***
Он не видит его неделю после этого инцидента. Изводит себя мыслями. Чувствует, как болит внутри. Вспоминает поцелуй раз за разом, в мельчайших деталях. А на выходных брат устраивает очередное застолье, и Ви приходит. Как ни в чём не бывало, кивком головы здоровается с младшим, который краснеет моментально и взгляд в пол отводит. Когда Хосок приглашает девочек, Чонгук закатывает глаза, готовый ретироваться, но когда одна из них усаживается на колени Змея, и тот не запрещает ей этого, Чон младший остаётся. Мазохизмом решает пострадать. Он чувствует, как вниз ухает сердце. Как сжимается болезненно внутри каждый орган. Как ком в горле разрастается, заставляя хотеть выпить. И он не отказывает себе, залпом вливая в глотку стопку водки, храбрясь, делая вид, что взрослый. Кашляет дико, давится под смех друзей брата, стирает слёзы с глаз, краснея. Зато можно сделать вид, что это слёзы от чёртовой водки, а не от чёртового Ви, рука которого поглаживает бедро девушки, что так активно ёрзает у него на коленях. Змей уходит на балкон вместе с девушкой. Курить, конечно же. Чонгук срывается и уходит из квартиры, хлопнув дверью. Глаза щиплет от предательских слёз, которые Гук пытается тщетно прогнать из своих глаз, из своей души, из своего сердца. Он не понимает, куда бредёт. Не знает, как долго. Не видит ничего вокруг. Не слышит, как окликнули. Как свистят. Топот ног сзади. Ничего не слышит. В голове, в ушах, в сердце, везде — Ви, Ви, Ви… Будь ты проклят. Когда его дёргают за плечо, пытаясь остановить, он злостно оборачивается, сквозь пелену влаги, застилающей глаза, пытаясь разглядеть того, кто посмел оторвать от столь ценных мыслей самобичевания и ненависти, которой пытается заглушить боль. Дальше как в тумане. Глупые бессмысленные придирки. Наглые рожи, прикрытые козырьками кепок. Да не впервой, в общем-то. На самом деле, он мог бы сбежать. Легко. Он отлично бегает, атлет, и знает, как убегать от таких отморозков. Дерётся он тоже неплохо. Брат с мальства заставил учиться этому. Но именно в этот день, прямо сейчас, он хочет крови и мести, и находит, на кого вылить всё то, что внутри изводит, душит, дышать не даёт спокойно. Чонгук дерётся не на жизнь, а на смерть. Яростно вколачивая кулаки в тех, кто хотел поиздеваться, да не на того нарвались. Без сожаления сбивая костяшки пальцев. Без стонов боли, получая в ответ. В одно мгновение, он понимает, что уже не трое на одного, что за него кто-то вступился. Хруст костей, вой боли, отборный мат. Всё застывает, когда чужая рука хватает его за локоть, оттаскивая от избитого мужчины. По инерции Чонгук замахивается, но застывает с занесённым для удара кулаком. У Ви лишь причёска немного растрепалась, да рубашка смялась. Почему он всегда так элегантно красив? Гук его в спортивных костюмах и не видел почти. — Что ты здесь делаешь? — парень резко выдирает свою руку из пальцев того, кто заставляет волну ярости меняться на привкус горечи от обиды. — Домой пошли, — игнорируя вопрос, спокойным тоном требует, не просит Ким. — Мне не нужна нянька, — зло, отгораживаясь, закрываясь, не умея контролировать эмоции, по-детски реагирует Чонгук. — Не нужна, — кивает мужчина в ответ, соглашаясь. Молчат, не сводя глаз друг с друга. Иногда слова лишние. У этих двоих — почти всегда. — Удар с левой надо усилить. Руку неправильно заносишь, — словно это действительно важно сейчас, прямо в эту минуту ставит оценки за драку Тэхён. — Сам разберусь, — шипит Чон, кусаясь словами, в желании орать на него, что распотрошил его мир своим появлением. — Не разберёшься. Рот закрой и слушай, что хён говорит, — сталь в голосе, так мгновенно, что Чонгук теряется. — Я тебе советы не по кулинарии даю, где ты проигнорировать можешь, а в том, в чём я профессионально разбираюсь. Хочешь, чтоб избивали — так и скажи. Тогда не лезь в драки, а убегай. Не позорь брата. — Ты хочешь сказать, что я брата опозорил сейчас? — ошарашенно, свирепея ещё больше, сипит младший. Унижение. Такое ненавистное чувство. — Хосок имеет определённый авторитет. И качает своё имя. Так и ты не подводи. Учись драться правильно. И мозги включай. Зачем полез в драку с отморозками? Трое на одного, ты не Геракл. А если бы у них оружие было? Да бутылки разбитой достаточно, чтоб глотку тебе перерезать. Ты думал вообще головой, когда полез? — и не кричит, но холодом голоса бьёт больнее, чем если бы кричал. — Я не лез, это они… — Гук отпирается, не признавая очевидного. — Ты мог уладить конфликт. Мозг для чего тебе? Ты действовал на эмоциях. Эмоции — это смерть. Запомни на всю жизнь, Чонгук! — Ким впервые повышает на него голос. — Мне шестнадцать, — пытается возразить младший, словно это оправдывает его косяки. — Я это прекрасно помню, уж поверь. Каждый день себе напоминаю, что тебе грёбаных шестнадцать. Но, к сожалению, Гуки, малыш, ты варишься в таком дерьме, что уже в шестнадцать тебе надо уметь мыслить и драться, как некоторые и за всю жизнь не научатся, — снова спокойно, засунув руки в карманы, отворачиваясь. — Я не малыш. Это моя жизнь. И я не просил меня защищать, — упрямо, понимая, что как ребёнок себя ведёт, злится. В голове лишь вопрос: почему Ви себе напоминает про его возраст? Что он имел ввиду? Но задать подобный вопрос не осмеливается. — Меня не надо просить. Я прихожу, когда захочу. Ты уж должен был уяснить это за полгода, — хмыкает, закуривая сигарету. — Уяснил, — всё ещё злясь, не понимая, к чему вообще весь этот разговор. Они идут домой, и в тишине под звук их шагов Чонгук вдруг понимает, что с Ви так комфортно молчать, как ни с кем. Ему бы ненавидеть. Или высказать всё прямо сейчас. А в голове только один вопрос: почему Тэхён пошёл за ним? Они оба снова молчат.***
Aman Zhu — Моё искусство Чонгук уже не маленький, но Хосок волнуется, когда уезжает залечь на дно на какое-то время. Это был первый раз, когда в воздухе реально искрилась опасность и напряжение. Гук очень сильно скрывал, что боится. Руки слегка дрожат, пока он пытается делать домашку, игнорируя то, что один сегодня и неизвестно на сколько дней. Он не зажигает свет в квартире. А когда тишину разрывает дверной звонок, не решается открыть, пока знакомый до мурашек голос не говорит спокойно: — Это я, открой, Гуки. Открывает. Суетится. Не знает, что делать, что говорить. Кивает, когда у него просят чай, и скрывается на кухне. Наизусть знает — зелёный, крупнолистовой, без добавок, две ложки сахара, крутой кипяток. Обхватывает подрагивающими пальцами напиток и идёт к тому, кто серьёзен с момента, как зашёл в квартиру. Чонгук застывает с кружкой в руках, когда видит, как Тэхён, аккуратно придерживая двумя пальцами штору, выглядывает на улицу, наблюдая, оценивая обстановку. Ким отпускает штору, осторожно поправляя её, погружая квартиру обратно в полумрак. Оборачивается, видя парня, будто к полу приросшего, подходит к нему, спокойно забирая горячий напиток, отставляет чай в сторону и притягивает к себе скованное страхом тело. Он сжимает в крепких объятиях. Молча даёт поддержку, молча успокаивает, молча обещает быть рядом. Не упрекает, не кричит, не ругает, не высмеивает страх. Окутывает собой, своей непоколебимой уверенностью. И Чонгук расслабляется. Несмело обвивает талию хёна и утыкается носом в его плечо, невольно втягивая в себя до боли знакомый запах парфюма. Весь вечер Тэхён отвлекает его разговорами, буквально не затыкаясь. Подкидывает одну за другой темы, внимательно слушает младшего, даже когда тот рассказывает про учёбу или аниме, улыбается, смеётся, рассуждает и говорит с ним, как со взрослым. Гуку никогда ещё не было так хорошо, так уютно в беседе с человеком старше его на пять лет, и так интересно. Их привычное молчание впервые сменяется такой общительностью, если не считать дня их знакомства. Чон лишних вопросов не задаёт, но и страх проходит. Он лежит в своей кровати, прокручивая в голове последние несколько часов, до отказа заполненные Ви-хёном. Внутри разливается тепло, и лёгкая дрожь прокатывается по телу. В какой-то момент ощущения меняются на откровенное возбуждение, и Чонгук ничего не может с собой поделать. Перед глазами красивый молодой мужчина, его пробирающий до мурашек голос, его до неприличия красивые пальцы, губы, которые он часто лижет, и татуировки. Гук тянется рукой к пижамным шортам, обхватывает своё возбуждение, сжимая, ведёт рукой вверх-вниз, оголяя головку. Размазывает большим пальцем капельку смазки, устраивается удобнее в кровати, чтобы видеть, что делает, чтобы представлять на месте своей руки, руку того, на кого сейчас стоит так сильно. От мыслей, заполняющих голову, туманящих мозг, щёки разгораются красным. Парень завороженно следит за своими ритмичными движениями, тяжело сглатывает тихий стон, когда возбуждение делает его особенно чувствительным. Он уже близко, сжимает руку сильнее, ускоряет движения, закрывает глаза, представляя детально Ви — его личную зависимость. Чонгук кончает так бурно, что заливает одежду и пачкает кровать. — Чёрт, — стонет мальчик. Он лежит, откинувшись на подушку, и не хочет вставать. Но это уже необходимо сделать, если он не хочет испачкать всё окончательно. Видя, что салфетки, припасённые как раз для этого, закончились, он матерится уже более красочно. Злится, быстро стягивает испачканную простынь с кровати и украдкой выходит из комнаты, быстро двигаясь к ванной, прикрывая постыдные следы удовольствия. Быстро смывая с себя оргазм, загружая стиральную машинку, обещая себе запустить её завтра, натягивает чистые домашние штаны и футболку, он выходит из ванной и заходит на кухню попить воды. — На кого дрочил? — низкий голос заставляет Чонгука шарахнуться в сторону от холодильника, споткнуться об стоящий рядом стул и завалиться на услужливо подставленную руку вместо пола. Младший сейчас уверен, что готов провалиться сквозь пол. Он ошарашенно смотрит на спокойного Тэхёна. — Блять, ты серьёзно дрочил? — Ким выглядит теперь не менее удивлённым. — Это была шутка… — Спокойной ночи, — хрипло выдавливает из себя Гук, пряча взгляд и буквально сбегая в свою комнату. Он так быстро застилает свою кровать дрожащими руками, что мог бы поставить рекорд, если бы такие соревнования проводили. Он закутывается в одеяло с головой и стонет тихо: «Чёрт, чёрт, чёрт».