***
— Вы тут вообще охренели, что ли? — шипит мужчина, больше похожий на свинью, чем на сотрудника правоохранительных органов. — Никак нет, господин подполковник, — чеканит Намджун. По выражению лица видно, что зол до чёртиков. — Почему вы мне сначала заявляете, что мы не имеем никакого права держать за решеткой преступника, а потом впариваете, что это не тот, кого мы ищем? — он смотрит то на одного подчинённого перед собой, то на другого. — Что значит не тот? — столбенеет Ким. — Это не Винный змей. Его надо отпустить, — хмуро повторяет Юнги то, что уже озвучил начальству. — Вы сдурели совсем? — жмёт кулаки подполковник. — Мы установим за ним слежку. Это лучший вариант, который у нас есть. Рано или поздно он приведёт нас к Змею. Надо только время, — предлагает вполне очевидный план Юн. — У нас ни черта нет времени! — повышает голос тот, кто отправил в это гнилое болото и капитана, и старшего лейтенанта в надежде побыстрее схватить Винного змея. — Но и компроматов на этого человека у нас нет. Ни одного. Как и дело больше не в наших руках, — напоминает капитан. — Где старший лейтенант Чон Чонгук? — резко меняет тему побагровевший от ярости подполковник. — Давайте поговорим об этом отдельно? — осторожно просит Мин. — Юнги, найди его, или вместо него сядешь ты. Нельзя злить людей, которые смотрят за этим делом. Ты понял меня? — подполковник даже не скрывает прямой угрозы от лишних свидетелей в кабинете. Намджун на это это заявление щурит глаза, хмурясь. — Но, товарищ подполковник… — Никаких «но», капитан. Выполнять, — рявкает мужчина и встаёт, намереваясь завершить разговор. — Послушайте… — Облажаешься ещё раз — и трибунал покажется спасением в сравнении с тем, что тебе будет предназначено, — тыкает пальцем-колбаской в капитана подполковник. — Понял вас, — поджимает губы, не споря больше, Мин. — Я даю тебе неделю, капитан. Не будет никакого прогресса — на ковёр пойдёшь сам. Выйдешь оттуда живым, но без чинов, или оставишь там свою голову — не мне уже решать. Подполковник смотрит надменно, уверенно, но Юнги знает, что тот ссыкло. Он боится. Мин чувствует это запах страха, скрытый за яростью, и криво улыбается, кланяясь. Мужчина выходит из кабинета, громко хлопая дверью. Юнги разгибается, показывает фак закрытой уже двери и оборачивается к Намджуну, внимательно следящему за ним. — Мне доложили, что ночью была какая-то перестрелка у клуба «Золотой Лотос». Мои люди всё обрыскали — ничего. Убитых нет. Никаких следов. Знаешь об этом что-то? — внезапно спрашивает Ким, прокручивая между пальцами карандаш. — Нет, — врёт капитан, не моргнув и глазом. — Где Чонгук? — продолжает напор, начатый подполковником, Намджун. — Понятия не имею, — холодно смотрит на него Мин. — Не строй из меня дурака. Хочешь сказать, ты не имеешь к этому никакого отношения? — отбрасывает предмет в сторону майор, окидывая тяжёлым взглядом Юнги. — Намджун, чего ты хочешь? — суёт руки в карманы куртки Мин. Он устал, голоден и хочет спать. — Правды, — сцепляет руки в замок майор. — Правда в том, что Чонгук не заслуживает того, чтобы стать разменной монетой в чужой игре, — спокойно отвечает капитан. — Что ты творишь, ты понимаешь? — уточняет Ким без осуждения. — Отчётливо и ясно, — кивает в подтверждении своих слов Мин. — А Сокджина надо отпустить. Мне или сам? От упоминания имени заключённого Намджун весь дёргается. — Сам, — рыком. Капитан усмехается и выходит, игнорируя служебные обязанности и спеша вернуться в больницу.***
Сонно потягиваясь, Чонгук постепенно возвращается в сознание. События прошедшего дня раскладываются в голове, словно папки в картотеке. Гук вздыхает и медленно открывает глаза, упираясь взглядом в деревянную балку под потолком. Рука ощупывает место рядом, хотя он и так уже чувствует, что там пусто. Давя внутри разочарование, он трёт лицо, чтобы взбодриться и поднимается, оглядывая комнату. Уютная спальня. Тёплая, какой характеристики нельзя дать о Змее, не зная его, как человека. Никакой пафосной роскоши Чонгук в доме не заметил, пока Ким вчера водил его из комнаты в комнату, словно давая возможность быть уверенным в безопасности. Никакого мрамора, позолоты, только дерево, комфорт, лаконичность. Чон проходит в ванную и обнаруживает там новую зубную щётку для себя. Умываясь, он рассматривает собственное отражение в зеркале, спрашивая себя: заботился ли о нём хоть кто-то так, как это делает Змей? В таких размышлениях он умывается, одевается, обращая внимание, что Тэхён разложил его одежду в шкафу рядом со своей, и спускается вниз, осторожно ступая босыми ступнями по лестнице. Снизу доносится восхитительный аромат еды. Гук заглядывает на кухню и опирается на дверной косяк с яркой заячьей улыбкой. — Привет, — Ви, не оборачиваясь к нему, продолжает колдовать над плитой. — Привет. Как ты услышал меня? — удивляется Чонгук, всё ещё улыбаясь. Смотреть, как серьёзный мужчина, повязанный с криминалом, которому подчиняются и которого боятся, стоит у плиты в домашних брюках и футболке, опоясанный фартуком — превосходно, если честно. — Чутьё, — усмехается Ким, оборачиваясь, чтобы медовыми глазами загипнотизировать своего зайчонка и вернутся к готовке. — Если бы не оно, меня б уже в живых не было, малыш. Сковородка скворчит разогретым маслом, когда Тэхён опускает туда что-то. Младший продолжает его молча разглядывать. Невероятная картина, оторваться невозможно. — Кофе? — предлагает Тэ, не отвлекаясь от процесса готовки. — Я в состоянии сам налить, — отталкивается от двери Чон, намереваясь сжать в крепких объятиях потрясающего мужчину перед ним. В груди щемит нежность, которую хочется вылить в прикосновения. — Поухаживаю за тобой. Наш первый совместный завтрак спустя столько лет, — Ким обнимает одной рукой младшего, обвивающего его талию, целует его в макушку и возвращает внимание на плиту. — Что ты готовишь? — выглядывает из-за его плеча лейтенант. — Сырники. Ты же так их любишь, — спокойно отвечает Змей, не замечая реакции. Если бы Чонгука спросили, какую еду он предпочтёт всей остальной, он бы ответил почти не раздумывая: сырники. С детства любил эту неприхотливую сладость, которой кормила мама, а потом это блюдо из жизни ребёнка исчезло вместе с родителями. Старший брат так упахивался на работе, что было не до готовки, Чонгук учился готовить сам, но с сырниками как-то не получалось, словно барьер: они пригорали, выходили невкусными или жёсткими и летели в мусорное ведро. Гук отчётливо помнит, как поделился своими предпочтениями в еде всего лишь единожды с Ви и уже на следующий день получил порцию комковатых сырников. И вот, спустя столько лет, он помнит. Готовит их уверенно, поджаривая до равномерной золотистой корочки, перекладывает на тарелку, продолжая одной рукой удерживать в объятиях Чонгука. Не в силах произнести ни слова в ответ, Гук смотрит в одну точку, постепенно осознавая, что в его руках сейчас человек, который первый и единственный ставит его потребности выше своих. Они завтракают, разговаривая о пустяках, не чувствуя напряжения. Аромат кофе забивает ноздри и бодрит, хотя Гук чувствует себя выспавшимся. Он с аппетитом уминает за обе щеки завтрак, рассматривая мужчину напротив. Следит за тем, как играют на коже татуировки, когда Тэхён тянется к кружке, делая первый обжигающий глоток. Улыбается в ответ на потрясающую ухмылку. Завороженно смотрит на оживающие на шее рисунки, когда Ким слегка запрокидывает голову, затягиваясь сигаретой после сытного завтрака. — Тебя не напрягает, что я курю на кухне? — приподнимает вопросительно брови Змей. — Это же твой дом. Почему меня должно напрягать что-то? — уточняет, не понимая, Чонгук. Ви молчит, делает новую затяжку, покрывает патокой взгляда, одними лишь глазами транслируя всю серьёзность. — Я хочу, чтобы это был наш дом. Но мы можем переехать в любое другое место, какое захочешь, Гуки, — хрипло отвечает Змей. Не донеся кружку с кофе до рта, Чон застывает. — Наш? — повторяет нелепо, когда изо рта может вырваться хоть какой-то звук, кроме прерывистого дыхания. Тэхён кивает в ответ, снова втягивая дым в лёгкие. Он внимательно рассматривает парня. — Я спешу, да? — усмешка, взгляд смещается на пепельницу, в которой давит остервенело окурок. — Это просто немного неожиданно, — честно признаёт Чон. — Понимаю, — кивает Тэхён. — Знаешь, в бизнесе и делах я привык доверять чутью, но всё, что касается тебя… — он возвращает взгляд на своего зайчонка, — я говорю то, что думаю, не рассчитывая, как привык, стратегию. Слишком открыт. Это не ценится в тех кругах, где я замешан. Я не хочу на тебя давить… — Это ценится мной, — сипло отвечает Чонгук, прежде чем встать, обойти стол и забраться на колени к тому, кто целая вселенная, кислород и ломает все правила. На губах Змея отчётливо чувствуется вкус табака и крепкого кофе. Чонгук так остервенело лижет эти вкусные губы, словно от этого зависит смысл его жизни. Его пальцы зарываются в тёмные волосы, сжимают у корней, вынуждая запрокинуть голову, чтобы углубить поцелуй. Он сам не знает, что на него нашло. Этот человек поднимает в нём так много чувств, что справиться с ними простыми размышлениями ни черта не получается. Руки Тэхёна держат его крепко, гладят доверительно, пока сам мужчина отдаётся напористому поцелую, не перехватывая инициативу, позволяя «высказаться» таким способом. Целовать губы, которые в каждом слове транслируют «люблю», как чувство, а не как игру — самое лучшее, что может произойти с каждым в этом мире. Губы Чона движутся то быстро, то медленно, язык скользит под стать этому темпу. Сердце стучит размеренно, словно подтверждая его внутреннюю уверенность в том, что он делает. Отрываясь от горьких, но вкусных для него губ, он облизывается, рассматривая замешательство на лице Ви. — Ты так решил меня за сырники поблагодарить? — Ким пытается шутить, хотя по факту задыхается от такого Чонгука. — Придётся готовить их как можно чаще. — Нет, хотя сырники были действительно вкусными, — смеётся Гук. — Это благодарность за откровенность. — Чем хочешь заняться сегодня? — мягко ведёт ладонями вверх по спине младшего Тэ. — Тобой, — честно отвечает, снова наклоняясь за поцелуем. У них ещё много тем для разговоров, много откровений, которыми необходимыми поделиться и длинный путь исцеления от боли, что причинили друг другу неверными решениями, который они хотят пройти вместе. Возможно, они витают в иллюзиях, ошибаясь, что смогут с этим всем справиться. А может, они просто целеустремленные люди, которые считают любовь не мимолётным чувством, а связью, которая с годами крепнет и не тускнеет. Невозможно простить то, что натворили оба. Но в их вселенной такая возможность существует. Они создают её самостоятельно по обоюдному молчаливому согласию. Когда Тэхён подхватывает его на руки, Чонгук не думает ни о ком другом. Ищут ли его? Грозит ли ему по-прежнему трибунал? Да и как вообще поговорить с Хосоком, возможно ли это? Всё, о чём он может думать — та страсть, перемежающаяся с нежностью, которыми одаривает его Змей. Ладони Ви так идеально удерживают и мнут его ягодицы, что Гук превращается в податливое желе. Льнёт к старшему, сжимает крепко ноги вокруг его талии, мучая обоих трением, жадно сцеловывает их стоны и тянет руки, чтобы содрать одежду с тел, плевать, что неудобно. Опрокидывая своего мальчика на мягкий диван в гостиной, Ким нависает сверху, тут же впиваясь в его губы, не желая прерываться. — Мне надо в душ, — сквозь поцелуи бормочет Чон. — Я сам помогу тебе, — опускает свои губы на шею младшего Змей. Он жадно втягивает кожу, оставляя собственнический след. Хотелось бы поспорить, но все логические доводы скрываются в тумане похоти, когда руки старшего властно сжимают возбуждение сквозь спортивные штаны. Чонгук стонет умоляюще и толкается бёдрами навстречу. Между ними ток высоковольтный, который заряжает обоих, превращая в диких зверей. Ткань под торопливыми пальцами трещит, на коже остаются следы, зубы впиваются друг в друга, утробный рык заменяет слова. Тэхён умело скользит ладонью по члену своего мальчика, выбивая из него хрипы и скулёж, не заботится о себе. У него башню сносит от такого Чонгука. Податливый, открытый, гибкий, жадный. Гук сходит с ума от близости любимого мужчины, от того, что в безопасности сейчас и можно не удерживать контроль сознания на этом; от того, что можно отдаться полностью чувствам; от того, что боль прошедших лет стирается от каждого нового признания Змея, от его действий, транслирующих открыто «люблю». Чонгук толкает мужчину, вынуждая оторваться от своего молодого тела, чтобы оседлать, сжать крепкими бёдрами, соприкасаясь возбуждёнными членами и напористо увести в новый поцелуй — глубокий, мокрый, дикий. Пальцы Тэ обхватывают оба их члена, едва смыкаясь, сжимают текущие головки вместе. Он проходится пальцами по чувствительной головке своего зайчонка, с наслаждением слушая, как тот стонет в ответ, толкаясь бёдрами ближе, умоляя повторить, больно царапая его плечи. Откидывая голову на спинку дивана, Змей почти с наркотическим кайфом разглядывает искажённое похотью и удовольствием лицо своего мальчика. Он лижет губы, мечтая вылизать всего Чонгука. Без тени стеснения и стыда, открытый в своих чувствах и желаниях, Гук прогибается телом, в попытке быть теснее прижатым, скользить чаще сквозь сомкнутые кольцом руки Тэхёна, чувствуя, как трутся текущие смазкой головки друг о друга, ощущая пальцы любимого на самых чувствительных точках. Он цепляется напряжёнными пальцами за крепкие плечи, пытается удержать равновесие. Бёдра каменные от напряжения. Чон ускоряет движения, запрокидывая голову, громко выстанывая: — Ви… ещё… Тэхён захватывает сосок младшего между пальцами, слегка оттягивая. Дразнит, крутит, наслаждаясь красотой мышц напряжённого тела. Чонгука потряхивает. Он чувствует, как наслаждение, что дарит Ким своими искусными руками, накапливается, концентрируясь в области паха и вот-вот разгорится фейерверком по всему телу. Но Змей не даёт произойти этому, ловит это состояние «на грани» и резко опрокидывает своего мальчика, не давая возможности возмутиться. Чон смотрит на него затуманенными глазами с таким непониманием и растерянностью, что даже становится его жалко. Опираясь по бокам от младшего, Ким наклоняется, целуя его жарко, извиняясь. Он знает прекрасно, что сейчас тело Чонгука просит не нежностей, наоборот, поэтому прикусывает губу зайчонка, опускается ниже, чтобы оставить след зубов на остром подбородке, прихватить губами ключицу, лизнуть торчащие соски, тут же зажимая между зубов, и провести влажную дорожку своим блядским языком до самого пупка. Гук заводит руки назад, чтобы ухватиться за подлокотник и сдержать себя, когда рот Тэхёна опускается на его возбуждённый член до середины. — Блять, — шипит Чон, тут же срываясь на стоны. Его мускулы напряжены, татуировка змеи на предплечье словно оживает, так сильно шевелятся под кожей сухожилия и выступают вены. Он закатывает глаза от удовольствия, когда Ви вбирает щёки, насаживаясь ртом ещё глубже, а струйка слюны стекает прямо к тяжёлым яичкам. Язык, которым он убеждает опасных людей, словно сам Демон говорит его голосом, прямо сейчас интенсивно скользит по всей длине члена, ласкает уздечку, толкается в уретру, обостряет все чувства Чонгука. Чонгук чувствует, как головка члена касается задней стенки горла Змея, и стонет от накрывшего удовольствия, сильнее сжимая пальцы на подлокотнике в попытке притормозить момент, когда кончит. Распахивает глаза, наблюдая, с какой жадностью Тэ всасывает его член в рот, втягивает щёки, пуская слюну по всему члену, размазывает всё это ладонью, которая сжимает крепко у основания. Когда он чувствует, как пальцы Тэхёна, сжимавшие его бёдра, скользят ниже, дразняще проходясь по сжимающемуся колечку мышц, он кусает губу. Но Змей лишь поглаживает его там, где прямо сейчас Чонгук хочет ощущать его член, и поднимается пальцами чуть выше, плавно вдавливая их в точку, взрывая удовольствием и неожиданностью так сильно, что Гук резко приподнимается, напрягая пресс. — Чёрт, — вскрикивает от ощущений младший. — Что ты… Но договорить ему не дают. Тэхён продолжает в чувственном ритме стимулировать «точку ебучего волшебства», как наречёт её с этого дня Чонгук, одновременно с этим усиливая темп, с которым опускается глоткой до самого основания на возбуждённый член. — Боже, Тэ, пиздец, — воет лейтенант, прежде чем окончательно сорваться. У него ощущение, что всё тело горит огнём, он широко раскидывает бёдра, царапает свой пресс и выгибается дугой, выкрикивая имя любимого мужчины, когда кончает. Тугой узел развязывается, белёсой струёй выстреливая прямиком в горло коварного Змея, что самодовольно улыбается, медовым огнём в глазах прожигая насквозь. Он проглатывает всё до последней капли, целует подрагивающее тело и поднимается выше, чтобы слиться в нежном поцелуе с солоноватым привкусом, удерживая вес своего тела на руках. Чон обхватывает пальцами напрягшиеся бицепсы Змея, ловя первобытное ощущение восторга от скрытой в этом теле силы. Отрываясь от губ своего мальчика, Ким укладывается рядом, крепко прижимая к себе разгоряченное голое тело, оставляет нежный поцелуй на макушке и счастливо улыбается. Рука Чонгука скользяще движется вниз, наслаждаясь бугрящими мышцами под подушечками пальцев. Но когда он касается возбуждённого члена, обхватывает, его руку тут же останавливают, крепко сжимая запястье. — Гуки, малыш, насладись оргазмом. Не спеши. — Я хочу, чтобы ты тоже наслаждался, — задирает голову вверх, встречаясь с искрящимися глазами. — Ты думаешь, я не получил наслаждение от того, что мой любимый мальчик кончил? — красивая ухмылка на лице Змея заставляет щёки младшего залиться румянцем. — Самое восхитительное зрелище — как ты сдерживаешь оргазм, чтобы потом он снёс всё к чертям. Твоё тело покрывается мурашками и изгибается под немыслимыми углами, выставляя мне на обозрение скульптуру твоих мышц, которые ты, как я вижу, отлично тренировал последние девять лет. Когда ты такой — я получаю немыслимое удовольствие, Чонугк-и. А кончить я успею. Не спеши. Не отвлекаясь на споры, Гук тянется за поцелуем, чтобы напомнить им обоим, как сильно он любит этого мужчину. Есть особое очарование в послеоргазменных ласках и изучении тел друг друга, которое доступно лишь тем, кто влюблён. Никогда человек, не имеющий чувств и эмоций к сексуальному партнёру, не сможет испытать тот спектр ощущений, которые кроются в каждом нежном касании, в неспешном исследовании эрогенных зон, в тёплых, долгих, мокрых поцелуях и пронзительных взглядах, которыми безмолвно можно сказать о самом важном. — Я хочу сходить в душ и продолжить, — шепчет Чон, отдаваясь жадным поцелуям, которыми покрывает его шею Тэхён, чувствуя, что снова возбуждается. — Идём вместе, — сжимает его бедро Ви. — Все эти нелицеприятные процедуры… Не проще ли тебе подождать, когда я буду готов, чтобы мы продолжили? — зарывается рукой в чёрную густую шевелюру Гук. У него особый релакс — пропускать завитки волос Кима сквозь пальцы или сжимать в кулак, слегка оттягивая. — Тебе, может, напомнить, как мы и раньше делали это вместе, малыш? — скептически приподнимает бровь Змей. — У меня нет иллюзий о том, что ты срёшь бабочками и что ты всегда должен быть готов принять меня в себя. Зайчонок, я тебя люблю. Мне в сексе с тобой важен не факт присунуть, а позаботится о тебе и получить обоим удовольствие. Так что давай ты не будешь сейчас мне загонять про чистоту и романтику, а просто идём подготовим тебя во всех смыслах, потому что мы хотим этого оба. И если тебе вдруг не хочется, мы можем остановиться на том, что есть, но у меня на тебя большие планы, раз уж мы с тобой попали в незапланированный отпуск вдвоём. — Я тебе вдарю, если ты ещё раз из себя рыцаря будешь строить и сделаешь вид, что не хочешь засадить мне по самые яйца, качественно оттрахать и смотреть, как твоя сперма вытекает из меня, — портит всю романтику Чонгук, грозно глядя на своего мужчину. — Пиздец, — оторопело смотрит на него Ким. — Я тут джентльменом пытаюсь быть, малыш. Какого хуя ты в порно-террориста превратился? — Не джентльмена я в тебе полюбил, — усмехается Гук. — В душ. Быстро. От одного только «трахаться» из твоего рта у меня член дёргается, — тянет за собой, чтобы встать, закидывает на плечо и звонко хлопает по заднице. Лейтенант, свесившись вниз головой с крепкого плеча, оставляет следы своих зубов на любимом теле. Весь их настрой сбивает трель мобильного, оставленного среди вещей на первом этаже. Ким чертыхается, отпускает парня в душ и спешит вниз, чтобы ответить. — Да, — вся весёлость осталась там, с Чонгуком, со своими людьми Змей разговаривает отрывисто, без лишних эмоций. — Брат, я на свободе, — слышится в трубке довольный смех Сокджина. — Маска, твою ж мать, — с облегчением вздыхает Тэ. — Со скрытого звонишь? Без прослушек? — Обижаешь, — цокает Джин. — Блять, радостная новость, наконец-то, — улыбка Тэхёна слышна в интонации. — Ты домой или заляжешь на дно? Может, сказать ребятам, пусть привезут тебя к нам? — Чтобы слушать ваши стоны? Вы ж там трахаетесь как кролики, я уверен, — смеётся Сокджин. — Тебе организовать секс-эскорт или что за зависть в голосе? — закуривает сигарету Змей, довольно щурясь. — Да нет уж. Я бы предпочёл с одним конкретным человеком удовлетворить жажду, — вздыхает задумчиво Джин. — Что мешает? Сколько знаю тебя, любой человек, любого пола, на кого ты положишь глаз — всегда готовы для тебя. Тут что-то интересное? — Интересное не то слово. Но об этом потом. Тут птичка на хвосте принесла, что Веном территорию начал делить. А в понимании Венома делить — значит забирать всё. Понимаешь? — вмиг серьёзный тон голоса. — Блять, — Ви зарывается пятернёй в волосы, зажав сигарету между зубов. — Почему мне не доложили? — Не хотели отрывать от брачной ночи, — хмыкает Джин. — Да не ругайся на братву, они ж понимают, что ты сейчас не можешь порешать. Вам надо быть ниже травы, тише воды. И вымотаны оба, они вам отдохнуть дали, мне всё доложили. Правая рука, прости господи. — Серый кардинал, — хмыкает Тэхён. — Ладно. Дай мне часа три и вливаюсь в работу. — Слышь, — усмехаются в трубке, — ты мне не доверяешь? Если бы было ЧП, я бы сказал уже. Пока не лезем, но следим. С людьми Ворона лично встретиться не могу, меня пасут. Тебе тоже нельзя. Так что я отправил проверенного человека, не напрягайся. Сейчас разузнают с разных сторон ситуацию, потом мозаику вместе сложим и примем решение как быть. Не кипишуй. Насладись тишиной с любимым пацаном. Сам понимаешь, что будет дальше, никто не знает, Змей… Тэхён знает и понимает прекрасно. Тянет молча сигаретный дым, стряхивает пепел. — Уговорил. Жду новостей. Сбрасывая звонок, Ви тушит окурок в пепельнице и идёт прямиком в душ, чтобы жадно наброситься на своего мальчика, диким напором выгоняя из головы и сердца тревогу.