Иллюзия света (Illusion of light)

— Что с тобой стало? — Ты повторяешься, братик. Не устал задавать мне один и тот же вопрос? — спрашивает с яркой улыбкой Хосок. Он делает глоток виски, не сводя взгляда с лейтенанта. — Буду задавать его тебе, пока не пойму ответ, — Гук осознаёт, что эмоции взяли верх и разработанный ими план летит к чертям. Они договаривались, что он будет осторожен в поведении с Веномом, не будет задавать лишних вопросов и напомнит, что его выбор остаться со Змеем. Выслушать все требования, предложить помощь и обещать видеться, не отрицать единства, но и не соглашаться на воссоединение — дипломатический ход, казалось бы. Эти кровавые снимки всё испортили. — С чего ты взял, что со мной что-то произошло? Что вообще ты хочешь услышать, задавая такой вопрос, Чонгук? — откидывается на спинку бархатного стула Веном, покручивает в руках стакан с янтарной жидкостью, что бьётся о борта в попытке быть свободной. — Ты кромсаешь людей, словно они чёртово оригами. Заливаешь кровью город, который был для нас родным, ввергаешь людей в страх, вынуждая их бежать куда глаза глядят и считаешь, что я просто воссоединюсь с тобой как семья и буду участвовать в этой бойне? — жмёт руки в кулаки брюнет. — Что нам дал этот город, кроме вони заводов и борьбы за выживание? — Хосок нависает над столом, приближая лицо ближе к младшему. Он говорит тихо, но отчётливо. — Можно ли назвать людьми свиней, что выжимали из этого города все соки, набивая собственные карманы? И все ли бегут отсюда? Оглянись, — разводит руки широко в стороны, — из этого города невозможно сбежать простым людям. Таким же, какими были мы с тобой, Гуки. Думаешь, когда ты был маленьким, здесь не творили подобное паханы, делившие территорию вместе с живыми людьми, возомнив себя царьками? Не бежали те, кто хотел свободы от того, чтобы платить дань ОПГ? Я хотел для нас лучшей жизни, Чонгук. — Для нас? Ты уверен, что для нас? В том плане, что ты реализовывал, вообще было место для меня? За девять лет твоей фиктивной смерти я не заметил, что это про нас, — младший снова припоминает жестокое отсутствие брата. — А кто тебя просил в ментовку поступать? Я же даже связаться с тобой не мог, тебя пасли. Я пять лет сидел ниже травы, тише воды, всё чужими руками делал, — в глазах Венома огонь разрастается, отражаясь в таких же упрямых напротив. — Ты знаешь, как это сложно практически с нуля создавать группировку? У меня было с десяток своих людей, мозги, деньги и паханы, от которых мне надо было скрываться, чтобы не сорвали мой план. Думал, зачищу следы, окрепну и к тебе. Забирать. А ты там сидишь, погоны наращиваешь! — Ты правда думаешь, это веская причина? — улыбка, кривым оскалом появившаяся на лице Гука, слишком сильно отдаёт отчаянием. — Девять лет. Хосок, я похоронил тебя девять лет назад. Единственного родного человека. Ты молчал. О какой «нашей жизни» ты сейчас говоришь вообще? — Пошли прогуляемся, — резко встаёт со своего места Чон старший. Он тянется к карману бежевого, идеально сидящего на нём пальто, достаёт сигареты и закуривает, стремительно двигаясь к выходу из ресторана, даже не обернувшись проверить, последует ли за ним брат. Чонгук хмуро сверлит спину мужчины, прежде чем двинуться следом. — Всё в порядке, — кивает он Тэхёну, тут же оказывающемуся рядом. Хосок коршуном вылетает из здания, застывает, запрокинув голову к небу, и вдыхает воздух вместе с сигаретным дымом. Грудь, разрисованная чернилами татуировок, вздымается под обтягивающей белой шёлковой рубашкой с золотыми узорами. Ему нравятся такие принты, хотя Чимин сотни раз говорил ему, что это цыганщина. Чон любит золото. И плевать он хотел, в тренде это или нет. — Стоять всем здесь. Нам с братом надо поговорить, — приказом, не терпящим возражений, сплёвывает Веном и двигается стремительно вперёд, словно торопится. Сжимая кулаки до хруста, Змей кидает взгляд на Чонгука, но тот лишь молча даёт понять, что справится сам и нагоняет быстрыми шагами брата. — Ты стал уязвим, — шёпот Маски отдаёт неприятным уколом в области сердца. — Выбирая между быть одиноким и сильным, или быть уязвимым, но с любимым человеком, я выбираю второе, — тихо, но уверенно отвечает Ви. Он закуривает, выпуская яд в сторону, не спуская глаз с удаляющихся вперёд фигур. — Страшно потерять его? — Сокджин стоит чуть за спиной, безмолвно оказывая поддержку, которая, он знает точно, сейчас нужна. — Страшно, — соглашается Тэхён, выдыхая очередную струю дыма. — Ты понимаешь, что этот страх мешает тебе? — осторожно уточняет Маска. Тэ молчит. Понимает ли он? Он усмехается сам своим мыслям. Докуривает сигарету, так же напряжённо рассматривая идущих впереди и беседующих мужчин. Втаптывая окурок в асфальт он, наконец, отвечает: — Я не видел особого смысла в жизни до встречи с ним. Молодость, деньги, кровь, алкоголь, хаотичный секс. И пустота. Абсолютная пустота. Ты не боишься ничего, потому что понимаешь, если тебя убьют, никто даже на могилу не придёт. Ну, братва разочек для правильности, — хмыкает Змей. — У меня не было друзей. Были только подельники. Я жил, не доверяя никому, ни к кому не привязываясь, не потому что монстр такой, а потому что жизнь научила. И тут мне на голову сваливается этот мальчуган. Джин, он же мальчишка совсем был. Это сейчас он красивый мужчина, а тогда был смешной зайчонок. Но чем больше я его узнавал, тем сильнее в груди теплело, словно айсберг растапливали. Я так злился на себя, когда понял, что всё, приплыли. Не просто влечение, которое пройдёт, стоит только потрахаться пару раз, а совсем беда. Влюбился. Я ни разу в жизни не влюблялся, клянусь тебе. Месяц от силы, и мне скучно до тошноты. А этот… — на губах Тэхёна улыбка, которая выдаёт с потрохами. Та самая, по которой сразу можно понять: человек любит сумасшедше сильно. — Чонгук то, ради чего стоит быть уязвимым. Я не могу умереть лишь потому, что ему будет больно. Так бы уже давно под пулю подставился, шансов было предостаточно. — Если его обидят, ты же заживо сожрёшь. В зверя превращаешься рядом с ним. Не тронь — убьёшь. Я такого не видел никогда раньше. Думал, сказки и выдумки. А нет. Бывает, оказывается. И хрен знает, это подарок судьбы или наказание, — вздыхает Сокджин. — Сам не пойму, — честно признаётся Змей. — Киллеры на местах? Мне не нравится, что они так долго разговаривают. — На местах. Но его люди тоже нас под прицелом держат, — кивает Маска. — Хм, — задумчиво трёт шею Тэхён. — Ты дал мне интересную мысль сейчас. — Какую же? — удивляется Джин. — Мы с Хосоком из одной группировки. Он хорошо знает мои действия, мою манеру планирования. Это даёт ему преимущество. А вот я его как Венома не знаю. Но я знаю его как Джей Хоупа. Стоит подумать об этом, — снова закуривает Ви, щуря глаза, чтобы по губам остановившихся поодаль от них родственников читать обрывки разговора. Чонгук слушает старшего брата внимательно. Сейчас, когда они практически наедине, Хосок разговаривает иначе. Или младшему так лишь кажется. — Гук, я понимаю, что тебе сложно простить моё отсутствие длиною в девять лет, — смотрит прямо перед собой, голос уставший. — Знаю, что тебе было тяжело. Но, к слову, Змея ты простил и очень быстро. Я рассчитывал, что он позаботится о тебе. Но он тебя бросил и… — Он не бросал меня, Хо, — цокает Чонгук, закатывая глаза на эту попытку перевести стрелки. — Не перебивай и выслушай, — поднимает руку в затыкающем жесте Чон старший, хмурясь. — Всё пошло не так, как я планировал. Да, я отличаюсь от того, кем был тогда. Сейчас я умнее и сильнее. Но тогда мне было опасно забирать тебя, как и говорить правду. Правду о том, что я жив, знал только Змей. Но остальные могли догадываться. Рисковать твоей жизнью, а не только своей, объявляясь раньше нужного срока было бы подло с моей стороны, ты же понимаешь это? Что я мог тебе дать? Опасность, каждый день по лезвию ножа, вечно скрываться. Рассказать тебе сколько личностей я поменял за это время? Считаешь, мне стоило во всё это дерьмо окунать и тебя? — Ты превратился в чудовище, — не спорит с доводами брата Гук, но напоминает суть причины, по которой не хочет никакого воссоединения. — Чудовище? Снова поговорим о святости? В твоих глазах Винный змей не является таковым, а родной брат — да? — хмыкает Хосок, вышвыривая окурок и пряча руки в карманы пальто. — Змей не убивает без причины, не режет на коже людей послания. Ты выбрал этот символ «V» для того, чтобы подставить его, ведь так? Ты сразу задумал это, — озвучивает давно пришедшую в голову мысль. — Как же ты за него переживаешь, — поднимает глаза к небу Веном. Он не отрицает догадку брата. Губы растягивает ядовитая ухмылка. — Да, помню, как ты подсел на него, как на иглу. Иногда мне кажется, что лучше б ты так на наркоту подсел. Оттуда хоть слезть можно. — Ты же сам говорил, когда уходил, зная, что не вернёшься, что обо мне теперь есть кому позаботиться, а теперь обвиняешь его в том, что он этим и занимался? Хосок, почему ты его так ненавидишь? Если бы не он… — Если бы не он, ты бы сейчас не ерепенился и без лишних выебонов воссоединился со мной, Чонгук, — обрывает его старший, придавливая тяжёлым взглядом. — Хо, — останавливается Гук, без обвинений глядя на брата, — да я бы не дожил до этого дня без него. Как ты не понимаешь? Я слишком слаб, чтобы выжить один в этом мире. — Ты никогда не был слабым, Чонгук, — кладёт ладонь на плечо брату Веном. — Когда родители бросили нас, ты полтора года просыпался по ночам и звал маму. Плакал. Я всегда был рядом. Когда бабка била тебя маленького палкой за то, что ронял крошки хлеба, я ломал эти палки. Когда жрать было нечего, я шёл и воровал, потому что зарабатывал честным трудом грузчика мало, а на большее никто не брал такого отброса, как я, без образования. Откуда ж ему взяться, образованию, если у меня на руках маленький ребёнок, который дороже, чем собственная жизнь? Я отбивал тебя у социальных работников в прямом смысле этого слова. И когда уже к стенке припёрли да, я пошёл рабом Ворона. Рабом, Чонгук. Я пахал как проклятый на эту жирную скотину, приносил ему мешки денег в благодарность за то, что помог с документами, чтобы тебя и жильё оставили мне, а не отдали государству; в благодарность за то, что из грязного грузчика стал кем-то, кто мог позволить себе хорошую обувь, а не драные кеды, новый спортивный костюм с модными тремя полосками, а не тельняшку в заплатках, провонявшуюся потом и слезами отчаяния. Я же сказал тебе, я хотел лучшей жизни для нас с тобой. Ты никогда не был слабым, потому что я всегда стоял за тебя, не чураясь самой грязной работы. — Но теперь… что теперь, Хосок? — Гук впервые за это время видит, сквозь маску мести и жестокости, брата, которого любил всем своим сердцем. — Чонгук, хватит искать какие-то причины и оправдания, — цокает Хо. — Ты хочешь знать, почему я стал тем, кто я есть, почему я Веном? Истина вполне простая. Мне нравится власть. Мне нравится, что люди боятся меня. Я выбрал этот путь много лет назад, когда у меня на руках был голодный маленький брат и не было возможности учиться, а каждая посредственная свинья в городе, которой повезло лишь чуть больше, чем нам, тыкала мне моим происхождением и никчёмностью. Они швыряли мне объедки, делая вид, что я должен быть им благодарен за эти помои и за то, что они великодушно разрешили мне работать на них. Но за что я должен был кланяться им в ноги? За то, что добросовестно работал за копейки? — тени прошлого языками пламени разгораются в тёмных зрачках, меняя солнечный цвет радужки его глаз на кровавый закат. — Знаешь, чья кровь на моих руках появилась первой? Старой карги, на которую нас бросили собственные родители. — Хосок, — шёпотом выдыхает ужас Чонгук. — Тогда ещё не делали вскрытия, не проводили никакие экспертизы, — Веном игнорирует реакцию младшего брата на его признание. — А мне всегда нравилась химия и биология. Яды — это нечто потрясающее. Одними можно вылечить, другими — убить. Смотреть, как она избивает тебя, ломает, слушать её вечное карканье, что мы отребье и ничтожества… было невыносимо. Все они, каждый из них, кто считал нас с тобой помоями, кто втаптывал в землю, делая вид, что подают руку помощи, — он улыбается ярко, ликующим сумасшествием, — все поплатились. И ты хочешь сказать мне, что я не должен получать удовольствия от той власти, которой теперь обладаю? Серьёзно? Я чудовище, а не они все, кто заставил меня понять, что мне не нужны просто деньги, я хочу нагнуть всех, кто вытирал об меня и моего брата ноги? Хочу, чтобы они корчились от боли, а не просто сдохли. Хочу видеть их мучения, видеть, как они обсыкают свои штаны от страха передо мной, зная, что я могу с ними сделать. Мне это нравится, Чонгук. И я не собираюсь поступать иначе. — Я не могу этого принять, Хо. Это жестоко. Бесчеловечно… — Бесчеловечно, — улыбается ещё шире Веном. — Человечно, — играет словами, посмеиваясь. — После всего, что я тебе сказал, ты хочешь поговорить о человечности? Он смеётся. Громко, искренне. Там нет ноток истерики. Из его глаз текут слёзы — так смешно ему слушать про человечность. — Гуки, — хохочет Веном, — ты неисправим. Человечность и справедливость — две иллюзии, ложь этого мира, в которые ты до сих пор веришь, солнышко. Это сказки для дуралеев. Для тех, кто должен покориться системе. — Это два принципа мирного сосуществования людей, а не сказки. Иллюзия — считать, что власть и месть — то, ради чего стоит жить. Что будет с твоей жизнью, когда ты всем отомстишь, Хосок? — Дурак, а говоришь, как умный, — перестаёт смеяться, но всё ещё улыбается Веном. — Гуки, я не отпущу тебя. Ты мой брат. Мы должны быть вместе, как семья. Этот город принадлежит нам. Всё наследство Ворона я отвоевал у его никчёмных шакалов за неделю, когда ему потребовались месяцы, чтобы захватить всё это. Я власть. И ты моя кровь. — Хо, я остаюсь со Змеем. Никакой войны не будет. Просто отпусти меня, — спокойно, как ему кажется, говорит Чонгук. — Я благодарен тебе за всё. Хочешь, мы можем видеться, когда это будет возможно, но… — Видеться? Может, на рождество, семьями? — смеётся Веном и ничего хорошего этот смех не предвещает. — Или каждое второе воскресенье месяца? Как тебе? Алименты мне платить Змею или сразу тебе на карту кидать? Какого чёрта, Гук? — Этот разговор ни к чему не ведёт. Ты злишься, ты не слышишь меня. Я хочу быть с ним. — Я не запрещаю тебе быть с ним. Пусть встаёт на мою сторону. Любимый мужчина моего младшего брата, я готов принять его, несмотря на прошлое и его предательство. — О каком предательстве ты говоришь? Он помог тебе! Помог и ничего не сказал мне, ценою наших с ним отношений! — Тебя послушать, так он чёртов ангел. Видел его в работе? Нимб у него что-то смолой залит. Оба тяжело дышат, повышая тон. Мирный разговор вспыхивает пожаром ссоры, который пламенем блестит в глазах, обращённых друг к другу. Ни один не хочет уступать. Чонгук искренне не понимает, почему брат не может просто отпустить его. — Я не оправдываю его. Но без него я не хочу жить. — А без меня хочешь? — Без тебя я жил девять лет. Ты всегда жив в моём сердце. — Это твой окончательный ответ, Чонгук? — холодным спокойствием уточняет Веном. — Да. Прости меня, — тихо отвечает брюнет, чувствуя сожаление, что так, а не иначе. Хосок резко разворачивается, двигаясь в сторону Змея. Полы его пальто развиваются, делая его похожим на одного из всадников Апокалипсиса. — В моих правилах выставить счёт, прежде чем потребовать оплату, — ядовито улыбается Веном, останавливаясь в паре шагов от фигуры в чёрном. Ничего не отвечая, Винный змей лишь вопросительно приподнимает бровь, локтем, прижатым к боку, ощупывая глок. — Ты забрал у меня брата. Ты забрал моего киллера, хотя прекрасно знаешь: если глава ОПГ принимает решение убрать своего человека, никто не имеет права вмешиваться. Ты прикрываешь шкуру мусора, который сдал моего брата под трибунал, — ледяным тоном, сквозь всю ту же сумасшедшую улыбку перечисляет Хосок. — Змей, ты облажался. — Хоуп, — ловит Тэхён презрение от прошлой клички в глазах бывшего напарника, — я давно не состою в ОПГ и не обязан соблюдать законы этих структур. Твоего киллера я не забирал. У парня вторая жизнь. И в этой жизни он тебе ничего не должен. Капитана прикрывает твой брат. Воевать с тобой я не собираюсь. А по счетам мы с тобой сочлись, когда я вместо того, чтобы убить тебя, помог. Ты прекрасно знаешь, что гнил бы сейчас под землёй, если бы я тогда отказался помочь тебе в организации твоего плана. Хочешь обвинить меня в том, что твой брат любит меня? Так ты прекрати его перетягивать как одеяло и общайся с ним. Он же от любви к тебе, как к родне, не отказывается. Улыбка становится шире, когда Веном наклоняется к сосредоточенному лицу своего бывшего друга, чтобы прошептать: — Оглядывайся, гадюка. Твоя изворотливость тебе больше не поможет. Губа дёргается в оскале, но Ким молчит, замораживая инеем тёмных глаз. — До встречи, братик, — Хосок оборачивается к подошедшему парню и, не дожидаясь ответа, уходит в сторону своего танка, иначе прозвать его машину нельзя. — Что он тебе сказал? — напряжённо спрашивает Гук, разглядывая демонов, что поднимаются в глазах любимого мужчины. — Всё в порядке, малыш, — Ви теплеет взглядом, переводя фокус внимания на младшего, — я так понимаю, не договорились? — Ему не понравился мой ответ, — вздыхает тяжело Чонгук. — Что нам теперь делать? — Воевать, — хмыкает Джин, взглядом провожая кортеж Венома. — Нет. Мы поступим иначе, — мягко ведёт по щеке парня Тэхён, наслаждаясь его близостью. — Он считает меня предателем? Значит, так и будет. — Что ты задумал? — чувствует нарастающую тревогу Гук. — Поговорим об этом позже, — улыбается ему Змей, прежде чем обернуться и отдать приказ. — Маска, у нас план «Б», поехали, — закидывает между зубами сигарету, снова возвращая внимание ничего не понимающему Чонгуку. Он берёт его за руку и ведёт к одной из BMW. — Мы с тобой немного прокатимся, малыш. — Думаешь, Хосок отправит за нами хвост? — догадывается младший. — Твой мозг — второе, за что я в тебя влюбился, — улыбается Тэхён, касаясь губами виска парня. — А первое? — льнёт к нему Чонгук, прогоняя волнение. — За красоту, конечно же, — смеётся Тэ, тут же получая тычок в бок. Они долго колесят по городу, но не бездумно, а по какому-то непонятному пока что Чонгуку маршруту. Напряжение не отпускает, заставляя его погрузиться в тяжёлый омут размышлений. — Зайчонок, — ладонь Кима ложится на колено младшего, привлекая его внимание, — о чём думаешь? — Думаю, что я сделал не так, что мой брат стал таким человеком, — честно признаётся Гук, касаясь пальцами тёплой родной ладони. — Почему ты снова делаешь это? — старается не злиться Тэхён. — Берёшь на себя ответственность за него. Зачем? — Я был единственным его родным человеком. Я был его семьёй. Почему я не смог предотвратить его превращение в такое чудовище? — поглаживает мозолистые пальцы Чон, успокаивая. — Он сам выбрал превратить себя в кровожадного вершителя судеб. Ты не при чём, Гуки, — настаивает Змей. — Почему он просто не может принять то, что я не отказываюсь от него, как от брата, но мне больно видеть то, во что он себя превратил? Я хочу остаться с тобой, но после нашего с ним разговора, я мечтаю, чтобы он остановился, чтобы до него дошло, что все эти бойни и кровопролития не являются смыслом жизни. Одно дело знать, что он мёртв, что убили, и другое, знать, что он жив, но сам убил самого себя. Хочу, чтобы вернулся мой брат, — закрывает глаза Чонгук, откидываясь на спинку сиденья. Он до боли сжимает их переплетённые пальцы. — Если бы можно было отмотать время назад… Звонок телефона прерывает рассуждения. Ви отвечает отрывисто, слушает отчёт, хмурится, высвобождает ладонь из хватки Чонгука, чтобы следом набрать другой номер: — Джин, за тобой хвост. — Понял. Увожу, — отвечают ему спокойно. — Это не Веном, — режет злостью в голосе Тэ. — Что? — непонимающе уточняет Маска. Вот это действительно удивительная информация. — Это не люди Венома. Выясняем кто это. Будь на связи. — Какого чёрта? — последнее, что успевает воскликнуть Сокджин, прежде чем звонок сбрасывают.