Иллюзия света (Illusion of light)

Чонгук влетает в квартиру, матеря сломанный снова лифт. Открывает незапертую, какого-то чёрта, дверь их с братом квартиры и, спотыкаясь через сумки на пороге, почти падает, если бы не резво подхватывающий его на лету Тэхён. — Осторожнее, зайчонок, — бормочет Ким, хмурясь. — Что происходит? — удивлённо оглядывается младший, разглядывая пару спортивных сумок и какие-то пакеты в коридоре. — Хо?! — Какого хрена ты орёшь, — шипит Тэхён, затыкая рот ошеломлённому ребёнку. — Сколько тебя учить, Гук? Говори тише, пока не проверишь обстановку. — Всё нормально, я здесь, не пугай моего брата, — вваливается в коридор Хосок, прерывая нравоучительную лекцию. — Хоби! — бросается к нему Гук. — Что… — Мне надо уехать. На какое-то время, — Чон старший ерошит волосы брата, улыбается, будто в отпуск едет. — Опять? Почему? На сколько? — Чонгук заваливает единственного члена своей семьи вопросами, чувствуя что-то неладное, не веря этой беззаботной улыбке старшего. — Пока не могу точно сказать. Но нет поводов для беспокойства. Всё будет в порядке. Это временная мера. Идём, у меня мало времени — много надо успеть сделать, — Хосок тянет брата за рукав кофты, заставляя двигаться следом за ним. — Тэхён, заходи, с тобой тоже надо обсудить пару вопросов. Хо торопливо, но аккуратно собирает вещи, спокойно, с улыбкой на губах, рассказывает младшему, где и сколько денег он ему оставил, где документы на квартиру, которая переписана теперь, оказывается, на Чонгука, что делать в экстренных случаях, кому звонить и с кем не связываться. Вообще-то почти всё из этого Гук знает. Быть младшим братом того, кто связан с криминалом — значит, всегда быть готовым ко всему. Но он не готов совсем. Ему всего семнадцать лет. И его брат впервые вот так кардинально собирается исчезнуть. Он уже скрывался от полиции, от преследований, но никогда не уходил вот так. Чонгук чувствует — здесь серьёзнее. Это опасно. Так сильно, что Чон младший физически чувствует боль утраты. «Утраты. Какой, к чёрту, утраты, заткнись», — ругает сам себя Чонгук, отгоняя чёрные мысли прочь. Хосок уводит Тэхёна. Поговорить. О чём они разговаривают, Гук не слышит. Он сидит на кухне, разглядывая стёртый временем паркет. Слышит, что его брат и его парень разговаривают на повышенных тонах, напрягается, но не лезет. Сказали нельзя — значит нельзя. Они с Тэхёном встречаются вот уже почти год. Ждут, когда Чонгук закончит школу, чтобы они могли жить вместе. А пока тот слоняется между домом и квартирой Кима, словно беженец. И он бы уже давно наплевал на эту мораль, если бы не упёртый Ви, снова и снова заставляющий его возвращаться домой, потому что «так надо». Они ругались из-за этого сотни раз, но напряжённая сейчас обстановка в мире криминалитета не способствует тому, чтобы изображать из себя счастливую пару. Что-то происходит, но младшего не посвящают во все детали. На своё семнадцатилетие Чонгук набил первую татуировку. Хён был с ним, пока игла вспарывала кожу, оставляя чёрный след надписи — переплетающиеся между собой JK и V. Ким, к слову, сказал, что сопливо. Но сел следом на кушетку, задирая неизменную рубашку, и набил на грудной клетке витое JK. Готический шрифт. Его любимый. А вот когда Чонгук спустя пару месяцев пришёл домой с набитой на предплечье змеёй, получил по шее. — Малой ещё, тело забивать, — хмурится Тэхён, разглядывая сквозь плёнку рисунок. — Ты свою первую набил в пятнадцать, — ворчит Чон, потирая затылок. Рука у Ви-хёна тяжёлая. — Не надо на меня ровняться в этом, Чонгук. Лучше бы удар левой отрабатывал. В этом — ровняйся, на здоровье, но не в уродовании своего тела, — злится Ким. — Уродовании? Ты считаешь, что татуировки — это уродство? Но тогда зачем сам бьёшь их? — недоумевает младший. — Что красивого во мне? Ничего. Как и мои татуировки. Кроме твоих инициалов ни одной красивой у меня нет. Устрашающего вида, как и вся моя жизнь, — Тэ говорит это, отвернувшись от своего парня, затягиваясь сигаретным дымом. Он ни с кем так не откровенничал, как с Чонгуком. Иногда это напрягает до безумия. Он не привык. — Но это красиво, хён. Ты красивый. И эта змея — это мой способ выразить, что я тебе принадлежу, — младший обвивает руками его торс, прижимаясь сзади. — Глупый ребёнок, — вздыхает Тэхён, переплетая их пальцы. Воспоминания обрывочно возникают в голове Чонгука, отвлекая его от неприятных чувств. Интуиция подсказывает ему, что всё плохо. Всё очень плохо. Но он не знает, что делать и как помочь. Вся его надежда — на Ви. Что тот поможет брату, убережёт, как уже неоднократно делал. Но Тэхён появляется в дверях кухни разъярённый, чуть ли не рыча: — Ты поживёшь у меня. — А Хосок? — вскакивает со стула, с надеждой заглядывая в глаза. Но в ответ тишина. Напрягающая, давящая, словно гранитной плитой. И злой взгляд. Лютый. Ядовитый. — Собирай вещи. Всё, что может понадобиться. Сюда ты нескоро вернёшься. Чонгук не понимает ровным счётом ничего. Он просит брата объяснить, что происходит, но тот лишь улыбается, беззаботно убеждая младшего, что это временная мера и всё будет в порядке. Он говорит слишком странно, улыбается слишком странно, собирает вещи слишком странно. Всё странно. Что от него скрывают? — Я не ребёнок! Объясни мне что происходит! — не выдерживает Гук, отшвыривая кофту, которую его просит взять Хо. — Чонгук. Прекрати истерику. Ты действительно уже не ребёнок, поэтому понимаешь, что такие реакции сейчас ни к чему, — убирает, наконец, эту искусственную улыбку со своего лица брат. — Я не могу рассказать тебе всего. Просто обещай мне, что ты будешь слушать Змея. Мы увидимся. Позже. С тобой всё будет в порядке. Со мной тоже. Если что-то пойдёт не так… — Что пойдёт не так? Хосок, расскажи мне всё! — умоляет Чонгук. — Не могу. Ты не должен ничего знать. Если вдруг тебя будут спрашивать, ты не должен ничего знать. Ты видел только то, что я хочу сбежать. Что я собирал вещи, чтобы уйти. И я не сказал тебе ничего, кроме того, что я вернусь. Я вернусь. Ты веришь мне, Гук? — Хосок сжимает его плечи так крепко, что ему немного больно. — Я верю тебе. Чонгук за всю свою жизнь верил только Хосоку и Тэхёну. Лучше бы он не верил никому.

***

— Тебе необязательно смотреть на это, — Тэхёну больно. Больно видеть, что происходит с Чонгуком. Он не может запретить, но очень хочет. Хочет увезти младшего, не пустить его. Но Чон упорно обходит хёна и проходит в холодное мрачное здание следом за представителем властей. Перед ним раскуроченное обгорелое тело, если это можно так назвать. Изодранный кусок мяса, обуглившийся местами. Он не может оторвать взгляд от этого мерзкого зрелища. На шее трупа знакомый серебряный кулон. Потемневший, но тот самый. Чонгук знает его дотошно. Он сам дарил его старшему брату. Ему тогда пришлось работать всё лето на побегушках в автомастерской, чтобы заработать на такой подарок. Его о чём-то спрашивают, но в ушах стоит такой звон, что не слышно ничего. Он глупо кивает головой, как болванчик. Не понимая, зачем кивает. Горячие пальцы сжимают его плечи, он перестаёт мотать головой. Его тянут на выход, но он сопротивляется. — Нет, нет. Дайте мне ещё минуту. Пожалуйста, — шепчет обветренными губами. Зачем ему ещё минута? Разглядеть, что на этом куске мяса отрублены два пальца? Увидеть, что распорото ухо? Рассмотреть, чтобы помнить всю жизнь, едва зашитое брюхо, явно распотрошенное до этого? Какие зверства были учинены над его братом прежде, чем ему разрешили умереть? Эти мысли будут мучить его всю жизнь. А этот обгорелый кусок мяса будет сниться ему так часто, что сон станет мучением. Он выходит из морга одеревенелым. Он не орёт, не плачет. Тэхён сажает его в машину. Бумер едет медленно, хотя его владельцу очень хочется выжать на полную педаль газа и увезти парня как можно дальше. — Останови машину, — тихо просит Чонгук. — Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает Змей. — Останови, — сипит Гук. Бумер, скрипя шинами, тормозит на обочине. Гук едва успевает вывалиться из машины, пачкая колени в грязи, когда его начинает выворачивать. Его рвёт снова и снова, хотя спазмы уже пустые. Тэхён стоит рядом, придерживая ослабевающее с каждой секундой тело. Слёзы, текущие по лицу смешиваются с рвотой и слюной. Ким вытирает рукавом своей рубашки эту мерзкую смесь и прижимает к себе парня. Он крепко сжимает его в объятиях, не давая вырваться. Даже когда тот дерётся. Воет. Скулит. Орёт во всю глотку. Рыдает, цепляясь пальцами до боли в плечи старшего. Тэхён держит. Крепко. Молча. Упрямо глядя прямо перед собой.

***

Следующие дни и недели проходят, словно в аду. Чонгук честно пытается справиться с болью, разрывающей его на куски. С тем, чтобы контролировать эмоции, бешеным потоком сносящие разум. С тем, чтобы двигаться вперёд, вопреки всему произошедшему. Вот только зачем? Каждую ночь Ким прижимает к себе заледеневшее тело парня, кутая его в одеяло, тихо баюкая. Тот жмётся, словно щенок. Молча плачет, сотрясаясь рыданиями, которым не даёт волю. — Его убили, блять, Тэхён!!! — орёт в один из дней Чон, словно с ума сошёл, да он, пожалуй, реально умом двинулся. — Найди! Найди того, кто это сделал! Неужели тебе всё равно? Я хочу отомстить! Я хочу видеть глаза этой твари! Хочу сам лично выколоть их, как их выкололи Хосоку! — Чонгук, я понимаю твою боль, но ты просишь о невозможном, — сжимая зубы, сдерживая себя, отвечает Ким. — О невозможном? Он мёртв! Тэхён, мой брат мёртв, я хочу знать, кто это сделал! Я имею право! — он впервые ненавидит своего любимого парня. За равнодушие. — Не всё в этой жизни складывается так, как мы того хотим, Гук, — Ким отворачивается, не в силах смотреть в глаза младшего. — Ты издеваешься надо мной? Тебе же ничего не стоит сделать это! В вашей этой ебучей группировке разве не рвут глотки друг за друга? Ты же сам говорил мне о законах, которым подчиняется порядок в этих ваших опг! Ты сам говорил, что там закон, иерархия, уважение! — у парня ощущение, что его просто наизнанку выворачивают. — И по этому закону никто не будет искать убийцу твоего брата, — губы сжаты в тонкую полоску, взгляд холодный, инеем покрывает. — Что, прости? — непонимающе, ошарашенно, не веря. — Им плевать, да? Убили мелкую сошку и им плевать. — Нет, им не плевать, Чонгук, — слишком спокойно. — Его…заказали? Свои же? — доходит наконец до воспалённого сознания.

***

Месяцы летят со скоростью света, а Чону младшему, и теперь единственному, кажется, что они тянутся, будто слизь улитки. На носу выпускные экзамены. И парень берёт себя в руки, чтобы готовиться. Не потому, что сильный такой. А потому, что решение внутри себя принял. Молча, не говоря даже Тэхёну. Но жизнь не слишком благосклонна к Чонгуку. Он слышит разговор, не предназначенный для его ушей. — Ты отлично справился, Винный змей, — слышит Гук знакомый голос, придя домой после экзамена. В их с Тэхёном дом. В свою квартиру он вернуться так и не смог, там всё о Хосоке напоминает. Ким его почему-то не встретил. Они вообще мало и тяжело разговаривают в последнее время. Трахаются, словно животные, говорят односложно и прячутся друг от друга. — Заткнись, Маркус. Какого чёрта ты припёрся сюда? — голос Ви звучит, как чужой. Холодный, злой. Чонгук замирает. Маркус? Тот самый Маркус, который держал его под прицелом, желая убрать, чуть больше года назад? Что ему здесь надо? — Не кипятись, Ви. Мне передали, что пацан у тебя. Он знает? — ленивый наглый голос волной поднимает воспоминания, как его вжимали в асфальт, избивая. — Не знает. Убирайся, Маркус. Он придёт скоро, и тогда будут вопросы. Ты же не хочешь вопросов, правда? — почему-то в голосе Змея нет ни одной знакомой сердцу Гука нотки. — Может, рассказать ему правду? — Ты сейчас идиота передо мной зачем строишь? Говори, что тебе надо и проваливай, пока я не всадил в тебя пулю. Поверь, я сделаю это с удовольствием. — О, поверю. Я бы ответил взаимностью. Но мы не можем, мы оба знаем это. Поэтому нам приходится терпеть друг друга. Я здесь, чтобы передать тебе послание. И выразить моё восхищение твоим профессионализмом убийцы. Шуршание. Ничего не слышно. Что там происходит? Чонгук подкрадывается к закрытой двери, пытаясь увидеть. Скрип. Чёртов пол. — Чонгук? — громкий окрик. Гук вздрагивает, пятясь назад. — Я дома! — стараясь, чтобы голос не дрожал. — Привет, — Тэхён выглядывает из-за двери, прикрывая её, чтобы Чонгук ничего не видел. — Ко мне пришли. По работе. Побудешь в комнате? Я скоро закончу, и тогда мы… — Я хотел сходить в магазин. Тебе надо что-то? — врёт о своих планах парень. — Нет, не надо. Ты уверен? — хмурится Ким. — Да. Я быстро, — спешно вываливается из квартиры Чон. — Не спеши. И… Чонгук, — окликает его старший, когда он уже готов выйти из квартиры, — осторожнее, ладно? Гук кивает и выходит, плотно закрывая дверь. Сердце стучит как сумасшедшее. Он долго прокручивает в голове обрывки разговоров, детали, лёжа ночью в кровати. Воспоминания. — Это ты убил его? — еле слышно, сжимая кулаки до боли, дрожа не от холода. — Что, прости? — переспрашивает Тэхён, поворачиваясь к парню, что стоит сейчас в дверном проёме, глядя ему в душу своими тёмными глазами. Его голос дрогнул. Чонгук убеждён. Он не ослышался. — Это ты, Ви. Винный змей убил моего брата, — не спрашивает, утверждает младший. Глаза щиплет от слёз. Грудина горит огнём от распирающего изнутри чувства боли от предательства. Предательства от того, кто занял всё сердце. Делил его с братом. И убил. Обоих убил. Обоих братьев. — Чонгук… — встаёт с кресла Ким. — Ты. Убил. Хосока, — едва сдерживая себя, шипит Чонгук. — Чонгук, нет! — Тэхён вскакивает, чтобы догнать убегающего парня. — Отстань от меня, не трогай! — рычит, кусаясь, царапаясь, отбиваясь от рук, под которыми стонал всегда, плавился. — Вот почему ты не захотел искать его убийцу! — Чонгук, всё не так, остановись! — кричит Ким, терпя побои младшего. — Тогда расскажи мне, как! Скажи, что произошло! — Я не могу. — Ты убил его? Молчание в ответ. Тишина. — Ты причастен к его убийству? Молчание в ответ. Тишина. И взгляд, полный боли. Чонгук никогда не видел боль в глазах Тэхёна. Даже когда из него вытаскивали пулю, застрявшую в руке. Он тогда шипел, злился, но боль… — Чонгук, всё не так, как тебе кажется. Но я не могу сказать… — Оставь меня. — Что? — Я сказал не иди за мной. Не следи за мной. Оставь меня в покое и никогда больше ко мне не приближайся. — Чонгук… — Ты любишь меня? — Люблю. — Тогда оставь меня, Ким Тэхён. Я не хочу больше тебя знать. Ни как Тэхёна, ни как Винного змея. Не хочу тебя больше видеть.

***

Чонгук для себя всё решил. Он спрятал свою боль так далеко, глубоко, как только смог. У него было ощущение, что он одеревенел, очерствел. Он чувствовал себя пустым, мёртвым. Каждый день физическая боль, пронзавшая его тело, душила его, ломала, но он сжимал зубы и двигался к намеченной цели. Институт МВД. Оперуполномоченный. Цель: посадить каждого, кто был и является членом опг, где работал его брат, за решётку. Доказать вину того, кто убил его брата. Убить того, кто убил его брата. Лично. Убить грёбаного Ким Тэхёна. И никогда, никогда больше никого не любить. Девять лет прошло со дня смерти брата. Девять лет прошло после того, как Чонгук понял, кто убил его брата, и разорвал с ним отношения. Девять лет прошло с тех пор, как его последний раз называли Гуки. И вот, спустя девять лет, он снова здесь. Всё так ясно помнится, словно и не было этой пропасти в чёртовых девять лет.