С-стэн, это я подбил его. — А, я забыл. Извини. Вы оба ебнутые. Он наспех забросил в рюкзак пустой стакан и упаковку из-под бургеров. Пробубнил, чтобы остальное убрали сами и направился в сторону города. Через пару минут они оставили примятую траву и опустевшее место под яблонями. Принялись догонять Стэна. Прошли под первыми каплями дождя через безлюдный Причерс Корнер. Никто не произнес ни слова. Да и тишина была такая, что лучше к ней не прикасаться. Роберт видел это по пустым окнам и по пустым глазам за оконными занавесками. На остановке Ричи завел разговор о том, что в страшилках в самые напряженные моменты должна играть веселая музычка и принялся перечислять какие-то фильмы, которых Роберт не знал. Потом снова отпустил шутку про Эдди, и разговор у них кое-как склеился. Стэн хмуро молчал. Роберт тоже. Билл — виновато. Больше всего хотелось домой. И чтобы Билл успокоил его. Сказал, что они ничего не испортили. Что одна мелочь не перечеркнет поездку, к которой он так долго готовился. Сейчас Билл только ткнул ему в руку плечом. Выдавали его покрасневшие щеки — наверняка губы до сих пор покалывало. У Роберта тоже. Но удар фонарем здорово отрезвил. И все — чувство полета, подкашивающихся ног, слабости в коленях — прошло. Автобус они дождались, набившись под пластиковый козырек. Скрылись в нем от ветра и ливня под растянутыми лампами. Не успели они найти себе места, как «Грейхаунд» помчался обратно в сторону Дерри и Бангора. Роберт снова сел у окна. Прислонился лбом к прохладному стеклу. Без интереса улавливал обрывки сетей, тонкие нити, тянущиеся от города к городу, разносимые машинами и автобусами. Оплетающие дороги и леса (а что, если у них тоже есть свои тайны? свои сети и такие же безумцы, как он?). Пару рябящих на ветру, точно телевизионные помехи, озер. Наверное, он хотел когда-нибудь попутешествовать. Побывать еще раз в Нью-Йорке. Или впервые на огромном бостонском вокзале. Или в Европе. Увидеть те места, о которых рассказывал Зак. Но главное — с Биллом. Без него он о поездках не мечтал. И надеялся, что их желание быть друг с другом никогда не исчезнет. — Не сильно болит? — спросил Билл. Погладил большим пальцем по тыльной стороне ладони. На коже в побледневшем тусклом свете — обманчиво осеннем — зажглась красно-лиловая полоса. — Переживу. — Прости. Я не подумал, что Стэн не любит такие приколы. Билл поднялся и зашелестел чем-то на полке. Тихо, почти не тревожа околдованный дождем автобус. Вернулся на место с полупустой упаковкой маршмеллоу. — Если мама услышит запах мути, которую мы пили, она нас пр-рибьет, — Билл протянул ему пакет. — И тебя тоже. Роберт хмыкнул. Согласился, что аргумент хороший. Боже, он становился одним из них. Одним из этих городских людей. Ел, что они. Выглядел, как они. Говорил, как они. Неужели скоро и думать начнет так же? Билл обвел взглядом автобус. Убедился, что полумрак и сизая морось за окнами усыпили его пассажиров. Взял за руку и поцеловал набирающий красноты синяк. Роберт улыбнулся. Билл становился таким — странно использовать это слово, но — милым? Становился милым, когда переживал о нем. Наверное, из-за того, как надувал щеки и хмурился — особенно с этим его красивым шрамом на правой брови. И поцелуи его заговаривали своим диковинным волшебством. Которое сильнее, чем у любого ливня. До Дерри они ехали, глядя в окно и всухую даваясь маршмеллоу. Вели разговор вполшепота. Билл спрашивал, понравилась ли ему поездка. Если не считать последнего часа. А он был всем доволен. Наслаждался свободой, словно заключенный, которого вдруг оправдали. Или как человек, которому чудом вернули зрение или слух. Влюбленность тоже выкручивала яркость — почти до слепоты. До оглушающего грома в ушах. Ничем не уступала тому, что он чувствовал во снах и в своем лесу. В город они въехали за пару часов до заката. Низко, над зеленью Пустоши, вышло солнце. Тучи приосанились. Драматично набрались синевы. Автобус засверкал, как и все улицы в Дерри. Посиял пару минут на остановке. И направился в Бангор, когда подошвы ребят захлопали по родному деррийскому тротуару. Роберт подумал, что в такие моменты просто нельзя грустить. — Это было стремное место, — Ричи поежился. — Но было круто! И мы не оказались на крюках. — Будет о чем вспомнить, — поддержала Бев. — Я рад, что вам п-понравилось, — скромно ответил Билл. Стэн смотрел в землю, крутясь на пятках. Потом все-таки предложил свой примирительный жест. — Прости за руку, — пробормотал он. — Нет, ты прости. Глупая была шутка. — Я тогда подумал, что нас закроют под этой плитой, — Стэн поковырял носком кеда асфальт. Билл хлопнул его по спине. — Да все н-нормально. Ты нас извини. Они распрощались, обменявшись планами на следующую встречу. Роберт обнял Бев. Надеялся, что Билл не приревнует. И разошлись, очарованные дождливой дорогой. Или поцелуями, исподтишка похищенными у нее.