Кровавый Бриллиант

– Он не вернется, – сказала Сара перед рассветом. – Бессмысленно его ждать. Давай последуем первым разработкам нашего плана… – она не успела закончить предложение: в дверь снаружи тяжело постучали. Мэтт поднялся со своего места и медленно подошел к двери, оттягивая момент встречи. Отодвинув засовы, он открыл проход на улицу и взглянул на Аластора, безуспешно пытаясь задавить в себе радость. Аластор секунду смотрел на него, позволяя беспрепятственно погружаться в темный водоворот своих фиалковых глаз, а потом отодвинул с дороги и прошел в дом. – Посторонись-ка, – с безразличием сказал он, – Я пришел помочь вам закончить начатое. – Надо же, а я думала, ты убежал оплакивать свои безответные чувства, – хмыкнула Сара. Аластор бросил на нее лишь один взгляд, не выражающий ничего, и остановился, уперевшись руками в стол, оказавшись спиной к Мэтту и входной двери. Не смотреть на главаря мятежников, впрочем, оказалось гораздо легче, чем встречаться с ним взглядом. – Когда казнят принцессу? – Сразу же, как уедет Бриллиант, – ответил Мэтт. Он подошел к Аластору поближе, но принц так взглянул на него, что он предпочел отступить назад. Аластор снова отвернулся к Саре, избрав ее своей слушательницей, хотя девушке, очевидно, досаждало его внимание. – Бриллиант уезжает сегодня вечером. Значит, принцессу казнят ночью. У нас мало времени, чтобы придумать приличный план… – Тебе нужно поспать, – сказал Мэтт позади него, – Чтобы набраться сил перед операцией… – Давай я сам решу, что мне нужно, а что – нет! – рявкнул Аластор, не поворачиваясь. Сжав кулаки, он уколол ладони болью, но это помогло ему прийти в себя. Сделав несколько глубоких вдохов, он успокоился и продолжил так, будто его и не прерывали: – Как вообще попасть на подземный этаж? Не думаю, что прибиться к группе герцогских друзей-предателей перед входом будет так же просто, как проникнуть на бал. Должен быть какой-нибудь тайный вход или что-нибудь вроде того. Ты ничего об этом не знаешь? Сара бросила взгляд на Мэтта, стоящего за спиной у Аластора, и потерла руками свое бледное, усталое лицо. – Есть люк в кладовой на кухне. В обычное время он заперт, но иногда, если дежурить в ночную смену, из-под него можно услышать какие-то звуки… Но я лишь раз видела, чтобы Лафлер выбирался оттуда. Люк, однако, точно открывает путь на подземный этаж. – Отлично, значит, мы его сломаем, – Аластор хрустнул костяшками пальцев, разжав кулаки. Он действительно утомился после бессонной ночи и использования магии, но отложил идею о сне до тех пор, пока не будут закончены необходимые дела. – Ты когда-нибудь видела этих безумцев? – снова обратился он к Саре, – Что они носят? Балахоны? Рясы? Ходят голыми? Есть ли смысл сливаться с толпой, или проще всего будет просто ворваться на казнь и начать убивать всех, кто сильно мешает? – Меня напрягает твоя кровожадность, – Сара дотянулась до кружки, поставленной почти в центре стола, и, подтянув ее к себе, выпила последние остатки зеленоватой жидкости, скрывающейся на самом дне. – Или ты отрываешь руки, или их отрывают тебе, – отмахнулся от нее Аластор, – Ну так? – Я понятия не имею, как выглядят дружки герцога. У них, вероятно, есть какой-то тайный ход далеко от особняка, так что никто никогда их не видел. Мы, вроде бы, все знаем об их существовании… – Я знаю, как они одеваются, – вмешался Мэтт. – А тебя никто не спрашивал, – отрывисто сказал Аластор. Немного подумав, он, все же, добавил: – И как же? – У них черные плащи с капюшонами, белыми изнутри. На плаще обязательно нашит символ их братства – кристалл, разбитый трещинами. Они не приветствуют друг друга и не раскрывают своих личностей. Большая часть из них друг друга даже не знает, – уверенно ответил главарь мятежников. – А ты, как я полагаю, однажды состоял в их числе, – сказал Аластор, не требуя на свои слова никакого ответа. Все было слишком очевидно, чтобы опускаться до глупых вопросов. – Почему же ушел? Не понравились закуски? Сейчас мог бы уже готовиться к торжественной казни, а не строить планы по проникновению. – Деятельность этих людей расходилась с моим мнением, – спокойно ответил Мэтт, не поддаваясь на провокацию. – Я счел, что их путь не подходит для меня. – Почти так же, как я не подхожу, – не удержался Аластор. – Блу, я… – Не начинайте, – перебила Сара. Поднявшись из-за стола, она обошла свой стул и встала, держась за его спинку, будто хотела задвинуть на место и не находила в себе для этого сил. – Вечером я отправлюсь в особняк вместе с вами и покажу, как добраться до кладовой. А сейчас оба валите спать. Мэтт, правая гостевая комната тоже свободна, так что ты можешь не стеснять своего друга. Если просидите еще полчаса, ночью будете походить на оживших соломенных кукол, у которых нифига не гнутся руки и ноги. Так что валите! – Как прикажет госпожа моего сердца, – пробормотал Аластор, прикасаясь к голове, словно на ней находилась невидимая шляпа. Какой-то своей частью он собирался остаться и поспорить, но другой, более разумной, понимал, что слова Сары не лишены здравого смысла. Если придется провести две ночи на ногах, нисколько не прикладываясь к подушке, можно будет забыть и про собственные боевые навыки, и про магию семьи Блоу. Энергия, все же, не берется из ниоткуда. Мэтт предпочел чуть задержаться в столовой, так что Аластору пришлось обойти его. Аластор смотрел себе под ноги, не желая попадать в плен ультрамаринового взгляда, и отлично справился со своей задачей, пока не добрался до безопасной зоны. Нужно спасти сестру, вернуть главарю мятежников вампирский глаз, выполнить маленький план мести, пришедший ему в голову, и покончить с этим безумием… Оставшись наедине с Сарой, Мэтт сразу же принялся расхаживать по столовой туда-сюда, не заходя на половину гостиной. – Это не прекращается, Сара. Даже если я хочу это прекратить. Сознательно я, может быть, и понимаю, но меня так тянет к нему… – Я думаю, вы расстанетесь сразу же, как вернете глаз Ленивой Матери. Если ты не будешь давать ему повода считать иначе, он отстанет от тебя, поняв, что между вами ничего не будет. Все, что тебе нужно – просто держать себя в руках. Ты меня понял? Это для вас обоих, – Сара утешающе улыбнулась ему. – Совсем немного, Мэтт. Пережди Кьёльне-Де-Мар и можешь отправиться на его поиски. Если он никого не найдет за это время, вы снова будете вместе. – Может, я мог бы рассказать ему всю правду? – предположил Мэтт, глядя на нее. – Это было бы глупо. Люди такого не любят и не понимают. Этот парень мне не нравится сам по себе, а если ты еще и доверишь ему наш секрет… Не хотелось бы выскальзывать, сам понимаешь, – она строго посмотрела на него. – Ничего хорошего из этого не выйдет, поверь мне. Скольким людям я бы не доверялась, в результате все кончалось именно этим. Куча трупов. Выскальзывание. Побег из города. А выбранные мной люди, уж поверь, были гораздо надежнее и куда менее подозрительны, чем этот твой Блу. Ты даже его настоящего имени не знаешь! – Но у нас никогда не получится, если мы не будем пытаться, – Мэтт дошел до лестницы и на секунду остановился. – Пытаться довериться людям? – насмешливо спросила Сара. – Сущая чушь! Мы слишком сильно отличаемся от них, чтобы быть вместе… – Не так уж и сильно. Мэтт взбежал по ступенькам наверх и скрылся на втором этаже, сделав дальнейший разговор бессмысленным. Он знал все, что Сара может ему сказать, но почему-то всегда, раз за разом, слушал ее. Может быть, потому, что это оправдывало его собственные поступки. Может быть, потому, что позволяло не делать сложный выбор. Может быть, потому, что он сам был проклятым трусом. Мэтт остановился перед дверью, за которой скрылся Аластор. При воспоминаниях о том, чем они там занимались, сразу же участилось сердцебиение. Лучше всего он запомнил выражение фиалковых глаз, неотрывно смотрящих на него – в них не было ни крупицы сомнений, страха или мыслей о себе. Человек, настоящего имени которого Мэтт не знал, кажется, не боялся ничего на свете. Может быть, он не испугался бы и правды. Не выдержав своих сомнений, Мэтт поднял руку и задержал кулак перед дверью, не решаясь постучать. Какое-то время он так и стоял, с поднятой рукой, а потом опустил ее и ушел в свою комнату, плотно закрыв дверь за собой. Имело ли смысл подвергать этого человека опасности? Может, лучше и правда отпустить его, по крайней мере до Кьёльне-Де-Мар? Мэтт повалился на кровать, уткнувшись носом в чистую, давно не знающую гостей подушку. Достоин ли он вообще того, чтобы кто-то полюбил его? Аластор, лежа на своей постели, несмотря на усталость, совсем не мог уснуть. Он крутился по сторонам, переворачивался с боку на бок, так, что в итоге закутался в одеяло, как в кокон. Ему потребовалось много времени, чтобы успокоиться и привести свои размышления в порядок. «Как только все закончится, – подумал он перед тем, как, все-таки, провалиться в сон, – Я сам поеду к Джулиетту. А там провались оно все». Он проснулся через несколько часов, что удивительно, без посторонней помощи. Аластор немного полежал, уставившись в потолок, а потом неохотно сполз с кровати. Он хотел сразу же отправиться барабанить в комнату Мэтта, чтобы главарь мятежников не проспал ни минутой дольше него, но оставил это намерение, услышав негромкие голоса с первого этажа. Аластор подобрался поближе к лестнице и прислушался, пытаясь различить слова. Говорили Мэтт и Сара. Как будто он удивился. – …надо быть особенно осторожным, – закончила Сара. – Если выскользнешь, сразу же возвращайся обратно. Всех свидетелей, сам знаешь… – она замолчала. – Я знаю, – ответил Мэтт, так, будто пытался ее успокоить. Она ему, впрочем, не верила. – А если попадешься на глаза своему Блу… Советую просто бросить его там. Если он будет единственным свидетелем, ему никто не поверит… Но вы вряд ли сможете быть вместе после этого, – Сара тяжело вздохнула. – Может, вообще оставишь его здесь? Он будет только путаться под ногами… – Я не стану бросать его в любом случае. Один раз я уже принял неправильное решение по отношению к… – он не стал продолжать, – И больше никогда не повторю этого. – Не говори потом, что я тебя не предупреждала, – ответила она. Они могли бы сказать и что-нибудь еще, но Аластора порядочно достала вся эта обстановка секретности, вся чушь, что они несли. Будь проклят главарь мятежников и весь его поддельный заговор. Возможно, не следовало никогда никого любить, кроме Джулиетта, отвечающего ему взаимностью. Отойдя к своей двери, Аластор нарочно громко хлопнул ей, заставив говорящих внизу замолчать. После этого он смог без всяких препятствий спуститься к ним, на первый этаж. Аластор знал, что выглядит ужасно – волосы нуждались в услугах душа и расчески, запавшие от недосыпа глаза сделались почти фиолетовыми и взяли себе в качестве тени темные круги. Руки не дрожали, но ноги иногда позволяли себе неверный шаг-другой. – Что обсуждаете, заговорщики? – спросил он, на самом деле не ощущая никакого интереса. – Думали, как бы побольнее тебя прикончить, – сказала Сара, недобро прищурившись на него. – Тогда я подскажу самый верный способ: используем то же, отчего умерла ты. Такой злобной зомбачки я не встречал уже давно, – Аластор зевнул, прикрывая рот рукой, как примерный принц. Несмотря на самостоятельно пробуждение, его жутко тянуло завалиться на кровать снова, позабыв обо всем. Но в опасности находилась жизнь одной из его сестер. Как такое забудешь… – Правильнее всего будет выйти через полчаса, – сказала Сара, оскалившись вместо ответа на слова Аластора, – Оденем вас слугами… Они все, разумеется, друг друга знают, но к нужному времени начнет уходить дневная смена и приходить ночная. Каждые будут думать, что вы из другой группы, поэтому и незнакомы. Но все равно постарайтесь не привлекать к себе внимания. – Ты и не представляешь, каким сексуальным я выгляжу в одежде слуги, – сказал Аластор, поднимая себе настроение, наблюдая за тем, как меняется лицо Сары, переходя от злости к выражению крайнего бешенства. – Значит, выберу для тебя самый разношенный, старый костюм, чтобы в нем было не различить твоего пола… А на морду можно поставить несколько синяков, это я быстро. Или с избитой рожей ты тоже умудряешься выглядеть сексуальным? – Сара шагнула к нему, будто собиралась воплотить свои слова в действия. Аластор отбежал от нее и спрятался за столом, выставив перед собой пустую тарелку в качестве щита. – Не подходи, безумная женщина! Иначе твои мозги окажутся на этой тарелке в качестве первого блюда! Впрочем, вероятно, придется начать со второго, потому что первое может оказаться внушительно подгнившим… – он взял в левую руку вторую тарелку. – Может, перестанете? – устало спросил Мэтт, – Мы здесь не для выражения ненависти, а для важного дела. – А людей, помешанных на «правильном», мы не спрашиваем, – подумав, Аластор все же чуть опустил тарелки. Разумеется, дурачество подняло ему настроение, но лишняя трата энергии могла бы закончиться плачевно, если бы он испытал необходимость в ней чуть позже. Сара, на самом деле, конечно же, не собирающаяся нападать на него, отошла к лестнице. – Я скоро вернусь с одеждой. Это может занять какое-то время, потому что я буду искать самую уродливую, так что, прошу вас, наберитесь терпения и подождите, – она поднялась, не добавляя ни слова. Аластор положил тарелки на стол и, засучив оба рукава фьерлертона, принялся разглядывать свои белые от шрамов запястья. Он не хотел резать их для освобождения сестры – в подземном зале, оборудованном, как место казни, несомненно, найдется множество зрителей, которых можно будет использовать в качестве «корма» для магии. – Мэтт, можешь сделать мне одолжение? – спросил Аластор, не поворачиваясь к главарю мятежников. Он не хотел смотреть на него, но, если мужчина собирался присутствовать при ритуале, нужно было обезопасить его. Аластор, конечно, верил в волшебную силу укуса Ленивой Матери, но не хотел полагаться на нее полностью. Кровяная магия, как и всякая другая, не обладала разумом и не знала для себя никаких границ. Она могла убить даже самого дорогого для мага человека, приняв его за очередную случайную Жертву. Но существовал способ с ней договориться. – Что я должен сделать? – спросил в ответ Мэтт, ничуть не попрекая Аластора за все его отношение. Волшебный человек. Аластор едва не начал обдумывать, не дать ли ему второй шанс, но вовремя выкинул из головы эту мысль. Великодушие и прощение никогда не являлись отличительными чертами рода Блоу. – Возьми какой-нибудь острый предмет и уколи им палец так, чтобы выступила капля крови. Потом протяни руку мне, – он, разумеется, мог бы и сам устроить все эти нехитрые приготовления, но смотреть на Мэтта, и уж тем более лишний раз прикасаться к нему, совсем не хотелось. Главарь мятежников, не споря, выполнил указания и протянул Аластору ладонь. На подушечке указательного пальца, переливаясь, как идеально круглый миниатюрный рубин, лежала капелька крови. Аластор проклял себя, свою нелепую магию и необходимость спасать Мэтта, а потом, наклонившись к его руке, лизнул палец мужчины, переместив капельку крови себе в рот. Ее соленый вкус почти не ощущался от маленькой консистенции, но это и не было нужно. Магии хватит. Если кто-то из семьи Блоу осознанно, а не против чужой воли, «пробовал» чужую кровь на вкус, магия внутри него усваивала, что этого человека трогать нельзя, он союзник. Раз в год все члены семьи устраивали торжественные «пробы» крови друг друга, на случай, если магия успела забыть, кто здесь свой. Это, без сомнения, было одним из мерзейших семейных обычаев, особенно неприятным для сестер, каждый раз с чувством сплевывающих после процедур, но никто не рисковал отказаться. Что может быть нелепее, чем, защищаясь, поубивать друг друга? Аластор поскорее отстранился от руки Мэтта, и, предсказуемо, ничего не стал объяснять. К его удаче, они теперь находились в таких отношениях, что объяснения и не требовались. – Это для твоей же пользы, – сказал Аластор, не выдержав молчания. – Блу, я должен извиниться перед тобой. Я не хотел говорить того, что сказал... Аластор рискнул поднять свои фиалковые глаза на его лицо. – Ничего. Я тоже не хотел тебя целовать. Думаю, мы просто сделали то, чего оба не хотели на самом деле, – он посмотрел в грустный ультрамарин глаз, внезапно находя удовольствием причинять Мэтту боль, хотя при этом неприятно сжимало в собственной груди. – Да, – продолжал Аластор, – Я просто поддался моменту. Это был лишь мимолетный порыв… Все кончено, Мэтт, слабости больше не повторится. Я не желаю делать неправильные вещи… вместе с тобой, – он улыбнулся, почти так же, как прежде, постепенно учась не обращать внимание на сердце, бьющееся в груди вместе с болью. Давать мужчине второй шанс, пусть даже на простую дружбу, не хотелось из простой вредности и упрямства. Сара прервала их разговор, появившись на лестнице в обнимку с костюмами слуг, измятыми, старыми, едва ли не дырявыми, действительно, такими ужасными, что любой из них мог бы свести на нет всю привлекательность Аластора. – Я это не надену, – сразу же заявил он. – Тогда отправишься туда голым, – немедленно отозвалась она. Аластор отобрал у нее самый приличный, с первого взгляда, костюм. – Вот уж нет, старье так старье. Девушка отдала оставшийся комплект Мэтту и уселась на свое место за столом. Посидев какое-то время, она ушла на кухню и вернулась с горьким травяным отваром, бодрящим ничуть не меньше кофе. Аластор, понаблюдав за ней, утащил свой костюм в комнату, не желая переодеваться у нее на виду. Она, вне сомнений, могла видеть шрамы у него на запястьях, пока помогала Мэтту откачать наследника Блоу от смертоносного укуса вампирши, но не стоило провоцировать ее лишний раз. Тогда Сара не уделила этой детали особенного внимания, однако никто не мешал ей сделать это сейчас. Стянув с себя фьерлертон, Аластор задумался о том, что скрывает под одеждой Мэтт. Помогая ему переодеться к балу, он заметил, что мужчина надел свой фьерлертон прямо на обыкновенную рубашку. Жутко неудобно, жарко, и, самое главное, совершенно ненужно. Мысль о том, что подобным образом главарь мятежников хотел избежать домогательств, откровенно смешила. Было что-то еще. Какая-то тайна его и Сары. Аластор отложил размышления об этом на потом и в который раз пожалел о том, что разбил кристалл. Сара не сказала ему ни слова, но просить у нее новый явно не было вариантом. А сейчас Аластор, как никогда, чувствовал необходимость в теплой, ласковой поддержке Джулиетта, всегда готового помочь ему. Бриллиант, наверное, уже покинул дом герцога и направляется обратно, к границе; нет никакого способа перехватить его. Остается лишь надеяться, что в особняке Лафлера подвернется возможность стянуть чей-нибудь кристалл, чтобы совершить звонок с него. Натянув мягкую, разношенную рубашку, когда-то принадлежавшую человеку более крупных размеров, Аластор утонул в рукавах и воротнике, как черепаха, спрятавшаяся от опасности в свой панцирь. Да уж, тут и человека-то не найти, не то что какую-то сексуальность. А жаль. Можно было бы поискать среди выживших кого-нибудь посимпатичнее и одарить его своим вниманием назло Мэтту. Отбросив свои глупые, мелочные, мстительные мысли, Аластор примерил штаны и пришел к выводу, что ему достался костюм великана. Не хватало лишь шляпы или колпака, чтобы прикрыть голову. Тогда кто-нибудь непременно бы заорал: «Смотрите! Эта одежда шагает сама по себе!» Прекрасная маскировка. Зафиксировав штаны на талии, два раза обернув вокруг себя великанский ремень, Аластор закатал рукава и штанины. Теперь он смахивал на малыша, решившего примерить папины шмотки. Смотри-ка, папа, я такой же мудак, как ты! Вышвырнув напоминания об отце из своей головы, Аластор отправился на первый этаж, стараясь как-то поумерить нелепость своего костюма. Выходило, признаться, не очень. Сара заржала, подавившись зеленой жижей из своей кружки, а Мэтт улыбнулся, не насмешливо, а почти умиленно. Если глаза не лгали, Аластор не был им безразличен. Но мнения одних глаз ему было недостаточно. Мэтт должен был считать так же всем своим существом. Откашлявшись, Сара выпрямилась и уставилась на Аластора. – Теперь тебя ни одна сволочь не узнает, даже если ты когда-то валялся с ней в постели, – в ее словах слышалось торжество и довольство исполнением собственного плана. Аластор едва удержался от того, чтобы не содрогнуться. Ну, взглянем, взглянем, как эту проверку пройдет герцог Лафлер. Мэтт нахмурился и строго посмотрел на Сару. – Я бы попросил тебя воздержаться от подобных высказываний. Они могут оскорбить Блу. – О, да я же не девчонка, чтобы обижаться на слова обо мне! – Аластор хотел сказать, что упомянутых Сарой «сволочей» может оказаться много, гораздо больше одной-двух штук, но слова застряли у него в горле, обратившись в кашель. Он, конечно, хотел причинить Мэтту боль, но боялся, что, признав факт собственной распущенности, лишь разочарует мужчину. А этого Аластору не хотелось, по крайней мере сейчас. – Если «не девочки» закончили, я предлагаю выдвигаться, – сказала Сара. Она тоже переоделась, но, в отличие от Мэтта и Аластора, заполучивших поеденные молью темные брюки и светлые рубашки, ее наряд состоял из простого платья темно-зеленого цвета, украшенного по основанию подола крошечными изображениями герба герцогского рода. Если смотреть неподготовленным взглядом, похоже на лес непонятных закорючек. Что поделать. Все красивые гербы расхватали другие знатные семьи давным-давно. На улице уже собиралась темнота, создающая обманчивое впечатление, что не было целого дня, проспанного Аластором – как будто «вчера» и не прекращалось, длилось до сих пор. Новая ночь ничем не отличалась от предыдущей. Сара выбралась в полумрак первой. Оба солнца уже исчезли за горизонтом, но было еще не очень поздно: в это время года темнело раньше, чем наступал официальный час сна. Мэтт вышел за ней, когда Аластор не пожелал становиться вторым в процессии. Нет уж, пусть лучше за ним попятам следуют всякие глупые не танцующие эльфы, чем главарь мятежников без присмотра. – Ни с кем не говорите, – предупредила Сара, – В крайнем случае я скажу, что вы новички… – Если до того прежние владельцы одежды не узнают на нас свои шмотки и не начнут бузить, – ответил Аластор, сбивая ее со спокойного тона. Заполучив очередной пылающий злостью взгляд, он прибавил еще пару очков в свою пользу. Они дошли до особняка, больше не пытаясь разговаривать друг с другом. Аластора вполне устраивало молчание. Штиль перед штормом. Воспользовавшись боковой дверью, предназначенной для слуг, заговорщики пробрались внутрь. На первом этаже, как и предсказывала Сара, смешалась куча людей: одни приходили, другие готовились уходить, составляя внушительную толпу. Герцог любил, чтобы любые его прихоти или прихоти гостивших в доме вельмож исполнялись сию же секунду. Для этого ему требовался большой штат прислуги, способный выполнять сотни поручений одновременно. Благо, средства позволяли подобное расточительство. Лучше бы заменил тарелки, на которых стерлись серебряные узоры. Многие из слуг приветствовали Сару, и еще большее количество просто не замечало. Мэтт и Аластор для них выглядели невидимыми в своих нелепых костюмах. У многих, несмотря на высокое положение герцога, одежда выглядела не лучшим образом – это, разумеется, в первую очередь касалось тех, кто работал, не попадаясь на глаза гостям: мойщики посуды, дворники, чистильщики труб, помощники на кухне и ночные уборщики. Платил Лафлер, всегда задерживая у себя лишнюю монету, и особенно жадничал, когда заходила речь об оплате труда людей-невидимок. Кладовка с люком нашлась позади кухни, временно освобожденной от всех слуг – дневные повара покинули свой пост, а ночные лишь готовились заступить на смену. Сара быстро провела своих сообщников мимо столов, накрытых досками и изрезанными скатертями, закрытых печей, отдыхающих и остывших, мимо посудных шкафов, сигналящих изнутри блеском начисто вымытой посуды, и стоек с инструментами для готовки. Наклонившись к двери, она поковырялась с замком, неясно, открыв или взломав его, и затолкала Аластора и Мэтта внутрь темного помещения кладовой. Света она зажигать не стала, чтобы не привлекать внимания, но люк находился в полу перед самым входом, так что отыскать его не составило труда. – Поторопитесь, у вас мало времени, – быстро сказала Сара, на всякий случай закрыла кладовую на замок снаружи и покинула кухню, где ей было совсем не место. Аластор порадовался тому, что Мэтт в темноте так же ничего не видит, как и он сам. Нащупав люк в полу, Аластор проткнул кожу ладоней ногтями и слепил из капель крови маленькую, гибкую змейку. Она легко нашла неплотно прилегающий край люка и пролезла куда-то под него. Для удержания контроля над ней, когда змейка исчезла из «поля зрения», Аластору пришлось потратить еще больше крови, но он не пожалел об этом. Тварь, сотворенная кровяной магией, пролезла в конструкцию, отвечающую за положение люка, и напрочь разъела металл, превратившись в агрессивное кровавое пятно, мгновенно обратившееся ржавчиной на самых уязвимых частях механизма. – Теперь можешь вырывать люк, – сказал Аластор, до этого момента удерживающий Мэтта на месте, сжав его ладонь свободной рукой. Главарь мятежников, неохотно освободившись, дотянулся до люка и со всей силы дернул его наверх. Запирающийся изнутри засов слетел так легко, будто был сделан из самого дешевого металла сотню лет назад. Мэтт осторожно отложил поверженный люк в сторону. – Я полезу первым, – шепотом сказал Аластор. Он мог бы уступить честь первооткрывателя Мэтту, но каждая секунда, потраченная на оценивание обстановки внизу, отнимала внимание и драгоценное время. А Аластор собирался заполучить в этом абсолютное преимущество. Мэтт о таких сложных материях не размышлял или просто принял его выбор. Придерживая Аластора за руки, он помог ему спуститься вниз, пока принц не нащупал опору под ногами. Лестницы, к его досаде, не полагалось для первого спуска – она поджидала внизу, специально уложенная на пол. Аластор поднял ее и прислонил к стене, чтобы облегчить спуск Мэтту, хотя высота была небольшой и проще казалось спрыгнуть. Мэтт так и поступил, не прикасаясь к лестнице. Аластор положил ее на пол, как было, рассудив, что они смогут выиграть таким образом небольшую временную фору, если погонятся за предателями – тем придется задержаться, поднимая лестницу, и правосудие успеет подоспеть вовремя. Впрочем, шанс погони был невелик: сбежать от кровяной магии еще никому не удавалось. В подземелье имелись лампы, реагирующие светом на любое движение под ними. Когда Аластор спустился, они осветили ту часть туннеля, где он оказался, но все остальное осталось утопать в темноте. Подземный ход делали качественно, предназначая его для частого использования: стены полностью состояли из деревянных панелей, слегка пахнущих гнилью, потолок покрыли металлическими пластинами, оставив земляным лишь пол. Панели на стенах, надо полагать, требовалось часто менять, спасая от сырости и мрака, чтобы они окончательно не превратились в труху. Судя по относительной свежести тех, что попались Аластору на глаза, последняя замена произошла недавно. Герцог хорошо следил за своим тайным убежищем. Его внезапно посетила неприятная фантазия о том, что у всех вельмож имеются в особняках подобные бункеры, используемые ими для богомерзких ритуалов. После приезда к Джулиетту надо будет послать весточку отцу, подбросив ему идею о проверках, или, того и гляди, королевство развалится изнутри. А папаше полагалось передать страну Аластору в полной сохранности. Пропустив Мэтта вперед, Аластор осмотрел земляной пол туннеля. Ни камешка, ни грязевого комочка. Кто-то хорошенько все вылизал к сегодняшнему торжественному событию. Мэтт немного прошел вперед и оглянулся на него. – Что-то случилось? – Нет, вовсе нет. Просто догоняю себя до нужного состояния, чтобы все им потом разнести, – ответил Аластор, зная, что главарь мятежников все равно ничего не поймет. Чем дальше они продвигались по туннелю, тем ярче над ними загорался свет. Вся сонливость постепенно заменялась нервным возбуждением – еще бы, возможность разогнать такое змеиное гнездо! Аластор всегда радовался, когда ему выпадал шанс продемонстрировать свою силу тем, кто думал пойти против него. Ужас на их лицах заменял для него выражение ликования. Все боялись магии. Качественной магии – еще больше. Мэтт ни о чем не спрашивал, очевидно, понимая, что обмен тайнами имеет обоюдный характер. Своими секретами он еще не был готов поделиться. Главарь мятежников все еще шел впереди, когда они добрались до поворота, скрывающего за собой область туннеля, освещенную без их участия. Этой областью оказался просторный подземный зал, поддерживаемый у стен крепкими колоннами из цельных стволов деревьев. Около дальней стены зала находился светлый деревянный помост, предназначенный для казни. В его центр установили грубое подобие гильотины, способное отхватить голову за один, максимум, два падения лезвия. Такая штука сама по себе вызывает много вопросов, так что заказывать ее и транспортировать в подземелье явно пришлось осторожно. Напротив толпы «гостей» сооружение гильотины выглядело слабым, неубедительным и откровенно самодельным. Пленницу пока еще не привели, и корзинка для отрубленной головы пустовала, что не могло не утешить. Аластор, разок выглянув в зал, на разодетых в плащи неудачников, полностью скрывающих свои лица, спрятался обратно за внешней стеной, граничащей с туннелем, откуда они с Мэттом пришли. Слиться с толпой никакого шанса не было. – Дождемся герцога или… – начал Мэтт. Аластор прервал его, так проникновенно заглянув в глаза, что у главаря мятежников застряли в горле все слова. Похоже, влечение, которое чувствовал принц, для него значило нечто гораздо большее. Засмотревшись в фиалковые глаза Аластора, он пропустил точно рассчитанный удар по голове, призывающий его потерять сознание и прекратить мешать своим присутствием. Удар нанесло маленькое вредное существо, сделанное Аластором из своей крови, пока он шел позади Мэтта. Оно выполнило свою работу, со всей силы стукнув главаря мятежников куском доски, оторванным от стены. Мэтт повалился на землю, не издав ни звука, как полагается, а тварь принялась глумливо хихикать, остановившись рядом с ним. Больше всего она смахивала на лишенного шерсти, ободранного хомяка. Аластор без сожаления раздавил ее носком сапога и отошел к своему наблюдательному посту. Никто из плащевиков не заметил ничего подозрительного. Они все были слишком заняты сценой, на которую успел взойти герцог Лафлер. Он не привел принцессу с собой и напялил тот же наряд, что и все остальные, скрывая свое лицо. Весь толк в этом, разумеется, исчез, когда он пафосно сбросил с головы капюшон. – То, что может быть расколото, должно расколоть, – сказал он, обращаясь к толпе. Нестройный хор повторил слова за ним. – Вот, а ты говорил, у них нет приветствия, – пробормотал Аластор, слегка пиная лежащего на полу Мэтта. Тот не отреагировал. Аластор вернулся к наблюдению за залом. – Сегодня знаменательный день, – продолжил Лафлер, обращаясь к замолкшей толпе, – Наш повелитель, ведающий все тайны Вселенной, избрал его, чтобы начать избавление от мерзкого рода Блоу! «Повелитель, значит? – подумал Аластор, – Я бы не отказался от свидания с этим парнем. Свечи, вино, теплые объятия под плащом». – Приведите ту, из-за которой мы собрались здесь, – приказал герцог паре неприметных слуг, стоящих около какого-то маленького, бокового отделения туннеля. Аластор напрягся. Была бы его воля, он напал бы на всю собравшуюся толпу немедленно, но так существовал риск, что они успеют перепрятать принцессу. К тому же, ему хотелось посмотреть на ту, что втянула его в эту дерьмовую ситуацию. Вдруг Мэтт что-то перепутал, и в плен попала какая-нибудь дуреха, только похожая на одну из сестер Аластора? Девушка в изорванном платье, вытащенная на помост, почти не сопротивлялась. Светлые волосы, покрашенные в красный, свалялись и производили жалкое впечатление. Лиловые глаза лишились всякого блеска, а кожа сделалась бледной, словно заочно готовилась к тому, что ее хозяйка скоро перестанет двигаться и говорить. На шее, мерцая, слегка светился ярко-синий камень, очевидно, являющийся вампирским глазом. Руки были связаны перед собой веревкой, но спотыкающиеся ноги совершенно свободны. Аластор с первого взгляда признал Гретту. Никакой ошибки быть не может. Таких совпадений просто не бывает. Он снова спрятался за стеной и сделал глубокий вдох. К его удаче, предатели сами подставили себя, собравшись в такую толпу. Столько «топлива» для магии. Он размял руки, словно собирался заняться каким-то физическим упражнением, и на мгновение закрыл глаза, успокаивая дыхание. Для начала ритуала вовсе не требовалось предельной сосредоточенности, но так все дело могло получиться излишне неаккуратным. А Аластору нравилось радовать своих зрителей зрелищностью. Если уж этим индюкам предстояло умереть, мучаясь в агонии терзающей их боли, они были просто обязаны насладиться напоследок прекрасным шоу. Аластор снова выглянул в зал, не утомляя себя магией на расстоянии. Так все вышло гораздо проще. Даже не пришлось резать собственные запястья. Первая ниточка крови потянулась откуда-то из дальних рядов предателей, и, переливаясь, выплыла к самой сцене. Не успели остальные понять, что творится, как к ней присоединились и другие. Раньше, чем люди успевали бежать, от них отделялись тонкие кровяные нити – чаще всего от одного из запястий, но, бывало, что и от распахнутых в ужасе ртов. Одна такая нить, вроде бы, никак не держащая свой «источник», напрочь выводила человека из строя. Ее обманчиво-легкая внешность не могла скрыть под собой смертоносной сути: когда начинался ритуал, Жертва становилась обречена. Даже появление тонкой ниточки крови вызывало у людей мощнейшие болевые спазмы, происходящие, чаще всего, в основных жизненных органах. Большинство сразу же падало на земляной пол и корчилось там, не в силах сознательно пошевелиться, и лишь некоторые смельчаки, отчаянные, пытающиеся справиться с болью, успевали сделать пару шагов вперед. После этого они валились к первым. Магия семьи Блоу была непобедима. Аластор покинул свое убежище за стеной, когда никто из предателей больше не мог представлять опасность. Люди, не владеющие магией, верили в то, что сила, высвобожденная магом, больше не повинуется ему и от того никак направлена быть не может. Для плохих магов это, возможно, действительно было так. Аластор же отлично координировал свою силу. Это позволило ему нанести Лафлеру самые меньшие повреждения, так, что он еще стоял на ногах, в то время как все остальные уже валялись на полу. Обойдя будущие трупы, слившиеся в единый содрогающийся океан боли, Аластор направился прямиком к помосту, на котором согнулся пополам герцог. Люди, притащившие пленницу, были не больше живы, чем все остальные, а вот она стояла, глядя на Аластора широко распахнутыми глазами. Он помахал ей рукой, не отпуская концентрации. Перед помостом из кровавых нитей медленно ткался силуэт крупного коня, постепенно воссоздающегося из крови. – Ну что, мой дорогой Лафлер, вот и настало нам с вами время поговорить, – Аластор запрыгнул на сцену и дошел до герцога, с трудом поднявшего голову, чтобы посмотреть на него. – Аластор… – прошипел он, выплевывая кровавые сгустки, – Ублюдок… – Согласно словам моих родителей, я был законнорожденным, – Аластор мимолетно оглянулся на зал. Конь практически создан. Почти все предатели уже мертвы. Того и гляди, магия или прикончит Лафлера, или начнет просить подкрепления у него самого. Ей всегда мало. – Но перед тем, как ты сдохнешь, мне бы хотелось узнать от тебя кое-что… – Аластор схватил герцога за пряжку плаща и притянул к себе, так, что мужчина мог бы с легкостью плюнуть ему в лицо, если бы хватило силы. Но по своему многолетнему опыту Аластор знал, что жизнь улетучивается куда быстрее, чем ты это замечаешь: внутренние органы сдавливает изнутри постепенно, но, когда давление достигает апогея вместе с болью, они просто взрываются. Пережить взрыв печени, почек, желудка и селезенки возможно, если речь идет о паре минут. Пережить взрыв сердца или легких, завершающих внутренний, никому невидимый, фейерверк, возможно лишь на несколько секунд. И голос тогда превращается в шепот, который очень трудно услышать. И многие делают то, чего клялись никогда не делать. – Если ты назовешь мне имя своего нанимателя, я ослаблю твою боль, – без всяких угрызений совести солгал Аластор, заглядывая в серые глаза герцога, пытающиеся различить его сквозь плотную, с каждой секундой все более сгущающуюся, пелену. – Ты никогда его не узнаешь, – прохрипел мужчина, мужественно держась под напором боли, – Он доберется до тебя первым! – Тогда остается надеяться, что он будет не таким извращенцем в постели, как некоторые, – ответил Аластор, почти не чувствуя разочарования от провалившегося допроса. Если таинственный «повелитель» захочет выступить из тени, не будет ничего страшного, коли его личность останется сюрпризом. Вдруг, все же, повезет, и враг окажется симпатичным? Тогда можно будет хоть оторваться напоследок. У Лафлера больше не было шансов сказать что-нибудь – основание его языка распухло, готовясь взорваться, и напрочь блокировало все слова. Аластор отпустил герцога, позволив ему свалиться на помост под своими ногами. Облегчать участь предателя он не собирался. Чем больше боли, тем сильнее магия. Гретта не могла поблагодарить Аластора, даже если бы и захотела – ее рот плотно перетянули какой-то тряпкой. Аластор, подойдя к ней, сотворил небольшие кровяные щипцы из протянувшейся от Лафлера нити крови, и осторожно снял с сестры глаз матери вампиров, не прикасаясь к нему руками. К счастью, непрямое касание не блокировало магию, а потому он смог зашвырнуть камень к повороту туннеля, где остался Мэтт, и благополучно забыть о нем до окончания спасения сестры. После этого он вырастил тонкое кровяное лезвие и перерезал веревку, связывающую руки Греты. Распечатывать ей рот он не стал. Конь, вполне материальный, кроваво-красный, только и ожидающий его взгляда, встрепенулся, когда Аластор посмотрел на него. Тварь выглядела почти как настоящая. Такое и птицеликим показать не стыдно. – Нет времени на объяснения и объятия, – объявил Аластор, повернувшись к сестре. Она еще до конца не отделалась от шока, так что говорить с ней, в любом случае, не имело никакого смысла. Взгляд фиолетовых глаз почти не казался разумным. Несмотря на собственное освобождение, она практически не сдвинулась с места, словно не знала, что делать, или внезапно разучилась ходить. Аластор схватил ее за руку и дотянул до края сцены, откуда бесцеремонно спихнул на спину кровяного коня. Конь недовольно шевельнул ухом, улавливая шаги приближающихся неприятелей, очевидно, как-то узнавших о переполохе в подвале, но Аластор лишь отмахнулся от его предупреждения и кивнул в сторону потолка. Гретта, вроде бы, не собиралась падать, но, чтобы точно не допустить этого, из плоти животного протянулись кровяные «ремни», плотно прижавшие девушку к спине твари. Одним прыжком взлетев на сцену, другим конь допрыгнул до самого потолка и без труда проломил его, защитив Гретту от удара и осколков с помощью твердого полукруглого щита, вовремя выползшего из головы за ушами. Как и каждое качественное творение кровяного мага, он поддавался дальнейшей трансформации. Благодаря способностям Аластора наделять свои создания самосознанием, конь мог управлять изменениями самостоятельно, как ему вздумается. Несмотря на некоторую свободу чувств, воля хозяина все еще оставалась его волей, так что первейшей задачей существа становилась защита Гретты. Аластор мог не бояться за нее, пока действовала магия. Когда конь проломил потолок и скрылся в образовавшемся проеме, принеся взамен себя испуганные крики людей с первого этажа дома, Аластор спрыгнул с помоста и поспешил к оставленному в туннеле Мэтту. С одной головной болью разделался, самое время проверить другую. Он выглянул в туннель, обнаружил Мэтта, как положено, на земляном полу, и почти сразу же услышал громкие шаги приближающихся сверху людей. Судя по шуму, пара десятков. Неужели охрана герцога пожаловала так быстро? Или... Аластор, используя новые щипцы, поднял с земли глаз Ленивой Матери, приделанный к грубой веревке, чтобы его можно было носить вместо медальона. Эта штука могла лишь помешать ему творить магию, поэтому он поскорее избавился от нее, посадив Мэтта около стены и нацепив вампирский глаз мужчине на шею. Когда он распрямился, первые пришельцы уже спустились в туннель и решительно направлялись к нему. Аластор узнал форму городских стражников. Неужели Сара решила сдать его и Мэтта? Или тот, кто спланировал казнь, с самого начала знал о явлении спасителей и подготовил им на закуску неприятный сюрприз? В любом случае, неудачникам предстояло превратиться в корм для магии, чтобы помочь Аластору контролировать кровяного коня, уже выбравшегося из особняка и с каждой секундой убегающего все дальше. Чем больше увеличивалось расстояние, тем больше энергии требовалось, чтобы держать кровь в стабильной форме. Можно сказать, явление «корма» было очень даже кстати. Аластор прикончил стражников, особенно не заморачиваясь, и, выпустив из-под своего контроля настоящий мир, сосредоточился на своей кровяной фигуре, бешено поглощающей предоставленную ей энергию. У него не было никаких шансов продержать коня до самого замка, чтобы доставить Гретту туда в целости и сохранности. К счастью, город, где они находились, располагался недалеко от пункта назначения, и оказалось достаточно вывести сестру из него, преодолеть небольшое расстояние до столицы и подбросить принцессу страже, охраняющей внешние ворота. Стражники сразу же поняли, кого видят перед собой, и взяли защиту девушки на себя. Аластор узнал об этом, получив слабый отклик через созданную им тварь, и поскорее рассеял ее, превратив в простое кровяное пятно. Все городские стражники, попавшие на подвальный этаж, были мертвы. Он вытянул немного силы и из тех, кого не видел, но чувствовал поблизости – на самом первом этаже. После магия, предсказуемо, взялась за него самого, с легкостью вскрыв шрамы на запястьях. К тому времени, как Аластор, покончив со своим делом, вернул свое внимание к реальности, он уже потерял достаточное количество крови и едва мог стоять. Да, подстава. Он ждал, что стражников спустится побольше, а они, кажется, вовремя просекли опасность ведущего вниз хода и постарались держаться от него подальше. Аластор посмотрел на свои вытянутые руки и попытался затянуть раны на запястьях. Получилось не особенно – кровавые следы плясали перед глазами, так что он даже не мог понять, куда именно следует применять магию. А так, расстаравшись, можно срастить себе рот, или нос, или пальцы вместе. Проще остаться с порезанными запястьями. Не чувствуя никаких сил стоять, Аластор сел около стены рядом с Мэттом и, поднапрягшись, сбросил пиджак и оторвал от своей великанской рубашки один рукав. Старая ткань рвалась легко, с веселым треском, что не могло не приободрить. Если бы еще так не мельтешило перед глазами… Кое-как перетянув оба запястья, разорвав рукав на две половины, Аластор откинулся на закрытую досками стенку туннеля. Он так увлекся собственным спасением, что не заметил появившейся проблемы – в туннель сначала спустился один человек, а потом, осмелев, целая порция новых стражников. Вот где их носило, когда они были так нужны? Аластор вяло взглянул на них. Надо было как-то размазать гадов по стенке, но в голову, как назло, ничего не лезло. Аластор переместил глаза на лужу крови, оставшуюся на том месте, где он раньше стоял. Зрение двоилось и немного обманывало его, но лужа выглядела впечатляюще. Опять хватил через край, сколько уже можно? Положительно, в последнее время с самоконтролем какая-то беда. Перестав пялиться на лужу собственной крови, Аластор снова уставился на стражников. Может, просто кажется, что их так много? Перед глазами ведь двоится. Он сделал попытку сотворить какой-нибудь слабый магический фокус, чтобы припугнуть нежданных гостей, но магия не стала повиноваться. У нее не было собственной воли, и договориться никакой возможности не существовало: чувствуя, что в маге почти не осталось силы, магия предпочитала бросать его на произвол судьбы. Не от злости, ведь у нее не было эмоций, а из простого расчета. Маги редко умирали во время ритуала. А вот после, прибитые злыми зрителями – уже более популярный вариант. Аластор хотел сдаться, подняв вверх безвольные руки и воскликнув что-то вроде: «Не убивайте меня, я так вам отдамся», но ему помешала чужая ладонь, крепко сжавшая его собственную. Вы посмотрите, кто проснулся! Мэтт встал с пола, отпустив ладонь Аластора, но прервал их физический контакт ненадолго: поднявшись в полный рост, он почти сразу же наклонился и подхватил наследника Блоу на руки, словно собирался использовать его вместо оружия. Аластор пренебрежительно хмыкнул, не показывая никакой благодарности, и потерял сознание от потери крови, как ему и полагалось. Мэтт взглянул в фиалковые глаза перед тем, как они закатились, перестав его видеть. Оно и к лучшему. Он пришел в себя некоторое время назад и не вмешивался, признавая себя совершенно лишним. В голове не укладывалась мысль о том, что Аластор Блоу, к встрече с которым Мэтт так долго стремился, последние дни находился около него. Он не мог поверить в то, что Блу, который показался ему таким милым парнем, на самом деле Кровавый Принц, известный своей жестокостью и необычайной силой. Невозможно было признать, что Мэтт стал так близок именно с Аластором Блоу. Впрочем, он ничего не имел против. Кем бы на самом деле не являлся Блу, Мэтт не ощущал изменения в своих чувствах. Жаль, что для их общего блага они пока не могут быть вместе. И, возможно, не смогут никогда. Стражники, на ходу вытаскивающие клинки из ножен, громко перекрикивались между собой, и, несомненно, обращали какую-то часть слов к нему. Мэтт их не слышал. Он мог бы показаться совсем безоружным – не было никакого толку от кинжала, воткнутого за голенище сапога, пока требовалось держать Аластора Блоу, но главарь мятежников ни в коем случае не являлся открытой мишенью. То, что принц потерял сознание, стало невероятной удачей. Мэтт не представлял, как бы смог все объяснить, если бы Аластор стал задавать вопросы. Он не хотел потерять своего Блу, кем бы тот на самом деле не являлся. Когда первый стражник подобрался опасно близко, Мэтт сам сделал шаг ему навстречу. Нужно выбраться из туннеля и поскорее доставить Аластора к Саре, пока он не потерял слишком много крови. Красные капли, тревожа Мэтта, уже давно просочились через повязки на запястьях принца и вполне свободно скатывались по рукам, будто не понимали, что подвергают своего хозяина опасности. Стражник, выставивший перед собой меч, не сразу понял, что что-то идет не так. Когда он осознал это, сделалось уже поздно: вместе со стальным лезвием, расщепленным на множество отдельных тонких полос, трансформации подверглись и кисти его рук, вывернувшись, выворотившись из суставов. Кости раздробились на маленькие кусочки и въелись в плоть, перемешавшись с ней, сделавшись единым целым, и человек повалился на землю, завывая от жуткой боли. Мэтт прошел мимо него, не оглядываясь на несчастного, у которого мгновенно вывернуло и скрючило все тело. Он не чувствовал никакой жалости. Не было вообще никаких чувств. Следующие стражники, преградившие ему путь, последовали судьбе первого, если не успели бежать. Их трупы, замершие в неестественных позах, почти не походили на людские. Части тела под воздействием магии смещались, ткани проникали друг в друга, разрывая плоть – у некоторых внутренние органы всплывали наружу и выступали над кожей, как странные темные наросты; у других, наоборот, все втянулось внутрь, оставив после себя пародию уродливой черепахи: тела, пожравшие внутри себя конечности и голову, распухли, сделавшись больше, чем раньше. Мэтт шел вперед, не обращая внимания на приносимые им жертвы. Все умирали по-разному, он особенно и не приглядывался, каким образом – магия работала без его участия, автоматически, не требуя никакого контроля. Она лишь знала, что ей нельзя трогать Аластора Блоу, безвольно лежащего на руках Мэтта, а с остальными развлекалась, как хотела. Кому-то удалось сбежать, и Мэтт подумал, что Сара останется недовольна, ведь теперь по городу точно поползут слухи о чудовище, побывавшем в герцогском особняке. Несомненно, ему так же припишут и смерть самого Лафлера вместе с его дружками – ведь обвинить в этом наследника престола достаточно проблематично. Безымянный монстр для такого дела подходит гораздо больше. Ему не пришлось забираться по лестнице, тратя на глупости драгоценное время – Мэтт просто подпрыгнул, тщательно рассчитав свою физическую силу, и оказался в кладовой. В ней его коварно поджидал целый отряд людей, выстреливших из арбалетов сразу же, как он оказался над люком. Мэтт мог бы задержаться, но не стал приканчивать всех свидетелей. После того, как арбалетные болты попадали ему под ноги, расщепившись на тысячи мелких завитых полосок металла, он просто вышел из кладовой, не обращая внимания на людей. Мэтт на них даже не смотрел. Его тревожила бледность Аластора Блоу. Слуги уже давно разбежались, не увидев в прибытии стражников ничего хорошего, и Мэтту удалось пройти через пустую кухню, никого не покалечив. Из кладовой за ним никто не последовал. В холле остался последний небольшой отряд, но они задержали его не дольше, чем на десяток секунд: пришлось перебираться через трупы, завалившие собой путь к запасной двери. К тому времени, как Мэтт наконец оказался на свежем воздухе, Аластор приобрел опасно алебастровый цвет, но его фиалковые глаза неожиданно приоткрылись, коротко вернув своему обладателю возможность видеть реальный мир. Мэтт ускорил шаг, почти не осознавая, что его передвижения могут показаться слишком быстрыми для любого из случайных наблюдателей, подглядывающих с темных улиц или через окна домов. Но потерять Аластора он боялся больше, чем выскользнуть или привлечь к себе нежелательное внимание. – Надо же, ты спасаешь меня, – пробормотал Аластор, так тихо, что его слова почти сразу же унес ветер, – Но я тебе ничего не скажу… – Это неважно, – ответил Мэтт, вслушиваясь в само звучание слов принца, в каждую ноту его слабого голоса. Ему давно уже не приходилось пользоваться своей защитной магией, и теперь он запоздало осознавал, что может ненамеренно пересечь предел, зайти слишком далеко, так, что дойдет даже до потери тела. Ночью это было особенно опасно. Но Мэтт не мог позволить себе оставить Аластора в том состоянии, в котором принц сейчас находился. Приходилось цепляться за всякие мелочи. Аластор закрыл глаза, ничего не добавляя, едва ли заметив, с какой скоростью проноситься мир за спиной Мэтта. А даже если бы он это и заметил, то списал все на свое плохое состояние и назвал бы галлюцинацией. Мэтт добрался до дома и лишь на пороге оглянулся на темную улицу позади себя. Никого. Он сделал глубокий вдох, и тут же закашлялся от резкого, сильного запаха крови, исходящего от Аластора. Сара, уже вернувшаяся в дом, сбежала к нему по лестнице со второго этажа, но почти сразу же отправилась обратно, зазывая Мэтта за собой. Он последовал за ней, слегка спотыкаясь на ступенях, но доставил Аластора в выбранную девушкой комнату без всякой опасности для принца. Сара помогла ему уложить наследника Блоу на кровать, и почти сразу же распустила бесполезные окровавленные повязки на запястьях, вздрагивая от запаха крови. Ее руки замерли над ранами, а потом запорхали над ними, выводя в воздухе сложные, неподвластные взгляду руны. Мэтт остался стоять около кровати, наблюдая за ней, хотя и знал, что она этого не любит. Не доставало сил уйти. Сара оказалась слишком поглощена процессом, чтобы погнать своего зрителя прочь, так что он присутствовал, пока она не закончила с запястьями, срастив края ран и наконец прекратив кровотечение. В лечении ей никогда не было равных. – Меня беспокоит большая кровопотеря, – поделилась она, подняв свои серо-зеленые глаза на Мэтта, – Нужно сделать еще… – она осеклась. Ее лицо, до того собранное и решительное, внезапно изменилось от нечеловеческой ярости. Мэтт не успел увернуться от кулака, ударившего его с такой силой, что он отлетел к самой двери и врезался спиной в стену. Сара, оставив свое место около Аластора, поднялась, потирая саднящие костяшки пальцев. – Ты что, чокнулся?! – заорала она, ничуть не умеряя громкость своего голоса, – Потерял остатки разума, сволочь?! Он поднялся, пытаясь понять, почему она так разозлилась. Впрочем, сейчас Мэтт мало что осознавал. С того момента, как он притащил Аластора в дом, сознание плыло, как в тумане. Половина мыслей терялась, не успев родиться, а другая проходила мимо него, будто Мэтт думал на незнакомом языке. Сара подошла к нему, но не стала больше бить, а просто выставила за дверь и захлопнула ее за его спиной. Мэтт немного поскребся снаружи, пытаясь вернуться, но неожиданно забыл, как пользоваться дверной ручкой, а потому не смог повернуть ее и зайти внутрь. Сара, злобно бормоча, вернулась к Аластору, ничуть не менее бледному, чем раньше. Не нужно было обладать талантом целителя, чтобы, взглянув на его белое лицо, почувствовать приступ паники. Если ничего не сделать, парню оставалось минут десять, не больше. Сара закатала рукава своего платья, слегка испачканные в крови, и расстегнула рубашку Аластора, так заляпанную засохшей кровью, что ткань стала темно-красной и твердой на ощупь. Перед глазами вспыхнули странные огоньки, пытающиеся завладеть разумом Сары, но она справилась с ними, стукнувшись головой о ближайшую стену. От боли на мгновение стало еще хуже, но потом состояние выровнялось, вернув ей необходимое здравомыслие. Набравшись терпения, она принялась за работу. Мэтт не хотел отходить от двери, но, поняв, что внутрь ему не попасть, принялся постепенно отступать. Он шел неровно, постоянно натыкаясь на стены, а на лестнице так скользил по ступеням, что едва не потерял равновесие. Оказавшись на первом этаже, главарь мятежников первым делом потащился к порогу и распахнутой входной двери, около которой на полу собралось особенно крупное созвездие кроваво-красных капель. Пройдя гостиную, он остановился и уставился на темные лужицы крови, будто занимательнее их созерцания не было ничего на свете. Потом, немного подумав, Мэтт закрыл входную дверь, не выглядывая в ночь, не ища в ней чужих силуэтов. Отвернувшись к гостиной, занимающей половину зала, он направился в маленькую ванную комнату, таящуюся в стене за скромной дверью напротив той, что отдавалась кухне с другой стороны. Вымыв лицо под холодной водой, Мэтт почти сразу же ощутил себя намного лучше. Появились даже некоторые мысли. Он повернулся, чтобы выбраться из ванной, и наткнулся на зеркало, прибитое к двери на уровне его лица. Ему хотелось просто вернуться в гостиную и сделать что-то с пятнами крови, оставшимися на пороге, но Мэтт замер на месте, уставившись на свое отражение в холодной, бесстрастно-серебристой глади, не имеющей никакого желания или способа солгать в том, что она отражала. Его глаза выглядели поделенными на вертикальные половины – «внешние» остались привычного цвета, а «внутренние» сделались бледными, выцветшими, почти прозрачными. Зрачки, стоило им метнуться на изменившуюся сторону, сразу же пропадали, будто тонули в странном невесомом цвете. Мэтт какое-то время просто смотрел на себя, ничего не предпринимая. Никакого смысла стоять около зеркала не было, поэтому, отделавшись от ступора, он поскорее вышел из ванной и на своих неверных ногах отправился к двери напротив, в кухню. Там Мэтт сделал все, что сейчас было в его силах: включил кипятильник, и, когда вода достигла подходящей температуры, заварил себе отвар, который раньше делала для него Сара. Он использовал все необходимые травы, так что напиток получился положено горьким, отдающим лесными полянами, на которых его собирали. Вливать его в себя пришлось через силу, потому что зубы сжались до хруста, а горло постоянно норовило вытолкнуть поступивший в него отвар назад, но Мэтт, приложив определенные усилия, сумел справится с этим. Выбравшись из кухни с новой порцией отвара в кружке, не обнаружив положенного действия от первой дозы, он прошел до середины столовой, прежде чем заметил, что больше не один. Возле самой двери стоял молчаливый посетитель, слишком четко выделяющийся своими темными контурами в ярком свете зажженных ламп. Мэтт замер, сжав ручку кружки настолько, что фарфор едва не развалился на куски. – Я искал тебя, – сказал Мэтт, осторожно ставя кружку на стол. Эльф, замерший около двери, ничего ему не ответил.