Внутренняя гомофобия.

— Саша-а! Я устала, давай остановимся! — Это второй этаж, Юль, помнится кто-то утром бегал несколько километров на тренировке? — Ты не понимаешь, это другое. Кто и зачем придумал эти лестницы! — девушка остановилась у перил и показала «фигушки» подруге. — И к чему ты это показала? — Не знаю, захотелось, — она улыбнулась. — Пошли, урок через пять минут. — Может не пойдем? По-моему она даже не заметит, что нас нет. — Хм, не знаю. Пошли в туалет, мне нужно зарядить под, — она, конечно, лишь сделала вид, что раздумывает. А вот Юля целый день ходила и о чем-то думала. Девушки быстро добрались до туалета, благо, там даже никто не стоял, прогуливая уроки, осталось лишь закрыть дверь и можно быть уверенным, что никто не зайдет. Аш открыла окно и достала пачку сигарет, слишком долго было ждать, пока зарядится электронная. — Я тут поняла, что скоро экзамены, выпускной, а что потом? — Поступление, что еще? Ты же хотела на астрофизику? — Я не про это, поступим, а что дальше? Я боюсь, что мы просто перестанем общаться, — Юля закусила губу, — пути разойдутся. Мне страшно об этом думать, ты мне слишком дорога… — Впервые слышу от тебя такие мысли, — Саша задумчиво затянулась. — Открой хотя бы окно, если тебя еще раз спалят, ты вылетишь из школы. — Ладно, но с чего ты взяла, что мы можем вот так просто перестать общаться? — Не думаю, что ты поддержишь, если я скажу почему. Забудь, минутная слабость. — Нет, теперь мне интересно, что же такого страшного ты можешь совешить, что я не поддержу тебя. Да и ты никогда не обрывалась на полуслове, — затянувшись, сказала Алекс. — Аш, я лесбиянка, — это было сказано будто не к месту, словно вырвано из большого диалога. — Еще раз что? Я не ослышалась? Ты что из этих извращенцев? Боже… — Я знала, что ты не захочешь этого слышать, — с этими словами Юля вынула у подруги сигарету из пачки, — дашь поджечь? Опешившая Саша протянула ей черную (как ее бездонные глаза) зажигалку. — Ты не шутишь? Господи. Джулс (боже, когда ее так называла Саша, она готова была отдать все) вдохнула дым ментоловых сигарет, такой родной и знакомый, но только сейчас курит она, возможно стоя с ней в последний раз. Она гомофобна, иногда агрессивна, но почему-то так любима (?), Юля уже даже в этом не уверена. Она черт возьми ни в чем не уверена. Вдруг это все нереально? Лучше бы уж так. — Теперь перестанешь со мной общаться? — Что? Нет, нет конечно. Конечно, никогда не приму эти извращения, — на этих словах Алекс скорчилась, — но не смогу тебя бросить из-за этого. Не припоминаю, кстати, чтобы ты курила. Врет. Не может принять не только ориентацию, но и саму Юлю вместе с ней. В голосе нотки льда и стали, где-то в глазах осталась та теплота, с которой она смотрела на подругу, но и она таяла с каждой секундой. — Врешь. Ты мне врешь. — Черт возьми, ты только что призналась, что ты из этих, а я должна наброситься на тебя и радоваться? Какой позор. Ты все еще моя подруга, но это отвратительно, боже. — Ага. Что насчет тебя? — Я не отношусь к этим извращенцам! — Да что ты? А так? Юля поцеловала Сашу, так трепетно, осторожно, ласково, боясь, что ее оттолкнут, растопчут и разнесут сплетни по школе, ставя крест на всем ее будущем. Когда не осталось воздуха совсем, она отстранилась, ее глаза блестели жидким стеклом, накаленным до температуры кипения, обжигающим все нутро. — Господи, что это было?.. — Но ты ответила на поцелуй. — Боже, я что, тоже? Нет, конечно нет, никогда! Это чудовищная ошибка, надеюсь об этом никто не узнает? — Конечно. Джулс затушила сигарету и, выкинув окурок в окно, вышла из туалета, не сказав больше ни слова. Все получилось так сумбурно, странно, да и вообще зачем? Зачем она ее поцеловала? Зачем вообще предложила прогулять, зачем заговорила с ней на эту тему? Ей нужно обдумать слишком много. В этот день на уроках она больше не появилась. Она была не удивлена, когда вернувшись домой раньше обычного, никто даже не заметил. Кому нужна дочь-позор-семьи? Не достаточно худая при весе в сорок семь, недостаточно старается в школе, ведь позавчера она получила четверку, а еще прикладывает недостаточно усилий для победы на соревнованиях. Все недостаточно. То ли дело сестра, умница, худенькая, старается, хотя при трезвом оценивании проиграла бы во всем старшей. Она живет мечтой, что скоро это закончится, скоро ее ждет свобода. Такая призрачная и манящая, такая желанная и недоступная. « — Почему ты ушла?» — Аш написала ей заполночь. « — Тебя это так волнует? Странно, я же из этих.» — настроения не было совершенно. « — Я не знаю, я в растерянности. Мне понравилось, но это же неестественно!» « — Неестественно — это когда кто-то решает, чья любовь нормальная, а чья — нет.» « — Возможно. Но как так вообще может быть?» « — Не знаю, любовь нельзя объяснить.» « — Прости, что так отреагировала. Для меня это было неожиданно и очень странно.» « — Ага. Мне нужно доделать домашнее задание, я пошла.» *** У Саши есть все, о чем можно пожелать. Любящие и понимающие родители, друзья, своя комната, ее личное пространство уважают, не лезут с советами о том, как правильно жить, поддерживают ее выбор, не сравнивают ни с кем, просто не жизнь, а сказка. Но какая-то душевная пустота, неопределенность кто она есть в этом мире, что она хочет, зачем она существует, душит ее каждый день, затягивая веревку все туже. Еще сутки назад она готова была поклясться, что не имеет отношения к этим извращенцам, что в ее окружении таковых нет, а что сейчас? А сейчас она уже не уверена даже в этом. Не хочется признавать, но возможно она имеет хоть какую-то причастность к этому «сообществу». Отвратительно и мерзко на душе от этого… — Господи, да я не понимаю, что происходит! Недавно все было хорошо, а сейчас происходить какая-то хрень. Да не могу я быть драной лесбухой! Меня нормально воспитывали, ну, наверное… С другой стороны, может, любовь правда может быть и такой? Да ну нет, бред полный. По природе мужчина должна быть с женщиной, а кто мы такие, чтобы вмешиваться в природу? *** — Ты все сделала? — Да мам, уроки готовы на завтра и частично на остальные дни. — Надеюсь мне больше не придется позориться, видя четверку в отчетах? — высокомерно сказала мать. — Нет. Я больше не подставлю тебя и отца. — Только посмей. Твое доверие итак подорвано. Иди в душ, у тебя пятнадцать минут и чтобы в девять тридцать была в постели, ясно? — Да, мам. Родительница ушла из комнаты, хлопнув дверью. — Уф-ф, — девушка запустила руки в свои недлинные волосы. — Да когда же это наконец закончится? Риторический вопрос, не требующий столь желанного ответа, потерялся среди тысячи фраз, сказанных ею в истерике. Сегодня она уже не пойдет в душ, осталось всего три минуты, чтобы привести себя в порядок и лечь в постель. Все строго, почти по секундам. — Спокойной ночи, — Юля не обращалась ни к кому, просто хотела, чтобы хоть ночь была спокойной. *** — Спокойной ночи, мам, спокойной ночи, пап! — Доброй ночи, солнце. Не проспи завтра, мы уедем пораньше. — Хорошо, ма. Я заведу будильник. Аш ушла в комнату и прикрыла дверь, оставшись наедине со своими мыслями. Было страшно продолжать думать про всю эту ситуацию, ведь в голову лезли уже совсем странные мысли: — Может я и вправду должна пересмотреть свои взгляды? Или хотя бы попытаться их понять? Господи, о чем я думаю? И вообще сколько раз я сказала «Господи!»? — Думаю, нужно все-таки поговорить с ней. Объяснить, что это ненормально, в конце концов, посоветовать пройти лечение у психиатра, я же волнуюсь за нее. Была же нормальной, а тут это. Завтра надо будет вытаскивать ее из спячки. *** — Ах ты неблагодарная! — мать ворвалась в комнату Джулс рано утром, крича что-то про школу, опять. — Позор на позоре! Вчера я вижу четверку в журнале, а сегодня узнаю, что ты ушла с последнего урока, господи, да за что мне такое позорище? — Это был урок физкультуры, мам, — робко сказала она, приподнявшись на локтях в постели. — Мне абсолютно плевать, какой это был урок! Сначала физкультура, потом что? Русский? Математика? Ты снова опозорила меня, — мать дала дочери сильную пощечину, — Лишена телефона на два месяца. Компьютером теперь пользуешься под моим присмотром, для рефератов и просмотра оценок. Уяснила? — холодно произнесла она. — Да, мам. Прости, я снова подвела тебя, — потирая щеку, сказала Юля. — Твоим словам грош цена. Лучше бы я тебя не рожала. Домашний арест. Два месяца, будешь сидеть в комнате, выходить только в школу. Она вышла, снова хлопнув дверью. Вот только на этот раз женщина закрыла дверь на ключ, перекрыв тем самым все возможности убежать от самой себя. — Нет, нет, нет, нетнетнетнет, — девушка начала плакать и бормотать в порыве истерики, ей не хватало воздуха, как бы глубоко она не пыталась вздохнуть. — Саша, ты мне так нужна, Саша… Она пролежала так еще несколько часов, до самого вечера, всем было плевать, что она не откликнулась на вопрос об обеде и ужине: «Поголодает — худее будет.» И всем плевать на все связанное с ней, кроме оценок и: «Что же скажут люди!» Всем плевать. Джулс с абсолютно пустым взглядом встала с кровати и побрела собирать портфель. Завтра в шесть тридцать утра она уже должна будет встать, выйти на получасовую пробежку перед домом, ни минутой больше, ни минутой меньше. Чтобы в семь часов быть готовой и уже выходить, при том, что уроки начинаются в восемь тридцать. Опоздать права не имеет. *** Аш снова проспала, просто не услышала будильник. Обычное дело, мама будь дома, снисходительно бы улыбнулась и шутливо пожурила. Но никогда бы не ругалась. Она определенно обожает своих родителей, правда, они лучшие, пускай и неидеальные. Наспех собравшись, она натянула свой свитер, прихватила сигареты из ящика стола, ведь зачем их прятать, если тебе доверяют и не лезут никуда? Запыхавшись, она вбежала в класс и завалилась на стул, как всегда. Джулс, конечно, уже сорок минут в школе. Никогда не опоздает, ведь до чертиков пунктуальная. Ну, так думают все. А Аш приходится лечить ее синяки и ссадины каждый чертов раз. За малейшую провинность — ремень, провод, что попадется под руку, ну, а если не попадется, то в ход пойдет и сама рука. И ведь гадство, на видном месте только идеальная бледная кожа, а остальное там, где-то под ребрами, на бедрах. На душе. Сегодня у нее была особенно бледная кожа, особенно стеклянный взгляд, особенно дрожащие руки. Лишь ледяной голос, чеканящий правильные ответы. Учителям также плевать. Главное — чтобы отвечала правильно, набивая учителю плюсики, а что за этими ответами кроется, всем по большому счету без разницы. Но сегодня она сидела с мощной ссадиной на щеке, хотя, даже видя припухшую щеку, никто внимания не обратил. А вот Алекс увидела. На перемене она даже не повернула голову в ее сторону, потом и вовсе легла на руки, сложенные на парте. — Джулс, Джу-улс. Где ты? — Нигде. Впринципе как и всегда. Можешь с кем-то другим строить из себя подругу. — Я поговорить хотела. Она подняла голову и сказала: — Ну, говори. То, что я сделала, было ошибкой. Забудь. — Я не об этом. Может сходить к школьному психологу? Он тебе поможет. Это болезнь, ее нельзя запускать, понимаешь? Это ненормально, но ты пройдешь лечение и все будет хорошо. — О чем ты? — Ты попалась на пропагандистскую удочку этих педиков, они запудрили тебе мозги. — Так ты определись, я больна или под гипнозом. — Тебе внушили, что ты из этих ненормальных, но это лечится. Я могу пойти с тобой к психологу. — Ага, а еще можешь пойти в задницу. Если это все, я успею вздремнуть еще пару минут. Саша промолчала. Спустя несколько минут и правда прозвенел звонок. Снова каменное лицо, снова ледяной голос чеканит ответы, гребаный порочный круг. Эта жизнь, блядский порочный круг.