1
— Что с ним случилось?! — заволновалась Ханджи, на её лице читался испуг. На место уже прибыли марлийские добровольцы-врачи, поставить диагноз им не составляет труда, но для этого необходимо перевести больного в палату. — Всем быстро надеть маски! — приказным тоном сказал высокий марлиец. В обычных условиях, он наверняка получил бы по шапке, за такое обращение к элдийцам, но не когда офицеру разведки угрожает опасность. Все, кто находится в зале брифинга, взяли маски, которые марлийцы любезно прихватили с собой. Они оперативно взяли Жана и положили на носилки, отправляя в палату. Неугомонная Ханджи следовала по пятам у марлийских врачей, в сопровождении охраны. Остальные разведчики, проходившие мимо, косо озирались и перешептывались между собой, пытаясь выяснить почему Кирштейна уносят на носилках. В это время старая гвардия разведки, занималась уборкой казармы. В такие моменты в суровых ветеранах просыпался 104-й кадетский корпус, где солдаты дурачатся, подкалывают друг друга и, конечно же, убираются, поскольку оплеухи Леви вполне реальны. Саша, как всегда пихала картошку в карманы при любой удобной возможности, Эрен, пожалуй, единственный человек, что действительно убирается, наравне с Микасой. Только Конни где-то ходил, наверняка заблудился по пути в сортир. — И все-таки я не пойму, — говорит Саша, — почему солдаты должны убираться в казармах, разве не лучше потратить это время на тренировки или охоту?.. — у неё потекли слюнки, — я бы сейчас с удовольствием завалила нам кабана… — Нет, Саша, ты не права, — вмешался Эрен. — Почему? — удивилась она, а потом резко ухмыльнулась, — это из-за Леви, да? — Да нет же! — слегка прикрикнул Эрен, — дело совсем не в капитане, — он выжал тряпку, начиная протирать пол, — то, что дается в подарок не имеет ценности для нас… — Что ты имеешь ввиду? — спросила Микаса, протирая стол. — Я имею ввиду, что мы будем ценить чистоту только в том случае, если будем заполучать её свои трудом… не бесплатно… Саша приставила палец к губам, задумчиво глядя в потолок: — Возможно, ты и прав, — она принялась мыть полы, — и все-таки это подтверждает мою теорию. Эрен улыбнулся, чтобы у Саши была теория? — Надо же и какая теория? — спросил он. — Нет ничего важнее мяса, — она самодовольно улыбнулась, выжимая тряпку. — Ха? — удивился Эрен. — Ты говоришь, что ценно то, что мы завоёвываем своим трудом, верно? — Ну да… — А получить мясо очень трудно, следовательно, оно пропорционально труду, необходимому на его получение. — Но ведь… — Поэтому охота для солдата будет важнее уборки! — заключила она, кидая тряпку в ведро. — Я сдаюсь… — Эрен ударился лбом об пол, в неудачной попытке переубедить Сашу. Двери резко распахнулись и громко ударили об стену. На пороге стоит запыхавшийся Конни, его лицо взволнованно, а глаза наполнены страхом, будто мимо пробежало приведение. — Ребята!.. — он тяжело дышит. — Конни, что случилось? — спросила Микаса, на лицах ребят появилось напряжение. — Жан… он… — Что случилось? — Эрен встал с места. — Упал в обморок! — крикнул Конни, — Марлийцы говорят, что у него воспаление легких! Друзья тут же ринулись в палату Жана, побросав все свои метлы и тряпки с ведрами. Воспаление легких это всегда серьезное заболевание, особенно на Парадизе, где, пока не существует пенициллина, антибиотиков и прочих прелестей медицины с материка. У входа в палату стояли пару бойцов разведки с пистолетами, по их стойке видно, что они не собираются кого-либо впускать. — Стойте! Входить сюда нельзя! — крикнул низкий блондинчик. — Почему?! — свирепствовал Эрен, — вы меня не остановите! — Тише!.. Ребята, полегче… — охранник видит злобные лица друзей и, конечно, знает, что это знаменитые герои, освободившие Шиганшину, — мы не собираемся вас останавливать, просто хотим предупредить, что без масок туда входить нельзя. — Точно, маски… — Эрен успокоился, взяв себя в руки. Из палаты вышел Армин, на котором уже была маска. Пробираясь сквозь широкие спины охранников, он снимает её. — Ты был с Жаном, как он? — спросил Конни. — Состояние стабилизировалось, — начал Армин, — у него, действительно воспаление легких… но Жан сильный, он справится. — Как он вообще умудрился заболеть?! — недоумевал Конни. Эрен и Микаса пожали плечами, хотя в глубине души догадывались, что всему виной те проклятые ведра с водой и его мокрая одежда. — Не знаю, — ответил Армин, — вы не переживайте особо, марлийские врачи смогут его вернуть в строй, уж поверьте, у нас ведь появилось столько новых лекарств, главное верьте! — А зайти к нему когда можно? — спросил Эрен. — Да хоть сейчас, — развел руками Армин, — вам только нужны маски, они вроде есть в медицинском блоке, я могу вам их достать, просто подождите здесь. Он уже собирался уйти, как в миг развернулся, говоря своим товарищам шепотом: — И Ханджи лучше не беспокойте… кажется это сильно по ней ударило… — он вспоминает Ханджи и её выражение лица, когда она сидела рядом с Жаном, — они же знаете… сильно сблизились за это время. — Сильно сблизились?! — удивилась Саша и покраснела. — Дуреха, это не то, что ты думаешь, — тыкнул её Конни, хотя сам покраснел не меньше. Ребята догадывались об этом, но не могли точно знать. Жан с Ханджи порой выглядели, как прекрасная пара и не более. Однако, чутью Армина можно доверять сполна. Если он заметил их «сближение», значит им не просто показалось.2
Ханджи сидит рядом с Жаном в опустевшей палате. Врачи уже давно ушли, оставив их наедине, а она словно не желая мириться с произошедшим, продолжает сидеть и разглядывать лицо Кирштейна, в надежде, что он проснется. Люди с материка вряд-ли поймут опасения парадизцев, но воспаление легких является довольно частой причиной смерти в зимнее время. Жан безупречный солдат и будет крайне глупо если он вот так умрет. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней возник образ давно ушедшего друга. «Черт! Ну почему всегда так?! Все, кто мне дорог всегда умирают и я ничего не могу с этим сделать!» — соленные капли стекают по щекам, оставляя за собой небольшие мокрые следы. Ведь, действительно, Жан стал ей очень дорог, открыл в ней некие новые чувства, от которых сердце трепетало. Сейчас командир ощущает себя опустошенно, словно часть тебя вырезали ножом, в такие моменты хочется одного… — Выпить, — прошептала она. Двери распахнулись от чего Ханджи слегка вздрогнула, встав с места. Ощущение будто тебя застали за чем-то непристойным. В комнату вбежала Саша, за ней стоят остальные друзья. — Жааан! Мы пришли! — вопит Саша. Она набросилась на бедного Жана, который до сих пор пребывает в бессознательном состоянии и обнимает железной хваткой, как супруга, что ждала мужа с войны. Лицо Ханджи скривилось в гримасе отвращения. «Что она себе позволяет!» — вертелось в голове. Женская ревность, ещё одно новое чувство которое пробудилось в ней по вине Жана. — Саша, прекрати! — крикнула Ханджи. Крик звучал устрашающе, от чего Саша резко отпрянула и повернулась с испуганным лицом. Остальные друзья тоже сильно удивились такому резкому крику и с опасением смотрели на командира. — Х-ханджи-сан! — мямлила Саша, — чего это вы?!.. Ханджи прокашлялась и вернула себе самообладание. — Ничего, — сказала она, протирая глаза рукавом. В палате повисло неловкое молчание и только ветер за окном, осмеливался его нарушить. Не сказав и слова, грозный командир вышел из палаты, направившись в свой кабинет. Необычайная тоска нахлынула на женщину и теперь она будет пить. Конечно, в пределах нормы, то, что ты командир ещё никто не отменял. И это так злило её! Чертовы обязанности постоянно давят тяжелым грузом, а единственный человек, который хоть как-то скрашивал деньки может умереть в любой момент. Ханджи вновь работает в поте лица, теперь выполняя обязанности за двоих. Удивительно, но она стала уважать Жана ещё сильнее, поскольку не думала, что это оказывается настолько трудно. Офицер, который все время сидит в штаб-квартире и общается с военачальниками со временем просто теряет хватку в общении с рядовым составом. И это все так давило, давило, что она уже устала от всего этого. Сил больше нет. Единственный разговорчивый спутник в кабинете, это завывающий ветер, изредка бьющий по окну. С наступлением вечера, работа уже сделана. В попытке оторваться от собственных мыслей Ханджи перевыполнила план за день и её голова теперь лежит на столе. Она тяжело вздохнула, встала из-за стола и ноги сами направили её в палату Жана. Когда командир опомнился, было уже поздно. Уставшая не только физически, но и морально, Ханджи стоит посреди палаты, сев на полу рядом с койкой Кирштейна. Он все равно ничего не видит и не слышит, можно дать волю своим чувствам, хотя бы не в кампании назойливого ветра за окном, хоть и здесь он все ещё напоминает о себе. Она стоит на коленях, взяв Жана за руку и положила голову ему на запястье. Да уж, это гораздо мягче дубового стола. Лицо командира расплылось в улыбке, наконец-то, хоть что-то хорошее за сегодня. Ханджи краснеет от своих же действий, это явно ненормально, — то, что происходит с сознанием и телом. Но, она уже не хочет о чем-то жалеть, упускать желанное, как делала раньше. Ребенок внутри Ханджи требует поластится к руке Жана и это требование будет выполнено. Можно же позволить себе хотя-бы такую мелочь! — Ханджи?! — удивился Жан, — моя рука! — Жан?.. — она промурчала, открывая спросонья глаза. Их взгляды пересеклись в неловком положении, они мигом покраснели. Ханджи тут же встала с места, освобождая руку Кирштейна. Палата освещенная солнечными лучами приводит её в шок, неужели… «Я проспала на его руке всю ночь!». Стыд и смущение накатывают все сильнее, как маленькая девочка, не зная куда бежать, Ханджи поправляет очки и отворачивается от парня. Она пытается сохранять спокойствие, но дрожащий голос предательски выдает истинную сущность. — Т-ты не понимаешь!.. я з-занималась исследованиями!.. Я-ясно тебе?! — Так точно, командир! Пусть Жан и звучал уверенно, внутри творится что-то невероятное! Нет, у него иногда витали мысли, а, что если между ними может быть что-то большее, спору нет. Но, все это ограничивалось лишь мыслями и фантазиями, как близкая, но не досягаемая вещь. К тому же, Жан постоянно думал, что командир относится так к каждому помощнику, что все о чем он мог думать лишь иллюзия. Как бы не так! Теперь внутри Кирштейна тоже что-то разгорелось, а лицо мирно спящей Ханджи, словно яркое солнце слепившее своей невинностью и красотой, теперь надолго запомнится ему. Они оба смущены и не знают, что делать с новыми нахлынувшими чувствами. — Видишь ли, — начала Ханджи, повернувшись к нему, — я пришла навестить т-тебя, н-но совершенно внезапно вдруг заснула! П-представляешь?! — она развела руками в стороны. — Да ну?! — удивился Жан, — Ханджи, вам нужен здоровый сон!.. Вы же даже не лежали! — Хо-хо, ладно тебе, — она хихикнула прикрывая рот рукой. Жан внезапно закашлял и былая атмосфера безделья сошла на нет. Ханджи прильнула к койке, не заметив, как взяла больного за руку. — Жан! Что с тобой?! Ты в порядке?! — её голос дрожал ещё сильнее чем раньше. Тяжелая и крепкая рука Кирштейна отмахнула хрупкое тельце командора. — Ханджи!.. — он откашлялся, — вам нельзя здесь долго находится! Хотите тоже заболеть?! Взрослая женщина чувствовала себя ребенком которого отчитывают. — И-извини, Жан. Я, наверное, пойду приведу себя в порядок, — она встала у порога, не желая уходить, — выздоравливай скорее, пожалуйста… Румянец не покидает её до сих пор, даже когда она уже снова сидит в своем кресле, обдумывая произошедшее. Ханджи смотрит в пустоту и у неё перед глазами опять проносится этот момент: «выздоравливай скорее, пожалуйста…». — Ааа! Как стыдно! Она растрепала свои волосы, стуча сапогами об пол. — Что-же я наделала! — командир лег на стол. Раздался стук в дверь. Ханджи привела волосы в порядок и выпрямила спину, — подчиненные солдаты должны всегда видеть тебя в здравии. — Войдите! — она перешла на приказной тон. Двери заскрипели и в кабинет вошел капитан Леви, закрывая их за собой спиной. — Леви? Что-то интересное пришел рассказать? — Я пришел предупредить тебя, очкастая, и не более. — Предупредить? О чем? — Чтобы ты не совершала одни и те же ошибки. Леви и дальше стоит у дверей, не желая сокращать дистанцию, что-же это в его стиле. — Не понимаю о чем ты, Леви. Мне нужно подробнее. — Неуставные взаимоотношения, — он отвернул взгляд. Эти слова отдались неприятным чувством внутри, она явно не ожидала такого и это сбило её с толку. — Неужели… ты хочешь сказать… — Я говорю о Жане. Как ребенок, которого поймали с поличным пытается убежать, Ханджи делает вид, что не понимает о чем говорит капитан. — Не понимаю о чем ты, Леви… — Все ты понимаешь, очкарик. Мозги у тебя работают получше чем у кого-либо… — он помолчал, — это не моё дело, но ты теперь вместо Эрвина и такие вещи тебе не к чему. От этого нам всем будет хуже и в первую очередь тебе. — Но… — она хотела возразить, однако Леви не дает возможности. — Он же полевой офицер! — Леви слегка повысил тон, — вы будете мешать друг другу… Я знаю тебя получше остальных… ты разве не устала страдать от этого? Научись держать свои чувства в узде и сосредоточься на работе. Двери хлопнули и капитан покинул кабинет. Ханджи понимает, что вправе решать сама и Леви не собирается заставлять её, это скорее был дружеский совет. Жестокий, но, к сожалению, правильный. Этот визит, как хлёсткая пощечина, отрезвил её. Ханджи отодвинулась назад и полезла в нижний шкафчик, отворяя его. Внутри стояла не начатая бутылка красного вина, на которой красовалась надпись «Парадиз». Вино высшего сорта, только такое пьет наш командир. Она без тени сомнения, достала бутылку и открыла её, заливая себе в рот. Лицо слегка сморщилось от внезапной приторности и красноватая жидкость слегка виднелась на краюшках губ. Серьезная и холодная Ханджи вернулась вместо той, что хотела пожить немножко для себя. — Неужели придется… — прошептала она.3
Прошли пару недель и марлийские антибиотики дали о себе знать. Жан поправился, вернувшись в строй целым и невредимым. Накинув на себя заветный зеленый плащ, с крыльями свободы, он вновь выходит на службу. Отдохнувший, зарядившийся и окрыленный новой встречей с Ханджи. В последнее время она не появлялась у него в палате, поэтому встреча с ней большая радость. Из зала брифинга доносится звонкий голос Ханджи, значит он опаздывает. К счастью, у него уважительная причина поэтому боятся нечего. Жан смело открывает двери и отдает честь, встав у порога. — Жан Кирштейн, готов к службе! — сказал он. На лице Ханджи появилось краткое смятение от чего, она ещё пару секунд помолчала, прежде чем отдать честь и приказать встать в строй. На протяжении всего брифинга Жан чувствовал себя странно, увидеть её после столь долгой разлуки сродни чуду. Сердце странно билось в груди, похоже на чувство, когда выступаешь перед классом у доски. Когда брифинг окончился, Жан подошёл к Ханджи. — С возвращением, Жан, — она улыбнулась, но когда встретилась с ним взглядом, резко отвернула голову в сторону двух ящиков, лежавших у стола. Стоит посмотреть на него, как внутри живота словно бурлит поток невиданных эмоций, спрятаться от которых можно только избежав взгляда. — Рад заступить на службу, Ханджи, каковы распоряжения? — Для начала… — она попыталась взять ящик, но он слишком тяжелый. Жан перехватил тяжелый груз, с легкостью взяв его. — Куда его? — В мой кабинет… — Хорошо. Жан отправился из зала прямиком в кабинет Ханджи, а та постояла немного, переведя дыхание и пошла за ним. — Погода стала лучше… теплее… — начала она говорить. Между ними витала некая неловкость, недосказанность. Оба понимали это и просто пускали все на самотек. — Да, — согласился Жан, — теперь окна можно держать открытыми подольше… и камин уже не так и нужен. — Я все ещё замерзаю! — капризничала она. — Правда?! — удивился он, — кто же тогда разжигал вам камин? — Никто… Жан остановился, просверлив её суровым взглядом: — Только не говорите, что спали без камина. Она снова отвернула взгляд: — Я накрывалась двумя одеялами, это помогало. Они продолжили идти. — Никаких больше одеял, будет снова камин… И надо бы научить вас разжигать его самостоятельно. — Да? Зачем это… ты и сам с этой обязанностью прекрасно справляешься. — Но не всю же жизнь я буду разжигать вам камин! — возмутился Жан. — А, что если я хочу, чтобы ты разжигал его всю мою жизнь? Жан покрылся легким румянцем, он представил их как семейную пару, где разжигать камин — его священная миссия. — Что же, я не против… Два голубка отвернулись друг от друга и шли в кабинет молча разглядывая стены. Прибыв на место, ящики с грохотом упали рядом с кожаным диваном, куда указала Ханджи. — Ну вот… готово, — сказал Жан. — Да… спасибо… Они стояли посреди кабинета, уткнувшись куда угодно, но только не друг другу в глаза. Внутри у каждого бушует желание сделать что-то, но они сами не знают чего хотят. Ханджи помялась на месте, вспоминая слова Леви. Никакой любви! — Ну, тогда я пойду, — Жан развернулся и пошел в сторону дверей, но Ханджи неожиданно окликнула его. — Стой! Жан!.. — это не приказной тон, больше похоже на просьбу. Жан повернулся на голос и почувствовал, как его сжимают в крепких объятиях. Ханджи обняла Кирштейна, уткнувшись в грудь и сжимала так крепко, будто боялась отпускать. Её прекрасные волосы оказались ему у подбородка и он обнял её также сильно, как она, даже сильнее. Чувства, что копились в них с каждым днем, вырвались наружу и полностью проявились в этих объятиях. — Жан… — послышался тихий голосок Ханджи, — выпьем вина?