Кровавый Бриллиант

Аластор мог бы рассказать о своем знакомстве с Черным, о том, какие отношения их связывали и чем все в итоге закончилось, но эта история являлась для него безынтересной. Познакомились на балу, как и обычно происходит для людей их круга. Рэймонд был сыном какого-то неизвестного графа, прославившегося лишь тем, что его сын родился Бриллиантом, и представлял из себя типичного высокомерного ублюдка, с которым, по-честному, не стоило иметь никакого дела. Но Аластор верил в то, что сволочи тоже заслуживают капельку внимания перед тем, как мир избавится от них. Или, вернее, перед тем, как Кровавый Принц избавит от них мир. Рэй, невероятно наглый в силу своего Бриллиантового могущества, имел скандальную репутацию и дурную славу. Казалось, все ненавидели его еще сильнее, чем самого Аластора. На какое-то время такое сходство сблизило их, но они ненавидели друг друга так же, как все остальные – их самих. Первым не выдержал Аластор, не терпящий наглости по отношению к своей блистательной персоне, и существование черного Бриллианта было благополучно вычеркнуто из книги жизни. Аластор не знал, как именно разбивание могло спасти Бриллианта от неминуемой смерти, и уж тем более не верил в то, что Рэймонд мог кого-то искренне полюбить. Впрочем, они были не настолько близки, чтобы доверять друг другу каждый секрет. Так, пару раз появились вместе на нескольких балах, съездили на десяток конных прогулок, закончившихся пикниками, и бесчисленное количество раз выбесили один другого. Когда Аластор думал о черном Бриллианте теперь, все еще ощущал головную боль. Если Рэй жив, их повторная встреча может закончиться дуэлью. Аластор, конечно же, знал некоторые особенности силы своего бывшего любовника, но это ничуть не успокаивало его. Как третий Бриллиант, Рэймонд был очень силен. Убить его помогла неожиданность и излишняя самоуверенность мужчины – надо думать, теперь он стал гораздо осторожнее. Счет может выйти не в пользу Аластора Блоу. Знать бы заранее, что все так выйдет… После того, как с элементарными объяснениями было покончено, разговор прекратился, загнулся, заглох сам в себе. Аластор не видел смысла продолжать его, пока в голове не появится какой-никакой, но план. Искать парня, обладающего способностями эльфа, лучше всего в компании Бриллианта. Если позволяет возможность, двух, и дальше, по нарастающей. Столкнуться с ним в одиночестве не кажется хорошей идеей. Мэтт смотрел вперед себя, иногда поворачивая коня в нужную сторону движением коленей. Выглядел он сосредоточенным на каких-то своих размышлениях – Аластор отметил это, несколько раз скользнув мимо него взглядом. Ему хотелось бы приступить к своей мести сразу же, как они окажутся на месте, но здравый смысл подсказывал о необходимости некоторого ожидания. Пока что у них слишком много важных дел, чтобы переходить к отчаянным мерам. - Известно ли, где сейчас находится третий Бриллиант? – спросил Аластор, раздавив молчание в горле, вытолкнув его наружу вместе со словами. От ответа Мэтта зависело многое. Мэтт слегка повернул голову к нему – он ехал чуть впереди, так что для взгляда в лицо принца ему следовало обернуться. Впрочем, ультрамариновые глаза нарочно скользнули куда-то мимо Аластора, будто собеседником являлся не он, а что-то еще дальше, позади него. - Его след достаточно четкий, чтобы произвести расчет. Когда окажемся в штабе, сопоставим все данные и вычислим точное место. Насколько я знаю, теперь данных достаточно. Аластора совсем не устроил такой ответ. - А что потом? Не думаю, что твоим дружкам-мятежникам под силу захватить в плен Бриллианта, пускай он даже такой идиот, как Рэй. - Мы отправимся в город и отыщем его там. – без колебания ответил Мэтт. - Кто это «мы»? – неприязненно спросил Аластор, уже догадываясь об ответе. Мэтт красноречиво промолчал. Аластор принялся мысленно ругаться и делал это до тех пор, пока руки, сжимающие поводья, не перестали трястись и дрожать. Сила Рэймонда отличалась от сил Мэтта и Джулиетта, что само собой разумеется. Аластор даже не знал, стоит ли радоваться тому, что придется иметь дело со старым врагом, которого он немного, но знает, а не с новым, обладающим теми же способностями. С другой стороны, Рэй имел самые прямые причины его убить и уж точно не пошел бы на переговоры без настоятельной необходимости. Не оставалось ничего, кроме как принудить его к перемирию силой. Но, может быть, это сделает все происходящее интересней. Снова проверить, кто сильнее – кровяная магия или Бриллиантовый талант. Сара заговорила тогда, когда Аластору почти удалось забыть об ее присутствии: кто бы сомневался, она нарочно выжидала момента, пока он расслабится, чтобы убить его восстановившееся спокойствие: - Я знаю, что рискую быть посланной на все члены, на которых ты побывал, но не расскажешь ли нам о Бриллиантах что-нибудь, чего мы не знаем? В особенности о парне, за которым мы вскоре начнем погоню. - Пошла на все члены, Сара. – раздраженно сказал Аластор. Ее просьба не была лишена здравого смысла, а потому он не мог отказать ей без всякой причины. Аластор, быть может, и промолчал бы, но вовремя вспомнил, что теперь они, пускай и временно, на одной стороне, а значит, осведомленность «союзников» теперь в его интересах. Вздохнув, он ответил: - Рэймонд Берн, третий Бриллиант, иначе называемый Черным, сильнее всего ночью. В отличие от Джулиетта, не способного бить без солнечного света, Рэю достаточно любого мрака, чтобы нанести удар. А мрак, в отличие от света, существует в любое время суток. Нам придется быть очень осторожными с ним. - Это неважно. – меланхолично сказал едущий впереди Мэтт, таким тоном, словно они обсуждали пустую чепуху, говорили слова лишь для того, чтобы они были сказаны. – Я справлюсь. - Ты-то? – с сомнением спросил Аластор. – Седьмой против третьего? - Бриллианты распределены по своим местам не в порядке силы. – сказала Сара, но особенной уверенности в ее голосе не слышалось. Аластор ухмыльнулся. Ухмылка продолжала расползаться у него на губах, пока он не наклонился к седлу, впившись пальцами в его кожаную поверхность, и не захохотал в полный голос. – Так вы еще ни разу не встречали других Бриллиантов! Джулиетт был первым, и вы даже не видели прямого проявления его способностей! Вы владеете лишь огрызками теории, не имеющей ничего общего с практикой! - С чего ты так решил? – спросила Сара, не показывая злости, спрятав ее всю в оболочке из своего ледяного тона. - С чего? Даже идиоту известно, что Бриллианты разбиты по парам. Свет против тени. Жизнь против смерти. Необходимое против Желаемого. Нематериальное… - он осекся. – Ну, раз восьмого Бриллианта нет, ты остаешься без пары, Мэтт. Такая жалость. - Бриллианты не должны воевать друг против друга. Они разбиты по парам не для того, чтобы стало ясно, кто против кого. Их сила отображает многообразие сущего. Все вместе они составляют картину нашего мира. Именно поэтому им и доверено защитить его. – ответил Мэтт, так размерено и неинтересно, словно читал лекцию. Аластор едва удержался от зевка. – Ох, профессор Мэтт, это так утомительно. – сказал он. – И все больше бесит. Черный ненавидит меня. Он, скорее, умрет нам назло, чем согласиться сотрудничать. Или у вас есть и для него набор неубедительных аргументов? - Мы заблокируем его силу и заберем с собой в штаб. Будем держать в плену, пока не согласится сотрудничать. – невозмутимо ответил Мэтт. - Надо же, это что-то новенькое. И как же ты планируешь заблок… - Аластор, увлекшись диалогом, как-то пропустил момент, когда в лесу по сторонам от них послышались звуки, уведомляющие о появлении посторонних людей. Сигналы чужого присутствия преследовали их уже давно, но Аластор как-то умудрялся упускать их из виду до этого времени. Теперь же игнорировать их стало невозможно: из-за деревьев, перегородив путь Мэтту, выскочил неприметно одетый всадник. Аластор дернул за поводья, останавливая свою лошадь, чтобы не врезаться в новоприбывшего. Когда мужчина посмотрел на него, он узнал в нем отца Сары. Тот выглядел неплохо для человека почти убитого, а потом спешно подлатанного с помощью магии. Теплые серые глаза, ничуть не выдающие в нем родственника с Сарой, смотрели на Аластора без враждебности, как на случайного прохожего. Приятно иметь дело с незлобивыми людьми. В голову Аластора закралась мысль о том, что Грегор, вроде бы, не должен был ничего знать на счет планов главаря мятежников и первоначально представлялся как обычный торговец, не имеющий ко всему происходящего особенного дела. Как много кругом, оказывается, гнусной лжи. Того и гляди окажется, что Мэтт и Сара брат и сестра, а то и того хуже. Всякого можно ожидать. - Как вижу, ты окончательно избавился от погони. – сказал Грегор, обратив свой теплый взгляд на Мэтта. - Если бы я потащил за собой столько незнакомцев в наше убежище, мы бы потом замучились откачивать из подвала кровь. – ответил Мэтт в совершенно несвойственной для него манере. Аластор поморщился, представив то, о чем он говорит. Похоже, угрюмый верзила, возглавляющий отряд Джулиетта, поступил правильно, утащив мальчишку за собой в отцовский замок. Чего этого дню только не хватало, так это масштабного побоища со множеством жертв. Аластор сверился с ходом обоих солнц, приподняв подбородок. Чуть больше двух часов, а день не становится лучше. - Это, выходит, он? – спросил Грегор, никак не указывая на Аластора, но подобного и не требовалось. Мэтт серьезно кивнул. - Я предложил ему собственную жизнь взамен на помощь в нашей миссии. Грегор приподнял бровь, явно не одобряя подобный тактический ход, но не стал ни с чем спорить. Люди из прибывшего с ним отряда все еще двигались где-то по сторонам, в основном скрываясь за деревьями, и не спешили показываться. Аластор вдруг понял, что большинство из них ничего не знает обо всей этой затее с Бриллиантами по спасению мира, а искренне верит в свержение злого Форестора Блоу. Им, очевидно, не будет рассказано о том, кто такой Блу, и не стоит нарушать границы лжи. Грегор, увидев взгляд Аластора, развернул коня и погнал его вперед, достаточно быстро уменьшив свой силуэт среди деревьев. Следующие за ним люди поступили так же, вскоре освободив их от своей компании. Аластор поравнялся с Мэттом, задумчиво провожающим взглядом ускакавших, не подгоняя собственного коня. На прощанье Грегор сказал, что подготовит все к их прибытию, так что спешка, надо полагать, теперь могла бы рассматриваться пренебрежением к его усилиям. - Ты ведь не станешь твердить всем направо и налево о том, кто я? – спросил Аластор, отлично зная ответ. Мэтт посмотрел на него, ничего не говоря. – Но придется как-то объяснять, почему ты взял меня в круг своих близких друзей, постоянно просишь совета и смотришь печальными глазами. – продолжил Аластор, наслаждаясь его беспокойством. – Что ты предлагаешь? – спросил Мэтт, не пытаясь придумать собственное решение. - Скажи, что мы любовники. – ответил Аластор, с большим интересом ожидая реакции на это предложение. Выражение ультрамариновых глаз почти не изменилось. - Это действительно то, чего ты хочешь? – прямо спросил Мэтт. – Нам лучше держаться подальше друг от друга ради тебя же самого. - Для меня же самого будет престол, куча денег и красивый парень, а не это все. Чего ты боишься? Можешь признаться мне. – сладость улыбки была настолько велика, что Аластор чувствовал ее даже у себя на языке. Но он не мог не потянуть момента, прежде чем вывалить свой последний аргумент, когда Мэтт не стал отвечать: - Я тебе приказываю. Ты должен сказать мне все прямо сейчас. Если не скажешь, я не стану помогать вам. - Ах ты… - дернулась в своем седле Сара, едущая чуть позади, прислушивающаяся к разговору. Если бы она находилась поближе, Аластор уже мог бы схлопотать от нее что-то побольше ругательств в свой адрес, но расстояние, разделяющее их, превышало длину руки, и, в некотором роде, защищало его от нападения со спины. - Я не могу раскрыть тебе всего полностью, потому что эта тайна не принадлежит мне одному. – сказал Мэтт, заставив Сару замереть, ловя каждое слово. Она ждала признания не меньше, чем Аластор, хотя все слова были ей заранее известны. Она просто не могла поверить в то, что Мэтт решится рассказать обо всем. Он и не решился, выбив из ее груди одновременно облегченный и разочарованный вздох. – Просто не-человек, собирающийся разбить Бриллианты, ненавидит меня. Твое убийство для него лишь часть плана, в то время как мое постоянное мучение – смысл жизни. Я признаю свою вину в этом… Но уже нет никакого толку. Он может попытаться убить тебя, чтобы сделать мне больнее. Аластор отвернулся, потеряв к Мэтту всякий интерес. - Твоя забота обо мне просто похвальна. – пробормотал он, - Но меня не требуется защищать. На моей стороне магия, и я могу постоять за себя сам… - против воли вспомнилось, как еще сегодня утром его парализовало при виде пришедшего эльфа, но Аластор усилием отбросил эту мысль. Повторись ситуация снова, он был уверен, ему бы удалось справиться с ней своими силами, без помощи Мэтта и Бриллиантового взрыва. Хорошенько обдумав, насколько опасной может оказаться новая встреча с эльфом, Аластор рассудил, что она все равно произойдет, и явно не в дружественной обстановке, а потому сказал: - Я в любом случае не боюсь никаких эльфов. Если лишь это мешает… - Мы можем притвориться парой, но это не значит, что мы на самом деле ей станем. – перебил его Мэтт, очевидно, не желая возвращаться к обсуждению своих чувств. – Как скажешь. – отозвался Аластор, не став настаивать на своем. Это могло бы показаться подозрительным, но Саре и Мэтту хватало своих головных болей, чтобы не отравлять мысли всякой чепухой. Каждый, в любом случае, оставался при своем. Аластор едва удержался от того, чтобы не прикоснуться к шее. Интересно, что будет, если использовать на одном человеке дозу сразу в две таблетки? Результат может оказаться смертельно опасным из-за резкого скачка сердцебиения и давления, но когда-нибудь эксперимент стоит на ком-нибудь провести. Кого бы выбрать в качестве жертвы? Хм, нынешняя большая любовь выглядит подходящим кандидатом. Мэтт, плавающий в глубинах собственных мыслей, недостижимых для Аластора, молчал до самого конца пути. Он не видел смысла делиться своими размышлениями с Сарой в его присутствии: Аластор это прекрасно понимал и старался держаться наравне с ним, как можно ближе, чтобы помешать как следует поговорить с девушкой. Пришлось Мэтту разбираться со шквалом проблем самостоятельно. Их путь пролегал через лес от начала до самого конца. С тех пор, как они съехали с огибающей город дороги и вступили во владения редких деревьев, им больше не пришлось встретить ни одного намека на проторенную тропинку, по крайней мере так, чтобы она приходилась им по пути. Постепенно лес вокруг окреп, деревья уставились верхушками в самое небо, будто пытались дотянуться до трещин, а их ветки, оперенные темно-зелеными листьями, стали пушисто топорщиться во все стороны, ощутимо замедляя передвижение, заставляя часто разводить их рукой. Лошади, к счастью, не пугались отсутствия дороги, чувствуя уверенность всадников. Чистота свежего ветра, не содержащего в себе ни пылинки, перемешивалась с естественными запахами леса, и даже создавалось впечатление, что помогала вытолкнуть пыль из легких при выдохах после глубоких вдохов. Аластор дышал полной грудью, проветривая застоявшиеся мысли, пытаясь наполнить их новой жизнью. Получалось. В голове постепенно наступало прояснение. По началу не слышалось ни звука, кроме мягких конских шагов по заросшей травой земле, а потом, когда они удалились от разрушенного города достаточно далеко, начали появится первые робкие птичьи голоса. Еще дальше ничем не потревоженные птицы уже вовсю орали, выкрикивая друг другу оскорбления или последние новости. А может, если судить по настойчивости некоторых трелей, это была навязчивая реклама. Аластор пытался запоминать дорогу, но в лесу не было практически никаких ориентиров, а Мэтт сворачивал ужасающе часто, непонятно – для пользы ли дела, или просто для того, чтобы запутать Аластора до такой степени, чтобы он сам ни за что не нашел дорогу назад и уж точно не смог привести к убежищу незнакомцев. Не больно-то и хотелось. К четырем часам дня из-за деревьев наконец выглянула крыша, сначала хорошо слившаяся со своим окружением благодаря зеленым пятнам краски, хаотично нанесенным на деревянную поверхность естественного цвета. Аластор сразу же признал в ней их будущее убежище по камуфляжному окрасу, и принялся разглядывать, находя все больше и больше контуров с каждым шагом лошади. Дом, используемый заговорщиками в качестве своей базы, строили на совесть и достаточно давно, если судить по его необычному местоположению. Города, конечно же, постоянно расширяли свои границы, но иногда случалось и так, что цивилизация отступала обратно, делая торопливые шаги – этому могла способствовать эпидемия, неурожай или негостеприимные лесные обитатели, часто нападающие на путников-одиночек и храбрецов, решивших поселиться на отшибе. Особняк, приспособленный для нужд восставших, выглядел как раз постройкой какого-нибудь эксцентричного богача, желающего отдохнуть от шумного города. Аластор слышал немало таких историй, пока просиживал штаны на знатных вечерах, где прислушивался к разговорам, чтобы не сдохнуть от скуки. Ему всегда больше нравились балы, где можно прилипнуть к кому-нибудь посимпатичнее, чем светская болтовня, но иногда перед танцами следовало затяжное застолье с тягучими, как мед, разговорами, идущими на темы, высосанные даже не из пальца, а уже из ногтя. Скукота. Но именно оттуда Аластор знал печальные истории аристократов, пытающихся успокоить свою мятежную душу в соединении с природой – покуда строители работали над домом, их не трогали никакие лестные твари, и место преждевременно признавалось безопасным, но после, когда толпа покидала законченный особняк, начинались странные вещи, впоследствии сводящие владельца дома в могилу. Все от того, что потусторонние существа и всякие чудики боялись большого скопления людей, а на одиночек нападали с большим интересом. Аластор подумал, что ни за что не останется в этих местах один. Лес, окружающий особняк, вовсе не выглядел жутким и не внушал никакого страха, в отличие от поляны перед норой в логово вампиров, но именно поэтому не стоило терять бдительности. Аластор выехал на расчищенное пространство перед домом следом за Мэттом, напряженно оглядываясь по сторонам. Размеров особняка хватало для помещения всех мятежников и многих – в отдельных комнатах. Аластор, прекратив разглядывать коротко подстриженную траву, занимающую все место вокруг особняка, взглянул на Мэтта, пытаясь без слов определить, осознает ли тот опасность этого места. Мэтт осознавал. В его облике не обозначилось ясных перемен, но в действиях появилась некоторая осторожность, скованность, будто каждое движение теперь отвечало какой-то определенной цели, сберегая энергию для броска. Он не поворачивал головы, но ультрамариновые глаза несколько раз обежали всю лужайку перед домом и тщательно вгляделись в окна, лишь блеснувшие витражами, не давшими никакого ответа. Мэтт спрыгнул с коня, подъехав вплотную к простому деревянному крыльцу, и крепко взялся за поводья. Когда-то вокруг дома был возведен солидный забор, но сейчас в напоминание о нем остались лишь немногочисленные кривые доски, торчащие где-то по краям лужайки. Дом был открыт и беззащитен. Единственным препятствием для проникновения внутрь теперь служили деревянные двери, лакированные, явно недавно установленные, выделяющиеся на фоне померкшего цвета старых стен особняка. К ним приделали железную ручку самой обычной формы, что, опять же, очень контрастировало с общей старомодностью постройки, особенно заметной на изрезанных узорами ставнях окон и маленьких опорах, стилизованных под колонны, поддерживающих третий этаж дома. Благодаря деревьям, вплотную подступающим к границам лужайки, сияние обоих солнц не достигало дома в полной мере и падало, по большей части, маленькими пятнами света, рассеянными, потерянными на темных деревянных стенах. Пространство вокруг дома, не содержащее на себе ничего, кроме короткой травы, местами тонуло в полумраке, достаточно неприветливом, чтобы относиться к нему с опасением. - Да, не здесь я мечтал провести каникулы. – произнес Аластор, нарушая застоявшуюся тишину. Он сказал это, лишь бы сказать хоть что-нибудь, разрушить молчание, охраняющее это место, снять с него покров таинственности. – Какой отстой, ребята. Я, вообще-то, - тут Аластор слегка понизил голос: - Особа королевских кровей. Не могли найти местечко живописнее? - Прости, детка, но через месяц ты уже будешь объявлен в розыск и зачеркнут черным фломастером на семейном древе. Привыкай к своей новой жизни заранее. – отозвалась Сара, не без удовольствия попортив установившееся молчание звуком своего голоса. - Горько думать, что унылая жизнь, новая для меня, для вас уже давно является повседневной. – парировал Аластор, не допуская к себе мысли о провале. Это еще не конец. Гретта может сколько угодно строить птицеликим глазки и демонстрировать груди, но в кровяной магии она полный ноль. Скорее уж от небес отвалится кусок, чем задница сестры Аластора Блоу коснется королевского трона. - Прошу вас, сохраняйте молчание. – негромко попросил Мэтт, куда более напряженный, чем раньше, словно после каждого сказанного ими слова ожидал появления какой-то неведомой опасности. – Да ладно тебе! – отмахнулась от него Сара, быстро оглядевшись по сторонам. – Они не появляются днем! - Все равно, злить их не следует. Мэтт повел своего коня за дом, очевидно, к невидимой пристройке конюшни, и Аластор направил лошадь следом, не спускаясь с седла. На теплой лошадиной спине он чувствовал себя, в некотором роде, защищенным. Что ни говори, а конские копыта куда быстрее человеческих ног, так что, в случае побега, им следует отдавать предпочтение. А Аластор совсем не верил тому, что «они не появляются днем». Он мог бы спросить, о ком идет речь, но Мэтт быстро скрылся за углом дома, а после пропал внутри грубой, откровенно разваливающейся пристройки конюшни. Спрашивать Сару не хотелось. Неохотно спешившись, Аластор потащил свою упирающуюся лошадку внутрь темного, воняющего гнилью помещения, полвека назад, несомненно, способного гордо называться «конюшней», а сейчас являющую из себя сарай-переросток, едва ли годный даже для крыс. Мятежники, очевидно, не приводили «конюшню» в порядок, найдя для себя другие дела, и теперь приходилось расплачиваться за это. В первую очередь раздражала темнота. Лошади она совсем не нравилась, и несчастное животное вполне открыто упрямилось, не желая заходить за Аластором внутрь. Впрочем, не настолько, чтобы его нельзя было затянуть силой. Оказавшись внутри воняющего сыростью помещения, принц первым делом обратил внимание на то, что окна были, только их почему-то тщательно забили досками, не допуская в конюшню даже тех осколков солнечного света, что можно было получить в этой глуши. - А почему окна заколочены? – спросил Аластор в темноту, еще не привыкнув к ней и не видя Мэтта. Ему было неприятно находиться здесь, но он не признавался в этом даже самому себе. Под рубашкой по спине прокатилась тяжелая капля пота. Несмотря на сырость, в воздухе стояла ужасающая духота, не дающая как следует дышать, опаляющая легкие своим влажным теплом изнутри. Встревоженное ржание лошадей, спрятанных в невидимых стойлах, резало слух. Отвратительное место. - Иногда они забираются внутрь. – ответил спрятанный в темноте Мэтт. – Могут съесть всех лошадей. Им здесь плохо, но это лучше, чем быть съеденными. - Неужели нельзя было принести какую-нибудь лампу? – продолжил Аластор, нащупывая носком сапога место для каждого следующего шага. Иногда гниющая солома, покрывающая пол конюшни, казалась ему слишком мягкой, будто под ней содержалась земляная ямка, и тогда он убирал ногу и ставил ее в другое место. - Поверь, при свете лишь хуже. Аластор чуть не взвизгнул от неожиданности, когда к его запястью прикоснулась чужая рука. – Это я. – негромко предупредил Мэтт. – Пожалуйста, не кричи. Кто-нибудь из них может спать здесь. Маловероятно, но они безобидны, если не побеспокоить их. - Если они здесь, в чем же смысл заколачивать окна? – спросил Аластор, прикусив язык, чтобы не выругаться во весь голос. - Лошади смогут отбиться, если на них нападут одиночки. Через окна может хлынуть целая толпа. Аластор представил себе тварей, охотящихся на лошадей, и получил вполне четкое представление о местном лесном народце. Очередные отвратительные твари. Мэтт мягко забрал у него поводья, провел лошадь мимо посторонившегося Аластора и спровадил ее в одно из растворенных во мраке стойл, избавив его от необходимости искать все самому, наощупь. Не дожидаясь, пока он закончит с этим, Аластор поскорее выбрался из конюшни, стремясь к светящемуся проходу наружу, как к свету в конце туннеля. Сара нетерпеливо потеснила его с пути и скрылась внутри, когда он освободил темный проем открытой двери. Аластор, на короткое время оставшись в одиночестве, осмотрелся по сторонам, ловя на лице рассеянные лучи обоих солнц, щедро разбрасывающих свое сияние где-то далеко над лесом, на самые макушки деревьев. Вниз попадал лишь тот свет, что имел глупость соскользнуть с жестких листьев и упасть дальше, покатившись крупными каплями по стволу, по веткам, по другим листьям, пока наконец не достигал земли. Аластор любовался одним особенно ярким соцветием света, нашедшего себе место на короткой траве, когда заметил шевеление краем глаза. Он не стал сразу же поворачиваться, а осторожно перевел взгляд на нужное место, опасаясь спугнуть неведомого гостя. Тот, однако, уловив движение глаз, испарился, не оставив после себя никаких следов. Аластор осторожно приблизился к стволу дерева, около которого видел непонятный темный силуэт. Дерево стояло за домом, сразу же за ним начинался лес, так что скрыться существо могло в любом направлении. Около кустов, куда оно, предполагаемо, нырнуло, стоял красивый белый гриб с красной шляпкой, похожий на классического «Шляпника Смерти», но с черными пятнами вместо серых. Особенно ядовитый? Гриб годился для замечательных ядов, и Аластор обязательно бы включил его в состав отравляющего порошка, если бы задумал избавиться от отца таким способом. Кроме же этого, «Шляпник Смерти» использовался в качестве нейтрализатора всех других отравляющих смесей, что поставило его самого под угрозу тотального исчезновения. Можно сказать, встретить такой гриб – невероятная удача. Аластор, на всякий случай оглянувшись на конюшню, где, судя по обрывкам голосов, о чем-то спорили Мэтт и Сара, наклонился к грибу, вытащил из воздуха тонкое кровяное лезвие, открывшее заживший порез на запястье, и аккуратно срезал «Шляпника Смерти». В высоту гриб достигал ладони, и спрятать его незаметно не получилось бы. Подумав, Аластор отправился к дверям дома в одиночестве, держа срезанный гриб опущенным, не привлекая особенного внимания к нему. За ним, разумеется, могли наблюдать из-за витражных окон, но это уже не имело значения. Подойдя к дверям, он постучал в них, не дождался никакого ответа и потянул за ручку. Двери, к его удивлению, даже не оказались заперты. Распахнув их, Аластор шагнул в дом, сразу же неприятно впечатленный контрастом – если снаружи обоим солнцам еще как-то удавалось рассеять мрачность, то внутрь их свет почти не попадал, искажаясь, разбиваясь снаружи об изукрашенные витражами окна, которые уже давно никто не освобождал от пыли. Аластор прогулялся по залу, составляющему из себя весь первый этаж. Ничего примечательного. Дом был покинут давным-давно, а обживать его стали недавно, неумело, явно наездами, что ничем хорошим не оборачивалось. Особняк все еще выглядел покинутым, но уже не потому, что в нем никто не жил, а потому, что не находилось ни одного человека, кто бы называл его своим домом. Жалобы на это слышались в каждом скрипе со второго этажа, где стояла мебель, в каждом протестующем стоне паркета. Аластор посчитал это забавным. Любви иногда и на людей-то не хватает, не говоря уже о том, чтобы растрачивать ее на всякие старые немытые дома. Паркет протестующе взвизгнул от нечаянного шага принца. Аластор посмотрел на гриб в своей руке и огляделся еще раз, гадая, куда бы его запрятать. Когда выдастся время, стоит перемолоть «Шляпника» в пыль и спрятать в какую-нибудь склянку, а пока можно хранить и так. Яд течет внутри этого гриба, как кровь в живом существе, и преждевременно иссохнуть ему точно не светит. Стены особняка были скучно ровными, а окна располагались слишком высоко, чтобы оставить гриб на подоконнике. Единственное, что представляло интерес – лестница, ведущая на второй этаж. Ее выкрасили в светлый цвет очень давно и краска большей частью слезла. Под первой ступенькой, врастающей в пол, имелась небольшая трещина между паркетными досками, неглубокая, но достаточно просторная, чтобы в нее можно было просунуть ладонь. Аластор присел рядом с ней на колени и сунул руку в щель. Он подумал о том, что под полом может спать «одна из тех тварей», лишь когда нащупал пальцами что-то теплое, похожее на тканевый сверток, определенно живое. Тварь размеренно дышала и от прикосновения Аластора не проснулась. Он, рассудив, что она станет надежным охранником его сокровища, сунул гриб подальше от существа и поскорее встал и отошел от трещины. Аластор почти не волновался за судьбу гриба. Если бы твари ели их, вряд ли сохранился бы «Шляпник», доросших до таких крупных размеров. Он еще немного побродил по залу и обнаружил аккуратно свернутое послание, оставленное на самом полу. Подобрав его, Аластор немедленно получил ответ на вопрос, куда же подевались заговорщики, обещавшие что-то подготовить к их приходу. Записка была проста: «Поступили срочные новости на счет Пятого. Мы отправляемся туда. Вся информация по Третьему в кабинете». Аластор скомкал записку, не посчитав ее особенно интересной, и прошел половину пути до двери, прежде чем в дом, наконец, пожаловали Сара и Мэтт. - А где все? – спросила Сара, посмотрев на Аластора так подозрительно, словно за ним уже когда-то числилась пропажа банды заговорщиков. Он, конечно, был мастер в устранении неугодных, но тогда весь пол заваливали бы трупы. – Когда я пришел, все так и было. – сказал Аластор, кивая на пустую гостиную, и протянул Саре мятую записку. Она расправила ее, прочитала, поморщилась и отдала Мэтту. Аластор шатался по дому, пока мрачная компания не оставила его – Сара ушла куда-то наверх, а Мэтт вышел на улицу, прикрыв за собой дверь. Тогда, прекратив изображать бездействие, Аластор сунул руку в щель перед лестницей, нащупал под паркетом теплое тельце спящего существа, поплотнее уцепился за него и принялся подтаскивать к выходному отверстию. У него не было особенной причины тревожить спящего, но любопытство не давало покоя. Сара и Мэтт не собирались ни о чем рассказывать. Что ж, тогда он узнает обо всем сам. Это даже не было опасно: с одной-то тварью Аластор точно смог бы справиться без помех, а заодно еще и узнал бы, кто таинственные обитатели этих мест, пугающие заговорщиков. Малыш проснулся на середине операции и больно впился в руку, но Аластор терпеливо продолжил тащить его, прикусив щеку изнутри. Терпимая боль. Когда ножом режешь вены, куда больнее. Пока что… Зверек вцеплялся все крепче и больнее, так что Аластор поспешил вытащить его из трещины и тут же принялся отцеплять от себя. Оказалось, мелкий жуткий уродец. Из отверстий, приспособленных для глаз, у него торчали желтые, чуть загнутые зубы длиной с человеческий ноготь. Походило на косые, наложенные друг на друга лепестки нераскрывшегося цветка. Слепыш то и дело «открывал» свои зубастые глаза, но, вглядевшись в них, кое-как оторвав от себя малыша, Аластор не увидел ничего, кроме черноты. Его познания относительно лесных тварей не отличались особенной глубиной, но в уродце Аластор легко признал гнома. В целом, гномик больше всего походил на землеройку, одетую в собачью одежду. Его тело было лысым, розовым и грубоватым на ощупь. Тонкие лапки с четырьмя пальцами на каждой ступне подергивались, но почти не цеплялись за Аластора. Ткань, прикрывающая розовую кожу, поизносилась и местами порвалась. Аластор потряс гнома. Тот злобно защелкал на него, по очереди открывая свои глаза. Приглядевшись к нему, Аластор нашел и полагающийся рот – кто-то небрежно зашил его грубыми стежками толстых черных ниток. Он не особенно разбирался в устройстве гномьего общества и не помнил, ходили эти существа группами или нет. Был ли найденный гном изгнан из стаи или просто искал уединения? Надо будет как-нибудь заполнить пробелы в знаниях, полистав учебник. Одно Аластор помнил ясно – ядовитыми твари не были и в одиночку опасности не представляли. Почти как любой обычный зверек. Тварь была уродливая и жалкая. По размерам чуть превышала ладонь. Почти как гриб. Аластор прижал слепыша, клацающего зубастыми глазами, к себе, следя, чтобы зубы не зацепились за рубашку. - Ну ты и урод. – громко сказал он. Гномик вырывался, но Аластор не обращал на это никакого внимания. Тварь еще какое-то время трепыхалась, но, когда Аластор приложил ее к своей груди, замерла, зачарованная ровными, ритмичными ударами сердца внутри. Аластор подождал, пока слепыш перестанет шевелиться, и едва слышно сказал ему: - Оставлю тебя у себя, симпатяга. Гном завозился, когда его оторвали от ровного биения сердца, но уже не пытался кусаться. Аластор поискал на своей рубашке карманы, нашел один целый и опустил гномика туда. Убедившись, что гномик заснул в основательно раздувшемся кармане, Аластор бегом поднялся на второй этаж дома, думая первым делом разыскать Сару. Он знал, что они не найдут понимания друг у друга, но спрашивать о чем-то Мэтта казалось еще более худшей затеей. На втором этаже дома не находилось ничего интересного – просторный коридор из светлого дерева с длинными половицами и закрытые прямоугольники черных дверей. Окна, расположенные в дальних концах коридора, были распахнуты настежь и давали достаточно света, по крайней мере, по сравнению с полумраком первого этажа. Пахло потревоженной пылью, все еще кружащейся в пятнах солнечного сияния. Аластор прошел мимо всех закрытых дверей, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь скрипом половиц под его собственными ногами. Он услышал бормотание Сары в одной из закрытых комнат, когда прошел около половины коридора. Она говорила что-то неразборчивое, так что подслушивание не имело никакого смысла, но Аластору вполне хватало того, что он нашел ее. Прижавшись ухом к прохладному дереву двери, чтобы убедиться, что Саре не отвечает никакой таинственный собеседник, Аластор начал улавливать осмысленные слова в ее бормотании, но они все равно не дали ему никаких подсказок. Никто не отвечал. Сара находилась одна, а значит, он мог спокойно побеспокоить ее без опасности для собственной жизни. Аластор собирался просто распахнуть дверь, никак не предупреждая о своем появлении, но потом подумал о том, каким идиотом себя выставит, если дверь окажется заперта изнутри. Не настраивая Сару против себя больше обычного, он учтиво постучал костяшками пальцев. - Могу ли я войти, королева планов? Голос за дверью замолчал, будто Сара решила запоздало притвориться невидимкой. Аластор терпеливо подождал, пока она не придет к другому решению. - Заходи, через-месяц-не-принц. – Сара распахнула дверь и кивком пригласила его внутрь комнаты. Аластор выдавил подобие сладкой улыбки, ощущая во рту горечь вместо сладости. Если бы ситуация позволяла, он бы вступил в жаркий спор по поводу того, что все еще принц и будет оставаться принцем до тех пор, пока не будет коронован на престол, но сейчас было не время. Комната, куда его запустила Сара, плотно прикрыв за спиной дверь, в прошлом явно являлась кабинетом, где неизвестный богач планировал принимать гостей. Полвека назад здесь, должно быть, было недурно, но сейчас книги на полках шкафов поросли плесенью, как паутиной, полностью скрыв названия на своих корешках, кресло за письменным столом невыносимо скрипело от любых действий поблизости, а кресла для посетителей, очевидно, были выброшены из-за съевшей их гнили. Письменный стол, протащенный от распахнутых окон до середины кабинета, выглядел неплохо, но, стоило потрогать столешницу, сразу же выяснилось, что он жутко трещит и кренится на правый бок. - Почему вы избрали своей базой именно это место? – неприязненно спросил Аластор. – Здесь все разваливается. - Как будто я не знаю. – огрызнулась Сара, проигнорировав его вопрос. На трещащем столе лежала пожелтевшая от времени карта, прижатая по краям книгами, чтобы не загибаться с углов. Аластор пригляделся к ней, надеясь отыскать их местоположение, чтобы после передать координаты Джулиетту, но вскоре с разочарованием понял, что карта обозначает земли где-то за домом, и в основном испещрена неумелыми рисунками деревьев и мелкими, неразборчивыми пометками между ними. - Разве нам надо думать не о вылазке в город? – спросил Аластор, не дождавшись от Сары комментариев. Желание рассказывать про гнома пропало, и он отложил этот разговор до лучших времен. Сара толкнула его от карты. – Ничтожество, ты ничего не понимаешь! - Ничтожеством я стану через месяц, если Гретта успешно пройдет Посвящение, а до этого момента, пожалуйста, обращайся ко мне «ваше высочество»! – вскрикнул Аластор, едва удерживая себя от того, чтобы не использовать кровяную магию на Саре. Вряд ли Мэтт стал бы сотрудничать с ним, прикончи он эту девчонку. Но как же хочется это сделать! Ее, похоже, сдерживало то же самое – желание убить Аластора преследовало Сару с маниакальной настойчивостью. Они посмотрели друг другу в глаза, пытаясь передать всю свою ненависть без применения физической силы, и Аластор вдруг обнаружил, что серо-зеленые глаза Сары будто имеют маленькую, почти незаметную линию, делящую их пополам. Он уже видел нечто подобное у Мэтта, но у него внутренняя половина глаз тогда стала прозрачной. Что с этими людьми вообще не так? - У тебя в глазах черточки. Должно быть, художнику так надоело тебя рисовать, что забыл стереть черновые линии после окончания рисунка. – сказал Аластор, желая увидеть реакцию Сары. Все оказалось как нельзя интереснее: она сразу же отвернулась, прижала руки к лицу и замерла спиной к нему, будто боялась, что в ее изменившихся глазах Аластор может открыть для себя какой-то секрет. – Что это с тобой, сестренка? – проворковал он. – Украдкой достала ластик? - Заткнись, идиот. – прошипела она. Аластора посетила прекрасная идея. Сара чуть отняла руки от лица, слегка придя в себя, когда вокруг ее горла обвилась горячая красная нить толщиной с палец. Она не успела понять, что происходит, а петля уже сжалась, перекрыв поступление кислорода в ее легкие. Аластор, поглядывая на свое порезанное запястье, чтобы контролировать количество вытекающей крови, подтянул Сару на себя, дернув за конец «веревки». Сара схватилась за тугую петлю на горле, пытаясь просунуть под нее пальцы, но кровяная нить держала ее слишком плотно и продолжала сжиматься все сильнее. Аластор, оказавшись за спиной Сары, кашлянул, придавая своему голосу полагающееся выражение, и вдохновленно заговорил: - Я вот о чем подумал, сестричка: а не стоит ли тебе проявлять больше почтительности ко мне? Не стану спорить, я не подарок, но ведь ты тоже не сладкая вишенка. Мне очень не нравится, когда ты постоянно тыкаешь в то, что у меня отнимут престол. Поверь: этого никогда не будет. Я заполучу его любой ценой. А тебе лучше закрыть свой мерзкий рот и не стоять у меня на пути! Сара даже не пыталась притворяться внимательным слушателем. Ее пальцы продолжали конвульсивно цепляться за кровяную нить на горле, а глаза уже почти закатились. Исходящий из горла звук трудно было признать вежливым: что-то среднее между хрипением и грубым посылом. Аластор освободил Сару, сдернув «веревку» с ее горла. Сара повалилась на пол, схватившись обеими руками за покрасневшую шею, и какое-то время просто хрипло дышала, начисто забыв о существовании Кровавого Принца. Аластор в это время разглядывал созданную из крови полосу, раньше игравшую роль веревки для удушения. Теперь она куда больше походила на хлыст. - Эй, я что-то не добился от тебя никакого ответа. Конечно же, ты не будешь называть меня «высочеством» или «господином» - иначе мне придется признать, что ты свихнулась, но капелька почтительности не помешает. Сара не стала вставать с пола сразу же, а села на колени, повернувшись в сторону Аластора, не убирая рук от горла. Ее голова была опущена, и светлые волосы, основательно выбившиеся из прически, полностью скрывали за собой лицо. Аластор поставил ногу Саре на плечо, заставив ее отклониться назад и все-таки неохотно посмотреть на него. - Я не дождался ответа. – спокойно сказал он, нетерпеливо щелкнув кровяным хлыстом по полу в опасной близости от свободного плеча Сары. – Несравненный принц Аластор Блоу. – выплюнула она. – Вам захотелось сдохнуть, подавившись собственной кровью? - Уже неплохо. – одобрил Аластор. В глазах Сары, теперь уже четко поделенных на две половины, он видел свое отражение, испорченное надменной улыбкой. Интересно, каковы шансы отбелить собственное грязное имя, сыграв свою роль в спасении никчемного мира? Нужен ли ему вообще такой шанс? Внутренние «половинки» глаз Сары сделались прозрачными и поглощали в себе зрачок, если она скашивала глаза к переносице. Против необходимости, она делала это достаточно часто, придавая себе вид жутковатого полузомби. - Мы искали подходящего момента. – негромко сказала Сара, уставившись на Аластора глазами, потерявшими зрачки, хотя, по логике вещей, в этот момент она должна была смотреть на собственный нос. Но Аластор всегда отлично чувствовал чужой взгляд. - Момента для чего? – спросил он, на всякий случай чуть поворачивая голову к двери. Пока что она оставалась закрыта, и Мэтт не спешил присоединяться к ним. - Момента, чтобы сделать из бешеного зверя маленькое существо. – ответила Сара, хотя это ничего не объясняло. Аластор, подумав, убрал ногу с ее плеча и сделал шаг назад, еще раз оглянувшись на дверь. Снова убедившись в том, что она заперта, он взмахнул хлыстом. - Ладно, не хочешь говорить по-хорошему, будешь по-плохому. Сара перехватила хлыст рукой, помешав ему опуститься на свою спину. Аластор таким маневром остался не впечатлен. На перехваченном кончике хлыста выросли толстые острые иглы, мгновенно проткнувшие ладонь Сары насквозь. Она даже не вскрикнула от боли, лишь слегка вздрогнула и сжала хлыст еще сильнее. Аластор, несколько раз безуспешно дернув хлыстом, просто растворил ту его часть, что держала Сара, превратив ее в красные капли, бодро подпрыгнувшие в воздух, высвободившись из хватки противницы. Хлыст снова стал целым без использования новой порции крови от своего хозяина. Сара сжала свою проколотую руку в кулак. Аластор вдруг заметил, что кровь у нее не красная, а прозрачная, как вода. Он не помнил, чтобы когда-нибудь слышал о чем-то подобном, но задумываться было некогда. Он ударил хлыстом еще раз, приложив больше усилий, чем раньше, но Сара просто ушла от удара, перекатившись по полу. Деревянные половицы, принявшие на себя силу хлыста, с громким треском пустили по себе темную линию разлома. Сара вскочила на ноги, прижимая свою «кровоточащую» руку к себе. Глаза, прежде прозрачные лишь до половины, сделались такими полностью, заставив ее окончательно утратить сходство с человеком. - Я знал, что с вами что-то не так! – вскрикнул Аластор, получая настоящее удовольствие от драки. То, что его противник явно имел в запасе пару сюрпризов, лишь усиливало азарт. – Давай-ка проверим, кто здесь сильнее – ты или старая добрая кровяная магия! Их драка походила на танец или игру в догонялки – каждый пытался достать другого и при этом уйти от удара, не позволив себя коснуться. Аластор не терпел халтуры, а потому достаточно скоро втянулся в бой по-настоящему, не думая о том, что прямое попадание его хлыста может запросто перебить Саре позвоночник или прикончить ее каким-нибудь другим способом. Впрочем, она уходила от каждого удара. Они уворачивались друг от друга, совершая грациозные пируэты на скрипящем деревянном полу, расколотом многочисленными трещинами после попадания по нему хлыста. Сара пыталась дотянуться до Аластора ладонью, будто одно ее прикосновение могло причинить ему вред, но он не пытался это проверить. Хлыст помогал Аластору держать Сару на расстоянии, не позволяя ей подобраться слишком близко. Бой, хотя и требовал максимальной концентрации на противнике, усилил все чувства Аластора, не позволяя ему совершить элементарной ошибки – не туда наступить, запнуться об собственную ногу, выронить из кармана протестующего гнома, на которого никто не обращал внимания. Это помогло Аластору и вовремя заметить открывшуюся дверь комнаты с появивимся на пороге Мэттом. Аластор хотел сказать что-то веселое по поводу того, как они тут с Сарой развлекаются, но Мэтт выглядел как никогда серьезным. Ничего не говоря, он подошел к ним так близко, что Аластор предостерегающе замахнулся на него хлыстом. Мэтт перехватил хлыст, сразу же намотавшийся своим концом вокруг его ладони, и резко дернул Аластора на себя, заставив его потерять равновесие и всякое преимущество в бою. Какую-то секунду Аластор еще смотрел в ультрамариновые глаза, оказавшиеся прямо перед ним, а потом задохнулся от невыносимой боли: он не мог этого видеть, но ощущение было такое, словно Сара пробила кулаком его спину, будто вместо плоти у нее было железо. Такой удар мог бы стоить ему жизни, но Сара, несмотря на свое желание к этому, не собиралась убивать его. В тот момент, однако, Аластор подумал, что это конец. Кровяной хлыст рассыпался сотней мелких красный капелек, выпавших на пол, а он повалился на Мэтта, потеряв сознание. Он пришел в себя на пыльной кровати в одной из комнат, и какое-то время просто лежал, не открывая глаз, прислушиваясь к негромким голосам рядом с собой. - …знать. Я постараюсь заключить договор. – сказал Мэтт. - Кусок идиота, - ответила Сара. – Ты же помнишь, как надо? Не позорь меня. После этого они замолчали, будто все уже было решено. Аластор слегка пожалел, что не пришел в себя раньше. Рассудив, что разговор, похоже, окончен, он осторожно открыл глаза. За окнами уже сгустился мрак, уничтожив оставленные солнцами пятна света, и никто не стал прогонять темноту из дома, зажигая лампы. Пришлось полежать, просто моргая, привыкая к полумраку. Звезды с треснувшего неба почти не помогали своим светом, но, судя по слабому серебристому свечению металлических предметов, сегодня на небеса наконец-то вышла луна, вялая, ленивая, большей частью не светящаяся, но все равно долгожданная. Аластор не видел луны уже почти год – она нечасто посещала небосвод в последнее время. Разглядев силуэты Мэтта и Сары, он приподнялся на локте, сжав зубы от непривычной боли в спине между лопаток. - Эй, - прошипел он, обнаружив свой голос неприятно хриплым. – Что вы со мной сделали, твари? - Превратили кусачего зверя в безобидную крошку. – ответила Сара, слегка повернувшись к нему. В темноте ее лицо казалось сплошным белым пятном, но дыры глаз и темный провал, обозначающий улыбку, Аластор разглядел ясно. Он, разумеется, помнил, чем закончился их последний бой, но не мог сдаться так сразу. У него в запасе было множество форм для кровяного оружия – при помощи изнуряющих тренировок в прошлом, Аластор мог без труда придать каплям крови абсолютно любой вид. С хлыстом он слегка прогадал, стоит признаться, но на этот раз не совершит такой ошибки. - Даже не думай… - предостерегла его Сара, заметив, как он зашевелился на кровати. Аластор с сожалением подумал, что не станет ее убивать. После этого он сосредоточился на форме, которую хотел придать своей магии, а потом у него не осталось никаких мыслей – страх стянул все тело в одном болевом спазме, сделав голову пустой, руки трясущимися, а дыхание прерывистым, будто невидимая петля схватила за горло его самого. Но Аластор больше не чувствовал своей магии. Он ощущал себя так же, как в давние времена, когда был ребенком и лишь учился владеть силой – она часто оставляла его без предупреждения, и он не мог воспользоваться ей, бывало, целыми сутками. Это являлось совершенно нормальным явлением и оставалось у многих магов даже после взросления, свидетельствуя об их плохой или недостаточной подготовке. С Аластором такого не случалось уже семнадцать лет, с тех пор, как в восемь он пережил последний приступ. Магия просто не могла покинуть его. Он заботился о ней, никогда не разрушал их связь, пользовался ей чаще, чем кто-либо. Она являлась такой неотъемлемой частью мира Аластора, что без нее его натура теряла целостность, а сам он рисковал сойти с ума. - Что… что вы со мной сделали?! – у него не было никаких сомнений в том, что все произошло не само собой – с кем угодно, но только не с ним. Не с лучшим кровяным магом всех времен. Сара захохотала, может быть, от собственного торжества, может быть, разглядев в темноте выражение его лица. Но Аластор меньше всего думал о том, что выглядит посмешищем. Без магии он становился намного беззащитнее и слабее, чем привык быть, но у него, все же, оставались кое-какие козыри в рукаве. Быть принцем значит всегда иметь запасной план. - Не понимаю, что здесь смешного. – холодно сказал он, дав Саре возможность хорошенько нахохотаться. Мэтт сидел молча, к ней не присоединяясь, так что Аластор предпочел обратиться именно к нему. - Вы передумали на счет моей помощи в спасении мира? – он постарался сладить с голосом, не переходя на шипение или крик, так что вышло нечто посередине. Сара не перестала смеяться, но прикрыла рот руками, безуспешно пытаясь сдержать смех. - Мы не передумали, Аластор, но это для твоего же блага. – мягко сказал Мэтт, еще больше разжигая в нем огонь злости. - В самом деле? – шепотом спросил Аластор. – И как же я мог навредить себе магией?! - Если забыть о том, что ее использование часто доводило тебя до полусмерти, то, разумеется, никак. – сказала Сара, сладив со своим смехом. Аластор подумал о том, что сможет задушить ее ногами, и даже с некоторой печалью признал, что ему прямо-таки придется это сделать, если она продолжит говорить с ним таким же издевательским тоном. – Меня с куда большей вероятностью могут убить ваши дружки-мятежники или проклятый эльф, чем моя магия. Я могу умереть даже самой нелепой смертью… - Аластор шевельнулся, и в спине сразу же снова кольнуло болью. Одновременно с этим в голову закралась неприятная догадка. Существовал лишь один предмет, способный заблокировать кровяную магию. – Постойте-ка, вы что, вставили в меня… - Аластор, у нас не было выбора… - попытался Мэтт, но это лишь усилило неприятное впечатление. - Значит, так. – распорядился Аластор, жалея о том, что не может превратить свою ярость в горючее вещество – тогда бы он смог дышать огнем, как самый настоящий дракон. Спалил бы полмира. - Вы немедленно вытаскиваете из меня эту штуку, и мы все забываем об этой сцене. Иначе можете забыть о моей помощи. - А предположим, можем забыть. – невозмутимо сказала Сара, заставив его нахмуриться еще сильнее, чем раньше. – Если мы вышвырнем тебя из дома прямо сейчас, куда ты денешься? Отправишься к своему отцу в замок, где тебя сразу же казнят, потому что, будем справедливы, популярностью ты не пользуешься, а без магии и вовсе просто полный ноль. Возможно, конечно, ты отправишься к Джулиетту, преодолеешь все испытания на силе своей великой любви к малолеткам и выйдешь к его замку! Вот только скажу тебе по секрету: не найдется среди людей такого мастера, кто сможет извлечь из тебя осколок глаза и при этом оставить в живых. Я расположила его очень близко к сердцу, и вытащить получится лишь у меня. Если не веришь, мы обязательно покажем тебя кому-нибудь из лекарей, чтобы подтвердил все… Как видишь, мы подстраховались. Как говорится, бешеного пса лучше держать в наморднике и на крепкой цепи. Если это будет необходимо, я вытащу осколок и верну тебе магию, но для этого придется постараться, ваше высочество. Можешь уходить. Выход вон там. Сара с довольным видом откинулась на спинку стула или кресла, на котором сидела, прячась в темноте. Аластор подавил новый приступ ярости, накрывший его с головой, как волна. Благо, он успел подготовиться и сделать глубокий вдох. Ногти до боли впились в ладони, но больше не было никакого смысла пускать себе кровь – она сделалась такой же бесполезной, как разлитая вода. - В самом деле, вы меня приперли. – через какое-то время согласился Аластор, дождавшись возвращения хотя бы относительного спокойствия. Несколько выдохов и вдохов даже помогли вернуть на лицо улыбку, но за ее искренность он бы не поручился. – Значит, я буду сотрудничать с вами, пока вы не посчитаете меня хорошим. Я все понимаю. Его согласие настораживало куда больше, чем сопротивление, и Сара в кресле беспокойно зашевелилась. Аластор перевел взгляд на Мэтта, хотя ничего, ровным счетом, не изменилось: темный силуэт, до этого видимый лишь краем глаза, стал центром внимания, но никаких новых деталей ему не добавилось. - Вы планируете запечатать силы всех оставшихся Бриллиантов таким же способом? - Это единственный способ удержать их на месте. – ответил Мэтт, ничуть не сомневаясь в согласии Аластора к сотрудничеству. Может быть, он просто уже устал волноваться по поводу того, что никак не зависело от его вмешательства. - Я думал, ты хочешь вернуть глаз Ленивой Матери, чтобы ее маленькие вампирята не разнесли город, а не разбить его на множество кусков и повставлять их в подвернувшихся под руку проблемных магов. Разве королева вампиров не будет недовольна тем, как ты обошелся с частью ее тела? – спросил Аластор, уже предполагая, что ответ Мэтта опровергнет все его догадки по поводу договоренностей с вампирской королевой. - На счет этого не беспокойся. Я все улажу. – только и сказал Мэтт, с таким смехотворным выражением, словно действительно полагал, что Аластор станет тревожиться о такой мелочи. Проблемы мятежников волновали Аластора в самую последнюю очередь. - Рад, что все в порядке. – разговор, очевидно, был исчерпан. Аластор повалился на кровать, следя за тем, чтобы не придавить гнома в кармане, и накрылся одеялом, сползшим до ног от всех его движений по постели. Отвернувшись лицом к стене, Аластор счел это достаточной просьбой об уединении и принялся ждать, пока его оставят в покое. Мэтт ушел первым, тихонько скрипнув дверью, а вот Сара осталась на какое-то время, словно нарочно издеваясь над Аластором своим присутствием. Он терпеливо ждал, пока ей это не надоест и она тоже не оставит его в покое, убравшись за дверь. Оставшись в одиночестве, он еще какое-то время лежал неподвижно, пытаясь упорядочить все мечущиеся в голове мысли и прийти к каким-то выводам. Осознание того, что его кровяная магия заблокирована и не вернется до тех пор, пока этого не захочет кто-то извне, подтачивало разум, подталкивало его к пропасти безумия, но Аластор старался примериться с этим фактом изо всех сил. Ничего катастрофического не произошло, нужно лишь время для возвращения жизни в привычную колею. Эти мысли не могли успокоить его, и Аластор усиленно старался думать о чем-то другом. Это тоже, в некотором роде, испытание. Да, жизнь определенно испытывает его. Но тот, кто считает, что Аластор Блоу без своей кровяной магии ни на что не годный слабак, будет разочарован. Он не чокнется из-за такой чепухи. А пока следовало что-нибудь сделать, смиряясь с неприятным осознанием, что утром, когда шок пройдет, все станет еще хуже. Выбравшись из постели, он первым делом обыскал комнату, куда Мэтт и Сара поместили его после своей операции по вживлению осколка глаза Ленивой Матери. Гардероб пустовал и пах пылью, кровать годилась для сна лишь благодаря принесенным на нее матрасам, явно прикочевавшим сюда из другой комнаты, судя по их относительной свежести, а комод, приставленный около самого дальнего угла комнаты, не содержал ничего в своих ящиках, исключая старый кинжал в одном из последних, отыскавшийся наощупь, потому что лампы Аластор так и не нашел. Забрав кинжал, он решил высунуться из комнаты наружу. Аластор не собирался сбегать и не имел никакой конкретной цели, чтобы предпринять свою прогулку, но уснуть не представлялось возможным, а оставшись наедине со своими мыслями он рисковал просто-напросто сойти с ума. Такого исхода не хотелось. Нужно было чем-то занять свой разум. В темноте коридора ничего интересного не нашлось, так что Аластор, вооружившись кинжалом, отправился к входным дверям. Казалось бы, настоящее безумие соваться на улицу в одиночестве, тем более, без кровяной магии… но он не боялся каких-то там лесных человечков. В конце концов Аластор всегда мог бросить в них своего собственного уродливого гнома и сбежать, пока они будут заинтересованы им. Сара, судя по бормотанию, вернулась к своим пряткам в одной из комнат, а Мэтт не подавал никаких признаков своего существования. Может быть, как умный человек, решил вздремнуть. Может быть, молча слушал Сару. Аластор, придя к мысли, что его тошнит от них обоих, прошел пустой зал, составляющий из себя первый этаж. Лунный свет слабо просвечивал через витражи на окнах, бросая на пол причудливые серебристые тени, и ржавое металлическое лезвие кинжала в руках у Аластора слабо светилось. Металл всегда чувствовал появление луны и отвечал ему. Сияние, конечно, слабовато, чтобы использовать вместо фонарика, но для того, чтобы слегка припугнуть мрак, вполне годилось. А мрак требовалось припугивать – иначе он наглел и все больше забирался в глаза. Аластор дошел до дверей, закрывающих проход в особняк, и, слегка надавив на створки, открыл их. Не такие уж и страшные они, эти лесные твари, если Мэтт даже не стал запирать дом на ночь. Аластор выбрался в белое море лунного света, бездонно разлитого снаружи, и почти сразу же остановился. Он уже успел забыть о том, что, когда луна восходит на небо, все трещины начинают сверкать серебристым, как застывшие в мгновении молнии. Небеса были поделены на неровные, неправильные фигуры, часто разбивающие напополам звезды. Аластор остановился, любуясь на свидетельства скорой гибели мира. Интересно, насколько осуществимый план у Мэтта? Действительно ли он сможет правильно использовать силу Бриллиантов, или является очередным безумцем, помешанным на невозможном? Задумываться об этом не хотелось. Никакого толку, одна напрасная печаль. Аластор спустился по крыльцу до последней ступеньки и уселся на ней, не отходя далеко от дома и не закрывая двери за своей спиной. В правой руке он все еще держал кинжал, теперь уже горящий куда сильнее, чем раньше. При взгляде на лезвие Аластора посетила одна интересная идея. Кончик клинка выглядел достаточно острым. Достав из кармана гномика, спящего, но засучившего своими маленькими лапками, стоило перевернуть его и зафиксировать голову в неподвижном положении, Аластор поднес кончик кинжала к концу ряда черных стежков, зашивших существу рот. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть нитку, даже в лунном свете, и аккуратно подцепить ее краем лезвия. Нитка перерезалась легко, а распороть парочку стежков после первого оказалось еще проще. Аластор прекратил процесс освобождения гномьего рта, услышав странный пищащий звук, проникший в приятную тишь ночи, нарушаемую лишь трепетом листьев на деревьях, поджидающих за границами расчищенной зоны. Звук звучал не как простой писк, а что-то вроде гласной «я». – Я-я-я-я… - Это ты делаешь? – спросил Аластор у гнома, не отыскав другого источника писка поблизости. Ответ, разумеется, был положительным: иначе и не могло быть. – Я-я-я-я-я… - Начинаю понимать, почему они сделали это с тобой. – Аластор отложил в сторону кинжал и слегка потряс гнома, продолжающего пищать. – Ты можешь замолчать? - Я-я-я-я-я… - Понятно. – Аластор поднялся, оглянулся на коротко подстриженную траву, в темноте и лунном свете совсем седую, и вернулся в дом, оставив кинжал на ступеньках крыльца. Ему потребовалось достаточно много времени, чтобы отыскать в одной из пустующих комнат иглу и нитку. К Саре он не совался, а Мэтт, очевидно, прохлаждался где-то около нее или в какой-нибудь дальней комнате, а потому тоже не попался по дороге. Аластор зашил рот гнома, спася свою голову от зарождающейся в ней боли, провоцируемой тонким писком, и вернулся на крыльцо к созерцанию лунного света. Гном больше не пищал и не признавал себя замешанным во всем на свете, а потому являл собой достаточно приятную компанию. Аластор поглаживал его, положив к себе на колено, и существо молчало, никак не показывая, приятно ему, или прикосновения Аластора наоборот, вызывают дискомфорт. Он таким исходом оставался доволен. Если бы гном заурчал, ему, положительно, стало бы не по себе. На какое-то время Аластор растворился в спокойствии и безмятежности, просто скользя глазами по серебряным трещинам, разделяющим небо, а потом услышал низкий звук, похожий на гул небольшого рога. Гномик на колене вдруг встрепенулся, свалился с человеческой ноги в траву и бодро поспешил в сторону леса. Аластор наклонился, пытаясь поймать его, но потерпел полное поражение. Гномик увернулся и с завидной скоростью пересек подстриженную лужайку. Около ее края, перед входом в лес, он остановился, поджидая Аластора. - Ты это нарочно устроил, да? – грозно спросил Аластор. Воображение ответило за молчаливого гномика: «Я-я-я-я». Гномик уставился на него своими зубастыми глазами, открывающимися и закрывающимися, хотя из двух черных провалов пастей в глазницах не доносилось ни звука. Дождавшись, пока Аластор окажется поближе, существо снова увернулось от его рук и побежало в лес. Аластор замешкался, быстро вернулся к крыльцу и снова подошел к границе леса уже с кинжалом. Гномик, очевидно, собирался завести его в ловушку, подстроенную другими коварными существами, но Аластор находил трусостью опасаться ловушек, тем более очевидных. Всего лишь какие-то гномы. Гномик, указывающий дорогу, легко затерялся бы в темноте между деревьев, но, как оказалось, на подушечках его маленьких лапок содержались маленькие светящиеся элементы, оставляющие тонкие полосы света, если быстро-быстро махать ими в воздухе. А гномик, обгоняя Аластора, часто останавливался, чтобы помахать ему. Следуя за своим маленьким проводником, всегда останавливающемся, чтобы подождать человека за собой, Аластор, пробираясь между деревьями, в итоге наткнулся на поляну, сочно залитую лунным светом. Он пробирался через лес почти вслепую, – свечение дарил лишь зажатый в руке кинжал, а потому легко заметил впереди себя свет поляны и не стал выходить на нее сразу же, а просто подошел к крайнему ряду деревьев, давая своим глазам привыкнуть к вернувшемуся лунному сиянию. Привыкнув к свету, Аластор понял, что остановился совсем не зря: поляна уже была занята, да так плотно, что ему не нашлось бы на ней места. Большую ее часть покрывали гномики с зубастыми глазами, напряженно пялящиеся в самый центр поляны. Соседство им составляли пушистые шарики-вампиры, втянувшие в себя все ручки и ножки, сделавшись простыми горками светлого меха. В центре стоял эльф. Он смотрелся неуместно со своим великанским ростом, хотя по сравнению с человеком эльфа никто не назвал бы высоким. Так просто казалось в контрасте. Куда смотрел эльф, было непонятно ввиду отсутствия у него не только глаз, но и самого лица как такового. Аластор затаился, задержав дыхание, не думая о том, куда девался его гномик-проводник. Соваться к эльфу было подобно самоубийству, но если он собирался вести какие-то дела с полчищами мелких врагов, Аластор собирался хотя бы попытаться понять его намерения для последующего вмешательства. Конечно же, эльф и не думал говорить: Аластор поспел к самому началу представления. Остроконечная тень начала танцевать. Тонкие ноги совершали плавные шаги, казалось, не касаясь травы, а грациозность движений ставила всех известных людских танцоров на самую начальную ступень владения своим телом. Конечно же, сравнивать эльфа с людьми было глупо, и Аластор очень быстро бросил это занятие. Его зачаровал танец, хотя он и не знал значения па, не мог угадать передаваемое послание по взмахам острых рук. Эльф танцевал, полностью отдавшись этому занятию, доказывая, что слухи правдивы и все, чем занимаются лесные тени на досуге – практикуют свое искусство танца. Надо сказать, они в этом невероятно преуспели. Эльф не обращал никакого внимания на сотни взглядов гномиков и вампиров, направленных на него, и ничего не знал о взгляде Аластора. Вселенная, принадлежащая материальному миру, кажется, никак не влияла на вселенную потустороннего. В ярком свете луны все контуры эльфа выделились, будто специально подведенные карандашом. Эльф не отбрасывал тени, как все живые предметы в мире, он сам являлся ею. Это было настолько противоестественно, что пугало. Если бы танец не был так прекрасен… Аластор забыл о потере кровяной магии, об опасности собственной жизни и того, что остался чисто из практического интереса. Его околдовали плавные повороты эльфа, исчезающего для перехода в свой «боковой режим» и появляющегося снова. Очаровали легкие шаги тонких ног, иногда мелькающих так быстро, что человеческий глаз не успевал уследить за ними. Голова и руки почти не принимали никакого участия в танце – основным инструментом эльфа являлись его острые ноги, но иногда он совершал какое-то движение всем телом, плавно перетекая с одного места на другое. Все это гипнотически действовало на человеческий разум. Время осталось где-то за пределами поляны, в другом мире, и все, кто наблюдал волшебный танец эльфа, оказались вне его власти. Аластор обнаружил, что задержал дыхание лишь тогда, когда перед глазами начали вспыхивать яркие точки, а ноги сделались подозрительно мягкими. Танец эльфа к этому времени заканчивался, так что пора было уходить, но Аластор не мог не досмотреть до конца. Скорость движений тени постепенно увеличивалась, «размазывая» каждое движение по воздуху, оставляя мимолетный след в лунном свете. К концу представления эльф двигался так быстро, что слился в одно серое пятно, сгладив углы своих ног, рук и головы. У Аластора, наблюдающего за ним, заболело в глазах, но он не мог оторвать взгляд. Все прекратилось внезапно – эльф замер на месте, будто кто-то поставил его на паузу. Вампиры и гномики, до этого молчаливо наблюдающие за ним, начали расползаться по сторонам, без аплодисментов, ругательств или еще какой-то реакции, словно в танце лесной тени перед ними не было ничего необычного. Эльф стоял неподвижно, пока поляна не освободилась. Аластор уже потихоньку отыскивал путь к отступлению, щурясь на деревья позади себя в поисках своего маленького проводника, но последний посетитель поляны отвлек его от этого занятия: столб света, вспыхнувший ярче лунного, заставил его оглянуться и на всякий случай замереть. Свет, по толщине шире человеческой фигуры, по высоте едва не достающий до неба, не издал ни звука, не сказал ни слова, а просто погорел какое-то время, а потом потух и исчез. Аластор подумал о том, что тварь, вырвавшая у королевы вампиров глаз совершила очень интересное преступление – лично он никаких глаз в пылающем свете не видел и не рискнул бы снова совать руку в него, чтобы поискать наощупь. Эльф, оставшийся на поляне в одиночестве, стоял неподвижно, ничего не предпринимая. Аластор отвернулся от него, определил примерное направление, откуда пришел, и поспешил туда, выставив руки перед собой, часто обнимая встречные деревья, едва не утыкаясь в них носом. После появления Ленивой Матери и созерцания лунного сияния на поляне его глаза обещали еще очень долго приспосабливаться к полумраку. Путь до поляны от дома лежал прямой, без всяких поворотов, так что, определив нужное направление, Аластор легко прошел все расстояние вслепую. Он заметил эльфа лишь тогда, когда снова выбрался на лунный свет, заливающий всю лужайку перед домом: тень появилась из леса буквально через несколько секунд после Аластора, будто все время шла прямо за ним. Аластор развернулся к ней, ощущая дрожь в ногах. Несмотря на очевидную реакцию тела, он не чувствовал никакого страха сознательно. - Что тебе нужно? – подступив к эльфу, спросил Аластор. – Пришел закончить начатое? – он мог бы не провоцировать тень, а побежать к дому, зовя на помощь Сару или Мэтта, но отлично понимал глупость и тщетность такой попытки: эльфы могли бегать куда быстрее людей. Пока заговорщики спешили бы на помощь Аластору, существо из леса легко могло бы превратить его в фарш. Это, несмотря на инстинктивную дрожь в теле, придавало ему храбрости. Эльф стоял напротив него, не двигаясь. - Можешь прикончить меня. – сказал Аластор, подняв руки перед собой. – Я бесполезен. Теперь я даже не представляю угрозы твоим планам. – он не хотел рассказывать эльфу о своих проблемах, но тень, в любом случае, нельзя было достать ни физически, ни с помощью кровяной магии, так что Аластор оказывался перед ней беззащитен. Даже человеческим планам эльфа он больше не мог причинить вреда. Эльф сделал пару скользящих шагов, но не к Аластору и не прочь от него, а передавая какое-то сообщение в танце. Аластор его, разумеется, не понял. - Что? – громко спросил он, думая о том, что кто-нибудь в доме может обратить внимание на его голос и прийти к нему на выручку. Впрочем, Аластор до сих пор не представлял, как можно противостоять нематериальной природе эльфа, не пользуясь при этом Бриллиантовой силой. Еще одного взрыва он и сам, пожалуй, не переживет. Эльф не стал повторять свои движения, а станцевал что-то другое, но в этом не было никакого толку. Тень будто не понимала, что говорит на языке, неизвестном для человека. - Послушай, - со вздохом сказал Аластор, понаблюдав с десяток бесполезных попыток договориться с помощью танца: - Я не знаю, чего ты хочешь. Если пришел убить меня, то убивай скорее, а если хочешь, чтобы мы развлеклись ночью, приходи в человеческом обличье. А вообще… - он на секунду замолчал, прищурился на траву за тенью и ткнул эльфу за спину пальцем. – Подай мне моего гнома, пожалуйста. Эльф, к его удивлению, повернулся, на мгновение пропав из поля зрения, подобрал гномика, неподвижно замершего между кончиками острых рук, и, снова развернувшись, протянул существо Аластору. Аластор, подумав, подошел к эльфу вплотную и забрал гномика у него, немедленно сунув мелкую тварь в карман. Эльфа нельзя было ощутить физически, но кое-что вокруг тени легко могло воздействовать на человеческое тело – магическое поле. Аластор не знал о его существовании, но, подойдя к эльфу вплотную, почувствовал осторожное прикосновение воздуха, будто ветер обрел некоторую плотность и теплоту, больше подошедшую бы какому-нибудь живому существу. Забрав гномика, Аластор не стал сразу же отступать назад. Эльф явно не желал ему вреда. Темное лицо тени, не имеющее черт, смотрело прямо, хотя у него и отсутствовали глаза. Мягкое касание магического поля ощущалось очень приятно. Аластор просто стоял и смотрел на эльфа в ответ. Нахождение внутри защитного эльфийского поля напоминало объятия, с той лишь разницей, что магия обволакивала каждый миллиметр тела, кутала в своем тепле, как в одеяле или нагретой воде. Аластор никогда в жизни не чувствовал себя таким спокойным и защищенным, как рядом с эльфом. - Я один чувствую себя идиотом? – через какое-то время спросил он, усилием воли отбросив от себя все свое расслабленное состояние. Эльф не шевельнулся, отдавая Аластору тяжесть решения по расставанию, так что Аластор сам сделал шаг назад и вышел за границы магического поля, прервав их странные «объятия». - Я так и не понял, чего ты хочешь. – сказал он, хотя говорить вовсе не хотелось. Эльф, должно быть, был слегка не в себе после того, как Мэтт ударил по нему Бриллиантовой силой. Это объясняло и его танцы на поляне и теперешнее мирное состояние. На вопрос Аластора эльф снова попытался выдать ответ в танце, так что Аластор махнул на него рукой и поспешил к дому, не оборачиваясь. В следующую встречу, надо полагать, они снова будут врагами, но затягивать это свидание не следовало. Того и гляди, Сара или Мэтт выглянут из окна и навыдумывают себе всякого. Аластор Блоу не связывается со всякими потусторонними тварями. Добравшись до дверей, Аластор не удержался и обернулся. Эльф уже исчез со своего места, оставив пустым сияние лунного света, расплесканного по лужайке. Несмотря на странное разочарование, слегка уколовшее в груди, Аластор остался таким исходом вполне доволен. Потусторонние твари тоже не связываются с Аластором Блоу. Немного постояв на крыльце, глядя на белый лунный свет, окрасивший всю траву и деревья с края леса в серые оттенки, Аластор зашел за порог и закрыл за собой дверь, заперев себя в полумраке старого дома. В голове не было ни одной мысли. Следовало воспользоваться этим, чтобы наконец поспать. Аластор поднялся по лестнице до середины и оглянулся на пыльные витражные окна, отбрасывающие на пол пустого зала причудливые тени.