Театр потерянных душ

Не в силах пошевелиться, Сара молча смотрела на бездыханное тело. До последнего случившееся казалось нереальным. Но труп с распоротым горлом был настоящим — он не исчез, не испарился, словно иллюзия, как та проклятая надпись на зеркале. Запах крови повис в воздухе. Он облеплял, обволакивал со всех сторон, пронизывал собой всё вокруг, заставляя задыхаться в багряном зловонии смерти. Второй раз. Так странно было наблюдать чью-то смерть уже дважды. Прикасаться к неподвижному телу, не производящему ни звука… Открытые остекленевшие глаза Джули смотрели вникуда, резко выделяясь на побелевшем лице, застывшем восковой маской. В тот день, десять лет назад, глаза матери смотрели также, пока туго затянутая верёвка сдавливала её шею. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, а очертания кабинета всё сильнее блёкли и размывались. Сара крепко зажала ладонью рот и попыталась подняться, но пошатнулась, едва не упав. Ухватившись за край стола, она удержалась на ногах. Торопливо отыскав в сумочке небольшую бутылку воды, девушка сделала несколько глубоких глотков, в спешке подавившись и закашлявшись. Бутылка выскользнула из дрожащих, словно от холода, пальцев, и вода расплескалась по паркету, смешавшись с густой, засыхающей кровью. Действуя автоматически, точно сломанный робот, в котором едва функционировала единственная оставшаяся программа, Сара вызвала полицию. Полицейские приехали на удивление быстро, но минуты ожидания наедине с остывающим телом ассистентки тянулись, словно долгие часы, и после допроса в участке, Сара чувствовала себя совершенно измотанной. Устало опустившись в кресло в холле, она бросила короткий взгляд на большие настенные часы. Два часа ночи. Должно быть, Маргарет многократно пыталась дозвониться, узнать, почему сестра так задерживается и всё ли в порядке. От этой мысли было не по себе. Заляпанная кровью блузка неприятно липла к телу. Сара могла лишь надеяться, что успеет незаметно бросить одежду в стиральную машину до того, как Маргарет увидит пятна засохшей крови. Ей и самой не хотелось их видеть. — Вот уж не ожидал, что наша встреча произойдёт при таких обстоятельствах. Уилтон вздрогнула, услышав знакомый мужской голос, и быстро застегнула тяжёлую тёмно-коричневую кожаную куртку, надетую поверх окровавленной блузки. «Кажется, уровень моего невезения зашкаливает,» — с тенью сарказма подметила она. Вот уже год, как удавалось избегать контактов с этим человеком. Но рано или поздно эта встреча должна была произойти, только сейчас Сара была совершенно к ней не готова. Перед ней стоял высокий мужчина в полицейской форме, с коротко подстриженными чёрными волосами и бесстрастным лицом. За очками сложно было разглядеть выражение его глаз, но, Сара могла с уверенностью сказать, что тот смотрит куда угодно, только не на неё — Эрнест Харрисон всегда отводил взгляд, когда волновался, словно хотел скорее уйти, сбежать от некой угрозы. Эта черта резко контрастировала с его привычным упрямством и настойчивостью. — Отпечатки пальцев на ноже и записи с камер наблюдения подтверждают твои показания, — сообщил Харрисон, — и всё же это очень странно. В крови Джули Карлос не было обнаружено ни следов наркотиков, ни каких-либо других веществ. И, судя по медицинским данным, у неё также не было никаких психических расстройств. Иными словами, на момент самоубийства, девушка была во вменяемом состоянии. Сара неуверенно покачала головой. Она не знала, что ответить и сомневалась, стоит ли рассказывать о словах Джули, брошенных перед тем, как та покончила с собой. Оставалось неясным, зачем Джули убила себя прямо у неё на глазах? Будь это провокацией или эмоциональным шантажом, то девушка должна была выставить какие-то требования. Но она этого не сделала. А когда человек всерьёз намерен лишить себя жизни, зрители ему ни к чему. Нет, это не могло быть самоубийством. Казалось, некто лишь натянул на себя личину Джули, воспользовался ею с жестоким намерением убить. Можно было предположить, что девушка страдала раздвоением личности, и именно в этот злополучный день другая её личность дала о себе знать. С трудом верилось в эту теорию, но Сара не могла найти других объяснений случившемуся. — Из-за чего глаза человека могут внезапно изменить свой цвет? Может, из-за каких-то препаратов или болезни? — минутой погодя, спросила Уилтон. — Насчёт болезней ничего не припомню, но есть глазные капли, изготовленные на основе синтезированного гормона простагландина, их применяют для лечения патологических состояний глаза, и, используя их, можно изменить цвет радужки, — задумчиво ответил Эрнест. — Также это возможно при помощи лазерной операции на глазах, — продолжил он, — но, насколько я знаю, такую процедуру начали проводить совсем недавно, метод инновационный, не полностью изученный, и учёным пока неизвестны долгосрочные последствия таких операций. В общем, рискованная процедура. А почему ты этим интересуешься? — Неважно, — поднявшись с кресла, журналистка бросила короткий взгляд на Эрнеста, — я могу идти? — А… да, конечно, — нерешительно ответил мужчина. — Пока от тебя, как от свидетеля, больше ничего не требуется. — Но когда Сара направилась к выходу из полицейского участка, Эрнест окликнул её: — Подожди, я подвезу тебя. Не лучшая идея садиться за руль в таком состоянии. — Знаю. Я вызову такси. — Ладно, — раздражённый вздох сорвался с губ полицейского, — но вообще-то я хотел подвезти тебя по другой причине. Есть разговор, — объяснил он. — Не о нас, — торопливо добавил мужчина, напряжённо протирая очки. — Мы можем и здесь поговорить. В столь поздний час в холле никого не было, здесь они могли вести беседу, не боясь лишних ушей. Харрисон принёс кофе и подогретые сэндвичи, сел в другое кресло напротив Сары и, вытащив из кармана пачку сигарет, закурил. Устало подперев подбородок рукой, Уилтон взяла один из сэндвичей, ненароком вспоминая, что с утра ничего не ела. Наслаждаясь каждым кусочком дешёвого фаст фуда, она впитывала мимолётное тепло и комфорт, расслабив если не мозг и нервы, то тело. — Стоило мне вернуться с отпуска, как началась какая-то чертовщина! — Эрнест раздражённо потёр лоб и, сняв очки, положил их на подлокотник кресла. — Ироничней всего, что случаи, которые я сейчас расследую, прямо или косвенно связаны с тобой. Забавные хитросплетения судьбы, не правда ли? — усмехнулся он. — Ближе к делу, Эрни, — поторопила его Сара. — Маргарет говорила мне, что, судя по твоим словам, после аварии ты не вызывала службу спасения. Но по той дороге редко кто ездит, хотя, не исключено, что нашёлся некий случайно проезжавший добрый самаритянин, позвонивший врачам и пожелавший остаться инкогнито. — Похоже, вы с Маргарет близко общаетесь. Интересно, что ещё вы обсуждали за моей спиной? — Неподалёку от места аварии, приехавшие за тобой врачи подобрали одну девушку, — продолжил полицейский, проигнорировав замечание Сары. — Причём эта девушка вот уже месяц, как считалась без вести пропавшей. Когда они встретили её, бредущую по дороге, бедняжка была в ужасном состоянии: грязная, исхудавшая, одетая в лохмотья. По словам врачей, поначалу девушка и вовсе не понимала, что происходит и где она находится. А после выяснилось, что у неё серьёзные провалы в памяти — она не помнит ничего о том, что делала весь этот месяц со дня своего исчезновения. Помнит только, как они с друзьями отдыхали в роще. — Что за роща? — поинтересовалась Уилтон. — Сосновая роща в северо-западном округе Н. Как раз через эту рощу проходит трасса, по которой ты ехала в тот вечер. — А как зовут девушку? — Это конфиденциальная информация. Я и так рассказал тебе больше, чем следовало. — Могу я встретиться с этой девушкой? Если она и правда звонила в службу спасения, я бы хотела поблагодарить её. — Не получится, — покачал головой Харрисон. — Родители отправили её в психиатрическую лечебницу, где посещения разрешены только врачам и родственникам. — Жаль, — разочарованно протянула Сара. — Это всё, что ты хотел мне рассказать? Эрнест неуверенно кивнул в ответ, напряжённо глядя перед собой, погружённый в свои мысли, и потушил сигарету, с силой вдавливая не до конца докуренный бычок в пепельницу. Всё лишь больше запутывалось, но сейчас Сара была не в состоянии обдумывать события последних дней. Мысли точно туманом застилала мутная пелена апатии. Не было сил думать. Не было сил злиться. И даже когда Эрнест остановил её у самой двери выхода из холла, и прижал к стене, девушка не стала сопротивляться. Держа руки по обе стороны от головы журналистки, Харрисон преграждал все пути к выходу. — Чего ты добиваешься? — холодно спросила Уилтон, не отводя сосредоточенного взгляда от глаз Эрнеста, скрытых за тонкими стёклами очков. — Сейчас не самый подходящий момент, так что… — голос дрогнул, и мужчина судорожно сглотнул, сжимая руки в кулаки. — Встретимся в следующее воскресенье в баре «У Джоди». С этим придорожным баром их связывало слишком много светлых, незапятнанных временем воспоминаний. Именно поэтому Уилтон никогда не заходила туда с того самого дня, как рассталась с Эрнестом. Рваный выдох сорвался с губ, и Сара отпрянула, но позади была лишь стена, а перед ней — человек, от которого она так долго пыталась скрыться. Тот, кто предал её, и кому она отплатила предательством за подаренное счастье. Равная повинность и единый груз, разделённый на двоих. Давящий и ненавистный. Харрисон нерешительно дотронулся до её щеки, и девушка непроизвольно потянулась навстречу его прикосновениям. Проведя прохладными пальцами по коже, мужчина склонился к манящим губам. Сердце бешено колотилось, словно готовое вот-вот пробить грудную клетку. Но Сара не оттолкнула Эрнеста. Застыв в предвкушении, она прикрыла глаза. Он загнал её в ловушку. Он сильнее — бессмысленно бежать или бороться. Удобные отговорки вспышками проносились в голове за короткое мгновение. Она ощущала на губах дыхание Эрнеста и отказывалась признавать, что его упрямые, беспардонные действия, как и прежде, заставляли её трепетать и теряться в водовороте противоречивых эмоций. Стальная броня самоконтроля плавилась в его руках. Но мужчина отстранился, так и не коснувшись её губ поцелуем. — Ты совсем не изменилась, — усмехнулся он, убрав руку от стены, и отошёл от Сары. — Чего не скажешь о тебе. — Шум ливня нарушил застывшую в холле тишину, когда девушка распахнула входную дверь. — Я не приду. Мы давно расставили все точки, — сказала она, стоя спиной к Эрнесту. Голос звучал сдавленно, точно каждое слово давалось с трудом. Сара знала — стоит обернуться, стоит задержаться здесь ещё пусть на минуту — и Харрисон её не отпустит. Дождь косым занавесом закрывал грязные улицы, а вдали раздавались раскаты грома. Безвкусные красно-жёлтые неоновые огни реклам отражались в залитом водой тротуаре, и то и дело мелькали перед окном такси. Сара безучастно смотрела в окно. Тяжело вздохнув, она помотала головой, отгоняя прочь досаждающие мысли, и, запустив руку в карман джинсов, вытащила из него листовку. На старом, потрёпанном листке бумаги, пропахшем кровью, сообщалось о премьере спектакля семилетней давности. Там же был записан и адрес театра, в котором проходило представление. Возможно, этот клочок бумаги мог стать важной уликой и следовало отдать его полиции, но что-то внутри воспротивилось этому. Журналистка не знала, откуда взялось это странное чувство, но листовка будто звала её, манила к себе. Быть может, Уилтон обманывала саму себя в попытке отыскать взаимосвязи во всём происходящем, ведь нередко люди пытаются связать между собой цепочку совпадений, находя в них скрытый смысл, которого на самом деле нет. Но Сара не могла поверить, что самоубийство Джули и её слова перед смертью, сон, пришедший сразу после аварии, и листовка с рекламой спектакля, не являются звеньями единой цепи.

***

Поток лучистого света лился из крошечного окна, закрытого решёткой, и озарял стены пустой комнаты. Белые стены. Белый потолок. Белый цвет повсюду напоминал чистый альбомный лист. Поднявшись с пола, Сара хотела подойти к двери, но остановилась, сделав пару шагов. Что-то было не так. Но она не могла понять, что именно. Ударив ногой по полу, девушка не услышала глухого стука от соприкосновения ступни с поверхностью пола. Тихо. Слишком тихо. Словно само это место было лишено звуков. Давящая белизна стен смешивалась с беззвучием. Казалось, пространство постепенно сжималось, становясь всё меньше и меньше. Судорожно схватив обтянутую мягкой тканью дверную ручку, Сара дёрнула дверь на себя, и та распахнулась, открывая взору девушки длинный коридор. Перешагнув порог комнаты, Уилтон настороженно осмотрелась вокруг. Она была не одна. Мимо неё прошёл мужчина в белом халате, по коридору торопливо ходили медсёстры. «Почему я в больнице?» — подумала Сара и, приблизившись к одной из медсестёр, попыталась заговорить с ней. Но женщина ушла, даже не удостоив её взглядом. Казалось, словно она и вовсе не заметила Сару, хоть та и стояла напротив неё. Тревожное предчувствие зародилось внутри, заставляя сердце биться в рваном ритме. Уилтон подходила к другим врачам и медсёстрам, но и они словно не видели её. Шум голосов становился всё громче, отдаваясь болью в висках. Отдельные голоса смешивались между собой, рождая хаотичный звук, напоминающий бурное течение водопада. Девушка прижала ладони к ушам, лишь бы заглушить этот шум, от которого, казалось, голова вот-вот расколется на части. Сара на секунду зажмурилась, но когда она распахнула глаза, в коридоре уже никого не было. И шум прекратился, точно потонув в беззвучном белом вакууме. Девушка пошла вперёд, останавливаясь возле каждой двери, но всякий раз, когда она пыталась открыть их, те оказывались запертыми. В любой больнице есть лифт и выход к лестнице, но пока Сара шла, даже не зная, в каком направлении искать выход, ей всё сильнее казалось, что этот коридор бесконечен, точно ведёт в никуда. Позади раздался треск, как от сломанной ветки, и когда журналистка обернулась, то увидела вдали темноту. Снова что-то треснуло, и Сара поняла, что этот звук исходил от разбившихся лампочек. Темнота медленно приближалась вместе с треском бьющегося стекла. Сара побежала вперёд. Она не знала, куда бежит и от чего, лишь одно понимала с предельной ясностью: стоит остановится — и нечто неотвратимое настигнет её. Дышать становилось всё труднее, ноги тяжелели с каждым шагом, с каждым вымученным рывком, но девушка продолжала бежать, из последних сил безрезультатно дёргая за ручки попадающихся по пути запертых дверей, пока не увидела единственную открытую комнату. Стремительно ворвавшись в помещение, Сара быстро закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, медленно опустилась на корточки и нервно рассмеялась, тут же закашлявшись. Восстановив сбившееся дыхание, Уилтон прислушалась к звукам за дверью, и не услышала треска разбивающихся ламп. Возможно, нечто преследующее её отступило, подумала девушка. И всё же она не могла ослабить бдительность. Сара окинула взглядом комнату, которая мало чем отличалась от той, в которой она очнулась. Такие же белые стены и единственное маленькое окно с решёткой. Возле стены стоял письменный стол, а напротив него — застеленная кровать, на которой сидела маленькая девочка в бесформенной белой рубашке, держащая в руках фарфоровую куклу. Длинные засаленные чёрные волосы в беспорядке разметались по болезненно хрупким плечам ребёнка. Девочка сидела спиной к Саре, потому журналистка не могла увидеть её лица. Застыв в нерешительности, Уилтон внимательней присмотрелась к девочке. Та неподвижно сидела, тихо напевая какую-то песню. Сделав глубокий вдох, Сара подошла ближе. С секундным замешательством, она окликнула девочку. И со вскриком отшатнулась, стоило той обернуться. Казалось, девочка внимательно смотрит на неё. Но она не могла смотреть. Как не могла и петь. На туго обтянутом кожей овале лица не было ни глаз, ни рта. Журналистка бросилась к выходу из комнаты, но вместо двери увидела неприступную стену. Дверь была там ещё минуту назад. Но теперь комната представляла собой замкнутый куб, лишённый выхода. — Что за хрень тут творится? Где я, чёрт возьми?! — закричала Уилтон, с размаху ударив кулаками о стену. К глазам подступили слёзы, мелкая дрожь сотрясала всё тело. Но когда она оглянулась, перед ней стояла кровать с сидящей на подушке фарфоровой куклой. Девочка исчезла, словно её здесь и не было. Сара неуверенно подняла куклу — эта игрушка в пёстром бархатном платье слишком сильно выделялась в окружении однотонного белого пейзажа, напоминающего первозданную пустоту. Ровно подстриженная чёлка закрывала нарисованные брови, длинные чёрные волосы оплетали плечи игрушки, а глаза куклы — этот сосредоточенный взгляд двух бездонных тёмных колодцев, — смутно напоминал нечто знакомое. Прежде Саре доводилось видеть его. Зрачки, до этого обращённые в сторону, чуть сдвинулись, и теперь стеклянные глаза, точно живые, пристально смотрели прямо на неё.

***

Ночной кошмар, навеянный непрекращающимся стрессом последних дней, всё не покидал её мысли. Слишком реальным был этот сон, всё в нём словно происходило на самом деле, точно она стала свидетельницей отрезка жизни другой себя из параллельного мира. И допив вот уже третью чашку крепкого кофе, Сара по-прежнему чувствовала себя так, будто не спала несколько суток, хотя раньше кофе быстро помогал ей взбодриться. Впрочем, она нередко пила кофе даже на ночь, после чего спокойно засыпала. Видимо, стоило смириться с тем, что организм настолько привык к этому напитку, что глупо было полагаться на него в качестве энергетической подпитки. Включив ноутбук, Сара зашла в сеть в поисках сведений о театре из листовки. Прежде всего следовало навести справки. Вот только она понятия не имела, какую именно информацию следует искать. Трёхлетний опыт в журналистике подсказывал, что при отсутствии чётких ориентиров стоит собрать все сведения, что есть в наличие, а после, когда дело хоть немного прояснится — отбросить лишнее. В кафе, где она остановилась, ужасно ловила сеть. Пока страница загружалась, не желая тратить время на пустое ожидание, девушка открыла толстый блокнот, купленный пару часов назад в канцелярских товарах, и ручку, сделала глоток кофе и попыталась собраться с мыслями. «Так, ладно, и что мы имеем?» — задумалась Сара, выводя аккуратным почерком слово «авария» на верхней части листа, и провела две стрелки по бокам от этого слова, под которыми написала: «девушка с амнезией» и «роща». Расчертив лист на две части, записала на нижней половине: «самоубийство Джули», «листовка», «театр». Прикусив кончик ручки, журналистка бросила короткий взгляд на монитор ноутбука, после чего вновь задумчиво воззрилась на лист блокнота. «Кто я?» — записала она на другом листе, жирной линией обведя в круг этот вопрос. Стрелки-ответвления вели к словам: «сон», «зеркало», «слова Джули». Сара не знала, стоит ли принимать во внимание детали из снов. Она слышала немало историй о людях, к которым во снах приходили некие знания, и те, используя эту информацию, даже изобретали нечто новое, и их изобретения со временем внедрялись в общество. Загадочный вопрос Джули, суть которого до сих пор оставалась неясной, Сара впервые услышала во сне. Если человек не понимает чего-то сознательно, следовательно, ему остаётся обратиться к подсознанию. И всё же врождённый скептицизм мешал спокойно принять эту идею. Наконец, страница интернета загрузилась. Пальцы привычными быстрыми движениями стремительно пробегались по клавиатуре. Сначала Сара решила узнать об истории театра из листовки. Тот был построен за год до Второй Мировой войны и закончил свою работу семь лет назад. За все годы своего существования, в нём не происходило никаких примечательных случаев, вроде гастролей самых известных знаменитостей, или загадочных убийств. Это был самый обычный театр, недолгая история которого ничем не отличалась от сотен таких же малоизвестных учреждений. Впрочем, было очевидно, что в интернете предоставлена лишь информация для общего доступа и если что необычное и происходило в стенах театра, то эти сведения можно было достать только в полицейских архивах. Записав на отдельном листке блокнота все факты, что удалось собрать, и все упомянутые имена и фамилии людей, имеющих непосредственное отношение к этому театру, журналистка начала поиск сведений о спектакле. Эта постановка оказалась последним представлением в истории театра — спустя неделю после премьеры театр был закрыт. Оставив плату за кофе и чаевые, Уилтон покинула кафе и вернулась в машину. Сверившись с навигацией, она направилась по адресу, указанному в листовке. Театр располагался на оживлённой улице, в центре недавно образовавшегося здесь торгового района. По видимому само здание собирались снести или отреставрировать. Вокруг театра стояли специальные заграждения и сам он больше напоминал руины, оставшиеся от былого величия. Но поблизости не было никого из рабочих, да и сами старые, ржавые загородки подсказывали, что стройку давно забросили. Повсюду сновали прохожие. В воскресенье в этом районе становилось особенно людно, что было только на руку журналистке: в толпе легко затеряться, и никто из прохожих, увлечённых своими делами, даже не обратил внимания на автомобиль, остановившейся перед разрушенным ограждённым зданием. Сара могла спокойно осмотреть театр внутри, не беспокоясь о том, что кто-то помешает. Перебравшись через заграждения, Уилтон подошла к зданию. Окинув его быстрым взглядом, девушка поняла, что если входная дверь окажется запертой, то можно будет проникнуть внутрь через одно из окон. Не составляло труда разбить их камнем, однако, Сара не хотела шуметь, тем самым привлекая внимание прохожих. Но когда она толкнула дверь, та распахнулась с резким скрипом заржавевших петель. Журналистка осторожно ступила внутрь. Потрескавшийся гравий стен и пола покрывал толстый слой пыли. Когда Сара посмотрела наверх, то заметила глубокие трещины, паутиной расходящиеся по потолку. Создавалось впечатление, что тот может треснуть в любой момент и обрушиться на незваных гостей. Первый этаж представлял собой руины. Груды камней простирались по всему пространству. Лишь старая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, выглядела на удивление целой и крепкой, словно не тронутой временем, даже краска на ней почти не поблёкла. Уилтон подошла к лестнице и, наступив на первую ступень, с силой надавила на неё, проверяя, выдержит ли лестница её вес. Ступень скрипнула, но не сломалась, и Сара нерешительно, держась рукой за перило, поднялась наверх. Оказавшись на втором этаже, девушка внимательно посмотрела под ноги, разглядывая пол — воображение рисовало до боли отчётливые, пугающие картины внезапно ломающегося прямо под её ногами пола. Она уже представляла, как тяжёлые плиты упадут сверху на её окровавленное, изломанное тело, погребая под собой. Хорошо, если смерть настигнет сразу, но скорей всего перед гибелью её будут ждать несколько часов агонии. Что ж, по крайней мере, нарисовав в мыслях собственную мучительную смерть, Сара могла убедить себя, что заранее подготовилась к худшему варианту развития событий. Вот только самоубеждение не работало, потому что умирать ей совсем не хотелось. Уилтон сделала шаг назад, возвращаясь к лестнице, но застыла на пол пути, точно прикованная к месту. Необходимость или вынужденность испокон веков служили лучшей мотивацией для любого человека. При осознании отсутствия иного решения, человек не мог позволить себе отступить, даже если выбранный единственно возможный путь был ему неприятен. И сейчас Сара не могла позволить себе поддаться страху и повернуть назад. Пока все нити, сплетаясь воедино, вели в этот заброшенный театр. Как если бы кто-то или что-то желало её присутствия здесь. Как если бы кто-то намеренно звал её сюда. Второй этаж сохранился куда лучше первого. Кое где на потолке ещё висели старые люстры, высокие окна не были разбиты. В одном из помещений Сара обнаружила уцелевший рояль. Покрытый пылью и паутиной, тот стоял посреди голой, лишённой мебели комнаты. Подойдя ближе, Уилтон коснулась пальцами клавиш, и глухой звук низких нот эхом разнёсся по комнате. Зрительный зал также располагался на втором этаже. Запустелые сидения, на которых вот уже много лет, как никто не сидел, и пустая сцена с грязным рваным алым занавесом, нагнетали печаль. Сара села на одно из кресел и посмотрела с этого места на сцену, представляя спектакли, когда-то проходившие на ней. Призраки прошлого проносились перед её глазами, точно ещё не ушедшие в небытие воспоминания здания, встречающего свою медленную и неотвратимую смерть. Но Сара была единственной, кто пришёл на его могилу, единственной, кому он мог поведать свою историю. Некогда яркую, полную пёстрых, живых впечатлений, теперь же оборвавшуюся в единое мгновение. Покинув зал, Сара продолжила осматривать комнаты, надеясь найти хоть какую-то зацепку. Вскоре она нашла кабинет директора театра. Дёрнув за ручку, убедилась, что дверь не закрыта, и вошла внутрь. Кабинет представлял собой хорошо сохранившееся помещение. Всё, что осталось здесь из мебели, это стоящий возле стены пустой книжный шкаф и письменный стол возле окна. Уилтон решила осмотреть ящики стола. Три из них оказались пусты, лишь в четвёртом, возможно, что-то хранилось. Но тот был надёжно заперт. Тихо ругнувшись, девушка пыталась придумать, чем взломать замок, пока не вспомнила о рассыпавшихся по полу гвоздях, которые увидела в одной из комнат. Прихватив их, Уилтон вернулась в кабинет. Никогда прежде ей не доводилось взламывать замки, и девушка сомневалась, что сейчас ей это удастся. Впрочем, в случае неудачи, она могла попытаться сломать сам стол вместе с ящиками. Вставив тонкий гвоздь в замочную скважину, Сара нажала на него и попыталась прокрутить. С трудом нащупывая гвоздём внутренние выступы замка, она снова и снова безуспешно пыталась взломать его. Волны раздражения накатывали на неё с каждой неудачной попыткой. Сара не знала, сколько времени прошло с момента, как она начала эту бесплодную борьбу с запертым ящиком, но ей всё больше казалось, что она понапрасну теряет драгоценные минуты, а вместе с ними и возможность закончить задуманное. — Твою мать! — с досадой воскликнула девушка, с силой ударив кулаком по полу. Резко поднявшись, она с размаху пнула ногой стол, чтобы дать выход своему гневу. Тяжёлый рваный выдох сорвался с губ. Оперевшись спиной о стену, Сара медленно опустилась на пол, устало вытащила из кармана пачку сигарет и закурила. Вместе с никотином по венам постепенно распространилось равнодушие, напоминающее мнимое спокойствие. И чуть придя в себя, Уилтон стиснула пальцами тонкий гвоздь и, точно на втором дыхании, снова взялась за попытки взлома. Наконец, примерно с тридцатой попытки, ящик открылся. Сара нервно рассмеялась, испытывая странную смесь злорадства, усталости и удивления. Ей хотелось сказать что-то колкое, язвительное, вот только на ум не приходило ни одной подходящей реплики. Заглянув внутрь, журналистка обнаружила лежащие там исписанные мелким почерком листы бумаги и документы. Достав все найденные бумаги из ящика, девушка положила их к себе в сумку, решив подробней ознакомиться с записями дома. Оставалось ещё две комнаты, которые она не успела осмотреть. Но чувство тревоги, поселившееся внутри с того самого момента, как она зашла в заброшенный театр, отчего-то с каждым мгновением становилось всё сильнее. Не от мысли, что не безопасно находиться в почти разрушенном строении, и не от страха быть застуканной здесь нынешними владельцами здания. Но от ощущения чьего-то незримого присутствия совсем рядом. Так близко, что, казалось, стоило обернуться, и она увидит… Даже в мыслях, Сара не могла дать определения тому, что именно она могла увидеть, как и не понимала причины, почему возможность столкнуться с этим — чем бы оно ни было — представляло угрозу. Но это следовало за ней, неслышными шагами кралось за спиной на протяжении всего времени, что Уилтон находилась в театре. На миг девушке показалось, что она увидела чью-то тень в коридоре. Невысокий, смутный силуэт мелькнул перед глазами, тут же скрывшись, точно фантом. Судорожно сглотнув, Сара крепко прижала к груди сумку и осторожно подошла к двери. Разум снедали противоречия. Давящий страх молил скорее покинуть это место, но другое, неясное, совершенно иррациональное чувство заставило последовать за тенью. Ступая по скрипящему от каждого шага хрупкому полу, Сара направилась вперёд — к комнате, из-за двери которой на долю секунды мелькнула белая юбка. Комната оказалась пуста. В ней не было ни единого следа чьего-либо недавнего присутствия. Из наполовину разбитого окна дул ветер, то и дело заставляя рваные занавески трепетать. Среди голых потрескавшихся серых стен эти некогда золотистые, а теперь потемневшие, почти выцветшие занавески смотрелись нелепо и неуместно. Но ещё абсурдней выглядела сидящая под окном фарфоровая кукла в ярком платье и маскарадной маске. Застыв в оцепенении, девушка безмолвно смотрела на неё, пока шум ветра сливался с быстрым, отчётливым биением пульса. Лишь этот звук сопровождал нерешительные, медленные шаги. Именно эту куклу Сара видела во сне. Но, взяв её в руки, собственными пальцами ощутив твёрдость фарфора и бархат платья, Уилтон убедилась, что кукла реальна. Неожиданно какой-то листок выпал из-под пёстрой юбки игрушки, мягко опустившись на покрытый пылью пол. Маленький смятый лист оказался фотографией. Подняв её, Сара внимательно рассмотрела изображение. С фото на неё смотрела красивая юная девушка с нетронутой загаром молочно-белой кожей и тонкими чертами лица, чёрными волосами длиной чуть ниже плеч и ровно подстриженной чёлкой, одетая в простой светло-зелёный летний сарафан, и безликий высокий мужчина плотного телосложения в тёмно-коричневом смокинге — его лицо было вырезано ножницами. Девушка на фотографии имела удивительное сходство с куклой, что словно вышла из ночного кошмара Сары, материализовавшись в реальном мире. Бездонные чёрные глаза незнакомки смотрели прямо в камеру, только взгляд их не был пристальным или пугающим, как взгляд куклы из сна, или Джули, в миг перед тем, как лезвие ножа погрузилось в её горло. Рассеянный, мечтательный — пожалуй, только так Сара и могла описать его. Уилтон неуверенно провела кончиками пальцев по изображению незнакомки, стирая с фотографии пыль. Лишь тихий вопрос, как отголосок метущихся мыслей, прорвался в безмолвную пустоту: — Это тебя я должна отыскать?