Театр потерянных душ

Изящная усыпальница, изобилующая готическими орнаментами, обветшала со временем, заросла паутиной и погрузилась в забвение. Казалось, долгие годы никто не навещал опочивальню покойных, и в отсутствии людской памяти и ухода, склеп почти утратил прежнюю красоту, а воздух пропитался затхлостью. Секундой погодя, Сара остановила взгляд на засохшем букете роз, лежащем у подножия могилы Патриции Сильвер, погибшей в один день со своим мужем — Джеймсом Сильвером. Похоже, Уилтон ошиблась с первым предположением, и кто-то всё же заглядывал на могилу. Журналистка нахмурилась, увидев на табличке с именами усопших дату рождения и смерти третьего человека, покоящегося здесь. Даниэлла Сильвер. Дитя, чья судьба оборвалась в возрасте пяти лет в тот же злополучный летний день две тысячи второго года вместе с жизнями её родителей. Кристофер говорил, что по словам Лорейн, представившейся ему Мелиссой, её близкие погибли в автокатастрофе. По жестокой иронии, за один миг авария унесла три жизни. Это не удивляло и не вызывало ожидаемой грусти, в конце концов в мире каждую секунду гибнут люди, и пока журналистка стояла в склепе перед могилами, в этот самый миг где-то на планете происходило бесчисленное множество аварий, убийств и насилия. Такова реальность. Смерть — обычное явление. Проще было принять эту данность, нежели тосковать по призрачной утопии. Сара отвернулась, поморщившись от холода, царящего в гробнице. Порыв промозглого сильного ветра, напоминающего о подступающей зиме, занёс в склеп потускневшие сухие листья. Подтянув ворот свитера до самого подбородка, журналистка застегнула куртку, опустила продрогшие руки в карманы и торопливым шагом покинула усыпальницу. Уилтон вздрогнула, когда раздался колокольный звон. Она подняла глаза, глядя на небольшую колокольню, угрожающе маячащую над кладбищем. Несколько черных воронов слетели с креста и, громко каркая, полетели прочь. Колокол пробил три раза, извещая о том, что наступило три часа дня. Вернувшись в машину, девушка достала блокнот и занесла в него новые сведения, после чего потянулась к ноутбуку. И тихо чертыхнулась, когда поняла, что находилась на том участке кладбищенской территории, где сеть была недоступна. Имея в запасе достаточно времени, журналистка поехала к ближайшему кафе отогреться и заодно поискать в интернете информацию о ныне покойной семье Сильвер. Оказавшись в стенах уютной кофейни, девушка сняла куртку, положив её возле себя на небольшой мягкий диван, и устало потянулась, ожидая заказанный кофе и горячий суп. Включив компьютер и загрузив страницу интернета, Уилтон ввела в строку поиска имена погибших. Действительно ли «Мелисса» было настоящим именем актрисы? Сильверы и правда были её родителями? Но почему тогда и Симон Раймонд, и Кэтти знали девушку под именем «Лорейн»? И почему подруга пропавшей без вести упомянула её отца, который был жив и якобы спонсировал театр? Множество вопросов и домыслов роилось в голове журналистки, но сколько она не строила теории, в каждой из них находились несостыковки, и версии случившегося рушились одна за другой. Наконец, страница загрузилась, и девушка в удивлении воззрилась на представшую перед ней информацию, совершенно не совпадающую с тем, что ей уже было известно. — Ваш заказ, — послышался рядом скучающий голос официантки с флегматичным выражением лица стоящей возле столика. Сара бросила на девушку короткий взгляд и кивнула, тут же поворачиваясь обратно к ноутбуку. Поставив поднос с супом и кофе на стол, работница оставила клиентку наедине с мыслями, что в данный момент напоминали разрозненный паззл. Сделав глоток крепкого кофе, Уилтон по привычке достала сигареты и закурила, пробегаясь взглядом по строкам из статьи, повествующей о трагедии семнадцатилетней давности. «Десятого июля две тысячи второго года в подвале резиденции известного банкира Джеймса Сильвера было обнаружено зверски изувеченное тело самого мужчины и его семьи. По имеющимся данным, Сильверы были убиты шайкой наркоманов, ворвавшихся в дом. Пока остаётся неизвестным, как им удалось пробраться, миновав сигнализацию и охранную систему особняка. Полиция смогла поймать одного из преступников и сейчас ведётся допрос…» Выпустив изо рта облачко серого дыма, Сара потушила сигарету, отодвинула пепельницу, и оперевшись локтями о стол, застывшим взглядом смотрела в экран ноутбука. Возможно ли, что люди, о которых шла речь в статье, были лишь однофамильцами погибших в аварии Сильверов? Однако, казалось слишком странным совпадением, что у обоих мужчин, умерших в один день, ко всему прочему были и одинаковые имена. Очевидно, Лорейн солгала Кристоферу об аварии. Оставалась неясной причина её лжи. Впрочем, актриса не отличалась честностью, вероятно, продолжая играть разные роли даже вне сцены. Это объясняло и то, что даже возлюбленный девушки практически ничего о ней не знал. Сара продолжила поиск. Сведений о случившемся было критически мало, к тому же в каждой статье говорилось об одном и том же. Девушка уже собиралась выйти из сети, попутно размышляя позже продолжить копать информацию на даркнете, когда на последнем из открывшихся сайтов обнаружила интервью полицейского, что вёл это дело. По его словам, преступник, которого они схватили, не успел ничего рассказать. Когда его поймали, тот находился в неадекватном состоянии, а днём позднее наркоман скончался в тюрьме. Позже в его крови обнаружили яд. Казалось, в этих данных не было ничего ценного. Ничего, кроме упомянутого имени преступника. — Майкл Смит, — тихо пробормотала Сара, выключая ноутбук. Фамилия убийцы напоминала об актёре, погибшем за день до премьеры «Мефистофеля», и Сара начинала подозревать, что наркоман мог быть как-то связан с Джеффри Смитом. «В вечер перед спектаклем Джеффри был на дополнительной репетиции вместе с Лорейн,» — до боли отчётливо пронеслись в голове слова Кэтти Пирстон, и догадка, что пришла к журналистке сразу после разговора с бывшей актрисой, теперь не казалась абсурдной. Если Джеффри был родственником Майкла Смита, и Лорейн узнала об их связи, она могла возжелать мести за свою семью. Это также объясняло загадочное исчезновение девушки. Вероятно, убив парня, она поспешила покинуть страну. Человек, спонсировавший спектакли Раймонда, предположительно был опекуном Лорейн, у него имелось достаточно денег и связей, чтобы позаботиться о безопасности дочери и обеспечить ей надёжное алиби. Не исключено, что и Симон знал правду, но скрыл её по настоянию отца актрисы. Всё сходилось! Это предположение позволяло, наконец, всем нитям сплестись воедино. Сара была готова возликовать. Такая же радость переполняла её, когда она заканчивала разгадывать любимые гигантские судоку или когда ставила на место последний кусочек пазла. Невероятное наслаждение, испытываемое в процессе решения головоломки и довольство собой по завершению дела. Охваченная сладостным чувством, Уилтон с энтузиазмом распахнула блокнот, торопливо записывая полученные сведения и собственные предположения. Но пока она лёгким почерком выводила строки на бумаге, минутная радость постепенно растворилась, уступив место разочарованию. В своих поспешных выводах журналистка упустила многие детали, и теперь, вспомнив о них, понимала, что её версия случившегося трещит по швам. Нет, вполне возможно, Лорейн и правда убила Джеффри. Но что случилось потом? Уилтон достала из сумки позолоченную музыкальную шкатулку и поставила её на стол перед собой. Шкатулка не представляла собой ничего особенного. Вокруг неё вился, словно виноградная лоза, изящный цветочный орнамент; внутри, двигаясь по часовой стрелке, исполняла свой одинокий танец выточенная будто из куска цельного золота фигурка балерины, окружённая крошечными бусинками, едва заметно выступающими из пластинки. Сара не понимала, почему Лорейн отдала Кристоферу эту шкатулку. В знак памяти о себе? Возможно. Многие люди, покидая любимых, оставляют им что-то из своих вещей: кулоны со своим фото или иные предметы, хранящие память проведённых вместе дней. Но по словам Кристофера, его возлюбленная просила отдать шкатулку другому человеку — кому-то, кто попытается разыскать девушку, когда придёт время. Значит, этот предмет представлял куда большую значимость? А самое главное, если Лорейн пыталась скрыться после убийства Джеффри Смита, то зачем ей было надеяться, что некто однажды разыщет её? Быть может, шкатулка представляла собой некий символ? — задумалась Уилтон, пытаясь воскресить в памяти какие-либо легенды и мифы, связанные с музыкальными шкатулками. Внимательно разглядывая её, девушка пыталась найти адрес или наименование фирмы изготовителя, но ничего не нашла. Похоже, шкатулка была сделана на заказ. Сара поставила её обратно на стол. Она листала блокнот, пока ворох мыслей кружился в её голове. Мелодия из открытой шкатулки постепенно затихла и пространство вокруг вновь наполнилось стуком каблуков официантки, разносящей клиентам заказы, голосами людей и приглушённым шумом автомобилей за окнами кафе. Уилтон сделала глоток кофе и поставила опустевшую чашку на стол, переворачивая очередную страницу. Задумчивый взгляд обратился к записи, обведённой жирной линией. «Кто я?» Она зашла так далеко в своём расследовании, но так и не приблизилась к ответу на этот вопрос. И теперь Сару одолевали сомнения: двигалась ли она в верном направлении или, может, совершила ошибку в самом начале пути? В чём заключалась суть вопроса актрисы? Кэтти Пирстон говорила, что Лорейн интересовалась психологией, любила проходить различные тесты и даже проводила эксперимент, попросив подругу ответить на опросник от её лица. Кристофер в своих откровениях признался, что Лорейн не могла определить свою роль в обществе. И Раймонд также упоминал, что именно Лорейн стала музой для его первого фильма, главной темой которого являлась «иллюзия прозрачности». Но имелась ли связь между поиском своей истинной роли и тем, что актриса скрыла своё имя от Кристофера? И если девушка хотела узнать, каков её образ в глазах других, то почему так отчаянно пыталась спрятать себя за завесой фальши? Ледяная ухмылка на миг скользнула по губам Сары. Не хотелось признавать этот факт, но в чём-то, пусть и не больше, чем на йоту, она могла понять Лорейн. … уехать как можно дальше. Жить под другим лицом и именем. Перечеркнуть всё, что случилось. И начать с чистого листа. Да, это было бы лучшим решением. Когда-то ей так казалось. Заказанный суп давно остыл. Заплутав в дебрях собственных мыслей, журналистка совсем позабыла о недавнем желании согреться и перекусить впервые за день, и теперь пустой желудок давал о себе знать острой болью, в который раз напоминая, что кофе с сигаретой не лучшая замена полноценному завтраку с обедом. Окончив короткую трапезу и оплатив счёт, Уилтон покинула кофейню. Тяжёлые свинцовые тучи сгустились в небе, где-то вдали послышался гром, и первые капли дождя упали на землю. Поёжившись от холода, девушка поспешила укрыться в тёплых металлических стенах своего старого джипа. Достав телефон, она набрала номер Раймонда, надеясь, что мобильный Симона окажется включён. Не хотелось, как при первой попытке выйти на контакт с ним, на протяжении почти всего дня слушать однообразную речь автоответчика. Минуты две лишь протяжные гудки раздавались с той стороны трубки, и Сара уже собиралась сбросить вызов, как внезапно услышала голос режиссёра. — Вот уж не думал, что Вы опять мне позвоните. Хотите узнать ещё какие-то подробности о моём фильме, мисс… Уилтон, если не ошибаюсь? — Если бы Сара, как в день их встречи, сидела лицом к лицу с Симоном, то лицезрела бы саркастичную ухмылку на губах мужчины, и внимательный, пронизывающий взгляд прищуренных глаз. Но и по интонации голоса Раймонда она могла догадаться, что тот испытывает смешанные эмоции от её неожиданного звонка: раздражение с каплей любопытства. — Прошу прощения за беспокойство, мистер Раймонд, — сухо произнесла журналистка. Ей хотелось ответить в шутливо-язвительной манере, но она сдержалась, не уверенная в том, насколько это будет уместно. — Понимаю, что и так отвлекла Вас от работы, так что перейду сразу к делу. Короткий смешок послышался с той стороны провода. — Вы отвлекли меня, но отнюдь не от работы. У меня выходной, — ответил мужчина. — Впрочем, я и сам не любитель пустых разговоров. Так и что Вы хотели узнать? — Прежде Вы говорили, что Лорейн устроил в театр Ваш друг, но не упоминали, что этот человек был её отцом, — заметила Сара, стараясь, чтобы в голосе не проскользнули стальные нотки. Раймонд должен был услышать только непонимание и интерес в её словах — и ничего больше. Ничего, что вызвало бы у него подозрения. — Да, похоже, я забыл упомянуть эту деталь. Вероятно, Вы решили, что я пытался скрыть это? — спокойно спросил Симон. — Нет, я так и подумала, что Вы забыли. Просто решила уточнить, — её голос звучал с тем же непроницаемым спокойствием. — Неужели? — Сара была уверена, что короткая усмешка тронула губы режиссёра. — Вы не могли бы дать мне номер телефона или адрес отца Лорейн? И ещё… — Уилтон помедлила. — Мне нужны данные родственников Джеффри Смита.

***

Больничные стены нагнетали тоску, как и присущий этому месту, пропитавший само пространство запах лекарств. Белизна стен, люди, торопливо снующие повсюду, точно серые тени, проплывающие мимо, напоминали о недавнем видении, вызывая не самые приятные ассоциации. Единственная причина, по которой Уилтон пришла сюда, заключалась в том, что по словам Раймонда, Жан Майер, отец Лорейн, работал в этой больнице. С семьёй Джеффри Симон давно потерял связь, знал только, что Смиты покинули Вашингтон несколько лет назад. С Жаном он так же не контактировал уже долгое время, и смог дать только адрес его последней работы. Но надежды журналистки встретить здесь доктора Майера не оправдались: сделав блестящую карьеру в области хирургии, мужчина покинул Штаты ещё два года назад, получив приглашение на более престижное и прибыльное место работы в Англии. «Какого чёрта?!» — яростной дробью пронеслась в голове единственная мысль, когда девушка, разбитая в пух и прах, потерпев полное поражение в попытках найти хоть какие-то сведения о Майере, сидела в кресле вестибюля клиники, устало опустив голову. Доктора отказывались дать не только номер телефона Жана, но даже номер больницы, где тот сейчас работал, утверждая, что это конфиденциальная информация, которую они не могут доверить даже частному детективу. Сара уже собиралась к выходу из клиники, когда по воле удачного случая или, может, по велению самой судьбы, что оказалась в этот день на редкость милостива к журналистке, к ней подошла одна из медсестёр. В любом заведении найдутся личности, знающие практически всё обо всех и не упускающие возможности поделиться с кем-то подробностями чужих жизней. Сара испытывала к сплетникам двоякие чувства. Пусть любители распускать слухи и промывать людям косточки и вызывали в ней липкое презрение, но всё же временами они были полезны в качестве источников информации. Не как объекты, но как их отражатели. Крошечные пиксели в бесконечной паутине переплетающихся данных, коей представлялось для Сары общество. Стоило пожать женщине руку в дружелюбном жесте и аккуратно вложить в её ладонь двести долларов, как та, довольно кивнув, проводила журналистку в свой кабинет. … поставив опустевшую чашку на стол, Уилтон расслабленно откинулась на спинку стула, приготовившись внимательно слушать откровения медсестры. — Значит, однажды доктор Майер помог Вам? — поднеся к губам чашку с горячим чаем, Сара сделала глоток и обратила внимательный взгляд к Джейн Томпсон, немолодой женщине в белом медицинском халате, плотного телосложения, с короткими каштановыми волосами, стянутыми сзади в низкий хвост. — Помог? — женщина усмехнулась и покачала головой. — Он не просто помог мне — мистер Майер спас жизнь моему сыну. Это больше, чем просто помощь. У Алекса было больное сердце. С каждым днём ему становилось всё хуже. Врачи говорили, он не протянет и года. Требовалась срочная операция и донорская помощь. Но я бы и за всю жизнь не собрала столько денег: операция стоила больше миллиона долларов. Да и если бы Вы знали, какая длинная очередь стоит на доноров. Порой люди годами ждут, когда им найдут подходящие органы. Я думала — всё. Выхода нет, — женщина тяжело вздохнула, нервным движением покручивая пальцами пуговицу на халате. — Но однажды мой муж — земля ему пухом — рассказал о враче, который согласился нам помочь. А потом я узнала, что этот человек — мистер Жан, с которым я работала в одной больнице все эти годы. — И он нашёл для Вас донора? — Да, — ответила Джейн, — мало того — он не потребовал с нас ни цента. Журналистка удивлённо подняла бровь, но промолчала. Казалось странным, что доктор Майер бесплатно провёл операцию по пересадке сердца. Но, предположила Сара, возможно, супруг миссис Томпсон заключил какую-то сделку с Жаном, о которой женщина не знала, и определённая цена за жизнь сына Джейн была оплачена. Уилтон никогда не верила в ту чушь, что люди зовут альтруизмом. Нет. Невозможно что-то получить, ничего не отдав взамен. Не существует бескорыстной доброты. А те, кто верят в неё, не более, чем наивные глупцы. — Вы упоминали, что с мистером Майером Вас связывали приятельские отношения, — припомнила Сара, осторожно подводя медсестру к интересующей её теме, — значит, Вы стали ближе после того, как доктор спас Алекса? — Именно так, — улыбнулась Джейн, и сняв с плиты чайник, налила себе и журналистке ещё по чашке чая, — мистер Жан был очень хорошим человеком. Он был богатым, известным, с высоким статусом, но никогда не смотрел свысока на тех, кто ниже его по положению. Когда я его благодарила, он только отмахивался, говорил, мол, что Вы, миссис Томпсон, я всего лишь выполнил свой долг, как врача. Бывало приносил угощения для меня и других медсестёр. Всегда такой вежливый, улыбчивый, — восторженно ворковала женщина, активно жестикулируя руками. — А Вы не могли бы рассказать мне о семье мистера Майера? О его жене, детях… — Ох, вообще-то доктор не был женат, — медсестра склонила голову к плечу и нахмурилась, приложив пухлый палец к губам, напряжённо пытаясь что-то вспомнить. — Как-то мистер Жан пришёл навестить моего мужа. Это было как раз в то время, когда Фред доживал свои последние дни. Они о чём-то говорили в комнате, а потом я попросила мистера Майера остаться поужинать со мной и Алексом. И после мы за чашечкой чая разоткровенничались и доктор признался, что раньше у него была возлюбленная. Но потом она бросила его и вышла замуж за какого-то банкира. И с тех пор мистер Жан потерял интерес к женщинам. Сара нахмурилась. Головоломка постепенно складывалась в её голове, но пока не хватало некоторых деталей. — Что до детей… — замялась Джейн. — Однажды он пришёл в больницу с девочкой. Руки малютки были покрыты множеством глубоких вертикальных порезов, от локтей и до самых запястий. Как будто её когтями исполосовало дикое животное. Пришлось накладывать швы. Сама девочка показалась мне очень странной. Какой-то замкнутой, нервной для своего возраста. Она истекала кровью, но ни на секунду не выпускала из рук куклу, а когда её забрали, у девочки началась истерика. Так громко кричала, точно безумная. Я спросила у доктора, кто она, а он ответил: «моя дочка». А потом мистер Жан рассказал, что взял девочку из приюта «Святой Люсии». Я не знаю, почему он удочерил её, спрашивала, но мистер Жан только улыбнулся и сказал, что это личное.

***

Над городом сгустились сумерки, лишь свет фонарей и льющееся золотистое и белое свечение из окон домов озаряло улицы, окутанные тьмой. Шумел усилившийся к вечеру холодный ноябрьский ветер. Тротуар полнился лужами после прошедшего дождя и неоновые огни реклам отражались в грязной серой воде. Улицы оставались на редкость безлюдны, что, впрочем, не удивляло — при иных обстоятельствах, Сара и сама предпочла бы не покидать уютные стены квартиры в такую отвратительную погоду. И всё же девушка была довольна продуктивностью прошедшего дня и впервые за долгое время ощущала поразительную ясность в голове. Туманная неизвестность постепенно рассеивалась, и кусочки мозаики, один за другим, становились на свои места. Джейн упомянула возлюбленную Жана, что вступила в брачный союз с неким банкиром. А спустя время, Майер внезапно взял ребёнка из приюта. Этой девочкой, намертво вцепившейся в куклу, могла быть только Лорейн. Нет, Уилтон просто не могла представить на её месте кого-то другого. И вспоминая засохший букет роз на могиле Патриции Сильвер, она всё больше убеждалась в верности своей догадки. Возлюбленной Жана Майера была мать Лорейн. Вот почему мужчина удочерил девочку. Не исключено, что он так же был не опекуном, а настоящим отцом актрисы. Иначе почему Лорейн оказалась в приюте? Не потому ли, что муж Патриции не захотел принять чужого ребёнка? И не потому ли только Лорейн осталась жива после нападения на семью Сильвер, что она никогда не жила со своей матерью? Или же она попала в приют после этого инцидента? Судя по рассказу миссис Томпсон, расшатанная психика девочки едва держалась на волоске, и Лорейн находилась в паре шагов от безумия. Возможно, Жан смог её вылечить. Или хотя бы залатать её глубокие раны, пока те вновь не дали о себе знать. Быть может, именно безумие заставляло Лорейн искать свою роль: образ, соответствующий ей настоящей, который мог стать для неё фундаментом. Чем-то, что удержит в рамках рассудка, не дав утратить связь с реальностью. Сара устало потёрла лоб. Да, теперь ей многое стало понятно, но ещё оставались вопросы. Только сейчас она была не в состоянии размышлять над ними, но знала в каком направлении двигаться дальше и, набросав план действий на следующий день, решила отложить мысли о расследовании. Стоило включить телефон, и раздражённый вздох сорвался с губ журналистки, а брови напряжённо сошлись на переносице. Десять пропущенных вызовов, восемь из которых исходили от Эрнеста. Не стоило и удивляться. Суббота подходила к концу, а Эрнест ещё при последней встрече ясно дал понять, что желает увидеться с ней в воскресенье. Сара холодно усмехнулась. И заблокировала новый номер мужчины. Мгновение, что длилось едва ли больше пары секунд, она пыталась понять, почему палец дрогнул, когда она нажимала на кнопку блокировки. Почему именно сейчас гадкие, давно отброшенные сомнения дали о себе знать? Стоило распахнуть входную дверь и зайти в квартиру, как журналистка тут же столкнулась с Маргарет, стоящей у порога. Дрожащими пальцами девушка набирала чей-то номер, но увидев сестру, сбросила вызов. Глаза Маргарет покраснели, а на щеках виднелись влажные дорожки от слёз. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Уилтон, нерешительно коснувшись плеча сестры. Но девушка отстранилась, торопливым, нервным жестом опустив телефон в карман брюк, и помотала головой. — Ерунда. Кошмары, как обычно, — Маргарет бросила взгляд на дверь, ведущую в комнату Сары. — Скажи, ты ведь не приносила домой ту куклу, правда? — Разумеется нет, — журналистка поморщилась при одной мысли об этом. — Послушай, я не слепая. Объясни, в чём дело? Почему ты завела разговор о ней? Маргарет безмолвно смотрела в пол. Но Сара видела, как подрагивают её плечи. Тишина вокруг точно обернулась плотным коконом, сдавливающим дыхание. — Тебе опять звонил Эрнест, — сдавленно произнесла Марго, глядя куда-то в сторону, словно боялась столкнуться взглядом с сестрой. — Не меняй тему, — нахмурилась Уилтон, — что-то произошло, пока меня не было дома, так ведь? — Неважно, — голос Маргарет звучал непривычно сухо. Не глядя на сестру, девушка накинула куртку и обулась, на миг задержавшись возле входной двери. — Прости, — рука её чуть дрогнула, когда пальцы сомкнулись на холодной металлической ручке, — мне надо идти. Я договорилась встретиться с подругой. Останусь на ночь у неё, так что… давай потом поговорим. Звук, с которым захлопнулась дверь, прозвучал слишком громко в звенящей тишине. Сара осталась одна в коридоре, и всё смотрела перед собой на то место, где минутой ранее стояла её сестра. Пытаясь осмыслить всё, что произошло, Сара так и не пришла ни к каким конкретным выводам, но на душе осталось неясное, мерзостное ощущение, которому девушка не могла дать определения. Тщательно осмотрев все уголки в их небольшой съёмной квартире, Уилтон нигде не нашла фарфоровую куклу, упомянутую Маргарет. Впрочем, Сара точно знала, что не приносила её из заброшенного театра, следовательно, она никак не могла оказаться у них дома. Быть может, Маргарет снова увидела эту куклу во сне? Поужинав и приняв душ, девушка села за стол, положив перед собой блокнот и внимательно перечитывая заметки о расследовании под тусклый свет настольной лампы. Глаза слипались от усталости и даже крепкий кофе не помогал избавиться от сонливости, а тихая мелодия, льющаяся из шкатулки, действовала, словно колыбельная. … мелодия? Сара застыла в оцепенении. Судорожно сглотнув подступивший к горлу комок, она медленно поднялась из-за стола и окинула взглядом комнату. Музыкальная шкатулка осталась в её сумке, в коридоре. Она не могла играть, будучи закрытой. Но тихие меланхоличные ноты лились, точно ручеёк, наполняя собой пространство, погружённое в полумрак. Звук раздавался со стороны комода. И когда Сара подошла к нему, то увидела стоящую на нём закрытую шкатулку. Уилтон пристально смотрела на неё, не решаясь взять в руки. А мелодия всё играла и играла. Постепенно звуки начали казаться более фальшивыми. Нежное журчание ручейка обернулось чем-то, напоминающем скрежет, как от поломанной пластинки. Лампочка мигала, на доли секунды погружая комнату в густую тьму. Сара отчётливо ощущала чьё-то присутствие за спиной. Совсем как в вечер перед аварией. Всякий раз, стоило свету на секунду погаснуть, что-то подходило всё ближе и ближе. Резкий треск за спиной вырвал из оцепенения — и Уилтон обернулась. Её взгляд упал на фотографию, что стояла на письменном столе. На этой фотографии они с сестрой, счастливые, веселились на вечеринке по случаю дня рождения Эрнеста несколько лет назад. Но теперь фото было разбито. Тонкие линии, точно извилистая паучья сеть, расползались по поверхности стеклянной рамки. Они почти не затрагивали изображение Сары — фото раскололось на лице Маргарет. Теперь искажённое полотно напоминало неумелую работу безумного художника. Глубокие трещины шли от глаз девушки и спускались к губам. Пара осколков, выпав из рамы, затерялись где-то на ковре. Фальшивый скрежет, доносящийся из музыкальной шкатулки, смолк, и всё вокруг вновь погрузилось в тишину. Мгновением погодя, Сара услышала странный хлюпающий звук и почувствовала что-то мокрое и липкое под ногами. Но в темноте она не могла ничего разглядеть. Руки предательски дрожали, когда девушка пыталась удержать в похолодевших пальцах телефон. Включив фонарик, она направила его на стену — и отшатнулась, едва не выронив мобильный. Вместо простых и столь привычных взору светло-зелёных обоев, стену покрывали куски кровоточащей гниющей кожи. С мягким, влажным звуком они отваливались от стен, падая на пол. Что-то склизкое коснулось ног и, вздрогнув, Сара обратила взгляд вниз. Испуганный вскрик сорвался с губ — и пальцы разомкнулись. Тьма — беспроглядная, давящая, без единого проблеска света — заволокла всё вокруг. Уилтон отчётливо понимала — надо поднять телефон с пола. Лишь фонарик на нём мог разогнать густую темноту. Но она не могла заставить себя это сделать. Липкий пол мерзко вибрировал под её ногами, и по телу проходила дрожь омерзения. — Твою мать! Это сон. Это просто сон, — нервно бормотала девушка, голос звенел от предательских слёз. Согнув одеревеневшие ноги, Сара опустилась на колени в распростёршееся под ней кровавое болото и погрузила в него руки. Шаря пальцами под кровью, она пыталась нащупать телефон. Но нигде не могла его найти. К горлу то и дело подступала тошнота, стоило пальцам дотронуться до слизней, копошащихся в болоте, точно во внутренностях трупа. Кисловатый запах тления пропитал всё пространство, словно над самим этим местом повисла тень смерти. Вновь фальшиво заиграла музыкальная шкатулка. Мелодия то и дело прерывалась, с каждой нотой всё больше скрежетча. На миг Сара услышала едва различимый тихий смех в режущем уши скрежете шкатулки. Ей хотелось закричать. Ей хотелось плакать. Но Уилтон только стиснула зубы и усердней продолжила искать телефон, игнорируя омерзительное ощущение склизких мягких тел, то и дело соприкасающихся с её кожей. Наконец, пальцы дотронулись до твёрдой, гладкой поверхности телефона. Быстро схватив его, Сара вырвала руки из кровавого месива и поднялась на ноги. Истерично смеясь, она смотрела на телефон, крепко сжатый в дрожащей ладони, покрытой медленно засыхающей кровью. Её трясло, и Сара всё не могла унять нервный смех. Включив фонарик и выровняв дыхание, девушка осмотрелась вокруг, то и дело направляя свет на каждую из стен. И застыла, когда тусклое свечение озарило зеркало, висящее на стене. Её взгляд столкнулся с глазами мертвеца, пристально глядящего на неё из зазеркалья. Длинные чёрные волосы оплетали худые плечи, грязные пряди чёлки падали на глубокие, точно колодец, чёрные глаза, лишённые зрачков. Мертвенно бледная кожа с сероватым оттенком и рваное платье, были покрыты кровью, а тонкие посиневшие губы сцепляли едва заметные, туго затянутые нити. Девушка безмолвно смотрела на Сару, а та не могла пошевелиться. Впервые Сара видела Лорейн прямо перед собой. Нет, мелькнула запоздавшая мысль, прежде они уже встречались. Первый раз — в машине, второй — во сне, где актриса задала ей свой вопрос. — Чего ты хочешь? — голос журналистки звучал хрипло и тихо, она почти шептала, не в силах отвести взгляда от глаз покойницы, в которых не могла ничего прочитать — ни её мыслей, ни эмоций. — Что конкретно я должна отыскать? Журналистка вздрогнула и сделала шаг назад, когда Лорейн подняла тонкую, исхудавшую руку, местами лишённую кусков плоти. Она напряжённо смотрела на мёртвую актрису, чьё лицо впервые не было закрыто маской. Но её взгляд был в точности таким, как в видении. Лорейн коснулась пальцем зеркальной глади и провела им вниз. Уилтон поморщилась от громкого скрипа, режущего слух, и закрыла ладонями уши. Актриса царапала ногтями зеркало, неспешно, точно в замедленной съёмке, выводя буквы, постепенно складывающиеся в слова. «Эго». «Король мечей». Сара пристально вгляделась в послание, оставленное призраком, но её усталый, взбудораженный разум был не в силах понять значение этих слов.